Текст книги "Детоубийцы"

Автор книги: Висенте Бласко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 15 страниц)

У каждаго человка – свое развлеченіе. Онъ не знаетъ большаго удовольствія, какъ созерцать красоту Альбуферы. Другіе боготворятъ деньги – онъ, бывало, плачетъ при вид заката, лучей солнца преломляющихся въ влажномъ воздух, и сумерекъ, боле прекрасныхъ на озер, чмъ на суш. Красота пейзажа очаровывала его душу и когда онъ смотритъ на нее сквозь винные пары, онъ готовъ отъ нжности плакать, какъ ребенокъ. Онъ повторяетъ: каждый наслаждается по своему. С_а_х_а_р_ъ, напр., накопляя деньги, а онъ – созерцая Альбуферу съ такимъ восхищеніемъ что въ голов родятся боле прекрасныя псни, чмъ т, которыя поются въ трактир и онъ убжденъ, что если бы онъ былъ, какъ городскіе сеньоры, пишущіе въ газетахъ, онъ могъ бы въ пьяномъ вид разсказатъ не мало интересныхъ вещей.

Посл долгаго молчанія П_і_а_в_к_а, возбужденный собственной болтливостью, сталъ возражать самому себ, чтобы сейчасъ же разбить свои возраженія. Если ему скажутъ, какъ говорилъ одинъ пальмарскій священникъ, что человкъ осужденъ сть свой хлбъ въ пот лица въ наказаніе за первородный грхъ, то вдь Христосъ затмъ и родился на свтъ, чтобы искупить этотъ грхъ, вернуть человчество къ райскому блаженству, незапятнанному никакимъ трудомъ. Но увы!– гршники, побуждаемые высокомріемъ, не обратили вниманье на его слова. Всякій пожелалъ жить съ большим удобствомъ, чмъ остальные. Явились богатые и бдные, тогда какъ прежде были только люди. Т, кто не слушался Господа, работалъ много, очень много, но человчество продолжало быть несчастнымъ и устраивало себ адъ на земл. Говорятъ, что если люди не будутъ работать, они будутъ плохо жить. Прекрасно! Ихъ будетъ меньше на свт, но за то оставшіеся были бы счастливы и беззаботны, хранимые безконечнымъ милосердіемъ Бога. И это все равно неизбжно будетъ! Міръ не всегда останется такимъ. Снова явится Христосъ, чтобы направить людей на путь истинный! Онъ часто снился ему – П_і_а_в_к_! Однажды, когда онъ страдалъ лихорадкой, когда дрожалъ отъ озноба, лежа на берегу или съежившись въ углу развалившейся хаты, онъ видлъ Его фіолетовый, узкій хитонъ и простиралъ къ нему руки, чтобы коснуться его и сейчасъ же исцлиться.

П_і_а_в_к_а упорно врилъ въ это второе пришествіе. Христосъ, конечно, не появится въ большихъ городахъ, находящихся во власти грха богатства. И въ первое свое пришествіе онъ явился не въ огромномъ город, по имени Римъ, а проповдывалъ въ мстечкахъ, не больше Пальмара и его товарищами были лодочники и рыбаки, въ род тхъ, что собираются въ трактир С_а_х_а_р_а. То озеро, по которому къ удивленію и страху апостоловъ шелъ Іисусъ, было, несомннно не больше и не красиве Альбуферы. Здчь, среди нихъ, появится вновь Христосъ, когда вернется въ міръ закончить свое дло. Онъ будетъ искать сердца простыя, незапятнанныя жадностью. Онъ – П_і_а_в_к_а – будетъ въ числ его учениковъ. И съ восторгомъ, въ которомъ сказывались какъ опьяненье такъ и странная вра, бродяга выпрямился, глядя на горизонтъ, и на краю канала, гд гасли послдніе лучи солнца, онъ видлъ, казалось, стройную фигуру Мессіи, въ вид темно фіолетовой линіи: Онъ шелъ не двигая ногами, не касаясь травы, въ свтломъ ореол, отъ котораго мягкими волнообразными колебаніями свтились его золотистые волосы.

Тонетъ уже не слушалъ его. Съ дороги въ Катароху послышался громкій звонъ бубенчиковъ и за сараемъ съ общественными всами показалась дырявая крыша тартаны. Это пріхали ддъ и Нелета. Острымъ взоронмъ сына озера узналъ П_і_а_в_к_а на далекомъ расстояніи Нелету въ окошечк кареты. Посл своего изгнанія изъ трактира ояъ не хотлъ знатъся съ женой С_а_х_а_р_а. Простившись съ Тонетомъ, онъ ушелъ, чтобы снова растянуться подъ скирдой, развлекаясь своими мечтами, пока не наступитъ ночь.

