Текст книги "Лепестки на ветру"

Автор книги: Вирджиния Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Гости стали съезжаться часам к двум. А Джулии и Скотти все не было. Я начал волноваться, поэтому сел в машину и поехал в магазин, надеясь встретить их в проулке, ведущем к дому. Но я их не встретил. Я спросил у продавца, заходили ли они, но никто из служащих их не видел. Вот тогда я действительно испугался. Я объезжал улицы, спрашивал у прохожих, не видели ли они женщину в голубом и мальчика в матроске. Я спросил четверых или пятерых, и тут мальчик на велосипеде сказал, что да, он видел женщину в голубом и маленького мальчика с лодкой в руках, он показал, в каком направлении они шли.

Они шли к реке! Я поехал на полной скорости, выпрыгнул из машины и помчался по тропинке в мокрой грязи. Каждую секунду я боялся, что опоздаю. Я пытался успокоить себя, что Скотти просто захотел попускать лодку, как я любил делать в детстве. Я бежал так быстро, что у меня закололо сердце и наконец выбежал к поросшему травой берегу. Там они и были оба, плавали в реке лицами кверху. Джулия вцепилась в Скотти, который явно пытался высвободиться, а лодочка качалась на волнах. Голубая лента плавала рядом, а ее распущенные темные волосы были похожи на ленты, вплетенные в водоросли. Воды было по колено.

Крик застрял у меня в горле, я чувствовала его страшную боль, но он не услышал меня. Он продолжал:

– В одно мгновение оба были у меня на руках, я вытаскивал их на берег. Джулия еще дышала, но Скотти казался совсем мертвым, поэтому сначала я бросился к нему в бесполезной попытке вернуть его к жизни. Я делал все возможное, чтобы откачать ему воду из легких, но он был мертв. Тогда я стал делать то же с Джулией. Она не открывала глаз, но хотя бы дышала. Я отнёс обоих в машину и повез в ближайшую больницу, где они пытались вернуть Джулию к жизни, но не смогли. Как я не смог вернуть к жизни Скотти.

Пол замолчал и пристально посмотрел мне в глаза.

– Вот что я хотел рассказать девушке, которая думает, что только она страдала, только она теряла, и только она скорбит. О, я скорблю не меньше твоего, но я еще несу свою вину. Я должен был понять, как напряжена Джулия. За несколько дней до дня рождения Скотти мы смотрели «Медею» по телевизору, и она вдруг заинтересовалась, хотя всегда была к телевидению равнодушна. Какой я был идиот, что не догадался, о чем она думает и что собирается сделать. Но даже сейчас я не понимаю, как она могла убить нашего сына, которого так любила. Она могла развестись со мной и оставить его себе. Я бы никогда не забрал его. Но такой мести было Джулии мало. Она должна была убить то, что было мне дороже всего – моего сына.

Я не могла произнести ни слова. Что за женщина была Джулия? Как моя мать? Моя мать убила, чтобы получить наследство. Джулия убила из мести. Неужели я стану такой же? Нет, конечно же, нет. Мой путь будет лучше, гораздо лучше, а она будет жить и страдать, страдать, страдать.

– Прости, – удрученно сказала я, мне было так жаль его, что я поцеловала его в щеку. – Но у тебя могут еще быть дети. Ты можешь опять жениться.

Я обняла его, но он только покачал головой.

– Забудь Джулию! – воскликнула я, обвивая руками его шею и прижимаясь к нему. – Разве ты не говорил мне, что надо простить и забыть? Прости себя и забудь, что случилось с Джулией. Я помню папу и маму, они всегда ласкались и целовались. С младенчества я знаю, что мужчину надо ласкать и целовать. Я всегда замечала, как мама успокаивала папу, когда он был не в духе. Она смотрела на него нежно, целовала и гладила.

Я откинула голову и улыбнулась ему, как мама улыбалась папе.

– Расскажи, как невеста должна вести себя в брачную ночь. Я не хочу разочаровать своего жениха.

– Ничего такого я рассказывать не буду!

– Тогда я просто представлю себе, что ты мой жених, а я только что вышла из ванной, где раздевалась. Или, может, лучше я разденусь прямо перед тобой? Как ты думаешь?

