Текст книги "Вавилон легендарный и Вавилон исторический"

Автор книги: Виталий Белявский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 18 страниц)

Вавилонский водный транспорт: туфа

В туфах, подобных вавилонским, жители Ирака по сей день плавают по Тигру и Евфрату. До сих пор они пользуются еще одним вавилонским типом судна – келеком, плотом на кожаных бурдюках, надутых воздухом.

Вавилонский водный транспорт: келек

Товарно – денежные отношения в Вавилонии достигли очень высокого для античного мира уровня. Деньги как всеобщий эквивалент стоимости в виде кусочков и слитков серебра появились здесь еще в середине III тысячелетия до н. э. у шумерийцев. Вавилоняне унаследовали эту денежную систему. В VII в. до н. э. в Лидии была изобретена монета, которую вскоре стали чеканить во всем древнем мире. Персидский царь Дарий I (522–486 гг. до н. э.) ввел единую монетную систему по всей Персидской империи от берегов Эгейского моря до Инда. Все древние монетные системы заимствовали у вавилонян весовые соотношения и часто названия основных денежных единиц. Однако один народ упорно не признавал монету и столь же упорно держался традиционных весовых денег. Это были вавилоняне. Они продолжали принимать серебро по весу, не обращая внимания на чеканку. Так они поступали не только с персидской монетой, но и 300 лет спустя с селевкидскими серебряными статерами.

Грузовые суда

Нежелание вавилонян признать монету объясняется отнюдь не их косностью. Они строго придерживались монометаллического денежного обращения. В качестве денег у них ходило только серебро, тогда как соседние народы употребляли и серебряные, и золотые, и электровые, и медные, и свинцовые, и даже железные деньги. Разобраться в курсе всех этих монет было очень сложно. Вавилоняне считали более удобным и практичным принимать по—прежнему серебро по весу. Кроме того, они не имели собственного серебра и пользовались иноземным металлом весьма различной степени чистоты. В обращении находились «чистое серебро», «белое серебро», серебро с шестой, пятой, восьмой, двенадцатой долями лигатуры и т. д. При таком разнообразии качества и соответственно стоимости серебра его удобнее было принимать по весу. Так вавилоняне и поступали, будь то серебро с клеймом (т. е. монета) или без клейма.

Наряду с торговлей товарами в Вавилонии издавна процветала торговля деньгами – ростовщичество. Однако давно прошли те времена, когда ростовщик за несколько мер ячменя или фиников закабалял должника и превращал его в раба. С 1790 г. до н. э., после издания прославленных Законов царя Хаммурапи долговое рабство для вавилонских граждан было отменено. Ростовщик времен столпотворения выглядел гораздо цивилизованнее и деликатнее своих предшественников, что, однако, не мешало ему получать такие прибыли, которые тем и не снились.

Ростовщичество пропитало все поры вавилонской деловой жизни, наложило на нее и на самих вавилонян неизгладимый отпечаток. Сказанное отразилось и на форме нововавилонских деловых документов. Было выработано простое универсальное «обязательство» (u’iltum), в основе которого лежало долговое обязательство. Этот документ годился для фиксации самых разнообразных сделок: ссуды, займа, кредита, заказа у ремесленника или торговца, платежа ренты, квартирной платы, разного рода поставок, пошлин, сборов, мыта, налогов, приданого и т. п. Каждый плательщик независимо от характера платежа при таком оформлении сделки становился в положение должника получателя. Кредитор и должник – вот две основные фигуры вавилонских деловых отношении, каково бы ни было их содержание.

Ростовщик получал доход в виде ссудного процента, ставка которого в VI в. колебалась от 10 до 33 ⅓ % годовых – при денежных операциях наиболее обычной была ставка в 20 % годовых. Это была вавилонская норма прибыли, тот уровень, с которым сравнивалась доходность в любой сфере хозяйственной деятельности. Если земля, дом, раб давали прибыль ниже 20 % своей стоимости в год, то они считались нерентабельными.

Вавилоняне имели четкое представление о капитале, выработанное еще шумерийцами в III тысячелетии до н. э. Они называли его «головой» (по – шумерски – sag – du, по – вавилонски – qaqqa – du). Наше слово «капитал» происходит от латинского caput, что тоже значит «голова». Таким образом, термин «капитал» имеет шумеро – вавилонское происхождение. Капиталом шумерийцы и вавилоняне называли сумму, даваемую взаймы или помещаемую в деловую операцию и приносящую прибыль, ибо им отлично было известно главное свойство капитала – приносить прибыль.

