Текст книги "Нежность ее рук (СИ)"
Автор книги: Виктория Роа
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 12 страниц)
Глава 15
***
« И жизнь, и честь к тв оим ногам …»
*Виктория
В отражении высокого зеркала ее отражение. Потухшие, невероятной красоты глаза, что ранее были огоньками самого искреннего задора, природного кокетства смотрели на королеву через зеркальную гладь, и протянув изящную кисть к своему отражению, она прикусила нижнюю губу и я увидела, как предательская слеза скатилась по пышной, нежно-румяной щеке. Пройдя внутрь покоев, я вздохнула, но только королева не обратила на меня никакого внимания. Она была подавлена настолько, что все вокруг казалось ей совершенно безразличным. Я понимала, что Марго переживала предательство, смерть брата и матери, тягость и обиду за то, что любила его…его…короля Наваррского больше жизни, больше чем она любит то голубое небо над головой, больше чем сладкий шоколад, что тает в ладони, если слишком сильно сжать, больше чем смех, что издает счастливый ребенок, больше чем стон, что срывается с губ страстного любовника в момент постельной агонии.
Мой цветочный запах заставил ее обернуться. В грустной улыбке двинулись уголки ее пышных, дрожащих губ, и склонив голову на бок, она посмотрела мне в глаза так, что внутри меня начали скрестись тоскливо кошки. Подставив стул к дверной ручке, я подошла к королеве и в знак чести припала на колени, а после, обвив руками ее икры, не выдержала я. Словно маленькая девочка, что свезла коленки, я плакала, уткнувшись в ее бедра. Я плакала от того, что понимала только одно – именно я виновница всех бед Марго. Что если бы тогда я не подошла к ней? К ней…женщине, что привлекла мое внимание с первых минут своего появления…ее звонкий голосок, медные, роскошные волосы, нежная кожа с неприлично-ветреным румянцем, и взгляд, что прожигал насквозь душу…я помню это все…и закрывая глаза, я вижу этот вечер с самого начала…
***
Вот он. Новоиспеченный король Генрих III проходит к своему законному трону сквозь восхищенную толпу знати, что ненароком позволяет себе столь низменные замечания, но вдыхая совершенно новый воздух власти ему все равно на этих…кто позволяет себе такое поведение. Склонив голову подставляя ее рукам королевы Екатерины Медичи, он принимает в дар то, что по праву принадлежит этому молодому юноше. Золотая корона обвивает его голову, и закрыв на секунду глаза, он весь сжимается, а после резко поворачивается к своему двору. Осыпанный цветами, возгласами придворных и моим уважительным кивком, Генрих III целует руки матери, и спустившись с трех ступеней, что ведут к трону, он раздвигает ладонями толпы людей, чтобы подойти ко мне. Забавно, сам король направляется ко мне. Это польстило бы любой малютку Франции, любой знатной даме, и той, кто станет однажды его женщиной. Будь-то обычная крестьянская дочь, или же дочь министра, чей отец давно метит на пригретое местечко возле короля. Все это заставило бы робко краснеть любую глупенькую девочку.
Придворные пустились в пляс, как только пробили винную бочку. Бокалы наполнялись до самых верхов с такой же легкостью, как и опустошались спустя секунду. Светские дамы вертели своими юбками так задорно, что и не считали выпитых бокалов, стаптывая обувь в веселом танце. Партнеры менялись в течении танца три-четыре раза за пять минут задорной музыки, что так мастерски играл королевский квартет. Екатерина Медичи расположилась на диванах вместе со своей свитой, а король Наваррский, коего здесь так любят называть беарнцем, пустился плясать словно мальчишка с каждой доступной или же свободной девицей. Крепко сжав руку нового короля Франции, я вывела его на веранду прочь от веселого, хмельного, придворного люда. До нас еще долго доносилась музыка квартета, но только я была настроена серьезно. Мне нужно было многое разъяснить, о многом говорить, как и ему не терпелось обо всем мне рассказать. Почему-то, я чувствовала, что в момент своей коронации он думал обо мне. Это трудно объяснить, но, когда о тебе думают, то краснеют и горят не уши, а дрожит в смятении сердце.