Он откашлялся и попытался меня отодвинуть, но я обвила его как плющ.

– Я думаю, тебе пора отправляться спать и оставить все эти игры.

Я не шелохнулась. Я целовала его снова и снова, и скоро он начал мне отвечать. Я чувствовала, как наполняется теплом его плоть, но вдруг его губы напряглись в жесткую линию, руки его, лежавшие на моих плечах и коленях, сжались. Он встал, держа меня на руках, и направился к лестнице. Я подумала, что он собирается отнести меня к себе в комнату и любить меня там, я была смущена и напугана, но в то же время страстно желала этого. Но он отправился прямо в мою комнату и там около моей узкой кровати заколебался. Он прижал меня к груди и держал так долго-долго, а дождь все стекал и стучал по оконному стеклу. Казалось, Пол забыл, кто я, а его щетинистая щека терлась о мою: он теперь ласкал меня щекой, а не руками. И опять, как всегда, я заговорила и испортила все.

– Пол. – Мой робкий голос вывел его из каких-то глубоких грез, которые, если бы я промолчала, привели бы меня к тому вечно подавляемому экстазу, о котором так мечтало мое тело. – Когда мы были заперты наверху, бабушка всегда называла нас дьявольским отродьем. Она говорила, что мы семена зла, посаженные в дурную почву, и ничего хорошего из нас не выйдет. Поэтому мы никогда не знали, кто мы, имеем ли мы право жить. Неужели то, что наша мать вышла замуж за своего дядю, который был всего на три года старше нее, так ужасно? Ни одна чувствующая женщина не могла бы устоять против него. Я бы не устояла. Он был, как ты. Дедушка с бабушкой считали, что наши родители совершили страшный грех, поэтому они презирали нас, даже близнецов, которые были такими крохотными и милыми. Они называли нас нечистыми. Неужели они были правы? Правы, пытаясь уничтожить нас?

Я сказала именно то, что вернуло его к реальности. Он быстро отпустил меня и отвернулся, так что я не могла видеть его глаз. Я терпеть не могла, когда люди прятали от меня глаза, чтобы я не увидела правды.

– Я думаю, что твои родители очень любили друг друга и были молоды, – сказал он странным, напряженным голосом, – так любили, что не задумывались о будущем и о последствиях.

– О! – закричала я в ярости. – Ты думаешь, дедушка с бабушкой были правы, и мы – порождение зла!

Он резко обернулся ко мне, его мягкие, чувственные губы были приоткрыты, он был взбешен.

– Не переиначивай моих слов в угоду своей жажде мести. Никакая причина не оправдывает убийства, если это не самозащита. Ты не порождение зла. Твои дед с бабкой были фанатиками, им следовало научиться принимать все как есть и пытаться сделать все возможное. А им было чем гордиться – четырьмя внуками, которых подарили им твои родители. И если твои родители вступили в игру, родив четверых детей, то я считаю, они ее выиграли. Господь был на твоей стороне и дал тебе слишком много красоты и умения ее ценить и, возможно, чересчур много талантов. И вот мы видим юную девушку, которую обуревают взрослые чувства – совсем ей не по возрасту и не по силам.

– Пол?..

– Не смотри на меня так, Кэтрин.

– Я не знаю, как я смотрю.

– Немедленно спать, Кэтрин Шеффилд!

– Как ты назвал меня? – спросила я, когда он уже направлялся к выходу. Он улыбнулся.

– Это была не оговорка по Фрейду, не думай. Доллангенджер – слишком длинное имя. Шеффилд подходит гораздо лучше. Мы можем официально оформить перемену фамилии.

– Ой. – Меня мутило от разочарования.

– Послушай, Кэтрин, – сказал он стоя в дверном проеме. Он был такой огромный, что загораживал свет из коридора.

– Ты играешь в опасную игру. Ты пытаешься соблазнить меня, а устоять против тебя трудно. Но в моей жизни ты, как дочь и ничего больше.

– В тот день, когда ты хоронил Джулию и Скотта шел дождь?

– Какая разница? Когда ты хоронишь того, кого любишь, всегда идет дождь. – И он ушел, быстро прошел по коридору до своей комнаты и захлопнул за собой дверь.

