Текст книги "Одни сутки войны (сборник)"

Автор книги: Виталий Мелентьев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

ШТРАФНОЙ УДАР

1

Августовская ночь роняла беззвучные звезды, и они, скатываясь по темной глади, вызывали смутное ощущение тревоги и жалости о чем-то утраченном.

Впереди зарницами перекатывались всполохи артиллерийской дуэли; вспышки выстрелов казались светлее и яростнее, чем отсветы разорвавшихся снарядов.

Слева метались столбы прожекторов, расцветала россыпь ярко-алых, с синеватым подсветом, разрывов зенитных снарядов – шел авиационный налет.

После удачного, но все-таки вялого советского наступления войска обеих сторон на этом участке фронта приостановились. Сплошной линии обороны еще не существовало, хотя немцы сумели зацепиться на заранее подготовленных пленными и согнанными местными жителями укреплениях. Правда, их не успели окончить строительством и потому вместо сплошных траншей противник довольствовался огневой связью отдельных опорных пунктов, промежутки между которыми перекрывались патрулями и минными полями.

Войска обеих сторон принимали пополнение людьми и техникой, подвозили боеприпасы и горючее, рыли траншеи и ходы сообщения.

В Н-ской армии тоже наступило относительное затишье, хотя молодежь иногда проверяли в бою: стрелковые дивизии еще вели короткие бои-схватки с противником, отвоевывая высотки, деревеньки, перерезая дороги. Пехоту поддерживали танкисты.

Вся эта не входящая в сводки Совинформбюро боевая деятельность требовала постоянного напряжения сил, расхода боеприпасов и, к сожалению, крови: фронтовые ППГ – полевые подвижные госпитали почти пустовали, но в медсанбатах и армейских госпиталях работы хватало…

Доставалось и разведчикам. От них, пожалуй, требовали даже излишне много: постоянно уточнять зыбкий передний край обороны противника, следить за сменой его частей и подразделений, что, в сущности, являлось обыденной работой, но еще и беспокоиться о предстоящем, как всем казалось, неминуемом наступлении. Никому не верилось, что армии придется закрепиться на достигнутых рубежах. Хотелось идти вперед, пусть с кровью, со смертью, но все-таки вперед.

Разведка на предстоящее наступление требовала дополнительных сил и средств. Между тем они поубавились в период проведения предыдущего удара и в ходе сегодняшней боевой деятельности. Вот почему майор Лебедев был не то что не доволен, а озабочен новым приказом командующего: организовать прощупывание дальних тылов противника, определить возможные пути продвижения крупных механизированных колонн в обход опорных пунктов к областному центру, который пока еще в далеком тылу врага, а главное, уточнить резервы врага.

Задание предусматривало посылку в тыл квалифицированных, всесторонне подготовленных офицеров. А где таких набрать? Хороших специалистов, дельных и смелых офицеров, конечно, много. Но ведь нужен человек, владеющий не только несколькими военными специальностями, но и данными и опытом разведчика. Лебедев мысленно перебирал офицеров полковой и дивизионной разведок в с грустью понимал, что нужных ему универсалов среди них мало. Впрочем, некоторых на время отсутствия могут заменить их помощники – сержанты, а других и не заменить: им, опытным, достались только что пополненные молодежью взводы и они еще должны сделать из них настоящих разведчиков.

Всего требовалось послать в тыл три-четыре группы. Руководителей двух Лебедев мысленно определил, для третьей годились две кандидатуры, а вот для четвертой… для четвертой оставался только младший лейтенант Андрей Матюхин.

Младшим лейтенантом Матюхин стал в госпитале, куда попал после предыдущей разведки. Он слегка прихрамывал, точнее, не прихрамывал, а, как бы не веря в свою раненую ногу, более осторожно ставил ее на землю. Из-за ранения в грудь врачи собирались комиссовать Матюхина, перевести в нестроевые, но Андрей попросил дать ему еще некоторое время на лечение. По ночам он уходил за госпитальные палатки – ползал, бегал, прыгал, кувыркался. Дней через десять пришел к лечащему врачу и сказал:

– Проверился. Воевать могу. Можете комиссовать, можете не комиссовать, а на передовой буду.

