Текст книги "Я нашел подлинную родину. Записки немецкого генерала"

Автор книги: Винценц Мюллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 22 страниц)

Должен вам сказать еще кое-что о Стиннесе, – продолжал Маркс. – Шлейхер настроен против него. Во-первых, по причинам, которые относятся к военному периоду. В июле 1917 года тогдашний начальник Шлейхера Тренер, возглавлявший Управление военной промышленности, направил рейхсканцлеру памятную записку с очень важными данными о социальных последствиях экономической политики правительства и, главное, о непомерных военных прибылях промышленности.

Именно Стиннес пожаловался в связи с этим на Тренера Людендорфу и добился того, что Управление военной промышленности было распущено, Тренера назначили командиром дивизии, а Шлейхера – начальником оперативного отдела штаба пехотной дивизии. Это был принципиальный конфликт по вопросу о роли экономики в войне. Во-вторых, Шлейхер разозлился на Стиннеса за то, что тот самостоятельно вел с французскими промышленниками переговоры по поводу репараций, причем имперское правительство не было должным образом информировано о содержании этих переговоров. Неумеренные требования Стиннеса дискредитируют Германию.

Рассказ Маркса подтвердил мое предположение, что между руководящими деятелями рейхсвера имеются разногласия по ряду вопросов и что особенно в отношениях между Сектом и Гесслером не все ладно. Они никогда не встречались друг с другом, хотя положение в стране было напряженным. Посредником между обоими служил Шлейхер. Я обратил внимание на тот факт, что между начальником Войскового управления генералом Хассе и Шлейхером были прекрасные отношения. Шлейхер подолгу бывал у Хассе и вместе с ним ходил к Секту, а Хассе, по крайней мере в этот период, в основном, разделял политические взгляды Шлейхера.

Самым важным в рассказе Маркса было сообщение о планах Секта по созданию директории и о его прежних связях с мюнхенцами. Начальник Главного управления сухопутных сил, следовательно, двурушничал и выжидал, какие возможности представятся для осуществления его плана заполучить руководящее влияние на политику Германии. Маркс говорил, что в начале ноября Сект «списал» баварского государственного комиссара фон Кара в Мюнхене. Этим Маркс дал понять, что до той поры Сект и Кар, который в Мюнхене поддерживал враждебные рейху и конституции течения, действовали заодно. Вот почему я считаю весьма важным документом письмо, которое Сект, по данным его биографа Рабенау, написал Кару 5 ноября 1923 года. Оно проливает свет на политику, которую Сект проводил, будучи начальником Главного управления сухопутных сил. В этом письме, между прочим, говорится:

«Положение рейха заставляет в этот час отбросить любое сомнение и осторожность. Поэтому я позволю себе обратиться к вам сегодня и ссылаюсь на разговор между нами, на который вы столь любезно согласились. У меня осталось убеждение, что по многим принципиальным вопросам мы едины, наши расхождения лишь касаются путей, по которым надо идти к цели, и темпов. Я позволю себе не останавливаться на этих вопросах, так как стремлюсь подчеркнуть общность наших взглядов и целей.

Когда я имел честь беседовать с вами последний раз, у власти находился кабинет Вирта, с которым ввиду его социал-демократического уклона вы считали нужным вести борьбу; я предвидел, что этот кабинет падет, и полагал, что надо просто выждать. После того как к власти пришел кабинет Куно без социал-демократов, я надеялся на достижение взаимопонимания между рейхсвером и политикой кабинета. Относясь с большой симпатией к хорошо знакомому мне канцлеру, я влиял на его внутреннюю политику лишь в той мере, чтобы обеспечить себе его поддержку по всем вопросам, касавшимся вооруженных сил и вооружений. За это время в этой области сделано больше, чем я могу вам рассказать… Одобрял я или не одобрял политику имперского правительства – такой вопрос не возникал, так как я не считал себя вправе открыто высказывать свое мнение. Несмотря на это, я не забываю, что я и рейхсвер должны выглядеть как сильнейшая опора правительства, с политикой которого я по важным вопросам внутренне не согласен…

