Текст книги "Нежность ее рук (СИ)"

Автор книги: Виктория Роа

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 12 страниц)

Глава 19

Но не горда и не спесива,

Чиста, как утренний рассвет…

Мне схождение с ума сейчас сродни обычной жизни, где я остаюсь страдать в одиночестве холодных стен замка. Наверное, если бы тогда я с ним не заговорила, то ничего бы не произошло, и сейчас, чувствовать боль было бы не так скверно. Я хотела бы на секунду все вернуть…оказаться в Англии, где на секунду прикоснуться к ладоням Алистера. Многие говорят мне, что мешает вернуться в Англию? Что мешает мне вновь все вернуть назад? Может быть, жизнь в Англии и не была такой ужасной, как ее видела я? Нет. Все в этой стране было чужим для меня: воздух, атмосфера, люди и даже король, что заставлял краснеть меня из-за своей теплоты. Любовь Алистера похожа на сладкий мед, что медленно тянется от ложки своими чарующими волнами по широкому блюду.

На секунду я представила, как прошел бы день нашей свадьбы, который наступил бы завтра. Тишина церемониального зала нарушает только дыхание людей, что пришли поддержать нас в этом новом начинании. Король, благословив наш земной союз просить произнести слова верности, клятвы преданности, и я, сдерживая слезы крепко сжимаю руку своего супруга, что отводит взгляд понимая, как интимен тот процесс слов к которому нас обязывают. Королева Англии приподнимает мою вуаль, и аккуратно касается тонкими пальцами моего подбородка, чтобы посмотреть в глаза той, кто клялась ей в преданности королевского титула, а после следует только резкая пощечина, как цена наказания моей непокорности, разочарование Алистера, и мое позорное клеймо предательницы страны. Тогда-то меня и уносит муссон сквозь все нарастающее и убывающее в моей жизни. Теплый муссон поникших ожиданий.

От суматошного утра до не менее суматошного вечера меня разделяло только письмо Алистера. Мне было стыдно, и быть может, от того оно прожигало мне ладони, словно резко вырванная крапива из детских рук. Печать королевского двора Англии, и его красивый почерк «Виктории». Несколько аккуратных движений и сложенный в три раза лист разворачивается. Я смотрела на бумагу и не видела букв, только его «Люблю Вас до безумия» в конце заставляло биться сердце быстрее прежнего. Как? Как он может продолжать любить меня после такого гадкого по всем меркам поступка? Постепенно я начала видеть отдельные буквы, что в последствии и собрались воедино, в слова.

«В моей ненавистной для Вас стране, люди любят говорить «Птицы одного оперения собираются вместе». Виктория, так почему же мы с Вами должны быть птицами разного полета? Почему вместо того, чтобы вить наше семейное гнездышко, мы должны быть перелетными? И мне писать Вам не следовало, но и не писать я не могу. Да что там писать…Боже, я не могу не о чем думать. Кроме Вас. Вы моя одержимость, Вы словно моя новая религия, что сделать мне, чтобы уговорить Вас, моя милая, вернуться в Англию? Что я могу сделать? Только скажите, только попросите, да черт с ним, повелите мне, и я сделаю. Все, что сможет способствовать Вашему возвращению. В ту ночь, когда мой король Генрих сообщил, что Вы, моя дорогая, покинули Великобританию променяв ее на Лувр, то скажу честно, но возненавидел Вас всем сердцем, как и всех женщин мира. Я хотел сорваться и сам лично навестить Францию, чтобы Вы смогли почувствовать мою боль. Хочу ли я убить Вас? Безусловно да, но не так сильно за столь низкий поступок, как хочу, чтобы Вы решились связать со мной жизнь В Англии. Виктория, прошу Вас, не давайте мне отрицательный ответ. Подумайте еще раз, и знайте, что я всегда буду ждать Вас здесь. Сколько бы времени не прошло, и сколько бы не потребовалось. Мое сердце, мой разум, моя душа будет с Вами, как и Вы со мной. Думаете, что я не чувствую, как Вы страдаете? Думаете, что я не могу почувствовать, как болит Ваша душа? А если так, то зачем ломать наши жизни ради свободы? Подумайте, прошу Вас снова. Люблю Вас до безумия, Виктория…»

