Текст книги "Легко и просто, или Кризис тридцати лет"

Автор книги: Виктория Трелина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

Снова начала заморачиваться

Метель за окном, чай, уроки в прописях, телевизор. Какое-то одиночество и чувство всеобщей ненужности. Муж вечно занят, Юлька постоянно с подружками. Моё внимание ей требуется всё меньше. И потискать, как маленькую её уже не получается. Моя любовь и забота никому не нужна. Хочется любви: Дарить и принимать любовь… Обязательно дарить и принимать. Одностороннее чувство – это не то. Я всерьёз размышляю о втором ребёнке. Этот маленький беззащитный комочек сейчас бы вернул меня к жизни, разговариваю об этом с Лёшкой. Но он как-то не воспринимает всерьёз эти разговоры. Вроде, как и «нет» не говорит, но и соглашаться не соглашается.

Деньги медленно, но верно подходят к концу. Муж злится без причины и не приходит домой на обед. Я начинаю задумываться о работе. Но где и кем я хочу работать придумать не могу. Пока я думаю, звонит Наташка:

– Он ни в чём мне не помогает, – жалуется она на своего гражданского мужа – Серёгу, – пока я весь день кручусь по дому, он за компьютером сидит. Меня это бесит.

Сегодня Наташка даже не острит, видно, её действительно сильно бесит пассивный Серёга за компом.

– А когда наоборот, не бесит? – спокойно спрашиваю я.

– Когда наоборот – не бесит, – задумчиво повторяет подруга, и начинает «ржать».

Минут пять мы ржом вместе, а потом неожиданно для себя я тоже начинаю жаловаться. На то, что мой Лёшка вообще меня бесит, всегда, независимо от контекста, и я его, видимо, тоже. Ещё на то, что деньги закончились, работы нет, да я и не хочу работать, и дома сидеть вроде не хочу, а чего хочу не пойму.

– А приходи к нам, – внезапно предлагает Наташка, – у нас сейчас аврал с документами, директор двух девочек хочет в помощь нанять на три недели. Двадцатку заплатят. Но работать с восьми до восьми, и по субботам тоже. Пойдёшь? Я уточню тогда сейчас…

Перезвонила подруга через три минуты, а через четверть часа, я уже бежала к её «конторке» на собеседование. Ужасный, конечно, график работы, но зато к дому близко и «двадцатка» не помешает.

Работаю, как лошадь

Вот уже неделю я работаю, как каторжная. «Аврал с документами» в Наташкиной конторе – это мягко сказано. С документами, с договорами и с клиентами – полная задница. Три тысячи абонентов в один день узнали, что им за три недели предстоит переоформить свои договора на телефонию, дабы не остаться без связи. Толпы злых людей двенадцать часов подряд нависают над моей головой, принтер жуёт бумагу, картридж кончается, пенсионеры в очереди орут без матов, но очень обидно, молодые нахалы с матами, и с угрозами. Каждый второй абонент – юрист-самоучка, все пытаются задавить и уничтожить меня. Меня – такую ранимую сейчас, с кризисом тридцатника, с экс-дистонией, толстеющую, стареющую… Как же мне себя жалко!

Дистония возвращается

Голова заболела внезапно, ночью. На третьей неделе работы. Заболела так, что я кричала. Правда! Кричала от боли, и не могла найти в доме ни единой таблетки. Лёшка в два часа ночи бегал в дежурную аптеку за цитрамоном. Цитрамон не помог. Я, с плачем, прикладывала ко лбу мокрое полотенце и глубоко дышала. Мне казалось, что так легче. Засыпать было страшно, но под утро я всё же уснула. На работу пошла с больной головой и мушками в глазах. Весь день мучилась, скрывая своё состояние от коллег и клиентов. В перерыве рыдала в серверной. Доработать оставалось четыре дня. Выдержу ли? Наташка сказала, что я понравилась начальству, и есть вероятность, что меня оставят «на постоянку». А я не хочууууу! Как объяснить это Наташке, начальству Наташкиной конторы и своим родственникам, которые уже настроились, что я работаю?

Дни идут. Головная боль не уменьшается. К ней прибавилась какая-то странная расплывчатость в глазах. Не могу сфокусировать взгляд ни на каком предмете. Жуть просто. Лезу в интернет. Читаю на форумах записки таких же «сумасшедших» как я. Пугаюсь. Ложусь спать, выпив пустырника. Боюсь умереть во сне.