Веймарская конституция не является для меня nolime längere, я не участвовал в ее создании, и ее основные положения противоречат моему политическому мышлению. Поэтому я с пониманием отношусь к тому, что вы объявляете ей войну, как это стало ясно во время нашей последней беседы. Я полагал, что развитие событий приблизит изменение конституции, и надеялся помочь осуществлению этой цели, но таким путем, который лишь в случае необходимости ведет через гражданскую войну…

Выносить приговор избранной вами политике – это не моя задача и не мое намерение… Я считаю кабинет Штреземана даже после его реорганизации нежизнеспособным. Это я высказал самому канцлеру и президенту, заявив им, что не могу долго ручаться за поведение рейхсвера при правительстве, к которому он не питает доверия. Более того, если в имперском правительстве не будет изменений, я с уверенностью предвижу гражданскую войну. Чем она кончится – неизвестно; во всяком случае, если ее не будут вести сплоченным единым фронтом все патриотически настроенные немцы, ее исход будет для нас гибельным».

Письмо это доказывает, что Сект влиял на внутреннюю политику и что он как начальник рейхсвера отвергал веймарскую конституцию, основу республики, защищать которую был призван рейхсвер. Если Маркс говорил, что Сект в начале ноября «списал» Кара, то это, следовательно, означает, что Сект отошел от мюнхенской группы, чтобы самостоятельно добиваться создания директории. Из важных показаний, данных на процессе против Гитлера, ясно, что мюнхенские заговорщики, как Кар, так и нацисты, преследовали одинаковые цели. Так, например, в обосновании судебного приговора по делу о гитлеровском путче от 1 апреля 1924 года говорится:

«Своей главной задачей Кар [как и фашистский Немецкий союз борьбы. – В. М.] считал борьбу против марксизма и создание надпартийной директории, ориентированной вправо и свободной от давления и изменчивых влияний парламента».

Гитлер на процессе подчеркивал общность целей Кара, JIоссова и Зейссера. А Сект заявил о беседе с Гитлером: «Наши цели были едины, только шли мы к ним разными путями». Разница же состояла в том, что мюнхенцы хотели прийти к власти с помощью насилия, посредством «марша на Берлин», на манер марша Муссолини и итальянских фашистов на Рим, тогда как Сект хотел добиться того же легальным путем, то есть через посредство президента. Когда возникла такая возможность, Сект не использовал ее, так как считал, что время для диктатуры еще не пришло, и он действовал так главным образом потому, что учитывал противодействие диктатуре со стороны рабочих и других слоев населения.

«От солдат я требую повиновения!» – за этот принцип Секта хвалили, им восхищались, а сам принцип истолковывали как свидетельство того, что рейхсвер стоит вне политики. Однако этим словам давали и другое толкование: солдаты и офицеры должны выполнять только приказы своих начальников и воздерживаться от собственных мнений и решений. Среди офицеров постепенно возник своего рода миф о подлинных и мнимых высказываниях Секта. Когда 13 марта 1920 года ожидалось вступление морской бригады Эрхардта в Берлин и Эберт спросил, как относится к этому рейхсвер, Сект якобы ответил: «Рейхсвер не стреляет в рейхсвер». Месяц спустя Сект был назначен начальником Главного управления сухопутных сил. В другой раз Сект на вопрос, надежен ли рейхсвер, ответил: «Надежен ли он, я не знаю, но мне он подчиняется». В связи с обсуждением опасности путча в Баварии в 1922 году Сект якобы заявил на заседании кабинета: «Господа, в Германии никто не может организовать путч, кроме меня. Я же заявляю, что не собираюсь устраивать его». Наконец, на заседании правительства 26 ноября 1923 года, непосредственно перед введением чрезвычайного положения, Сект на вопрос, кому подчиняется рейхсвер, якобы ответил Эберту: «Рейхсвер подчиняется мне».

