Текст книги "Шепот в ночи"
Автор книги: Вирджиния Эндрюс
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 23 страниц)
Я пристально посмотрела в его голубые глаза. Сейчас он говорил так, как должен говорить заботливый дядя. Я хотела сказать ему: «Да, для нас это труднее. Мы потеряли родителей, а тетя Бет жалкая замена мамы. Она никогда не сможет быть для нас мамой».
– Эти работы по восстановлению отеля занимают все мои мысли и время, но я обещаю, что скоро посвящу себя вам и приму часть обязанностей Бетти Энн. Между нами, – добавил он, понизив голос, почти перейдя на шепот, – думаю, что у нее их слишком много. Она так подавлена болезнью близнецов и всем прочим… Ну, она не такая женщина, какой была Дон. Ты уже взрослая, и я могу говорить с тобой, надеясь, что ты поймешь, – сказал он.
Теперь он стал таким доверительным, открытым и относился ко мне как ко взрослой. И я хотела его спросить, за что он вымаливал прощение у могилы моей мамы, но боялась открыть ему, что тоже была там и услышала его сокровенные мысли.
Он сделал шаг ко мне и, опустившись на колени, взял мою руку. Затем он улыбнулся своей очаровательной улыбкой, и его глаза засветились от счастья.
– Мы можем заключить договор?
– Какой договор? – подозрительно спросила я.
– О доверии в будущем друг к другу с этого самого дня, рассказывать друг другу то, что не могли бы рассказать никому больше, стараться оберегать и заботиться о счастье друг друга. С этого дня и навсегда, – поклялся он, – то, что расстроит тебя, опечалит и меня, а если ты будешь счастлива, то и я буду счастлив тоже. Мы сможем заключить такой договор? – повторил он.
Как странно он говорит, думала я. Казалось, он просит меня выйти за него замуж. Я пожала плечами. Я не знала, как реагировать, что ответить. Он так настаивал, его взгляд был решителен и прикован ко мне.
– Полагаю, да, – произнесла я.
– Хорошо. Давай скрепим это поцелуем, – сказал он и наклонился, чтобы поцеловать меня в щеку, но на этот раз его губы коснулись уголка моих. Потом он немного посидел с закрытыми глазами и наконец снова улыбнулся. – Все хорошо, – кивнул он. – Просто замечательно.
Замечательно? Как все может быть замечательно? Тот удивительный мир, полный солнечного света и счастья, который я знала, ушел навсегда. Ничто не вернет того прекрасного чувства, ни теплые дни, ни голубое небо. Он встал.
– Лучше разбудить Джефферсона, и пусть он поест. Я хотел попросить вас спуститься вниз и поесть; но там, в кухне, тетя Бет, она отмывает пол. Она всегда становится такой безумной, когда близнецы заболевают, – говорил он, улыбаясь еще шире. – Только так она может успокоить свои нервы. Пока она чем-то занята, она чувствует себя хорошо. Я должен поехать опять в отель, но вернусь домой рано, и мы прекрасно отобедаем вместе. О, – спохватился он уже в дверях, – нам придется притвориться, что все, приготовленное тетей Бет, вкусно. Она не очень хороший повар, но пока не прибыла замена миссис Бостон… – Он улыбнулся. – Я уверен, ты уже достаточно взрослая, чтобы понять, – добавил он и вышел.
Но я не понимала. Почему он позволил ей уволить миссис Бостон? Почему он не проверил? Почему он все спокойно переносит и позволяет всему этому происходить? Папа не позволил бы, с горечью подумала я. Мама как-то говорила мне, каким податливым и слабым по характеру был отец дяди Филипа – Рэндольф. Как он мирился с выходками и темпераментом бабушки Лауры. Очевидно, дядя Филип не слишком от него отличался, когда дело касалось его жены…
Как мне хотелось, чтобы побыстрее пришло то время, когда я вырасту и смогу сама распоряжаться своей жизнью и жизнью Джефферсона. Неважно, сколько мы даем обещаний и клятв, и неважно, как упорно мы будем стараться, все равно будет сложно ужиться с дядей Филипом и тетей Бет, думала я.
