Текст книги "Все, что блестит"

Автор книги: Вирджиния Эндрюс

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 20 страниц)

Глаза мои наполнились слезами, но я смогла сдержать их, прежде чем они потекли по щекам. Бо повернулся ко мне, лицо его сияло.

– Она – красавица, – прошептал он.

Я закусила нижнюю губу и кивнула. Я увидела, что миссис Флемминг внимательно смотрит на нас с легкой улыбкой. Ее возраст и мудрость подсказывали ей, что все между нами не так просто, как кажется.

– Вы ей очень нравитесь, месье, – проговорила миссис Флемминг.

– Я знаю, как обращаться с молодыми женщинами, – пошутил Бо и вернул Перл в манеж. Она тут же заплакала, что вызвало изумление миссис Флемминг.

– Ну, веди себя прилично, Перл, – мягко пожурила я ее. – Я хочу показать дяде Бо дом, – и, не говоря больше ни слова, повела его к бассейну и кабинкам.

– Руби, – сказал он, когда мы отошли на значительное расстояние, – ты совершила прекрасный поступок. Она еще чудесней, чем я мог себе вообразить. Не удивительно, что Поль так любит ее. Она очень на тебя похожа.

– Нет, у нее больше твоих черт, – настаивала я. – Вот, как видишь, наш бассейн. В следующем месяце Поль хочет построить здесь теннисный корт. Там, на канале, у нас верфь, – показала я. Только говоря о другом, отвлекаясь, я могла удержаться от слез. Но Бо не слушал.

– Почему я не боролся с моими родителями? Почему тоже не убежал? Надо было убежать вместе с тобой в бухту и начать новую жизнь.

– Не говори глупости, Бо. Что бы ты делал? Сидел со мной у дороги и продавал сувениры?

– Я бы нашел обычную мужскую работу. Может, работал бы на семью Поля или стал ловцом креветок, или…

– Когда существует ребенок, настоящая живая малютка, нельзя жить в мире фантазий, – произнесла я, может, слишком грубо и жестко. Бо оборвал свои мечты на полуслове и кивнул.

– Да, ты права. Конечно.

– Хочешь посмотреть мою студию здесь? – быстро спросила я.

– Очень, пожалуйста.

Я повела его к лестнице. Пока мы поднимались, я болтала о бизнесе Поля, о том, как обхаживают его политические деятели, не только из-за его денежных вкладов, но и из-за реальной перспективы занять в дальнейшем государственный пост.

– Ты очень гордишься Полем, да? – спросил Бо у входа в студию.

– Да, Бо. Он всегда был серьезным человеком, на много старше своего возраста, и он – проницательный бизнесмен. Но что важнее всего – он предан Перл и мне и готов на все, чтобы сделать нас счастливыми, – сказала я и открыла дверь в студию.

– Знаешь, ведь все это время я покупал некоторые из твоих картин. Я держу их в своем кабинете, – сказал он. – Каждый день начинаю с того, что долго смотрю на твои работы.

– Видишь, – проигнорировала я его слова, – какой у меня отсюда замечательный вид на каналы и территорию.

Он выглянул в окно и кивнул.

– Теперь, когда я вижу, на что ты смотришь каждый день, смогу ярче представлять тебя себе по утрам.

– Это – моя новая серия картин. – Я и эти слова оставила без ответа. – Моя серия о солдате-конфедерате.

Бо изучал картины.

– Они великолепны, они должны быть у меня. Вся серия. Сколько ты за них хочешь?

Я засмеялась:

– Я еще не закончила, Бо, и понятия не имею, сколько они могут стоить. Может быть, гораздо меньше, чем мы себе представляем.

– А может, гораздо больше. Когда ты повезешь их в Новый Орлеан?

– Через месяц, – ответила я.

– Руби, – сказал он с такой силой и чувством, что на этот раз мне пришлось взглянуть ему в глаза. Он схватил мои руки и крепко сжал их. – Я должен объяснить, почему женился на Жизель. Мне нужно было найти способ оставаться рядом с тобой, хотя я и потерял тебя. Конечно, вы совсем разные, но бывают моменты, когда она удивительно похожа на тебя. Она испуганная и очень одинокая девочка, которая пытается скрыть это под маской снобизма и эгоизма. А на самом деле просто боится, что останется ни с чем и некому будет любить ее.