В случае сомнений в платежеспособности должника ссуда обеспечивалась залогом земли, дома, раба или иного вида имущества. Существовало два основных вида залога – ипотека и антихреза. При ипотеке залог оставался у должника, но, если тот не мог погасить долг, кредитор получал право на заложенное имущество. При антихрезе залог немедленно поступал в распоряжение кредитора, и доходы от него засчитывались как проценты на ссуду. Особую разновидность залога представляла генеральная, или общая, ипотека – залогом объявлялось все имущество должника. Она применялась в тех случаях, когда платежеспособность должника не вызывала сомнений, но имелись опасения, что он не заплатит долг. В таком случае кредитор мог компенсировать себя за счет любого имущества должника. К генеральной ипотеке прибегали и тогда, когда должник не мог дать определенный залог, равноценный ссуде. Поэтому в векселе указывались реальный залог и одновременно генеральная ипотека. Кредитор имел право забрать залог, а оставшуюся часть долга покрыть за счет прочего имущества должника.

Получить долг с должника в Вавилонии эпохи столпотворения не всегда было простым делом. Кредитор не имел прав на личность должника, а его права на имущество последнего были весьма ограниченными. Кредитор мог забрать только залог, но и это считалось неэтичным: ростовщичество в неприкрытом виде вызывало осуждение. Поэтому ростовщики часто прибегали к маскировке своих действий. Они давали ссуды под поручительство третьих лиц или самих должников, и в случае неустойки заложенное имущество забирали не кредиторы, а поручители; кредиторы же после этого имели дело уже не с должниками, а с их поручителями. Часто ростовщик добивался распродажи имущества должника и получал вырученные таким способом деньги, а не само имущество. Но при этом покупателем имущества банкрота во многих случаях было подставное лицо из числа клиентов кредитора, так что залог в конечном счете все—таки попадал к ростовщику, хотя и окольным путем.

При известной ловкости и нахальстве должник мог увильнуть от уплаты долгов, и ростовщик не всегда располагал возможностью принудить его к платежу. Некоторые ростовщики по неопытности и из—за излишней доверчивости терпели ущерб. Но выгоды превышали риск: при ставке 20 % годовых и исправном платеже процентов ростовщик за пять лет полностью возмещал свой капитал. Если должник начинал задыхаться под бременем долга и процентов, «гуманный» ростовщик не спешил топить его, а напротив, давал ему новые ссуды, в том числе даже беспроцентные, чтобы он был в состоянии продолжать уплату процентов. Должник на долгие годы попадал в силки ростовщика. Подчас дело тянулось из поколения в поколение. Ростовщик времен столпотворения перестал быть тигром, стремившимся слопать свою жертву. Он превратился в терпеливого паука, постепенно высасывавшего из должника все жизненные соки.

Практически в подавляющем большинстве случаев должник не мог отказаться от уплаты долга. Он твердо знал, что лишится кредита, если посмеет обмануть заимодавца. Для очень многих вавилонян это означало немедленное и полное разорение без проблеска надежды снова стать на ноги, что было страшнее любой долговой паутины. Вот это – то и заставляло должников терпеть гнет ростовщиков.

Каждая сделка, будь она самой незначительной и с кем бы она ни заключалась – с близким соседом, родственником, братом, женой, мужем, сыном, дочерью, отцом, – фиксировалась письменно. Когда дело доходило до денег, голос крови, дружбы, любви и привязанности у вавилонян замолкал. Поэтому вавилонское общество производило отталкивающее впечатление на многих иноземцев, которые близко соприкасались с ним. Не случайно в Библии Вавилон стал синонимом неуемной корысти и бессердечия.

К числу наиболее ярких представителей нововавилонского делового мира принадлежали потомки Эгиби. Жизнь этой семьи, с которой мы уже не раз встречались, известна на протяжении четырех поколений с конца VII по начало V в. до н. э.

Фамилию Эгиби носило большое число лиц, проживавших в Вавилоне и Уруке. Они встречаются с XII в. до н. э. Когда – то, видимо, это был халдейский клан. К концу VII в. его уже не существовало, и люди с фамилией Эгиби принадлежали к самым различным слоям общества. Так, урукские Эгиби входили в состав правящей олигархии Урука, а Шула, сын Набу – зер – укина, потомка Эгиби, создатель интересующей нас семьи Эгиби, был скромным жителем селения Пахирту под Вавилоном. Кстати сказать, фамилию Эгиби носили многие жители этого селения которые не были родственниками Шулы.

