Текст книги "Детоубийцы"

Автор книги: Висенте Бласко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 15 страниц)

И сразу вдругъ успокоившись, прерываемый рвотой и судорогами, онъ началъ тихо исповдоваться предъ священникомъ во всхъ своихъ мошеничествахъ, столь многочисленныхъ, что могъ припоминать ихъ только огуломъ. И вмст съ грхами онъ говорилъ о своихъ упованіяхъ: о вр въ Христа, Который опять придетъ для спасенія бдныхъ, и о таинственной своей встрч ночью на берегу озера. Но священникъ грубо прервалъ его:

"П_і_а_в_к_а, не фантазируй. Ты бредишь!… Правду… говори, правду".

Онъ уже сказалъ правду. Единственнымъ грхомъ его была лнь, потому что онъ глубоко врилъ въ то, что трудъ противенъ завтамъ Господа. Разъ только онъ поступилъ, какъ другіе, предоставивъ свои руки людямъ, соприкоснулся съ богатствомъ и всми его радостями, и вотъ, увы! ему приходится расплачиваться за непослдовательность.

Вс Пальмарскія женщины умилялись такимъ концомъ бродяги. Онъ жилъ еретикомъ посл своего бгства изъ церкви, а теперь умираетъ, какъ истинный христіанинъ.

Характеръ его болзни не позволялъ ему принять Св. Тайнъ, и когда священникъ оснилъ его дарами, то запачкалъ рясу въ его рвот.

Только нсколько старухъ смло вошли въ хижину; он обыкновенно одвали въ саванъ всхъ, умиравшихъ въ деревн. Запахъ въ хижин стоялъ невыносимый. Люди изумленно и таинственно перешептывались объ агоніи П_і_а_в_к_и. Уже второй день не пищу онъ извергаетъ, а нчто хуже, и кумушки зажимали носъ, воображая себ П_і_а_в_к_у, распростертымъ на солом среди своихъ нечистотъ.

Онъ умеръ на третій день болзни. Животъ былъ страшно раздутъ, лицо скорчено, руки судорожно сведены отъ страданій и ротъ широко раскрытъ отъ послднихъ конвульсій.

Боле богатыя женщины, бывавшія въ дом священника, иснытывали глубокое состраданіе къ этому несчастному, который примирился съ Господомъ посл такой собачьей жизни. Желая достойно снарядить его въ послднее путешествіе, он отправились въ Валенсію, чтобы все приготовить для погребенія, истративъ на это такую сумму денегъ, которая, вроятно, никогда и не снилась П_і_а_в_к_ во всю его жизнь.

Его одли въ монашеское платье, положили въ блый гробъ, украшенный серебряными галунами, и вся деревня продефилировала предъ трупомъ бродяги.

Его прежніе друзья протирали свои глаза, красные отъ пьянства, сдерживая смхъ, при вид товарища, опрятно одтаго, лежавшаго въ своемъ двственномъ гробу, обряженнаго монахомъ.

Даже его смерть казалась чмъ-то смхотворнымъ! Прощай П_і_а_в_к_а! Ужъ не будутъ больше рыбачьи сти опустошаться до прихода ихъ собственниковъ, ужъ не разрядится онъ, какъ пьяный язычникъ, цвтами. Онъ жилъ свободнымъ и счастливымъ, не зная мукъ труда и сумлъ устроить себ богатыя похороны на чужой счетъ.

Въ полночь поставили гробъ на "телгу угрей", и Пальмарскій пономарь съ тремя друзьями проводилъ тло на кладбище, не пропустивъ ни одного трактира по дорог.

Тонетъ не отдавалъ себ ясно отчета въ смерти товарища. Онъ жилъ во мрак; постоянное опьяненіе сдлало его совершенно нмымъ. Онъ всми силами старался сдерживать свою болтливость, боясь проговорить лишнее слово.

"П_і_а_в_к_а умеръ! Слышишь, твой товарищъ!…" говорили ему въ трактир.

Онъ отвчалъ мычаніемъ, выпивалъ и дремалъ, а постители объясняли его молчаніе печалью, по случаю смерти товарища.

Нелета блдная и печальная, словно каждую минуту предъ ея глазами проходило привидніе, хотла было остановить его.

"Тонетъ, не пей больше!" говорила она нжно.

Но она была поражена тмъ выраженіемъ возмущенія и глухой злобы, которымъ отвчалъ ей пьяный. Она чувствовала, что ея власть надъ его волей миновала. Иногда она видла, какъ глаза его загораются ненавистью и злобой раба, который ршилъ вступить въ борьбу и уничтожить прежняго притснителя.

Онъ не обращалъ вниманія на Нелету и продолжалъ наливать стаканъ за стаканомъ изъ всхъ бочекъ заведенія. Когда овладвалъ имъ сонъ, онъ растягивался гд-нибудь въ утлу и спалъ мертвымъ сномъ, а собака И_с_к_р_а, тонкимъ чутьемъ чувствуя все, лизала ему лицо и руки.