Карета остановилась противъ трактира гавани и Нелета вышла. К_у_б_и_н_е_ц_ъ не скрылъ своего удивленія. А ддъ? Ддъ предоставилъ ей одной совершить обратный путь съ бичевой, занявшей всю карету. Старикъ хотлъ вернуться домой черезъ Салеръ, чтобы поговорить съ одной вдовой, дешево продававшей разныя сти. Онъ вернется въ Пальмаръ ночью, на какой-нибудь барк, перевозящей илъ изъ каналовъ.

Глядя другъ на друга, они думали объ одномъ и томъ же. Они подутъ домой одни. Въ первый разъ они будутъ въ состояніи говорить другъ съ другомъ, одни, среди глубокаго безмолвія озера. И оба поблднли, задрожали, словно лицомъ къ лицу съ опасностью, тысячу разъ желанной, и вдругъ обрушившейся сразу, неожиданно. Волненіе ихъ было такъ велико, что они не спшили, какъ будто ихъ охватила странная застнчивость и они боялись сплетней людей, находившихся въ гавани и на самомъ дл почти не обращавшихъ на нихъ вниманіе.

Кучеръ вытащилъ изъ кареты большіе свертки бичевки и съ помощью Тонета уложилъ ихъ въ барк, на носу, гд они образовали желтоватую кучу, распространявшую кругомъ запахъ недавно ссученной пеньки.

Нелета заплатила кучеру. Привтъ и счастливаго пути! И кучеръ, щелкнувъ бичомъ, погналъ лошадь по дорог въ Катароху.

Молодые люди стояли нкоторое время недодвижно на илистомъ берегу, не думая войти въ барку, словно кого-то ожидали. Конопатчики окликнули К_у_б_и_н_ц_а. Пусть скоре отправится въ путь. Втеръ стихаетъ и если онъ детъ въ Пальмаръ, ему придется не малое время грести весломъ. Нелета, явно смущенная, улыбалась всмъ жителямъ Катарохи, кланявшимся ей, такъ какъ видли ее въ ея трактир.

Тонетъ ршилъ, наконецъ, прервать молчаніе и заговорить съ Нелетой. Разъ ддъ не придетъ, то надо хать, какъ можно скоре. Эти люди правы. Голосъ его былъ хриплый, дрожалъ отъ тревоги, словно волненіе стягивало ему горло.

Нелета сла въ середин барки, у подножія мачты, пользуясь вмсто сиднія кучей бичевки, которая сплющивалась подъ ея тяжестью. Тонетъ поднялъ парусъ, слъ на корточкахъ у руля и барка поплыла. Парусъ ударялъ о мачту подъ напоромъ легкой, умиравшей бризы.

Медленно поплыли они по каналу. При свт заходившаго солнца они увидли въ послдній разъ одиноко стоявшія хаты рыбаковъ съ гирляндами стей, повшенными на вершахъ для сушки и старыя водочерпательныя машины изъ разъденнаго червями дерева, вокругъ которыхъ начинали порхать летучія мыши. По берегамъ шли рыбаки, съ трудомъ таща за собой лодки, привязавъ къ кушаку конецъ веревки.

– Прощайте!– говорили они, проходя мимо.

– Прощайте!

И снова воцарилась тишина, нарушаемая только шорохомъ барки, разрзавшей воду и однообразнымъ кваканіемъ лягушекъ. Молодые люди хали съ опущенной головой, словно боясь понять, что они одни и когда они встрчались глазами, они сейчасъ же инстинктивно отводили свой взоръ.

Края канала разступались. Берега терялись въ вод. По об стороны тянулись превращенныя въ поля большія лагуны. Надъ гладкой поверхностью воды при свт сумерекъ волновался тростникъ, какъ верхушки затопленнаго лса.

Они уже находились въ Альбуфер. При послднемъ дуновеніи бризы они прохали еще кусочекъ. Кругомъ – только вода.

Втеръ стихъ. Спокойное неподвижное озеро принимало цвтъ опала, отражая послдніе лучи солнца, падавшіе изъ-за дальнихъ горъ. Фіолетовое небо по направленію къ морю кое-гд пронизывалось свтомъ первыхъ звздъ. Вялые неподвижные паруса барокъ едва виднлись словно привиднія.

Тонетъ срифилъ парусъ и взялся за шестъ, чтобы силой рукъ подвигать впередъ барку. Тишина сумерекъ заставила ихъ нарушить молчаніе. Съ звонкимъ смхомъ вскочила Нелета на ноги, желая помочь своему спутнику. Она также уметъ дйствовать весломъ. Пусть Тонетъ вспомнитъ дтство, ихъ смлыя игры, когда они отвязывали лодки Пальмара, не справляясь, кому оии принадлежатъ и плыли по каналамъ, не разъ бгая отъ преслдующихъ ихъ рыбаюовъ. Когда онъ устанетъ, начнетъ она.