О подобного рода высказываниях Секта я с ноября 1923 года слышал немало разговоров в Министерстве рейхсвера. Но никогда на эту тему не говорили Шлейхер или сотрудники его отдела. Все, кто распространял заявление Секта, в большей или меньшей степени выражали удовлетворение тем, что в них содержатся оговорки в отношении республики, правительства, а также президента Эберта. Собственно говоря, безразлично, действительно ли каждое высказывание Секта по содержанию и по обстановке, в какой оно было сделано, отвечает истине. Имеет значение другое: Сект, как особенно хорошо видно на примере событий 1923 года, поддерживал связи с антиреспубликанскими кругами и преследовал цели, направленные против республики. В рейхсвере, например, в Мюнхене, он с 1921 года терпел такие порядки, которые если не вызвали, то по крайней мере обострили политический кризис осенью 1923 года. Притворяясь, что он симпатизирует баварским националистам, Сект поддерживал в рейхсвере, особенно в его баварских частях, известные надежды. Если Гесслер в 1923 году считал, что рейхсвер слишком слаб, чтобы предупредить выступление мюнхенских путчистов, то можно констатировать, что у Секта не было никакого повода для вмешательства рейхсвера, так как он собирался использовать путчистов для своих целей. Восторженные поклонники и сторонники Секта внутри и вне рейхсвера называли его сфинксом, выражая этим ему признание и одобряя его непроницаемость. Они выражали надежду, что, когда настанет час, республике будет нанесен удар. Свое желание изменить государственный строй эти круги связывали с новыми надеждами на создание предпосылок для осуществления более жесткой внешней политики. Они мечтали о реванше за проигранную войну и Версальский договор.

В середине февраля 1924 года Сект, учитывая недовольство широких слоев населения, перестал сопротивляться отмене чрезвычайных полномочий, возложенных на него 8 ноября 1923 года. В соответствии со статьей 48 имперской конституции он ходатайствовал перед президентом Эбертом об их отмене. Чрезвычайные полномочия были отменены 1 марта 1924 года. В Баварии же чрезвычайное положение сохранялось до февраля 1925 года.

Среди офицеров Министерства рейхсвера высказывались разные мнения о событиях 1923 года, особенно о чрезвычайном военном положении. Одни были довольны ходом событий, в частности, тем, что рейхсвер играл в них значительную роль. Другие критиковали Секта и упрекали его за то, что в 1923 году он упустил шанс захватить всю власть, что позволило бы ему осуществить «национальную» политику дальнего прицела, и называли Секта «стареющим монархом».

В то же время офицеры основательно ругали Шлейхера, который своей склонностью к сотрудничеству с социал-демократами и главным образом благодаря хорошим отношениям с президентом Эбертом удерживал Секта от решительных действий. Поддерживал ли Шлейхер вначале планы Секта по созданию директории, мне неизвестно. Шлейхера упрекали также в оторванности от войск и в отсутствии понимания того, что войска требуют «национальной» политики. В действительности же Шлейхер был не более оторван от войск, чем большинство других офицеров, служивших во время войны в штабе Главного командования сухопутных сил и в других высших штабах, а после войны – в Министерстве рейхсвера.

Нормальные времена на Бендлерштрассе

В качестве офицера канцелярии я имел возможность целыми месяцами внимательно следить за событиями. Об этих событиях я мог судить главным образом по штабной переписке. Я регулярно читал также газеты различных направлений. Капитан Маркс, доложив содержание газет Шлейхеру, клал их затем мне на стол, причем наиболее интересные места уже были подчеркнуты. Я был также информирован и о текущих делах отдела, то есть был в курсе всех вопросов чрезвычайного положения.

Как-то в марте 1924 года Шлейхер спросил у меня:

– Ну, что вы скажете по поводу ситуации в министерстве? Мне кажется, что вы уже хорошо вошли в курс дела.

Я ответил, что нужную ориентировку я получил от капитана Маркса. Благодаря ему я понял многое из того, что сперва было скрыто от меня бумажным потоком. Мое общее впечатление таково, что и здесь, в министерстве, как всюду, не боги горшки обжигают и не все то золото, что блестит.