Джефферсон проснулся, и мы поели вместе в моей комнате. Он уже не плакал, но в его глазах была все та же тоска, поэтому, чтобы отвлечь его от плохих мыслей, я поиграла с ним в одну из его любимых игр.
Ричард и Мелани оставались в постели весь остаток дня и не смогли спуститься к ужину. Но именно им и следовало бы прийти на ужин, подумалось мне. Тетя Бет попыталась приготовить цыпленка-гриль, но пережарила, и он получился сухим и жестким. Она недоварила картофель, и он был твердый как яблоки.
Дядя Филип пытался развлекать всех разговорами о восстановлении отеля. Он пообещал Джефферсону, что утром после завтрака он возьмет его посмотреть, как бульдозеры будут расчищать площадку после пожара.
В первый раз со дня смерти мамы и папы Джефферсон чем-то заинтересовался, и его это волновало.
Пока мы ели, тетя Бет носилась взад-вперед по лестнице, проверяя, как там близнецы. По ее словам, они уже могут есть твердую пищу. Она без умолку говорила о них: как они выглядят, как жуют и как они съели одинаковое количество пищи. Дядя Филип заговорщически взглянул на меня и улыбнулся, как будто хотел сказать: «Что я говорил? Но мы же понимаем!»
Она так и не подошла и не извинилась за крики и рукоприкладство, но зато выразила надежду, что между нами больше не произойдет ничего подобного. И чтобы подтвердить свои слова, она вынесла из кухни двойной шоколадный торт, который купил в городе дядя Филип. Она дала Джефферсону такой большой кусок, что он даже глаза вытаращил. Джефферсон еле-еле с ним справился.
Потом мы с ним посмотрели телевизор, пока Джефферсон не захотел спать. Я отвела его наверх и уложила спать в комнате Мелани. Затем я отправилась в свою комнату, чтобы почитать и написать новое письмо Гейвину. Я описала ему все, что произошло той ночью на кладбище, и рассказала о сегодняшних событиях. Я просила его не говорить об этом дедушке Лонгчэмпу, потому что он только расстроится и вряд ли чем поможет. Я закончила письмо Гейвину словами о том, как сильно я хочу его видеть. На этот раз под своим именем я изобразила четыре креста, что означало четыре поцелуя. Затем, закрыв глаза и представив его лицо, я поцеловала письмо перед тем, как запечатать его.
Опустошенная этим утомительным и эмоциональным днем, я наполнила ванну и добавила в нее мамину пену. Затем я погрузилась в воду, откинув голову назад и закрыв глаза. Я почувствовала, что расслабилась и унеслась в воспоминания о маме, доброй и любящей, которая расчесывала мои волосы и рассказывала мне о наших удивительных планах на следующий день. Я так задумалась, что не услышала, как дверь ванной открылась и снова закрылась, не услышала шагов дяди Филипа. Я не знала, что он здесь, пока не открыла глаза и не увидела его. Я не представляла, сколько времени он здесь стоит и смотрит на меня.
Я вскрикнула и, прикрыв руками грудь, еще глубже ушла под пену. Он засмеялся, в его руках был сверток.
– Извини, что потревожил тебя, – сказал он, – но я хотел дать тебе это прежде, чем ты ляжешь спать. Я увидел это в витрине универмага, когда ездил в город за тортом на десерт, и не смог удержаться от этой покупки для тебя.
– Что это? – спросила я.
– Это сюрприз, который скрасит этот день, полный неприятностей, – произнес он, продолжая стоять. – Хочешь, я открою и покажу тебе это?
Я кивнула. Я подумала, что чем быстрее он это сделает, тем быстрее уйдет.
Он поставил коробку на раковину, снял крышку и вытащил такую белоснежную кружевную ночную рубашку, какой я никогда не видела.
– Правда, мила? – спросил он, прижимая ее к щеке. – Она такая нежная и женственная, я не мог не подумать о тебе, когда дотронулся до нее. Надень ее сегодня после ванны, и ты почувствуешь себя лучше.
– Спасибо, дядя Филип.
– Ты наденешь ее сегодня? – спросил он.
Я не могла понять, почему это так важно для него, но решила, что он просто хочет быть уверенным, что его подарок компенсирует все, что произошло между нами и тетей Бет.
