Текст книги "Обратная сторона вечности"

Автор книги: Виктория Угрюмова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 19 (всего у книги 30 страниц)

– С чем пришел, почтенный Хамадан? – спросил первый министр после того, как все слуги и рабы из его покоев были отосланы и они остались наедине со старым воином.

Он чувствовал себя неуверенно, не зная, как обращаться со своим недругом.

– С твоей жизнью в руках, – хмуро отвечал тот.

– Ты мне угрожаешь? Но чем?

– К моему глубокому сожалению, Хашум, это не я тебе угрожаю. Ты еще мальчишка, чтобы спорить со мной. Я не терплю тебя за многие черты, но я пришел к тебе не как враг.

Первый министр налил две полные чаши легкого красного вина и протянул одну из них Хамадану.

– Пей, и пусть охранит тебя огненный Шуллат.

– И тебе счастья и удачи. Они очень понадобятся тебе, Хашум. Слушай внимательно: наш прекрасный Аламжи приказал мне устранить тебя, в связи с тем что ты не оправдал его надежд. Короче, я так думаю, что он тебя выбрал козлом отпущения. Времени у тебя мало, Хашум. Спасайся.

– А почему же ты, старый враг, не выполнил волю повелителя и не добился тем самым исполнения собственной мечты? – спросил первый министр, все еще искавший подвоха в словах Хамадана.

– Да потому, мальчик мой, что я с превеликим удовольствием избавился бы от тебя, но не таким способом. Это противоречит моим представлениям о порядочности.

Хашум задумался всего лишь на минуту. Потом решился:

– Я верю тебе. Благодарю тебя. И взамен должен сказать, что твой помощник неустанно пишет на тебя подлые доносы, которые, конечно, попадают ко мне.

Министр порылся в связках бумаг и вытащил толстую кипу.

– Вот они, Хамадан. Я мог бы трижды уничтожить табя, пользуясь этой грязью, но это не в моих правилах. Я тоже хотел избавиться от тебя честным способом. И теперь рад этому. Вот, возьми, может, тебе пригодятся…

Хамадан протянул руку и взял увесистую пачку бумаг.

– Неужели этот подлец все это написал?

– Поверь мне, что это еще не все. Я оставлял только перлы его творчества. Но прости меня, я буду собираться.

– Давай, Хашум, давай. Знаешь, мальчик мой, что-то говорит мне, что недолго я проживу. И наше государство не слишком меня переживет… Страшно мне, Хашум.

– Мне тоже, – откликнулся первый министр.

В переднем покое раздались крики и звон оружия.

– Что там еще? – забеспокоился Хамадан.

Хашум стоял побледнев, но лицо его оставалось спокойным.

– Ты опоздал с предупреждениями, старый враг, старый друг… Это за мной.

Двери распахнулись, и в комнату ворвался отряд стражников с обнаженными кривыми саблями в руках.

– Вот он, изменник! – заорал первый стражник.

– Стоять! – рявкнул Хамадан, выступая вперед на полшага. – Пока еще я командую вами. И вы уйдете отсюда сию минуту. Я сам отведу министра Хашума к повелителю…

– Нет, Хамадан, – произнес от дверей чей-то звенящий от злобы голос.

Старый воин обернулся и увидел своего помощника.

– Ты тоже не нужен государю Аламжи, – насмешливо сказал тот. – Прощайте же.

Он махнул рукой, и стражники набросились на двух вельмож. Те не успели даже сабель вытащить…

Таким образом, гласит история, государь Аламжи уничтожил тех двух людей, которые могли каким-то образом повлиять на развитие событий. Сихем не обратился за помощью к Зу-Л-Карнайну и был завоеван варварами в течение одного месяца. Файшан пал через неделю после смерти Хашума, и урмай-гохон Самаэль верхом въехал в покои правителя. Государь Аламжи был убит, равно как и его дети.

Танну-ула разгромили прекрасные храмы Шуллата, га-Мавета, Арескои и Джоу Лахатала, которые украшали столицу Сихема. Статуи богов, находившиеся в них, были низвергнуты. В Сихеме установился новый культ – культ Ишбаала, Отца Смерти.