Я села на каменный балкон, и ГенрихIII, что так робко ходил из стороны в сторону, все же остановился и облокотился о балкон обеими ладонями. Его тягостный взгляд, что так прекрасен в своей естественности, его неподдельная дрожь, его волнение, и этот страх в голосе…он мне так близок. Коснувшись своими пальцами его руки, я озадачилась. Если ранее он крепко сжимал их своими, то сейчас так грубо, так по чужому дернул свою ладонь, что на секунду, на моих глазах появились слезы обиды. Почему?
-Мне нужно время, чтобы обо всем подумать.-произнес он хрипловатым голосом.-теперь я король, и страна ждет от меня решительных действий. Если с первых минут я начну крутить романы, то стану таким же посмешищем, как и беарнец, а это, увы, но так себе перспектива.
–Крутить романы?-переспросила я отведя взгляд.-значит, все, что я сделала для Вас…
–Нет!!!-его голос подскочил от волнения.-я не говорю, что отказываюсь от Вашей кандидатуры, как от потенциальной королевы, но ведь Вы меня, Виктория, не любите, как и я отношусь к Вам, как к самому близкому другу, да и есть еще две проблемы.
–Еще две проблемы…-произнесла на выдохе я.-какие же?
–Во первых, моя мать Екатерина Медичи, что не терпит в кругу свиты простолюдинок.-Генрих III вздохнул,-а во вторых, как мне быть, если сжимая Вашу ладонь, я думаю о сестре, как о самом прекрасном, что сотворила природа?
–В таком случае,-спрыгнув с балкона на пол продолжила я.-страдайте и дальше, но только не забывайте быть благодарным простолюдинке, что помогла Вам стать королем. Ах,-я поклонилась.-побойтесь мамочку, чтобы быть благодарным, нужно быть лишенным страха, а мой король этим не славится.
Простолюдинка…как часто я слышала это слово по отношению к себе. Быть дочерью четвертованной ведьмы это, как клеймо для человека, что знает о своем происхождение, и такая большая метка для того, кто так отчаянно пытается стать частью французского Версаля. О чем я только думала, когда помогала будущему королю бежать из плена его врагов? Зачем? Я так часто спрашивала отца почему мне дали родиться, что уже и потеряла счет его ответам. Дочь верховного судьи, что целует нежно в висок, как обычно одаривают поцелуем будущую фаворитку, но только я этого не допустила. Дурочка, связалась с герцогом Де Гизом…таким же брошенным щенком, как и я, чтобы просто уехать в Польшу, где смогла встать на ноги, но зачем только вернулась сюда…не понимаю.
Покинув веранду, я облокотилась об арку, и просто наблюдала за этим самым высшим светом к которому так фанатично стремилась. Екатерина Медичи со своим эскадроном…она великолепная, как властная мать, как самый настоящий кумир для своей свиты, но только я бы не смогла стать такой, как она или же кто-либо из ее подручных. Красивые, статные женщины с этим ветреным румянцем щек, и узкими талиями, с блеском уверенности в глазах и своим легким, словно пение первой утренней птицы, смехом. Как же тоскливо я поглядывала в сторону этих женщин, когда услышала душераздирающий, хриплый, женский стон. Снова они со своими вишенками принялись восстанавливать правосудие путём унижения прекрасной девы.
Вдруг, я увидела сестру короля Маргариту. Она стояла в стороне от остальных в своем шикарном, хоть и очень вульгарном ярко-красном платье. Перетянутая до нельзя девушка, презрительно наблюдала за тем, как провинившаяся, обнаженная дева рыдает, срывая голос, захлёбываясь собственными слезами, но продолжает собирать эти липкие ягоды своими дрожащими руками, а толпа продолжает подкидывать и подкидывать ей сладкие плоды под ноги. Я понимала, что это переходит все границы дозволенного, но что я могу сделать? Но стоило мужу провинившейся грубо пихнуть обнаженную девушку на пол, как она распласталась по липкому, мокрому полу омываясь вишневым соком. Грубо распихивая локтями наблюдающую знать, я встала между виновницей и ее супругом. Он опешил с моей наглой самоуверенности, а я не могла сдержать гнева на то, как он позволяет себе с ней обращаться.
