Текст книги "Марс. Книга 2 (СИ)"

Автор книги: Виталий Астапенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

– Не в опережающем времени – в застывшем в будущем кванте Планковской секунды. И живут не физически, просто так воспринимает их мозг.

– Полный бред, – резюмировала Даша. – Я уж не говорю о невозможности физического проявлении Планковской секунды, где одна её часть находится в будущем, а часть – в настоящем. Но допустим! Но люди-то так существовать не могут. Они погибнут.

– А поверить, будто некая группа желает захватить власть на Марсе, разве не казалась бредом, пока не объявился Церн.

Я помолчал, собираясь с мыслями.

– А проходчики…вдруг ты права, – «Спасибо! – саркастически заметила Даша, – и сознание их как раз и проявляется в точке будущего…мм…F-point, а подсознание – в настоящем, P– point. Вкупе со всеми рефлексами. Они безусловно погибли бы через какое-то время, но тут вмешались мы с тобой.

– Уверен?

Я ни в чём не был не уверен, а слушая себя, удивлялся, как это Даша ещё не вызвала санитаров из ближайшего мед-центра.

– Толку от моей уверенности… В общем, – я помялся, – мне нужен МОУ.

– Что? – Даша аж поперхнулась. – Зачем?

– Добраться до обломков «Дайны М». И вскрыть память компьютерной сети.

– Да какой сети? О чём ты говоришь!

– Даша, – сказал я успокаивающе, – практически все пассажирские корабли это, собственно, большие компьютеры с дюзами. В них нет единого компьютерного центра и выделенного хранилища памяти.

– Большое в малом, – недовольно пробурчала Даша.

– Вот именно. Киберсеть любого корабля это кластерная гроздь, и каждый кластер хранит всю информацию полёта. До аварии и во время её. Там должны быть доказательства существования импульса. Я рассчитал, группа обломков вернётся к Марсу в 23.15 по времени Северного полушария. Её сейчас отслеживают здешние обсерватории.

Даша покрутила пальцем у виска.

– Ты представляешь, какая у них скорость? И это только со стороны кажется, будто они движутся одинаково…

– Пятьдесят тысяч километров в час, – вставил я. – Тринадцать тысяч и сколько-то там метров в секунду.

Но Даша не сбилась.

– Тринадцать тысяч девятьсот, точнее, восемьсот восемьдесят восемь и восемь. Причём одни летят чуть быстрее, то есть, одни опережают другие. Угодить в этот рой, всё равно, что попасть под обстрел. И я не уверена, кстати, что модулю по силам такая скорость.

– По силам, по силам, – заверил я девушку. – И даже больше. А нагонять мы будем их сзади и постепенно. Тем более, что самые крупные обломки находятся в задней части роя. Последние развалившиеся части «Дайны М». Так как?

– Ну, не знаю, – неуверенно протянула Даша, подумав. – И зачем?

– Хочу попробовать установить, был удар или нет, – пришлось сознаться.

– Это такая необходимость? – поинтересовалась Даша.

– А что для нас необходимость? Настроить коттеджи для играющих в виртуале подростков или для тупо пялящихся в тот же виртуал обывателей, практически не встающих с дивана? Зачем и для чего мы живём? Надеюсь, не для этого. А если там есть ответы на все вопросы?

– В гипотетичном ударе?

– А если он наметит нам путь к получению ответов? В конце концов, не приведи космос, чтобы и следующие корабли разваливались, попав под такое. И, если честно, я считаю, что это был не удар, а именно выплеск, крик души планеты.

– Indemonstrabilis[4]!

– Unproven[5], тогда уж. Но проверить необходимо.

– Спасатели… – начала Даша.

– Какие спасатели? Не смеши. Подготовленные кадры есть на «Марс-3», но у них хватает работы с марсианским каботажем. Не сомневаюсь, когда комиссия закончит опрос, может возникнуть необходимость осмотра обломков. Вернее, она и так есть. Другое дело, отправят ли экспедицию и где тогда будут обломки. В конце концов, тебе что, МОУ жалко?