Итак, я пыталась дважды и оба раза была отвергнута. Теперь я могла вольно идти беззаботным, безоглядным путем дальше, и танцевать, танцевать, пока не достигну вершины. И это уж докажет маме, которая умеет только вышивать и вязать, кто умнее и талантливее. Она увидит, кто получает наследство, не продавая себя и не опускаясь до убийства, чтобы его получить.

Обо мне узнает весь мир! Они будут сравнивать меня с Анной Павловой и говорить, что я лучше. Она придет на прием, устроенный в мою честь, и с ней будет ее муж. Она будет выглядеть старой, увядшей, уставшей, а я буду молода и свежа, и ее драгоценный Барт подойдет ко мне, посмотрит на меня с восхищением и поцелует руку. «Вы – прекраснейшая из женщин, которых я когда-либо встречал, – скажет он, – и талантливейшая». И по одним глазам я пойму, что он любит меня, любит в десять раз сильнее, чем любил ее. И когда он будет моим, а она останется одна, я скажу ему, кто я, и он сначала не поверит. А потом поверит. И возненавидит ее! Он лишит ее всех ее денег. На что они пойдут? Тут я задумалась. Куда пойдут деньги, если их забрать от мамы? Обратно к бабушке? Они не достанутся нам – Крис, Кэрри или мне, потому что как Фоксворты мы просто не существуем. Тогда я сама себе улыбнулась, вспомнив о четырех свидетельствах о рождении, которые я нашла зашитыми под обивку одного из старых чемоданов. Я рассмеялась. Ой, мама, какие же ты глупости иногда делаешь! Только представьте себе, спрятала свидетельства о рождении! С ними я могу доказать, что Кори существовал, а иначе бы это было просто ее слово против моего, если только полиция не отправится в Гладстон и не найдет врача, который принимал роды. А еще была наша старая няня, миссис Симпсон и Джим Джонстон. Надеюсь, никто из них не переехал, и они все еще помнят четыре дрезденские куколки.

Я знала, что была злой, как моя бабушка говорила с самого начала, рожденная для дурного. Я была наказана еще до того, как сделала что-то плохое, и почему бы преступлению не быть под стать наказанию? Нет никаких оснований, чтобы меня преследовали призраки, и вся жизнь моя была порушена только за то, что в давнее горькое время я искала утешения в объятиях брата. Если было злом дать ему то, что отвергали его слова, но о чем молили его глаза, то пусть я буду злой!

Засыпая, я стала представлять себе, как все будет. Он не отвернется, не отвергнет меня, я сделаю это невозможным. Он не захочет причинять мне боль. Он примет меня, объяснит себе, что должен был так поступить, и не будет чувствовать на себе вины.

Вся вина будет на мне. А Крис возненавидит меня и вынужден будет найти кого-то еще.

НЕЖНЕЙ ВСЕХ РОЗ

В апреле 1961-го мне исполнилось шестнадцать. И вот я была в самом цвете юности, когда все мужчины, молодые и старые, в основном те, кому за сорок, оглядывались на меня на улице. Когда я стояла на углу и ждала автобус, машины замедляли свой ход, потому что водители не могли отвести от меня глаз.

И если они были в восторге, то я и того больше. Я крутилась перед многочисленными зеркалами в доме Пола, видела в них, иногда с удивлением, очаровательную, даже захватывающе красивую девушку и с упоением открытия понимала – это я! Я была потрясающа и знала это. Джулиан часто прилетал, чтобы пожирать меня горя-щим от желания взглядом, говоря мне, что он знает, чего хочет, пусть я и не знаю. Криса я видела только в выходные и знала, что он все еще меня хочет, все еще любит больше, чем сможет полюбить кого-нибудь еще.

Крис и Кэрри приехали домой в выходные, когда у меня был день рождения, и мы смеялись, обнимались и болтали так быстро, как будто у нас никогда не хватало времени наговориться всласть, особенно мы с Крисом. Я хотела сказать Крису, что мама скоро будет жить в Грингленне, но боялась, что он попытается помешать моему плану, поэтому так и не упомянула об этом. Потом Кэрри оставила нас и сидела, смотря на нашего благодетеля огромными грустными глазами. Этот большой, красивый человек велел мне одеться в самое лучшее.