А вот на Бали варвары не двинулись, полностью опровергнув разнообразные прогнозы политиков по всемy Барду. И урмай-гохон Самаэль моментально перестал всех интересовать и уж тем более считаться опасным. У мира были другие проблемы…

– Вы слышали? – поинтересовался у братьев Джоу Дахатал, едва сдерживая ярость.

– Что, Владыка? – спросил А-Лахатал.

– Там, на севере, появился какой-то варварский царек или князек, который завоевал Сихем. Кто ему даровал победу?

– Не знаю, – ответил Арескои.

– Ты утверждаешь, что ты ни при чем?

– Я даже не знаю, о ком идет речь.

– Это хорошо, брат. Потому что упомянутый мною царек разрушил наши храмы и объявил нас лжебогами.

– Кого нас?

– Меня, га-Мавета, Шуллата и тебя, братец.

Шуллат высоко поднял бровь:

– Сколько себя помню, Сихем поклонялся огню. Их предки – огнепоклонники.

– Это всем известно, – рявкнул Змеебог.

– А кому же поклоняется этот варвар?

– Вот об этом я и хотел с вами поговорить. Кому-нибудь что-то говорит имя Ишбаала? Кто это такой?

– Понятия не имею, – отозвался А-Лахатал.

– Не знаю, – удивился Шуллат.

– Никогда о нем не слышал, – подошел поближе к брату га-Мавет.

Остальные тоже всячески отрицали свое знакомство с названным божеством.

– Тогда почему он ему поклоняется, если его вообще нет?! – окончательно рассвирепел Джоу Лахатал.

– Варвар, что ты от него хочешь?

– Немедленно нашлите на него мор, засуху, эпидемию – что угодно. Но пусть хорошо запомнит и поймет, что за ошибку он допустил, пренебрегая нашим покровительством. Кто этим займется?

– Я! – вызвался Шуллат. – Сихем всегда был местом, где меня почитали и уважали. А я не оправдал их надежд, не укрепил их веры своевременной помощью. Хоть сейчас постараюсь исправить положение. Но каков мерзавец!

Джоу Лахатал отпустил бессмертных. Шумная толпа разбредалась кто куда. Вахаган и Веретрагна отправлялись на Джемар, где охотились последние несколько веков на расплодившихся там зубастых тварей – хорхутов. Хорхуты были не только сильными и злобными, но и весьма умными. Поговаривали даже, что они вполне могли бы стать родоначальниками новой расы, если люди отчего-то набьют богам оскомину.

А-Лахатал все больше времени проводил в своем подводном дворце в сомнениях и колебаниях – помогать ли ему Кахатанне или блюсти свои собственные интересы прежде всего. У него была и еще одна проблема. Огромная океанская впадина, служившая убежищем Йа Тайбрайя, уже несколько раз сотрясалась страшными толчками. Это могли быть подводные вулканы, но мог проснуться и сам Зверь Моря. Выяснять это наверняка ему не хотелось, потому что он боялся услышать неприятные новости. Йа Тайбрайя нагонял на А-Лахатала панический страх.

Гайамарт сидел в Аллефельде. Там было совсем плохо после смерти Кодеша. Нечисти отчего-то прибавлялось с каждым днем, будто ее плодили нарочно. Те, что уже были, вели себя все более нагло. Аллефельд незаметно наступал на человеческие поселения, и уже несколько городов Мерроэ были поглощены лесом. Эламское герцогство тоже пострадало, хоть и немного меньше. Даже трикстеры поутихли и более не докучали грабежами соседним странам, потому что почувствовали, что вскоре и у них может возникнуть необходимость где-то скрываться, – Аллефельд отторгал и их. Гайамарт несколько раз обращался за помощью непосредственно к Джоу Лахаталу, но тот находился в состоянии некоей прострации и разумные решения принимать был просто не в состоянии. А беспокоить этими проблемами кого-либо из Древних богов он не решался, потому что считал, что за появление на Варде такого страшного места, как Аллефельд, ответственны Новые боги, – им и исправлять положение. Это была глупость, но никто не сказал об этом Гайамарту.

Баал-Хаддад не появлялся вот уже долгое время. Однако Царство Мертвых по-прежнему управлялось железной рукой, и там все было более или менее спокойно. Поэтому никто его отсутствием встревожен не был.

