Текст книги "Блестящая партия"
Автор книги: Вирджиния Хенли
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]
Глава 8
Казалось, каждый час каждого дня был занят планами, касающимися предстоящего выезда Джорджины в свет. Устраивались примерки ее нового гардероба, ездили за покупками на Бонд-стрит. Однажды она весь день потратила на составление списка гостей, которых следовало пригласить на ее первый бал, а на другой день мать указала ей, скольких важных людей она не внесла в список, и они вдвоем все исправили.
– В списке триста человек! – возражала Джорджина.
– Первый бал следует устраивать только в том случае, если это будет сделано на широкую ногу. И можешь быть уверена – герцогиня Девоншир пригласит весь высший свет, в том числе и его брата, на бал, который она устроит для своей дочери Дороти.
– Кстати, я вспомнила, что сегодня вечером у меня занятия танцами в Девоншир-Хаусе.
– Нет, я договорилась, что учитель танцев будет приходить сюда в течение двух недель. Девочкам Кавендиш придется для разнообразия приезжать учиться сюда.
– О Господи, это уже похоже на битву матерей-соперниц, – с удивлением сказала Джорджина.
– Вздор! Мы договорились, что первые балы наших дочерей будут даны в разные дни недели. Я велю немедленно отпечатать приглашения, чтобы лакеи могли вручить их лично каждому.
На другой день Джорджина наслаждалась передышкой в обсуждении платьев, гостей, угощения и цветочных украшений для бала, потому что в сопровождении брата отправилась в палату лордов.
Посмотрев вниз с галереи, она узнала некоторые лица.
– Вон герцог Девоншир.
– Господи, это у тебя, наверное, обман зрения. Этот человек проводит каждую ночь в клубе «Брукс», где напивается до чертиков. Но если это на самом деле он, то это, наверное, его первое появление в палате лордов за весь год.
– Он никогда не улыбается.
Джорджине стало жаль его семью.
– Он не может улыбаться. Мышцы лица у него парализованы от свинцовой пудры, которой он пользуется, чтобы скрыть красноту.
– Сегодня моя эрудиция расширяется прямо на глазах. – Жадный взгляд Джорджины шарил по скамьям. – А вон муж Сьюзен. Должна сказать, у герцога Манчестера такой вид, будто ему смертельно скучно. Я думаю, он не слушает.
– Конечно, нет. Уильям слишком крепкого телосложения, чтобы сидеть спокойно и слушать дебаты по ирландской проблеме.
– Он необыкновенно красивый мужчина. Сьюзен хорошо устроилась.
– Да, женщины сходят по нему с ума.
«Тогда, значит, она устроилась плохо».
– В дебаты хочет включиться Френсис Расселл.
Поскольку это был тот человек, ради которого Джорджина сюда и пришла, она сосредоточилась на нем и стала слушать.
– Если не ошибаюсь, палата лордов должна следить за деятельностью правительства. И еще она может положить вето на решения палаты общин, я права?
– Не знал, что тебя интересует вся эта политическая путаница.
Джорджина посмотрела на Френсиса Расселла. «На вид он лучше, чем его суроволицый брат Джон, и явно модный франт, но все-таки в нем есть что-то порочное. Думаю, этот человек потакает своим желаниям, но, будучи самым богатым герцогом Англии, может ли он быть иным?»
Дебаты закончились ровно в четыре.
Выходя из парламента, Джордж попытался найти своего зятя, но у дверей герцога Манчестера ждала карета.
Джорджина смотрела вслед Уильяму Монтегю.
– Интересно, что за женщина сидела в карете Уильяма? Это явно не Сьюзен.
Джордж пожал плечами.
– Одна из его petites amies. [4]4
подружек (фр.)
[Закрыть]
Джорджина была шокирована.
– Хантли, что вы здесь делаете? – спросил Френсис Расселл, окидывая взглядом Джорджину.
– Ах, здравствуйте, Бедфорд. Я только что упустил Манчестера. Хотел спросить у него, собирается ли он на ваши скачки в Уоберне в выходные.
– Да, Манчестер принял мое приглашение. Могу ли я надеяться, что леди Джорджина присоединится к нам?
– Надеяться вы можете всегда, ваша светлость, – холодно отозвалась Джорджина.
– Она не присоединится к нам. Моя сестра шутит.
