Текст книги "На переломе"
Автор книги: Виталий Смирнов
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)
Вскоре на подмогу из Казахстана прибыла 136-я стрелковая дивизии генерала И. В. Панфилова, ставшая известной всему миру именно в боях за Москву. Комдив Панфилов поступил очень умно. Пока позволяла фронтовая ситуация, он не вводил свою дивизию в бой, занимаясь около месяца по 12 – 14 часов в сутки муштрой новобранцев, что не замедлило сказаться на результатах боёв. Не случайно командир 5-го армейского корпуса гитлеровцев генерал Руоф в докладе Боку от 23 октября отмечал: «316-я русская дивизия… имеет в своём составе много хорошо обученных солдат, ведёт поразительно упорную оборону… Её слабое место – широкий фронт расположения». К концу октября на Можайской линии обороны враг был остановлен в 70 – 110 километрах от Москвы.
Однако операция «Тайфун» (так Гитлер закодировал наступление на Москву) не была доведена до конца, и 30 октября фюрер издал приказ о её продолжении, суть которого заключалась в том, чтобы «двумя подвижными группировками нанести удар по флангам Западного фронта и, обойдя столицу с севера и юга, замкнуть кольцо окружения восточнее неё, в районе Орехово-Зуева, Коломны. Охватить Москву с севера должны были соединения смежных флангов 4-й и 9-й армий, а с юга – 2-я танковая армия»[15]15
Великая Отечественная война 1941–1945. Кн. 1. М.: Наука, 1998. С. 239.
[Закрыть]. Советский Генштаб предполагал такое развитие событий.
К этому времени Красная Армия научилась сражаться с танковыми соединениями Гитлера и почувствовала вкус победы в локальных операциях. Советское командование намеревалось нанести главные удары из районов Волоколамска и Серпухова и укрепляло эти направления. Здесь сосредоточивались основные силы Западного фронта и стратегические резервы. На западное направление Ставка перебрасывала соединения с Дальнего Востока, из Сибири, Средней Азии и других регионов. Одновременно шло формирование 9 резервных армий в составе 59 стрелковых и 13 кавалерийских дивизий, 75 стрелковых и 20 танковых бригад. Дополнительно формировалось народное ополчение. Москвичи организовали 25 отрядов истребителей танков и 169 особых боевых дружин для ведения уличных боёв. Продолжалось строительство внутри столицы оборонительных сооружений, составлявших несколько рубежей. Последний состоял из трёх позиций, проходивших по окружной железной дороге, Садовому и Бульварному кольцам. Формировались сапёрные армии. К январю 1942 года их было уже десять.
А что делают сапёры? Минируют и разминируют. Взрывают и предотвращают взрывы. Надо полагать, руководство страны не исключало и худший вариант обороны столицы…
Для Верховного Главнокомандования были сооружены бункеры в Москве, Куйбышеве и, возможно, в некоторых других городах, о чём история умалчивает.
Меры эти были оправданы. Немецкая разведка точно знала местоположение сталинской дачи. В планшетах немецких лётчиков были её координаты, и они при всяком удобном случае бомбили её, напоминая Сталину, что фюрер охотится за ним. Вокруг дома пришлось расположить дальнобойные морские зенитки. В небе постоянно барражировало звено советских истребителей. Сталин не раз поднимался на солярий, наблюдая за плотностью огня. Налёты бывали и ночью. Тогда фашисты для подстветки цели использовали осветительные ракеты на парашютах, которые зенитчики расстреливали на лету. Однажды немецкий ас ухитрился бросить бомбу в непосредственной близости к даче. Она упала с внешней стороны забора, но не разорвалась, а ушла в землю. Когда сапёры выкопали её, то в стабилизаторе обнаружили свёрнутую бумажку с изображением сжатого кулака и надписью «Рот фронт». Это был привет от сочувствующих Советской стране. Видно, то ли пацифисты, то ли немецкие коммунисты хотели сказать руководителю СССР: «Держись, товарищ!».