– Да, – ответила я.
– Хорошо. Кстати, я неплохо тру спину, – заметил он, положив рубашку в коробку.
Как он может такое предлагать? Я уже не ребенок. Взгляд его глаз напугал меня. На мгновение я онемела.
– Спасибо, не надо, – я боялась, что он подойдет ближе. – Я уже собиралась выйти.
– Ты уверена? – он сделал шаг в мою сторону.
– Да, – быстро ответила я, и мое сердце глухо забилось.
– Ладно, – сказал он, совершенно расстроившись, – но ты многое теряешь.
Он еще некоторое время смотрел на меня и затем вышел. Я лежала и слушала, как открылась и закрылась дверь моей спальни, а затем я выбралась из ванны и вытерлась. Я посмотрела на ночную рубашку.
Она была хорошенькая и очень мягкая. Я надела ее и посмотрела на себя в зеркало. Она была такой легкой и прозрачной, как будто на мне ничего не было. «Что за подарки дарит дядя своей племяннице?» – подумала я, но легла в ней спать.
Позже, ночью, я вдруг проснулась, увидев во сне, как в мою комнату снова входит дядя Филип и тихо приближается к моей кровати. Он медленно стягивает одеяло, долго смотрит на меня, а затем укрывает и уходит так же тихо, как и вошел. Сон был таким реальным, что я резко открыла глаза, и мое сердце бешено заколотилось. Я с тревогой осмотрелась, но в комнате никого не было. И несмотря на это, я долго не могла заснуть. Наконец веки снова отяжелели, и я снова уснула.
На следующее утро близнецы вдруг оказались совершенно здоровыми. Ричард и Мелани были полны энергии и с аппетитом съели завтрак. Тетя Бет была довольна.
– Пусть они побудут в одной комнате еще один день, чтобы убедиться, что они выздоровели, – объявила она, – а затем все вернутся на свои места. Наша новая горничная и кухарка приедут ближе к вечеру, – сообщила тетя Бет. – У нее превосходные рекомендации. Она работала у друзей моих родителей, поэтому мы можем быть уверены, что пища будет хорошо приготовлена и подана, а все вокруг будет сиять чистотой. О, я теперь так надеюсь на хорошее будущее. Особенно когда Ричард и Мелани снова здоровы, – воскликнула она, хлопая в ладоши.
И хотя Ричард и Мелани не улыбнулись и не произнесли ни слова, по их лицам было видно, что они очень довольны.
Дядя Филип кивнул и улыбнулся, а затем объявил, что идет отель.
– Джефферсон идет со мной посмотреть на работы. Ты не хочешь пойти тоже, Кристи?
– Нет, спасибо, дядя Филип. Я собиралась навестить бабушку Лауру.
– Я хочу пойти с тобой, отец, – сказал Ричард.
– Я тоже, – вторила ему и Мелани.
– О, нет, – вмешалась тетя Бет. – Вам обоим необходимо провести дома еще один день. Вы даже не знаете, как вы были больны.
Они оба одновременно надули губы.
– Хорошо, Джефферсон, ты готов? – спросил дядя Филип.
Джефферсон глянул в мою сторону. Я знала, что он хочет, чтобы и я пошла с ним, и мой отказ заставил его поколебаться, но обещание, что он увидит все машины, перевесило. Он кивнул и последовал за дядей Филипом.
– Кристи, ты не поможешь мне собрать посуду? – спросила тетя Бет.
– Да, – ответила я и начала убирать со стола. Я часто помогала миссис Бостон, и это занятие вызвало у меня воспоминание о нашей беззаботной болтовне на кухне.
– Я тоже могу помочь, – предложила Мелани.
– О, нет, Мелани. Иди в гостиную и почитай, – сказала тетя Бет. – Ты можешь уронить что-нибудь.
– А она, что не может? – захныкала Мелани.
– Она же не болела, так ведь? – ответила тетя Бет. – Спасибо, Кристи. Пожалуйста, принеси мне стаканы, – попросила она и понесла посуду на кухню.
– Держи, – сказала Мелани, пихая мне свой стакан, после того, как я уже держала четыре. Она отпустила стакан прежде, чем я успела схватить его, и он упал на чашку и разбился, разбив при этом и чашку.