– Тебя мне жалко! Илай, ну причём тут МОУ, хотя и они на дороге не валяются…но пусть…допустим, рой можно догнать, даже снять информацию с уцелевших датчиков. И что? Чем это поможет штолен-проходчикам? Или избежать подобных катастроф в дальнейшем?

– Не знаю, – пришлось сознаться. – Пока.

– И ещё, – продолжили Даша. – Ладно, априори – Марс живой. Но кому он «кричит»? Всему нашему континууму? Как-то уж слишком размыто. И куда? Какова вообще должна быть скорость этого выплеска, чтобы достичь хотя бы соседней системы и чем та отличается от нашей?..

– А он не к звёздным системам послан. К точке. К тому месту пространства и времени, где родилась наша вселенная.

– К точке сингулярности?

– В планетах, в каждой, заложена, как и в каждом человеке, собственная вселенная и встроен ключ-предохранитель от коренных перемен. И когда меняют изначальность планеты, меняют целенаправленно и методично, он срабатывает. Мне кажется, все планеты нашей вселенной связаны с точкой зарождения существующего континуума: светом, гравитацией, излучениями – не знаю, уходящими в глубины прошлого и надвигающегося будущего. Ведь вселенная – единый организм. Точка сингулярности, в ней и прошлое, и настоящее, и будущее. Поэтому, да, к точке сингулярности.

Даша долго смотрела на меня, потом вздохнула.

– Ещё один космогонист… – по-моему, она хотела добавить: «На мою голову», но сдержалась. – Пока такой сигнал дойдёт, существование вселенной завершится.

Я сказал торопливо:

– Нет, если представить связь точки сингулярности с космическими объектами посредством чёрных дыр…вернее, чёрных проколов…

– Какая связь? – удивилась Даша. – И откуда ты взял чёрные дыры?

Я помолчал, собираясь с мыслями. Не дождавшись ответа, девушка подёргала меня за рукав.

– Ну? Какая связь, Илай?

Ладно.

– Но учти, всё это отдаёт мистикой, – предупредил я.

– Лишь бы не маразмом!

Смейся, смейся.

– Я исхожу, что все мы – дети нашей вселенной и в чём-то подобны ей, поэтому большой взрыв ассоциируется у меня с рожающей матерью, которая лелеет и любит своё дитя – вселенную в нашем случае. И следит за взрослеющими детьми, как и любая мать.

– Я правильно поняла: ты хочешь сказать, что чёрные дыры это «глаза» вселенной, которыми она следит за всем, что происходит.

Я так не думал, но возражать не стал.

– Почему нет. Но я хочу сказать о другом. Я считаю, что каждая чёрная дыра связана с ближайшим сегментом космоса, с космическими объектами в виде планет или солнечных систем, галактик...

– А почему не с пространством или излучениями? – осведомилась Дарья. – Почему именно с планетами?

– Потому что они – носители жизни. Не места возникновения – откуда взялась жизнь, мы пока не знаем, – а именно носители. Я имею в виду нашу Солнечную систему, – предупредил я готовую уже возражать девушку, – поскольку никакой другой жизни здесь нет. Ни кремниевой, ни электрической, ни газовой, ни плазменной. В других сегментах – возможно, но не здесь.

– По-моему, отдаёт антропоцентризмом, Илай!

– Ничего подобного! Просто я считаю, что планеты живые, и они связаны с колыбелью мироздания через Чёрную дыру, а с самой чёрной дырой модулируемым планетами сигналом, этаким К-синапсом.

– К – это…

– Космический.

– Очень научно, – фыркнула Даша.

– Так я и не претендую. К-синапс моделируется в исключительных случаях, когда планете грозит полное изменение или гибель. Это не сигнал о помощи, просто извещение о перемене. И предпосылки к нему зародились ещё задолго до прокола в шахте.

– Ты имеешь в виду Марс?

– Да. Кстати, ты помнишь, запасы кислорода, которые нашли штолен-проходчики? Так вот, кислород есть, водорода нет. А для воды водорода нужно вдвое больше, как говорится, H₂O. Я считаю, что водород ушёл в топку ядерного синтеза по созданию К-синапса. И этому здорово поспособствовала марпоника, чей процесс прорастания вглубь почвы связан с работой террамодуляторов, основанной на похожем ядерном синтезе.