Мне хотелось бы все исправить, только некоторые вещи я не способна изменить. Бросить снова Лувр, чтобы успокоить душу дипломата? Но почему тогда он не идет на уступки мне? Я взяла бумагу, и зная, что мой ответ ему не понравится, начала писать свое письмо…

«Говорите поговорками? Что же, у нас в нелюбимой Вами Франции тоже есть одна очень интересная людская мысль «Любовь приближает расстояние».Только почему-то Вы не хотите помочь мне любить Вас больше. Я не в силах дать Вам отрицательный ответ, но только как мне быть? Как мне быть, Алистер? Я до безумия хочу быть Вашей, до дрожи кончиков пальцев хочу любить Вас, но только взаимно ли это? Я буду Вашей супругой, буду Вашей женщиной, буду Вашей подругой, напарницей и другом, сестрой и матерью, но только в Лувре. Дадите ли Вы мне отрицательный ответ, мой милый? Люблю Вас сильно, и скрывать не стану, тоскую до боли в груди. Просить возвращаться во Францию не стану, ибо Вы должны сами решить, что для Вас важнее : я или же Ваш король.»

Поздней ночью, когда в замке уснули все услуги, кроме тех, кто предаваясь любовным утехам забывали про правила тишины, а король пытался утолить голод в объятьях очередной прелестницы, я аккуратно вышла из своих покоев, и накинув на голову капюшон, покинула холодные стены Лувра. На улице на редкость холодно, но малышка Габриэль так отчаянно хотела со мной встретиться, что отказать я была просто не в силах. Это так забавно, ибо после меня появилась она, как девушка, что достойна дать отпор напыщенному королю, и не боится казаться не такой, как все. Наверное, наше душевная схожесть делает нас ближе друг к другу. С тех пор, как графиня Монсоро ушла от своего старого мужа, она стала проводить больше времени со мной. Откровенно говоря, мне нравилось ее общество, как человека, что понимает меня лучше, чем я сама. Дуновение холодного ветра скинуло с моих волос тяжелый капюшон обветрив бледное лицо до естественного румянца.

Габриэль уже ждала меня у входа в сад королевы Марго. Это место славилось своими ярко-красными и очень шипастыми розами, сорвав которые невозможно было не пораниться. А еще в этом саду росли высокие деревьев с пахучими цветами, что напоминали смесь яблоки и сирени. Под одним из таких деревьев я и нашла ожидающую меня девушку. Скинув с мягких, светло-русых волос черный капюшон, Габриэль грустно улыбнулась, нежно приобняла меня за плечи, и с силой сдерживая слезы ярости и печали произнесла свое хриплое «Здравствуй».

-Я так понимаю, что ситуация выходит из под контроля?-спросила тихим голосом я, чтобы его не было слышно посторонним сквозь вой ветра.-что сделал король, моя милая, скажи мне, и можешь быть уверенна, что будешь услышана.

–Виктория, только Вы меня и понимаете, но…-Габриэль облизала пересохшие губы.-никто кроме Вас не может понять, как мне становится мерзко, когда этот грязный мужчина прикасается ко мне своими руками. Если честно, то я хочу провалится сквозь землю. Отец говорит мне, что своей строптивостью я сломаю жизнь всей своей семье, а мой мужчина…

–Роже Бельгард, если я не ошибаюсь.-приобняв собеседницу за талию я придала такт нашему шагу в глубь сада.-так он же вроде сейчас при короле Генрихе Наваррском, что так отчаянно бьется за честь своего величества.

–Вот именно, а моя мать решила, что если мой мужчина сейчас может отстаивать королевскую честь, то сможет помочь мне попасть в постель к беарнцу, но, Виктория, я женщина верная.-на секунду Габриэль остановилась крепко сжав мои ладони.-как такое можно думать о собственной дочери?