О том, чем занимались га-Мавет и Арескои, подозревали, догадывались, но вслух не говорили. Хотя Змеебогу не раз и не два доносили о том, что оба бессмертных часто навещают Сонандан. Но Джоу Лахатал никак на эти сообщения не реагировал. Вслух не реагировал. Но глаза к потолку закатывал и кулаки сжимал. Из чего окружающие делали вывод, что ему это небезразлично…

Мир готовился к потрясениям.

Барнаба ворвался к Каэтане в ту самую минуту, когда она заканчивала писать письмо Зу-Л-Карнайну. Дела оказались настолько запутанными, что ей срочно требовался совет Агатияра, и она хотела посетить Курму в ближайшее время. Она знала, что аита будет рад видеть ее, но все-таки хотела спросить и у его визиря, насколько уместен этот визит.

Интагейя Сангасойя уже вполне оправилась от недавнего потрясения, но друзья боялись отпускать ее надолго одну. И всякий раз у нее оказывалось несколько провожатых. Не говоря уже о том, что все время ее болезни Тиермес, Траэтаона и Арескои по очереди или втроем дежурили в ее комнате.

Найти Рогмо и Хозяина Лесного Огня ни Траэтаоне, ни Арескои не удалось. Наследник Энгурры как сквозь землю провалился или в воду канул. Они боялись, не случилось ли с ним чего подобного на самом деле, – враг-то способен на многое.

Большой переполох вызвали новости о появившемся невесть откуда народе танну-ула, завоевавшем Сихем в считанные недели. Каэтана боялась, не сочтет ли Зу-Л-Карнайн нового завоевателя своим соперником и не соберется ли сражаться с ним.

Траэтаона и Арескои сообщили ей, что Самаэль – урмай-гохон народа танну-ула, объявил себя сыном несуществующего бога Ишбаала и разорил храмы Новых богов по всему Сихему. Это было непонятно.

Трех монахов давно не видели, поэтому обратиться к ним за помощью не представлялось возможным. Каэтана часто принималась искать их, но все ее попытки до сих пор ничем не оканчивались. Монахи растворились в пространстве. Нингишзида и Тхагаледжа не успевали принимать и рассылать гонцов. Разумнее было бы подключить к этому всю тайную канцелярию, но со времени побега Деклы доверяться кому бы то ни было целиком и полностью стало опасным и более чем неразумным.

Тиермес раздобыл подробные сведения о храме Нуш-и-Джан, находившемся в самом сердце Иманы. Решено было, что Каэтана будет добираться туда водным путем: сначала спустится по Охе до внутреннего моря, затем пересечет его и достигнет Хадрамаута. А уж оттуда отправится на Иману кораблем хаанухов – из тех, что часто ходят в плавание к другим континентам. Ведь хаанухи – признанные всеми мореходы, не имеющие себе равных в этом деле. И корабли у них самые надежные и быстроходные. Была, правда, одна проблема. И Барнаба, и Тиермес, и все остальные рано или поздно упирались в то, что никакая магия не действовала долгое время в присутствии Каэтаны. И не только магия, но любые искусственные вмешательства в ход и естественное течение событий. Так, не представлялось возможным ни перенести ее с Варда на Иману, ни обратно за один краткий миг, как сделали бы сами боги. И время только чуть иначе текло в ее присутствии, несмотря на все старания запыхавшегося Барнабы. Самой Каэтане эта ее особенность не нравилась еще больше, чем остальным.

– Я не могу понять, в чем заключается моя божественность, – пожаловалась она как-то Нингишзиде. – Неужели только в том, что я живу столько же, сколько крокодил или черепаха? Ну что ты смеешься?

– Понравилось сравнение, о Интагейя Сангасойя! По правде сказать, вам ведь поклоняются больше, чем кому бы то ни было, Каэ, дорогая. А то, что для себя вы не можете урвать ни капли божественных способностей, а направляете их только на окружающих, – это ваша личная беда. Для остальных вы самая могущественная богиня, которая только и способна противостоять Злу.

– Ничего себе миссия, правда? Особенно если фокусы не получаются и заклинания не срабатывают.