– Почему бы тебе не надеть то платье, которое ты бережешь для особых случаев? В твой день рождения я приглашаю вас всех отведать изысканнейшие блюда в моем любимом ресторане – «Доме на плантациях».

Я тотчас помчалась наверх и бросилась переодеваться. Я хотела получить от дня рождения все. Мое лицо еще не нуждалось в косметике, но я все же сделала полный макияж, даже иссиня-черной тушью накрасила ресницы и потом загнула края щипчиками. Ногти мои сверкали, как жемчуга, и я одела ярко-розовое платье. О, я чувствовала себя такой хорошенькой, вертясь перед псише, купленном в угоду моему тщеславию.

– Леди Кэт-рин, – сказал Крис, заглядывая в дверь, – ты выглядишь великолепно, но это дурной вкус восторгаться собой так безудержно, чтобы быть готовой целовать собственное отражение. Право, Кэти, имей терпенье дождаться комплиментов от других, не одаривай ими себя сама.

– Я боюсь, что никто другой мне их не скажет, поэтому и говорю их себе – это придает уверенности. Правда, я красивая, а не просто хорошенькая?

– Ага, – сказал он смешным напряженным голосом. – Боюсь, мне никогда больше не увидеть девушки такой красивой, как ты сейчас.

– Можно сказать, что я с возрастом становлюсь все лучше?

– Больше комплиментов от меня не дождешься! Ничего удивительного, что бабушка разбила все зеркала! У меня самого есть такое желание. Какое тщеславие!

Я нахмурилась: мне не нравились упоминания об этой старухе.

– Ты выглядишь сногсшибательно, Крис, – сказала я, одаривая его нежной улыбкой. – Я не стесняюсь говорить комплименты, когда они заслуженные. Ты такой же красивый, как папа.

Каждый раз, когда он приезжал домой из школы, он выглядел еще красивее и еще взрослее. Хотя, если присмотреться внимательнее, я замечала, что от умудренности у него появляется странное выражение глаз, и он начинает выглядеть гораздо старше меня. Еще он казался грустнее, уязвимее меня, и это сочетание было особенно притягательным.

– Почему ты несчастлив, Крис? – спросила я. – Разве жизнь разочаровывает тебя? Разве это меньше, чем ты себе представлял, когда мы были заперты и только мечтали о будущем? Ты жалеешь, что решил стать врачом? Может, ты хочешь танцевать, как я?

Я подошла поближе и заглянула в его так много говорящие глаза, но он опустил их, и его руки потянулись, чтобы обхватить мою талию, но моя талия была недостаточно узка или его руки недостаточно велики. А может он просто хотел до меня дотронуться? Превращая в игру то, что было всерьез. Может так? Я заглянула ему в глаза и увидела любовь, в которой так нуждалась, а потом захотела одного – не знать об этом.

– Крис, ты не ответил.

– О чем ты спрашивала?

– Жизнь, занятия медициной, это оправдывает твои ожидания?

– А что оправдывает?

– Звучит цинично. В моем духе, не в твоем. Он вскинул голову и светло улыбнулся. О, Боже!

– Да, – сказал он, – жизнь снаружи оказалась тем, чего я и ждал. В отличии от тебя я был реалистичен. Мне нравится школа, нравятся мои друзья. Но я по-прежнему скучаю по тебе, мне трудно без тебя, я все время пытаюсь представить, что у тебя сейчас на уме.

Он опять отвел взгляд и помрачнел, устремившись мыслями к невозможному.

– С днем рождения, леди Кэтрин, – нежно произнес он и коснулся своими губами моих. Просто легкий невесомый поцелуй, не требующий большего.

– Пойдем, – решительно сказал он, беря меня за руку. – Все готовы, кроме прекрасной капризной принцессы.

Мы спустились с лестницы рука об руку. Пол и Кэрри уже ждали нас, Хенни тоже была там. Дом казался таким незнакомым, притихшим и выжидающим, таким таинственно темным, с выключенным везде, кроме холла, светом. Как странно!

