Текст книги "Новая жизнь. Финал (СИ)"

Автор книги: Виталий Хонихоев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 17 страниц)

Глава 23

Глава 23

Как говаривал Лев Николаевич Толстой – все счастливые семьи счастливы одинаково, а каждая несчастная семья несчастна по-своему. Так говорил Лев Николаевич и уходил в баньку, прижимать грудастых крепостных девок и хлестать их вениками из дубовых листьев.

Особенность нашей семьи в том, что счастьем в ней делятся охотно. Расплескивают вокруг, вливают в глотку и размазывают по поверхностям. А вот несчастье каждый держит при себе. Угрюмо молчит Хината, она изучает плавающие чаинки в своей кружке. Молчащая Хината – само по себе зрелище не самое обычное, даже ранним утром у моей младшей сестренки всегда есть что сказать. Иногда, кажется, что она не заткнется, даже если ей рот скотчем залепить, начнет азбукой Морзе отстукивать или там жестами как глухонемые, потому что так много всего сказать охота. Так было всегда. Но сегодня утром – не так. Она молчит и смотрит в свою кружку. И в обычное время мама обязательно поинтересовалось ее состоянием, спросила бы, что случилось, докопалась бы до истины и наказала виновных. Поощрила непричастных и закрыла бы ситуацию.

Но сегодня – молчит и мама. Она все еще наша мама, она приготовила завтрак, она накрыла на стол, она расставила приборы и тарелки с чашками, она сделала все, что делает с утра. Как всегда. Вот только ее движения… так двигается человек, у которого что-то очень сильно болит внутри, она медленней чем обычно и подолгу задумывается перед тем, как совершить простейшее движение, дважды уронила половник и едва не поставила чашку мимо стола.

Она словно бы не здесь, а где-то далеко. Ее лоб разрезала вертикальная морщинка между бровями, а губы слились в одну полоску. Ее кожа как будто стала серой, она и сама стала неприметной и маленькой, куда делась повелительница дома Такахаси, гордая владычица над всеми, кто проживает в этом доме, негласная глава семьи?

Мама молча разливает чай, достает из кофеварки чашку, ставит ее перед отцом и делает приглашающий жест рукой. При этом – ни единого звука не срывается с ее сжатых губ. Сама она – не садится за стол с нами, а так же, молча – удаляется в свою комнату.

Отец, который сидит во главе стола – мрачно пододвигает к себе чашку с утренним кофе. Он тоже молчит. Стискивает кулаки, костяшки пальцев – белеют. В таком состоянии я вижу его впервые. Хината бросает на него быстрый взгляд и съеживается. И это я тоже вижу в первый раз. Хината – его любимая доченька, уж она ему хоть на голове танцевать может, он обычно только улыбается и радуется. Но не сегодня. Сегодня она старается не попадаться ему на глаза и вообще вжаться в стенку и сделать вид что ее нет.

Меня эта депрессивно-нуарная атмосфера тоже напрягает. Все-таки легко привыкнуть к хорошему. Легко и быстро. Вот и я привык, что у меня не семья, а стая розовых единорогов из сказки, каждый день, не смотря на любые трудности, невзирая на погоду, политику или отсутствие денег – у нас в семье была хорошая погода. Утренняя улыбка мамы, мягкие губы, обозначающие поцелуй в лоб, «доброе утро, сынок», сказанное искренне и тепло. Веселая и ни к чему не обязывающее словесное «тра-та-та-та-та!», пулеметной очередью от Хинаты, которая аж на стуле подпрыгивает от энтузиазма и строгое мамино «сперва прожуй, а потом говори!». Счастливый взгляд отца, брошенный на Хинату с тайной гордостью, при этом он изо всех сил сдерживает улыбку, но долго ему не удается продержаться, и он поддерживает Хинату в ее энтузиазме. С такой же гордостью и любовью отец смотрит и на маму, когда она отворачивается к рисоварке или горящей плите, смотрит и любуется. «Хватит читать за столом!» – всегда говорит ему мама, повернувшись, а он всегда отвечает что-то вроде «Ммгм» и наконец откладывает свой планшет в сторону. Хината поддразнивает меня, мама говорит что-то в духе «в школу опоздаете, ешьте скорей» и выкладывает на барную стойку наши бенто. В самых обычных пластиковых контейнерах, самые обычные бенто. И мы ели скорей – самую обычную еду. Но даже самая обычная еда за таким столом всегда становилась вкусней.