– Не безпокойся!– отвтилъ онъ, тяжело дыша отъ напряженія и продолжалъ грести.

Нелета не умолкала. Какъ будто ее давило опасное молчаніе, во время котораго они избгали смотрть другъ на друга, точно боясь высказать свои мысли; молодая женщина говорила съ большой словоохотливостью.

Вдали обозначалась зубчатая стна Деесы, какъ фантастическій берегъ, до котораго имъ никогда не суждено доплыть. Съ безпрестаннымъ смхомъ, въ которомъ было что-то вымученное, Нелета напоминала другую ночь, проведенную въ лсу, когда она сначала такъ боялась, а потомъ такъ спокойно заснула. Приключеніе это такъ живо врзалось въ ея память, точно имло мсто только вчера.

Однако молчаніе спутника, его недодвижно устрем-ленный на дно барки жадный взглядъ, обратили на оебя ея вниманіе. Потомъ увидла, что Тонетъ пожиралъ глазами ея маленькіе, элегантные желтые башмачки, выдлявшіеся на пеньк, какъ два свтлыхъ пятна; отъ толчковъ барки немного придоднялось ея платье. Она поспшила спрятать ноги и осталась сидть молчаливая, съ сжатыми губами, рзкимъ выраженіемъ лица и почти закрытыми глазами и скорбная складка легла между ея бровями. Казалось, Нелета длала усилія, чтобы побдить себя. Медленно плыли они дальше. Было нелегко перехать Альбуферу силою однихъ только рукъ, да еще въ нагруженной барк. Мимо нихъ быстро, какъ ткацкіе челноки, прозжаии, теряясь въ сгущавшемся мрак, другія ненагруженныя лодки, въ которыхъ стоялъ только человкъ, дйствовавшій шестомъ.

Тонетъ уже около часа гребъ тяжелымъ весломъ, которое то скользило до твердому грунту изъ раковинъ, то запутывалось въ водоросляхъ дна, въ в_о_л_о_с_а_х_ъ Альбуферы, какъ выражались рыбаки. Сразу видно было, что онъ не привыкъ къ труду. Если бы онъ былъ одинъ въ барк, то онъ растянулся бы въ ней въ ожиданіи, что снова поднимется втеръ или его потащитъ за собой другая барка. Присутствіе Нелеты пробуждало въ немъ чувство чести и онъ не хотлъ остановигься, пока не упадетъ обезсиленный. Оеираясь на шестъ, чтобы толкать впередъ барку, онъ тяжело дышалъ и пыхтлъ. Не выпуская широкое весло, онъ время отъ времени подносилъ руку ко лбу, чтобы отереть потъ.

Нелета окликнула его нжнымъ голосомъ, въ которомъ чувствовалась материнская ласка. На куч пеньки, наполнявшей переднюю часть барки, виднлась одна только ея тнь. Молодая женщина просила его отдохнуть. Пусть онъ передохнетъ. Не все ли равно, пріхать получасомъ раньше или позже.

И она заставила его ссть рядомъ съ ней; указывая на то, что на куч пеньки ему будетъ удобне, чмъ на корм. Барка остановилась неподвижная. Придя въ себя, Тонетъ почувствовалъ сладкую близость этой женщины, то же чувство, которое онъ испытывалъ, когда бывалъ за стойкой трактира.

Спустилась ночь. Не было никакого другого свта, кром неяснаго мерцанія звздъ, дрожавшихъ въ темной вод. Глубокая тишина нарушалась таинственнымъ шумомъ воды, встревоженной мельканіемъ невидимыхъ существъ. Большія рыбы, приплывшія съ моря, гонялись за маленькими рыбами и издавая глухіе звуки, волновалась черная поверхность отъ безпорядочнаго бгства. Въ ближайшихъ кустахъ стонали лысухи, словно ихъ убиваютъ, и пли озерные соловьи свои нескончаемыя гаммы.

Окруженный молчаніемъ, населеннымъ шорохами и пніемъ, Тонетъ испытывалъ такое впечатлніе, точно время остановилось, точно онъ мальчикъ и находится на проск, въ лсу, рядомъ съ подругой – двочкой, дочерью торговки угрями. Теперь онъ не испытыналъ страха: тревожила его только таинственная теплота спутницы, опьяняющій ароматъ, казалось, исходившій отъ ея тла, ударявшійся ему въ голову, какъ крпкій напитокъ.

Не подымая глазъ, съ опущенной головой протянулъ онъ одну руку и обнялъ Нелету за талію. И въ то же мгновеніе онъ почувствовалъ нжную ласку, бархатистое прикосновеніе руки, которая, коснувшись его головы, скользнула по лбу и отерла капли пота.

