Текст книги "Милосердная дорога"

Автор книги: Вильгельм Зоргенфрей

Из его работ 20-30-х гг. можно отметить переводы С. Цвейга, драм Ф. Шиллера и Ф. Геббеля, редакцию перевода романа Г. Фаллады «Что же дальше?», редактирование и переводы в Собрании сочинений Томаса Манна, выходившем в 30-е годы (в том числе перевод таких произведений, как «Будденброки», «Волшебная Гора», ряд новелл). Надо отметить также переводы Зоргенфрея с французского – из А. де Ренье и П. Клоделя [24]24
  «Современный Запад», № 1, 1922, А. де Ренье, Рассказы. Л., 1925.


[Закрыть], с английского – С. Хетчисон «Когда наступает зима» (редакция перевода), а также неопубликованный перевод стихотворений поэта-лауреата Д. Мэйзфильда (ЦГАЛИ, ф. «Academia»), перевод со староголландского стихотворений из книги И. Масса «Краткое известие о Московии в нач. XVII в.» [25]25
  И. Масса, «Краткое известие о Московии в нач. XVII в.». М., 1937.


[Закрыть]. Последняя по времени его работа – перевод с финского языка [26]26
  См.: Альманах «Карелия», 1933.


[Закрыть]. В начале 1938 г. Зоргенфрей был подвергнут необоснованному аресту и 21 сентября того же года трагически погиб. В настоящее время Вильгельм Александрович Зоргенфрей реабилитирован.

II

Несмотря на разнообразие его литературной деятельности, Зоргенфрей – прежде всего и по преимуществу поэт. Стихи являются основным в его литературном наследстве. Большинство его значительных произведений объединено в сборнике «Страстная Суббота» [27]27
  В. Зоргенфрей, Страстная Суббота, Пг., 1922.


[Закрыть], посвященном «благословенной памяти Александра Александровича Блока». За пределами сборника осталось около 30 известных нам стихотворений. Такие ранние произведения, как «Вечерняя песня» [28]28
  См.: «Вопросы жизни», 1905, № 6.


[Закрыть], «Вождь» [29]29
  См.: Прилож. к газ. «Наша жизнь», 1905, 29 июля, № 13.


[Закрыть], «Этой тропой проходили…» [30]30
  См.: там же, 1905, 15 октября, № 23.


[Закрыть]не включены ввиду их очевидной художественной слабости. Большой же цикл сатирических стихотворений остался за пределами сборника ввиду их злободневного характера, противоречившего общему построению «Страстной Субботы». В своей автобиографии 1922 г. Зоргенфрей указывает, что писал в сатирических журналах «под различными псевдонимами, которых нет надобности открывать». Поэтому мы уверенно можем говорить, как о написанных Зоргенфреем, лишь о стихотворениях, подписанных ZZ, Гильом ZZ, В. Зор. Эти псевдонимы были неоднократно раскрыты в списках сотрудников этих изданий и им самим. В цикл стихотворных сатирических произведений входят такие, как «Пробуждение Потока», «Погром», «Зритель», «Прощание», «Город и деревня», «Ой, полна тюрьма…», «Парламент “Нового Времени”», «Думы нет, но дума соберётся…», две серии эпиграмм – «эпитафий». В некоторых из этих стихотворений Зоргенфрей откровенно следует А. К. Толстому и Некрасову. Наибольший интерес представляют «Погром, отрывок из эпической поэмы» [31]31
  См.: «Молот», 1905, 23 декабря, № 1.


[Закрыть], написанный гекзаметром и обличающий черносотенцев и их сановных покровителей; «Парламент “Нового Времени”», дающий сатирические портреты журналистов-мракобесов В. П. Буренина, И. О. Меньшикова и кончающийся словами:

 
Покуда «Новое» выходит «Время»,
По-старому мы будем с вами жить [32]32
  «Неделя», 1906, № 21.


[Закрыть],
 

и, наконец, «Думы нет, но дума соберётся…» с такими строками:

 
Ждёт добра от Думы вся Россия.
Мужичок от Думы ждёт землицы,
Иудеи – права жить в столице,
Дворянин – особых преимуществ,
Коммунист – раздела всех имуществ.
………………………………………….
Публицисты ждут свободы слова,
Частный пристав – права бить любого,
А поляк не меньше и не больше,
Как свободы автономной Польши.
………………………………………
Пролетарий, мрачный и угрюмый,
Вообще добра не ждёт от Думы.
Как-то Дума обо всём рассудит?
Что-то будет? Что-то, право, будет? [33]33
  Там же, 1906, июль, № 23.