Тонетъ не хотлъ, чтобы пробудилась его мысль. Какъ только онъ начиналъ трезвть, его охватывало мучительное безпокойство. Тни входящихъ постителей, падая на полъ, заставляли его съ безпокойствомъ поднимать голову, словно онъ боялся появленія того, кто трелетомъ ужаса наполнялъ его сонъ. И онъ вновь начиналъ пить, чтобы не выходить изъ этого отупнія, усыплявшаго его душу, притупляя вс чувства. Ему казалось много уже лтъ прошло посл той ночи, что провелъ онъ на озер, послдней ночи его человческаго существованія и первой въ новомъ мір тней, по которому онъ шелъ ощупью съ головой, одурманенной виномъ.

Воспоминанія объ этой ночи приводили его въ трепетъ, какъ только разсивались пары опьяненія. Только совершенно пьяный, онъ могъ выносить это страшное воспоминаніе; оно становилось смутнымъ и неопредленнымъ, какъ воспоминаніе о быломъ позор, которое не такъ больно потому, что теряется въ туман прошлаго.

Ддъ засталъ его въ такомъ оцпенніи. Дядюшка Г_о_л_у_б_ь ожидалъ на слдующій день прибытія донъ Хоакина на охоту въ тростникахъ. Согласенъ ли внукъ ислолнить свое обязательство? Нелета настаивала, чтобы онъ поплылъ. Онъ боленъ, ему нужно разсяться, боле недли онъ не выходилъ изъ трактира. К_у_б_и_н_ц_у улыбнулась надежда провести день въ движеньи. Въ немъ проснулся инстинктъ охотника. Ужели онъ такъ всю жизнь проведетъ вдали отъ озера?

Онъ провелъ цлый день за набивкой патроновъ и чисткой великолпнаго ружья С_а_х_а_р_а. Занятый этой работой, онъ пилъ гораздо меньше. И_с_к_р_а прыгала около него и лаяла отъ удовольствія, при вид всхъ этихъ приготовленій.

На слдующее утро въ его хижину явился дядюшка Г_о_л_у_б_ь, въ сопровожденіи донъ Хоакина въ богатыхъ охотничьихъ доспхахъ.

Старикъ нервничалъ и торопилъ племянника. Онъ будетъ ждать только минуту, пока перекуситъ сеньоръ, а потомъ въ походъ, въ тростники. Надо использовать утро.

Черезъ нсколько минутъ они тронулись въ путь. Тонетъ влереди на своей маленькой лодк вмст съ Искрой, сидвшей на носу, словно галіонъ, а за ними лодка дядюшки Г_о_л_у_б_я, на которой донъ Хоакинъ не безъ страха разсматривалъ ружье старика, это знаменитое оружіе, все въ заплатахъ, о подвигахъ котораго столько разсказывали на озер.

Об лодки вошли въ Альбуферу. Видя, что ддъ взялъ налво, Тонетъ хотлъ узнать, куда они длывутъ. Старикъ былъ удивленъ вопросомъ. Они плывутъ въ Болодро, самую большую заросль около деревни. Тамъ въ большемъ изобиліи, чмъ въ друтихъ мстахъ, водились тростниковые дтухи и водяныя курочки. Тонету хотлось плыть дальше: въ заросли на оредин озера. И между обоими охотниками завязался очень оживленный споръ. Старикъ настоялъ на своемъ, и Тонетъ неохотно подчинился, недовольно пожавъ плечами.

Об лодки вошли въ протокъ воды посреди высокаго тростника. Всюду пучками росъ тростникъ. Тростникъ мшался съ камышомъ, ползучія растенія съ блыми и голубыми колокольчиками переплетались въ этомъ водяномъ лсу, образуя гирлянды. Сросшіеся корни придавали массивный видъ зарослямъ тростника. На дн водяного протока виднлись странныя растенія, поднимавшіяся до самой поверхности воды и въ нкоторые моменты нельзя было разобрать, плыли ли лодки до вод, или скользили по стеклу, покрывавшему зеленый лугъ.

Глубокое молчаніе утра царило въ этомъ уголк Альбуферы, казавшемся еще боле дикимъ при свт солнца: иногда раздавался крикъ птицы въ чащ, бурленіе воды свидтельствовало о присутствіи живыхъ существъ въ вязкомъ ил.

Донъ Хоакинъ приготовилъ ружье, въ ожиданіи перелета птицъ съ одного конца густого тростника на другой.

"Тонетъ, заверни немного", приказалъ старикъ.

И К_у_б_и_н_е_ц_ъ изо всхъ силъ погналъ шестомъ лодку, чтобы обойти заросль и ударами до тростнику поднять птицъ, и заставить ихъ перелетать съ одного конца тростника на другой.