Онъ поднялъ глаза и увидлъ на недалекомъ разстояніи въ темнот два блестящихъ, на него устремленныхъ глаза, въ которыхъ отражалась въ вид свтящейся точки далекая звзда. Онъ почувствовалъ, какъ его голову щекочутъ тонкіе золотистые волосы, ореоломъ окружавшіе Нелету. Сильные духи, которыми душилась трактирщица, мгновенно проникли въ самую глубину его существа.

– Тонетъ, Тонетъ!– прошелтала она томнымъ голосомъ, похожимъ на нжный дтскій лепетъ.

Точь въ точь какъ тогда въ Деес. Но теперь они уже не были дтьми. Исчезла невинность, когда-то побуждавшая ихъ прижаться другъ къ другу, чтобы вновь обрсти мужество. Сливаясь посл столькихъ лтъ въ новыхъ объятіяхъ, они упали на кучу пеньки, забывъ обо всемъ, съ страстнымъ желаніемъ никогда больше не встатъ.

Барка покоилась неподвижная посреди озера, словно брошенная, надъ ея краями не виднлись ни чьи очертанія…

Вблизи раздавалась сонная псенка рыбаковъ. Они плыли по врод, населенной шумами, не догадываясь о томъ, что недалеко въ ночной тиши, царь міра, Эросъ, качался на барк, убаюканный пніемъ озерныхъ птицъ.

VI.

Наступилъ праздникъ Младенца Іисуса, величайшій праздникъ Пальмара.

Стоялъ декабрь. Надъ Альбуферой дулъ холодный втеръ, отъ котораго лденли руки рыбаковъ, прилипая къ веслу. Мужчины нахлобучивали до самыхъ ушей шерстяныя шляпы и одвали желтыя непромокаемыя куртки, шелествшія при каждомъ движеніи. Женщины почти не выходили изъ хатъ. Вс семьи жили вокругъ очага, спокойно коптясь въ затхлой атмосфер, словно въ эскимосской хижин.

Альбуфера поднялась. Отъ зимнихъ дождей увеличилось количвство воды. Поля и бервга были покрыты слоемъ воды, кое-гд зеленеющей затопледной растительностью. Озеро, казалось, стало боьше. Одиеокія хаты, стоявшія, раньше на суш, теперь точно плыли по волнамъ, и барки причаливали прямо къ дверямъ.

Казалось, отъ сырой, грязной почвы Пальмара поднимается жестокій, нестерпимый холодъ, гнавшій людей внутрь своихъ жилищъ.

Кумушки не могли припомнить такой жестокой зимы. Мавританскіе воробьи, бездомные и голодные, падали еъ соломенныхъ крышъ, пораженные стужей, съ грустнымъ крикомъ, напоминавшимъ жалобу дтей. Сторожа Деесы закрывали глаза на вынужденное нищетой беззаконіе и каждое утро цлое войско дтишекъ разсивалось по лсу, ища сухіе сучья, чтобы согрть хату.

Постители С_а_х_а_р_а садидись у печи и ршались покинуть свои камышевые стулья у огня только разв для того, чтобы пойти за новымъ стаканчикомъ.

Пальмаръ казался застывшимъ и соннымъ. На улиц ни человка, на озер – ни барки. Мужчины выходили, чтобы вынуть подавшуюся ночью рыбу и быстро спшили домой. Ноги ихъ, обвязанныя толстымъ сукномъ подъ лаптями казались огромными. На дн барки лежала охапка рисовой соломы, чтобы холодъ былъ не такъ чувствителенъ. Часто раннимъ утромъ по каналу плавали большіе куски льда, словно тусклое стекло.

Вс изнемогали отъ холода. Они были дтьми жары, привыкли видть, какъ кипитъ озеро и дымятся поля, какъ подъ лаской солнца поднимаются съ нихъ гнилыя испаренія. Въ такой собачій холодъ даже угри по словамъ дядюшки Г_о_л_у_б_я не желали выставлять изъ ила свои головы. И въ довершеніе всего, часто лилъ проливной дождь, отъ котораго темнло озеро и выступали изъ береговъ каналы.

Срое небо придавало всей Альбуфер грустный видъ. Плывшія въ полумрак барки походили съ ихъ неподвижными людьми, зарывшимися въ солому и по самый носъ покрытыми лохмотьями, на гроба.

Съ наступленіемъ Рождества, по мр приближенія праздника Младенца Іисуса, Пальмаръ, казалось, снова пробуждался, сбрасывая съ себя зимнюю сеячку, въ которую было погрузился.