Никто не понимает
Естественно, все сотрудники отеля были отпущены. Отель сгорел, и им нечего было больше здесь делать. Но кое-кто из служащих, присматривающих за землями вокруг отеля, были оставлены для уборки мусора и помощи в восстановительных работах. Так как семье нужен был шофер, Джулиусу сохранили его жалование, и он поселился в домиках для сотрудников позади отеля. Я нашла его на улице, он мыл лимузин.
– Когда ты закончишь, Джулиус, пожалуйста, отвези меня к моей бабушке, – попросила я его.
– Конечно, Кристи. Я уже заканчиваю. Садись в машину. Все остальное я доделаю, пока ты будешь гостить, – сказал он.
Я села в машину и стала смотреть в окно, как рабочие суетятся вокруг мусора и оборудования. Джефферсон стоял рядом с Бастером Морисом, уперев руки в бока, совсем как когда-то папа. Я улыбнулась сквозь слезы. Как он, наверное, скучает по отцу, думала я. Как это жестоко, жить в мире, в котором маленький мальчик может лишиться отца прежде, чем они успели узнать друг друга.
Это вызвало воспоминание о маме. Как ужасно было для нее узнать, что мужчина и женщина, которых она считала своими родителями, вовсе таковыми не были. Как страшно и трудно было ей вернуться в свою настоящую семью после стольких лет.
Как только машина свернула с дороги и направилась по направлению к Белла Вудс, дому Бронсона Алкотта, я не могла не представить себе, что вот так же мама ехала в первый раз встретиться со своей настоящей матерью. Как мне хотелось, чтобы моя бабушка была в здравом уме и могла рассказать мне о тех днях. Однако тогда для нее были не лучшие времена, а теперь для нее все чудесно. Она была замужем за человеком, который ее очень любил. Она должна была чувствовать покой и счастье. Балла Вудс находился на высоком холме и глядел сверху на Катлерз Коув. Дом был размером с замок. Он был построен из серого камня, а стены были наполовину обшиты деревом. Строение также включало круглую башню с конусообразной крышей. В башне была дверь из потемневших сосновых досок – главный вход. Под окнами второго этажа были вмонтированы декоративные стальные балконы. Джефферсону всегда хотелось попасть на один из них, и он не понимал, зачем кому-то понадобилось строить их только для красоты.
Джулиус открыл мне дверь, и я, поднявшись по ступенькам, позвонила в дверной колокольчик. Прихожая была такой большой, что колокольчик звучал как в соборе.
Я удивилась, когда услышала в ответ голос миссис Берм, личной медсестры бабушки. Обычно это делал дворецкий Бронсона, темноволосый, тучный мужчина по имени Хамбрик.
– О, Кристи, – сказала миссис Берм. – Твоя бабушка задремала в гостиной, но я не уверена, что это надолго. Входи. Мистер Алкотт в своем офисе.
– Спасибо, миссис Берм, – ответила я и пошла вниз по коридору.
Я заглянула к бабушке и увидела, что она заснула в своем любимом мягком кресле, укрытая одеялом. Она выглядела бледной, несмотря на слишком большое количество румян. Я поспешила в кабинет Бронсона. Дверь была открыта, но я постучалась в косяк. Он сидел за своим столом и читал какие-то бумаги.
– Кристи, – воскликнул он, увидев меня, и сразу же встал. – Я рад, что ты приехала.
– Бабушка заснула, – сказала я.
– Я не думаю, что это надолго. В эти дни она часто так засыпает, но не надолго. Входи, садись. Расскажи, как вы с Джефферсоном поживаете, – он указал на диван, обтянутый темно-красной кожей.
– Ужасно, – сказала я, садясь.
– Да? – Его брови поднялись, глаза сузились, а губы сжались плотнее. – В чем дело?
– Во всем, Бронсон. Тетя Бет обращается с нами ужасно. Она уволила миссис Бостон!
– Что? Уволила миссис Бостон? Не могу поверить!
– Да! У близнецов заболели животы, и она обвинила во всем миссис Бостон.
– Правда? Как странно!