Минутъ десять кружилъ онъ. Когда онъ вернулся къ дду, донъ Хоакинъ уже стрлялъ въ птицъ, въ смятеніи перелетавшихъ открытое пространство, ища оеб новое убжище. То и дло показывались курочки въ водяномъ проход, свободномъ отъ тростника. Посл минутнаго замшательства, он, одн вплавь, другія влетъ, проходили черезъ проходъ и въ тотъ же моментъ ихъ застигалъ выстрлъ охотника.

Въ этомъ узкомъ мст стрлять можно было наврняка, и донъ Хоакинъ испытывалъ удовлетвороніе искуснаго стрлка, видя ловкость, съ которою онъ клалъ одну штуку за другой. И_с_к_р_а бросалась вплавь, вытаскивая еще живыхъ птицъ, и торжествующе приносила ихъ охотникамъ. Ружье дядюшки Г_о_л_у_б_я не оставалось въ бездйствіи. Старикъ до своей привычк старался польстить тщеславію кліента, незамтно стрляя въ птицъ. Когда онъ видлъ, что птица готова улизнуть, онъ убивалъ ее, увряя буржуа, будто тотъ уложилъ ее.

Хорошенькій чирокъ прошелъ вплавь, но едва донъ Хоакинъ и дядюшка Г_о_л_у_б_ь успди выстрлить, онъ уже скрылся въ осок.

"Раненъ!" закричалъ старый рыбакъ. Охотникъ былъ разсерженъ. Вотъ досада! Онъ издохнетъ въ тростник и его не достанешь.

"Ищи, И_с_к_р_а, шци!" закричалъ Тонетъ собак. И_с_к_р_а спрыгнула съ лодки, бросилась въ чащу, и только слышался трескъ тростника, раздвигавшагося передъ нею.

Тонетъ улыбался, увренный въ успх: собака принесетъ птицу. Но ддъ обнаруживалъ нкоторую неувренноеть. Этихъ птицъ ранишь въ одномъ конц Альбуферы, а он перелетаютъ на противоположный, чтобы тамъ умереть. Собака къ тому же стара, какъ онъ самъ. Въ былыя времена, когда С ахаръ ее купилъ, она еще кое-что стоила, но теперь нельзя уже полагаться на ея чутье. Тонетъ не обращалъ вниманія на замчанія дда, только повторялъ:

"Вотъ увидите!… Вотъ увидите!…"

Слышно было, какъ то ближе, то дальше собака шлепала по тин, и они въ безмолвіи утренней тишины, слдили ва ея безконечными эволюціями по треску тростника и шелесту осоки, ломавшихся подъ натискомъ животнаго. Черезъ нсколько минутъ ожиданія она появилась, разочарованная, съ печальными глазами, съ пустыми зубами.

Старый рыбакъ торжествуюіце улыбался. Что говорилъ онъ?… Но Тонетъ, видя, что надъ нимъ смются, выругался на собаку, грозя ей кулакомъ и не пуская въ лодку.

"Ищи! Ищи!… приказалъ онъ снова, бдному животному.

Собака вновь бросилась въ тростникъ, неувренно махая хвостомъ.

"Она найдетъ птицу", утверждалъ Тонетъ, видвшіи и не такіе еще подвиги собаки.

Вновь послышалось шлепанье собаки въ водяномъ лсу. Она бросалась изъ стороны въ сторону въ большой нершительности, не вря, повидимому, въ свои безпорядочныя рысканія и, боясь показать себя побжденной неудачей. Всякій разъ какъ она подплывала къ лодкамъ, поднимая голову изъ тростника, она видла кулаки своего хозяина и слышала грозное "ищи!"

Нсколько разъ, она повидимому нападала на слдъ и наконецъ скрылась такъ далеко, что уже не слышно было ея шлепанія въ вод.

Далекій лай, нсколысо разъ повторенный, вызвалъ улыбку на лиц Тонета. А, что? Его старая спутница, можетъ быть, и стала тяжелй на подъемъ, но ничто не скроется отъ нея.

Очень издалека снова донесся отчаянный лай собаки. К_у_б_и_н_е_ц_ъ свистнулъ.

"Сюда, И_с_к_р_а, сюда!"

И опятъ послышалось шлепаніе, приближавшееся съ каждой минутой. Собака пробиралась впередъ, ломая тростникъ и траву, съ шумомъ поднимая воду, наконецъ появилась съ какимъ-то предметомъ во рту, плывя съ большими усиліями.

"Сюда, И_с_к_р_а, сюда!" продолжалъ кричать Тонеть.

Она подплыла къ лодк дда, и охотнивъ, словно молніей пораженный, закрылъ глаза рукою.

"Святая Два!" простоналъ онъ, и ружье выпало у него изъ рукъ.