Дожилась…

К головной боли уже привыкла. К тому, что всё время ощущаю своё сердце – тоже. Трудно привыкнуть к новому зрению – без фокусировки, и к постоянному чувству страха. Но я уверена, что это всё временно. И всё обязательно будет хорошо.

От постоянной работы в Наташкиной фирме я отказалась, наврав, что нашла более подходящую и высокооплачиваемую. Снова сижу дома, каждый день борюсь с дистонией. Боюсь засыпать и просыпаться, боюсь ездить в маршрутках, боюсь оставаться одна дома. Никто не понимает меня, абсолютно никто. Всем кажется, что я всё выдумываю. А я каждый день готовлюсь писать завещание…

Новый год

Новый год для меня это: ёлка, мандарины, телевизор и оливье с шампанским. Очень хочется выпить шампанского, а я боюсь. Сегодня с утра в маршрутке меня снова «накрыло». Совершенно неожиданно появилась мысль «сейчас мне станет плохо», причём на момент появления мысли, я чувствовала себя абсолютно нормально, даже голова не болела. А как только эту мысль подумала, так сразу стало плохеть. За время моей дистонии я уже поняла, что для того чтобы удержать сознание, нужно встряхнуться и отвлечься. Желательно с кем-то поговорить. Но не буду же я разговаривать в маршрутке с незнакомыми людьми. Встряхнуться в маленькой тесной газельке тоже особо не получится. Поэтому я выскочила на первой попавшейся остановке, и позвонила мужу.

Лёшка, забери меня, мне плохо, – выпалила я фразу, которую муж за последнее время слышал от меня по нескольку раз в день.

Не могу, я сейчас занят, – Лёшка уже перестал церемониться со мной, потому что понял, что болячка моя – чистой воды психологическая и ничего со мной произойти не сможет. Даже обмороки при ВСД практически нереальны. Это всё я и сама читала в интернете. Я теперь частый гость на форуме Вээсдэшников. То, что я ни одна такая, и что всё, что со мной происходит совершенно не опасно, меня, конечно, успокаивает. Но когда накатывает очередной приступ, об этой «неопасности» уже не помнишь. Обычно я начинаю твердить себе: «Всё хорошо, всё хорошо».

Я иду домой пешком, твердя себе, что всё хорошо и пытаясь отвлечься на прохожих, ёлки, гирлянды и всю остальную новогоднюю атрибутику.

Под бой курантов всё-таки выпиваю бокал шампанского, загадывая желание, чтобы дистония и кризис покинули меня. В десять минут первого ложусь спать вместе с Юлькой. Муж недоволен, он очень хотел сходить на площадь. Он обозвал меня пенсионеркой и пошёл гулять сам. Пусть идёт. Хотя немного страшно засыпать одной. Мало ли, что случится со мной ночью после выпитого бокала…

Панические атаки и положительные эмоции

Это словосочетание я нашла на форуме вээсдэшников в интернете. Лучше бы не находила… Тут же эти навязчивые состояния паники стали моими. Это такие жуткие ощущения, когда вдруг неожиданно тебя охватывает чувство, что надо куда-то бежать, что-то делать, а иначе… иначе случиться непоправимое. Что именно должно произойти – непонятно. Но мне кажется, что если во время такой паники я останусь на месте, или, например, лягу, чтобы успокоиться, как советуют на форуме, то я просто больше не встану никогда.

Я стою посередине комнаты, держа в одной руке телефон, в другой валидол и нашатырь (эти лекарства я теперь практически не выпускаю из рук), я не знаю, куда мне бежать, кому звонить и что делать. Хватаю куртку, выскакиваю на улицу. Вижу всё вроде, как обычно, но в то же время как-то отстранённо, будто сморю кино. Мне кажется, что я схожу с ума. Становится ещё страшнее. Бегу в сторону супермаркета. Где-то там, рядом когда-то я видела частный медицинский центр. И, кажется, там была надпись «психолог». Я направляюсь туда, повторяя вслух и довольно громко «всё хорошо, всё хорошо».

Психолог – пожилая женщина с капризно-сжатыми губами слушает меня нарочито-внимательно, но я вижу, что ей скучно и думает она сейчас о чём-то своём. Но мне всё равно, сейчас мне главное говорить с кем-то и знать, что рядом люди. Я рассказываю ей всё, начиная с болезненного увольнения, заканчивая отношениями с мужем и своими паническими атаками. Выслушав меня, как полагается, до конца, психолог подвела резюме: Всему виной – кризис тридцати, то есть переоценка ценностей жизни, а также обычная скука. Я, как выяснилось, человек эмоциональный и творческий, и поэтому, чтобы жить, мне нужны эмоции и творчество. И так как положительных эмоций нет, организм, компенсировал их отрицательными. Оказывается, если бы не дистония, страхи и фобии, я бы просто умерла от скуки. Вывод: искать положительные эмоции.