Рядом с дачной террасой стоял спаренный зенитный пулемёт, который Василий Сталин однажды использовал для самообороны. Когда над его головой промелькнул силуэт вражеского истребителя, а зенитчики на время растерялись, Василий подскочил к пулемёту и выпустил очередь вслед самолёту, но, увы, безуспешно. Отец потом долго подтрунивал над «ворошиловским стрелком»…
В первые дни авианалётов у Сталина возникала мысль в целях собственной безопасности покинуть Москву, обосновавшись в куйбышевском бункере, в котором был надёжный узел связи. Тем более что по столице распространились слухи, что Сталин куда-то скрылся (о куйбышевском бункере узнали уже спустя многие годы после войны) и находится вне пределов Москвы. Слухи эти, видимо, нагнетались сознательно, чтобы вызвать в городе панику и беспорядки. Но Иосиф Виссарионович быстро выкинул эту мысль из головы и осадил панические настроения: «Чего только не напридумывает народ. Вождь в трудную годину должен находиться с народом и вместе с ним переносить все жизненные невзгоды». Сталин начал в открытую демонстративно ходить без охраны по обезлюдевшей Москве, ожидавшей фашистских налётов, чтобы все видели: «Сталин с нами! Он верит в победу. Спасибо товарищу Сталину! Мы победим!».
Однажды после короткой бомбёжки он, задумавшись, не спеша шёл по улице Горького. У Елисеевского магазина над головами столпившихся людей, чтобы лицезреть вождя, появилась женщина, взобравшаяся на подставку уличного фонаря, и стала громко укорять Сталина:
– Разве можно, товарищ Сталин, так ходить по улицам в такое тяжкое время? Ведь враг может в любой момент сбросить бомбу.
Сталин развёл руками и ответил вопросом на вопрос:
– Волков бояться – в лес не ходить? Так надо понимать вас? Мы на своей земле, и нам нечего бояться. На своей земле только трус боится врага. А волков и прочих зверей, посягнувших на нашу землю, мы скоро уничтожим. Поверьте мне, – и протянул руку женщине, чтобы помочь ей сойти с подставки.
– Ой, спасибо, товарищ Сталин, – зарделась она. – После ваших слов жить хочется.
– Живыте, живыте на здоровье, – улыбнулся Сталин и пошёл дальше. Но, сделав пару шагов, обернулся ко всё ещё застывшим на месте людям и громко сказал: – Не так страшен чёрт, как его малюют. Мы и на чертей, и на прочую нечисть найдём управу!
Все захлопали в ладоши, довольные его словами.
Проезжая утром 16 октября по Москве, Сталин видел, как люди тащили мешки с мукой, вязанки колбасы, окорока, ящики макарон и лапши. Не выдержав, он велел остановиться. Вокруг быстро собралась толпа. Некоторые начали хлопать, более смелые спрашивали: «Когда же, товарищ Сталин, остановим врага?»
– Придёт время – прогоним, – твёрдо сказал он и никого не упрекнул в растаскивании государственного добра. А в Кремле немедленно созвал совещание и спросил: – Кто допустил беспорядки в городе?
Все набрали в рот воды. Сталин предложил Щербакову выступить по радио, чтобы вселить в людей уверенность в победе над врагом, ввести в строй остановленные предприятия, восстановить во всех магазинах, половина которых закрылась, торговлю. Но не обратил внимания в пылу дальнейших распоряжений, что они противоречат его уверенности в победе: от Молотова он потребовал вывезти все иностранные дипломатические миссии в Куйбышев. То ли ради сохранения их жизней, то ли для того, чтобы они получали меньше информации о том, что творится в Москве. Последнее распоряжение, отданное коменданту Кремля генералу Спиридонову, тоже не свидетельствовало о сталинской убеждённости, что столица не будет сдана врагу: он приказал вывезти саркофаг с телом покойного вождя мирового пролетариата куда-нибудь подальше. Берия советовал коменданту отправить вечно живого покойника в Куйбышев, в надежде, что со Сталиным ему не будет скучно. Но Иосиф Виссарионович, принявший окончательное решение оставаться в Москве, приказал отвезти мумифицированного Ильича на Урал – Гитлер едва ли туда доберётся, а ещё лучше в знакомые ему места, в Сибирь.