Шлейхер ответил, смеясь:

– В этом вы правы. Знаете ли, мне уже претит слово «национальный». С помощью этого словечка многие пытаются извинить и оправдать всякую чушь. У большинства из тех, кто так поступает, нет за душой ничего, кроме претензий и требований. Они не видят или не хотят видеть реальную обстановку. Надо исходить из наших возможностей. Главное – чтобы мы в Германии были спаяны между собой,

Шлейхер почти ежедневно докладывал своему прямому начальнику, руководителю Войскового управления генерал-лейтенанту Хассе. У Секта же он бывал редко. Отчасти это объяснялось тем, что Сект начал уделять больше внимания и другим отделам и управлениям Главного управления сухопутных сил, особенно войскам. К Шлейхеру, как можно судить по его высказываниям, он относился, когда дело касалось политических вопросов, весьма сдержанно. Однако начальник Главного управления сухопутных сил частенько принимал посетителей, особенно национально мыслящих политических деятелей. Поскольку Сект, как и прежде, избегал обмена мнений с Гесслером, в задачу Шлейхера входило информировать министра по политическим вопросам руководства войсками. Я хорошо помню, что Шлейхер, собирая материалы для доклада, неизменно обращал особое внимание на то, чтобы не доложить министру того, о чем он еще не информировал начальника Главного управления сухопутных сил. В то же время он нередко информировал Секта о политических решениях и мнениях министра.

По установившемуся в Главном управлении сухопутных сил обычаю каждую пятницу в 10 часов проводилось так называемое совещание Войскового управления под руководством его начальника генерал-лейтенанта Хассе. Кроме Шлейхера, там присутствовали начальники подразделений Войскового управления и начальники управлений Главного управления сухопутных сил. Из отдела Шлейхера почти всегда присутствовало несколько сотрудников. Не раз Шлейхер брал и меня с собой. Целью этих совещаний была ориентация руководящих офицеров Главного управления в политических вопросах.

На совещаниях обычно выступал Шлейхер с сообщением о внутриполитическом положении Германии. Начальник отдела иностранных армий полковник фон Беттихер докладывал о военно-политическом положении других стран. Представитель Комиссии по выполнению условий мирного договора, как правило, полковник Михаэлис, сообщал о деятельности Межсоюзнической военной контрольной комиссии (ИМКК), содержание которой, кстати говоря, обходилось очень дорого. Со времени моей работы в отделе T-I–III у меня сохранилась копия перечня расходов на ИМКК которые лишь за один декабрь 1923 года составили 1,215 миллиона золотых марок и были оплачены Германией.

В конце февраля – начале марта 1924 года в связи с отменой чрезвычайного военного положения Шлейхер провел инструктаж, который заслуживает того, чтобы рассказать о нем подробно. На расширенном совещании Войскового управления он хотя и высказывал свои взгляды откровенно, но все же не в столь критической форме, как перед своими ближайшими сотрудниками. Главной его мыслью была следующая: нам надо избавиться от грязи политической линии. При этом он имел в виду роль рейхсвера в период чрезвычайного военного положения и некоторые неполадки, проявившиеся главным образом в 1922–1923 годах. Рейхсвер, указывал Шлейхер, должен спокойно заняться боевой подготовкой и вопросами обороны страны. Задачей рейхсвера является также распространение идеи обороны государства – это значит, что нужно склонить широкие слои народа к идее укрепления военной мощи Германии. Только полностью отойдя от политики, рейхсвер может завоевать доверие широких кругов населения.

Затем Шлейхер обратился к некоторым вопросам особого характера. Приказом министра военнослужащим рейхсвера было запрещено участие в мероприятиях политических и военных союзов. Несмотря на это, как само Министерство рейхсвера, так и военные округа и войсковые части тайно, а иногда и открыто нарушали этот приказ. Приказами было также определено, что сверхкомплектное оружие должно собираться и сдаваться ближайшим воинским частям и инстанциям рейхсвера. В действительности же военные инстанции знали о существовании нелегальных складов оружия, принадлежавших правым организациям, и мирились с такой ситуацией.

Военные занятия с оружием были давно запрещены военным союзам. Однако зачастую военные инстанции не только терпимо относились к таким занятиям, но даже поощряли их.

Шлейхер заявил, что союзы, пользующиеся финансовой субсидией промышленности, банков и помещиков, должны отказаться от этих субсидий. Раз союзы свободно распоряжаются деньгами, то они начинают вольничать. Поэтому необходимо, чтобы пожертвования передавались в наше распоряжение. Тогда мы будем распределять их в зависимости от того, как союзы относятся к нашим требованиям. Им нет смысла заниматься игрой в солдатики. Только рейхсвер должен располагать оружием, чтобы оно было сосредоточено в одних руках и в случае необходимости могло быть правильно применено. Если военные союзы будут по-настоящему распространять идею обороны государства, поддерживать воинский дух и заниматься физической подготовкой, то им дела хватит.