Надо было развлечься, какъ всегда, хотя бы и замерзло озеро и по немъ можно было бы ходить, какъ случается въ отдаленныхъ странахъ, по разсказамъ бывалыхъ людей. Еще боле чмъ жажда развлеченій пальмарцевъ толкало желаніе насолить своимъ веселіемъ жителямъ материка, рыбакамъ Катарохи, смявшимся надъ Младенцемъ, презирая его за его миніатюрность. Эти безсовстные и неврующіе враги доходили до того, что утверждали, будто пальмарцы погружаютъ своего божественнаго покровителя въ волны каналовъ, когда у нихъ бываетъ плохой уловъ. Что за кощунство! Въ наказаніе за ихъ гршный языкъ Младенецъ Іисусъ и не дозволяетъ имъ участвовать въ преимуществахъ жеребьевки.

Весь Пальмаръ готовился къ праздникамъ. Не боясь холода, женщины перезжали озеро, чтобы отправиться въ Валенсію на рождественскую ярмарку. Когда он возвращались въ барк мужа, нетерпливая дтвора поджидала ихъ у канала, чтобы поскоре взглянуть на подарки. Картонныя лошадки, жестяные сабли, барабаны и трубы привтствовались мелюзгой восторженными кликами, между тмъ, какъ женщины показывали подругамъ боле важныя покупки.

Праздникъ продолжался три дня. На второй день Рождества изъ Катарохи прізжала музыка. Самый толстый угорь, попавшійся въ сть за весь годъ, разыгрывался въ лотерею, чтобы покрыть расходы. Третій день былъ посвященъ Младенцу, а слдующій – Христу. Все время служились мессы, говорились проповди и устраивались балы подъ звуки тамбурина и волынки.

Нелета ршила повеселиться въ этомъ году, какъ никогда. Она наслаждалась полнымъ счастіемъ. Сидя за стойкой, она точно жила среди вчной весны. Когда она ужинала, имя до одну сторону С_а_х_а_р_а, по другую – К_у_б_и_н_ц_а, когда они вс, спокойные и удовлетворенные, наслаждались священнымъ семейнымъ покоемъ, она считала себя самой счастливой женшиной въ мір и благодарила добраго Господа, даруюіцаго счастіе хорошимъ людямъ. Она была первой красавицей и первой богачкой деревушки. Мужъ ея былъ доволенъ. Тонетъ, всецло подчинявшійся ея вол, казался все боле влюбленнымъ. Чего еще желать? Она была убждена, что важныя барыни, которыхъ она видла издалека, бывая въ Валенсіи, были, безъ сомннія, не такъ счастливы, какъ она въ этомъ уголк ила, окруженномъ водой.

Ея враги сплетничали. Свояченица С_а_х_а_р_а шпіонила за ней. Чтобы видться, не возбуждая подозрній, имъ приходилось придумывать поздки въ ближайшія озерныя деревни. Нелета обнаруживала при этомъ такую находчивость и краснорчіе, что К_у_б_и_н_е_ц_ъ сталъ было сомнваться, ужъ не правда ли сплетни о прежнихъ связяхъ трактиріцицы, научившихъ ее, по всмъ вроятіямъ, подобнымъ хитростямъ. Нелета относилась спокойно къ этимъ клеветамъ. Ея враги говорили тоже самое тогда, когда между ней и Тонетомъ не было ничего, кром самыхъ незначительныхъ словъ. И увренная въ томъ, что никто не можетъ уличить ее, она нренебрегала сплетнями и шутила съ Тонетомъ въ переполненномъ трактир такъ, что дядюшка Г_о_л_у_б_ь былъ непріятно пораженъ. Нелета разыгрывала обиженную. Разв они не вмст выросли? Разв она не иметъ права любить Тонета, какъ брата, вспоминая все то, что его мать сдлала для нея?

С_а_х_а_р_ъ поддакивалъ и хвалилъ добрыя чувства жены. Гораздо мене ему нравилось поведеніе Тонета, въ качеств компаньона. Молодой человкъ велъ себя, какъ будто выигралъ въ лотере, и хотлъ развлекаться, не занимаясь рыбной ловлей, точь-въ-точь какъ самъ С_а_х_а_р_ъ, который однако продалъ свое, не принося вреда никому.

Главный путь давалъ хорошій доходъ. Конечно, то былъ уже не баснословный уловъ прежнихъ лтъ, но бывали ночи, когда поладалось около ста арровъ угрей. С_а_х_а_р_ъ былъ доволенъ дломъ, торговался съ городскими скупщиками, наблюдая за взвшиваніемъ и отправкой корзинъ съ угрями. Съ этой стороны все шло не дурно, но онъ любилъ, чтобы каждый вносилъ свое. Каждый пусть исполняетъ свой долгъ, не эксплуатируя другихъ.

С_а_х_а_р_ъ общалъ дать денегъ и далъ ихъ. Ему принадлежали вс сти и приспособленія для ловли, цлая куча, не ниже трактира. Но вдь Тонетъ общалъ ему домочь своей работой, а на самомъ дл своими гршными руками не поймалъ еще ни одного угря.