Сегодня же я ковыряюсь в безвкусном омлете, он словно сделан из пористой резины и такой же на вкус. А уж чай и вовсе как горячая, покрашенная вода.

У отца в руках трещат, ломаясь, палочки из бамбука. Хината вздрагивает от этого звука. Каждая несчастная семья несчастлива по-своему, да? Отец разжимает кулак и с удивлением смотрит на треснувшие палочки.

Мне очень охота по столу ладонью треснуть и сказать все, что я думаю. Как-то выправить атмосферу поражения и депрессии. Сказать, что мы, в доме Такахаси – не сдаемся просто так. Что до тех пор, пока мы друг у друга есть – все преодолимо. И сказать папе, чтобы прекратил пугать Хинату, он же потом сам пожалеет. Хрен с ним со мной, я большой мальчик, но для нее он не просто отец, он – кумир, призма, через которую она будет оценивать всех мужчин в своей жизни. А я не хотел бы чтобы моя маленькая сестренка вот так вздрагивала от страха.

Но… не сейчас. Он не послушает меня. И мама меня не послушает. Статья в «Токио Дейли» разорвала самое важное в нашей семье – доверие. Отец не верит маме, он-то помнит, что она намеренно скрывала от него детали автобиографии, все эти портовые драки и прочее. А раз что-то одно утаила, то может и в другом соврала?

Мама же обижена на него за то, что он ей не верит, нет, это не то слово. Она в ярости. Она себя, конечно, сдерживает, но я вижу, как у нее ноздри раздуваются. И не только отец в этом виноват, хотя и это тоже. Но ее выгнали из комитета соседей по благоустройству квартала, а она так гордилась тем, что была заместителем главы этого комитета. С ней демонстративно отказываются здороваться соседи, а сегодня с утра какой-то умник написал на стене нашего дома оскорбление. Она в магазин сходила и сразу же была остракизму подвергнута, тотальный игнор самого ее существования, ее попросту перестали замечать. Если бы не камеры вокруг и не ее железное терпение, будьте уверены, что количество людей, обратившихся к врачам с сотрясением мозга в нашем квартале, резко взлетело бы вверх.

А Хината… ей просто страшно. Ее привычный мир вокруг – разваливается на части, прямо у нее на глазах. Все, что было фундаментом ее существования, что было тылом, крепостью, местом, где безопасно – все это разваливается, а другого у нее нет. Потому она вздрагивает от резких звуков. Сейчас она сбита с толку, не знает, что делать и чувствует себя совершенно беспомощной. Мне знакомо это чувство. Отвратительней его нет ничего в этой жизни. Уверен, в школе ей дали почувствовать, что она теперь – пария. Просто потому, что ее семья – парии. Дети умеют быть жестокими, обожают быть жестокими и часто жестоки. Даже ее подружка, Айка – и та у нас не появляется в последнее время. Поссорились? Или она просто решила держаться от Хинаты подальше, пока все не разрешится? Жаль, я был о ней иного мнения, но ведь только так и познаются друзья – в беде. Тусить вместе в школе, ходить в караоке, сплетничать о парнях или девчонках, обмениваться фоточками и ходить по магазинам – легко. Поддержать человека в момент, когда все против него – вот это тяжело. А в этой стране – вдвойне тяжелей. Тут «облико морале» превыше всего, главное тут – в коллективе не выделяться и быть как все. А у нашей семьи, благодаря статье в «Токио Дейли» моральный облик в глазах общества ниже плинтуса. Отец – рогоносец, ему вроде меньше всего досталось, над ним похихикать можно и даже пожалеть немного, вот какой тряпка, чужого сына растит, жена ему рога с Кумой наставляет, и хорошо, если только с Кумой. Мама – подстилка босса мафии, сама из «Портовых Девчонок», бывшая преступница и хулиганка, обманом пытающаяся влиться в нормальное общество. Я же – внебрачный сын босса якудзы, насильник, преступник и все такое. Все мне припомнили, и «Колу Джап» и фоточки Томоко в общем чате и драки на школьном дворе и даже Нобу-сенпая.