– Она рассчитала миссис Бостон, и та уехала, а дядя Филип отказался вмешиваться. Он сказал, что тетя Бет теперь хозяйка в доме, и прислуга должна с ней уживаться! – воскликнула я.
– Ну… по поводу этого, боюсь, что он прав. Но я не могу себе представить, как можно не ужиться с миссис Бостон! Она же была одной из немногих слуг, которую уважала даже старуха Катлер. – Он покачал головой и взглянул на меня. – Я спрошу об этом Филипа, но если это личная неприязнь Бетти Энн к миссис Бостон, то тут уже ничего не поделаешь. Почему ты сказала, что тетя Бет ужасно обращается с тобой и Джефферсоном?
– Это так! Она постоянно орет на Джефферсона за то, что он неряшлив. Она требует, чтобы мы снимали обувь перед тем как войти в дом, – жаловалась я.
Услышав свои слова, я поняла, как это глупо. Я видела, что Бронсон тоже так считает.
– Ну, ты же знаешь, что Джефферсон – это маленький Геккельбери Финн, – сказал он, улыбаясь. – Я помню, как он пытался забраться в дрова, сложенные в штабель на заднем дворе. Уверен, Бетти Энн старается заставить его быть более ответственным. А теперь, когда миссис Бостон уехала…
– Это по ее вине, – простонала я.
– Может быть. Но, что есть, то есть, надо с этим смириться.
– Она поселила Ричарда в комнату Джефферсона, и они постоянно ссорятся. – Я хотела, чтобы Бронсон понял, наконец, почему я так расстроена. Он стиснул пальцами подбородок и кивнул:
– Маленькие мальчишки живут в одной комнате. Уверен, через некоторое время они поладят. В любом случае, какой еще выбор был у Бетти Энн? В противном случае, Мелани и Ричарду пришлось бы жить в одной комнате, так ведь?
– Да, – ответила я и расстроенно вздохнула.
– Это не так уж плохо, Кристи.
– Она отправила большую часть вещей мамы на чердак, – простонала я, – и папины тоже.
– Ну, а что ей оставалось? Для них же нужно место, – ответил он.
– Она забрала драгоценности моей мамы, а я знаю на них каждый камешек…
Я замолчала, и Бронсон улыбнулся.
– Сомневаюсь, что у них проблемы с украшениями, Кристи. Бетти Энн из довольно богатой семьи. Ей не нужно чужое.
Я скрестила руки и откинулась назад. Моя неудачная попытка поразить его лопнула как мыльный пузырь.
– Знаю, тебе нелегко. Потеряв двух замечательных родителей, тебе придется привыкнуть к жизни в новой семье, а это тяжело, даже, если это семья твоих дяди и тети, – мягко говорил Бронсон. Я уставилась на его доброе лицо.
– Бронсон, ты говорил, что расскажешь мне все, что знаешь о моей семье, – напомнила я.
– Все, что смогу, – ответил он, и улыбку на его лице сменило серьезное выражение.
– Когда мама поступила в эту модную школу вместе с папой, она познакомилась с дядей Филипом, и они стали любовниками, так?
– Она не знала, что Филип ей наполовину брат.
– Они… они любили друг друга? – робко спросила я.
– О, – вздохнул он, снова улыбаясь. – Они были молоды, подростки. Это было всего-навсего увлечение и больше ничего, – добавил он, качая головой.
– Дядя Филип так не думает, – проговорилась я, не подумав.
Я не собиралась рассказывать Бронсону о ночном посещении могил моих родителей и о том, что я встретила там дядю Филипа. Он мог подумать, что я следила за дядей.
Глаза Бронсона сузились, и он пододвинулся поближе.
– Почему ты так говоришь?
– Просто он так говорит о ней, мама кое-что мне рассказывала незадолго до… до пожара, – ответила я.
– Что она сказала?
– Она говорила, что дядя Филип так и не оправился от их романа в юности и от сознания того, что она его сестра, – сказала я.
Бронсон задумчиво кивнул.
– Ну, это было почти шоком. Я знаю не больше, чем мне рассказывали твоя мама и Филип. И, конечно, то что знает твоя бабушка. Как я тебе уже говорил, это было очень короткое школьное увлечение. Они едва узнали друг друга, прежде чем полиция забрала ее назад в Катлерз Коув. А что Филип говорил? – поинтересовался он.