[Закрыть]
 

Своеобразный характер носят литературные эпиграммы Зоргенфрея, написанные в форме эпитафий, что придаёт их юмору мрачноватый характер. Было опубликовано две серии таких эпитафий: «Эпитафии (на случай кончины)» – Арцыбашев, А. Каменский, Кузмин, Муйжель, Г. Чулков, Брешко-Брешковский [34]34
  «Сатирикон», 1908, № 7.


[Закрыть]– «Литературный некрополь» – Е. Замятин, Пильняк, Ахматова, Шкловский, Маяковский, Пастернак, А. Толстой [35]35
  «Красная новь», 1925, № 10.


[Закрыть]под псевдонимом Moriturus. Несколько неопубликованных эпитафий: на Брюсова, И. Груздева, М. Шкапскую, братскую могилу и себе – сохранилось в архивах М. Шкапской в ЦГАЛИ [36]36
  ЦГАЛИ, ф. 2182, оп. 1, ед. 104.


[Закрыть]. Там, между прочим, сохранился и рукописный подлинник коллективного стихотворения (с Блоком и др.) «В магазине готового платья…», опубликованного в воспоминаниях Н. Павлович [37]37
  Н. Павлович, Воспоминания о А.А. Блоке, «Блоковский сборник», Тарту, 1964.


[Закрыть]. В некоторых из эпитафий Зоргенфрей проявляет незаурядное пародийное мастерство. Таково, например, начало эпитафии на Пастернака:

 
В осколки рта, звенит об зымзу, споря
Со смертью, дождик, крещет гроб вода…
 

В альбоме Э. Ф. Голлербаха имеется стихотворение известного пушкиниста Н. О. Лернера от 9 (22) июня 1922 года [38]38
  РО ГПБ, ф. 207, ед. хр. 105, стр. 32.


[Закрыть]:

В. А. Зоргенфрею

 
Тебя «пронзительно унылым»
Назвал покойный Гумилёв,
С поэтом, сердцу вечно милым,
Я согласиться был готов.
 
 
Но знаю, есть в твоей природе
Лихая резвость – веселей
Что может быть твоих пародий!
Ведь в них ты истый Sorgen-firei [39]39
  Игра слов: Sorgenfrei (нем.) – беззаботный.


[Закрыть].
 

Однако более значительна лирика Зоргенфрея. Сборник «Страстная Суббота» состоит из разделов: «Кладбище», включающего стихотворения 1904-07 гг., и «Милосердная дорога», со стихами 1913–1921 гг. [40]40
  Датировку большинства стихотворений можно установить по рукописной тетради Зоргенфрея (РО ИРЛИ, ф. 172, ед. 743).


[Закрыть]«Оба отдела, – пишет в своём предисловии Зоргенфрей, – связаны некоторым единством поэтического восприятия жизни и смерти, образным выражением этого единства служит наименование книги – “Страстная Суббота”» (т. е. канун Светлого Воскресения).

Хотя подбор текстов в сборнике сделан с большой тщательностью и вкусом, в нём встречаются и явно юношеские стихотворения. В то же время за пределами книжки осталось одно из лучших произведений его первого периода. Это – стихотворение «Грозен тёмный хаос мирозданья…»:

 
Грозен тёмный хаос мирозданья,
Чужды звёзды дальние земле…
Я дымящим факелом сознанья
Озарил свой путь во мгле.
 
 
Прихотлив, неверен, робок тусклый свет
Тлеет факел и дымится;
От предмета на предмет
Тень уродливо ложится.
 
 
Душный мрак в борьбе с лучом дрожащим
Вызвал к жизни сонмы тёмных сил
И своим молчаньем леденящим
Слабый стон мой заглушил.
 
 
Изнемог я, покорен, подавлен тьмой…
Кто поймёт? Чьё сердце встрепенётся?
Кто на голос одинокий отзовётся мой? [41]41
  Приложение к газ. «Наша жизнь», 1906, 18 марта, № 10.


[Закрыть]
 

Стихотворение интересно, между прочим, своим своеобразным ритмом, особенно во второй строфе, где оно точно передаёт зыбкость света факела. Вообще, первый раздел книги, многозначительно названный «Кладбище», во многом связан с тяжёлыми настроениями, вызванными поражением революции и отягощёнными общим меланхолическим складом поэта. Здесь видно, что Зоргенфрей – поэт классического склада. Тяготение к строгим формам, чёткому графическому рисунку стиха, герметичность настроения, скупость и выверенность художественных средств сближают его с Баратынским и Тютчевым, а из современников – со школой Брюсова, В. Ходасевичем. У Зоргенфрея отсутствует общесимволистская тональность, субъективность и разорванность образной системы. Близость к символистам у него скорее тематическая (темы смерти, религиозного отречения). Первое стихотворение цикла «Кладбище» построено на контрасте солнечного дня с холодом могилы, на которую принесли венок:

 
Уходя, ты крест поцеловала…
Миг свиданья беден был и краток,
Но на влажном зеркале металла
Детских губ остался отпечаток. [42]42
  Это и цитируемые ниже стихотворения (до «Умер и иду сейчас…») напечатаны в сборнике «Страстная Суббота».