***

В любви то воспарить, то стать козлом,

когда от женщин не было отбою…

Соратник герцог как-то уязвлён

был крайне королевской похвальбою.

Мол, Генрих в ту красавицу влюблён,

чья красота сравнится лишь с любовью.

***

-Не в обиду будет сказано, но при дворе о Вас ходят очень интересные слухи.-я облизнулась.-«Любовница всего французского двора», кажется, так Вас называют за глаза.

–То, что меня продает мать, как шлюху,-Габриэль со всей силы сжала мою руку.-еще ничего не говорит обо мне. Да, я младшая из шести детей в семье, и единственная кто так и не вышла замуж, но моя мамаша решила, что если так оно есть, то можно начать торговать моим телом. Знаете, кому я была продана за шесть тысяч экю из которых не получила ничего?

–Генрих III.-спокойно ответила я.-но наш дорогой Генрих,-вздох.-больше отдавал предпочтения благородным юношам, а не придворным дамам. Знаю, ибо сама на этом обожглась.

–После трех месяцев моего пребывания в замке, и этого неудавшегося соблазнения, меня, как собаку выбросили на улицу, где мне пришлось скитаться несколько дней, прежде, чем я смогла вернуться домой. Знаете, сколько грязи обрушилось на мои уши из-за этого?

–Простите мне мою бестактность, но если я правильно помню, то некоторое время Вы принадлежали герцогу Де Гизу?-смутившись в собственной памяти спросила я.

–Да. Герцог был очень щедр ко мне, и моя мать постаралась выжить из него все, что только можно было, а ценой его трат было право делать со мной все, что придет ему в голову.

Мы проходили по каменистой алее все дальше и дальше. Высокие кустарники становились выше, и ближе к узким тропинкам закрывали собой стороны сада, где за густыми листьями росли следующие кусты с алыми розами. В этих зеленых глазах звездной дочери я видела тяжелое разочарование, что таким тяжелым грузом ложилось на ее хрупкие плечи. Сколько раз ее использовали в своих целях? Сколько раз она обеспечивала безбедность своей семье? Сколько раз ее пышное тело терпело надругательства мужчин, коим она не была любимой? Судьба оставляет на ней своей сотни меток, но какое тепло она ей дает? Сколько ей еще придется принимать бой с жизнью, чтобы доказать ей свое право на желание любить? Я не могу стать ее маяком в глубоком море жизни, но что если мне поможет в этом Всевышний? Я просватаю ее змеиному царю во имя ее спасения.

-Позвольте ему уложить Вас в постель и приласкать, как того требует королевское тело, но только не вздумайте принимать его змеиный яд. Не поднимайте свой взгляд, чтобы король не решил, что нынче Вы используете его. Слушайте голос этого полоза, да только не вслушивайтесь. Если этой змее удастся обнять Вас в свои тридцать три кольца, то все эти разговоры станут бессмысленными.-я вздохнула, и сорвав розу с тремя шипами, я протянула ее Габриэль.

–Вы знаете,-девушка приняла цветок.-быть может, я просто глупа, но что Вы имеете в виду?

–Я понимаю, что от короля Франции разит старым козлом и псиной, но только у него имеется глупое сердце, что позволит Вам получить доступ к королевской казней.-я улыбнулась.-да только не вздумайте делить с ним ложе, пока он не наградит Вашу семью королевской благодетелю в качестве самых высоких чинов.

–Но как же мой любимый Бельград?-от ужаса предстоящего предательства ее зеленые глаза потускнели.-как я могу предать нашу любовь?

Габриэль была права. Предавать чувства ради корысти – последнее дело, но если эта корысть перевешивает чашу весов до низа, то не все ли равно на чувства с тем, кто уже готов продать свою возлюбленную даму за повышение по службе и несколько тысяч экю на которые он сможет купить себе замок в западной части королевства, и найти себе еще одну дурнушку, как Габриэль? В былые времена, даже я, услышав о том, что на кану стоит любовь и честь, то сделала бы шаг назад, ибо посчитала бы это за «святое», но только ветер переменился, и, хотя одна часть моей души понимает, что даже мысль допускать о таком подлом ходе – неправильно, вторая же часть вспоминает мой утренний разговор с графиней Монсоро, что так мягко помогла мне расставить все по местам. В голове, в душе, и отчасти в жизни.