– Определенно шутит, – протяжно проговорил Бедфорд.
– На прошлой неделе мы ходили в палату общин, и там я видела вашего брата, который обсуждал ирландскую проблему.
– И как он по сравнению со мной? – самодовольно осведомился Френсис.
– Ваш брат гораздо более страстный человек.
– Не во всем.
Его слова были нарочито рискованными.
– Это мы еще увидим, ваша светлость. Всего хорошего.
Джордж поспешил нагнать сестру, которая отошла от них.
– Тебе не следует так шутить с Бедфордом. Он известный женолюб.
– Судя по тому, что я видела в последнее время, все аристократы таковы.
– Он более распутен, чем другие. У него легион любовниц. Будь осторожна, Джорджи. Когда ты начнешь выезжать, мужчины будут виться вокруг тебя, как мухи вокруг горшка с медом.
– Я не спешу оказаться в кандалах, Джордж, и не собираюсь позволить надеть на меня кандалы мужчине, имеющему целую вереницу любовниц.
* * *
Френсис Расселл вернулся в лондонский особняк Бедфордов на Расселл-сквер. Расселлы не только владели этим особняком и всей площадью, они владели всем Блумсбери. Братья пользовались разными крыльями особняка, когда жили в Лондоне, но они часто ужинали вместе по вечерам после парламентских сессий.
Френсис въехал в кованые железные ворота и оставил свой фаэтон на попечение конюха. По дороге к дому он встретил брата.
– Привет, Джон. Почему такой хмурый?
– Френсис, этот сад в ужасном состоянии. Он так разросся, что больше похож на джунгли. Не хочешь нанять кого-нибудь, чтобы перепланировать сад заново? Ему не помешало бы приобрести цивилизованный вид.
– Никак не могу найти для этого время. Ты же слишком беспокоишься о таких вещах. Всегда ставишь долг впереди удовольствия и ждешь, что я буду поступать так же.
– Если ты не можешь найти время, это сделаю я. Хамфри Рептон – мастер садового искусства. Это именно тот человек, который нам нужен.
– Если Рептон устраивает тебя, устроит и меня. Пойдем ужинать. Не хочешь поехать со мной сегодня в клуб «Брукс»?
– Нет, благодарю. Я работаю над речью, которую собираюсь произнести в палате завтра. Эти ирландские дела в конце концов нужно уладить.
– Ну вот опять – долг прежде удовольствий. Твоя жена поехала навестить сестру, и тебе следовало бы тратить время на что-то приятное.
– Так я и делаю – поеду в выходной в Уоберн на ежегодные скачки.
В столовой за обедом Френсис задумчиво рассматривал брата.
– А знаешь, ходить без парика довольно эффектно. Я подумаю, не оставить ли и мне парик. Можно ввести это в моду.
– Я хожу без парика, протестуя против пошлины на пудру. Это не имеет никакого отношения к моде.
– Но если я перестану носить парик – это войдет в моду. Ты же знаешь, у меня сначала идет удовольствие, а потом долг.
– Я прекрасно это знаю, Френсис.
– Ты говоришь так, словно я пренебрегаю своими обязанностями.
– В одном ты совершенно ими пренебрегаешь. Поскольку ты герцог Бедфорд, тебе нужен наследник. Ты обладаешь огромным состоянием, крупной недвижимостью в Лондоне, а также поместьями в графствах Бедфорд, Кембридж, Девон и Нортхемптон. Тебе нужен сын и наследник, чтобы передать все это ему и чтобы он носил твое имя.
– Чтобы обзавестись наследником, нужно жениться, – сухо заметил Френсис.
– Воистину так. В тридцать шесть лет, почти в тридцать семь, не пора ли начать подыскивать подходящую жену?
– Тебе, кажется, никогда не надоест изводить меня из-за этого, но, как обычно, хотя мне противно признаться в этом, ты прав. Просто я не способен ограничиться одной женщиной.
– И тем не менее необходимость в наследнике возрастает с каждым годом. Тебе также нужна официальная хозяйка Уоберна, но только законная жена может играть эту роль.
Френсис вздохнул:
– Политический союз между герцогом, возглавляющим вигов, и дочерью хозяйки политического салона, сторонницы вигов, без сомнения, удовлетворил бы надежды общества.