Склонившись над хныкающей девушкой, я подала ей руку. Опираясь правой рукой на мякоть раздавленных вишен, левой она крепко сжала мою и кое как приподнялась с колен. Не обращая внимание на вишневые капли, я позволила этой несчастной бессильно просто рухнуть на меня. Крепко придерживая ее за спину, я чувствовала, как капли сока проникают под платье. Вдруг, я почувствовала, как кто-то сзади крепко сжал мое плечо, и обернувшись, я склонила голову в удивлении. Генрих Наваррский улыбался мне своей хитрой улыбкой.
-Король Наваррский.-улыбнулась я.
–Прекратить бунт.-прошептал хриплым голосом он, и мужчины, что возненавидели меня за смелость стали стихать.
Королева Марго отвернулась к высоким лесным массивам, и совершенно не обращая внимания на происходящее, она…словно неземная…витает где-то там высоко. Там, куда птица не смогла бы преодалеть рубеж. Даже если она расправит все свои перья, ее крыльев не хватит, чтобы вырваться к тем звездам, где хранит свои секреты Марго. Медленно, словно мышь я прошмыгнула на веранду, и мимолетно обвив ладонью женскую талию, заставила королеву нервно оглядеться. Я слышала о ней многое, но только это могло опорочить честь любой женщины, любой малютки Франции. Она столкнулась со мной взглядом, и я видела ту робость, что она испытывает перед женщинами, как перед плодом чего-то по-настоящему запретного.
-Вы думали о том, как бы не попасть на место виновницы?-спросила своим хрипловатым голосом.
–Нет,-Марго обняла свой локоть правой ладонью.-я думала о том, почему женщины всегда страдают пытками подобного рода, почему женщины должны всегда быть желанными, и почему заниматься любовью с тем, кого она любит всем сердцем должно караться стыдом, и наказанием в пытке сжигания взглядами желаний ее тела, и…-онавздохнула.-и как не стать той самой, кто будет просить помощи и окажется неуслышанной.
–Королева Марго,-облизнувшись подошла ближе я.-Вы часом не изучали историю, как науку?
–Историю, как науку?-удивленно спросила королева.-это был обязательный предмет моего воспитания, но к чему Вы это? Простите, но как мне обращаться к Вам? Неудобно получается, что я не знаю, как и зовут Вас.
Она хочет знаь мое имя, но только я хочу знать, что скрывается под одеждой этой женщины, кою так величают «Богиней».
-Виктория.-произнесла гордо я.
***
-Вы плачите? Удивительно,-ладони Марго коснулись моих волос.-что печалит Вас, моя фрейлина, что особо приближена к королю? Что может заставлять плакать такую, как Вы?
–Я виновата перед Вами больше чем брат, больше чем неверный супруг, больше чем королева-мать, что позволила Вашей чести согласиться на брак с этим неотесанным гасконцем.-вздохнула я.– мне нужно было все рассказать раньше, но разве простите ли Вы меня за это?
–За это?-удивилась королева.
Я подалась вперед, и наши губы столкнулись в нежном поцелуе. Она хотела любить, и любви, а я утолить свою боль в ее страсти. Как зима не может любить осень, так и я не могу любить эту женщину, как она того заслуживает. Ее розы погибнуть в моем морозе, а я так хочу сохранить ее шипы. От каждого поцелуя мое тело извивается в страсти, что заставляет не давать Марго никакого шанса на сопротивление, да и она уже не может сопротивляться. Грубо сжав ладонью ее волосы, я медленно заставляю ее голову запрокинуться назад, оголяя нежную шею для поцелуев. Все ниже и ниже, где смыкается первой пуговицей ее ночная рубашка, прокладывая поцелуями заветный путь, я обвожу языком полукруг преграды по ее телу, заставляя ноги предательски размыкаться, словно освобождаясь от замка в сокровищницу, словно открывая пирату путь к заветному золоту.