***

«Летучий эскадрон», что был гордостью Екатерины Медичи терпел очередное крушение. Женщины, считавшиеся при королеве-матери одной из значимых прослоек государственного провления сейчас считались простыми девицами легкого поведения. Оставшиеся сто женщин желавшие себя лучшей жизни продолжались держаться вместе, что только тянуло их ко дну быстрее. Не предстевляющие из себя ничего девицы только показывали свое неумение жить и вертеться. За всем этим долгое время наблюдала графиня Монсоро, что в прошлом была одной из начимых фигур эскадрона, но после громкого конфликта с Медичи решилась дать отпор властной тиранессе вернув, а точнее, бросив в лицо все подаренный в знак уважения кольца королевы-матери.

-Знаете, Виктория, глядя сейчас на то, что происходит с «летучим эскадроном», мне хочется плакать.-приторная, фальшивая улыбка появилась на лице графини.-Вы только посмотрите, сотни ничего не умеющих женщин пытаются выставлять себя на показ, чтобы им подкинули монет. Представляете, во что сейчас превратилась элитная свита Медичи?

–В простых девиц легкого поведения.-я облизнулась.-почему нас с Вами должно это волновать?

–Как Вы знаете, совсем недавно, мой брак потерпел настоящее фиаско, но только в плане денежного эквивалента, моя казна пополнилась даже больше. Имение, что принадлежало ему отошло мне, как и больщая часть денег и драгоценностей. Вчера вечером, глядя на то, как прелестница из «эскадрона» крутилась вокруг нашего с Вами короля, меня осенила одна очень заманчивая для Вас мысль.-она подошла ко мне, и ее ладони крепко сжали мои плечи, а после Диана взяла деревянный гребень. Несколь мягких скольжений вдоль волос и я замираю от своеобразного удовольствия.-Ваша харизма, и мои деньги сделают «эскадрон» настоящей находкой среди королевского двора.

–Но что могу я?-удивленно спросила я,-к тому же, сто женщин не научишь быть харизменными.

–Сто нет, а вот, допустим,-расскрытая кисть графини просочила мои мягкие волосы сквозь.-человек десять мы сможем осилить.

–Десять человек эскадрона?-снова переспросила я.-там Медичи в гробу перевернется.

–Просто представьте,-склонившись надо мной, она резко прижала меня спиной к своей груди, и я могла видеть ее воодушевление через зеркальную гладь.-мы с Вами научим женщин искусству, обучим вальсу и обольщению. Это будет не просто «эскадрон», это будет новая власть.

–Власть в женских руках?-улыбнулась я, сжав ладонь графини своей.-думаете, что у нас получится?

–Думаю, что у нас уже получилось.-проурчала своим мягким голоском Диана.

***

Крепко сжав ладони Габриэль, я произнесла только одну фразу…

–Все расставит время, моя дорогая, все расставит только оно.

Глава 20

***

Забудут свои жертвы палачи,

Своих убийц не вспомнят жертвы лица,

Ещё не раз придётся крови литься,

Ещё не раз поднимутся мечи.

***

Находясь в настоящем смятении с самой собой, я не могла понять, что заставляет мою лодку качаться, но все же держаться на плаву. Все вокруг стремительно набирало свои обороты, что одна мысль о предстоящем перевороте среди гугенотов и католиков способен снести голову сейчашнему королю. Видит Бог, что я этого не хочу, но все же, если сейчас мне суждено будет оставаться в стороне, то власть в свои руки возьмут фаворитки Генриха, а от них уже распространиться на других любовников, что способны организовать бунт. Ненавидеть всем сердцем гасконца я не могу, хотя он и причинил мне достаточно боли, легкого страдания, но только мне не по судьбе было сломаться от этого.