Вдруг из темноты раздался хор голосов: «Сюр-приз! Сюр-приз», зажглись все огни, и нас с Крисом окружили все ученики моего балетного класса.

Хенни внесла трехслойный именинный торт, причем каждый слой был меньше предыдущего, и гордо сказала, что она испекла и украсила его сама. «Пусть мне всегда сопутствует успех!», – загадала я с закрытыми глазами желание, задувая свечи. «Я догоняю тебя, мама, взрослею и умнею с каждым днем, скоро придет день, и я стану достойным противником!»

Я дула так сильно, что мягкий розовый воск попал прямо на розовые сахарные розочки, разложенные по бледно-зеленым кремовым листьям. Напротив меня стоял Джулиан. Взгляд его черных глаз жег меня насквозь, и в них читался вопрос, который он повторял снова и снова.

Я пыталась встретиться взглядом с Крисом, но он или отводил их в сторону, или опускал в пол. Кэрри держалась поближе к Полу, который сидел поодаль и старался не выглядеть суровым. Как только я распаковала все подарки, Пол поднялся, подхватил Кэрри на руки и ушел наверх.

– Спокойной ночи, Кэти, – крикнула Кэрри. Ее сонное личико светилось счастьем. – Это лучший день рождения, который я видела.

Мне стало так больно, что я чуть не заплакала, ведь ей было почти девять лет, и все дни рождения, которые она видела, кроме дня рождения Криса в прошлом ноябре, были жалкими попытками сделать из ничего хоть что-нибудь.

– Почему ты такая грустная? – спросил Джулиан, который подошел и обнял меня за плечи. – Радуйся, я у твоих ног и готов разжечь огонь в твоем сердце и в твоем теле.

По правде говоря, я терпеть не могла, когда он так себя вел. Он всячески старался показать, что я принадлежу ему и только ему. Он подарил мне кожаную сумочку для гамаш, балетных туфель и тому подобного. Я от него ускользнула, мне не хотелось, чтобы кто-нибудь заявлял сегодня на меня свои права. Все девушки, которые еще не были влюблены в Джулиана, немедленно подпали под обояние Криса, и это никак не располагало Джулиана к нему. Я не знаю, что послужило поводом, но вдруг, как по свистку, Крис и Джулиан оказались в углу, споря о чем-то и уже готовые к драке.

– А мне плевать, что ты думаешь, – свирепел Крис, спокойный, как око бури. – Моя сестра слишком юна для любовника и для Нью-Йорка.

– Ты! Ты! – выпалил в ответ Джулиан. – Что ты знаешь о танцах? Да ничего! Ты даже ходить не умеешь, не наступая себе на ноги!

– Может, это и так, – отвечал Крис ледяным голосом, – но я умею что-то другое. А сейчас мы говорим о моей сестре и о том, что она еще несовершеннолетняя. Я бы не хотел, чтобы ты уговаривал ее ехать с тобой в Нью-Йорк, пока она даже не закончила школу.

Я смотрела то на одного, то на другого, трудно даже было сказать, кто из двоих красивее. Мне было плохо от того, что они демонстрировали всем свою враждебность и от того, что больше всего мне хотелось дружбы между ними. Меня так трясло, что я была готова заорать: «Хватит! Прекратите!», но молчала.

– Кэти, – позвал Крис, ни на секунду не спуская глаз с Джулиана, который, казалось, был уже готов нанести удар, – ты действительно считаешь, что готова к дебюту в Нью-Йорке?

– Нет… – почти прошептала я.

Джулиан метнул на меня разъяренный взгляд, ведь все время, которое мы проводили вместе, он только и требовал, чтобы я поехала с ним в Нью-Йорк, стала его любовницей и партнершей. Я знала, зачем нужна ему: мой вес, мой рост, моя комплекция идеально ему подходили. Самым главным для па-де-де было найти подходящего партнера.

– Пусть все ваши дни рождения превратятся в ад на земле! —сказал Джулиан на пути к двери, которую с грохотом захлопнул за собой.