Заплатив психологу пятьсот рублей, иду домой, понимая, что положительные эмоции искать мне негде…

Стараюсь изо всех сил

Пытаюсь получать эмоции от общения с дочкой. Катаюсь с ней на горке, изо всех сил внушая себе, что это занятие доставляет мне удовольствие. Оно, конечно, и доставило бы, если бы не тяжесть в голове и не страх перед очередным приступом. Я с искренним восторгом съезжаю на санках вниз, а потом долго прислушиваюсь к себе: не лопнул ли у меня в голове какой-нибудь сосуд от громкого визга, не закружилась ли голова, и поднимусь ли я наверх без повышенного сердцебиения. Нащупываю в кармане пуховика нашатырь, успокаиваюсь и тяну санки в горку. Юлька пищит от восторга и не подозревает, какая у неё, на самом деле, старая и больная мама.

По дороге домой, я останавливаюсь перед рекламным стендом – мануальная терапия. Может быть, мне сходить туда? Пусть мне поломают позвонки, в интернете многим это помогло. Размышляя над этой идеей, заворачиваю в книжный. Покупаю очередную медицинскую брошюрку про невроз сердца. А что? Разве у меня не невроз сердца? Он самый… Юлька скучает и корчится – она хочет продолжения веселья. А я не хочу. Искусственно-созданные положительные эмоции мне не помогают.

На рабочем столе компьютера у меня заставка с надписью: «День за днём и во всём мне всё лучше и лучше». Это совет из очередной медико-эзотерической книжки (их у меня сейчас много, поэтому точно не помню из какой). Я смотрю на заставку по десять минут в день. Она должна положительно влиять на моё подсознание. А ещё по десять раз в день я повторяю фразы-мантры, которые психолог написала мне на листочке: «Я спокойна. Я свободна. Я счастлива. Я абсолютно здорова».

Иногда мне, правда, вроде легчает. А иногда, я чувствую себя полной шизофреничкой.

И снова работаю

Работа нашла меня сама. И снова вовремя. Деньги грозились вот-вот закончится. Лёшка вот-вот готов был сорваться и высказать мне всё, что накопилось. А я вот-вот готова была «откинуть копыта» от скуки, и только моя родная дистония спасала от этого и развлекала учащающимися приступами. Уже даже Юлька привыкла к тому, что мама частенько валяется трупиком с холодным полотенцем на лбу или носится с безумными глазами по квартире с тем же полотенцем. Полотенце – мой очередной фетиш. Теперь мне стало казаться, что холодная вода спасёт меня от смерти. И при всех разнообразных проявлениях моей болячки, теперь я усиленно тру лицо мокрым полотенцем. От этого на лбу и щеках высыпали прыщи, как в переходном возрасте.

Так вот о работе. Совершенно случайно мне позвонил бывший коллега, который тоже совершенно случайно теперь был коммерческим директором нового торгово-развлекательного центра, так же случайно выяснилось, что у него есть вакансия, которая опять-таки по счастливой случайности, очень мне подходит.

В общем, теперь я работаю администратором в пока ещё не открывшемся детском развлекательном центре, который находится в нескольких шагах от моего дома. И пока вся моя работа заключается в сидении от звонка до звонка на приставном стульчике и в изучении просторов интернета. Открытие центра переносится с февраля на март, с марта на апрель, с апреля на май… А я вроде как работаю, и зарабатываю деньги. Наташкина конторка находится по соседству. Мы с подругой ходим на перерыв в столовую (поесть полезных салатиков из капусты и свёклы), а потом вместе гуляем по скверу (наворачиваем гипертонический круг). Я давно так выражаюсь, и первоначально заложенный шутливый смысл из этой фразы уже исчез. Я, действительно, ем только полезную пищу, и хожу по скверу, чтобы подышать свежим воздухом и разработать затёкшие мышцы.

Вчера мне что-то вступило в ногу (помнится, так говорила моя бабушка, старикам часто что-то вступало в ногу и в спину, а также у них всегда что-то ныло и ломило на погоду, тогда это было непонятно). Так вот, мне, как старушке, что-то вступило в ногу, и не отпускает второй день. Я изучаю интернет, и прихожу в ужас.