Королева Марго была мне, как настоящая сестра, как младшая, глупая сестрёнка с самыми невинными глазами среди Версаля. Я помню, как впервые поцеловала ее ягодного вкуса губы, и как она испугалась женской ласки. Я помню, как она начала потухать в стенах королевского замка, где входа ей не было в супружеское ложе, и проживая свои дни в коморке прислуги, она теряла вкус жизни, а еще я помню ее нежный взгляд, что так резко сменился страхом ужаса, когда двери покоев королевы были нагло распахнуты. И она…обнаженная стала примером ярких, колких насмешек со стороны супруга и его ядовитой свиты. С тех пор прошел почти год, и я хотела бы снова взять за руки мою королеву Марго, приклонить перед ней колено, чтобы она нежно подняла меня с них, коснулась губами румяных щек, но только поздно жалеть. Поздно желать. Поздно просить прощение за предательство. Я могла бы шептать слова, мольбы о прощении ее, но только она так и не ответила на последнее письмо, а приближенные к Генриху слуги, и стража рассказывают о насыщенной сексуальной жизни его супруги, что свела все женское существование к дикому разврату, которое не просто бессмысленно для таких, как я, но еще и лишено всякого смысла. Наверное, только это заставляло меня ненавидеть короля Наваррского.

Екатерина Медичи однажды сказала мне: «Иногда лучше отступить, чтобы разбежаться и подальше прыгнуть.» Глядя сейчас на женщин эскадрона, я понимаю, что эти слова не лишены своего смысла. Все они пытаются быть лучшими, красивыми, роскошными, да только единицы соответствуют своим желаниям быть шикарными женщинами. Каждая пытается казаться красивой, и только малая часть этих претенденток оказывается хотя бы симпатичными. Роскошные малютки Франции выглядят хуже потрепанных крестьянок. Смешно сказать, но дорогие тряпки и золото не способно облагородить порочных телом девиц. Диана привела в зал очень интересную девушку. Должна признать, но после тех двадцати трех кандидаток эта казалась, как минимум симпатичной.

–Представляю Вашему вниманию…-начала было говорить графиня, как вдруг девушка раскрыла ладонь вытянув ее в сторону Дианы, как бы останавливая ее пламенные речи.

–Мое имя Бернадет Лепаж.-произнесла она своим чувственным голосом.-мое имя означает «Смелая, как медведь», и я всегда иду к своей цели.-рыжий локон упал ее лицо, и Бернадет моментально вернула его в свой конский хвост.-не имею манеры робеть.

–Замечательно. Это мы сейчас и проверим.-я встала из-за стола, и закрыла двери в зал.-раздевайтесь, госпожа Лепаж. И пока раздеваетесь,-я остановилась напротив Бернадет.-процитируйте мне нашего с Вами классика поэзии. Любого. Чьи произведения Вам, моя Вы смелая, будут ближе к сердцу.

Поистине кошачья грация сопровождала каждое движение этой юной особы, но я не видела ранее ее в свите Медичи, как и в последствии, участницей старого летучего эскадрона. Она была молодой, смелой и не нужно стесняться, волнующей. Не столько хрупкое тело привлекало внимание, сколько смелость во взгляде этих зеленых глаз, хрипотца в голоске, и этот дерзкий взгляд оказывающей сопротивление на каждое «но». Бернадет Лепаж напоминала мне хитрую лисицу. Все в ее лице было лисиным. Заостренный овал белоснежного личика, длинный, острый носик, глубокий взгляд. Ее темно-зеленые глаза смотрели мне в душу, и бросали вызов. Она хотела быть лучше меня, но моя не менее свирепая натура, словно вставшая львица на страже своего прайда не пускала эту чужую самку дальше, чем это возможно. Моя львица не готова пусть ее. Не готова уступить.