– Там ему будет надёжней, – заверил Сталин генерала.
Утром мавзолей опустел.
Невзирая на сложную обстановку под Москвой, для укрепления морального духа страны Сталин рискнул провести 7 ноября парад, который несколько отличался от традиционного. На нём не было военной техники, которой не хватало и на фронте, а парадирующая армия отправилась с Красной площади не за праздничные столы, а прямиком на боевые позиции. Говорят, что Гитлер, узнав об этом, пришёл в бешенство. Он метал громы и молнии на сталинскую голову и, брызжа слюной, поносил площадными словами командующего ВВС Германии Геринга. Досталось и Рихтгофену, который командовал 4-й воздушной армией. Правда, заочно, потому что он в это время находился на фронте.
– Я день ото дня жду от них рапорта о том, что Москва перестала существовать, а они, как выражаются русские, не мычат, не телятся, – кричал он в Генштабе, не сдерживая себя. – Русских надо бомбить, бомбить и ещё раз бомбить! Если вы с вашими зажравшимися генералами, – обратился он к Герингу, – не уничтожите русскую столицу, я расстреляю вас собственными руками.
Даже придя домой, он не мог успокоиться и сорвал зло на Еве, замахнувшись на неё, чего никогда не делал. Чтобы успокоить мужа, Ева Браун вынуждена была использовать все запасы своего очарования, не слишком великие.
– О, майн гот, – верещала она, – есть от чего волноваться… Ведь через неделю, я верю тебе, эти большевики, раздувшие бойню, сгорят в синем пламени. Не волнуйся, мой рассерженный котик. Я рядом с тобой, и нам ничего не угрожает. Мы собьём с этого фараона спесь!
Она ловко кинула в рот мужа, изрыгавшего проклятия, дражинку успокоительного, которым пользовалась сама.
Но даже после супружеских утешений Гитлер не мог прийти в себя. Он ещё долго метался, раздувая ноздри, по обширному домашнему кабинету. Раздосадованный неповоротливостью своих высших арийских чинов, сорвавших ему блицкриг, он тут же принял судьбоносные для Германии, на его взгляд, решения. Отстранил от должности командующего сухопутными войсками генерал-фельдмаршала Браухича, командующего группой армий «Центр» генерал-фельдмаршала фон Бока, командующего 2-й танковой армией генерала Гудериана и десяток других генералов, которых полтора-два месяца до этого щедро награждал крестами. Но оплёванного им Геринга оставил на месте: слишком многое связывало их со времени создания национал-социалистической партии. И объявил себя командующим сухопутными войсками в дополнение к должности Главнокомандующего, надеясь, что его имя будет магически действовать на солдатскую массу вермахта.
А незадолго до того, как Гитлер поносил своих военачальников, советский Генштаб начал подготовку к операции, которая должна была остановить фашистские войска на подступах к Москве. В предстоящих боях в непосредственной близости к столице главная роль отводилась 16-й армии К. К. Рокоссовского, которая зарекомендовала себя стойкостью и нестандартным мышлением командарма. Константин Константинович был на год моложе Говорова, но не менее талантлив, инициативен, хотя, возможно, менее подкован в военной теории, компенсируя этот недостаток стратегической и тактической изобретательностью. Рокоссовский уделял самое серьёзное внимание удержанию первой полосы обороны, которую считал главной, сосредоточив основные силы армии на Волоколамско-Истринском направлении. За счёт создания второго эшелона и общевойскового резерва он довёл глубину обороны до 40 – 50 километров. Попробуй взломай с ходу такой оборонительный рубеж, будь ты хоть Манштейном.
Войска армии оборудовали в сжатые сроки 30 противотанковых районов. Работать киркой и лопатой их научили там, куда Макар телят не гонял. А за жизнь свою, чаще всего поломанную по собственной дури, они могли и хотели постоять тем надёжнее, чем надёжнее будет оборона. А командарм позаботился даже об инженерных заграждениях. Для кого? Для них же. Значит, есть шанс погулять на вольной воле, когда последний фриц протянет ноги. Не захочет протягивать – мы ему поможем. Держи покрепче оружие в руках, братва!