– Угу, и никто ничего не заметил, – кивнула Даша.

– Да, потому что сигнал формировался внутри Марса, в его ядре. А при этом вашем проколе так совпало, что вырвался он прямиком в месте вахтового посёлка. Я нашёл внутри там дыру в почве планеты, которая исчезла наутро.

– Да не может быть! – съязвила эта марсианская вредина. – Целую дыру. Не чёрную, надеюсь?

Что тут ответишь?

– В общем, – подытожила Дарья, – ты, по какой-то причине, хочешь добраться до обломков «Дайны М» и для этого рассказываешь мне космогонические сказки, а я делаю вид, что верю. Хоть убей – не пойму: причём тут вообще чёрные дыры. Только не начинай снова, – быстро предупредила она. – Я уже слышала про странную материю. Или есть ещё аргументы?

Пришлось поцеловать. Давно хотелось.

– М-м…какой убойный аргумент, – пробормотала она немного погодя. – Часто им пользуешься?

Я постарался загадочно улыбнуться.

Даша развеселилась.

– И с этим я целовалась? Уй-ю… Ты похож на оголодавшего злодея. Придётся кормить. Идём обедать?

– Идём, – сказал я со вздохом, вставая.

Обед завершился довольно нежданно, но очень приятно. У девушки оказалось свободное время, у меня его вообще было невпроворот. И закончилось всё в итоге тем, что Даша сказала:

– А знаешь, ты меня убедил, как ни странно.

Она растянулась поперёк кровати, положив подбородок мне на грудь и легонько проводя по ней пальцами, словно рисуя невидимые завитушки. Было очень приятно и немного щекотно. Я чуть наклонил голову и поцеловал её в макушку.

– И не поцелуями! – Кажется, она покраснела, но не уверен, свет в номере был приглушён. – В самом деле, если вдуматься, ведь подготовка колоссальной цели – переселение народов на другую планету, свелась к рутинным дежурствам да посиделкам в барах по вечерам. Вроде бы и понимаю, что так и должно быть, в конце концов, но в космос я шла не за этим…

Она села – мне сразу стало холодно – и потянулась за лежащим на полу бельём.

– Сейчас есть только один доступный МОУ, который способен к функционированию. На остальные требуется разрешение либо руководства ИКП-2, либо Администрации, а они тебе его не дадут. По крайней мере, сейчас. Хотя, Лен тебя поддержит, наверное.

– И Хрулёв, – вставил я, с сожалением глядя, как исчезает под белым бюстгальтером упругая грудь, затем последовали трусики, майка.

Даша перехватила мой взгляд и засмеялась немного смущённо.

– Ну, у тебя вид! Словно навсегда прощаешься.

– Очень надеюсь, что нет, – сказал я сухо, и в свою очередь принялся одеваться.

– Не сердись! – Даша поцеловала меня и отстранилась. – Ты уж выбирай: или МОУ, или постель.

– А как насчёт постели в МОУ? – Я размяк.

Даша звонко засмеялась.

– Лишь бы не МОУ в постели! Но если тебе серьёзно нужен модуль, то надо поторапливаться, иначе его отправят в полёт согласно графику. И что говорил насчёт Хрулёва? Наш извечный скептик.

– Это хорошо, что скептик. Но меня больше волнует, сможет ли МОУ взлететь.

– Скорее всего, – она пожала плечами и шагнула к двери. – Лен сразу отправил наших механиков, едва получил мой сигнал. Я их видела. В модуле при посадке забило марпоникой внешние дюзы стартового двигателя, прочистить их не проблема при наличии техники.

Я смутился. Да, посадка была далека от идеальной.

– Продырявлен грузовой отсек с зондами. Это вообще мелочь. Ферропластиковым коагулянтом должно уже затянуть. Ну, и настройка автоматики.

– Вот и замечательно. – Я открыл дверь. – Ты сможешь собрать Хрулёва с Леном? Если Сергей вернулся, конечно. А я по дороге всё им объясню.

«По дороге» – это я поторопился. Объяснять, убеждать и спорить пришлось больше часа, и то, я был совсем не уверен, что убедил их. По-моему, они поехали с нами, чтобы приглядеть, как бы мы не наделали глупостей. Лететь с нами к обломкам ни тот, ни другой явно не собирались.