Она тяжело дышит, и краснея, заставляет краснеть лепестки бутона из которых испивая нектар возбуждаюсь душою я. Грубо, нахально, раздвигая пальцами лепестки прекраснейшего цветка, лакаю приторно-сладкий сок, заставляя получать невероятное удовольствие саму королеву Франции. Два пальца поглубже, и она дрожит бедрами, смыкая икры за моей шеей. Я забываюсь в иллюзии любви, но только уши хотят слышать стон той, кого желало тело с самого начала. Марго раскрепощена, ибо желает быть выпитой до дна. Но это ведь так мимолетно…
Генрих Наваррский ворвался в покои Марго застав нас в самых раскрепощённых позах. Вломившись, словно слон со своими стражниками, он заставил зрелищем краснеть смелых воинов, что видели и похлеще, чем любовь двух женщин. Он застал агонию тела своей супруги. Настоящую бурю неподдельной страсти, до которой король никогда бы не смог довести ненасытную Марго. Заметив пришедшего в спальню Генриха, Марго резко прикрылась халатом, а я была слишком смелой, чтобы робеть перед этим недокоролем. Высокомерно встав с постели, я накинула платье на плечи, крепко держа в руках пояс. Стражники схватили Марго, и склонив ее перед королем, заставили медные волосы спасть к телу так, что они прикрыли отвердевшие соски. Генрих презрительно сжал двумя пальцами женские скулы, и произнес.
-Гнить Вам отныне в тюрьме, королева Марго за блуд и неверность своему супругу.-его лицо исказила самодовольная улыбка.-теперь, только одно сможет любить Вас,-его пальца сжали сильнее женское лицо.-только крысы. Такие мерзкие, и гадкие, как и Вы, моя прелестная.
Моя месть вползет королю серым призраком в сны, где он будет слаб, но только я этого так не оставлю. Пусть я брошу вызов самой судьбе, но только имя Марго я оправдаю…
Глава 16
Он дал мне все возможности почувствовать себя серой крысой, что жмется в угол при виде яркого огня факела, что прижимают люди в страхе, и в желании убить эту самую серую крысу, но только гасконец не учел одного: чтобы убить меня, то одного огня мало. Огонь способен разогреть во мне будущий пожар, что спалит ко всем чертям королевство и заставит полыхать вместе с ним и самого короля. Он ухмыляется каждый раз проходя мимо меня, и его скользкое прикосновение двумя пальцами к моей спине буквально заставляет испытывать гнев, благодаря этому я готова продолжать борьбу меньшинства. Борьбу тех, кто сдался. Борьбу за справедливость. Борьбу за власть над теми, кто считает себя выше остальных. Все это навеяло мне воспоминания, когда мне было девять лет, то отец приговорил местную знахарку к повешенью за колдовство, как и ее малолетнюю дочь. Девчонка лет шести была казнена перед моими глазами, и тогда впервые я увернулся от поцелуя в висок моего покровителя. Это было настолько горько, что после я никогда не позволяла ему дотрагиваться до себя. И вот сейчас, когда я чувствую эти прикосновения короля, меня выворачивает наизнанку.
Он сослал Марго в свой бывший замок, как в тюрьму лишив ее всех привилегий, всех прерогатив. Оставив ее там, он обременил ее страдание бесконечностью. Она, женщина, что хотела мужской любви, любви своего супруга должна поплатиться за его прелюбодеяние, за мою страсть, за свою одержимость. Он оставил меня при дворе и для меня это сродни наказанию. Я желала бы быть рядом с той, кто поплатилась за мою любовь, но король это чувствует. Он чувствует все, но ждет момента, чтобы подставить предательскую подножку. Конечно, теперь ему быть хозяином Франции, но только я буду умирать смеясь. Моей слабости ему не добиться. В моей душе уже скалят зубы честь и порок. Дитя ведьмы не прощает обид. Королю еще предстоит искупить свои грехи перед мной. Я стану его главным правосудием. Мне предстоит преподать ему последний урок. Боже, как это скверно.
Я сидела на диване вместе с Шарлоттой де Сов, и просто наблюдала, как король окучивает очередную прелестницу Франции. Шарлотта родила мертвого сына, и когда вернулась к светским женщинам, то узнать ее было практически невозможно. Вместо печально-завораживающего взгляда, я видела животную тоску, что рвала черной собакой ее душу. Как же де Сов было трудно находится среди всех этих людей, что забудут завтра лица своих любовников, что забудут завтра свои обещания, и свои клятвы. Она любила герцога Де Гиза, и узнав о его спасении в ту роковую ночь покушения, то обрадовалась, но только он ей больше не писал, как и были забыты его подвиги женитьбы и вся любовь. Мне хотелось просто обнять эту женщину, но только ей хотелось одиночества. Она хотела оставаться наедине с собой. Рядом со мной место долго пустым не было, и когда графиня Монсоро села рядом, то я не на шутку удивилась.