Так закончился мой праздник, и все уходили домой чуть смущенными. Крис скрылся в своей комнате, даже не пожелав мне спокойной ночи. Со слезами на глазах я стала убирать мусор с ковра в гостиной. Я нашла дырку в зеленом плюше ковра, прожженную чьей-то сигаретой. Кто-то разбил одну из очень ценных вещиц – прозрачную розу из сверкающего хрусталя. Я подобрала осколки и подумала, что надо купить клей и склеить, одновременно думая, что надо найти способ замаскировать дырки в ковре и отчистить белые пятна со стола.

– О розе не беспокойся, – услышала я из-за спины голос Пола. – Это просто дешевая поделка. Всегда можно купить другую.

Я обернулась и посмотрела на него. Он так беззаботно стоял, опершись о косяк, смотрел добро и спокойно на мое заплаканное лицо.

– Это была очень красивая роза, – выдохнула я. – И очень дорогая. Я куплю тебе еще одну, если найду такую же, а если не найду, куплю еще лучше, когда смогу…

– Забудь об этом.

– Еще раз спасибо за прекрасную музыкальную шкатулку. – Мои руки нервно потянулись к декольте, пытаясь прикрыть вырез. – Однажды мой папа подарил мне серебряную музыкальную шкатулку с балериной внутри, но мне пришлось ее оставить…

Я не могла больше говорить, потому что мысли о папе всегда возвращали меня к детскому ощущению холода и безнадежности.

– Крис рассказал мне о шкатулке, которую подарил тебе папа, и я искал похожую. Получилось?

– Да, – сказала я, хотя шкатулка была совсем другая.

– Хорошо. Теперь иди спать. Забудь про беспорядок, Хенни все уберет. У тебя сонный вид.

Я поднялась по лестнице и вошла в свою комнату, где, к моему удивлению, меня ждал Крис.

– Что у тебя с Джулианом? – выпалил он.

– Ничего!

– Не лги мне, Кэти! Ради ничего он не стал бы летать сюда так часто!

– Не суй нос в чужие дела, Кристофер! – злобно ответила я. – Я не пытаюсь учить тебя жизни и требую того же от тебя! Ты не святой, и я не ангел! Ты из породы мужчин, которые думают, что могут делать все, что хотят, а я должна сидеть в сторонке, строгая, правильная, и ждать, когда кто-то появится и возьмет меня в жены! Но я не такая! Никто не смеет мной управлять и заставлять меня делать что-то помимо моей воли – это больше не повторится! Ни Пол! Ни мадам! Ни Джулиан! И тебе я этого не позволю!

Он побледнел и еле сдерживался, чтобы не перебить меня.

– Я хочу, чтобы ты не лез в мою жизнь, Кристофер! Я буду делать все, что придется, слышишь, все, что придется, чтобы достичь вершины!

Он смотрел на меня своими темно-синими глазами, из которых летели дьявольские искорки.

– Значит, ты переспишь с любым, если будет нужно.

– Я буду делать все, что будет необходимо! – бросила я в ответ, хотя раньше никогда об этом не задумывалась.

Казалось, он едва сдерживается, чтобы меня не ударить, и усилие, которое он прилагал, заставило его сжать руки в кулаки. Вокруг его напряженных губ выступили белые складки.

– Кэти, – заговорил он оскорбленным тоном, – что на тебя нашло? Я никогда не думал, что из тебя выйдет еще одна оппортунистка.

Я с горечью взглянула ему в глаза. А что он думал о своем поведении? Мы случайно наткнулись на несчастного одинокого человека, и мы использовали его, но рано или поздно придется платить. Бабушка всегда говорила, что никто ничего за так не делает. Но почему-то я не могла его больше оскорблять, не могла сказать ни слова против Пола, который взял нас к себе и делал все, что мог. По правде говоря, у меня было достаточно оснований считать, что он не требует никакой награды.

– Кэти, – взмолился он, – мне ненавистно каждое сказанное сейчас тобой слово. Как ты можешь со мной так разговаривать, зная, что я тебя люблю и уважаю? Не проходит и дня, чтобы я не тосковал по тебе. Я живу выходными, когда я наконец вижу тебя и Кэрри. Не отворачивайся от меня, Кэти, ты так мне нужна. Ты мне всегда будешь нужна. Мне безумно страшно думать, что я не так нужен тебе.