Рокоссовский предусмотрел оставить противотанковый резерв, армейскую авиацию и на всякий случай подвижный отряд заграждения. Официально подобные нововведения, вдохновляющие солдат на подвиги, появятся только в следующем году. Всё было чётко продумано. Пригодились говоровские рекомендации о поражении танков на дальних подступах огнём артиллерии с закрытых огневых позиций: хорошо поработала разведка.
И всё могло бы быть хорошо, если бы в голове Иосифа Виссарионовича, он же Верховный Главнокомандующий, не возникла тактическая идея (было это 14 октября) сорвать наступление противника упреждающими ударами. Один нанести в районе Волоколамска, другой – в районе Серпухова, во фланг 4-й армии немцев. Уж лучше бы Верховный, на мой взгляд, в это время сочинял патриотические стихи для вдохновения армии или поработал над текстом неизбежной капитуляции Германии. Но его вдруг осенило сделать стратегический вклад в неожиданно быстрое выдворение немцев с советской земли, который будет скромно называться очередным сталинским ударом. Ему и в голову не пришло, что последнее время Генштаб разрабатывал иной вариант противостояния гитлеровским войскам, против которого он не имел возражений. Но пути Господни неисповедимы: осенило – значит, осенило, и он не имеет права скрывать свои мысли от советского народа, которому тоже вместе с ним хочется как можно быстрее избавиться от иноземцев. Он не думал о том, что повернуть многотысячное военное хозяйство, ждущее команды для рывка вперёд, это не переставить стул с одного места на другое.
«Все доводы Жукова, – как утверждают современные военные историки, – против распыления сил на контрудары, успех которых весьма сомнителен, а главное – против изъятия у фронта последних резервов, не возымели успеха. Сталин своего решения не только не отменил, а наоборот, потребовал незамедлительного его исполнения. Командующий фронтом был вынужден отдать необходимые распоряжения 16-й и 49-й армиям и передать им все свои резервы. Однако соотношение сил и средств по-прежнему оставалось в пользу противника. Это обстоятельство заставило генерала Рокоссовского отказаться от второго эшелона, ликвидировать 13 противотанковых районов и уменьшить состав своего резерва. В итоге сократилась глубина оперативного построения армии, была существенно ослаблена её противотанковая оборона». В результате контрудар в районе Волоколамска оказался крайне неудачным. Цели его не были, да и не могли быть достигнуты. Армия понесла большие потери, её оборона была ослаблена. В тот момент, когда Рокоссовский вынужден был нанести импровизированный контрудар, гитлеровцы имели превосходство в личном составе и артиллерии почти в три раза, в танковых – в десять раз. Полководческий экспромт вождя окончился так же, как и его желание отвести войска от Киева. Обстановка на Московском направлении вновь обострилась до предела.
Приняв на себя командование сухопутными войсками, Гитлер вскоре убедился, что его решение не произвело никакого положительного эффекта на действия армии, когда начался второй этап немецкого наступления на Москву. А начался он, как и предусматривалось планом операции «Тайфун», 15 ноября. К началу декабря гитлеровским войскам был нанесён серьёзный урон. 6 декабря войска Западного фронта начали контрнаступление севернее и южнее столицы, а соседние фронты двинулись на штурм ослабленных и разрозненных частей вермахта в районе Калинин (ныне Тверь) – Елец.
Сказать, что это сражение, развернувшееся на широком фронте, далось Красной Армии легко, нельзя. Фашисты оказывали жестокое сопротивление. Только через десять дней боёв нам удалось очистить от немецких войск Клин. Ещё через два дня враг был выбит из Солнечногорска. Немцы начали откатываться, но и в тылу не находили покоя. Там их встречали воздушно-десантные войска, конница, хорошо потрудившаяся на заснеженных полях, стрелковые роты лыжников и партизанские отряды.