-Можно подумать, что Вы делаете мне жест чести.-ухмыльнулась я.-кажется, Вы уже перестали меня ненавидеть?
–С чего бы это?-графиня отпила глоток терпкого вина.-не льстите себе, Виктория, моя ненависть никак не мешает мне уважать Вас.-она сделала еще глоток.-кажется, теперь Вы остались без покровительницы.
–Простите?-нахмурилась я.
–Марго. Милашка покинула нас на неизвестный срок, и Вам, как ее верной фрейлине должно быть тяжко.-графиня облизнулась.-что же, кажется, что после этого громкого скандала, здесь хорошо только королю.
–Свинья везде найдет грязь.-я вздохнула.-поэтому, не обращайте внимание на это.
–Что же,-она приобняла меня за плечо.-а Вы, как я понимаю по столь дерзкой интонации, планируете саботаж?
–Хотите поучаствовать?-не сдержала ухмылки я.-не возьму Вас из принципа, дорогая.
–А я не напрашиваюсь, но между нами,-она облизнулась.-просто я подумала, что изменчивому Сету всегда придется объяснять Осирису свое непостоянство. Вы либо станете моей соратницей в выживании Версаля, либо станете той, кого я, словно сокол загрызу первой.
–Кажется,-я самодовольно ухмыльнулась.-Ваш клюв уже не закрывается.
–В такой суматохе очень трудно разобраться, где шут,-ее ладонь сажала мое плечо.-а где шальной удачи милая девица. В конце концов, не напрашивайтесь, для меня Вы, как цель для охотника.
–Только «на мушке» держу Вас я.-аккуратно взяв из ее нежных рук бокал, я сделала последний глоток.-имейте ввиду, дорогая.
Здесь все пропитано грязью, и дышать становится очень тяжело, но все же, рядом с графиней Монсоро мне становилось как-то легче. При всей сути надменной беседы, я чувствовала настоящее единение душ, общие взгляды и позиции при дворе, словно мы стоит на одном уровне и стороне шахматной доске. Да только поделить чин своей фигуры оказалось куда сложнее, чем по ошибки думала Монсоро. Мнить себя королевой еще не значит быть ею. Впрочем, она словно подстреленная лань главного гончего. Она соблазнительно вильнет бедром, оголит плечо и обычным обитателям Версаля вполне себе хватит этого зрелища, да только поднять юбки она способна перед избранными. Я впервые посмотрела на Диану Де Монсоро, как на женщину. Ее пышные, белокурые локоны, что вьются тяжелыми кудрями спадают на плечи, а золотая диадемы украшенная яркими рубинами гармонировала с ярко-красными, пышными губами. В чертах лица этой женщины было что-то невероятно загадочное, надменное, властное. На секунду я представила, как самодовольно она прикусывает свою нижнюю губу, и закатывает глаза в момент дичайшего наслаждения, и выгибаясь всем своим страстным телом, прижимает лицо ублажающего между своих ног крепкой ладонью. Мои непристойные мысли прервал громкий женский голос, что постоянно повторял «Всего тысяча двести экю за малышку Габриэль».
-Хо-хо-хо.-Диана резким движением раскрыла свой белый веер заставляя прохладный воздух касаться тел.-я было уже подумала, что сегодня этого театра не будет, но я ошиблась. Вы что-нибудь знаете о семействе Эстре? Только не кривите душой,-она приблизилась ко мне чуть ближе.-такие острые ушки много слышали, правда?
–Это ведь Франсуаза Лабурдеьер?-на всякий случай уточнила я.
–Кажется, что придворных шлюх Вы знаете в лицо.-губы Дианы исказила самодовольная ухмылка.-да, это она. Матушка Габриель.-графиня покосилась в сторону женщин.-малышки Габриель. Малютке всего шестнадцать лет, а мужчин у нее было гораздо больше, чем у Вашей любимой Марго, ну и что же греха таить, но и больше, чем у меня, хотя Вы и сами знаете, что я принимаю в своих покоях только избранных мужчин, а не тех, кто готов заплатить за утехи.