Она не робела. Она показывала мне свой нрав, и не собиралась извиваться словно прыткая змея в моих руках. Темно-рыжие вьющиеся в мелкую кудряшку волосы собраны в высокий, конский хвост и только редкие прядки выходят из общей копны. Ее темно-вишневое платье постепенно спадало вниз, и она, не робея, не краснея оголяла каждый участок своего изящного, хрупкого тела. Невысокого роста с весьма приличными размерами рыжеволосая девушка пыталась чувствовать себя хищницей в нашей с ней игре. Резким движением хрупкой кисти, она вынула шелковую ленту с волосы, заставив их рассыпаться бархатной вуалью по спине. Как только Бернадет стояла напротив меня совершенно нагая, я аккуратно подошла к ней ближе, и коснулась холодными пальцами напряженных сосков на ее небольшой груди. Губы дернулись в чуть не сорвавшемся стоне, но она смогла отделаться лишь легким, хоть и дрожащим выдохом.

«Плутовка. Инквизиция была бы довольна тобой, маленькая дрянь.»-подумала с улыбкой я.

–Как, я изменчив? Мненье ложно, моя привязанность крепка. Скажите лучше: разве можно

построить зданье из песка?-уверенно произнесла Бернадет.

–Вас холодность моя тревожит?-обойдя ее со спины продолжила я.– О, я всегда гореть готов.-моя кисть обвила ее хрупкую талию.

–Но ведь огонь пылать не может.-ее нежная кисть коснулась моих пальцев.-коль не подкладывают дров.

–Ну, что поделаю я с вами? Вы охлаждаете мой пыл…

–Поджечь не может льдину пламя, а растопить – не хватит сил…-продолжала проговаривать строчки стихотворения госпожа Лепаж.

–Сырое дерево способно дымить, а не огонь питать.-улыбнулась я, зная, что возьму эту женщину в новый эскадрон.

–И тело впрямь душе подобно, и госпоже слуга под стать.-облизнувшись, Лепаж ласково коснулась моей багровой от азарта щеки.

За этой игрой слов наблюдала графиня Диана, и во взгляде этой женщины я заметила настоящее удивление. Моя графиня Монсоро…Вы были настоящей жемчужиной эскадрона, а сейчас? А сейчас пытаетесь помочь своему второму пристанищу остаться на плаву без королевы. Я могла бы стать, как Вы любите повторить, второй Екатериной Медичи, но только мы обе знаем, что я никогда не умела сражаться и проклинать, но если Вы так просите о поддержке, как я могу отказать? Мы решили собраться в подаренном мне королевой-матерью поместье, где и собрали всех женщин эскадрона. Сто не отягощённых нравом девиц стояли в коридоре, и ждали своей очереди. Ждали, когда мы с Дианой позовём их. Каждая прекрасная по своем, но большинство из них такие однотипные. Большинство желает задирать, как можно выше юбки, вываливать налитые груди и озорно подмигивать, а то и облизываться, но при этом никто из этого большинства не был большого ума, что заставляло меня после их ухода охать и ахать, вздыхать и стонать. Взяв десятиминутный перерыв, я устало легла грудью на стол и засопела.

–Виктория, милая, скоро все это закончится. Надеюсь, Вы там делаете пометки?-улыбнулась Диана протягивая мне стакан воды.-если нет, то ничего страшного, ибо их делаю я.

–К моему сожалению, Вы можете делать поблажки своим старым приятельницам.-ухмыльнулась я.-к чему лесть, графиня?

–К тому, что мне не свойственно лесть,-Диана крепко сжала своими ладонями мои плечи.-я завожу следующую кандидатку на наш с Вами «элитный любовных отряд святых дев».

–Ведите.-устало произнесла я с неохотой выпрямив спину.

–Ведите?-улыбаясь повторила графиня Монсоро.-Виктория, да в Вашем строгом голосе все задатки мировой судьи на процессе инквизиторского допроса.-она засмеялась.-веду, Ваша милость.