– Если бы это была вся ваша печаль, – задумчиво молвил жрец…

И вот Барнаба стоит перед ней, потрясенный какой-то новостью. Каэтана складывает и запечатывает письмо, адресованное аите, и поворачивается к нему:

– Что произошло?

– Я был сейчас далеко впереди и видел там тебя. Не одну, многозначительно уточняет Барнаба.

– А с кем же?

– С Тиермесом! Послушай, у вас будет роман. Нет, ты не смейся, я тебе точно говорю. Конечно, я бы и сам не поверил, если бы мне сказал кто-то другой, но я видел своими собственными глазами!

– Не путаешь? – лукаво спрашивает Истина.

– А что тут можно спутать? Такое не спутаешь!

– И ты подглядывал. Не совестно?

– Чего тут совеститься? – искренне недоумевает Время. – Я знаешь сколько такого видел, одно сплошное это самое и видел, можно сказать. Рождаются, любят и умирают. Ничего нового с людьми и богами не случается. И со всеми остальными тоже.

– Ну, выкладывай, что ты там видел.

– Это самое, – серьезно рапортует Время. – Рассказывать в подробностях?

– Просто опиши, где это было.

– В хрустальном саду. Представляешь, все растения неземные, и все растут внутри прозрачных колонн. И все светится и сияет!

– Это Ада Хорэ, Барнаба.

– А? Да, действительно. Опять забыл и перепутал. Но Тиермес-то, Жнец-то наш непреклонный и грозный…

– И еще я грызла яблоко, – невинно вставила Каэтана.

– Совершенно верно. Постой-постой, а ты откуда знаешь? – забеспокоился Барнаба. – Я же тебе ничего не рассказывал.

– Это было, – сказала она тихо. – Это действительно было, но так давно, что вполне может считаться вымыслом…

Уже сидя за ужином в небольшой харчевне на окраине Гатама, Рогмо и Номмо наконец решились заговорить о будущем. До этого они не ощущали вообще ничего, едва вырвавшись из лап смерти. Может, они впервые осознали, что гибель Энгурры, страшная смерть эльфа Аэдоны и всей его семьи, нападение обезьяноподобных тварей на дороге и неожиданное вмешательство трех богов, которые всегда считались непримиримыми врагами, – это только начало их странствия и начало странствия талисмана по Арнемвенду, и весь его путь будет завален телами и обильно полит кровью. Осознание этого кошмара отняло практически все силы у Рогмо и Хозяина Огня. Они боялись заговорить друг с другом в течение нескольких часов, они шарахались от каждой тени, которая могла стать тенью их смерти, и только когда они очутились в толпе людей, зашли в покосившееся старое здание харчевни, носившей странное название "Свисток императора", и жадно выхлебали кувшинчик доброго красного вина, полуэльф решился:

– Номмо, что нам теперь делать? Мы просто не сможем сохранить эту штуку сами. И сколько нам ее таскать за собой?

– Не слишком ли много вопросов? – хмуро откликнулся лесовик.

– Я просто только на тебя и полагаюсь. На твою мудрость.

– Мудрости во мне настолько мало, что стыдно вообще упоминать это слово, но что делать, я, кажется, знаю.

Рогмо подался всем телом к своему собеседнику.

– Знать-то знаю, – продолжал тот, – а вот как мы выполним задуманное, убей меня, не представляю. Но придется. Иначе весь мир превратится в чей-то кошмарный сон…

Номмо протянул мохнатую лапку и налил себе еще вина. Затем издал пронзительный вопль, призывавший хозяина уделить своим гостям внимание. При этом он вертел в пальцах большую серебряную монету, что удивительным образом сказалось как на скорости, так и на умственных способностях последнего. Он прибыл к их столику груженный двумя кувшинами вина.

Внешний облик гостей казался хозяину нестандартным, но не удивлял его. В Гатаме часто бывали по делам и маленькие альвы, и стройные, немного мрачноватые эльфы. А в последнее время народу вообще стало прибывать немыслимое количество, и только сегодня всего два путешественника пришли со стороны леса, а тракт на Гатам как вымер.