Так он вернулся в свою разведывательную роту и стал командиром того самого взвода, в котором когда-то служил рядовым и где заработал право на присвоение офицерского звания.

Майор Лебедев оберегал Матюхина, следил, чтобы его взводу не давали пока серьезных заданий. Но сейчас, кажется, пришло и его время…

Майор постоял у своей избы, отметил, что артиллерийская дуэль уже окончилась, а бомбежка, видимо, дала немного – зарево казалось тусклым, значит, пожар разгорелся невеликий.

Как и каждому разведчику, майору нечасто приходилось спать полную ночь. А в этот поздний и почему-то тревожный августовский вечер спать и вовсе не хотелось. Конечно, можно было бы засесть в душной избе, засветить стеариновую плошку и углубиться в чтение специальной литературы, которую щедро подбрасывали из тыла, можно было и просто поваляться на постели, но духота… Окна раскрыть нельзя – светомаскировка… Бездельничать же майор не умел. Его крепкое, тренированное тело требовало усилий, движения, а мозг уже работал на будущую разведку.

Служебный «виллис» стоял за избой, слабо поблескивая стеклами и рано выпавшей росой. Шофер спал на брошенной возле хлева телеге, и майор не стал его будить, сел в машину, вынул второй ключ зажигания, завел двигатель и тихонько, будто на ощупь, выехал со двора. Шофер так и не проснулся.

За околицей Лебедев опустил на капот ветровое стекло – так удобнее следить за серой проселочной дорогой – и поехал в дивизию, чтобы поговорить с младшим лейтенантом Матюхиным. Наученный горьким опытом, он старался не вызывать к себе людей, а бывал у них. Преимущественно в темноте – надежнее маскировка.

Дорога вилась между полегших, кое-где тронутых оспинами разрывов и исполосованных гусеницами и колесами хлебов, затаенно-темных перелесков, в которых тревожно угадывались белые стволы берез. Это мелькание белых, странно-неживых стволов настораживало, подстегивало нервы, и майор, сам того не замечая, передвинул кобуру с трофейным вальтером на живот и чуть прибавил скорость. Узкие лезвия света, вырываясь из-под надетых на фары светомаскировочных коробок, скользили по бархатисто-серому проселку, не трогая ни хлебов, ни леса, ни разбитых войной, горестно накренившихся ферм и овинов.

Километрах в трех от лесного хутора, где расположилась разведрота, по обеим сторонам песчаного проселка встали высокие, смутно бронзовеющие сосны, у комля прикрытые разрастающимся подростом – бор старел. Сразу потемнело, и подлесок под фарами высветлился. По днищу и крыльям зашуршали отбрасываемые колесами песчинки.

Прислушиваясь к этому новому звуку, майор не заметил, как из подроста вынырнули три стремительные фигуры и бросились наперерез «виллису». Лебедев увидел их почти перед самой машиной и инстинктивно нажал на тормоза.

– Сто-ой!

«Контрольно-пропускной пункт? – подумал Лебедев, но мгновенно решил, что здесь, на глухом проселке, его быть не должно. – Может, просятся подвезти?»

Однако окликнувшие сноровисто расположились что-то уж слишком странно: двое по сторонам проселка, третий – в центре. Отсветы фар пришлись по изготовленным автоматам. Какие это автоматы, майор не разглядел.

Теперь Лебедев уже не гадал и, пожалуй, не думал. Все свершалось как бы само собой. Он резко вывернул руль и так же резко нажал на газ. Машина вздрогнула и взвыла, но скорость набирать не спешила: колеса пробуксовывали в песке. Лебедев нагнулся и рывком схватился за рычаг, включая передние ведущие колеса.

Над головой пронеслась автоматная очередь. Лебедев боковым зрением увидел вспышки выстрелов слева. Он пригнулся еще ниже и уже в отчаянии нажал на газ. Машина рывком, с дрожью метнулась вперед. Что-то глухо ударилось о крыло. Повиливая рулем, бросая машину из стороны в сторону, майор помчался по проселку, мечтая об одном – где-нибудь на повороте не врезаться в дерево.

Сзади звонко забарабанили пули, потом донесся звук выстрелов. Впрочем, это могло только показаться. Мозг работал лихорадочно и потому, вероятно, смог разделить эти два, обычно сливающихся звука – выстрела и попадания. Лебедев вдруг ощутил, что фуражка у него упала и по щеке неторопко течет густая теплая струйка, а в висках гулко стучит.