Я встаю из-за стола, так же молча, как и все остальные. Прохожу в прихожую, надеваю обувь и выхожу на улицу. Такое чувство, словно из склепа вышел – душно дома, спертый воздух не дает дышать, давит на грудь. Встаю у стены дома и жду. Говорить сейчас бессмысленно. Смотрю вверх, в пасмурное небо и жду. Наконец хлопает дверь и на улицу вылетает Хината, она так же, как и я – хватает ртом воздух, вырвавшись из дома.

– Хината. – говорю я и она останавливается. В ее глазах – мрачная решимость.

– Чего тебе? – говорит она, насупившись: – не пойду я в школу все равно. Не пойду. Там…

– Да знаю я. Я и сам хотел тебе предложить сегодня в школу не ходить. Может даже всю неделю. – говорю я и она – отступает назад на шаг. Недоверчиво смеривает меня взглядом.

– Чего это ты? – спрашивает. У меня есть много мотивов, как скрытых, так и явных. Начать с того, что сейчас для нее в школу ходить – это мучение. Дети могут быть жестоки и обязательно будут. Толчки, подножки, шипение по углам, соком залить учебники или попросту игнорировать существование – много есть средств у школьников в арсенале. Учиться в таких условиях трудно и практически невозможно, а уж уровень стресса и психологической травмы и вовсе переоценить сложно. Вывод – толку от такого обучения нет. Кроме того, когда она в школе, мне сложней обеспечить ее безопасность, а с учетом того, что Зрячий явно на тропу войны с нами вышел – уж лучше перебдеть, чем проворонить. Шизуку вон похитили, а она не моя сестра, ворон на улице не считает, в телефоне прямо на ходу не зависает. И еще целая куча причин. Но для моей сестры важнее всего то, что я предлагаю ей альтернативу.

– Сейчас Косум подъедет, – говорю я: – поехали вместе в «Логово Злодейки». Там и будешь учиться. Ну или в видеоигры играть и караоке петь, у Бьянки места полно и даже звукоизолированные помещения есть. Только руками везде не лезь, сперва у нее спрашивай.

– Серьезно? К Бьянке-сама? – проверяет она мой зрачок на «буллшит». Зрачок у меня самый что ни на есть правдивый и стабильный, так что она успокаивается.

– Хорошо. – кивает она и я наконец вижу на ее лице улыбку: – я тогда «Принцессу Рону» пройду! На большом экране! И с вкусняшками!

– По дороге купим, а уж потом тебя высадим – киваю я. У Бьянки в «Логове Злодейки» полно еды, она ж вечно к зомби-апокалипсису готовится или к осаде. Но вся эта еда в виде протеиновой пасты и консерв, все необходимые белки-жиры-углеводы-клетчатка-минералы в одном флаконе. Невкусно, пусть и питательно. А Хинате сейчас нужны чипсы, газировка, сладости и ведро попкорна.

– Меня высадим? А ты куда? Разве не к своей ненаглядной? – подозрительно прищуривается сестренка.

– Нет. Мне тут в голову пришло. Поговорить нужно кое с кем. – отвечаю я. Из-за угла вылетает автомобильчик в дикой, кислотой окраске с надписью «Pussywagon» и останавливается перед нами. За рулем Косум, она злая и энергичная. Вот кто под давлением в алмаз превращается. Чем больше на нее давишь – тем она злее. Гвозди бы делать из таких вот девиц.

– Привет, босс. – говорит она, опустив окно передней двери своего автомобильчика: – ну что, поехали?

– Чего встал – напяливай перчатки. – так приветствует меня Нобу-сенпай. Он тут же скидывает с плеч мастерку и крутит руками, разминая плечевые суставы: – вон те возьми, поменьше.

Я молча (сегодня такой день, время собирать камни) – иду в угол, переодеваюсь и надеваю перчатки на руки. Прыгаю, разминаясь, кручу шеей, разминаю локтевые и плечевые суставы, делаю парочку выпадов в воздух.