Почтенного Жиху очень интересовало, что там произошло такого, что людей нет вообще, и не видели ли странники чего-нибудь необычного или таинственного. Он был не прочь побеседовать с ними и даже угостить за счет заведения, чтобы оживить разговор и придать ему некую непринужденность, – способ неоднократно проверенный и действенный, – однако эти путники попались какие-то странные. Делиться впечатлениями не желали и выглядели хмурыми и необщительными. Только и радости, что пили много, а платили не торгуясь.

Жиха постоял лишних полминуты у стола, надеясь, что гости обратятся к нему хоть с каким-нибудь словом, не дождался и сам предпринял попытку познакомиться поближе:

– Маловато что-то посетителей нынче.

Рогмо поднял на него спокойный взгляд.

– Посетителей сегодня не в пример обычному дню, говорю я, – решил растолковать ему хозяин. – Обычно народ валом прет, а сегодня странное дело никого. Может, на тракте что случилось?

– Может, что и случилось, – ответил Рогмо.

– Вы видели? – оживился Жиха.

– Мы, – внушительно сказал альв, – ничего не видели. Мы устали в дороге и хотим отдохнуть, побеседовать между собой.

– Тогда прощения просим, – вздохнул Жиха, пожал плечами и отошел.

Странные все-таки путники. Но он утешил себя тем, что эльфы ли, альвы ли или кто другой – все они непонятные и человеку от них следует держаться подальше. Тем более что дела нынче творятся плохие. Самого трактирщика распирала последняя новость – пожар в нотариальной конторе и смерть старого нотариуса, человека безобидного, почтенного и безденежного. Весь город горестно переживал это преступление, полагая, что оно может быть делом рук только чужих людей, потому что в Гатаме у старика недоброжелателей не было.

Старый нотариус сделал всем столько добра, что убить его было равносильно тому, чтобы осквернить храм.

Жиха с огромным удовольствием поделился бы этой новостью с посетителями, да, на его беду, их сегодня было мало, а те, что были, оказались какие-то неразговорчивые.

А Номмо тем временем продолжил, убедившись, что больше их никто не слушает и ничьего внимания они не привлекают:

– Сначала заглянем к нотариусу, узнаем, что за бумагу оставил для тебя отец. А затем нам нужно двинуться к одному моему старому знакомому. Я ему всецело доверяю и надеюсь, что он сможет нам помочь.

– А где он живет? – заинтересовался полуэльф.

– Вот в этом и кроется корень проблемы, – вздохнул Номмо, – он живет в Аллефельде.

– Где-где?! – не поверил своим ушам Рогмо.

– Там-там, – передразнил его мохнатый человечек. – В Аллефельде.

– Он что, чудище какое-то?

– Почему сразу чудище?! Вполне приличный пожилой человек – порядочный, мудрый и со связями.

– Никто мудрый и со связями и за полцарства не согласился бы жить в Аллефельде! – воскликнул князь Энгурры.

– Это ты судишь по себе, мальчик. А вот он живет – прижился, значит.

– И кто он?

– Вот этого я не знаю, – немного смутился Номмо, – но одно могу тебе точно сказать – либо он могущественный маг, либо какой-нибудь дух, который не торопится открывать свое инкогнито. В свое время он оказал мне немало услуг совершенно бескорыстно, безо всякой пользы для себя, потому что, посуди сам, как я мог его отблагодарить? Никак и ничем не мог. Но он весьма благосклонно ко мне отнесся, и я ему доверяю больше, чем кому бы то ни было. Вот к этому человеку мы и отправимся за советом.

– Как его зовут?

– Гайамарт.

Рогмо понимал, что в его положении выбирать не приходится. И кто знает, может, Аллефельд не самое страшное место в мире. Тем более что вряд ли враг станет искать его в печально известном лесу, куда по доброй воле ни один нормальный путник не сунется. Так что, похоже, есть в этом безумии своя система.

– Я согласен, – сказал он наконец.

– Он согласен! – саркастически воскликнул Номмо. – Он согласен и оповещает об этом таким тоном, будто у него есть выбор. Он мог бы погостить у бабушки, мог бы съездить на морскую прогулку, мог бы и просто отдохнуть в летней резиденции, но вместо этого согласен ехать со старым другом в Аллефельд!

– Ну что ты? Я же не хотел тебя обидеть.