– Когда она такая, я думаю о тебе. Мне кажется, что это тебя я держу в своих объятиях, утешаю, стираю поцелуями слезы с твоих щек и целую твои закрытые веки. Я даже уговорил ее пользоваться твоими любимыми духами, и теперь, закрыв глаза, вижу только тебя в своих мыслях.

– Бо, так нельзя.

– Знаю. Теперь знаю, – согласился он. – Она неглупа. Она чувствует все это, но готова была мириться. До недавнего времени. Она… быстро превращается в себя прежнюю, сбрасывая все то хорошее, что приобрела, все хорошие привычки и манеры, как будто это – лишний вес на тонущем корабле; опять начала чрезмерно пить, приглашая своих старых друзей-дегенератов на ночные вечеринки… – Он покачал головой. – Все складывается не так, как я надеялся. Я не могу превратить ее в тебя, – признался он и поднял на меня глаза, – но, может быть, этого больше и не надо.

– Что ты имеешь в виду, Бо?

– Я снял квартиру на улице Дюмейн во Французском квартале. Жизель ничего об этом не знает. Я хочу, чтобы ты встречалась со мной там, когда будешь приезжать в Новый Орлеан.

– Бо! – сказала я, вырывая свои руки и отступая в изумлении.

– Я ничего ужасного не предлагаю, ничего грешного, Руби. Мы любим друг друга. Знаю, что любим. И знаю, какая договоренность существует между тобой и Полем. Это – полубрак, а я рассказал тебе правду о своем браке с Жизель. Мы не можем так обеднить наши жизни. Нельзя, чтобы такая страсть осталась без ответа. Пожалуйста, Руби, пожалуйста, приди ко мне, – умолял он.

Какое-то время я не могла вымолвить ни слова. Мной овладели образы, вызванные его предложением. Я почувствовала, как меня бросило в жар. Да, поехать к нему и броситься в его объятия, прижаться к нему всем телом и почувствовать тепло его губ, услышать нежные слова любви и глухие удары его сердца, вновь пережить тот экстаз, который мы познали, – это казалось за пределами возможного, даже за пределами мечты.

– Я не могу, – прошептала я, – Поль…

– Никто ничего не узнает. Мы все устроим. Никому не причиним вреда, Руби. Я уже несколько дней только об этом и думаю. Это целиком поглотило мои мысли. Вчера, когда я снял квартиру во Французском квартале, я знал, что мы можем это сделать и должны. Ты придешь? Приедешь?

– Нет, – сказала я, отступая к двери. – Мы не можем. – Я покачала головой. – Пошли вниз. Поль уже, наверное, приехал.

– Руби!

Я вышла из студии и стала спускаться по лестнице, убегая от своих собственных соблазнов. Наконец вслед за мной вышел Бо, я дождалась его у нижних ступеней.

– Руби, – сказал он спокойным рассудительным тоном, – если…

– А, вот вы где! – Мы увидели, как Поль и Жизель выходят из патио.

– Я показывала Бо свою студию, – быстро проговорила я.

– О, – сказал Поль, глаза его сузились, он пристально посмотрел на Бо и поцеловал меня в щеку. – Вы видели ее новую серию? – спросил он, переводя взгляд на меня и мрачнея.

– Это – потрясающе, – сказал Бо. – Я уже хотел купить всю серию, но она предусмотрительно заметила, что цену назначать слишком рано. – Он засмеялся.

– Ты и так уж слишком много заплатил за те, что у тебя есть, – укорила Жизель. – Она пока еще не какая-нибудь известная художница.

– Но будет, – заверил ее Поль. – И вы станете ей гордиться так же, как сейчас горжусь я, – добавил он, глядя на меня.

– Давайте займемся делом, – нетерпеливо сказала Жизель. – Мне не нужна еще одна экскурсию по болотам.

– Но ты никогда не была на настоящей экскурсии по болотам, – возразил Поль. – Пожалуйста, позволь мне покатать тебя на моторке и показать красоту каналов.

– Что? Ты имеешь в виду влезть во все это? – сказала она, кивая в сторону болота. – Да меня там заживо съедят.

– Ну, у нас есть средство против мошкары, чтобы смазать лицо и руки, – успокоил Поль. – Ты должна хоть ненадолго стать туристкой. Я просто настаиваю на этом, ты получишь массу впечатлений.