– Иди сюда уже. – говорит Нобу: – чего там машешь в воздух. – он приподнимает канат на ринге. С самого утра в зале «Школы Бокса» пусто, с утра все нормальные японцы на работе или в школе. Занятия – вечером или в обед. Так что в зале только мы вдвоем, а Нобу-сенпай словно бы тут и живет, как ни зайду – вечно он тут.

Запрыгиваю на ринг, кручу шеей в стороны, разминаясь. Слежу за Нобу-сенпаем в углу ринга. Он спокоен и сосредоточен, впрочем, как и всегда. Вот кто столп и фундамент моего мира тут, вот к кому я всегда могу прийти, будучи уверенным в том, что он останется прежним. И совет даст дельный и в морду тоже дать может. А мужчинам время от времени в морду получать надо, как без этого? Без этого у мужчины возникают иллюзии в своей неуязвимости и бессмертности. А так – получил в морду и осознал все свое величие перед лицом Вселенной, а вернее – полное отсутствие такового. Нет никакого величия, а ты только что в морду получил, вот и все.

– Что, совсем хреново? – спрашивает он, поднимая перчатки и делая шаг к центру ринга. Протягивает перчатку вперед, и я тычусь в нее своей перчаткой, приветствие.

– Да не сказал бы. – отвечаю я: – бывало и хуже. Но…

– Но? – перчатка проносится перед самым лицом, едва успеваю убрать голову. Нобу-сенпай церемонится и играть не станет. Голову может и не оторвет, но уж почувствовать свое ничтожество – завсегда готов дать. Широкий спектр ощущений.

Бросаюсь вперед, выверенная серия джэб-джэб, хук, он принимает джэбы на перчатки и уходит в сторону от хука, я проваливаюсь, и он легонько шлепает меня перчаткой в ухо. Легонько – только выглядит так со стороны, а у меня звон в ухе и искры из глаз! Собираюсь.

– Совсем ты брат форму потерял. – констатирует Нобу: – ноги отстают, а голова и вовсе в облаках витает. Сосредоточься.

–… – ничего не говорю. Сейчас нет смысла говорить. Снова иду вперед. Разведка. Пробую защиту Нобу под разными углами, он отстреливается короткими прямыми, даже не ударяя, а обозначая атаки. Танцуем.

– Смотрю я на тебя и думаю, – говорит Нобу-сенпай, плавно перемещаясь по рингу: – чего ты такой смурной? Неужели проигрывать не умеешь? – он на мгновение исчезает из виду, но я этот его трюк уже видел в деле я успеваю отпрыгнуть в сторону и подставить перчатку под удар. Успеваю, но все равно удар сотрясает меня, даже в перчатку, даже в выставленную защиту – потрясает. Выдыхаю, пытаюсь в контратаку, но тут же отступаю назад под градом ударов.

– Смотри-ка, научился, – недовольно ворчит Нобу-сенпай, тоже отступая назад: – ну хоть так.

– Как коленка? – спрашиваю я, зная, что от такого вот трюка у моего сенпая почти гарантированно коленка к черту летит. Это Наояма «Призрачный Мангуст» такой нижний брейк на ринге может вытворять без последствий для суставов, ну так он молодой и вес у него сверхлегкий, мухач одним словом.

– Коленка хреново. – сообщает мне Нобу: – но мне Морико-тян какую-то мазь китайскую достала, каждый вечер втирает, так что болей почти нет. Правда, каждый раз как я так вот делаю – потом опять начинает.

– Так вы с Морико все еще вместе? – удивляюсь я, вспоминая жизнерадостную полицейскую, напарницу Ои «Три Проповеди» Таро.

– От нее избавишься. – ворчит Нобу: – она же настойчивая и целеустремленная. Заставила меня к ней переехать. Если все так пойдет, то, наверное, женюсь.

– Серьезно⁈ – я аж руки опускаю, о чем немедленно жалею, короткий прямой и вот я уже сижу на заднице посредине ринга.

– Серьезно. – говорит Нобу и протягивает мне руку в перчатке, помогая встать: – а ты не отвлекайся.

– Это ж радость то какая. Нашлась та, что вас охомутала, Нобу-сенпай. – говорю я, и осторожно трясу головой, проверяя себя на сотрясение: – а на свадьбу пригласите?

– Будет скромная церемония, никаких банкетов. – предупреждает меня Нобу: – Морико стесняется.