– А, да что там! – махнул мохнатой лапкой Номмо. – Чего уж теперь говорить! Одна надежда, что мы повстречаем Гайамарта и он расскажет нам, с чем мы имеем дело и кто нам сможет помочь. А теперь о главном.

Во-первых, нам нужно купить коней и запастись съестным на пару дней вперед. Мы двинемся в путь, как только уладим все дела. Во-вторых, обращаться ко мне будешь иначе. С этого дня я обычный альв по имени Воршуд. И никаких ошибок на этот счет.

– А почему Воршуд? – заинтересовался полуэльф.

– Потому что я и есть самый настоящий Воршуд из славного рода Воршудов. Только, – Номмо тяжело вздохнул, – род наш прервался.

– Как же прервался, если ты жив? И знаешь, никогда не представлял себе, что ты обычный альв.

– А, это долгая история.

– Расскажи.

– Хорошо, но только после того, как мы соберемся в путь.

Они расплатились с хозяином и в первый раз за все время своего пребывания в харчевенке проявили способности мыслящих существ: с точки зрения Жихи, таковым являлось любопытство.

– Как быстрее найти нотариуса, почтенный? – спросил воин.

А мохнатый человечек в это время разглядывал золотые шарики на носках зеленых своих башмачков.

– А вы не слышали? – всплеснул руками трактирщик.

Он был счастлив и полностью отомщен за то, что гости так неприлично игнорировали его в течение всей трапезы. Но вот она – торжествующая справедливость. Сами боги вынудили их заговорить на ту тему, которую Жиха был готов развивать до бесконечности.

Но до бесконечности ему не дали.

– Что случилось? – насторожился мохнатик.

– Беда случилась! Убили нотариуса нынешней ночью какие-то изверги. Контору его спалили и в доме все бумаги уничтожили. А ведь весь Гатам знал, что у старика за душой ни грошика. Хоть бы поинтересовались куда лезть…

Почтенный Жиха внезапно обратил внимание на то, что гости его как бы и не слушают. А лица у них немного растерянные, оторопевшие и печальные.

– Вы знали нотариуса? – спросил хозяин харчевни.

– Нет, только понаслышке, – ответил Номмо.

Он предпочел не объяснять, что эльф Аэдона имел дело с прадедом нынешнего нотариуса и оставил свое завещание в расчете на то, что исполнять его волю будут уже потомки. По той же причине Рогмо не заходил к родственникам своей матери. Официально они, конечно, считались родней, но на самом деле встретили бы его уже взрослые внуки, которых он и в глаза не видел. Полуэльф живет не столько, сколько чистокровка, но тоже надолго переживает обычных людей.

Несмотря на заведомую безнадежность предприятия, двое друзей решили побывать в доме старика. Они уже успели убедиться, что враг допускает иногда очень грубые ошибки (а в том, что смерть нотариуса из Гатама – дело рук неведомого врага, они не сомневались: слишком уж много случалось совпадений, чтобы они оставались случайными). И Рогмо, и Номмо надеялись, что какой-то шанс узнать о судьбе завещания Аэдоны у них все же есть. Поэтому, разузнав дорогу у словоохотливого трактирщика, они немедленно отправились прямо в контору. Она находилась на первом этаже дома, в котором вот уже четыре поколения подряд жили нотариусы Гатама.

Там царила атмосфера скорби и горести, и им было крайне неудобно беспокоить родственников погибшего в такую минуту, но ведь выхода у них не было. Ответственность за переговоры принял на себя Рогмо.

– Я глубоко сожалею о случившемся, – подошел он к пожилому уже мужчине, сыну нотариуса, который по закону Мерроэ принял от отца его должность. Приношу свои соболезнования.

Мужчина поднял на него красные и вспухшие от недавних слез глаза.

– Чем могу? – Даже в горе он был предельно вежлив в обращении.

– Мне крайне неприятно беспокоить вас именно сейчас, но я прошу всего несколько минут. Я Рогмо, сын князя Аэдоны.

– Рогмо?

Нотариус настолько удивился, что даже забыл на время о своей трагедии:

– Вы тот, кто станет наследником Энгурры? Сын князя Аэдоны?