На повороте машину занесло, и Лебедев повалился было на бок, но, словно сведенные судорогой, руки удержали его, и он успел вывернуть руль. В висках стучало все громче и звонче, а левый глаз заливала кровь, и потому поворот не удался. Машина перемахнула дорогу и чуть не врезалась в подлесок. Майор еще крутанул руль, и юркий «виллис» перескочил на противоположную обочину. Лебедев опять вывернул руль и, вероятно, сумел бы в конце концов повести машину по зыбкой, песчаной дороге, но под передний дифер подвалился полусгнивший пень, машина дернулась, приподняла передок – и мотор захлебнулся. Майор ткнулся грудью в руль. Голова его мотнулась, в шее что-то хрустнуло, и Лебедев потерял сознание.

2

Командир отдельной разведывательной роты капитан Маракуша, невысокий, плотный, со строгим, неулыбчивым, но, пожалуй, красивым лицом – в сумерках оно казалось темным, – сидел на лавочке возле избы, курил и в разговоре с Андреем Матюхиным проверял свои мысли.

Младший лейтенант Матюхин достаточно хорошо знал своего командира, чтобы не понять, что стоит за его вопросами. Потому отвечал не торопясь, обдумывая каждое слово. Матюхин чувствовал, что капитан Маракуша почти принял какое-то решение и сейчас лишь уточняет детали.

– Таким образом, тактика форсирования переднего края противника остается прежней? – с легкой иронией спросил Маракуша.

– Обстановка примерно та же, – значит, а тактика может быть той же.

– Не слишком долго вы над этим думали, младший лейтенант, не слишком.

– Изменится обстановка – изменятся и наметки.

– Ну хорошо… Хотя хорошего пока ничего не вижу. Шаблон есть шаблон…

– Почему же шаблон?

– А потому, что сегодня не вчерашний день. Разбогатели. Могут обеспечить посолидней. А вы не учитываете…

– Товарищ капитан, я предполагаю решение исходя из вводной. Самолетов для заброски группы в тыл врага нам не выделяют. Танков или бронетранспортеров тоже, да, честно говоря, они и не нужны. Значит, случай классический: преодолеть оборону противника в лоб. Иного выхода не вижу.

– Предположим. Но где и как?

– Опять-таки, если судить по вашей вводной, на участке второго батальона ковалевского полка. Там – траншеи, проволочные заграждения, но пока еще нет минных: склоны высотки довольно круты, и противник не спешит их минировать. Так вот в этом случае нужны сильные, очень сильные обеспечивающие группы. Они примут огонь на себя только после того, как группа минует проволочные заграждения.

– А как об этом узнают группы обеспечения?

– Сигналом. Например, веревкой. – Маракуша промолчал, и Матюхин после паузы продолжал: – После сигнала обеспечивающие группы открывают огонь, а группа прорыва перескакивает траншею противника и уходит в тыл.

– Как все просто! А если заметят?

– Как всегда, есть два выхода. Первый – заметивших надо уничтожить. Если огонь обеспечивающих групп будет достаточно силен, главное – своевременен, то прорывающиеся могут пустить для этого в ход даже автоматы, но ни в коем случае не гранаты. Лучше всего кончить дело холодным оружием и уходить как можно дальше в тыл врага. Если так не получится, то напрашивается второй выход – возвращаться назад и искать более подходящее для перехода место.

– Второй выход, как мне кажется, основной? – подозрительно прищурившись, спросил Маракуша.

– Да.

– Почему?

– А какой смысл лезть на высоту, под проволоку, на траншеи, если есть полупустые участки?

– Они минированные!

– Значит, в группе должны быть минеры. Еще лучше – обучить всех участников разминированию, а если такие уже есть в роте – включить их в группу. Тогда сменится и тактика: будем не прорываться через оборону, а как бы прогрызать ее… втихаря, по-мышиному.