– Я хотел бы поехать, – сказал Бо.

– Тогда решено. Сразу после ленча поедем на прогулку по каналам. А пока давайте пройдем в мой кабинет и займемся юридическими вопросами.

– Прекрасно, – произнес Бо. Он двинулся вперед и взял Жизель за руку. Довольная, она направилась к дому, а Поль внимательно посмотрел на меня.

– С тобой все в порядке? – тихо спросил он.

– Да, все прекрасно, – ответила я.

– Хорошо. – Он взял мою руку, и мы пошли за ними следом.

Жизель начала наше совещание с заявления, что все в Новом Орлеане должно отойти к ней.

– Мы с Бо хотим продать нашу собственность и капитал, что составляет… как это называется, Бо?

– Относительную ценность, – подсказал он.

– Да, относительную ценность.

– Руби? – обратился ко мне Поль.

– Я не возражаю. Не испытываю никакого желания владеть чем-нибудь в Новом Орлеане в настоящее время.

– Папа или, вернее, Дафни, купила жилые здания в других местах. Мы крупные домовладельцы, так, Бо?

– Довольно впечатляющий портфель, – сказал он, предъявляя документы. – Вот здесь перечислены все виды собственности с проставленной ценой. Земля на озере Пончартрейн – золото.

Поль внимательно изучил список. Вскоре разговор перешел к ним двоим. Жизель достала пилочку и подпиливала ногти, пока мы беседовали. Я не собиралась становиться домовладелицей и была готова продать свою долю собственности.

– А как насчет Брюса? – спросила я через некоторое время.

– Ни он, ни его адвокаты не объявлялись, с тех пор как его адвокат поговорил с нашими. Я думаю, он понимает, что будет только понапрасну швырять деньги юристам из того немногого, что ему удалось получить.

– Он все еще в Новом Орлеане?

– Да. У него есть свое собственное жилое здание и кое-какая другая недвижимость, но, конечно, это не идет ни в какое сравнение с тем богатством, какое он мог бы унаследовать, если бы Дафни не предвидела все возможности и не перекрыла их со своими адвокатами.

– А почему? – размышляла я. – Уж, конечно, она не хотела, чтобы деньги и собственность перешли к нам. – Я посмотрела на Жизель, ожидая ее согласия.

– Уж это – точно, – подтвердила она.

– Может быть… она боялась Брюса, – предположил Бо.

– Боялась? Что ты имеешь в виду? – спросил Поль.

– Боялась, что если он сможет получить такое состояние после ее смерти, то он мог бы… как бы это сказать, ускорить ее смерть?

Все помолчали минуту, размышляя над тем, что сказал Бо, даже Жизель.

– Она знала, за какого человека вышла замуж и на что он способен, – продолжал Бо. – Мы сталкивались с некоторыми их штучками, до того как умер Пьер. Там были подложные документы, и фальшивые бумаги… и обман.

– Значит, Брюс имеет то, что заслужил, – заключил Поль.

Они с Бо продолжали обсуждать проблемы, связанные с недвижимостью. Жизель, хотя именно она потребовала, чтобы совещание состоялось немедленно, ерзала все больше. Наконец мы решили прерваться для ленча.

Мы ели в патио. Поль завладел вниманием Бо, обсуждая с ним вопросы политики и нефти, а Жизель болтала о своих старых друзьях, о том, что они купили и где побывали. Когда миссис Флемминг внесла Перл, я затаила дыхание, боясь, что Жизель сделает какое-нибудь бестактное замечание, но она прикусила язык и вела себя как безупречная тетя, обожающая свою племянницу.

– Я собираюсь подождать с детьми, – объявила она. – Я знаю, как это отражается на фигуре, и я еще к этому не готова. Здесь у нас с Бо полное согласие, верно, Бо?

– Что? О, конечно, cherie.

– Скажи что-нибудь романтичное по-французски, Бо. Как ты говорил, когда мы гуляли по берегам Сены. Пожалуйста.

Он посмотрел на меня и сказал:

– Каждый раз, когда ты входишь в комнату, топ coeur battait la chamade.

– О, ну разве не прелесть? А что это означает, Бо? Он снова скользнул взглядом по моему лицу, улыбнулся Жизель и произнес:

– Каждый раз, когда ты входишь в комнату, мое сердце делает «тук-тук».