Оказалось, что, когда нас совсем прижмёт, мы умеем действовать слаженно и уверенно. Гитлер, командующий сухопутными войсками, ничем не мог помочь Гитлеру – Главнокомандующему…
«…Если бы тогда, – размышлял в своих воспоминаниях Г. К. Жуков, – можно было получить от Ставки Верховного Главнокомандования хотя бы четыре армии на усиление (по одной для Калининского и Брянского фронтов и две для Западного фронта), то мы имели бы реальную возможность нанести врагу новые поражения, ещё дальше отбросить его от Москвы и выйти на линию Витебск – Смоленск – Брянск».
Ох, Ева, Ева! Её утешительный для Гитлера прогноз не осуществился ни через неделю, ни через две, вообще никогда. Как всё-таки женщины нещадно обманывают мужей. Даже таких могущественных и впечатлительных. Что уж говорить о нас, простых смертных…
Не буду загружать вас рассказом о дальнейших фронтовых перипетиях битвы за Москву, благополучный исход которой всем известен. Но радость победы была омрачена тем, что на этом участке советско-германского фронта Советский Союз потерял 658 279 человек, из которых 514 338 – безвозвратно. Напомню, что последняя цифра может быть неточной, так как в первые месяцы войны потери учитывались редко.
Но и гитлеровцы только под одной Москвой понесли неизмеримо больше жертв, чем за многие месяцы войны с другими государствами Европейского континента. Потери Германии составили более полумиллиона человек, 1300 танков, 2500 орудий, более 15 тысяч машин и много другой техники. Немецкие войска были отброшены от Москвы на запад на 150 – 300 километров.
7Несмотря на Договор о ненападении, заключённый с Советским Союзом, завоевав в начале сороковых годов значительную часть Европы и ведя войну на два фронта – в Африке, а затем и на Балканах, фашистская Германия с сорокового года начала стремительно готовиться к осуществлению заветной мечты Гитлера – уничтожению русских. Об этом красноречиво свидетельствует «Военный дневник» генерал-полковника Ф. Гальдера, начальника Генерального штаба сухопутных войск в предвоенную пору, когда уже был разработан в начальной стадии план «Барбаросса», без подробного конкретизирования. Именно «Ежедневные записи начальника Генштаба сухопутных войск» (такой подзаголовок имеет «Военный дневник» Гальдера) опровергают «реабилитационные концепции» немецких историков о превентивном характере вынашиваемой Гитлером войны против Страны Советов.
Веруя в Договор, который, как думал Сталин, Гитлер не решится нарушать, лидер Советского Союза получал противоречивые сведения своих германских осведомителей, но не читал дневник Гальдера. А в нём после совещания с фюрером 31 июля 1940 года, то есть почти за год до Великой Отечественной войны и почти за такой же период после начала Второй мировой, чёрным по белому немецкий генштабовец лаконично писал:
«Допущение: Мы не будем нападать на Англию (такой вариант у Гитлера имелся. – В. С.), а разобьём те иллюзии, которые дают Англии волю к сопротивлению. Тогда можно надеяться на изменение её позиции. Сама по себе война выиграна. Франция отпала от «британского льва». Италия сковывает британские войска. Подводная и воздушная война может решить исход войны, но это продлится год-два (то есть долгое время по сравнению с молниеносной войной с Россией, что не может устроить Германию. – В. С.).
Надежда Англии – Россия и Америка. Если рухнут надежды на Россию, Америка также отпадёт от Англии, так как разгром России будет иметь следствием невероятное усиление Японии и Восточной Азии.
Россия является восточноазиатским мечом Англии и Америки против Японии. Здесь дует неприятный для Англии ветер. Японцы, подобно русским, имеют свой план, согласно которому Россия должна быть ликвидирована ещё до конца войны. Русский фильм о победоносной войне! Англия особенно рассчитывает на Россию. В Лондоне что-то произошло! Англичане совсем было пали духом, теперь они вдруг снова воспрянули.