Капитан Маракуша отшвырнул папиросу. Только для одного капитана да еще для командира дивизии в военторговском ларьке всегда находились папиросы: в нем торговал бывший подчиненный капитана, списанный по ранению разведчик. Несмотря на строжайшие предупреждения и разносы, он упрямо снабжал бывшего своего командира самыми дефицитными товарами. Об этом знали многие и, возмущаясь, все-таки уважали и Маракушу и продавца: в их верности и пусть мелком, но бесстрашии перед общим мнением было что-то доброе, настоящее.

Папироса летела долго, ударилась о начинающий деревенеть бурьян и рассыпалась оранжево-багровыми искорками, странными и тревожными в этой темной, не по-фронтовому тихой ночи.

Почти сейчас же в тылу, слева и впереди от офицеров, ударила короткая автоматная очередь, потом вторая… третья. Капитан Маракуша не шевельнулся, только глаза у него сузились и уши, кажется, напряглись. Хотя Матюхин отлично знал, что человеческие уши напрягаться не могут, ему показалось, что это именно так, и он с тревогой повернул голову на выстрелы.

Где-то в глубине леса взревел автомобильный мотор, потом еще и еще. Снова горохом рассыпались короткие автоматные очереди.

Капитан, не повышая голоса, приказал:

– Матюхин! Роту в ружье!

Еще не понимая, зачем это нужно, но приученный мгновенно и точно выполнять команды, Матюхин заорал:

– Рота! В ружье!

Через секунду-две, когда прошла первая оторопь, дневальные дурными голосами повторили команду и с чердаков, сеновалов, из огородов и домов высыпали разведчики, еще натягивая гимнастерки, еще подбивая на бегу не севшие как следует сапоги. Опоясывались они уже в строю.

Не ожидая, пока командиры взводов подадут команду «Смирно» и доложат о готовности, Маракуша подозвал офицеров и, принимая из рук ординарца свой автомат и каску, махнул рукой в сторону то исчезающего, то вновь возникающего шума автомобильного мотора, приказал:

– В этом направлении прочесать лес. Дистанция между солдатами – три – пять метров. Всех неизвестных задержать. Разворачивайтесь по порядку взводов. – Подумал и добавил: – Взять фонари. – И побежал к лесу, на ходу застегивая ремешок каски под выдвинутым вперед тяжелым подбородком.

Ставя задачу своему взводу, Матюхин сообщил о выстрелах, и по цепи пошло это известие. Слушая стремительный солдатский телеграф, Андрей подумал: «Странно, капитан даже не попытался разъяснить задачу…»

Развить свою мысль он не успел: взводы бегом догоняли командира роты. Увлекаемый общим движением, заражаясь им, Андрей все-таки успел с веселым недоумением отметить: «Как же быстро он сориентировался!»

Ночной лес со всех сторон обступил солдат, взводы замедлили шаг, говор смолк, и наступила та молчаливая сосредоточенность, которая даже воображаемую опасность превращает почти в реальную.

Взвод перевалил лесную гривку и стал спускаться в лощину, когда справа, от третьего взвода, долетел шумок, – там вспыхнули и погасли фонари, и солдатский телеграф передал:

– Нашли раненого майора Лебедева. Шофера нет.

Андрей Матюхин замедлил шаг, и разведчики, равняясь на него, тоже приостановились. Со стороны третьего взвода донесся шум мотора, вспыхнули острые лучики заделанных в коробки фар. Потом прибежал связной и передал приказание капитана продолжать прочесывание. И они еще долго шли в затаенном бору, прислушиваясь и приглядываясь, но так ничего подозрительного и не обнаружили.

За завтраком капитан Маракуша недовольно буркнул Андрею Матюхину:

– Пока мы соберемся в их тыл, они у нас нашебаршат.

– Майор здорово ранен? – спросил Матюхин.

Маракуша неторопливо и, как показалось Андрею, подозрительно не то что взглянул, а осмотрел его и, спрятав взгляд, ответил:

– Нет. Не очень. Только с головой у него что-то… Кстати, его «виллис» стоит за моей избой.

Капитан наклонился над котелком – это тоже, как и папиросы, было его странностью. Когда приезжало начальство, ординарец немедленно выставлял настоящие тарелки – в его хозяйстве посуды собралось порядочно. Но когда гостей не было, капитан питался с общей кухни, ел из котелка и обязательно деревянной ложкой. И это многим нравилось.