– Так. – говорю я и вспоминаю жизнерадостную и голую девушку, которая скакала верхом на Нобу до самого утра: – мы про одну и ту же Морико говорим тут?

– А я смотрю, ты решил, что можешь больше болтать, чем боксировать. – Нобу-сенпай снова исчезает из поля зрения и на этот раз я не успеваю!

Когда я открываю глаза, то не сразу понимаю, где я и что со мной происходит. Некоторое время я смотрю в потолок, пытаясь это осознать. Я лежу на спине, на ринге. Рядом, скрестив ноги по-турецки – сидит Нобу, он уже снял перчатки и положил их рядом.

– Я еще могу, – говорю я, садясь: – чего…

– Сиди, – коротко бросает мне Нобу: – какое там. На сегодня тебе хватит. Что случилось то?

– Болото какое-то, – признаюсь я: – что ни делаю – только хуже становится. Противник меня по всем фронтам обходит, такое количество проблем мне доставляет, что я едва-едва реагировать успеваю.

– Было у меня как-то раз такое. – говорит Нобу и откидывается назад, опираясь руками на прорезиненный пол ринга: – был тако й противник. На голову выше меня в плане техническом, да и опытней. В третьем дивизионе за Сейтеки я тогда выступал. За выход в национальные соревнования. Тоже, такой… быстрый, техничный и сильный. А я всегда середнячком был, этим и пользовался. Если кто сильнее был – так я техникой брал. Кто техничней – за счет силы и выносливости. А этот… все у него было лучше, чем у меня. И быстрый, и сильный, и опытный. Вот тогда, на ринге я и подумал, что зато я – самый упорный. Что я не сдаюсь. – он замолкает и смотрит в потолок.

– И что? – спрашиваю я вяло. Очередная история от сенпая о том, как важно не сдаваться, класс. Мотивационные речи от мастеров своего дела.

– Что? Да получил я по соплям, вот что, – хмыкает Нобу-сенпай: – иногда что бы ты не делал, а все равно выхватишь.

– Так и в чем смысл твоего примера тогда? Что все равно выхватишь?

– А по-твоему везде должен быть смысл, сопляк ты эдакий? – сердится Нобу-сенпай: – везде философия должна быть? Да ты задницу подтираешь и то притчу сразу вспоминаешь! Вставай-ка, я тебе еще накидаю, если не понял!

– Да не, я пас. – поднимаю я руки: – но… ты хочешь сказать, что ты тогда – сдался?

– Конечно. – пожимает плечами он: – какой смысл упорствовать, если ты уже проиграл. Проигрывать надо уметь. Признавать свое поражение и отводить свои войска назад в полном порядке, сохраняя жизни солдатам и выводя технику и оборудование. И не получая лишние синяки и сотрясения. Жизнь продолжается и однажды у тебя будет шанс. Я вот через пять лет этого своего противника снова на ринге встретил.

– И как? Победил?

– Победил? – хмыкает он: – лучше. Вон, взгляни… – и он тычет пальцем в один из плакатов на стене. Раньше я не присматривался, но этот плакат немного отличается от прочих, он как будто качественней и в то же время – более старый что ли. На плакате – Эйдзи Мориока, чемпион Японии в тяжелом весе, кулаки-молоты сжаты и выставлены вперед, упрямый подбородок, сведенные вместе брови. И надпись на плакате «Моему другу Нобу, оставайся такой же сволочью, как и всегда!»

– Надрал он мне жопу и во второй раз. – признается Нобу-сенпай: – некоторые бои ты не можешь выиграть, малыш. Просто не можешь.

– Понял. – вздыхаю я и встаю с пола: – ладно, я пойду пожалуй.

– Ступай. Соре-чан привет от меня передай.

– Угу. А ты на свадьбу приглашай, как решитесь. Ну или давай в караоке сгоняем как в тот раз.

– Иди уже, мне тут еще убираться, подготавливать зал к тренировкам. – машет Нобу-сенпай: – не морочь мне голову.