[Закрыть]
 

Наиболее интересно третье стихотворение цикла, интонационно близкое к Тютчеву (ср. «Родной ландшафт…»):

 
Я слышу: путник бродит меж холмами,
Минувшего отыскивая весть,
И надпись, полустёртую годами,
Припав к земле, пытается прочесть.
 
 
И не найдя ответного призыва,
В могильных снах прозрев свою судьбу,
Встаёт с земли и думает тоскливо
Об имени уснувшего в гробу.
 

Из общей минорной настроенности лирики тех лет выделяется стихотворение «Сентябрь», светлое, оптимистическое –

 
Сумрак сердца не встревожит,
Вьюга снов не замутит.
 

Отдельные стихотворения производят впечатление фрагментов, лирических отрывков («И понеслися они…», «Из мрамора, звенящего победно…»). Непосредственно связаны с революцией 1905 г. стихотворения «Кровь», «Мёртвым», «День сгорел…» – картинка из быта древней Руси с царём, идущим к вечерне, и шутом, мигающим «в сторону толпы» (1906), и опять – мотив умирания в одном из лучших стихотворений раздела «Близко то, что давно загадано…» –

 
В этот миг наяву свершается,
Что беззвучно таили дни,
Кто-то светлый ко мне склоняется
И, целуя, гасит огни.
 

Влияние Блока сказывается в том, что некоторая скованность интонаций сменяется вещами, написанными как бы одним дыханием: «Сердце ещё не разбилось…», «Близко то, что давно загадано…», «Я стучался в сердца людские…», «Страшно. Ушли, позабыли…», «Выйди в полночь. Площадь белая…».

Второй раздел – «Милосердная дорога», – как бы намечает выход из безысходности «Кладбища». Он начинается со стихотворения «А. Блоку», посланного ему Зоргенфреем из Крюкова, но написанного судя по дате, раньше. Стих Зоргенфрея делается более зрелым отточенным:

 
Молчание я не нарушу,
Тебе отдаю я во власть
Мою воспалённую лущу,
Мою неизбитую страсть.
 

Вершина лирики Зоргенфрея – «Горестней сердца прибой…». Лаконизм, предельная выверенность слов, леденящая обстоятельность рассказа как бы подчёркивают надрыв, глубокую душевную боль, отразившиеся в этом стихотворении. Попробуем показать на нём, с помощью каких художественных средств это достигается.

 
Горестнейсердца прибойи бессильные мысли короче,
Ярчевзвивается плащи тревожнее дробькастаньет.
Холодом веетот стен, и сквозь плотные пологи ночи
Мернойи тяжкойструей проникаетщемящий рассвет.
Скоро зажгутна столах запоздалые низкие свечи,
Взвизгнет румынский смычок, оборвётся ночная игра.
Плотный блондин в сюртуке, обольщающий мягкостью речи,
Вынетчасы, подойдёти покажетна стрелки: Пора!
Ветер ворвалсяи треплетатлас твоего покрывала.
В мутном проходе у стен отразяти замкнутзеркала
Тяжесть усталых колонни тоску опустевшего зала,
Боль затуманенных глази покорную бледность чела.
Гулко стучиту подъезда, трепещети рвётся машина,
Мутные пятна огней на предутреннем чистомснегу,
К запаху шелкаи роз примешается гарьот бензина,
Яростно взвоет рожоки восход заалеетв мозгу.
Будут кружитьсянавстречу мосты, и пруды, и аллеи,
Ветер засвището том, что приснилось, забылось, прошло.
В утреннем свете – спокойнее, чище, бледнее —
Будем смотретьв занесённое снегом стекло.
Что же, не жаль, если за ночь поблекло лицо молодое,
Глубже запали глазаи сомкнулся усмешкою рот —
Так загадала судьба, чтобы нам в это утро слепое
Мчаться по краю застывших, извилистыхвод.
Скоро расступятся ели и станет кругом молчаливо,
Вяло блеснут камышии придвинется низкая даль,
Берег сорвется вперёд, в снеговые поляны залива…
Так загадала судьба. И не страшно. Не нужно. Не жаль.
 