«Ребекка Кампо дочь французского дипломата из знатного рода Кампо.»-объявила графиня Монсоро, и в зал робко вошла молодая девушка. Девушка…как громко говорить про тебя «девушка», дитя ты грешного порока. Скрестив руки под грудью, я неспешно подошла к дрожащей малютке, что так смущенно озиралась по сторонам, а за спиной ее остались где-то в стенах коридора смешки женщин, что так фривольно раздвигали свои ноги в ожидании разврата. Закрывая двери в зал, я попросила графиню выйти и оставить нас с Ребеккой наедине. Я хотела помочь ей раскрыться, я хотела помочь ей довериться мне. Диана понимающе кивнула, и не стала заваливать меня лишними вопросами, что были свойственны наглым девицам вроде нее.

–Я…-краснея произнесла девушка сжимая в руках шелковый платок.-я должна раздеться?-ее щеки покраснели алым цветом. Цветом хлесткой пощечины терпкой крапивы.

–Если Вы не хотите, то я не могу заставлять Вас.-ответила я облокотившись о стол.-как Вас зовут, моя Вы скромная?

–Мое имя…-она посмотрела на меня своими темно-синими глазами, которые были наполнены сдерживающими слезами.-мое имя Ре…ребекка. Ребекка Кампо.-чуть слышно ответила девушка.

Я смотрела на нее, и сердце обливалось кровью. Я видела в ней не Ребекку Кампо, а себя. Себя…робкую, скромную девушку, что точно так же стояла посреди зала, чтобы быть оценённой по шкале королевского достоинства. Я вспомнила тот день, когда отец привел в меня замок Екатерины Медичи…

***

–И это Ваша дочь, господин судья?-ухмыляясь спросила королева-мать подойдя ближе ко мне.-интересно, и что же, Вы хотите отдать мне свое дитя на службу обычной прислуги при столь властном отце?

–Это далеко не мое желание, и даже не моя прихоть, но только все это скажется на моем статусе весьма скверно, моя королева.-отец склонил в уважении голову.-поэтому, между вариантом топить нелепое дитя природы, и позволить ей искупить грехи матери, то я склонен думать, что понести материнский крест путем служения Вашей чести – мягкое наказание для дочери четвертованной женщины.

–Сколько лести, мой дорогой друг.-Екатерина Медичи нежно обвила мое лицо своими холодными руками.-дитя, это твой первый Рубикон.

–Королева Екатерина, я могу идти?-спросил своим спокойным голосом отец.

–Если только на гильотину.-тонкие женские губы исказила приторная улыбка.-ты заглянула в глаза смерти, но только ты не умрешь, милая. Ведь Виктория – это победа, а какой в ней смысл, если бы ей было суждено умереть…

***

Нежное личико было настолько детским, что я все пыталась понять, как отец знатного рода Кампо мог позволить своей миловидной девочке оказаться в рядах проституток и грязных девиц? Она сама невинность. В этих синих, словно бушующее море не было той похоти и фривольного желания, что свойственно женщинам эскадрона. Низкорослая малютка Франции стояла посреди зала, и продолжала сжимать ладонями шелковую ткань. Я нежно обвила ее ладони своими руками, чтобы вынуть этот мятый платок из ее кистей. Она подалась, и я увидела выступающую из линий рук девочки капли крови. Ее мягкие светло-русые волосы, вьющиеся в крупные кольца непослушно, спадали на плечи, лицо, и только убрав за ухо один из таких локонов, я увидела, как предательски сорвалась ее первая слеза.

–Почему Вы плачете, милая?-спросила шепотом я, и только она продолжала сжиматься все сильнее.-чем я обидела Вас?

–Я не достойна попасть в новый эскадрон?-спросила шепотом Ребекка.-отец говорит, что это будет смешно.-и она сорвалась. Бросившись мне на шею, девочка разрыдалась, что было силы.-как я могу стать участницей летучего эскадрона при такой внешности? Екатерина Медичи не одобрила бы моего присутствия даже в своей свите.

–Что за глупости?-шептала я толи вопрос, толи утверждение продолжая успокаивающе поглаживать мягкие, женские волосы.-почему Вы так думаете?