Мы вновь двигались по высеченной в стене дороге, только в этот раз слева была не непроглядная чаша мрака – колоссальный объём пустоты, завораживающий взгляд. За управлением устроилась Даша и вела кар намного быстрее, чем Лен. Машину трясло и подбрасывало время от времени при сильных порывах ветра, и тогда Хрулёв хмурился и бросал девушке: «Не лихач!» Та кивала, но скорость держала прежнюю. Сергей с Леном сидели на заднем сиденье и что-то высчитывали на наладонниках, перебрасываясь короткими фразами. Как я понял, проверяли мои расчёты.

Из каньона мы выехали намного быстрее; я и оглянуться не успел, как кар подкатил к администрации. Здесь мы разделились: меня и Дашу ждал Шмидт, а у Лена с Сергеем были свои дела.

Даша уверенно проводила меня двухэтажному флигелю, торцом упиравшимся в основное здание, и через фойе на второй этаж в небольшой круглый зал, в котором нас ожидало четверо человек. Знакомый сержант-инспектор в компании троих мужчин в стандартных комбинезонах, только с золотыми бэйджиками – местный истэблишмент, как я понял. Они сидели подле невысокого стола, все четверо с одной стороны.

– Я – Бернгард Шмидт, – представился один из мужчин, изящный брюнет, вставая и протягивая руку. – С сержантом вы знакомы. – Герд кивнул. – Брюс Хиггинс, представитель администрации… – благообразный господин с породистым носом небрежно наклонил голову, – …и Мигель Эррухеньо Санчес, – абсолютно не примечательный человек, – наш ведущий физик.

Я пожал руку, назвался, и мы с Дашей уселись в низкие и довольно неудобные кресла напротив. Даша представляться не стала, ограничившись лёгким кивком.

– Господин Севемр, – начал отнюдь не Шмидт, а Герд, – должен известить, что против вас выдвинуто обвинение в ничем неспровоцированном нападении на членов партии семнадцать-двадцать бис.

Даша хотела что-то сказать, но Герд предупреждающе поднял руку.

– Я верю, что ничего противоправного вы не совершали, но обязан довести это до вашего сведения.

– Один человек ранен, – сказал Хиггинс. Голос был глубокий и чуть скрипучий. – Остальные в состоянии близком к коматозному, хотелось бы услышать…

– В космос ваши расспросы! – рявкнул Санчес. – Скажите, сеньор Севемр, этот Церн что-нибудь говорил о проколе? Кто и на каком основании проводил эксперимент без нашего участия?

Я покачал головой.

– Ничего. О проколе я вообще впервые услышал от господина Шмидта пару часов назад.

– Я тоже, – вдруг сказала Даша. – Почему ИКП-2 не поставили в известность о начале эксперимента? Извольте объяснить!

– Вам была отправлена докладная записка, – быстро сказал Хиггинс, – с приглашением.

– Первый раз слышу! – Голос Даши замораживал холодом. – И я вам обещаю, что это так не останется. Мы соберём специальную комиссию. Эксперимент был слишком важен.

– Именно, что эксперимент! – возразил Санчес. – Если по каждому эксперименту собирать комиссии, то о переселении на Марс можно вообще забыть.

Шмидт стукнул ладонью по столу.

– Пожалуйста, прекратите. Госпожа Лайт, вам и вашему Институту будут предоставлена вся информация о готовившемся эксперименте. Почему он начался до приезда руководства, ещё предстоит выяснить.

– Как всё странно, – пробормотал я, и пояснил под удивлёнными взглядами присутствующих: – Почему столь важный эксперимент провели с опережением срока? – Санчес хотел что-то сказать, но я не дал. – И обстрел КППМ… – Вот тут я поразил присутствующих, если не считать сержанта. Пришлось под непонимающе-недоверчивыми взглядами выдать чуть укороченную версию наших с Дашей похождений. Меня засыпали вопросами. Я старательно отвечал. К объяснениям относились скептично.

– Итак, – подытожил в конце концов Шмидт, – вы утверждаете, что подверглись нападению группы штолен-проходчиков, к которым причисляете Альберта Церна. Хотя последний, по словам нашего сержант-инспектора, уверяет, что произошло заурядное недопонимание, приведшее к ссоре.