Тонетъ вынрямился, съ безумнымъ взглядомъ, трясясь всмъ тломъ, словно ему нечмъ стало дышать. У борта своей лодки онъ увидлъ свертокъ съ тряпьемъ, изъ котораго торчало что-то синее, студенистое, покрытое піявками; маленькая, распухшая, безобразная, почернвшая голова, съ глазными впадинами, съ повисшимъ у одной изъ нихъ глазнымъ яблокомъ. Все это было такъ отвратительно, издавало такой отвратительный запахъ, что казалось вода и все пространство сразу потемнли, словно средь бла дня на озеро спустилась ночь.

Онъ поднялъ шестъ обими руками и ударилъ имъ съ такой страшной силой, что раздался трескъ разбитаго черепа собаки и бдное животное, испустивъ вой, исчезло въ водоворот съ своей добычей.

Затмъ, посмотрвъ безумньми глазами на дда, ничего не понимавшаго изъ того, что произошло, на бднаго донъ Хоакина, казалось, уничтонсеннаго страхомъ и, безсознательдо работая шестомъ, стрлою бросился по вод, словно призракъ угрызеній совсти, забытый уже въ теченіе недли, снова воскресъ и погнался за нимъ, впиваясь въ его спину неумолимыми когтями.

X.

Онъ плылъ недолго. Въхавъ въ Альбуферу, онъ увидлъ недалеко нсколько лодокъ, услышалъ крики людей, хавшихъ въ нихъ. Онъ чувствовалъ непреодолимую потребность спрятаться. Ему было стыдно, какъ человку, вдругъ очутившемуся голымъ предъ взорами постороннихъ.

Солнце причиняло ему боль; громадная поверхность озера приводила его въ ужасъ; ему хотлось укрыться въ какой-нибудь темный уголъ, никого не видть, ничего не слышать, и онъ снова бросился въ тростники.

Онъ проплылъ недалеко. Носъ лодки вдругъ застрялъ въ тростник и несчастный, бросивъ шестъ, упалъ плашмя, охвативъ голову руками. Птицы надолго замолкли, замеръ шумъ въ тростникахъ, словно жизнь, скрытая вь нихъ, онмла отъ ужаса предъ этимъ дикимъ ревомъ и судорожными рыданіями, напоминавшими предсмертное хрипніе.

Несчастный рыдалъ. Съ тхъ поръ, какъ онъ вышелъ изъ своего оцпеннія, длавшаго его совершенно безчувственнымъ, преступленіе стояло передъ нимъ, какъ будто онъ только что совершилъ его. Какъ разъ въ тотъ моментъ, когда казалось, онъ навсегда забудетъ о своемъ злодяніи, какая-то роковая сила снова вызвала его, снова показала его ему, да еще въ какомъ ужасномъ вид!…

Угрызенія совсти пробудили въ немъ родительскій инстинктъ, умершій въ ту роковую ночь. Объятый ужасомъ, онъ видлъ свое преступленіе во всей его жестокости. Это тло, брошенное на съденіе гадамъ озера, было его собственною плотью, эти пеленки, въ которыхъ жили черви и піявки, были плодомъ его ненасытной страсти, его любовныхъ восторговъ въ безмолвіи столькихъ ночей.

Ничто не смягчало его страшнаго преступленія. Онъ не могъ уже подыскать оправданій для своего существованія. Онъ негодяй, недостойный жизни. Сухая втвь отъ дерева Г_о_л_у_б_е_й, всегда прямого и сильнаго, грубаго и дикаго, но здороваго въ своей нелюдимости. Дурная втвь должна исчезнутъ.

Его ддъ имлъ полное основаніе презирать его. Отецъ, его бдный отецъ, котораго онъ считалъ теперь великимъ святымъ, имлъ полное основаніе оттолкнуть его отъ себя, какъ гнилой отпрыскгь. Несчастная П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, несмотря на свое позорное происхожденіе, имла большее право считать себя дочерью Г_о_л_у_б_я, чмъ онъ себя его сыномъ.

Что онъ сдлалъ въ теченіе своей жизни. Ничего! Вся его воля была направлена лишь къ тому; чтобы избгать труда. Несчастный П_і_а_в_к_а, несомннно, былъ лучше его; одинъ на бломъ свт, безъ семьи, безъ потребноетей, вчный бродяга, онъ могъ жить безъ дла, кахъ беззаботная птица. А онъ, обуреваемый безпредльными желаніями, эгоистически уклоняясь отъ обязанностей, захотлъ быть богатымъ, жить не работая, и для этого избралъ извилистый путь, пренебрегая добраыми совтами отца, предвидвшаго опасность. Недостойная лность привела его къ преступленію.