(Жирным шрифтом выделены парные согласования, курсивом отмечены более сложные).

Художественный эффект предельно усилен за счёт увеличения и нарастания динамики к концу стихотворения. Сначала идут два парных согласованных звукосочетания. Во второй строфе уже идут тройные; на первой половине третьей строфы – возвращение к парным уравновешивается четвёркой словосочетания во второй половине. Четвёртая, пятая и начало шестой строфы проходят в тройных словосочетаниях. И перебив в начале шестой сменяется сложным, поистине симфоническим пятерным crescendo в последней строфе, законченной тройной фигурой – сквозь зубы. Это же стихотворение интересно близостью отдельных образов к «Шагам Командора» («Горестней сердца…» написано 28 апреля 1916 г., а 17 октября, как указывалось выше, Зоргенфрей просит Блока посвятит ему «Шаги Командора»). Ср.: «Тяжкий плотный занавес у входа» – «сквозь плотные пологи ночи мерной и тяжкой струёй», «в снежной мгле поёт рожок» – «яростно взвоет рожок», «ночь мутна» – «мутные пятна огней», «утреннем тумане» – «утреннем свете», а также темы пустоты, холода, зеркал, огней мотора, боя часов, тяжести, рассвета, бледности, смерти за сценой и т. д.

Строки, не несущие в себе перекликающихся словосочетаний, играют роль как бы нервной и дыхательной разрядки. К концу стиха нефункционирующих строк уже почти не остаётся; прихотливый узор звукописи пронизывает всё стихотворение сверху донизу.

Сатирическое стихотворение «Был как все другие…» (1913) – гротескный портрет либерального интеллигента, он «ждёт реформ», «как и все другие либералы, просто так с подругою живёт». О нём после его смерти «заметку тиснет “Речь”» и будет «лития особая, другая и особый либеральный поп». Здесь же болезненная «Чёрная магия», античная реминисценция «Терсит» и напоминающее «Стихи о России» Блока «Пытал на глухом бездорожье…»

 
Грызёт и скребётся у щели,
И точит кору, не спеша,
И в скользком, отверженном теле
Ликует живая душа.
 

Из стихов послереволюционного цикла особо выделяются три стихотворения, наиболее сильные и оригинальные и отразившие в то же время то, что сам Зоргенфрей назвал в «Воспоминаниях о Блоке» «сетованиями обывательского свойства». Таково стихотворение «Над Невой», написанное в бойком раёшном и отчасти даже маршевом ритме, близком «Двенадцати» и иронически контрастирующем с мрачной картиной опустевшего, разрушенного Гражданской войной зимнего Петрограда:

 
Крест вздымая над колонной,
Смотрит ангел окрылённый
На забытые дворцы,
На разбитые торцы.
 

Затем возникает образ Петра – одновременно библейского и исторического, как символ отречения от прошлого, разрыва с ним. Ритмический перебив окончательно переводит повествование в план фантастического гротеска:

 
– Что сегодня, гражданин,
На обед?
Прикреплялись, гражданин.
Или нет?
– Я сегодня, гражданин.
Плохо спал.
Душу я на керосин
Обменял.
 

В этих стихах происходит синтез трёх стихий, ранее присутствовавших в творчестве Зоргенфрея раздельно: лирической, сатирической и фантастической («Санкт-Петербург»). Появляются и какие-то новые стилистические моменты. Более спокойные эпические тона – в следующем стихотворении, отразившем начало НЭП’а:

 
Ещё скрежещет старый мир,
И мать еще о сыне плачет,
И обносившийся жуир
Ещё последний смокинг прячет,
А уж над сетью невских вод,
Где тишь – ни шелеста, ни стука —
Всесветным заревом встаёт
Всепомрачающая скука.
Кривит зевотою уста
Трибуна, мечущего громы,
В извивах зыбкого хвоста
Струится сплетнею знакомой,
Пестрит мазками за окном,
Где мир, и Врангель, и Антанта,
И стынет масляным пятном
На бледном лике спекулянта…
 

Последнее стихотворение сборника – «Вот и всё…» – один из вариантов эпитафии самому себе. Другой, неопубликованный – «Умер и иду сейчас за гробом…» – хранится в архиве М. Шкапской. Приведём его здесь:

 
Умер и иду сейчас за гробом —
Сам за гробом собственным иду —
То ныряя, лёжа по сугробам,
То соображая на ходу —
Как теперь свести концы с концами?
Тяжела ты, смертная стезя, —
Сто мильонов надо бы с чаями, —
Даже больше – а не дать нельзя.
Трудно умирать нам, бедным людям,
Что имел – то обменял давно.
Взять аванс под книгу «Все там будем?»
Кто же даст покойнику? – Смешно!
Дождь-то как по крыше колошматит.
Мародеры! Семь мильонов крест!
Напишу-ка в «Правду» – пусть прохватят
Всероссийский похоронный трест.
Холодно. Пронизаны ознобом,
Понемногу разбрелись друзья,
Вот теперь нас двое – я за гробом,
И в гробу покойник – тоже я.
Всё ещё не видно Митрофанья.
Вот Сенная. Вот Юсупов сад
Надо торопиться. Отпеванье
Ровно в шесть. А вечером – доклад.
 