– Как посмотреть, – сказал я. – Например, обстрел КППМ заурядным делом не назовёшь.

– По вашим словам, – заметил Санчес. – Хотя лично я и представить не могу для чего обстреливать КППМ. Обычный климатический погодник, подогнанный под здешние условия и встроенный в сеть таких же преобразователей. В будущем, после создания атмосферы, сеть эта станет основой, каркасом для опутающих Марс беспроводных силовых линий, качающих энергию прямиком из космоса. Их достаточно вывести на другую, более высокую орбиту и переориентировать.

– То, что не могли сделать на Земле из-за неспособности разных стран договориться между собой, – бросила молчавшая до того Даша.

– Прибыль они не могли между собой распределить.

Я помнил этот проект, но спросил Санчеса о другом:

– А можно как-то получить доступ к управлению этой сетью?

– Через преобразователь? – Физик задумался. – Можно, наверное. Если внести соответствующий вирус в программу астро-координации. Но только учитывайте: для этого необходимо хоть на какое-то время вывести его из-под управления центральных процессоров марсианской сети, а там защита так просто не взломать! И все погодники жёстко ориентированы и друг с другом – отсюда, кстати, и сеть.

То есть, совершенно незачем выводить из строя сам преобразователь. Кажется, мои предыдущие домыслы и близко не соответствуют действительности. А ведь что только ни навыдумывал. Выходит, достаточно сбить настройку, чтобы система управления утратила на время связь, и незаметно ввести вирус. Для этого нужно, конечно, иметь доступ к процессору КППМ. Не думаю, что это слишком сложно в наше время, тем более, что едва ли кто-либо ждал подобного нападения. А преобразователь вместе со связью был бы лишён и полноценной антивирусной защиты на время, пока автоматика не вернула бы его на место.

– И если сбить настройку хотя бы одного, произойдёт цепная реакция? Для всей сети?

Санчес кивнул.

– Ну…не для всей, но один-два преобразователя, скорее всего, выпадут из подчинения процессоров. Но ненадолго.

– Зато вполне достаточно, чтобы внести вирус.

– А зачем? – Это уже Шмидт. – Ради будущих дивидендов?

– Всё может быть. Но пока я не вижу иных причин для обстрела КППМ. Спящий вирус, благодаря которому впоследствии можно будет прибрать к руками планетарную сеть энергоприёмников.

– Считаете, кто-то решил захватить Марс и диктовать свои условия? Но это глупо, пока всё здесь зависит от поставок с Земли.

– А когда же ещё устанавливать свою зону влияния? Ждать, покуда с переселенцами сюда не переберётся и криминал? На самом деле, не так всё это и глупо. Если через несколько лет сеть энергоприёмников будет подчиняться группе избранных…

Санчес недоверчиво покачал головой, Хиггинс цокнул языком, а Шмидт отмахнулся.

– Да-да, теория заговора. На Земле их предостаточно! Теперь и тут появились. Доказательств, правда, нет.

Я кивнул и спросил:

– У меня вопрос о спуске в тоннели. Разве он не должен находиться возле посёлка? Или базы поддержки ставят за двадцать километров от входа в штольню?

– Когда как. Но в конкретном случае, когда отыскали место, где решили проводить прокол, стало нерентабельно переносить посёлок. Да двадцать километров не такое уж и расстояние.

Шмидт встал, прошёлся взад-вперёд по залу и посмотрел на нас с Дашей.

– Скажите, Илай, вы всерьёз верите в теорию заговора? Только честно.

Я пожал плечами.

– Могу лишь предположить, что некая группа людей, а, возможно, две группы, хотели вывести из-под киберзащиты КППМ, а вот что и как должно ответить следствие. Не исключено, что нити тянутся до Земли.

Герд задумчиво кивнул, но остальным присутствующим это радости явно не принесло.

– Повторюсь: доказательств у меня нет, – продолжил я после паузы. – Мне кажется, что у Церна всё получилось бы… – «Предположительно», – вставил Хиггинс, – …если б не эксперимент с проколом ядра.