Шула начал делать свою карьеру в качестве деревенского ростовщика в те годы, когда пала Ассирия и вавилонские армии устремились на запад. Начиналась эпоха вавилонского просперити, и Шула был одним из тех, кто стремился воспользоваться открывавшимися радужными перспективами. Сколотив небольшое состояние за счет своих односельчан, он около 590 г. перебрался в Вавилон, где с головой окунулся в ростовщические операции. В 582 г. Шула умер, оставив детям довольно значительное наследство и свою ненасытную жажду наживы.

Набу – аххе – иддин, старший сын Шулы, сразу же отделил своих младших братьев, чтобы они не связывали его в делах, и пошел по стопам отца. Однако скоро он убедился; что отцовские методы ведения дел не отличаются оригинальностью и едва ли позволят ему подняться над уровнем таких же, как он сам, дельцов средней руки. И Набу – аххе – иддин нашел иные пути к богатству. В начале 70–х годов он перебрался в город Опис, где отыскал покровителя в лице богатого и влиятельного вельможи Нергал – шарру – уцура, сына Бэл – шум – ишкуна, с которым мы уже встречались.

Выходец из халдеев, Нергал – шарру – уцур в генеральском чине «раб – мага» командовал вавилонскими полками при штурме Иерусалима в 586 г. После этого он занял пост наместника провинции Бит – Син – магир на севере Вавилонии и должность царского уполномоченного в Сиппаре. Нергал – шарру – уцур женился на дочери царя Навуходоносора II и занял второе по рангу место среди «князей страны Аккад». Он владел обширными землями, множеством рабов, громадными отарами овец и находился в близких отношениях с правящими кругами Сиппара и его храма Эбаббарры, одного из крупнейших в стране. Набу – аххе – иддин сначала втерся в доверие к рабам и приказчикам вельможи, оказывая им услуги в делах, а затем его заметил сам Нергал – шарру – уцур и сделал своим поверенным. В этом качестве Набу – аххе – иддин в конце 60–х годов вернулся в Вавилон. Здесь от имени патрона он провел одну операцию, которая сильно смахивала на крупную аферу.

Во времена царя Навуходоносора в Вавилоне проживал богатый молодой человек по имени Набу – аплу – иддин, сын Балату, потомка Кабатчика. Он любил жизнь со всеми ее прелестями и сорил деньгами без счета. Несмотря на состояние, оставленное отцом, ему пришлось делать долги, закладывать и перезакладывать свое имущество. Набу – аплу – иддин обладал редким даром обаяния, перед которым не могли устоять даже опытные вавилонские толстосумы: они верили его векселям и ссужали деньги. Так продолжалось свыше 15 лет. Но всему рано или поздно приходит конец. Окончательно запутавшись в долгах, Набу – агагу – иддин, ставший уже зрелым мужем, придумал оригинальный способ отделаться от кредиторов – способ, который 24 столетия спустя в комедии А. Н. Островского «Свои люди – сочтемся» Сысой Псоич подсказал купцу Большову. Роль Сысоя Псоича при этом сыграл Набу – аххе – иддин, а роль Подхалюзина – Нергал – шарру – уцур.

В конце 561 г. Набу – аплу – иддин объявил себя банкротом. Его имущество пошло в продажу с молотка и было куплено Набу – аххе – иддином на имя Нергал – шарру – уцура. Набу – аххе – иддин же взял на себя от имени патрона расчеты с кредиторами Набу – аплу – иддина. Тем из них, которые держали в залоге имущество банкрота, он заплатил полностью, а остальным, имевшим на руках только векселя, предложил на выбор либо половину суммы, означенной в векселе, либо вообще ничего. Грабеж среди бела дня продолжался несколько лет. За это время в августе 560 г. Нергал – шарру – уцур захватил царский престол в Вавилоне, и вопли обманутых кредиторов, его новых подданных, нисколько не омрачили его настроение.