– А у вас, кейджунов, есть какие-нибудь образные выражения любви? – спросила она.

– Несколько, – ответил Поль. – Но ты вряд ли поймешь наш акцент. Ну как насчет экскурсии по болоту. Готовы?

– Я никогда не буду готова для этого, – пожаловалась Жизель.

– Ты будешь очарована, несмотря на свое предубеждение, – пообещал Поль.

– Мне нечего надеть. Я не хочу испачкать одежду, которую привезла, болотной грязью.

– У меня есть старые брюки, которые тебе подойдут Жизель, – предложила я. – И несколько старых рубашек. Давай, пошли переоденемся.

Она ныла и жаловалась, пока мы поднимались по лестнице и пока переодевались, и когда опять спускались. Поль приготовил для нее какой-то состав для лица и открытых частей рук, отгоняющий мошкару.

– А что, если мне от этого будет плохо? – захныкала она.

– Не будет. Это – старый кейджунский рецепт.

– А что в нем? – подозрительно спросила она.

– Тебе лучше не знать, – мудро заметил Поль.

– Это воняет.

– Вот мошкара и будет держаться от тебя подальше, – сказала Бо.

– И все остальные тоже.

Мы засмеялись и, после того как Жизель как следует намазали, направились к лодке. Бо сел между Жизель и мной.

– Laissez les bon temps rouler! – вскричал Поль. – Да продлятся добрые времена!

Жизель завопила, когда мы отчалили от причала, но через несколько минут успокоилась и даже стала проявлять интерес. Поль показывал извивающиеся тела зеленых змей, дремлющих аллигаторов и стремительных нутрий, птиц и душистую жимолость, покрывающую берега каналов. Он был замечательным гидом, и сердце его было полно любовью к болоту и восхищением перед жизнью, которая кипела внутри каналов. Он выключил мотор, и мы мирно качались на глади мелких озер, наблюдая, как выхухоли деловито строят себе домики из сухой травы. Он показал нам гремучую змею, гревшуюся на камне, ее треугольная головка была цвета старого пенни.

Наше внимание привлек громкий всплеск, это поднялись в воздух дикие утки, а через несколько мгновений огромный старый аллигатор поднял из воды голову и впился в нас взглядом, а вокруг него радужной стайкой кружили стрекозы. Мы плыли по ковру лилий, под тенистым шатром плакучих ив. Бо засыпал Поля вопросами о вегетации, животных, об изучении жизни каналов и практическом использовании полученных знаний.

Жизель вынуждена была признать, что экскурсия ей понравилась.

– Как будто плывешь по зоопарку или нечто в этом роде, – сказала она. – Но не могу дождаться, когда я наконец приму ванну и смою с себя все это.

Потом мы переодевались к обеду, пили в библиотеке коктейли, Поль и Бо обсуждали новоорлеанские новости, а Жизель описывала последние веяния моды и оригинальные модели, которые выбрала для себя. Летти приготовила одно из своих изысканных блюд, и Бо не переставал восхищаться. Мы много выпили и болтали без умолку – Поль, Бо и я, избегая пауз, потому что нервничали все трое. Только Жизель казалась спокойной и умиротворенной.

После ужина мы перешли в гостиную. Вино, хорошая еда, бесконечный поток разговора и эмоциональное напряжение изнурили нас. Даже Жизель зевала.

– Нужно идти спать и встать рано, – предложила она.

– Рано? – изумился Бо. – Ты?

– Ну как можно раньше, чтобы закончить работу с бумагами и вернуться в Новый Орлеан. У нас ведь завтра бал с представлением. В вечерних туалетах, – сказала она. – Ты когда-нибудь устраивал приемы в вечерних туалетах, Поль?

Поль вспыхнул.

– Ну только в Батон Руж, в особняке губернатора, – сказал он.

– О! – Лицо Жизель вытянулось, – я устала, Бо. Я съела слишком много.

– Ну мы пойдем наверх. Спасибо за прелестный день и прелестный вечер, – поблагодарил он и взял Жизель под руку. Она слегка шаталась.

– Спокойной ночи вам обоим, – пропела она и позволила Бо увести ее к лестнице. Поль покачал головой и засмеялся. Затем снова сел.