–Как там любят говорить крестьяне?-облизнулась я.-"Благословенна будь рука, что вику сеять не устала, даруя нам, щедра, легка, в посеве сем и шлюх немало".
*На гербе семейства Бурдезьербыла изображена рука, сеющая вику (растение семейства бобовых), и по этому поводу во французской истории сохранились такие строки.
-Неужели Ваши сочинения?-ухмыльнулась Диана,-или Вы поэты знаете наизусть все грязные стишки?
–Мои?-не сдержала смеха я.-к чему мне такие унижения, если после я напишу поэму полною разврата и грязи, что так любят женщины вроде Вас?-облизнувшись я посмотрела на мать, что так отвратительно продает свою дочь за гроши.
Габриэль Эстре действительно отличалась среди этих людей своей невинностью души, но не тела. Пшеничные волосы, что скрыты за сеточкой большой копной, открывали весь взор на ее личико. Аккуратные щеки, что розовеют ветреным румянцем, чувственные, аккуратные губы и этот ее чуть вздернутый кончик носика придавал неописуемую красоту ее лицу, как и светло-зеленые глаза в которых блеск стыда выдавал сексуальность. Попасть в плен ее ресниц было так просто. Невысокий рост, но при этом такое чувственное тело. Ее платье, что открывает вид на полную, обнаженную грудь заставляла капать слюнями придворных кавалеров, что могли с легкостью оттолкнуть в сторону пассии, чтобы пасть к ногам сошедшей невинной, юной девы. Только во всем этом чувствовалась игра матери, что так гордилась не только первенством королевской куртизанки, но и тем, что именно она сорвала цветок невинности почившего Генриха III. Габриэль хотела было прикрыть грудь за что получала грубый шлепок по нежным ладошкам.
« Стать самой дерзкой изо всей родни
краса вам позволяет, несомненно.
Вы таковы, брани вас не брани, –
заметил гость в сердцах, но не надменно.»
-Виктория!!!-щелкнула три раза пальцами Диана.-я с кем разговариваю? Хватит глазеть на девиц.
–Я просто задумалась.-вздохнула я.-король наш медлит как-то. Почему он до сих пор не нырнул под юбку этой девочки?
–Хм. Действительно.-Монсоро оглянулась.-он, кажется, глухой. Не слышал це…
Диана резко зажмурилась от громкого крика матери Эстре «ТЫСЯЧА ДВЕСТИ ЭКЮ за ночь с малышкой Габриэль дочерью королевской куртизанки!» прокричала Франсуаза, размахивая веером, словно привлекая внимание потенциальных обогатителей. Вместе с Дианой мы снова посмотрели на короля, но он не проявил никакого интереса.
-Кажется, он еще и слепой.-графиня облизнулась.-что же, тогда он только что потерял возможность пощекотать шейку молоденькой прелестницы.
–Подождите.-резко я сжала ее руки.-если он ничего не слышал, то у нас есть отличная возможность совершить подленькое дельце.
–Подленькое…что?-Монсоро нервно завертелась на диване.-Виктория, куда Вы пошли?
Что же, король Франции Генрих Наваррский, Вам придется раз и навсегда забыть шепот моих дрожащих губ, и стать марионеткой в руках той, что собирала ягоды с пола. Екатерина Медичи гордилась бы мною, как никем другим. Ведь я заставлю сходить с ума самого короля забываясь в танце жарком под покровом настоящей, знойной тьмы. Я должна разбудить огонь в его сердце, а для этого придется побыть королевским шутом. Король распивал очередную чашу вина, когда я нежно приобняла его за правый бок, и он, хмельной, охмелевший неуверенно сжал мою руку. Тогда-то я и поняла, что он по-свински пьян. Облокотившись ладонью о мое плечо, Генрих прислонился ягодицами о шатающийся стол. Какой все-таки был бы позор, если бы сейчас не играла громко музыка, и не смеялись девицы, ибо тогда все смогли услышать громкий, королевский «ИК».
-Виктория…-постарался со всей своей серьезностью произнести король, но заплетавшийся язык менял местами буквы, что и получилось сложить из моего имени «Витокрия».-мне нуж…
–Я знаю, что Вам точно нужно.-задорно ответила я.-видите вон ту белокурую красавицу, что пришла в наш замок с матерью два часа назад?