Троица посовещалась. Герд участия не принимал. Он сидел и исподлобья незаметно, как считал, поглядывал на Дашу и иногда на меня.

Постепенно разговор начал переходить на повышенные тона, и, в конце концов, перерос в самый настоящий гвалт. Вот тогда я просто растерялся.

Выручила Даша. Тоном, способным заморозить небольшое море, она потребовала прекратить бессмысленную болтовню и подумать, просмотреть всю необходимую информацию по программе прокола ядра, а позже встретиться и обсудить случившееся. Народ нехотя согласился.

Мы с Дашей поспешили откланяться и, пока сержанта удерживал что-то яростно втолковывающий Санчес, выбрались наружу и разыскали специально оставленный для нас кар. Ни Лена, ни Сергея не было, но Даша сказала, что они должны быть на аэростоянке, куда мы и отправились.

Руководство ИКП-2 мы отыскали, где и планировали, среди площадок-прямоугольников, залитых спецраствором, у открытой дверцы аэромашины.

В отличие от доставившего нас на Северный аэрокатера спасательной службы – четырёх-винтовой машины с двумя цельнопластиковыми гондолами дополнительной аэроплавучести – нынешнее средство передвижения являло собой продолговатую ферропластиковую сигару с парой стреловидных крыльев. В носовой части прозрачной ступенью торчала кабина управления, ярким пятном выделяясь на фоне лишенных иллюминаторов бортов. Всё это венчалось шапкой двухлопастного винта. И никаких признаков дополнительных поплавков аэроплавучести. Также как и аэродинамики. И как, интересно, она летает в разряженной атмосфере Марса?

Ответ я получил почти сразу.

От стоящей рядом с нашей аэромашины с эмблемой Института ядерных исследований Марса – стилизованной латиницы-аббревиатуры – «M» перетекающая в «N» и две «I» за и над ними, донесся шипящий гуд. Сигарообразное тело вдруг впучилось, обрастая ферропластиковым корпусом и заполняя недостающие лакуны фюзеляжа. Спустя короткое время машина, потеряв в весе, увеличилась втрое надувным дирижаблем, сглаживающим и исправляющим недостатки основного корпуса. Вращающийся винт легко оторвал махину от земли.

Вмонтированные в площадку вокруг каждого стояночного места прозрачные пластины ветроотсекателей погасили воздушный поток, позволяя спокойно заниматься делом и нам, и другим экипажам, готовящимся к вылету. После чего втянулись в специальные прорези.

При виде нас с Дашей Лен хищно заулыбался и кивком указал на три больших ферропластиковых кейса возле ног.

Понятно: команда грузчиков прибыла.

– Грузимся! – распорядился Лен.

– Одну минуту!

Надо же, знакомые всё лица! Сержант-инспектор Макс Герд объявился! Гнался за ними, что ли?

– Далеко собрались?

– Не очень, – пробурчала Даша, но слова её заглушил баритон Лена:

– В сорок седьмой квадрат, Макс. А что?

– Это там, где вахтенный посёлок?

– Рядом.

Герд помедлил.

– Пока я бы попросил господина Севемра и Госпожу Лайт не покидать Северный.

О как! Хотя – ожидаемо.

– И на каком основании? – осведомилась Даша. Она подбоченилась и хмуро смотрела на сержанта.

– В интересах ведущегося расследования…

– В интересах расследования мы ответили на все вопросы, – сказала Даша. – Вчера и сегодня. Возникнут новые, ответим и на них. А задерживать нас нет оснований. Мы не под арестом.

– Вынужден с ней согласиться, – сказал Лен. Хрулёв утвердительно кивнул, соглашаясь.

– Спорное утверждение, тем более, что некий Альберт Церн выдвинул обвинения против господина Севемра.

– Так устройте нам очную ставку, – сказал я сухо.

– Не могу. – Герд пожал плечами. – Он и его люди впали в коматозное состояние.

– Что? – изумился я. – Когда?

Герд нехотя выдал:

– Сегодня, три часа назад.

– Да говори уж, Макс! – подстегнул импульсивный Лен.