– Наташ, у меня разновидность радикулита, – обречённо объясняю я подруге.

– А у меня разновидность подагры, – вторит мне Наташка, у которой уже неделю болит косточка у пальца на ноге.

Мы, как обычно, смеёмся. Только смеёмся очень-очень грустно…

На новой работе я боюсь только одного, вдруг мне прилюдно поплохеет. Что обо мне подумают новые коллеги? Но пока вроде проносит. Иногда слегка накатывает, но я быстренько бегу в туалет, лью в лицо воду, сосу валидол, нюхаю нашатырь, звоню Наташке, твержу «Я спокойна. Я свободна…». В общем, принимаю все накопленные месяцами меры по самоспасению и спасаюсь довольно быстро. Я заметила, что дистония боится людей. И, когда я не одна, она не так яростно сжирает меня.

К тому же сейчас я веду более здоровый образ жизни. Я стала следить за питанием. Не сую теперь в себя всякую гадость – типа колбасы и лимонада. Лошадиными дозами пью зелёный чай без сахара, а в столовой ем тёртую свёклу без майонеза. Я немножко похудела, и ощущаю это, хотя окружающие пока не замечают. Но я довольна. Оказывается, от правильного питания действительно многое зависит. Хотя для ВСДэшника все меры хороши. На форумах тоже все увлекаются питанием, обливанием, спортом, фен-шуем. В общем, каждый сходит с ума по-своему. Вернее, каждый пытается не сойти с ума по-своему.

– Ну что, в перерыв, как обычно – встречаемся, чтобы пожаловаться друг другу на болячки, поесть свеколки и выпить антидепрессант? – звонит Наташка.

– Конечно, – смеюсь я, понимая – то, что говорит подруга далеко не смешно. Тем более, она реально права и сегодня у меня есть на что пожаловаться, панические атаки, одолевавшие меня половину зимы, благодаря новой работе и постоянному нахождению среди людей, прошли, зато появилась ипохондрия. Термин я тоже вычитала в интернете. Это, когда подозреваешь у себя все на свете болячки. Вот у меня теперь каждый день новый бзик. Вчера я обнаружила у себя на руке новую родинку, а потом полвечера на старых фотографиях рассматривала под увеличителем все свои недавние и давнишние фотки, пытаясь понять, когда эта родинка у меня появилась. Ведь, родинки могут свидетельствовать об очень опасных заболеваниях кожи. Вот я со вчерашнего дня теперь заморачиваюсь по этому поводу, и этим надо поделиться с Наташкой.

Наташка слушает внимательно, а потом делится своей проблемой – оказывается каждая вторая женщина в мире страдает мастопатией. И Наташка решила, что она тоже вошла в этот список. По описанным подругой признакам, я начинаю подозревать мастопатию и у себя. Мне категорически запрещено слушать такие вещи. Наташка говорит о том, что от этой напасти хорошо помогают капустные листы в лифчике, и хорошо бы их прикладывать каждый день, да вот незадача – на работу с ними не походишь, заметно очень. Мы, как всегда смеёмся. Я возвращаюсь на работу и нахожу ещё кучу народных рецептов. Звоню подруге и со смехом советую уринотерапию.

– Представляешь, как Серёга отреагирует, – хохочу я, цитируя интернет, – на ночь приложить компресс из упаренной урины.

– Думаешь, он что-нибудь заметит, – смеётся в ответ Наташка, – даже если я буду ходить по дому в противогазе, он не поймёт, что во мне что-то изменилось. Я с капустными листами сплю третий день, даже не опасаясь, что он увидит, так что и уринотерапию смело можно проводить.

Да уж, а ведь когда-то у Наташки с Серёгой была бешеная любовь и, наверное, ежедневный секс.

Я недолго размышляю о бренности человеческих отношений, а потом снова возвращаюсь к своим родинкам. Выискиваю в интернете новые страшилки. Пугаюсь, ставлю заставку: «…всё лучше и лучше». Смотрю на неё минут пять, потом звоню Наташке:

– Чем занимаешься? – спрашиваю её.

– Родинки считаю, блин. Ну тебя, лучше б ты мне этого не рассказывала.

Мы смеёмся, как обычно…

Скорее бы открылся детский центр, у меня бы стало поменьше свободного времени на интернет и размышления.