– Тебя устраивают эти решения? Я не хотел вмешиваться в твои дела, – сказал он.

– Мои дела – твои дела, Поль. Я полностью доверяюсь тебе. Я уверена, что ты сделал правильный выбор.

Он улыбнулся.

– Если Бо думал, что едет сюда, чтобы встретиться с тупым кейджуном, его ждал большой сюрприз. Поверь мне, во всей этой истории мы оказались в более выгодном положении, чем они, – заявил он с нехарактерным для него высокомерием. – Я надеялся, что он будет более… – Он улыбнулся мне. – Бросит мне вызов, что ли, – закончил он, выпрямляясь. – Ну и как вам теперь обоим?

– Поль, пожалуйста, не надо.

– Несчастное рождение, – пробормотал он. – Проклятье. Если бы мой отец не забрел в болото, не предал мою мать…

– Поль…

– Я знаю, извини. Просто это кажется таким несправедливым. Но нам следует сказать и свое слово, а? Как это сделали духи до нашего рождения, нам тоже надо сказать свое слово. И не смейся над этим, Руби, – предупредил он. – Твоя бабушка Кэтрин верила, что дух появляется раньше тела.

– Я не смеюсь, Поль. Я просто не хочу, чтобы ты нагнетал обстановку. Со мной все в порядке. Мы просто все слишком много выпили. Пошли спать тоже.

Он кивнул.

– Иди наверх, – сказал он. – Я хочу кое-что закончить в кабинете.

– Поль…

– Я скоро приду, обещаю. – Он поцеловал меня в щеку, крепко прижал к себе и не отпускал какое-то время. Потом вздохнул, повернулся и быстро вышел.

С тяжелым сердцем я поднялась наверх по лестнице, заглянула к Перл и пошла к себе в спальню, зная, что в комнатах неподалеку двое мужчин томятся от желания быть рядом со мной. Я чувствовала себя запретным плодом за семью печатями: этической, религиозной, нравственной… Много лет назад мои родители послушались голоса своего сердца. Несмотря на все запреты и тяжелый груз совершаемого греха, они шли друг к другу, думая лишь о прикосновении рук, о нежности губ. Неужели я сделана из более прочной морали? Или, может быть, я хочу быть более значимой в своих собственных глазах? А на самом деле мечтаю броситься в объятия своего возлюбленного и так опьянеть от любви, что ни утро потом, ни последующие дни и ночи, звенящие голосами укора, не будут иметь для меня никакого значения?

«Это не наша вина, мы не виноваты в своей любви, это судьба сделала нашу любовь грешной. Это судьба грешна», – сказала я себе. Но от этого мне не стало легче, и рассвет принес с собой новую боль.

9. Запретный плод

Хотя Жизель и собралась проснуться рано, закончить наши дела и поскорее вернуться в Новый Орлеан, Поль, Бо и я уже сидели за кофе, когда она вплыла со стонами и ворчанием по поводу своей бессонной ночи.

– Мне всю ночь снились кошмары, будто эти болотные чудища, которые мы видели, пробираются в дом и лезут по лестнице прямо ко мне в комнату, в мою постель! Я знала, что мне не нужно ехать по прогулку по этим каналам. Теперь понадобятся месяцы, чтобы избавиться от мерзких воспоминаний. Ах, – сказала она и вздрогнула от пробежавшей дрожи.

Поль засмеялся: – Ну что ты, Жизель. Уж скорее ты должна была бы беспокоиться о жизни в городе при всей этой преступности на улицах. Наши существа, по крайней мере, предсказуемы. Если ты постараешься приручить гремучую змею, она тебе быстро выскажет на это свое мнение.

Бо тоже засмеялся.

– Ну вам, мужчинам, может, это и смешно, но женщины – более утонченные натуры. По крайней мере, женщины в Новом Орлеане, – заявила она, посмотрев на меня и не дождавшись моей поддержки.

Потом она заявила, что слишком устала, чтобы много есть.

– Я просто попью кофе, – сказала она.

Остальные от души позавтракали, после чего мы пошли в кабинет и завершили работу с бумагами. Я подписала все документы, какие требовались, и Бо пообещал, что будет держать нас в курсе дальнейших событий.