Въ первыя ночи онъ, правда, отправлялся на ловлю. Сидя въ барк, съ сигарой во рту, онъ глядлъ, какъ ддъ и наемные рыбаки опорожняли въ темнот большія сти, наполняя дно барки угрями и линями. Потомъ онъ и отъ этого отказался. Онъ не любилъ темныхъ, бурныхъ ночей, когда озеро волнуется и когда бываетъ особенно хорошій уловъ, не любилъ напряженія, когда нужно было тащить тяжелыя полныя сти, чувствовалъ отвращенье къ липкому прикосновенію угрей, выскальзывавшихъ изъ рукъ. Онъ предпочиталъ оставаться въ трактир или спать въ хат. Желая возбудить его своимъ примромъ, бросая ему въ лицо упрекъ въ лни, С_а_х_а_р_ъ нсколько ночей отваживался отправляться на ловлю, кашляя и жалуясь на свои боли. Но стоило только трактирщику ршиться на такую жертву, какъ Тонетъ тмъ охотне оставался дома, не стыдясь заявить, что Нелета боится быть одна въ таверн. Положимъ, было достаточно одного дядюшки Г_о_л_у_б_я, чтобы вести дло. Никогда тотъ не работалъ съ такимъ энтузіазмомъ, какъ теперь, когда былъ хозяиномъ Главнаго пути. Но – чортъ возьми!– Договоръ остается договоромъ и С_а_х_а_р_у казалось, что молодой человкъ обкрадываетъ его, такъ какъ былъ доволенъ жизнью и такъ мало интересовался дломъ.

Везетъ этому негодяю! Только страхъ потерять Г_л_а_в_н_ы_й п_у_т_ь останавливалъ дядюшку Пако! А Тонетъ жилъ въ трактир, точно онъ принадлежалъ ему, и толстлъ отъ блаженства, видя, что вс его желанія исполняются, стоитъ ему только протянуть руку. лъ лучшее, что было въ дом, наполнялъ свой стаканъ изъ всхъ большихъ и малыхъ боченковъ и порой подъ вліяніемъ мгновеннаго безумнаго желанія удостовриться въ своихъ правахъ, осмливался ласкать Нелету подъ стойкой въ присутствіи С_а_х_а_р_а, въ четырехъ шагахъ отъ постителей, среди которыхъ были люди, не терявшіе ихъ изъ виду.

Порой онъ испытыналъ безумное желаніе уйти изъ Пальмара, провести денъ вн Альбуферы, въ город или въ деревушкахъ около озера, и, ставъ въ поз господина передъ Нелетой, требовалъ:

– Дай дуро!

Дуро? На что? Зеленые глаза трактирщицы вливались въ него властные и гнвные. Она выпрямлялась надменная, какъ прелюбодйка, боящаяся въ свою очередь быть обманутой. Видя въ глазахъ парня одно лишь желаніе бродяжничать, стряхнуть съ себя эту жизнь слишкомъ упитаннаго самца, Нелета улыбалась довольная и давала столько денегъ, сколько тотъ просилъ, совтуя только поскоре вернуться.

С_а_х_а_р_ъ возмущался. Съ этимъ можно было бы помириться, если бы парень занимался дломъ. А онъ не только обкрадываетъ его, не только уничтожаетъ половину припасовъ, а сверхъ всего требуетъ еще денегъ. Жена слишкомъ добра! Ее губитъ эта привязанность, которую она съ самаго дтства питаетъ къ оемейству Г_о_л_у_б_е_й. И съ мелочностью скряги онъ высчитывалъ, сколько Тонетъ съдалъ въ трактир или выпивали его друзья, которыхъ онъ угощалъ за счетъ его – хозяина. Даже П_і_а_в_к_а, этоть вшивый нищій, изгнанный изъ трактира, потому что грязнилъ вс стулья, теперь опять появляется подъ охраной К_у_б_и_н_ц_а, который спаиваеть его, да еще ликерами, самыми дорогими, и все для того, чтобы слушать глупости, вычитанныя имъ изъ книжекъ священника въ бытностъ свою ризничимъ.

– Въ одинъ прекрасный день парень еще ляжетъ въ мою постель!– говорилъ Нелет, жалуясь, трактирщикъ.

Несчастный не умлъ читать въ этихъ глазахъ. Онъ не видлъ дьявольской улыбки въ насмшливомъ взгляд, съ которымъ жена выслушала подобное предположеніе.

Когда Тонету надодало цлый день сидть въ трактир рядомъ съ Нелетой, какъ маленькая комнатная собачка, выжидающая момента, когда ее обласкаютъ, онъ бралъ ружье и собаку С_а_х_а_р_а и отправлялся въ тростники. Дядюшка Пако имлъ лучшее ружье въ Пальмар, ружье богатое, которое Тонетъ считалъ какъ бы своимъ. Рдко давалъ онъ съ нимъ промахъ. Собака была знаменитая И_с_к_р_а, извстная во всей деревн за ея чутье. Не было такой добычи, которая ушла бы отъ нея, какъ бы густъ ни былъ тростникъ. Какъ выдра ныряла она, чтобы извлечь подстрленную птицу со дна, поросшаго водорослями.