– Не совсем. Я Рогмо, князь Энгурры, Пресветлый Эльф Леса, коронованный над телом моего отца. Я знаю, что это не утешит вас, но я сам пережил такое же горе всего два дня тому назад, и я понимаю…

– Спасибо. – Нотариус сжал ему руку. – Значит, князь Аэдона тоже умер. Мои соболезнования. Но как неожиданно! Князь был еще весьма молод по меркам своего народа, что же случилось?

– Отец убит. Я опоздал на несколько дней и даже не знаю, чьих рук это дело.

Элат – сын покойного – был весьма разумным и сообразительным человеком. Долгие годы он помогал в конторе своему отцу и часто сталкивался со сложными и запутанными делами, разбор которых развил природную быстроту и цепкость его ума. Он сразу увидел связь между двумя трагедиями, происшедшими в последние дни.

– Вам известна причина, по которой было совершено убийство? – спросил он у Рогмо.

– Да.

– Вы можете ее назвать? – деликатно поинтересовался Элат.

– Нет, к моему глубокому сожалению.

– Это причина не личного свойства, – пояснил молчавший до сих пор Номмо. И обратился к полуэльфу: – Представь меня, князь.

– Да, прошу знакомиться, это близкий друг моего отца, согласившийся сопровождать меня в моем путешествии, Воршуд.

Элат улыбнулся. И, несмотря на то что лицо его было скорбным, щеки втянулись, а глаза запали после бессонной ночи и нескрываемых слез, улыбка оказалась ясной и светлой.

– Мне очень приятно, – поклонился он.

– Прошу поверить, – сказал Номмо, – князь пострадал из-за собственной честности и порядочности.

– В этом я и не сомневаюсь, – загадочно молвил Элат. – Можно узнать, что я способен сделать для вас?

– Помогите мне. Что вам известно о завещании моего отца?

– Это серьезный вопрос. Подождите минуту.

Нотариус вышел в соседнюю комнату и какое-то время провел там, раздавая приказы домашним. Затем он предупредил, что отлучится на неопределенное время, и вышел. Вслед ему неслись всхлипы и стоны.

– Пойдемте.

Быстрым шагом они двинулись к самому центру города, и всю дорогу Элат рассказывал о последних днях жизни своего отца.

– Князь Аэдона был весьма мудр и предусмотрителен: никто и никогда не станет искать завещание эльфа в человеческом городе, в конторе у обычного нотариуса-человека. Это просто немыслимо. Поэтому, с точки зрения безопасности, ваш отец не мог отыскать более надежного места.

Представьте себе, за два дня до своей нелепой гибели отец вдруг вспомнил о существовании этой бумаги. А надо вам сказать, что она переходит по наследству в нашей семье. Всю жизнь отец прожил, так и не обратившись к ней, а тут заговорил со мной как раз об этом завещании. Ему приснился странный сон, в котором действовали потусторонние силы. Отец мой, человек весьма богопослушный, приказал мне позаботиться о судьбе завещания…

В этот момент они остановились у порога храма Пяти богов.

Гатам был маленьким городом, поэтому у городских властей никогда не было ни места, ни средств, чтобы воздвигнуть храмы всем богам, особо почитающимся в этой местности. Из положения вышли просто до гениальности. Соорудили одно довольно большое здание и посвятили его сразу пятерым божествам: Джоу Лахаталу, га-Мавету, Арескои, Кодешу и Баал-Хаддаду. Правда, после недавнего сражения в Сонандане и гибели Кодеша его часть храма перепосвятили Шуллату. В храме был всего один – старенький, милый и интеллигентный – жрец, к которому бежали советоваться по любым вопросам. Он и лечил, когда лекари отступались от больного, и учил, и тяжбы разбирал, и перед богами заступался. Всеобщая любовь и уважение к нему выражались и материально – во всякого рода подношениях, что давало возможность старичку жить безбедно. Вот к нему и привел наших друзей немного запыхавшийся от быстрой ходьбы нотариус Элат.

– Кеней! – позвал он. – Кеней! Ты здесь?

– Бегу, бегу! – послышался живой и приятный голос, совершенно не похожий на старческий, и у входа возник невысокий, хрупкий человек с бледно-восковым лицом, небесно-голубыми глазами, сияющими, как капля росы на солнце, и длинными белыми волосами и бородой. Волосы были легкие и мягкие, как пух, и голова старичка напоминала одуванчик.