После завтрака Матюхин пошел за избу и долго ходил вокруг «виллиса» майора Лебедева. Кровь на сиденье и руле потемнела, стала почти черной и уже не волновала. Удивляло другое: и бока машины, и сиденье, и даже капот были испятнаны пробоинами и пулевыми росчерками. Казалось, уцелеть в такой машине просто невозможно. Однако майор уцелел…

«Что ж, может, и закономерно… – подумал Андрей. – В училище говорили: для того чтобы в современной войне убить одного солдата, нужно истратить около тонны взрывчатки и металла… А может быть, и гораздо больше».

В тот день он долго думал о черных пятнах крови и блестящих пулевых росчерках на металле.

3

Утром в избе командующего армией, как обычно, собралось штабное начальство. И, как всегда, кто-то сидел на кухне, ожидая своего часа, а кто-то уже стоял в горнице командующего на домотканых, правда, иной, чем в предыдущей избе-стоянке, расцветки тряпичных половичках, и солнце – сытое, августовское, с утра опаляющее жаром – высвечивало с другой стороны.

Неслышной, мягкой походкой привычно вышагивал по комнате член Военного совета генерал Иван Харитонович Добровольский, и полковник Целиков – начальник армейского «Смерша» – сидел на любимом месте, с краю стола, положив тяжелую белую руку на папку с документами, и начальник штаба, прислушиваясь к словам командарма, быстро, сноровисто просматривал бумаги, шуршал картами – бумаги он любил и уважал. А посреди комнаты, на половичке, ощущая, как солнце припекает даже сквозь тронутые пылью сапоги, стоял начальник разведотдела армии полковник Петров и присматривался к присутствующим.

То, что командующий не пригласил его присесть за общий стол, подсказывало, что «именинником» сегодня станет именно он. Это волновало и обижало. В конечном счете в происшествии с майором Лебедевым виновата не разведка, а контрразведка. Ей и отвечать за то, что в нашем тылу оказались вражеские диверсанты. Но начальник «Смерша» преспокойно сидит за столом – квадратный, плотный, невозмутимый.

Член Военного совета коротко, исподлобья взглянул на командующего, остановился сбоку от Петрова и предложил:

– Садитесь, полковник. В ногах правды нет.

Петров вдохнул поглубже – сам того не замечая, он сдерживал дыхание, словно опасался потревожить начальство, – и облегченно подумал: «Во-от в чем дело! Ведь подобные происшествия прежде всего касаются члена Военного совета. Он отвечает за поддержание бдительности».

Это успокоило Петрова. Он уважал члена Военного совета – немногословного, быстрого на подъем и в общем-то справедливого генерала Добровольского, потому разрешил себе пошутить:

– Правильно отметили, товарищ генерал, вся правда у начальства.

– У подчиненных ее не меньше, – несколько более резко, чем требовалось для установления доверительной, деловой обстановки, ответил командующий. – Только они эту правду, к сожалению, иной раз придерживают.

В комнате стало очень тихо, и командующий уже мягче спросил:

– Как там майор?

– Думали, будет хуже, – поднялся Петров. Командующий махнул пухлой, большой рукой: сидите. Но полковник не сел: он привык отвечать стоя. – Ранения нетяжелые. Да вязы, как говорится, растянул. У врачей, правда, на этот счет есть какое-то умное название…

– Этого еще недоставало! Как же он умудрился?

– Не помнит. Шофер считает, что, когда машина налетела на пень, майора по инерции сильно дернуло вперед. А поскольку он уже был ранен в голову, то не успел напрячься – инстинкт противодействия не сработал. Сейчас лежит и шутит: хорошо, говорит, что голова не оторвалась. Жилы крепкие.

– За каким чертом его одного понесло? Не мог шофера разбудить?

«Понятно, – отметил Петров, – расследование проведено. Начальству доложено».

– А что бы изменилось, если бы он поехал с шофером?

– Ну все-таки… Хоть бы отстреливался… Наконец, ординарца мог бы взять.

– Товарищ командующий, ординарец у нас один на всех, да он еще и писарь. Кроме того, майор уже однажды ошибся: не там машину ставил. Естественно, сейчас он особенно осторожен…

– Осторожность, граничащая с бесшабашностью. Надо запретить старшим офицерам ездить без охраны. Они слишком много знают…

– Это правильно, товарищ командующий, но… не для разведки, – неожиданно вмешался полковник Целиков. Петров покосился на него: поддержки с этой стороны он никак не ожидал.