То, что сдлалъ онъ, приводило его въ ужасъ. Пробудившаяся совсть отца мучила. его, но его терзала боле глубокая, боле кровоточивая рана. Мужская гордость, желаніе быть сильнымъ, властвовать надъ людьми своею смлостью, заставляли его выносить жесточайшія муки. Онъ предвидлъ наказаніе, каторгу, и кто знаетъ, можетъ быть, даже эшафотъ, послдній апоеозъ человка-звря. Онъ готовъ былъ принять все это, но заі дянія, достойныя сильнаго человка, за ссору, за убійство въ борьб, когда обагряютъ руки въ крови по самые локти съ дикимъ безуміемъ человка, превратившагося въ звря. Но убить новорожденнаго ребенка, у котораго не было никакой зашиты, кром плача? Сознаться передъ всмъ міромъ, что онъ, надменный храбрецъ, старый солдатъ, чтобы стать злодемъ, отважился только убить беззащитнаго ребенка – своего собственнаго сына!

И слезы безудержно лились по лицу его и больше, чмъ отъ угрызеній совсти, онъ страдалъ отъ стыда за свою трусость, отъ презрнія къ своей низости.

Среди мрака его мыслей, свтлой точкой блеснула нкоторая вра въ себя. Онъ не такъ уже дуренъ. Въ немъ течетъ добрая кровь его отца. Его преступленіемъ былъ эгоизмъ, слабоволіе, боязнь борьбы за сушествоваініе. Истинно злой была Нелета, это высшая сила, опутавшая его, этотъ желзный эгоизмъ, подчинившій его себ, окутавшій его, словно плотно облегающая тло одежда. Ахъ! Если бы онъ никогда не зналъ ея! Если бы онъ, вернувшись изъ странъ далекихъ, не встртилъ глубокаго пристальнаго взгляда этихъ зеленыхъ глазъ, казалось, говоривщихъ: "возьми меня; я богата; я осуществила мечту моей жизни; теперь только тебя не достаетъ мн…"

Она соблазнила его, столкнувъ во мракъ. Эгоистичная и жадная – она воспользовалась его любовью и довела его до преступленія.

Чтобы сберечь нсколько крохъ своего благосостоянія, она не задумалась ни на минуту и бросила родное дитя, а онъ, слпой рабъ, осуществилъ ея замыселъ, уничтоживъ свою собственную плоть.

Какимъ жалкимъ представлялось ему его собственное существованіе! Древнее преданіе о Санч смутно пронеслось въ его памяти, эта легенда о зм, съ давнихъ временъ передававшаяся изъ поколнія въ поколніе среди жителей береговъ озера. Онъ былъ похожъ на пастуха легенды. Онъ ласкалъ змйку, когда она была еще маленькой, кормилъ ее, согрлъ ее тепломъ своего тла; вернувшись съ войны, онъ съ изумленіемъ нашелъ ее выросшей, похорошвшей, а она нжно обвилась вокругъ него и въ роковыхъ ея объятьяхъ онъ нашелъ смерть.

Его змя жила въ деревн, какъ змя пастуха въ дикомъ лсу. Эта Санча изъ Пальмара, сидя въ трактир, задушила его безжалостными кольцами преступленія.

Ему не хотлось возвращаться въ міръ. Онъ не могъ жить среди людей; не могъ смотрть на нихъ; ему повсюду будетъ мерещиться уродливая, распухшая чудовищная голова съ глубокими глазными впадинами, разъденными червями. И при одной мысли о Нелеткровавой дымкой застилались его глаза, и, среди мукъ раскаянія, поднималось преступное желаніе, безумная жажда убить такъ же и ту, которую теперь онъ считалъ своимъ неумолимымъ врагомъ… Но зачмъ это новое преступленіе?

Среди этого уединенія, вдали отъ взоровъ людскихъ, онъ чувствовалъ себя лучше и здсь хотлъ бы успокоиться на вки.

Къ тому же въ глубин души его, со всею силою эгоизма, главной страсти его существа, поднялся всепоглощающій страхъ. Можетъ быть, сейчасъ новость о страшномъ происшествіи распространилась уже въ Пальмар. Ддъ его будетъ молчать, но тотъ посторонній, прибывшій изъ города, не иметь никакого основанія хранить молчаніе.

Его найдутъ, уличатъ, явятся лакированныя трехуголки изъ уэрты Русафы: онъ не вынесетъ ихъ взглядовъ, не сможетъ солгать; онъ признается въ своемъ преступленіи, и его труженикъ отецъ, съ своей чистой душой, умретъ отъ стыда. Но даже, если удастся ложью спасти свою голову, какая ему польза? Вернуться снова въ руки Нелеты, чтобы она опять обвила и задушила его въ своихъ зминыхъ объятьяхъ?… Нтъ! Все кончено! Да, онъ дурная втвь, и она должна упасть. Нтъ смысла продолжать висть мертвой вткой на дерев, парализуя его жизнь.

Онъ пересталъ плакать. Наивысшимъ напряженіемъ воли, онъ вышелъ изъ своего мрачнаго оцпеннія.