Подслушанные разговоры: Россия недовольна быстрым развитием событий в Западной Европе. Достаточно России сказать Англии, что она не хочет видеть Германию слишком [сильной], чтобы англичане уцепились за это заявление, как утопленник за соломинку, и начали надеяться, что через лет шесть-восемь дела обернутся совсем по-другому.
Если Россия будет разгромлена, Англия потеряет последнюю надежду. Тогда господствовать в Европе и на Балканах будет Германия.
Вывод: В соответствии с этим рассуждением Россия должна быть ликвидирована. Срок – весна 1941 года.
Чем скорее мы разобьём Россию, тем лучше. Операция (имеется в виду «Барбаросса». – В. С.) будет иметь смысл только в том случае, если мы одним стремительным ударом разгромим всё государство целиком. Только захвата какой-то части территории недостаточно (курсив мой. – В. С.).
Остановка действий зимой опасна. Поэтому лучше подождать (первоначально нападение на Советский Союз планировалось осенью 1940 года. – В. С.), но принять твёрдое решение уничтожить Россию. Это необходимо также, учитывая положение на Балтийском море. Существование второй великой державы (то есть России. – В. С.) на Балтийском море нетерпимо. Начало (войны с Советским Союзом. – В. С.) май 1941 года. Продолжительность операций – пять месяцев (большего, по мнению Гитлера, СССР не выдержит. – В. С.). Было бы лучше начать уже в этом году, однако это не подходит, так как осуществить операцию надо одним ударом. Цель – уничтожение жизненной силы России. Операция распадается на:
1-й удар: Киев, выход на Днепр; авиация разрушает переправы, Одесса.
2-й удар: через Прибалтийские государства на Москву; в дальнейшем двусторонний удар – с севера и юга; позже – частная операция по овладению районом Баку.
Посмотрим, насколько всё это заинтересует Финляндию и Турцию.
Позже: Украина, Белоруссия, Прибалтика – нам. Финляндия – районы до Белого моря.
7 дивизий – из Норвегии. (Сделать их самостоятельными!) Боеприпасы.
50 дивизий – во Франции.
3 дивизии – в Голландии и Бельгии.
Всего – 60 дивизий.
120 дивизий – на Востоке.
Итого – 180.
Чем больше соединений мы бросим в наступление, тем лучше. Мы имеем 120 дивизий плюс 20 дивизий, распущенных в отпуск.
Новые формирования (40 новых дивизий) – путём выделения одного батальона из каждой дивизии. Через несколько месяцев – снова один батальон и т. д., чтобы таким образом в три срока выделить из дивизии один полк.
Маскировка: Испания, Северная Африка, Англия. Новые формирования располагать в районах, защищённых от воздушных налётов. Новые формирования на востоке – 40 дивизий из солдат, участвовавших в боях»[16]16
Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба сухопутных войск. 1939–1942 гг. М.: Военное изд-во Министерства обороны СССР, 1969. С. 80–81.
[Закрыть].
Запись в дневнике Гальдера от 31 июля 1940 года, пожалуй, первое свидетельство об окончательном решении германского фюрера начать войну против Советского Союза, публично озвученном Гитлером на совещании в Бергхофе. Она, в сущности, представляет конспект гитлеровских мыслей о количестве дивизий, необходимых для уничтожения русских, в чём он не первое десятилетие не сомневался, о сроках так нужного для Германии блицкрига, о первостепенных пунктах бомбардировки советских войск и направлениях фашистского наступления и т. д. Впоследствии эти мысли и сроки начала войны неоднократно будут меняться, но суть их останется прежней.
Комментаторы русского издания записок Гальдера справедливо подчёркивают, что на совещании в Бергхофе в июле 1940 года «Гитлер чётко сформулировал сущность своей стратегии на данном этапе войны. Но, конечно, он ни словом не обмолвился об истинных причинах решения напасть на Советский Союз. А этими причинами были: классово-идеологическая доктрина фашизма, его стремление уничтожить первое социалистическое государство; экономически агрессивные устремления германского монополистического капитала; фашистские планы «расширения жизненного пространства» за счёт Востока и т. п. Гитлеровская клика считала, что победа над Советским Союзом откроет Третьему рейху путь к мировому господству»[17]17
Гальдер Ф. Военный дневник. Ежедневные записи начальника Генерального штаба сухопутных войск. 1939–1942 гг. М.: Военное изд-во Министерства обороны СССР, 1969. С. 82.