– Это почему ж им такая привилегия? – недовольно поморщился командующий.

Он не любил возражений с ходу, о чем Целиков не мог не знать, и все-таки позволил себе вступить в разговор, что насторожило присутствующих. Но Целиков словно не заметил изменения настроения.

– Чем меньше людей знает, куда, зачем и когда ездит или ходит разведчик, тем больше шансов на успех самой разведки. А ведь и ординарец, и шофер – люди. У них есть знакомые, их видят и по стечению фактов иные, дотошные, делают выводы. Чаще – беспочвенные, иногда – правильные. Но даже если иногда, все равно опасно.

– Ты своему начальству доложил о происшествии? – спросил командующий.

– Доложил.

– И что же?..

– Судя по тому, что разговор отложен, полагаю, группа не единичная. Да и прошлые ориентировки…

– Вот так! Они ползают, а мы сидим и ждем.

Командующий вздохнул и посмотрел на Петрова. Полковник выдержал взгляд и подумал: «Смершевцы» явно проходят стороной, а нам придется-таки отдуваться. Впрочем… впрочем, «Смерш» для того и создан, чтобы бороться с врагом особого рода – шпионами. А наше дело…»

Командующий резко спросил:

– Когда же отправятся ваши, полковник Петров?

– Товарищ командующий, разведка не получила на сей счет конкретной задачи. Возможные варианты… отрабатываются.

– Возможные варианты… – буркнул командующий.

Но его перебил член Военного совета генерал Добровольский. Он обратился к начальнику «Смерша»:

– Какие меры вы приняли, чтобы обезвредить разведгруппу противника, и что сделано для предотвращения подобных явлений?

Полковник Целиков поднялся, и Петров понял: Добровольский чем-то недоволен и работники «Смерша» знают об этом.

– Засады, усиленное патрулирование, создание особых оперативных групп, усиление контактов со связистами на предмет перехвата возможных передач, разумеется, пеленгация. Кроме того, вместе с начальником политотдела уточнена тематика и уже проводится агитационно-пропагандистская работа во всех частях и подразделениях. Особый упор делается на части резерва.

– Все это – взгляд назад, в наш тыл. А вперед? В сторону противника?

– Не совсем понял…

– У вас рождалась мысль, что разведчики противника двигались не в наш тыл, а стремились перейти линию фронта? Ведь, как мне известно, за последнее время не было зарегистрировано ни одной передачи из нашего тыла. Так?

– Да. – Начальник «Смерша» наклонил лобастую голову, широкие его плечи раздвинулись и стали еще шире. – Вы считаете, что группа не имела радиостанции и теперь возвращается с собранными разведданными?

– Полковник Петров, – Добровольский резко повернулся к разведчику, – вы допускаете такую возможность? Исходя из обстановки: насыщенность войсками прифронтовой зоны, неустоявшаяся линия фронта и так далее. Вы как бы поступили в данном случае?

«Член Военного совета задает умные вопросы. И кажется, ясно, куда он клонит», – подумал Петров и ответил:

– Вариант возможный. Рация могла забарахлить при переходе линии фронта или была разбита при выброске с самолета, наконец, просто вышла из строя. А может быть, группе не придали рации – задание было конкретным и кратковременным. В этом случае мне не ясно, зачем им понадобился «виллис»? Ведь они не могли ни увидеть, ни предположить, что за рулем сидит майор. И в немецкой, и в нашей армии старшие офицеры далеко не всегда садятся за руль. Значит, они охотились за машиной.

– Вы в этом уверены? – впервые вмешался в разговор начальник штаба. Он оторвался от бумаг и, почесывая толстым красным карандашом переносицу, внимательно смотрел на Петрова.

– Мне доложили, что в скаты машины не попала ни одна пуля, значит, по скатам не били. Хотя для того, чтобы остановить машину, следовало прежде всего бить по шинам. Следовательно, били по шоферу. Он им не требовался.

– Резонно, – сказал начальник штаба и опять уткнулся в бумаги.

– Вот поэтому мы и уделили основное внимание тыловым частям, – вмешался Целиков.