Шлейхер сообщил о следующем распоряжении министра:

1. Впредь всякая подготовка срочнослужащих добровольцев запрещена. (В качестве срочнослужащих добровольцев в 1923 году вопреки статьям Версальского договора военную подготовку проходила молодежь, главным образом члены военных союзов и студенты; добровольцы предназначались для пополнения частей рейхсвера в случае активных действий. По поводу этого нелегального мероприятия Сект говаривал: «Приходится обманывать, вести двойную бухгалтерию».)

2. Сотрудничество с военными союзами с целью военной подготовки запрещается. Игра в солдатики – не дело военных союзов, они должны заниматься поддержанием воинского духа и физической подготовкой.

3. Вблизи демилитаризованной зоны на Западе и в самой зоне военные приготовления всякого рода запрещаются. Если мы хотим избавиться от ИМКК, то нужно сделать так, чтобы ей не к чему было придраться.

Нельзя, однако, забывать, добавил Шлейхер, что, в конце концов, и процессы по делам о государственной измене для ИМКК являются доказательством того, что у нас осуществляются нелегальные мероприятия. Нынешние определения уголовного кодекса позволяют привлекать к ответственности за нелегальную деятельность только в том случае, если публикации о ней основаны на доказанных фактах. Если же они базируются на слухах, в основе которых могут лежать даже намеренно искаженные факты, то уголовное преследование исключается.

Шлейхер сказал, что, к сожалению, многие мероприятия традиционных военных союзов, особенно речи, которые произносятся на собраниях, дают обоснованный повод для жалоб. Если мы хотим поддерживать традиции старой армии – а мы хотим и должны делать это, сказал он, – то соответствующим военным инстанциям необходимо откровенно поговорить с устроителями, председателями традиционных союзов. В современных условиях монархические демонстрации совершенно бессмысленны и только вредят нам.

Будем надеяться, что в ближайшее время обстановка нормализуется до такой степени, что в будущем чрезвычайное военное положение больше не понадобится. Штыками, может быть, и можно иной раз преодолеть политический кризис, но управлять при помощи штыков нельзя. Это важнейший урок из последнего чрезвычайного положения, которое уже давно пора бы отменить. Если войска используются для внутренних нужд, чтобы предотвратить попытки переворота или гражданскую войну, то они должны действовать быстро, внезапно и иметь четко очерченные задачи. В соответствующих округах все руководство должно быть сосредоточено в руках компетентного командующего войсками, ему должны быть подчинены как полиция, так и «Техническая помощь». Длительное использование войск для внутренних нужд, равно как и вмешательство войск в вопросы управления, только подтачивает силы, и этого следует избегать.

Затем Шлейхер перешел к уже известным мне трем программным пунктам, которых он придерживался с конца 1918 года и до конца своей политической карьеры. События 1923 года, говорил Шлейхер, снова доказали, что необходимо и впредь всеми силами укреплять государственный авторитет, авторитет рейха по отношению к землям. Домогательства земельных правительств расширить полномочия, как показал опыт 1923 года в Саксонии, Тюрингии, а также в Баварии, следует категорически отклонять. Крайне необходимо усилить влияние рейха на судебно-правовые вопросы, а также в области культуры, в частности, в школьном деле, где земли все еще пользуются широкими правами. Не следует, однако, спешить. Надо выяснить, насколько успешным может быть стремление реформировать государственный строй с целью укрепления авторитета рейха. Впрочем, дальнейшему упрочению рейха будет значительно содействовать укрепление рейхсвера. Рейхсвер одним только своим существованием содействует этой цели.

Неизменное требование начальника Главного управления сухопутных сил о том, что солдат должен повиноваться, действительно и на будущее, продолжал Шлейхер. Но нам придется еще больше заботиться о том, чтобы войска понимали также смысл наших приказов и распоряжений. Ответственным за это должен быть командир части.