[Закрыть]. Но Гитлер ещё не знал точно, на чьей стороне и когда выступит Англия, и много рассуждает об этом, планирует, а позднее отказывается от десантирования Великобритании.
Фюрер настойчиво стремился столкнуть лбами Англию и СССР (Россию), чтобы, воспользовавшись ослаблением обоих государств, довершить их разгром, став единовластным господином Европы, а потом и всего мира. Черчилль, в свою очередь, хотел конфликта между Германией и Советским Союзом, чтобы если не стать властителем Европы, то воспользоваться плодами крупномасштабного кровопролития на Европейском материке, и в конце концов с помощью британской разведки и всяческих провокаций – в отличие от Гитлера – добился этого, переведя стрелки советского паровоза на германские пути. Это ему, Черчиллю, принадлежат слова о том, что он с нетерпением ждёт того момента, когда Россия и Германия похоронят друг друга.
И только потеряв половину британского флота, уничтоженного фашистами, и чудом избежав немецкого десантирования, под настойчивыми просьбами Сталина и под влиянием Рузвельта он согласился на участие в союзнических действиях на стороне СССР против Германии, но всячески оттягивал открытие второго фронта до видимых признаков победного завершения Советским Союзом Великой Отечественной войны. Должно же что-то, в конце концов, перепасть и бриттам…
Ведь не зря же он дарил Сталину британский меч.
Но Гитлеру, мечтавшему о покорении всей России, пришлось довольствоваться только тем, что он захватил за первые полтора года советско-германской войны. Потом начался обратный процесс, завершившийся водружением красного знамени над фашистским рейхстагом…
Уже в первой гальдеровской записи о будущей войне учтено многое, вплоть до районов размещения новых дивизий, пополнения их опытными солдатами и дезинформации русских перемещением фашистских войск якобы в Африку, Испанию или Англию. С той поры Гитлер и Гальдер, не исключая сошек поменьше, пристально следили за мировой военной обстановкой, особенно на Восточном фронте, дополняя и совершенствуя план «Барбаросса».
Не следует думать, что второй том «Военных записок» германского генштабиста до конца июля прошлого века не содержит попутных гитлеровских секретов о войне на Востоке. Их там непочатый край. Но они именно попутные, не раскрывающие серьёзности замысла фюрера о войне на уничтожение молодой Страны Советов. 30 июля сорокового года он лишь констатирует интерес Гитлера и свой собственный к восточной проблеме, опровергая утверждения немецких историков о нейтралитете гитлеровского генералитета к военным замыслам фюрера. Дескать, каждый выполнял свою работу, если угодно, свой профессиональный долг.
Вот первая гальдеровская запись, казалось бы, сугубо нейтральная: «Основное внимание – на Восток». 3 июля этого года он уже говорит подробнее: «Оперативные вопросы: в настоящее время на первом плане стоит английская проблема, которую следует разрабатывать отдельно, и восточная проблема. Основное содержание последней: способ нанесения разрушительного удара России, чтобы принудить её признать господствующую роль Германии в Европе». Никто его за язык не тянет. Он уже формулирует определяющую цель восточной войны фюрера. Днём позднее, после докладной начальника отдела иностранных армий Востока Кинцеля «о группировках русских войск», Гальдер становится разговорчивее и изучает – без чьей-либо подсказки – планы железнодорожных перевозок, принимая во внимание разноколейность железных путей России и Германии (германские дороги были узкоколейные, назревала необходимость перешивать пути), и намечает на 18 июля (быстрее это задание трудно выполнить) начало «переброски танков на Восток», то есть за год до начала Великой Отечественной войны, не раскрывая грандиозности фашистских планов. Война, в сущности, уже началась, коли потребовалась переброска живой силы.