Член Военного совета обменялся быстрым, едва уловимым взглядом с командующим и спросил:

– Скажите, товарищи, вы не обращали внимание на то, что легковые машины тщательно проверяются на контрольно-пропускных пунктах, когда они едут в тыл? Но когда они едут на передовую, бдительность явно притупляется. И еще. За все время войны я что-то ни от кого не слышал, чтобы его машину задержали где-нибудь впереди линии расположения штабов дивизий. Там устанавливается или уже установились никем не писанные правила, по которым любая легковая машина обязательно своя и обязательно начальства, а поэтому проверять ее не следует. И машины носятся где хотят и как хотят…

– …иногда напарываясь на минные поля или попадая под обстрел, – усмехнулся командующий.

Добровольский подвел-таки свои рассуждения-вопросы к логическому концу, и Петров увидел, как побагровела крепкая шея начальника «Смерша» полковника Целикова – обнаруживался просчет.

– Вы правы, товарищ генерал, – сразу согласился Целиков, – не подумали. Сейчас же переориентирую людей.

Начальник штаба поднял голову и вопросительно посмотрел на командующего. Тот, как будто ждал этого взгляда, неторопливо кивнул.

– Да. Оформите приказом по армии.

– Приказ приказом, – сказал Добровольский, – но мне хочется знать, что думает разведчик о возможном замысле этой группы противника?

Полковник Петров помедлил, но ответил четко:

– Очевидно, сведения собраны и группа стремится пробиться за линию фронта. На «виллисе» она могла бы быстро и почти безопасно проскочить до самого переднего края, используя психологический настрой людей передовых подразделений: раз легковая машина, значит, начальство. И даже через него. Тем более что далеко не везде есть сплошная линия траншей.

– Резонно, – сказал начштаба, не поднимая головы.

Добровольский уточнил:

– Хуже того, могут еще пленных прихватить. Этакая механизированная группа захвата. Учтите, что на машине ночью они рискуют не намного больше, чем при обычном поиске. Наши поначалу растеряются, подумают, что начальство просто заблудилось, и не будут вести огонь. А немцы не такие дураки, чтобы бить по машине, которая сама едет к ним в гости. Нет, товарищи, такой вариант или, как говорите вы, разведчики, такая легенда вполне возможны.

Член Военного совета опять прошелся по горнице, ступая мягко, почти неслышно, склонив черноволосую голову, словно что-то выискивая на полу. Начальник «Смерша» громко вздохнул и, уже обращаясь к командующему, сказал:

– Что ж, диверсанты, видимо, матерые… А раз так, то, во-первых, им, знающим наши обычаи…

– Внешнее проявление дисциплины, – махнул рукой Петров, – у фрицев покрепче, чем у нас. Так что…

– Кстати, вы это учтите, – сказал ему Добровольский.

– Слушаюсь, – отозвался полковник Петров, хотя еще и не представлял, каким образом его разведчикам пригодится тактический прием, придуманный противником.

Начальник «Смерша» с точностью до мгновения выдержал нужную паузу и продолжил:

– …Сегодня совершенно ясно, что их вариант не удался и уже не удастся. Они вправе подумать, что кто-нибудь да разгадает их… уловку. Это означает, что они, во-вторых, готовят запасной вариант перехода линии фронта. Вот этим вариантом и следует заняться. Вину принимаю. За тем, как нам удастся перекрыть передний край, прослежу лично.

– Петров, – приказал командующий, – к вечеру приготовьте легенды для двух, самое большее, трех разведгрупп. – Он помедлил и спросил: – Кстати, те ребята, что отличились в прошлой… вылазке, на месте?

– Так точно, товарищ генерал. Одному из них вашим приказом присвоено звание младшего лейтенанта, второму – старшины.

– Вот и о них не забудьте, если… если они в форме.

– Проверю, товарищ генерал.

Начальник штаба передал командующему лист бумаги с проектом приказа о запрещении пользоваться легковыми машинами в непосредственной близости от переднего края и резком повышении бдительности.

Командующий читал так внимательно и отчужденно, что и разведчику, и «смершевцу» стало понятно, что высшее командование армии их не задерживает.

– Разрешите идти? – спросил Петров и вышел вместе с молчаливым «смершевцем».