Бо тихо попросил отвести его в детскую, чтобы повидать Перл перед отъездом. Миссис Флемминг только что переодела ее, причесала волосики и перевязала их розовой лентой. Как только Перл увидела Бо, она вся просветлела. Не говоря ни слова, Бо взял Перл на руки и поцеловал ее локоны. Она тут же запустила руку в его волосы.

– Она очень смышленая, – проговорил он, не сводя с нее глаз. – Посмотрите, как она рассматривает вещи, как они привлекают ее внимание.

– Да, вы правы, – сказала миссис Флемминг.

– Снеси ее вниз, Бо. Она попрощается вместе со мной и Полем, – предложила я. Он кивнул, и мы сошли вниз по лестнице. Жизель уже направлялась к парадной двери, предупреждая Джеймса, чтобы он был осторожен с ее чемоданом.

На галерее Бо передал мне Перл и пожал Полю руку.

– Спасибо за то, что пригласили нас. Это был очень интересный день. Должен признать, я многое узнал о бухте и стал с гораздо большим уважением относиться к ней.

– Вам всегда рады, – ответил Поль и пристально взглянул на меня с напряженной улыбкой на губах.

– Бо! Что так вечно и будем прощаться? Становится жарко, дышать нечем, и мошкара летит с болота, – выкрикнула из машины Жизель.

– Я, пожалуй, пойду, – сказал он нам.

Поль кивнул и пошел поцеловать Жизель на прощанье.

– Спасибо за приятно проведенное время, – сказал мне Бо. Он взял мою руку и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, но вместо этого коснулся моих губ. Когда он отнял руку, я почувствовала в свой ладони небольшой клочок бумаги. Я чуть не спросила, что это, но он все объяснил мне взглядом. Мгновение мне казалось, что у меня на ладони – зажженная свеча. Я бросила взгляд в сторону Поля и Жизель и быстро спрятала крошечную записку в карман своей блузки. Бо поцеловал Перл в щечку, сбежал по ступеням вниз и сел в машину.

– Еще раз спасибо, – крикнул он.

– Пока. Приезжайте навестить нас цивилизованно, когда выдастся случай, – крикнула Жизель. – Домой, Джеймс, – сказала она, махнув в сторону шоссе, и засмеялась. Бо покачал головой, еще раз улыбнулся нам и завел машину.

– Ну и штучка твоя сестрица, – сказал Поль. – Не завидую я Бо, его жизни с ней. Что касается остального, я завидую ему больше, чем он может себе представить. – Он не отрываясь смотрел на меня, но я виновато отвела взгляд. – Ну что ж, мне надо приниматься за работу. – Он поцеловал Перл и меня и быстро пошел к своей машине.

Миссис Флемминг забрала у меня Перл, когда я вошла в дом. У меня не было настроения рисовать, но спокойное уединение, которое ждало меня в студии, показалось мне привлекательным. Я захлопнула дверь и постояла, прислонившись к ней с закрытыми глазами, вновь переживая тот момент внизу, когда Бо на мгновение прижался к моим губам в прощальном поцелуе. Я видела его глаза и чувствовала его любовь.

Сердце мое колотилось, когда я вытащила записку из кармана и развернула ее. В ней были указаны адрес, дата и время. Вторник следующей недели. Я смяла записку в кулаке и пошла выкинуть ее в мусорную корзину под мольбертом, но она, казалось, была помазана клеем. Она не сходила у меня с ладони.

Я сунула ее обратно в нагрудный карман блузки и постаралась забыть о ней, когда начала работать, но каждый несколько минут я воображала, что от нее исходит тепло, и трепет радостного ожидания волнами расходился по моей груди, как будто ее коснулись пальцы Бо, губы Бо. Сердце мое бешено застучало, дыхание перехватило. Я не могла работать, не могла сосредоточиться.

Наконец я сдалась и села у окна. Я сидела почти час, глядя на каналы, наблюдая, как летают цапли. Дрожащими пальцами я опять вынула из кармана записку Бо и прочитала адрес, запоминая его и дату. Потом положила записку в ящик комодика, где хранила свои рисовальные принадлежности. Просто выбросить ее было свыше моих сил.

Поль не вернулся домой к ленчу. Я немного поработала, но большую часть времени прислушивалась к голосам, спорящим у меня в мозгу. Один голос был совсем тихий, умоляющий, искушающий, убеждающий меня, что я заслуживаю любви Бо и что наша любовь слишком светлое и чистое чувство, чтобы быть грязной или злой.