Из периода после «Страстной Субботы» нам известно лишь несколько произведений Зоргенфрея. Это – «Воспоминание» – большое по объёму, посвященное безрадостным воспоминаниям детства [43]43
  РО ИРЛИ, р. 1, оп. 10, ед. хр. 43.


[Закрыть], шуточное стихотворение «Сид», адресованное собаке, и, наконец, незаконченное стихотворение 1925 года, где, видимо, действует трансформированный пушкинский Герман (оба последних произведения хранятся у вдовы поэта). Приводим его:

Герман

 
От утреннего режущего света
В глазах темно. И вижу наяву
Такое же удушливое лето,
Такую же пустынную Неву.
Канал, решётка, ветхие колонны.
Вот здесь, сюда! Мне этот дом знаком.
Но вдруг опять: трамвай идёт бессонный,
И очередь стоит за молоком.
 
 
Не хорошо. Без крова, без работы,
Без родины. И время мне судья.
……………………………………
 

Это – очень характерные для Зоргенфрея стихи. Чувство бесперспективности, безродности и бездомности, выпадения из времени в какой-то мере пронизывает всю его поэзию. Можно предполагать, что поражение революции 1905 г., с которой он связывал большие надежды, навсегда надломило его, и он уже как-то так и не смог оправиться в дальнейшем, воспринимая всё окружающее в мрачном, пессимистическом, «похоронном» аспекте. И, вместе с тем, Зоргенфрея никогда не покидала вера в лучшее счастливое будущее родины, России, патриотическое чувство стихийной спаянности с нею. В его автобиографии 1924 г. есть такие строки о родине:

«Моему отношению к России больше всего отвечают слова Блока “О Русь моя! Жена моя”. Хочу сказать, что жена моя – Россия. Та, которую любят, не понимая, которой изменяют любя, которая сама изменит и утешится» [44]44
  В. А. Зоргенфрей, Автобиография, РО ИРЛИ, р. III, ед. хр. 43.


[Закрыть]. В этом, пусть очень субъективном понимании Родины, есть большое оправдание всей деятельности этого не до конца высказавшегося, но честного и искреннего поэта и человека – поэтического спутника Блока.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Первые публикации стихотворений, вошедших в сборник В. Зоргенфрея «Страстная Суббота», П., 1922.

1. Кровь. – прил. к газете «Наша жизнь», 29 июня 1905, № 13.

2. Сентябрь. – «Перевал», 1906, № 1.

3. Мертвым. – «Прометей», 1906, № 1.

4-6. Кладбище. (I–III). – «Золотое руно», 1906, № 5. (с переводом на французский яз. Eshmer-Valdor).

7. «Близко то…» – «Золотое руно», 1907, № 2.

8. «Сердце еще не разбилось…» – «Псковская жизнь», 29. XII 1907, № 8.

В «Страстной Субботе» опущена предпоследняя строфа:

Шумно шептались березы,

Листья роняя в тоске,

Чистые крупные слезы

Влажно блестели в песке.

9. Эпилог. – «Русская мысль», 1908, № 12.

10. «Горестней сердца прибой…» – «Русская мысль», 1917,7–8.

11. Декабрь. – «Записки мечтателей», 1919, № 1.

12. «Приходит как прежде…» – там же.

13. Черная магия, – там же.

14. Над Невой. – «Дом искусств», 1921, № 2.

15-17. Лилит (I–III) – «Петербургский сборник», П., 1922.

18. Терсит. – «Записки мечтателей», 1922, № 5.

19. «Пытал на глухом бездорожье…» – там же.

В первой корректуре сборника (РО ИР ЛИ, ф. 172, ед. 732) 9-я строфа читается:

Я ждал этой низменной доли,

Предела высокой тщеты.

В последней позорной неволе,

Всевышний, открылся мне ты.

20. Земля. – там же.

21. «Вот и всё…» – там же.

Русская филология. Сборник студенческих научных работу <в.>2. Тарту, 1967.