В итоге новый царь Нергал – шарру – уцур стал обладателем нескольких прекрасных особняков в столице, прежде принадлежавших банкроту; его поверенный Набу – аххе – иддин прославился в деловых кругах Вавилона и открыл респектабельный банк Эгиби, а несчастный банкрот Набу – аплу – иддин… Впрочем, почему несчастный? Читатель напрасно ожидает увидеть его в долговой яме в поте лица отрабатывающим грехи своей непутевой жизни. Ведь он жил в Вавилоне во времена столпотворения! Набу – аплу – иддин не только не разорился, а наоборот, обзавелся новыми домами и рабами, продолжал вести прежний образ жизни и водить дружбу со своим благодетелем Набу – аххе – иддином. Так выглядел вавилонский вариант комедии «Свои люди – сочтемся».

Итак, на рубеже 60–50–х годов на вавилонском деловом небосводе взошла новая звезда первой величины – Набу – аххе – иддин, сын Шулы, потомка Эгиби. С этого времени и ведет начало знаменитый дом Эгиби. Набу – аххе – иддин стремительно богател. Он скупал имения, дома, рабов, вел крупные денежные операции. Политические бури, потрясавшие в эти годы Вавилон, пошли ему только на пользу. Чутье дельца и здесь не подвело его. Еще в годы царствования Heргал – шарру – уцура (560–556 гг.) Набу – аххе – иддин установил деловые связи с Набу – цабит – кате, дворецким царевича Бэл – шарру – уцура (Валтасара).

Правда, тогда Валтасар еще не был знаменит и даже не мечтал о власти, а когда после переворота 556 г. достиг ее и с 553 г. стал соправителем царя Набонида, то не забыл услуг, оказанных Набу – аххе – иддином. Последний утвердился в своей роли царского банкира и получил пост царского судьи. В эти же годы Набу – аххе – иддин вступил в союз с таким же, как он сам, денежным воротилой Иддин – Мардуком, сыном Икиши, потомка Нур – Сина, о котором уже шла речь.

Кудурру, дед Иддин – Мардука, тоже носил фамилию Эгиби и происходил из того же села Пахирту, что и Шула, отец Набу – аххе – иддина, с которым он был лично знаком. Начав, как и Шула, свою деятельность деревенским живоглотом, Кудурру в 599–598 гг. переехал в Вавилон. Он скончался около 593 г. Его сын Икиша оказался неудачником и умер нищим. Не помогло ему даже то, что он сменил халдейскую фамилию Эгиби на чисто вавилонскую Нур – Син. Иддин – Мардук был младшим сыном Икиши, и потому ему предстояло пробиваться в жизни самостоятельно.

Свою фортуну он поймал в облике девицы Ина – Эеагили – рамат, дочери Зерии, потомка Набайи, которая около 572 г. стала его женой. Ина – Эсагили – рамат располагала приличным приданым. У нее были деньги, рабы, а главное – она обладала качествами дельца. С ее помощью Иддин – Мардук быстро нажил состояние на ростовщических операциях и спекуляции чесноком, финиками, ячменем, сезамом, шерстью, скотом. В 50–х годах он открыл банк. Вот тогда – то его дочь Нупта вышла замуж за Итти – Мардук – балату, старшего сына Набу – аххе – иддина. Так соединились два крупных состояния. Позже, после смерти Иддин – Мардука в 525 г., его единственными наследниками остались внуки – Мардук – нацир – апли, Набу – аххе – буллити Нергал – ушезиб, дети Итти – Мардук – балату и Нупты, четвертое поколение семьи Эгиби.

Набу – аххе – иддин, сын Шулы, потомка Эгиби, умер, осенью 543 г., передав руководство семьей Итти – Мардук – балату (Иддине), при котором дом Эгиби достиг зенита своего процветания. Основу его богатства составило землевладение – ему принадлежало не менее 48 имений. Кроме того, у Эгиби было около 59 городских домов в Вавилоне, Барсиппе, Кише и других городах, около 300 рабов, крупный денежный капитал, который использовался в ростовщических и банковских операциях. Наконец, Итти – Мардук – балату, будучи прорицателем был связан с храмами. О дальнейшей судьбе семьи Эгиби и о ряде фактов ее биографии нам придется еще не раз говорить ниже.

Иддин – Мардук, в отличие от семьи Эгиби, предпочитал богатство в деньгах. Земля, дома, рабы в составе его имущества играли скромную роль. Когда его дочь Нупта выходила замуж, он дал ей в приданое 24 мины (12 кг) серебра и специально купленное для нее имение, а вместо предназначенных ей рабов отдал зятю деньги: у него не было лишних имений и рабов, но имелись наличные деньги. Основные доходы Иддин – Мардуку приносили ростовщичество, спекуляция и банк.