Я колебалась, но все же рассказала.
– Он говорил, как она была красива и как сильно он ее любил.
– Ну, она действительно была очень красива, – сказал Бронсон. – В нее легко было влюбиться. В этих словах нет ничего плохого, Кристи.
– Он говорит, что я становлюсь все больше и больше на нее похожей.
– Да, – согласился Бронсон. – Надеюсь, ты не расстраиваешься из-за этого, не так ли?
– Нет, но…
– Что, Кристи?
– Он… странный. Он постоянно обнимает меня, целует и…
– Он просто старается дать тебе ту любовь, в которой, как ему кажется, ты нуждаешься. Филип так предан вам с Джефферсоном. Вам повезло, что он у вас есть.
– Он купил мне ночную рубашку и отдал мне ее вчера вечером, – рассказала я.
– О? Он сказал – почему?
– Он сказал, что это подарок, чтобы поднять настроение после случившегося.
– И что? Это очень мило с его стороны, не так ли? – спросил Бронсон.
– Но это ночная рубашка!
Бронсон пожал плечами.
– Он, возможно, решил, что это то, что хочет молодая девушка. Я не могу его винить за это. Я всегда становился глупым и смущался, когда дело доходило до покупки подарков для твоей бабушки. – Он замолчал, изучая меня взглядом. – Почему это тебя расстраивает? – спросил он. – О чем ты думаешь?
Все, что я говорила, выглядело так глупо. Я не знала, как объяснить то, что я на самом деле чувствую. Бронсон должен увидеть все это, стать свидетелем, но и тогда он, возможно, не поймет.
– Тетя Ферн рассказывала мне, что роман между мамой и дядей Филипом был более серьезный, – сказала я. – Она очень меня расстроила.
– О! Понятно. Ну, я не стал бы слушать то, что твоя тетя Ферн говорит о других. – Он покачал головой. – Она в эти дни стала для всех проблемой.
Я опустила взгляд. Я хотела рассказать Бронсону больше: как я подслушала на кладбище мольбу дяди Филипа о прощении, как он вошел ко мне, когда я была в ванной, и предложил потереть спину, но мне было слишком стыдно, и я боялась, что это будет выглядеть все более и более глупо. Я глубоко вздохнула.
– Кристи, твой дядя просто пытается быть для тебя отцом. Я уверен, что это так. Он понимает всю ответственность, свалившуюся на его плечи. Тебе не стоит его бояться или выискивать какой-то потаенный смысл в этом. Кстати, я разговаривал с ним позавчера, – продолжал Бронсон. Я настороженно взглянула на него.
– И что?
– И он рассказал мне, как ему больно видеть твое горе. Он обещал сделать все, что в его силах, чтобы сделать твою жизнь по возможности приятной и помочь тебе в твоих делах. Для него это стало высшей целью. Вот увидишь, – улыбнулся Бронсон, подходя ко мне. – Все пройдет в конце концов… и тетя Бет, и близнецы.
Может быть, он прав, думала я. Может, все это плод моего воображения из-за всех этих нервных потрясений. Бронсон обнял меня, когда я встала.
– Мне жаль, Кристи, так жаль, что такая трагедия свалилась на тебя и твоего братишку, но твои дядя, тетя и я всегда будем рядом, чтобы помочь.
– Спасибо, Бронсон, – сказала я. Но неожиданно мне пришла новая мысль. – Бронсон, кто-нибудь говорил моему настоящему отцу о случившемся?
– Твоему настоящему отцу? Насколько я знаю – нет. К сожалению, он не из тех, кто бы позаботился о тебе. Единственный раз он поинтересовался тобой, когда хотел получить денег от твоей мамы.
– Я знаю. Она рассказывала. Я смутно помню его визит в тот раз.
– Если он узнает о том, что случилось, он только попытается извлечь из этого выгоду для себя, я уверен. Нет, милая, сейчас ты с теми людьми, которые больше всего тебя любят. Положись на них. Дай шанс Филипу и Бетти Энн. Я знаю, они не такие, как Дон и Джимми, но они стараются. Правда, – уверял он.