– Господи, дочь Девоншира еще совсем ребенок. О чем ты думаешь, Френсис?
– Эта молодая леди скоро начнет выезжать. Я приглашен на ее первый бал в Девоншир-Хаусе.
– Значит, ей самое большее восемнадцать, – возразил Джон.
– А разве Элизабет не было восемнадцать, когда ты на ней женился?
– Да, но мне было девятнадцать, я не был мужчиной средних лет. Ведь тебе тридцать семь.
– Бога ради, Джон! Сначала ты призываешь меня жениться, потом, когда я соглашаюсь об этом подумать, возводишь на моем пути всевозможные препятствия и пытаешься отпугнуть меня.
Джон поднял руку:
– Прошу прощения, Френсис. У меня нет никакого права вмешиваться в твою жизнь. Просто мне хотелось побудить тебя хотя бы подумать о женитьбе. Я воздержусь и не стану советовать тебе, кого выбрать в жены. Видит Бог, моя женитьба не дает мне возможности выставлять себя в качестве примера.
– Извиняться ни к чему, Джон. Ты всегда был в моей жизни сдерживающей силой. Ты тверд как скала.
* * *
– Я предполагаю совершить поездку в деревню в эти выходные. Осенняя листва великолепна.
Джейн Гордон не сомневалась, что Джорджина согласится с ее планами.
– А куда ты собираешься поехать?
Джорджина знала, что ее мать редко делает что-либо без скрытых мотивов.
– Пожалуй, в Кимболтон. У твоей сестры, герцогини Манчестер, великолепная коллекция георгианского серебра, которое мне хотелось бы одолжить у нее для твоего первого бала.
– Достаточно было послать Сьюзен записку, и она привезет все, что тебе хочется, когда они с Чарлзом приедут на мое представление королеве Шарлотте.
– Это верно, дорогая. Но в Кимболтоне много всяких сокровищ; я могла бы присмотреть и другие ценные вещи – они помогли бы мне произвести впечатление на представителей высшего света, которые соберутся у нас на балу.
Джорджина незаметно улыбнулась. «Вот и скрытый мотив герцогини».
Когда карета остановилась на дворе старинного аббатства Сент-Олбанс, чтобы напоить лошадей, Джорджина с матерью воспользовались возможностью поразмяться.
Герцогиня Гордон пожертвовала небольшую сумму в порядке благотворительности приору бенедиктинского монастыря, и дамам позволили подняться на прославленную башню. Оттуда перед ними открылся великолепный вид величественных гор Чилтерн-Хиллс, одетых в алое, оранжевое и желтое осеннее убранство.
Джорджина увидела, что в глазах матери слезы.
– Это напоминает тебе Шотландию? Не нужно, мама, не грусти.
– Мне не пришлось побывать в моем любимом Кинраре этим летом, – задумчиво сказала Джейн.
– Твои драгоценные воспоминания навсегда запечатлелись в твоем сердце и душе. Будущим летом ты будешь наслаждаться вдвойне.
– Да, к тому времени я буду свободна как птица… конечно, если мы благополучно выдадим тебя замуж.
Прежде чем снова пуститься в путь, леди подкрепились прославленным элем, который готовили монахи-бенедиктинцы. Джейн позволила кучеру выпить большую кружку, чтобы утолить жажду, после чего он уселся на козлы. Джорджина сняла плащ, потому что время шло к полудню и стало значительно теплее с тех пор, как они оставили Лондон; она откинулась на бархатные подушки и стала любоваться открывающимися видами. Спустя минуту-другую она посмотрела на мать.
– Кажется, кучер поехал не по той дороге. Городок Болдок находится к северу; потом нужно ехать через Темпсфорд, чтобы добраться до замка Кимболтон.
– Все в порядке, Джорджи. Я сказала кучеру о том, что мои планы изменились.
– То есть как изменились?
– Мне вдруг подумалось, что на этой неделе состоятся скачки в Уоберне. Сьюзен скорее всего отправится вместе с Манчестером, чтобы увидеть это великолепное зрелище. Мы зря потратили бы массу времени, если бы поехали в Кимболтон.
«Вот черт! Я знала, что у тебя есть скрытые мотивы, но не предполагала, какими окольными путями ты можешь ходить. Я далеко не так проницательна, как мне представлялось».