– В Медцентре произошёл сбой в системе охлаждения спецхранилищ, и некоторое количество газа МХК просочилось в верхний коридор, где находились Церн и люди из его команды. Их, кроме раненого, должны были выписать. До этого Церн сделал заявление, в котором обвинил в нападении на своих сотрудников госпожу Лайт и господина Севемра. Я как раз собирался с ними встретиться, уточнить детали и разобраться. По его словам, произошло некое недопонимание.

Мы молчали, ожидая продолжения.

– Но я, собственно, хотел просить подбросить меня к вахтовикам. – Герд перевёл взгляд с меня на Лена. – У нас все машины в разгоне, а наземным каром пока доберёшься, прорва времени уйдёт.

– Так ваши там работают, – удивился Лен. – Ещё вчера отправились.

– Знаю, – сказал Герд. – Хочу покурировать…

Интересно? А как же Церн со товарищи? Впрочем, ни мне, ни Даше, ни учёным криминальные разборки были неинтересны.

Я подхватил пару тяжеленых кейсов и шагнул к лесенке у посадочной дверцы.

Даша направилась к кабине пилотов.

Я не слышал, что ответил Лен, сражаясь с непослушными кейсами: слишком большие и пухлые, они никак не входили в стандартные багажные ячейки.

– Не сюда, – раздался голос Хрулёва, и худощавая фигура протиснулась мимо меня в салон, одновременно закидывая третий кейс в зацепы магнитного держателя грузового отсека. – Здесь для ручной клади.

Действительно! Что-то я расклеился! Видно явление любителя ломать женщинам руки так подействовало.

Я сунул кейсы в зацепы и прошёл в салон.

К моему несказанному удивлению при взлёте по внутренним бортам протаяли ряды небольших иллюминаторов – трансляция видеодатчиков с надувной псевдоповерхности корпуса, открывая панораму бледно-зеленоватой равнины. Смотреть, правда, было особо не на что: сливающиеся в единое целое ряды марпоники, изредка прорезанные магнитными магистралями для наземных каров. Глазу просто не за что зацепиться. А мерное подрагивание машины убаюкивало, как младенца в колыбели.

Я откинулся на спинку тянущейся вдоль борта скамьи и прикрыл глаза. Гражданская машина в сравнении с катером спасительной службы летит медленней, так что часа полтора у меня есть: можно подремать или подумать. Но ни того, ни другого мне не дали.

– Ты меня не убедил, Илай, – сказал Лен, возвращаясь к старой теме, которую мы с ним обсасывали последний час в институте. Он закинул сцепленные ладони за голову и как-то ухитрялся покачиваться взад-вперёд на узкой скамье.

– Тогда зачем летишь? – спросил я лениво.

– Не знаю, – честно признался Лен. – Официально – обязан принять МОУ как начальник отдела ИКП.

– Разве это прерогатива начальника отдела?

– Нет, конечно…

– Слушайте, перестаньте! – вмешался Хрулёв. Вот уж кто сидел напряжённо, вцепившись обеими руками в скамью. – Давайте вернёмся к гипотезе Илая.

– Давайте, – согласился покладисто.

– К какой гипотезе? – одновременно спросил Герд.

– Потом, не важно! – отмахнулся Сергей. – Лучше скажи, у тебя есть хоть какие-нибудь доказательства столь дикой теории?

Кто бы говорил. Сам-то чем лучше.

– Я понимаю, – сказал я, – доказательств нет. И найдём ли мы их – это бабушка надвое сказала.

– Вот! – Лен наставительно поднял палец. – Я проверил твои выкладки. В принципе, на МОУ можно добраться до обломков. Но отыскать нужный фрагмент корпуса и извлечь информацию из останков нейросети – это нонсенс! Как и существование самого выплеска.

– Сгодится любой достаточно крупный обломок, – в который раз за сегодня повторил я. – Подключиться – тоже не проблема. Я восстановил нейрочип, – я потрогал мочку уха, – связь автоматически восстановится, если уцелел хотя бы кластер сети, а они уцелели. В пыль «Дайну М» всё-таки не разметало.

– Допустим. Но зачем? Даже если и был выплеск, что это даст? Кстати, надо поточнее определиться с семантикой: выплеск, сигнал или ещё что, но так. Ты подозреваешь злой умысел?