Самой срочной задачей является оздоровление экономики. Однако рейхсвер не имеет к этому прямого отношения, если только он при выполнении своих задач не оказывается связанным с экономикой. Что касается предпринимателей, то для них дело заключается прежде всего в наращивании капитала, особенно при помощи рационализации. Это поможет модернизировать промышленность и выпускать больше экспортной продукции. А это необходимо для покрытия импорта, для уплаты репараций, а также для обеспечения потребностей рейхсвера.

Если со стороны предпринимателей замечается стремление посягнуть на восьмичасовой рабочий день, социальное обеспечение, выплаты по болезни и пособия безработным, то следует сказать, что мы не можем позволить, чтобы были столь натянутые социальные отношения, какие существовали раньше. От этого, в основном, зависит спокойствие внутри страны и тем самым укрепление государственного авторитета.

Что касается внешней политики, то речь идет об освобождении Германии от оков Версальского договора. Это требует большого терпения, сказал Шлейхер. С одной стороны, должны быть созданы сносные отношения с нашими партнерами по договору, а с другой – во всем, что касается соглашений с западными державами, следует считаться с резкими столкновениями между правыми и левыми. Не так уж сложно шуметь по поводу Версаля, как это делают правые, заявляющие, что они не признают Версальского договора и что Германия не может платить репарации. Необходимо прежде всего, чтобы диктат и санкции прекратились и чтобы переговоры велись на основе равенства. Задача заключается в постепенном восстановлении суверенитета на всей территории рейха. Сперва надо добиться оставления французами Рурской области. А потом надо постепенно установить сроки очищения трех оккупированных зон левобережья Рейна.

Ближайшая военная цель состоит в том, чтобы как можно скорее добиться роспуска ИМКК. В остальном же следует выждать, как будут идти дела в области разоружения, осуществить которое обязались западные державы. Впрочем, не следует тешить себя иллюзиями в этом отношении.

Касаясь комплекса вопросов, связанных с Версальским договором, Шлейхер заметил: это иллюзия, что правые, особенно члены Немецкой национальной партии, надеются добиться отмены важнейших статей договора, требуют отмены договорной статьи, возлагающей всю вину за развязывание войны на Германию. На это союзники не пойдут. Для Германии было бы важнее добиться облегчения некоторых экономических условий договора, например, репарационных.

В заключение Шлейхер дал характеристику отдельным партиям и пояснил их отношение к рейхсверу. Шлейхер отнес к политически действенным силам также профсоюзы и военные союзы.

Если подходить поверхностно и формально, то, конечно, можно видеть в них одних действенные политические силы, как это имеет место у Шлейхера. Такая точка зрения не способствует правильному пониманию эволюции Веймарской республики, закончившейся ее гибелью. Важнейшими политическими силами, остававшимися, однако, чаще всего в тени, были Имперский союз германской промышленности, Объединение немецких работодателей, Имперский земельный союз и близкие к ним организации, равно как и крупные банковские союзы, то есть группы, которые в силу их экономического положения и мощи были весьма влиятельными, хотя между ними и внутри групп также было немало противоречий. Эти экономические союзы имели в большинстве партий своих представителей, являвшихся к тому же депутатами рейхстага. Если рассматривать вопрос широко, то они были агентами тех же кругов, которые в войне 1914–1918 годов стояли за проводившейся Верховным командованием политикой аннексий.

Углубившиеся во время войны социальные противоречия давали себя знать в период Веймарской республики все ощутимее. 1923 год особенно ясно показал, что немецкий народ разделился на две непримиримые группы. На одной стороне политической арены находились рабочие и вместе с ними левобуржуазные силы Германии, которые хотя и находились под влиянием фактора поражения, но все же благодаря укрепившейся демократии стремились к мирному сотрудничеству со всеми народами; правые называли их «ноябрьскими преступниками». На другой стороне арены находились силы промышленности, банковского капитала и крупнопомещичьего сельского хозяйства, снова получившие возможность в решающей степени влиять на государство. Эти силы материально поддерживали нацистов и военные союзы. Они создали свои ударные отряды и претендовали на то, что только они представляют национальные интересы Германии. Подчас совершенно открыто, а иногда скрытно, окольными путями они взяли курс на реванш, на то, чтобы попытаться осуществить свои захватнические планы военными средствами. Снова на повестку дня был поставлен вопрос о войне и мире, хотя Германия в военном отношении была обессилена. Реакционные круги вели борьбу не на жизнь, а на смерть против немецких рабочих масс и всех миролюбивых немцев, которые мешали осуществлению их цели. Силы реакции и прогресса боролись друг с другом из-за того, в каком направлении повести за собой немецкий народ.