Ружье С_а_х_а_р_а лежало на носу лодки. Поднявъ его, Тонетъ посмотрлъ на него съ ироніей! Какъ бы расхохотался трактирщикъ, если бы видлъ его! Въ первый разъ паразитъ, разжирвшій въ его дом, хочетъ употребить взятую у него вещь для настоящаго дла. Съ спокойствіемъ автомата онъ снялъ обувь, далеко отбросивъ сапоги, взвелъ оба курка, разстегнулъ блузу и рубашку, наклонился надъ ружьемъ и уперся голой грудью въ его два ствола.

Босая нога тихонько опустилась вдоль приклада, ища собачку, и отъ двойнаго выстрла тростникъ содрогнулся такъ, что со всхъ сторонъ поднялись птицы, уносясь въ безумйомъ страх…

Дядюшка Г_о_л_у_б_ь вернулся только поздно вечеромъ.

Онъ простился съ своимъ охотникомъ въ Салер, потому что послдній сгоралъ желаніемъ вернуться въ городъ, клянясь, что никогда не ступитъ ногою въ эти мста. Въ два путешествія два такихъ несчастъя! Альбуфера встрчаетъ его одними только сюрпризами. Отъ послдняго онъ наврно заболетъ. Мирный гражданинъ, отецъ многочисленнаго семейства, не могъ отдлаться отъ воспоминаній о страшной находк. Несомннно, тотчасъ же по возвращеніи, ему придется лечь въ постель подъ предлогомъ внезапнаго нездоровья. Происшествіе глубоко потрясло его.

Тотъ же охотникъ посовтовалъ дядюшк Г_о_л_у_б_ю абоолютное молчаніе. Ни одного слова на эту тему! Они ничего не видли! Онъ долженъ посовтовать молчать и своему бдному внуку, который, повидимому, бжалъ подъ вліяніемъ этого страшнаго впечатлнія. Озеро снова поглотило эту тайну и было бы очень наивно говорить объ этомъ, зная, какъ правосудіе мучитъ невинныхъ людей, по своей глупости обращающихся къ нему.

Честные люди должны избгать всякаго соприкоеновенія съ законами. И бдный сеньоръ, высадившись на твердую землю, тогда только слъ въ свою повозку, когда задумчивый лодочникъ, нсколъко разъ поклялся ему, что будетъ нмымъ.

Къ ночи дядюшка Г_о_л_у_б_ь, вернувшись въ Пальмаръ, причалилъ около трактира об лодки, на которыхть они выхали утромъ.

Нелета, стоявшая за стойкой, напрасно искала глазами Тонета.

Старикъ угадалъ ея мыслн.

"Не жди его", сказалъ онъ мрачнымъ голосомъ: "Онъ больше не вернется".

И повысивъ голосъ, онъ спросилъ ее, лучше ли она себя чувствуетъ, намекая на блдность ея лица съ такимъ выраженіемъ, которое привело въ трепетъ Нелету.

Трактирщица моментально поняла, что дядюшка Г_о_л_у_б_ь узналъ ея тайну.

"Но гд же Тонетъ?" снова спросила она тревожнымъ голосомъ.

Старикъ, отвернувшись, словно не желая ея видть, началъ говорить, сохраняя наружное спокойствіе. Тонетъ никогда не вернется. Онъ ушелъ далеко, очень далеко,– въ страну, откуда не возвращаются: это самое лучшее, что онъ могъ сдлать… Все теперь въ порядк и никто ничего не знаетъ.

"А вы?… Вы?…" съ тревогой простоНала Нелета, боясь въ то же время, что старикъ заговоритъ.

Дядюшка Г_о_л_у_б_ь будетъ молчать. И при этомъ онъ ударилъ себя въ грудь. Онъ презираетъ своего внука, но въ его интересахъ, чтобы ничего не знали. Имя Г_о_л_у_б_я вками пользовалось почетнымъ престижемъ, и онъ не допуститъ, чтобы оно было замарано лнтяемъ и сукой.

"Плачь, подлая, плачь!" проговорилъ гнвно рыбакъ.

Пусть плачетъ всьо свою жизнь, потому что это она погубила всю семью. Пусть останется съ своими деньгами. Онъ не попроситъ ихъ у нея за свое молчаніе… И если у нея есть желаніе узнать, гд ея любовникъ, или гд ея дитя, пусть посмотритъ на озеро. Альбуфера, мать всхъ, сохранитъ тайну такъ же крпко, какъ и онъ.

Нелета была поражена этимъ открытіемъ; но ея безконечное изумленіе не помшало ей безпокойно посмотрть на старика, боясь за свое будущее, которое зависло отъ молчаливости дядюшки Г_о_л_у_б_я.

Старикъ еще разъ ударилъ себя въ грудь. Пусть живетъ счастливо и наслаждается своимъ богатствомъ. Онъ не нарушитъ своего молчанія.

Ночь былъ печальна въ хижин семьи Г_о_л_у_б_я. При умирающемъ свт лампочки ддъ и отецъ, сидя другъ противъ друга, долго бесдовали между собою съ серьезностью людей, противоположные характеры которыхъ способны сближаться только подъ ударами несчастья.