– Как удачно, что на скачках в Уоберне будет полным-полно подходящих холостяков, Джорджина.
Не последним среди которых будет похотливый герцог Бедфорд, подумала Джорджина. Она уже собралась возразить матери, но вдруг подумала, что этот опасный дьявол, Джон Расселл, тоже там будет. И тогда Джорджина решила хранить благоразумное молчание.
– Провалиться мне на этом месте, – говорил Джордж Гордон, держась рядом с младшей сестрой, которая шла следом за матерью, направлявшейся прямиком на скаковой круг Уоберна. – У нашего выжлятника уже готов план охоты на лисиц на этот сезон. Интересно, как ей удалось заставить тебя согласиться приехать сюда?
– Она меня обманула! Сказала, что мы едем в Кимболтон. Ее маневры так прозрачны, что я чувствую себя униженной, – сказала, вспыхнув, Джорджина.
– Ну, это мы с тобой знаем, каковы ее цели; будем надеяться, что больше никому это не придет в голову.
– Люди не дураки, Джордж.
В этот момент Джорджина увидела принца, который, стоя рядом со своим братом Эдуардом, потешался, глядя на любимую обезьянку, одетую в форму жокея.
– Впрочем, я ошиблась. Пожалуй, они все-таки дураки.
– Она пытается поймать Бедфорда, но я не думаю, что с тобой может что-то случиться, когда рядом мать, брат и двое зятьев. Кстати, приманка выглядит восхитительно.
– Я оделась так, решив, что мы едем в замок Кимболтон. Для скачек этот туалет выглядит излишне экстравагантным.
– Такой туалет может подстегнуть кого угодно, – сказал Джордж, подмигивая сестре.
– Отец велел сшить для меня в Эдинбурге килт той же расцветки, что мундиры Королевского хайлендского полка. Он открывает ноги. Я не знала, что окажусь на публике.
Джордж рассмеялся.
– Все мужчины будут надеяться, что подует ветер.
– Если так, то я опять надену плащ. – Джорджина тоже подмигнула брату. – А если не захочу – не надену.
– Да здравствует Шотландия! – сказали они одновременно.
Джорджина увидела, как мать подошла к Сьюзен, стоявшей рядом с трибуной, и решила, что у нее есть возможность улизнуть от родительского надзора.
– Одолжи мне гинею, Джордж, и укажи букмекера, тогда я с радостью отпущу тебя.
– Договорились! – сказал он, шаря в кармане в поисках монеты.
Человек, который принимал ставки, разговаривал с графом Лодердейлом; судя по всему, он испытывал затруднения, плохо понимая его шотландский акцент.
– Я буду вашим переводчиком, Джеймс, если вы скажете мне, кто участвует в этом забеге.
– Леди Джорджина, вы меня спасли. Скажите этому парню, что я ставлю на мою лошадь, на Стратспея.
– Сколько?
– Сто гиней.
– Это все? Ох уж эти мне прижимистые шотландцы! Неужели вы уверены в вашем животном не больше, чем на сто гиней?
– Ну ладно, пусть будет двести. Стратспей не проиграет.
Джорджина помогла Лодердейлу сделать ставку и весело улыбнулась.
– Спасибо за подсказку.
Она внимательно слушала, пока он называл остальных лошадей, участвующих в забеге, повернулась к букмекеру, протянула ему свою гинею и сделала ставку. Потом направилась к трибуне, чтобы оттуда наблюдать за скачками.
Она шла туда, отчетливо сознавая, что все головы поворачиваются посмотреть на молодую леди, одетую в килт и дублет. Она коснулась пальцем крупного аметиста в своей брошке-чертополохе. «Отец, ты сделал меня предметом всеобщего внимания на скачках в Уоберне. Я могу убежать и спрятаться, а могу держаться с бравадой и натянуть нос тусклой респектабельности».
Джорджина поравнялась с лордом Лодердейлом. Поскольку он был шотландцем и к тому же вдовцом, она чувствовала себя с ним в безопасности. Увидев, что он приветствует своего близкого друга Френсиса Расселла, Джорджина досадливо прикусила губу. Как она и предчувствовала, оценивающий и похотливый взгляд герцога Бедфорда остановился на ее ногах, прежде чем переместился к лицу.