– Это ты? – удивился он, увидев Элата. – А я собирался к тебе домой, попрощаться… У тебя дело?

– Да, Кеней.

– А это что за милые молодые люди? – приветливо спросил жрец, кланяясь в сторону Рогмо и Номмо.

– Это нынешний князь Энгурры, Рогмо, сын эльфа Аэдоны, и его друг и спутник – Воршуд.

Кеней проницательно посмотрел на Рогмо своими ясными глазами:

– Я должен выражать свою скорбь по поводу непредвиденной и крайне преждевременной смерти?

– Да.

– Сожалею.

Жрец обратился к Элату:

– Ты по тому самому делу?

– Как видишь…

Обратив внимание на недоумевающий взгляд наследника Энгурры, Элат поспешил пояснить:

– Я же говорил, что мой бедный отец предвидел не то смерть князя, не то свою собственную. А может, боги послали ему прозрение, и он знал наверняка, что вы вскоре появитесь в Гатаме, а он будет не в состоянии ответить на ваши вопросы. Короче, он приказал мне отнести бумагу эльфов в храм и попросить Кенея припрятать ее.

– Я поручил ее самому Джоу Лахаталу.

Старик жестом пригласил всех следовать за собой. Внутреннее убранство храма не вызывало удивления и полностью соответствовало его внешнему виду. Пять небольших статуй стояли в нишах, размещенных по периметру круглого зала. Горели несколько светильников, давая свет тусклый, но достаточный для того, чтобы не спотыкаться и разбирать, кто из богов где находится.

Кеней подвел своих посетителей к центральной статуе, воплощающей Змеебога в полном боевом вооружении. Мастер немного перестарался, изображая, каким грозным и могучим является великий Лахатал, и Верховный бог у него получился квадратным, гориллоподобным существом с насупленными бровями и свирепым взглядом крохотных крокодильих глазок. Рогмо не удержался и рассмеялся.

– В первый раз на всех производит неизгладимое впечатление, откомментировал жрец. – А потом ничего – привыкают…

– Прости, – сказал полуэльф сквозь слезы, выступившие на глазах.

Кеней оставил его без ответа. Он приподнялся на цыпочки, добыл из-за щита, который бог сжимал почему-то в правой руке, небольшой свиток и подал его Элату:

– Вот она, твоя бумага.

– Спасибо, – сказал нотариус. И тут же передал свиток Рогмо.

– Это завещание отца?

Князь Энгурры сломал с детства знакомую печать и поднес бумагу к глазам для чтения в храме было немного темно, но выходить на улицу ему не хотелось. Кеней вынул из крепления светильник и поднес его поближе.

– Это рука Аэдоны, – сказал Номмо, заглянув в свиток.

– Да, это писал отец.

Рогмо быстро пробежал завещание глазами и растерянно замер на месте. Номмо вытащил свиток из его руки и тоже ознакомился с содержанием.

После этого они тепло и сердечно распрощались с нотариусом и жрецом и всячески поблагодарили их за оказанную помощь. Причем растерянное выражение так и не сходило с их лиц.

Завещание Аэдоны было коротко: пара строк, подтверждающих право наследования для Рогмо, и следующие фразы: "Постарайся сам найти Истину. И прости меня".

Через несколько часов выяснилось, что купить в Гатаме приличных коней не просто сложная, но и практически неосуществимая задача. То впадая в неприличный хохот, то переходя к сложнейшим и разнообразнейшим оттенкам отчаяния, наши друзья наконец решили удовлетвориться тем, что есть, и умерить свои запросы, чтобы не свихнуться. Ибо последней им предложили прелестную кобылку, которая была ровесницей легендарного эльфа-прародителя, хромала на все четыре ноги, отчего хромота ее была незаметна, и страдала не только глухотой, но и постоянным расстройством желудка. После этой кандидатуры два коня, выпряженных прямо из телеги, – тяжелые, крепкие, выносливые и медлительные – показались даром небес. Полуэльф, не торгуясь, заплатил за обоих и получил скакунов в полное и безраздельное пользование.