Он взял меня за руки и прижал бы к себе, но я увернулась и повернулась спиной. Как я могла сказать, что правильно, что неправильно, когда всем все равно.

– Крис, – подавленно начала я, – мне стыдно за то, как я с тобой говорила. Поверь, мне очень важно, что ты думаешь. Но я просто истерзана. Мне кажется, мне нужно все сразу, чтобы забыть о том, что я потеряла, и сколько я выстрадала. Джулиан хочет, чтобы я поехала с ним в Нью-Йорк. Мне кажется, я еще не готова, мне не хватает самодисциплины, так все время говорит мадам, и она права. Джулиан говорит, что любит меня и будет обо мне заботиться. Но я не знаю, что такое любовь, и любит ли он меня или просто хочет, чтобы я помогла ему достичь цели. Но наши цели совпадают. Поэтому объясни, как мне понять, любит он меня или только хочет использовать?

– Позволяла ли ты ему заниматься с тобой любовью? – спросил он бесцветным голосом и посмотрел на меня пустыми глазами.

– Нет! Конечно, нет!

Его руки обхватили меня, и он крепко прижал меня к себе.

– Подожди хотя бы год, Кэти. Доверься мадам Марише, а не Джулиану. Она знает больше, чем он. – Он замолчал и заставил меня поднять голову.

Я изучающе смотрела на его прекрасное лицо и думала, почему он не продолжает.

Я была вся томленье, меня переполняло стремление к романтической концовке. И еще я была напугана тем, что внутри меня. Такой я была похожа на маму. Когда я смотрелась в зеркало, я видела, как во мне проступают мамины, черты. Меня волновало то, что я похожа на нее, и, как это не парадоксально, я ненавидела себя за то, что являюсь ее отражением. Нет, нет, внутренне я не была на нее похожа, только внешне. Моя красота была не только на поверхности.

Я повторяла это себе, когда специально отправилась в Грингленн, в центр. В мэрии под предлогом поиска свидетельства о рождении матери я нашла свидетельство о рождении Барта Уинслоу. Я узнала, что он на восемь лет моложе моей матери, и еще узнала его точный адрес. Я прошла пятнадцать кварталов и оказалась на тихой усаженной вязами улочке, где стояли старые полуразвалившиеся особняки. Отличался ото всех только дом Барта Уинслоу. Он был весь в лесах. Дюжина рабочих устанавливала ставни на свежепокрашенном кирпичном доме с белым портиком и белыми оконными рамами.

На следующий день я была в грингленнской библиотеке, где я читала все о семействе Уинслоу. К своему огромному удовольствию, просматривая старые газеты, я обнаружила, что отдел светской хроники посвящал большую часть своих колонок Барту Уинслоу и его баснословно богатой красавице-жене.

«Наследница одного из крупнейших состояний графства». Эту заметку я незаметно стащила и отвезла Крису. Я не хотела, чтобы он знал, что мама будет жить в Грингленне. Он с некоторым расстройством читал заметку.

– Кэти, откуда ты это взяла? Я пожала плечами.

– Кажется, это было в какой-то из виргинских газет, которые продают в киосках.

– Она опять в Европе, – сказал он странным тоном. – Интересно, почему она все время ездит в Европу?

Он повернулся ко мне, и мечтательное выражение смягчило его черты.

– Помнишь то лето, когда у нее был медовый месяц?

Помню ли? Как будто я могла это забыть. В один прекрасный день, когда я тоже буду богатой и знаменитой, мама обо мне услышит и пусть будет к этому готова, потому что я уже выработала стратегию.

Джулиан уже не появлялся в Грингленне так часто, как до моего дня рождения. Наверное, его спугнул Крис. Я не знала, радоваться этому или нет. Когда он приезжал к родителям, то просто не замечал меня. Он стал обращать внимание на Лоррен Дюваль, мою лучшую подругу. Я почему-то чувствовала обиду не только на него, но и на Лоррен. Я пряталась за кулисами и смотрела, как они страстно танцуют па-де-де. Именно тогда я решила заниматься с удвоенным усердием, чтобы и Джулиану показать, на что я способна. Я всем покажу, кто я такая!

Сталь под глупыми тюлевыми оборочками!