Старикъ безъ обиняковъ разсказалъ все происшедшее. Онъ видлъ мертваго юношу, съ разорванной двумя зарядами дроби грудью, уткнувшагося въ тину заросли, и лишь одн ноги торчали надъ водою, около брошеннаго имъ челна. Дядюшка Тони не моргнулъ и глазомъ. Только губы его судорожно дергались и сжатыми пальцами онъ рвалъ себ колни.

Протяжный, пронзительный крикъ раздался въ темномъ углу, гд была кухня, словно въ этой темнот кого-то убивали. То рыдала П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, обезумвъ отъ этой новости.

"Тише, двка!" повелительно крикнулъ старикъ.

"Молчи, молчи!" сказалъ отецъ.

И несчастная, глухо всхлипыная, затаила свою скорбь въ виду твердости этихъ двухъ людей, съ желзной силой воли, которые подъ ударами несчасия сохраняли наружное спокойствіе и въ глазахъ которыхъ не отражалось никакое волненіе.

Дядюшка Г_о_л_у_б_ь въ общихъ чертахъ разсказалъ обо всемъ происшедшемъ: о появленіи собаки съ страшной добычей, о бгств Тонета, о своихъ тщательныхъ поискахъ въ заросли, по возвращеніи изъ Салера, въ предчувствіи несчастія и о находк трупа. Онъ все понялъ. Онъ вспомнилъ внезапное бгство Тонета наканун охоты; блдность и слабость Нелеты, ея болзненный видъ посл той ночи, и съ хитростью старика воспроизвелъ муки родовъ, въ безмолвіи ночи, въ страх, что ихъ услышатъ сосди, и затмъ дтоубійство, за которое онъ презираетъ Тонета больше, какъ труса, чмъ преступника.

Открывъ свою тайну, старикъ почувствовалъ себя облегченнымъ. Его печаль смнилась негодованіемъ. Мерзавцы! Эта Нелета была злой собакой; она погубила парня, толкнувъ его на преступленіе, чтобы сберечь свои деньги. Но Тонетъ дважды трусъ. Онъ – Г_о_л_у_б_ь – отказывается отъ него, не столько изъ-за преступленія, сколько потому что онъ кончилъ самоубійствомъ отъ безумнаго страха предъ послдствіями. Сеньоръ пустилъ въ себя двойной зарядъ, чтобы избавиться отъ всякой отвтственности, онъ предпочелъ исчезнуть, вмсто того, чтобы искупить свою вину и понести иаказаніе. А виною всему то, что онъ не исполнялъ своего долга, всегда искалъ легкихъ путей, боясь борьбы за существованіе. Боже, какое время! Что за молодежь!

Сынъ почти не слушалъ его. Онъ оставался неподвижнымъ, убитый несчастіемъ, поникнувъ головой, точно слова отца были ударомъ, навки придавившимъ его.

Снова раздались рыданья П_о_д_к_и_д_ы_ш_а. "Молчи! Я жъ теб сказалъ: молчи!" повторилъ дядюшка Тони угрюмымъ голосомъ.

Ему въ его безпредльной нмой сосредоточенности было непріятно видть, какъ другіе облегчали душу плачемъ, тогда какъ онъ, сильный и суровый, не могъ излить своего горя въ слезахъ.

Дядюшка Тони заговорилъ, наконецъ: его голосъ не дрожалъ, но отъ волненія немного хриплъ. Позорная смерть этого несчастнаго была достойнымъ концомъ его дурной жизни. Онъ часто предсказывалъ, что сынъ кончитъ плохо. Когда на свтъ родишься бднымъ, лнь – преступленіе. Такъ устроилъ Богъ, и этому нужно подчиниться… Но, Боже! Это его сынъ! Его сынъ! Плоть отъ плоти его! Его желзная честность незапятнаннаго ни въ чемъ человка заставила его отнестись съ виду безчувственно къ катастроф; но въ груди своей онъ чувствовалъ тяжесть, словно вырвали часть его внутренностей, и она служитъ теперь пищей угрямъ Альбуферы.

Ему хотлось бы повидать его въ послдній разъ. Понимаетъ ли его отецъ?… Подержать на своихъ рукахъ, какъ тогда, когда онъ былъ совсмъ маленькимъ, и онъ баюкалъ его псней, что отецъ его будетъ работать и сдлаетъ его богачемъ, собственникомъ многихъ полей.

"Отецъ!" спрашивалъ съ тоской онъ дядюшку Г_о_л_у_б_я: "Отецъ, гд онъ?"

Старикъ негодующе отвчалъ. Пусть все останется, какъ устроилъ случай. Безумье перебгать ему дорогу. Не слдуетъ снимать покрова съ тайны. Все обстоитъ такъ, какъ слдуетъ. Все шито и крыто.