–Да Вы про мамашу Франсуазу?-брезгливо возмутился король.-да гнать ее прочь с замка! ЗЖИВО!!!
–Тише, не про нее речь.-постаралась развернуть к себе короля я.-ее славная дочурка желает провести ночь с самым властным, и что же таить греха, но самого любвеобильным…-начала было льстить ему я, как с другой стороны его спины возникла мордашка Дианы.
–Как нашего самого любвеобильного, и страстного короля с которым малышка Габриэль желает забыться в постели. Только король мой, есть одна проблема.-Монсоро облизнулась.
–ПРОБЛЕМЫ?-громче начал говорить Генрих.-КАКИЕ ЕЩЕ ПРОБЛЕМЫ В МОЕМ КОРОЛЕВСТВЕ?
–Тише, тише, тише.-хором, но шёпотом произнесли мы с Дианой.
Я крепко взяла его за руку с одной стороны, а графиня Монсоро с другой и вот так мы смогли его вывести из зала празднества в коридор. Король сопротивлялся, рвался обратно к гостям, но мы смогли убедить его пойти и лечь в постель, а еще заплатить вместо «тысячи двести экю» десять тысяч, что могли бы нанести ущерб казне, но это бы он понял, если бы не его пьяный угар. Пообещав, что малышка Габриэль приедет в его покои через десять минут, мы остались в коридоре и наблюдали, как запутываясь в своей длинной мантии и падая со ступеньки на ступеньку, король карабкается вверх. Как только рубеж в двенадцать ступеней был пройден, Генрих встал на ноги и поволочил их за собой стараясь держать равновесие. Деньги, что прожгли бы дыры стыда любому в ладонях, сейчас были в моих руках, но только не горели. Часть, как мы и собирались, пришлось отдать матери Габриэль, которая тотчас же удалилась прочь из замка польщенная вниманием самого короля к ее малютке дочери. Гости постепенно расходились, и оставшись с нами наедине, Габриэль бросил ко мне рыдая в полный голос.
-Прошу вас, девы, не отдавайте меня королю.-молила в слезах юная девица.-я не могу этого сделать. Прошу вас, молю на коленях и прошу жалости.-Габриэль хотела было упасть в ноги к нам, но я резко поставила ее на ноги крепко держа ладонями ее плечи.
–Но чем так плох король?-удивилась Диана приподымая бровь.-нужно признать, что пьяный он хуже неповоротливой коровы, но все же не так плох, как могло быть. Есть варианты в разы отвратительнее.
–Дело не в короле.-прошептала девушка.-я влюблена в мужчину, что так давно ждет меня в своих объятьях, а я из-за матери, как шлюха, что ластиться к каждому кто не брезгует.
–И где же Ваш красавец кавалер?-улыбнулась Диана.
–Он ждет меня в карете, что стоит близ леса неподалеку от замка.-Габриэль посмотрела в окно.-я должна быть с ним.
–Хорошо,-я отвернулась от собеседниц, что наполнить мешочек четырьмя тысячами экю, и отдать их, как долю в этом скользком плане, да и для того, чтобы Габриэль не чувствовала во мне потенциального предателя.-это Вам из женской солидарности, милая.
–МНЕ???-опешила девушка шатнувшись назад.-я никогда в жизни не видела столько денег лично для меня.-на ее глазах выступили слезы.-спасибо Вам,-она кинулась меня обнимать,-и Вам,-ее благодарные объятья коснулись и Монсоро.-спасибо.-продолжала благодарить нас Габриэль и кланяться, пока ее личико не скрылось за стеной.
И мы остались смотреть, как эта робкая, но в тоже время отважная девушка покидает замок короля Генриха Наваррского и накидывая на голову капюшон, быстрыми шажками приближается к карете, и захлопнув двери она просто упорхнула к своему горящему огню любви, страсти. И в тоже время стены замка сотрясались от храпа короля, который не раздеваясь, просто рухнул на кровать и засопел, как дитя, и захрапел, как толпа пьяных пьянчушек. Диана открыла окно, и холодный воздух ударил нам в лицо. Девушка улыбнулась.
-Кстати, завтра в замок должен прибыть дипломат из Англии, но чувствую я, что король будет просто не в состоянии устроить юноше аудиенцию лично.-Монсоро облизнулась.-советую выспаться.