С_а_х_а_р_ъ утверждалъ, что такую собаку за вс деньги міра не купишь. Съ грустью видлъ онъ поэтому, что И_с_к_р_а больше любила Тонета, каждый день водившаго ее на охоту, чмъ его, стараго хозяина, сидвшаго у очага, закутаннаго въ платки и одяла. Этотъ негодяй отбилъ у него даже его собаку!

Восхищенный великолпными охотничьими принадлежностями дядюшки Пако, Тонетъ разстрливалъ вс патроны, хранившіеся въ трактир, для продажи охотникамъ. Никто во всемъ Пальмар такъ много не охотился. На узкихъ пространствахъ воды между ближайшими къ деревн зарослями, безпрерывно слышалась стрльба Тонета и вдохновленная работой И_с_к_р_а съ шумомъ бгала среди тростниковъ. Охота доставляла К_у_б_и_н_ц_у жестокое наслажденіе, напоминая ему времена военной службы. Онъ подстерегалъ птицъ съ тми же дикими и хитрыми предосторожностями, которыми пользовался, когда подстерегалъ въ кустахъ людей, чтобы убить ихъ. И_с_к_р_а приносила ему въ барку лысухъ и зеленыхъ шеекъ съ безсильно повисшими головками и окровавленными перьями. Потомъ шли мене обыкновенныя озерныя птицы, охота за которыми наполняла Тонета чувствомъ удовлетворенія. Онъ восхищался, при вид лежавшихъ на дн барки: тростниковаго птуха съ бирюзовымъ опереніемъ и краснымъ клювомъ, королевской цапли зеленой съ пурпуромъ, съ узкимъ длиннымъ хохломъ на голов, ороваля цвта львиной шкуры и съ краснымъ зобомъ, блой съ желтымъ гаги, птицы – парика, черная головка которой отливала золотомъ и красивой болотной длинноножки съ ея блестящимъ зеленымъ опереніемъ.

Вечеромъ онъ входилъ въ трактиръ съ лицомъ побдителя, бросая на полъ свою добычу, блествшую всми цвтами радуги. Будетъ у дядюшки Пако, чмъ наполнить котелъ! Онъ великодушно даритъ добычу трактирщику: ружье вдь принадлежало ему.

Принося порой подстрленнаго фламинго, съ огромными ногами, длинной шеей, блыми и розовыми перьями, и таинственнымъ видомъ, похожаго на египетскаго ибиса, Тонетъ настаивалъ, чтобы С_а_х_а_р_ъ набилъ изъ него въ Валенсіи чучело для спальни, изысканное украшеніе, не даромъ бывшее въ такомъ ходу у городскіихъ сеньоровъ. Трактирщикъ принималъ эти подарки съ ворчаньемъ, показывавшимъ его очень относительную радость. Когда Тонетъ, наконецъ, оставитъ въ поко его ружье? Разв ему не холодно въ тростникахъ? Разъ онъ такой ловкачъ, почему онъ не помогаетъ по ночамъ дду ловить рыбу?

Отвчая смхомъ на упреки трактирщика, Тонетъ направлялся къ стойк:

– Нелета, стаканчикъ!

Онъ заслужилъ его, проведя весь день въ камышахъ, держа въ оцпенвшихъ рукахъ ружье, чтобы набить такую кучу дичи. А еще говорятъ, будто онъ избгаетъ работать… И въ порыв веселаго безстыдства гладилъ онъ по щек Нелету, не обращая вниманія на привутствіе постителей и не боясь мужа. Разв они не братъ и сестра? Разв они не играли вмст дтъми?

Тони ничего не зналъ и знать не хотлъ о жизни сына. Онъ вставалъ до зари и возвращался домой только къ ночи. Въ тишин покрытаго водой поля онъ съдалъ съ П_о_д_к_и_д_ы_ш_е_м_ъ нсколько сардинокъ и маисоваго пирога. Вчная борьба во имя осушенія поля не позволяла ему выйти изъ нищеты, лучше питаться. Вернувшись въ хату, когда уже сгущались тни ночи, онъ растягивалъ на своемъ матрас свои болвшія кости, и погружался въ усталый сонъ. Но и среди охватившей его дремы онъ продолжалъ высчитывать, сколько еще нужно привезти барокъ съ землей и сколько онъ еще долженъ заплатить кредиторамъ, прежде чмъ считать себя хозяиномъ рисоваго поля, каждая пядь котораго была создана въ пот лица. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь большую часть ночей проводилъ вн дома, ловя рыбу. Тонетъ лъ не съ оемьей и только поздно ночью, когда закрывался трактиръ С_а_х_а_р_а, стучался въ дверь нетерпливымъ стукомъ ноги, пока не поднималась бдная П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, сонная и усталая, чтобы отворить ему.