Глава 24

Глава 24

В «Логове Злодейки» уютно, как всегда. Здесь прохладно, где-то под потолком работают вентиляторы, тихонечко гудят стойки с серверами, перемигивая зелеными огоньками за бронированным стеклом, целая стеклянная стена с зелеными огоньками. Новые большие псы лежат у голографического камина-обогревателя. Где-то вдали, в звукоизолированной комнате Хината рубится в видеоигры с пакетами чипсов и сладостей, обложившись газировкой и попкорном. А мы – думаем. Сидим и думаем. Как там – за большим столом сидели – царь, царевич, король, королевич, сапожник, портной, а также мечница, знаменитость и дочка прокурора. И прочие.

– Снова Шелтер закрыли, – говорит мрачная и злая Косум: – ни дня работать не дают. Закрыли полностью, даже оборудование не дали вывезти, накрыли брезентовым тентом, дескать паразитов морить будут. Я девчонок в гостиницу пристроила, но так долго продолжаться не может. Оно должно нам деньги приносить или хотя бы не в убыток работать. А сейчас я каждые сутки за аренду гостиницы целиком плачу. Хотела я взятку всунуть проверяющему, да меня вовремя предупредили, что они на такое и рассчитывают, сразу же на месте возьмут, попытка подкупа должностного лица, все дела.

– У меня доступа больше к базе данных нет, но слухи и до меня доходили. – говорит Натсуми: – лучше сейчас со взятками не высовываться, закроют как пить дать. Еще один рычаг на Кенту будет. Но это ладно. Вы видели, как Зрячий вывернулся? Просто чудеса эквилибристики, дескать сам великий пророк нашел среди своих последователей преступников и сам выдал их полиции, сам направил полицейский спецназ. И ни у кого вопросов не возникает, например – какой он к хреням великий пророк, если у себя под носом такое проглядел. Но общественное мнение на удивление тупая хрень.

– Никогда не видела, чтобы ты так ругалась. – говорит Юрико, поправляя очки: – хотя надо признать, сделали нас красиво. Зрячий перевернул ситуацию с ног на голову и теперь выглядит в глазах общественности даже лучше, чем прежде. Раньше он просто глава какого-то странного культа был, а сейчас – герой. Не стал скрывать пятен на солнце и заметать пыль под коврик, а взял и вынес сор из избы, привлек полицию и даже в расследовании помогает. Знаете, что он Шизуке сказал? Нет? Ши-тян, скажи всем, пожалуйста. – она поднимает голову к потолку и некоторое время оглядывает пространство в поисках. Закатывает глаза и поворачивается к Бьянке.

– Бьянка-сама, пожалуйста. – говорит Юрико: – она же только вас слушает. Это у нее посттравматическое.

– Ши-тян. – коротко бросает Бьянка и откуда-то из полутьмы у стола собирается Шизука, ее лицо скрыто за полумаской, сейчас она вылитая куноичи из Ига.

– Скажи им, что они хотят знать. – командует Бьянка и Шизука – кивает.

– Зрячий сказал мне, цитирую «говори всю правду и посрами дьявола. Если считаешь, что это совершил я – так и скажи» – тихим голосом шелестит она: – это было неожиданно.

– И что ты сказала полиции? – задает следующий вопрос Юрико. Шизука переводит взгляд на Бьянку, та кивает, и она послушно отвечает: – Я не уверена. Ведь все было в темноте. Я… не видела лица.

– Так что даже мы не уверены в том, Зрячий ли сам это делал, или как он и утверждает – его заместитель самовольничал. – подводит итог Юрико: – а мы в результате в таком дерьме, что дальше некуда. Я в свое время искренне считала, что «дочь величайшего мошенника в Японии» – это самое дно в глазах общественности. Но, поди-ка, вы мне доказали, что есть куда падать ниже. Я теперь не только дочь мошенника, но еще и подстилка мажора-сыночка мафиозного босса, помощница брачной аферистки и самое главное – клеветница на святого человека. Чудесно. Это просто история моей жизни, думала, что вот оно счастье, а оказалось снова опыт. Когда ж это закончится наконец…

– Прекрати панику. – говорит Натсуми: – возьми себя в руки. Уж от тебя не ожидала.

– Это не паника. Это у меня обоснованные предположения. Для того, чтобы победить в этой борьбе – надо иметь ресурсы. Деньги. А у нас счета в Бьянка Петролеум счета арестованы из-за арбитража по лицензии и от поставщиков иски выставлены. У самой Бьянки как у физического лица – тоже счета арестовали, по искам от рекламщиков.