– Какой чудесный сюрприз! Ваш брат сказал мне в весьма определенных выражениях, что вы не приняли мое приглашение на этот уик-энд.
– Ах, боюсь, что я приехала сюда не на уик-энд, ваша светлость. Матери было необходимо встретиться с моей сестрой, герцогиней Манчестер, по одному семейному делу. Мы скоро уедем.
– Ну уж, конечно, не раньше, чем увидите главный забег на приз Золотой кубок Уоберна? Я настаиваю на том, чтобы вы остались и воспользовались моим гостеприимством. Сочту за честь сопровождать вас, леди Джорджина.
Тон ее немного смягчился:
– Ну что же, я, конечно, смогу посмотреть предстоящий забег, потому что сделала на него ставку.
Лодердейл хлопнул Бедфорда по спине.
– Стратспей выиграет. Надеюсь, вы поставили на него, Френсис?
– Поставил, Джеймс, потому что мои лошади в этом забеге не участвуют. Шансы один против двух, но когда ставишь на победителя, испытываешь волнение, не имеющее почти ничего общего с деньгами.
Джорджина подошла ближе к поручню.
– Сейчас начнется!
Она внимательно смотрела, как лошади пронеслись мимо, вздымая тучи пыли своими копытами. В то же время она живо чувствовала, что Бедфорд не сводит с нее глаз. «Матушка тоже будет наблюдать за мной затаив дыхание».
Конец забега вызвал у всех волнение, и гомон голосов поднялся, когда Стратспей и еще одна лошадь подошли к финишу ноздря в ноздрю. Раздался общий вздох, когда выяснилось, что Стратспей отстал всего лишь на голову.
– Ад и преисподняя! – закричал Лодердейл, явно упав духом. – Жаль, девочка, ты потеряла свои денежки.
– Джеймс, не огорчайтесь. Я не проиграла. Я выиграла!
– Как это вы выиграли? – в недоумении спросил он, в то время как Бедфорд внимательно прислушивался к их разговору.
– Я не ставила на Стратспея. Я поставила на Силки Салливана. Ирландская лошадь всегда выиграет у шотландской. Я думала, это все знают, но, похоже, это не так, потому что ставки шли двадцать против одного.
Френсис Бедфорд разразился громким смехом и захохотал еще громче, когда увидел, что лицо его друга побагровело от возмущения.
– Я смеюсь над вами, Джеймс. Позволить какой-то девчонке побить вас на вашем же коньке!
– А сколько проиграли вы, ваша светлость? – язвительно спросила Джорджина. – Ах да, я и забыла. Вы играете не из-за денег… а для того, чтобы почувствовать радость от победы или мучения от проигрыша.
Френсис внимательно посмотрел на нее, даже не пытаясь скрыть жаркое вожделение, горевшее в его глазах.
– Вам нравится быть со мной жестокой? Но в один прекрасный день мы поменяемся ролями, и вы будете молить меня о милосердии.
– А вы часто занимаетесь самообманом, ваша светлость? – сладким голосом спросила Джорджина. – Извините меня, господа, – пойду получу свой выигрыш.
И Джорджина ушла от них так поспешно, что к тому времени, когда нашла букмекера и показала ему свой билет, задыхалась. Когда тот положил ей на ладонь двадцать гиней, она почувствовала себя такой богатой, как ей и не мечталось. У нее никогда не было больше соверена в качестве карманных денег.
Джорджина повернулась и чуть не столкнулась с Джоном Расселлом, который тоже пришел получить выигрыш.
Он окинул своим мрачным порицающим взглядом ее фигуру в коротком килте, и Джорджина почувствовала, что щеки ее вспыхнули. Ей захотелось провалиться сквозь землю. Все удовольствие от выигрыша пропало. «Почему это он заставляет меня ощущать себя какой-то дерзкой девчонкой?» Она вздернула подбородок и сказала, оправдываясь:
– Я поставила на победителя.
– Поздравляю. Играть на бегах – это, конечно, занятие, для вас весьма приятное. Я тоже поставил на ирландскую лошадь.
– Двадцать пять фунтов дают пять сотен, милорд.
Букмекер поинтересовался, будет ли он играть на скачках вУоберне.
– Еще нет. Можете поставить за меня на Джимкрека.
– А вы, миледи?
– Я не знаю, кто участвует в забеге.
Букмекер подал ей список.