Я кивнула. То, что он говорил, было разумно. Мы вместе вышли из кабинета и пошли посмотреть, не проснулась ли бабушка Лаура. Она уже не спала, но ее сознание было затуманено, и она обращалась ко мне то как к Дон, то как к Клэр. Она что-то говорила о каком-то новом креме для кожи, а затем неожиданно уставилась на меня и произнесла:
– Но пройдет еще много времени, прежде чем ты начнешь беспокоиться по поводу морщин. Морщинки! – воскликнула она и подняла глаза к потолку. – Они словно медленная смерть для красивой женщины.
Рассуждения и эмоциональные вспышки снова обессилили ее, она закрыла глаза и уронила голову так внезапно, что мне показалось – у нее сломалась шея. Я встревоженно посмотрела на миссис Берм, которая только покачала головой. С этим ничего нельзя было сделать: бабушка опять крепко заснула. К сожалению, она не способна была дать мне какой-либо совет или оказать помощь, и я не могла ей довериться. Моих родителей нет, миссис Бостон нет, тетя Бет была слишком равнодушна, тетя Триша – слишком далеко и очень занята своей карьерой; Бронсон, такой любящий и заботливый, был далек от моего мира, и у него так много забот с бабушкой Лаурой.
Когда я вышла, чтобы сесть в машину и вернуться домой, я чувствовала себя одинокой и бессильной как крошечное облачко, беспомощно плывущее по голубому небу, покинутое и заброшенное большими густыми облаками, которые уже подходили к горизонту, чтобы исчезнуть там и вновь появиться в чьем-то завтра.
Наступившие долгие теплые дни раннего лета казались мне серыми и скучными независимо от погоды. Постепенно мы все погрязли в повседневных заботах. Тетя Бет большую часть дня вмешивалась в работу нашей новой кухарки и экономки, миссис Стоддард. Это была невысокого роста, тучная женщина. Ей было чуть больше шестидесяти. Она завязывала свои блестящие седые волосы в свободный пучок на затылке, а пряди волос постоянно торчали как куски проволоки. У нее на лбу и щеках были пятна, а щеки – такие толстые, что ее нос в них просто утонул. У нее была довольно приятная улыбка и приятные манеры, но нам с Джефферсоном никто не мог заменить миссис Бостон. В течение первых нескольких дней миссис Стоддард повсюду следовала за тетей Бет, как привязанная.
Большую часть времени близнецы проводили друг с другом. Их дни были жестко распланированы с перерывами на отдых; они играли в нудные комнатные игры, например, в шахматы, читали, слушали записи по общеобразовательным предметам. У них были кассеты с записями, с помощью которых они расширяли свой словарный запас французского и знания в географии. Несмотря на мою постоянную меланхолию, я не могла удержаться от смеха, когда, проходя мимо гостиной, заставала их сидящими в позе лотоса на полу лицом друг-другу и упражняющимися во французском произношении, подражая друг другу в выговаривании гласных и согласных.
Несмотря на то, что на дворе было лето и многие дети их возраста наслаждались солнечным светом и спортивными играми на пляже в компании друзей, близнецы большую часть времени проводили дома друг с другом. Даже я, несмотря на свое подавленное состояние иногда бродила по нашим прекрасным садам и изредка появлялась на пляже. На моих щеках было больше румянца, чем на их. Но это не тревожило их. То, чем занимались другие, близнецы считали пустым времяпрепровождением или просто глупостью. Я никогда раньше и не подозревала, какими надменными они могут быть.
К счастью, Джефферсона заинтересовало восстановление отеля. Он подружился с Бастером Морисом. Джефферсон уходил с дядей Филипом сразу после завтрака, но весь день проводил с Бастером, иногда катаясь с ним на бульдозере или грузовике. В конце дня, когда он возвращался домой, тетя Бет теперь часто поджидала его в дверях дома. Она всегда заставляла Джефферсона снимать обувь, но однажды она настояла, чтобы он снял даже брюки и рубашку, потому что они были очень грязные. Джефферсон не любил этого делать, а еще больше не любил тетю Бет, но он пересилил свои чувства и сделал так, как она велела. Он боялся, что она будет препятствовать его встречам с Бастером.