Но второй голос, суровый и резкий, жестко напоминал мне о боли, которую я причиню Полю, чья преданность Перл и мне была бесконечной и полной.

– Вспомни о жертвах, на которые он пошел ради твоего счастья, – говорил этот голос.

– Просто надо сохранить свидание с Бо в тайне, – парировал искуситель.

– Это обман!

– Не будет никакого обмана, если ты оградишь Поля от неприятностей и не дашь ему испытать боль.

– Но ты же делаешь все тайком, лжешь и прячешься. Разве Поль поступил бы так по отношению к тебе?

– Нет, но ведь вы с Полем договорились, что ни один из вас не будет стоять на пути другого, если тот встретит свою любовь. Поль, конечно, расстроен и огорчен, но он все понимает и не причинит тебе страданий, не помешает быть счастливой.

– Но…

– Прекрати эти «но» и «если», – закричала я на себя. Я швырнула кисть и вышла из студии, тишина которой только поощряла этот спор с самой собою. Я обошла вокруг дома, потом вернулась, нашла Перл и миссис Флемминг и сказала, что забираю Перл на прогулку.

Я отнесла ее в машину, посадила на сиденье рядом с собой и поехала в старую хибару бабушки Кэтрин. Было облачно, и юго-восточный ветер нагнал темные, набухшие дождем облака.

– Ты помнишь это место, Перл? – спросила я ее, подходя к покосившейся галерее. Все заросло сорняком, а мой стенд у дороги был покрыт паутиной. В доме зашуршали полевые мыши, ища, куда бы спрятаться, почувствовав мое приближение и услышав шаги по половицам галереи. Входная дверь застонала на своих ржавых петлях, когда я открыла ее и вошла в крошечную комнатку. «Забавно, – подумала я, – когда я росла, здесь был весь мой мир и для меня он был огромен. Теперь у меня шкафы больше, чем гостиная, а у Летти – кладовка больше, чем эта кухня».

Я прошлась по дому в надежде, что мое возвращение вызовет дух бабушки Кэтрин и я получу от нее совет. «Хоть бы какой-нибудь знак, знамение», – подумала я. Но хибара была пуста, раздавалось лишь эхо моих шагов. Это была могила, из которой жизнь уже давно ушла. Даже моим воспоминаниям было неуютно, ибо здесь больше не было тепла, музыки, аромата гамбо и джамболайя, не было голосов, лишь звуки ветра, хлопающего оторвавшимся ставнем и шуршащего по железной кровле, будто стайки пересмешников или голубых соек нежно топали с одного края крыши на другой.

Я вышла на галерею и долго смотрела на канал.

– Раньше мамочка здесь играла, Перл. Мамочка часто гуляла по берегу и видела зверей и рыб, аллигаторов и черепах. Иногда сюда приходили пастись олени, они поднимали головы и смотрели печальными глазами.

Перл разглядывала все с изумлением. Она прониклась моим задумчивым состоянием и была тише, чем обычно. И вдруг, как будто услышав мои слова, из-за кустов вышел маленький олененок, поднял голову и внимательно посмотрел на нас. Глаза Перл расширились от восторга. Прекрасный олень застыл, как статуя, только чуть вздрагивали его длинные уши. Даже когда Перл вскрикнула, он продолжал с любопытством разглядывать нас, не испытывая, казалось, никакого страха. Спустя несколько секунд с той же грацией он повернулся и исчез, как привидение.

«Это был мир чистоты и невинности, таким он и останется, если его не трогать, – подумала я, – но его редко оставляют в покое». Я немного побродила вокруг хибары и поняла, что ответ на свои проблемы могу искать только в одном месте – в своем сердце.

Несколько дней спустя за ужином Поль сообщил, что ему необходимо поехать в Даллас, Техас.

– Поездка займет всего три дня, – сказал он. – Я бы хотел, чтобы Перл и ты поехали со мной. Ты, конечно, можешь взять миссис Флемминг. Если, естественно, у тебя нет других планов.

– Ну, я планировала отвезти серию о Конфедерации в Новый Орлеан. Я уже говорила с Домиником об этом и о других моих работах, и он думает, что пора устроить вернисаж. Он хочет пригласить своих лучших заказчиков, сделать хорошую рекламу.