Сталин, в предчувствии неминуемой войны с Германией, тоже заблаговременно начал передислокацию армии с Азиатского континента в места предполагаемого нападения, но значительно позднее. Отчего многие войсковые эшелоны, в связи с перегруженностью железной дороги, запоздали к вероломному нападению фашистов. Но даже в этом случае Гитлер не преминул заявить о том, что именно СССР угрожал нападением на Германию, а не наоборот.
С момента переброски немецких войск на территории, близкие к Советскому Союзу, начальник Генерального штаба Германии постоянно следит за состоянием железных дорог на Востоке, планируя улучшение станций разгрузки на железнодорожных перегонах для переброски на них строительных частей, и держит руку на пульсе взаимоотношений России и Англии, помогая немецкой разведке наводнять советские просторы разведывательной агентурой. Между прочим, как свидетельствует Арсен Мартиросян, автор новейшего пятитомного жизнеописания Сталина, не без помощи наркома иностранных дел СССР М. М. Литвинова, в действительности Мейера Феллах Финкельштейна, с его, как выражается А. Мартиросян, «кастой наркоматовских западников англофильской ориентации». «Поэтому и неудивительно, – утверждает автор пятитомника, насыщенного рассекреченными материалами, – что при выработке политики СССР в отношении Германии, а её стержнем в то время были торгово-экономические отношения, ибо в плане политическом сотрудничать с нацистами Сталин и так не собирался… А если учесть ещё и его (Финкельштейна. – В. С.) дореволюционные связи с англосаксонским Западом, в том числе с некоторыми тайными структурами последнего, то нередко получалось, что он исполнял функции информирующего агента стратегического влияния Запада. Литвинов практически постоянно «сливал» на Запад всю информацию, касавшуюся советско-германских политических и особенно торгово-экономических отношений, причём не только конфиденциальную, но и попросту секретную.
В анналах британской разведки фигурирует некий агент под псевдонимом «Д-57», поставлявший в 20–30-х годах прошлого века англичанам исключительно важную информацию внешнеполитического характера. По оценкам самих же британских историков (связанных с разведкой. – B. С.), она должна была исходить по меньшей мере из ближайшего окружения наркоминдела М. Литвинова либо от него самого». В связи с этим А. Мартиросян вспоминает о том, что Мейер Феллах Финкельштейн какое-то время «сидел у англичан в тюрьме. Но не просто сидел, а обеспечивал, как отмечает один из лучших современных историков Н. А. Нарочницкая, в РСДРП «англосаксонскую связь» в годы Первой мировой войны и немало потрудился в Лондоне и США, чтобы война вплоть до революции была успешной для Антанты и во всех аспектах для России»[18]18
Мартиросян А. Сталин и Великая Отечественная война. М.: Вече, 2014. C. 84 – 85.
[Закрыть].
Ничего удивительного в этом нет, так как Наркомат иностранных дел формировался ещё при Ленине, а его «сердобольное» отношение к России, которую «вождь революции» хотел отдать на откуп Западу, стало известно после рассекречивания копившихся многие десятилетия исторических документов.
Впрочем, об этом мы ещё поговорим, суммируя доказательства Арсена Мартиросяна в пользу новой версии ленинского плана переустройства послеоктябрьской России. А пока вернёмся к «Военному дневнику» Ф. Гальдера, который, помимо восточного вопроса, целиком сосредоточен на готовящемся десантировании немецких войск в Англии, не выяснив до конца место последней в наметившейся советско-германской войне. Он изучает условия местности на Британском побережье, место высадки десанта, тактические особенности ведения десантных и подводных боёв с Великобританией, не надеясь, что фюрер отменит свой приказ о десантировании, принудив Англию к миру. Хотя эта операция невыгодна Гитлеру, потому что, записывает генштабист 13 июля 1940 года, «если мы разгромим Англию, вся Британская империя распадётся. Но Германия от этого ничего не выиграет. Разгром Англии будет достигнут ценой немецкой крови, а пожинать плоды будут Япония, Америка и др.». Это, видимо, опять со слов Гитлера, потому что очевидна его лексика. Однако не забывает о передислокации 18-й армии на Восток.