Когда я был обер-лейтенантом и офицером канцелярии у Шлейхера, он иной раз высказывал свои взгляды на политические проблемы. Планы и намерения Шлейхера казались мне правильными. Шлейхер считал себя реальным политиком. Несомненно, что он и был таковым в значительно большей степени, чем все другие руководители рейхсвера. Шлейхер был, конечно, умнее и искуснее многих из них и старался действовать более осторожно, с учетом экономического, внутреннего и международного положения Германии. Позднее я понял, что и он неправильно оценивал положение, и прежде всего потому, что он либо игнорировал непримиримое противоречие между обеими группами сил немецкого народа, либо считал возможным преодолеть его своей приспособленческой политикой.

После отмены чрезвычайного положения на первый план в рейхсвере встал вопрос боевой подготовки.

Весной 1925 года я вместе со многими другими офицерами рейхсвера участвовал в качестве посредника на учении на тему «Усиленный пехотный батальон в наступлении». Руководил учением инспектор пехоты генерал Эдельбюттель. В ожидании разбора операции офицеры рассказали следующий анекдот, будто бы основанный на действительном факте. В одном из гарнизонов пехотный батальон возвращался с учения в казармы. В хвосте батальона следовало два макета противотанковых пушек, сделанные из дерева. Батальон проследовал мимо сумасшедшего дома, у забора которого стояли больные. Когда пушки проезжали мимо сумасшедших, один из них громко спросил:

– Что это у вас там привешено к лошадям?

– Деревянные пушки! – ответил солдат.

В ответ больной закричал:

– Так выпустите меня из сумасшедшего дома, а сами займите мое место!

Анекдот имел под собой серьезную подоплеку: военные ограничения Версальского договора запрещали Германии иметь современное оружие. Отсюда возникал важный для командования и войск вопрос: в состоянии ли немецкие вооруженные силы при этих условиях защищать границы рейха? Естественно, что возникал и контрвопрос: а кто же угрожает границам Германии? Не служат ли домогательства официальной германской политики или националистических кругов тому, что на границах может возникнуть опасное положение? Пивной целью политики рейхсвера было освобождение от оков Версальского договора. Именно с этой точки зрения ежедневные настойчивые и плановые занятия рейхсвера по боевой подготовке были связаны с крупными и решающими политическими вопросами.

Несомненно, что Сект многое сделал, чтобы, несмотря на все ограничения, повысить боевую выучку и боеспособность рейхсвера. Боевая подготовка проводилась систематически и была гибкой с точки зрения постановки задач и методики занятий. Это было тем более необходимо, что служившие двенадцать лет унтер-офицеры и солдаты не могли изо дня в день и из года в год заниматься одним и тем же, как это неизбежно бывает в армии с коротким сроком службы. Сект принял принципиальное решение, что рейхсвер будет являться армией командиров. Это означало, что каждый военнослужащий рейхсвера на случай развертывания армии или же на случай войны был готов занять следующую командную должность.

Несмотря на ограничения Версальского договора, Главное командование сухопутных войск стремилось так обучить рейхсвер, чтобы он с помощью всевозможных вспомогательных средств получил навыки ведения современного боя. Для этого еще в 1921–1923 годах была создана хорошая основа.

Обучение командных кадров систематически улучшалось. Подготовку высшего офицерского состава Сект взял в свои руки. Офицеры Генерального штаба повышали свою квалификацию посредством решения тактических задач, выездов в поле и т. п. Значительно улучшилась подготовка «помощников командиров», то есть нового поколения офицеров Генерального штаба. Совершенствовалась также подготовка различных родов войск, которая шла рука об руку с разработкой вопросов тактики. В тесном контакте с подчиненным отставному генералу фон Хефтену Военным отделом Государственного архива в Потсдаме изучался опыт войны. Сект считал, что очень важно, чтобы строевые офицеры и офицеры Генерального штаба преодолели психологическую настроенность в пользу позиционной войны.