Она почувствовала на себе неодобрительный взгляд Расселла. «У этого угрюмого дьявола взгляд опасный, как будто ему хочется схватить меня и трясти до тех пор, пока у меня не застучат зубы». От этой мысли ей захотелось самоутвердиться в своей браваде.
– Ставлю пятнадцать гиней на Громовой Горшок! – с вызовом сказала она. – Мне кажется, на самом деле его хотели назвать Ночным Горшком.
Джон Расселл не рассмеялся.
– Вы склонны к вульгарности. Это совершенно не пристало девице.
– А вы совершенно лишены чувства юмора, лорд Тависток.
– Не совершенно. – Он окинул подчеркнутым взглядом ее килт и дублет. – Есть множество вещей, которые меня забавляют. – Он любезно поклонился. – Всего хорошего, леди Джорджина.
«Он снова одержал надо мной верх… Жаль, я не пнула его в голень. – Она представила себе эту картинку и улыбнулась. – Килт на мне задрался бы так, что стало видно не только ноги!»
Джорджина подошла к матери и сестре, стоявшим у трибуны.
– Если Сьюзен согласилась привезти на мой бал свой необыкновенный серебряный сервиз, я не вижу, зачем нам оставаться здесь и дальше.
– Мы не уедем до главного события на этих скачках, – заявила Джейн. – Я поставила на лошадь принца Уэльского – на Королевского Боевого Коня. Мне намекнул Чарлз Джеймс Фокс.
– Это очень рискованно. Единственный вид удачи, которая бывает у Фокса, – это удача с приставкой «не».
Сьюзен рассмеялась на это точное замечание сестры.
– Я попросила Уильяма поставить за меня на Годольфина. Он великолепный жеребец.
– Кто – Уильям или Годольфин? – с невинным видом осведомилась Джорджина.
Улыбка исчезла с лица Сьюзен.
– Боюсь, что и тот и другой. Иногда мне хочется, чтобы это было не так.
– А что насчет частных пари? Ставлю пять фунтов на Джимкрека.
Сьюзен на пари согласилась.
– Это фаворит. Он принадлежит Бедфорду.
– Этого я не знала.
«Значит, Джон Расселл поставил пятьсот фунтов на лошадь своего брата».
– Я ставлю на Мессенджера, – заявила Сьюзен, оценивающим взглядом посматривая на скаковых лошадей, которых вели к старту.
– Я видела, как ты шутила с Френсисом Расселлом, Джорджи. Надеюсь, он дал понять, что придет на наш великолепный бал, – сказала Джейн.
Джорджина улыбнулась с милым видом.
– Он ничем не дал мне это понять, мама.
– Они бегут!
Взволнованная Сьюзен схватила Джорджину за руку.
– Давай, Мессенджер! – воскликнула та с большим энтузиазмом.
– Впереди Королевский Боевой Конь! – воскликнула Джейн. – Я смогу присоединиться к принцу, когда он будет получать Золотой кубок в кругу победителей!
Джорджина увидела, что Джимкрек и Громовой Горшок бегут ноздря в ноздрю. «Если Громовой Горшок выиграет, я получу кругленькую сумму!» Джимкрек обошел ее лошадь, и внезапно ее охватило неестественное желание, чтобы Джимкрек выиграл. Ее волнение быстро нарастало, в то время как Джимкрек приближался к финишу, неумолимо обгоняя всех лошадей, которые шли впереди. К тому времени, когда он вырвался вперед, она уже выкрикивала его имя, подскакивая на месте:
– Джимкрек! Джимкрек!
– Он выиграл! Он выиграл!
– Джорджи, соотношения были один к двум. Я должна тебе всего десять фунтов. Вряд ли из-за такой суммы стоит так волноваться.
«Джон Расселл выиграл тысячу фунтов! Я так рада за него. Мне наплевать, что я потеряла на Громовом Горшке пятнадцать гиней».
– Как это неожиданно – что выиграла лошадь Бедфорда. Будет вполне удобно, если мы пройдем в кружок победителей и поздравим его.
Джорджина мысленно выбранилась и закатила глаза, повернувшись к Сьюзен. Она представила себе, как Френсис Расселл показывает всем Золотой кубок Уоберна, и бросила язвительно:
– Бедфорд будет вне себя от радости.