– Это замечательно, Руби.

– Я не думаю, что готова для такой выставки, но…

– Ты никогда не будешь думать, что готова, но, если Доминик так считает, почему бы не попробовать?

Я кивнула и с минуту теребила салфетку.

– Так что, думаю, я поеду в Новый Орлеан, пока ты будешь в Далласе, – сказала я. – Я останусь там всего лишь на ночь.

– Ты остановишься у Жизель? – спросил он.

– Пожалуй, нет, – сказала я. – Вероятно – в Фейрмонте.

– Хорошо.

Мы пристально взглянули друг на друга. Неужели Поль знает, что действительно происходит в моем сердце? От него всегда было трудно спрятать истинные чувства и мысли. Но если он и знал, то предпочел промолчать. Он улыбнулся и повернулся к Перл. Я ненавидела обман, но мой тихий голос победил, шепча, что я сделаю все, чтобы помешать Полю испытать боль.

В тот день он уехал рано, а я встала, упаковала вещи и спустилась завтракать. Джеймс помог мне аккуратно сложить в багажник картины, а миссис Флемминг принесла Перл, чтобы она помахала мне ручкой, когда я отъезжала.

Я смотрела в зеркальце машины и видела, как они стоят там… миссис Флемминг и моя чудесная дочка, дочка Бо. «Разве любовь, которая произвела ее на свет, может быть злом», – подумала я, и эта мысль понесла меня вперед. Несколько минут спустя, выехав на основное шоссе и прибавив скорость, я вытащила ленту из своих волос, они тут же разметались на ветру, и я почувствовала себя живой, свободной и полной радостного волнения.

– Я еду, Бо, – прошептала я. – И пусть все катится к черту. Я еду.

В Новом Орлеане был изумительный день. Дождь, моросивший всю ночь, прекратился, и по нежно-голубому небу бежали маленькие пушистые молочно-белые облака. Как только я подрулила ко входу в отель и швейцар вылетел, чтобы приветствовать меня, я почувствовала возбуждение, которое всегда охватывало меня в городе. Чувства мои были обострены до предела, и я остро ощутила каждый звук и каждый новый запах. Когда я вошла в отель, мне показалось, что все смотрят только на меня, а каблуки мои слишком громко цокают по мраморному полу. Я распорядилась, чтобы вещи принесли ко мне в комнату, села к туалетному столику, расчесала волосы и освежила губную помаду, а потом решила почистить зубы.

Мне стало смешно. Я вела себя, как подросток перед первым свиданием, но сердце мое билось в бешеном ритме и щеки окрасил яркий румянец. Из зеркала на меня смотрели испуганные, лихорадочно блестящие глаза, и я подумала: «Интересно, можно ли определить по моему виду, что я – женщина, осторожно ступающая по туго натянутому канату, замужняя женщина, готовая встретиться со своим бывшим возлюбленным». Я постоянно смотрела на часы и трижды переоделась, прежде чем пришла к выводу, что туалет, который надела первым, – самый лучший. Наконец пора было идти. Пальцы мои дрожали, когда я взялась за ручку двери. Я сделала глубокий вдох, широко распахнула дверь и быстро пошла к лифту.

Я решила, что всю дорогу на наше свидание пройду пешком. Канал-стрит, как всегда, кишела людьми, но мне стало легче, когда я растворилась в толпе, быстро катящейся в сторону Французского квартала. Она как бы несла меня с собой, то замедляя, то ускоряя свое течение. Я свернула на Бурбон-стрит и пошла по направлению к Дюмейн.

Зазывалы орали во всю глотку, выкрикивая цены, приглашая туристов зайти в их рестораны и бары. Я уловила дразнящий запах речных раков «этуфэ», свежевыпеченного хлеба и крепкого кофе. Торговцы разложили на тротуарах фрукты и овощи на продажу. На углу, из широко раскрытых дверей ресторана на меня пахнуло ароматом соте из креветок, и у меня свело желудок. Я почти ничего не ела за завтраком и слишком нервничала, чтобы вспомнить о ленче. Из одного кафе доносились звуки джаз-банды, а заглянув в открытую дверь другого, я увидела четырех мужчин в соломенных шляпах, играющих на гитаре, мандолине, скрипке и аккордеоне.