Пример Иддин – Мардука свидетельствует, прежде всего, о высоком развитии денежного обращения в Вавилоне и о том, что денежное богатство в глазах общества успешно конкурировало с богатством, заключавшимся в земле, домах и рабах. А это, в свою очередь, говорит о стабильности деловой конъюнктуры. Только при таком условии денежное богатство могло считаться гарантированным от обесценения в результате резких колебаний курса серебра и от конфискаций.

Рассказывая о семье Эгиби и об Иддин – Мардуке, я не оговорился, упоминая банки. Вавилон эпохи столпотворения был родиной банков, как Шумер III тысячелетия до н. э. – родиной бухгалтерии. Банки родились в результате развития ссудно – ростовщического и торгового капитала, а также денежного обращения. Их вызвала к жизни потребность в кредите, без которого деловая жизнь в Вавилоне VI в. до н. э. стала уже невозможной. Ростовщические ссуды не могли удовлетворить дельцов, нуждавшихся в наличных деньгах. Тогда появилась комменда – по – вавилонски harrana («дорога»), т. е. ссуда, выданная на торговую поездку.

Вавилонская деловая практика выработала две формы комменды. При одной из них делец брал капитал в деньгах или товарах у другого дельца и пускал его в оборот, за что отдавал собственнику капитала определенную долю прибыли, обычно половину или треть. При другой форме комменда создавалась путем сложения паев двух или нескольких дельцов, каждый из которых либо не имел достаточного капитала для ведения дела в одиночку, либо не хотел вести операцию один. В этом случае прибыль делилась в соответствии с размерами паев. Но и при равенстве паев обычно не существовало равенства между партнерами: один из них, как правило, был богаче и сильнее своих компаньонов, которые не могли обойтись без его помощи и потому брали на себя практическое ведение операций, выплачивая патрону его долю прибыли.

Комменда уже представляла зародыш банковских операций. По крайней мере, средневековые итальянские банки выросли на операциях типа комменды. Так было и в Вавилоне. Следующим шагом явился переход к приему и выдаче вкладов, предоставлению кредита, безналичному расчету между вкладчиками, оплате чеков, выданных вкладчиками. Это были уже чисто банковские, а не ростовщические операции. Банки Эгиби, Иддин – Мардука и многие другие постоянно занимались ими. В деловой жизни Вавилона VI в. до н. э. такие операции стали обычным явлением.

Благодаря вкладам банкир получал возможность по своему усмотрению распоряжаться деньгами вкладчиков, пускать их в оборот. Они приносили ему в среднем 20 % годовых (такова была средняя ставка ссудного процента), а банковский процент, который получали вкладчики, был ниже ссудного примерно на 7 %, что и составляло прямой доход банкира. Кроме того, банкир получал возможность контролировать имущество вкладчиков и приобретал власть над ними, а это, в свою очередь, приносило ему разнообразные выгоды и доходы.

Не следует, однако, переоценивать уровень денежного обращения в Вавилоне. Здесь, как и в ремесле, вавилонское общество не вышло за рамки античности. Особенно четко это прослеживается как раз на примере вавилонских банков. Банковское дело в Вавилоне оставалось неразрывно связанным с ростовщичеством, торговлей, предпринимательством, земледелием, домовладением, рабовладением и другими видами деловой активности. Ни Эгиби, ни Иддин – Мардук, ни их коллеги не были банкирами – профессионалами и не подозревали, что они банкиры: вавилоняне даже не имели соответствующего термина для обозначения этой профессии. Для них банковские операции служили одним из многих видов получения доходов, и притом не самым важным.

В Вавилоне банковское дело еще не выделилось в самостоятельную профессию. В этом – то и состоит коренное отличие вавилонских банков не только от современных, но и от средневековых, например итальянских и южнонемецких. Для Эгиби и Иддин – Мардука банковское дело было придатком к другим занятиям, тогда как для средневековых Барди, Перуцци, Медичи, Фуггеров или Вельзеров, наоборот, – основной профессией, а прочие занятия дополнениями к ней.

Вавилонская экономика в целом – сельское хозяйство, ремесла, торговля, денежное обращение – находилась на уровне развития античного мира. Но страны, лежавшие за пределами Древнего Востока, в том числе Греция и Рим, достигли этого уровня лишь несколько веков спустя. Вровень с Вавилоном во всем мире шли только Египет и отчасти некоторые города Финикии и Сирии.