Люди, не видя Тонета, будутъ думать, что онъ отправился искать новыхъ приключеній и жизни въ даровщину, какъ въ тотъ разъ. Озеро сохранитъ хорошо свою тайну. Пройдутъ годы, прежде, чмъ кто-нибудь забредетъ въ то мсто, гд лежитъ самоубійца. Въ Альбуфер достаточно растительности, чтобы скрыть все. Къ тому же, если разгласить теперь происшедшее, объявить о его смерти, вс пожелаютъ узнать больше, вмшается юстиція, откроется правда, и вместо исчезнувшаго Г_о_л_у_б_я, позоръ котораго извстенъ только имъ однимъ, они будутъ имть обезчещеннаго, который покончилъ съ собой, чтобы избжать тюрьмы и, можетъ быть, эшафота.

Нтъ, Тони! Такъ ршилъ онъ съ авторитетомъ отца. Ему осталось жить всего какіе-нибудь нсколько мсяцевъ, пусть же онъ уважитъ его, пусть не омрачаетъ горечью безчестья его послднихъ дней. Онъ хочетъ пить со своими товарищами рыбаками, смотря имъ прямо въ лицо. Все обстоитъ хорошо: необходимо молчать… Да если даже найдутъ трупъ теперь, его не предадутъ церковному погребенію. Его преступленіе и самоубійство лишають его права на обычныя похороны. Ему гораздо лучше на дн озера, гд онъ зарытъ въ тин и окруженъ тростникомъ, какъ послдній проклятый отпрыскъ знаменитой династіи рыболововъ.

Раздраженный плачемъ П_о_д_к_и_д_ы_ш_а, старикъ пригрозилъ ей. Пусть замолчитъ! Или она хочетъ ихъ погубить? Ночь тянулась безконечно, среди трагическаго безмолвія. Мракъ хижины казался еще гуще, словно несчастье распростерло надъ ней свои черныя крылья.

Дядюшка Г_о_л_у_б_ь съ безчувствіемъ упрямаго, эгоистичнаго старика, который во что бы то ни стало, хочетъ продлить свое существованіе, уснулъ на своемъ стул. Его сынъ провелъ эти часы неподвижно, съ широко открытыми глазами, устремленными на мигающія на стн тни отъ дрожащаго свта лампы.

П_о_д_к_и_д_ы_ш_ъ, сидя у очага, тихонько всхлипывала, скрытая тнью.

И вдругъ дядя Тони вэдрогнулъ, словно проснулся. Онъ всталъ, подошелъ къ двери и, открывъ ее, посмотрлъ на звздное небо. Вроятно, было около трехъ часовъ. Тишина ночи, казалось, подйствовала на него, утвердивъ его въ ршеніи, возникшемъ въ душ его.

Онъ подошелъ къ старику и началъ трясти его, пока тотъ не проснулся.

"Отецъ… Отецъ!" спрашивалъ онъ умоляющимъ голосомъ: "Гд онъ?…"

Дядюшка Г_о_л_у_б_ь, въ полусн отчаянно протестовалъ. Пусть оставятъ его въ поко. Противъ совершившагося нтъ лкарствъ. Онъ хочетъ спать и желалъ бы никогда больше не просыпаться.

Но дядя Тони продолжалъ умолять. Онъ долженъ же подумать, что это его внукъ и что онъ – его отецъ – не сможетъ жить, если не увидитъ его въ послдній разъ. Онъ вчно будетъ представлять себ его на дн озера, гніющимъ, пожираемынъ рыбами, безъ погребенія, въ чемъ не отказываютъ самымъ несчастнымъ, даже П_і_а_в_к_, у котораго не было отца. Боже! Работать и мучиться всю свою жизнь, чтобы обезпечить единственнаго сына и потомъ бросить его, не зная даже, гд его могила, какъ бросаютъ мертвыхъ псовъ, утонувшихъ въ Альбуфер. Этого нельзя допустить, отецъ! Это слишкомъ жестоко! Никогда онъ не отважится больше плавать по озеру, изъ боязни, что его лодка пройдетъ по тлу сына:

"Отецъ… Отецъ!!…" умолялъ онъ, тряся почти уснувшаго старика.

Дядюшка Г_о_л_у_б_ь вдругъ вскочилъ, словно желая его ударить. Да оставятъ ли его въ поко?… Во второй разъ разыскивать этого негодяя? Пусть не мшаютъ ему спать! Онъ не желаетъ ворочать илъ, чтобы не навлечь явнаго позора на свое семейство.

"Но гд же онъ?" спрашивалъ тоскливо отецъ.

Ну, хорошо, онъ пойдетъ одинъ, но ради Бога, пусть онъ скажетъ, куда. Если ддъ не скажетъ, онъ способенъ остатокъ дней своихъ провести въ томъ, чтобъ искать въ озер, хотя бы пришлось сдлать тайну общимъ достояніемъ.