Такъ шло время до праздниковъ.

Наканун праздника Младенца, вечеромъ почти вся деревня собралась толпами между берегомъ канала и задней дверью трактира С_а_х_а_р_а.

Ожидали музыку изъ Катаррохи, гвоздь праздника. Жители, весь годъ слышавшіе только гитару брадобря и гармонику Тонета, приходили въ восторгъ при одной мысли о грохот мдныхъ трубъ и гром барабана, которые раздадутся между рядами хатъ. Никто не чувствовалъ холода. Чтобы выставить на показъ свои новыя платья, женщины оставили дома свои шерстяныя накидки и показывали свои оголенныя руки, посинвшія отъ холода. Мужчины одли новые кушаки и красныя или черныя шляпы, хранившіе еще слды своего недавняго пребыванія въ лавк. Воспользовавшись минутой, когда ихъ жены были заняты болтовней, они быстро отправлялись въ трактиръ, гд дыханіе пьющихъ и дымъ сигаръ образовали тяжелую атмосферу, пахнувшую грубой шерстью и грязными лаптями. Громко говорили о музык изъ Катарохи, увряя, что она лучшая на свт. Тамошніе рыбаки народъ плохой, но надо признаться, такой музыки не слыхалъ и самъ король. Бднякамъ озера предстоитъ таки удовольствіе! Замтивъ, что на берегу канала толпа заволновалась, громкими криками привтствуя приближеніе музыкантовъ, вс постители толпой вышли и трактиръ опустлъ.

Надъ тростниками показалась верхушка большого паруса. Когда на одномъ изъ поворотовъ канала явилась барка съ музыкой, толпа разразилась криками, словно ее воодушевлялъ видъ красныхъ панталоновъ и блыхъ перьевъ, колебавшихся надъ касками.

Деревенская молодежь вступила по старому обычаю въ драку изъ за обладанія барабаномъ. Парни опускались по грудь въ холодную, какъ ледъ, воду, съ безстрашіемъ, заставлявшимъ стоявшихъ на берегу стучать зубами, какъ кастаньетами.

Старухи протестовали:

– Сумасшедшіе! Схватите воспаленіе легкихъ!

Однако молодежь подбиралась къ барк, и среди смха музыкантовъ цплялась за бортъ, ссорясь изъ за обладанія огромнымъ инструментомъ. Мн! Мн! Одинъ изъ боле смлыхъ, уставъ просить, схватилъ наконецъ большой барабанъ съ такой порывистой силой, что чуть не свалилъ въ воду барабанщика и взваливъ на плечи инструментъ, вышелъ изъ воды канала, въ сопровожденіи завидующихъ товарищей.

Сойдя съ барки, музыканты выстроились противъ трактира С_а_х_а_р_а. Они вынули инструменты изъ чехловъ, настроили ихъ и толпа плотной стной шла за музыкантами, молчаливая и благоговйная, восхищенная этимъ событіемъ, которое ожидала цлый годъ.

Какъ только послышались звуки шумнаго марша, вс испытали какой-то странный страхъ. Привыкшій къ безмолвію озера слухъ болзненно воспринималъ ревъ инструментовъ, отъ котораго дрожали обмазанныя иломъ стны хатъ. Придя въ себя еосл перваго смущенія, вызваннаго нарушеніемъ обычной тишины деревни, люди весело улыбались, подъ лаской музыки, доходившей до нихъ, какъ голосъ отдаленнаго міра, какъ величіе таинственной жизни, развертыеавшейся тамъ далеко за волнами Альбуферы.

Женщины разнжились, не зная отъ чего, и были готовы плакать. Выпрямляя свои согбенныя плечи рыбаковъ, мужчины шли воинственнымъ шагомъ за музыкантами, а двушки улыбались женихамъ, съ блествшими глазами и раскраснвшимися щечками.

Музыка проносилась, словно порывъ новой жизни надъ сонливымъ населеніемъ, стряхивая съ него оцпенніе мертвыхъ водъ. Вс кричали, не зная почему, привтствовали Младенца Іисуса, бгали шумливыми группами впереди музыкантовъ и даже старики оживились и были игривы, вакъ дти, которыя сопровождали съ картонными лошадками и саблями капельмейстера, восхищаясь его золотыми галунами.

Музыканты прошлись нсколько разъ взадъ и впередъ по единственной улиц Пальмара, растягивая шествіе, чтобы удовлетворить публику, заходили въ переулки между хатами, достигали канала и снова возвращались на улицу. Вся деревня слдовала за ними, аккомпанируя громкими криками наиболе яркимъ мстамъ марша.