– Какова природа иска? – интересуюсь я.

– Подпункт «д» пункта 36. Форс-мажор в случае скандала или совершения поступка, порочащего честь и имя представителя бренда, что может бросить тень на рекламируемую продукцию. Плюс неустойка от одностороннего расторжения договора. Плюс штрафы. И пени. Проценты неустойки какие-то бешеные просто. – качает головой Юрико: – тяжба на годы затянется как минимум, и все это время у нас не будет ресурсов. У Бьянки, конечно, есть активы, и наличные и в криптовалюте, но не на такую масштабную войну. Знаете сколько стоят адвокаты, которые в состоянии представлять интересы в Высшем Арбитражном Суде Японии? Десятки миллионов йен в месяц. И это не предел.

– Не в деньгах дело. – пожимает плечами Бьянка: – деньги достать можно. Деньги это пыль. Нужны деньги, так давайте банк ограбим. Нам объявили войну и собираются стереть с лица земли. Это я так не оставлю. Штаммы у меня не все готовы, далеко от готовности, но библейскую чуму я уже могу устроить. А вакцину в водопроводную воду добавим, кто бедный и воду пьет из крана – тот жить останется, а кто богатый и сволочь, тот и загнется. Но все мирно, без мучений, сперва мозг умирает, а уже потом асфиксия и смерть.

– Мой Кексик изобрел штамм коммунизма. Вот тебя-то дедушке Ренину в семнадцатом не хватало. – говорю я: – идея интересная, ты молодец. Давай пока альтернативу библейской чуме поищем, ладно?

– Не надо банк грабить. – вставляет Натсуми: – сейчас камеры везде. Найдут.

– Мы знаем где он живет. – говорит Сора: – направляемся туда и даем ему последний бой. А потом, в конце – ты вызовешь его на дуэль и отрубишь ему голову.

– Ну да, ну да. Слепого в драке одолеть – невелика заслуга. Да нас потом живьем съедят, даже до камеры, где мы свое пожизненное будем отбывать не дотянем. – отвечаю я.

– Зачем? – искренне удивляется Сора: – какая камера? Тут главное – зло победить. А потом уже можно и сэппуку сделать. Всем вместе, как товарищи по битве. Как воины. Я готова остаться последней – помогать вам, отрубать головы.

– Я наполовину китаянка и этот ваш культурный код самураев у меня в крови не устоялся пока. – говорит Юрико: – лучше быть живой собакой чем мертвым львом. Вот связалась я с вами на свою голову, а вы все фаталисты и самураи. Чуть что, так сразу помирать! Выжить сейчас, чтобы драться потом! Я тут скорее, как сорок семь ронинов мыслю – чтобы отомстить нужно выжить! А не помереть.

– Хм. – задумывается Сора: – а ведь ты права, полукровка. Мы можем выдержать бесчестие и гонения, если в конце концов, через много лет, когда он расслабится – все равно отомстим! И уже тогда, стоя на развалинах всего, чем он дорожил – вскроем себе животы!

– А вариантов, где мы все живы останемся у тебя совсем нет?

– В конце концов все умрут, – пожимает плечами Сора: – лучше уж сделать это в расцвете сил и в разгаре битвы. Уйти на своих условиях. Я вообще, и сама могу, у меня сил хватит. Просто хотела чтобы все вместе, за компанию.

– Если твое решение ситуации – всех убить, то я уж лучше к Бьянке обращусь, она вообще всех убьет. – парирует Юрико: – я о Идеальном Конечном Результате говорю и о КПД. А самому убиться об стенку – последнее дело. Вот как сделать так, чтобы Зрячий от нас отстал и ему самому по сусалам прилетело? Ведь за всем этим – он стоит. Теперь даже взятку в департамент не дать, сразу схватят. А дела по закону вести не дадут. И… – она поворачивается к высокой девушке с черными волосами, которая невозмутимо сидит за одним с нами столом: – Нему-сан?

– Да, Юрико-тян? – Нему едва поворачивает голову: – что ты хотела?

– Вы говорили, что у Семьи тоже неприятности?