–Вы видели меня без одежды?-чуть отстранившись спросила Ребекка.-как я могу стать частью элитной, страстной свиты Вас, графини Монсоро, если выгляжу, как торговка, что подает в таверне эль?

Она начала медленно, тяжело раздеваться. Темно-зеленый бархат, что громоздко спадал к ее ногам, но так ярко оголял тело еще юной девушки. Округлые бедра с полными, тяжелыми ногами, полная, налитая молочная грудь, что стоит твердым камнем от своей молодости, от своей свежести. Тебя, дитя, еще не высосали. Аккуратный пупок, втянутый внутрь, и это ее лоно, скрытое под светло-русыми вьющимися волосками. Еще не тронутое грязным мужчиной невинное тело со своей природной, жемчужной белизной, со своим естественным румянцем. Она напоминала мне ту, что стоит под холодным, пронизывающем ветром брошенную дочь морозной стыни. Ей словно закрыты все пути, все пути спасения. Она прогнана вон. Горько. Просто горько видеть страдание этой оставленной судьбой души. Отступница, но только почему тепло твоих глаз мне такое родное, но не сейчас…Подождав с секунду, Ребекка резко подняла с пола платье и прикрыла свое тело, словно боясь меня, моего осуждающего взгляда…

–Можно мне…-начала было Ребекка, но была перебита мной.

–Процитировать классика нашего с Вами времени? Думаю, что нужно.-улыбнулась скромно я.-любого, кто ближе к душе.

–Опять меняет фавориток... –прошептала Ребекка скрывая своего взгляда от меня.-глаза на всех вновь закрываю…

–Неверный под моей защитой…-нежно коснулась я своей ладонью ее румяной щеки.-прощаю или забываю.Не важно, если мы партнёры…

–Не выстоит один король.-продолжала шептать Ребекка.

–А фаворитки и миньоны…-вздох.-они свою играют роль.

***

***

Как принято...

В толпе одна…

***

Я хотела бы верить, что все происходящее лишь часть спектакля, что показывает в театре впервые драматург, но нет. Образ, что запал мне в душу был настолько силен, что на секунду мне показалось, что я начинаю бредить, ибо словно машинально искала в пустоте ее мягкие волосы, ее нежную кожу, что была родной для ладоней. Мне становилось тяжело дышать, как только я вспоминала запах ее цветочных духов. Что со мной происходит? Сердце ищет покоя…

«Мой дорогой друг, мой друг сердечный, мой друг любимый и мой муж, пишу Вам в самых странных чувствах, что сковывают тело своими невидимыми цепями, и заставляют сердце биться в несвойственной ему манере. Без фальши, без вранья, без лести, но сегодня мне довелось увидеть сотню обнаженных женщин, и знаете, что? Они все одинаковые. Они все похожи друг на друга, и только десять выделившихся из них стали новой элитой летучего эскадрона. Можете себе представить, какая ярость обуяла остальных девяносто девиц фривольных нравов? Ах, Алистер, я так и вижу Вашу, мой любимый, улыбку. Да, графиня Монсоро решила вдохнуть новую жизнь в интриганок и настоящих жриц наемной любви. Увы, но у этих десяти проблема с языком тела, но это поправимо. Знаете, что я сделала самым первым делом, когда огласила результаты? Заявила о том, что талия в тридцать шесть сантиметров, что ввела Екатерина Медичи больше не считается идеалом. Нынче в моде у Версальских женщин ум, и умение заниматься любовью, а придаваться грешному разврату. Вы спросите, в чем различие? Так это нужно увидеть, чтобы понять разницу. Знаете, что еще сегодня произошло? Я встретила девочку. Она словно дочь, словно младшая сестра, что требует защиты, а я не знаю…боюсь снова совершить зло, как с Марго. Как мне быть, Алистер? Как поступить, чтобы не обжечься? »

Тут двери моих покоев начал сотрясать навязчивый, грубый стук.

–Виктория, прошу, на выход.-улыбаясь заявил Генрих протягивая мне мантию.-хочу поделиться сплетнями Версаля.