– Во-первых, даст знание, что выплеск был. А злой умысел…ну, как сказать. Вообще-то я хочу найти чёрную дыру, вернее, прокол у нашей системы.

– Вот так новости! – изумился Хрулёв. Лен снова гусеницами вскинул брови. – Да будь здесь такая, её бы уже давно отследили. А скорее всего, и нашей системы бы не было. Не говоря уже о том, что в окрестностях Солнечной системы чёрных дыр просто нет. Они находятся, как правило, в центрах крупнейших галактик. Кстати, одну из сравнительно небольших чёрных дыр обнаружили в созвездии Гончих Псов уже довольно давно, это к вопросу о незамеченных дырах в окрестностях системы.

– Я помню, – я кивнул. – По школе. NGC 4395. А также, что чёрные дыры описываются тремя параметрами: массой, моментом импульса и электрическим зарядом. Могу рассказать о сфере Шварцшильда, Рое Керри или ограничениях Керри–Ньюмана для чёрной дыры с нулевым зарядом. Но вы, скорее всего, и сами это знаете.

– Знаем, конечно, – сознался Лен.

– Нет, – сказал Герд.

«Ничем не могу помочь, учиться надо», – подумал я.

– Ближайшая к нам чёрная дыра находится в созвездии Лебедя, – тем временем продолжил Сергей.

– V404 Сygn, – кивнул Лен, – в семи-восьми тысячах световых лет. Можно сказать – под боком. В Солнечной системе её нет.

– А если размер дыры не превышает кванта? – возразил я. – Но мне кажется, сначала стоит определиться, что такое чёрная дыра и для чего она служит, а не искать просто ради интереса.

– Софист, – хмыкнул Хрулёв. – Именно ради интереса и стоит. Кстати, о чёрных дырах известно довольно много, как ни странно.

«Угу, – вставил я про себя, – теоретически».

– В основном, конечно, по расчётам и математическим выкладкам. Предположительно, главной особенностью черной дыры является то, что известно как сингулярность, которая и определяет ее центр. Область, где фундаментальные законы физики и самой ткани пространства прекращают свое существование. Сингулярность – это невидимый барьер, называемый горизонтом событий. Он знаменует собой появление внешней границы черной дыры, проявляющимся экстремальным гравитационным притяжением. Точка, откуда нет возврата. Все, что пересекает горизонт событий, даже свет, обречено.

– И как тогда это стыкуется, что сингулярность предполагает бесконечную плотность и температуру материи, но, тем не менее, она не занимает собой пространства? – проворчал Лен.

– А я слышал, что чёрные дыры ведут в иные реальности-вселенные, что они преобразуются в белые дыры, или, что попадая в чёрную дыру, материя может образовывать целые новые галактики в иной реальности, – вставил сержант, с интересом слушавший наш разговор.

– Много чего говорят, – буркнул Лен, и посмотрел на меня: – А что ты сам думаешь, Илай?

– Я думаю, что чёрные дыры – да, проходы, но не в иные реальности – я убеждён, что реальность одна, – а к большому взрыву – центру зарождения мироздания. По теории инфляции Вселенная, после того как появилась, развивалась не постепенно, а разрослась рывком до нынешних размеров. И плоскость её только видимая. Нам.

Хрулёв хотел возразить, но я не дал:

– Точно так же, как мы не можем ощутить, что Земля круглая, из-за ее огромных размеров. И мне кажется – в этом ключ к изучению вселенной. Посредством чёрной дыры оказаться у истоков мироздания едва ли возможно, но вот при погружении в чёрную дыру можно достичь того отрезка или, если хотите, куска пространства, например, той или иной галактики, до которой при наших скоростях и за миллионы лет не доберёшься. По времени они будут отстоять от нашего сегодняшнего дня на целые эпохи, но кто сказал, что вселенную надо изучать только здесь и сейчас?

– Причём тут непостижимость размеров и ключ к изучению? – Даша, оказывается, слушала наш разговор по внутренней связи и решила поучаствовать. – И как быть с возвратом? Даже если получится «нырнуть» в чёрную дыру, выбраться из неё и изучить окружающее пространство, как доставить полученные знания назад? Или это билет в один конец?