Я много читала и каждый день писала Гейвину. Мы также несколько раз говорили по телефону. Он получил работу в бакалейной лавке, чтобы заработать денег на самолет для поездки в Вирджинию. Он собирался навестить нас в конце августа. Я хотела было послать ему денег, но знала, что одно только это предложение может повлиять на это решение не ехать сюда. Но я так хотела его снова увидеть. Гейвин стал единственным, кому я могла довериться.
Тетя Триша звонила часто при любой возможности, но однажды она сообщила плохие новости. Ее шоу потерпело неудачу на Бродвее, и она решила отправиться на гастроли. Через неделю они будут на другом конце страны. Она обещала звонить часто, как только сможет. Я очень расстроилась, так как надеялась навестить ее в Нью-Йорке.
Наконец, чтобы чем-то занять себя, я решила вернуться к музыке. Я снова начала играть на рояле. Мистер Виттлеман звонил, чтобы узнать, как я поживаю, и я решила вернуться к занятиям. Я сказала, что дам ему знать. И подумала, что будет лучше, если для начала я поупражняюсь самостоятельно, чтобы достигнуть того уровня, на котором я была до этой трагедии.
Сначала мне было трудно сесть и пробежаться пальцами по клавиатуре. Когда я переворачивала страницы нот, перед глазами вставала гордая улыбка мамы. Я никогда раньше не понимала, какую важную роль она играла в моем музыкальном развитии и как важно было для меня порадовать ее. Теперь с ее смертью вокруг меня образовалась пустота. Мне казалось, что я играю машинально, безжизненно, пусто, но, по-видимому, дядя Филип думал иначе.
Однажды днем я попыталась освежить в памяти сонату Бетховена. Вдруг я ощутила, что музыка мной овладела и на некоторое время унесла меня из моего грустного мира. Я была так захвачена этим, что не услышала, как вошел дядя Филип и сел. Когда я закончила, он захлопал. Я резко повернулась и увидела, что он сидит и улыбается.
– Я так рад, что ты вернулась к занятиям музыкой, – сказал он. – Твоя мама была бы тоже рада, Кристи.
– Но теперь все по-другому, – ответила я. – Все изменилось.
– Все будет хорошо, – пообещал он. – Предоставь это времени и продолжай занятия.
Он так был этому рад, что превратил это в главную тему для разговоров за ужином в тот вечер. Тетя Бет улыбнулась и сказала что-то подбадривающее. Только близнецы были мрачными.
Джефферсон, как обычно, ел спокойно, не разговаривал и вышел из-за стола, как только ему разрешили. Ужины никогда уже не станут для него прежними, никогда там больше не будет того уюта и тепла, когда мама, папа и мы с Джефферсоном сидели за столом и болтали, подтрунивая друг над другом. И миссис Бостонн выйдет больше из кухни с упреками в адрес папы, за то, что он дразнит нас с Джефферсоном. Она всегда нас защищала так же, как и мама.
Я продолжала заниматься музыкой, и два дня спустя у меня был первый урок с мистером Виттлеманом. Он сказал, что я достигла замечательных результатов и даже исправила кое-какие ошибки. В тот вечер дядя Филип умолял меня сыграть что-нибудь для семьи после ужина. Я попыталась отказаться, но он все упрашивал и упрашивал, и мне стало неудобно. Наконец я согласилась. После того, как был подан десерт, все, включая Джефферсона, пришли в кабинет и сели позади меня. Я играла ноктюрн Шопена, который разучила с мистером Виттлеманом.
Когда я закончила, дядя Филип встал и зааплодировал. Тетя Бет сделала то же самое. Ричард и Мелани немного похлопали, но выглядели очень раздраженными.
– Это было так грандиозно, совершенно бесподобно! – воскликнул дядя Филип. Он повернулся к близнецам. – Ваша двоюродная сестра когда-нибудь станет известной пианисткой, и вы будете гордиться, что вы ее родственники, – сказал он им. Казалось, они не обратили на это внимания. – Я с нетерпением жду, когда отель будет восстановлен и начнется новый сезон, – продолжал дядя Филип, – Кристи сможет тогда играть для наших гостей. Мы будем предметом зависти для всех курортов на побережье: от Мэна до Флориды.