Подбор кадров

Наконец-то дело близится к открытию. Начальство засуетилось и усиленно занялось подбором персонала. Это дело поручено мне. Теперь я буду проводить собеседование с соискателями и вершить судьбы людей. Мне на почту шлют свои резюме безработные, я отбираю, звоню, приглашаю и веду диалоги с кандидатами. Всё это дело мне безумно нравится.

На должность специалистов детского центра лучше всего подходят студенты-педагоги или какие-нибудь творческие личности. Я смотрю на восемнадцатилетних девчонок, которые приходят на собеседование и поражаюсь – насколько они другие. А ведь они не так уж намного и моложе меня. Вот сидит напротив девочка – вся такая умница, медалистка, лауреат какой-то там областной премии, речь грамотная, знание английского в совершенстве. Человек в себе уверен, знает себе цену и чего хочет от работы тоже чётко знает. Разве такой я была в студенчестве? Совершенно другой. Я тогда и не думала о работе, только о любви…

Мне нравится проводить собеседования. Эта молодёжь такая прикольная. Все такие разные и такие интересные. Две девчонки, студентки института культуры, принесли свои фотографии в костюмах клоунов. Рассказали, что работают в паре, устраивают детские праздники, спектакли и дни рождения. Их дуэт уже много лет пользуется популярностью… Много лет… Что они могут знать про «много лет?»

Пришёл паренёк лет двадцати в шортах и кроссовках на босую ногу, сказал, что два года работал в театре – поднимал занавес и выносил декорации. Ну что же, довольно творческая профессия… Я решаю принять паренька на работу, потому что мальчики нам тоже нужны, а они на нашу вакансию почему-то не идут.

На следующий день этот декоратор привёл мне на просмотр ещё троих таких же оболтусов. Одного из них со смешной фамилией Грачик, я приняла, только потому что он прямо на собеседовании согласился влезть в ростовую куклу, которую только что принёс наш маркетолог. Нужно было испытать куклу-динозаврика, не жмёт ли она в плечах, не сильно ли жарко внутри, хорошо ли в ней видно куда ступаешь, и вообще возможно ли в ней куда-то ступать. Грачик без стеснения снял с себя одежду и в одних трусах-боксерах влез в динозавра, прошёлся по этажу, поприседал и помахал руками. Разве я могла не взять его на работу после всего этого…

Оставшихся двоих взяла просто так за компанию. И того у нас получилось двадцать два специалиста. Четверо мальчиков, остальные – девчонки. Я обзвонила их всех и пригласила на собрание, речь для которого мне нужно самой подготовить. Я чувствую себя сейчас школьной учительницей. И мне это чем-то нравится. Всё же педагогическое образование и год работы с подростками (после защиты диплома, я целый год честно отработала социальным педагогом в самой настоящей школе) дают о себе знать.

Тогда мне было двадцать три, кажется. А моим подопечным, трудным подросткам, в основном лет по четырнадцать – пятнадцать. Они обращались ко мне на «Вы» и казались совсем ещё детьми, даже по сравнению со мной. Хотя тогда ко взрослым и серьёзным я себя ещё тоже не причисляла. Я была юной и красивой, видимо, поэтому многие мальчишки-ученики посматривали на меня в то время вовсе не как на учительницу. Но, я естественно субординацию в стенах школы соблюдала, даже деловой костюм носила для солидности, хотя после рабочего дня, мы с Наташкой в потёртых джинсах и топиках спокойно сидели в павильоне соседнего детсада и пили коктейльчики из баночек. И как я только не опасалась напороться там на своих же учеников, застав их за таким же незаконным распитием слабоалкогольных напитков?

Сейчас мне двадцать девять, а моим подчинённым – около двадцати: плюс – минус пару лет. Разница в возрасте та же самая, какая была с моими школьниками… А ощущается она как-то иначе. С одной стороны: все мы в одной возрастной категории – всем нам двадцать с лишним. Но у них этого лишнего совсем чуть-чуть, а моё лишнее этой осенью перевалит на четвёртый десяток. Между собой мы общаемся на «Ты», потому что сейчас время молодых, во всех компаниях работает одна молодёжь, и везде вошло в моду непринуждённое американизированное корпоративное общение. А вот когда я работала в школе, все меня назвали Валерия Леонидовна. О, ужас! Неужели времена так изменились за какие-то несколько лет.

В детском центре – не школа. Но я чувствую себя отчасти учительницей. Я стою перед аудиторией молодых «новобранцев» и рассказываю им правила центра, нюансы общения с клиентами и особенности графика работы. Они тянут руки, задают вопросы, хихикают и крутятся. Я собой довольна.