– Пристальное внимание правоохранительных органов, закрытие игорных домов и увеселительных заведений, отзыв лицензий на торговлю алкоголем. – перечисляет Нему: – взяты несколько человек из ядра, вакагасира, у которых имелся условный срок. Сейчас им реальные сроки хотят дать. И еще – появились конкуренты. В Веселом Квартальчике парочку домов уже под их руку перешли, им дают работать, а нам – нет. Работники уже стали к ним переходить, пока только работники, никто из Семьи, но если у нас денег не станет, то и это не за горами. В самой Семье тоже не все под вашу руку готовы пойти, Кента-сама. Парочка лейтенантов воду мутят, похоже им Черный Ма пообещал должность повыше. Их тоже не трогают, все внимание на нас, наши ребята и девчата в городе и вздохнуть свободно не могут. Вчера было два нападения на наши патрули в квартале, оба раза с оружием. Есть раненные. Наших раненных в больницах принимают, но сразу же полицию вызывают, а те под стражу берут. За двое суток минус пять бойцов.

– С какого боку это нас касается, – ворчит Натсуми: – вы же сами преступники, а туда же, под крыло к Кенте лезете. Сами и разбирайтесь.

– На нас накатывают только потому, что считают, что мы с ним связаны. – уточняет Нему: – если мы публично от Кенты-сама отречемся, то нас в покое сразу оставят. Но мы не собираемся так делать. Я не собираюсь. Как бы ты не относилась к этому, но мы – часть его Семьи. Значит и решать что-то необходимо всем вместе.

– Знаю я вас. При Куме на нас сами накатывали. – ворчит Натсуми: – мало вас…

– На-тян, погоди. – поднимаю я руку, прежде чем Натсуми сгоряча сумела бы ляпнуть что-то непоправимое. Ее понять можно, она всю жизнь на той стороне закона стояла и преступников презирает со всей бескомпромиссной силой юности. Дочка генерального прокурора, самопровозглашенная воительница во имя справедливости, я бы даже сказал – линчевательница. Готовый материал для вселенной Марвел или DC – Натсуми Линчевательница! В купальнике и с хлыстом, да. Однако и ссориться с Семьей сейчас – не с руки. Хватает у нас врагов, у нас союзников мало, а уж во врагах недостатка нет и одним движением их из первых в вторые записать – это ж двойной минус получится. Минус союзник, плюс враг, это ж выстрел в собственную ногу.

– Что вы можете предложить? – спрашиваю я у Нему.

– Война. – коротко отвечает она: – война не может быть длительной, у них преимущество в ресурсах. Я за вариант девочки-мечницы. Короткий блиц. Дадим ситуации выдохнуть, уберем своих людей с улиц, заляжем на матрасы, а через неделю – нанесем удар. Пришли контейнеры с континента, у нас будет автоматическое оружие и бронежилеты, гранаты и тепловизоры. Да, придется потом человек десять в тюрьму посадить, как ответственных, но я с ними уже говорила, они готовы. Сами полиции и сдадутся там же, на месте. Возьмут вину на себя, подтвердят все в суде, Зрячего больше нет, конкурентов устранили, те, кто выжил и не сел – на свободе. Да, жертвы, но без них никак.

– Хорошо. – говорю я: – еще есть предложения? Нет? Подводим итог – у нас есть предложение убить вообще всех, при этом я не уверен, что хоть кто-то останется в конце концов. Нет, я в твоих способностях нимало не сомневаюсь, Кексик, это я в человечестве не уверен. Есть предложение выступить в духе семи самураев и порубить Зрячего в куски, пожертвовав потом собой. От Юрико – предложение уйти в подполье и стиснуть зубы, претерпев все. Выжить сейчас, чтобы драться потом.

– Нормальное предложение, кстати. – говорит Юрико: – а то все тут или убивать или помирать, а некоторые и то и другое сразу. Так, сказать, решили совместить. А ты чего предложишь? – и она уставилась на меня с надеждой во взоре. Чувствую себя слегка неуютно. Оглядываюсь. Все смотрят на меня именно с такой же надеждой во взгляде. Встаю. Нечеловеческими усилиями сдерживаю себя от того, чтобы не откашляться, словно престарелый профессор филологии на открытой лекции по особенностям фотосинтеза у медуз Карибского моря.