Текст книги "Дневник Повелительницы Эмоций (СИ)"
Автор книги: Виктория Кош
сообщить о нарушении
Текущая страница: 12 (всего у книги 12 страниц)
Глава 14
Войцеховская и Литвинова вдруг попятились. Должно быть, они тоже заглянули Тамариной в глаза. Зажигалка выпала из рук Войцеховской, но она больше была не нужна. На улице все так же бушевала непроглядная тьма, в школе по-прежнему не было света, но все было видно. Страх, ярость, шок и паника освещали коридор не хуже прожекторов.
Тимур налетел на Тамарину, сшиб ее с ног. Она отлетела к окну, но в ту же секунду – и когда только успела – подскочила к нему, подняла за плечи и отшвырнула в стену словно он был куклой. С воем Войцеховская кинулась ей на спину, обхватила руками горло. Тамарина прокрутилась вокруг своей оси, и Войцеховская слетела с нее как с карусели, сбив с ног Литвинову.
Дневник!
Лера рванула молнию на рюкзаке, вывалила содержимое на пол. Вот она, розовенькая, в блестках тетрадка. В какую счастливую минуту Лера решила начать дневник именно сегодня, в школе? А Тимур еще ругался на нее. Если бы не это, они были бы сейчас полностью беззащитны перед Хозяйкой.
Удар. Еще. Крик.
Войцеховская швырнула свой рюкзак в Тамарину. Тамарина скрючилась, схватилас за живот – неужели попала… Но нет, она всего лишь вцепилась в рюкзак, разорвала его на две половины, легко, изящно, как бумажную салфетку. Войцеховская заверещала.
Но уже Тимур поднимался, весь в крови. Он прыгнул на Тамарину. Она уклонилась, развернулась, заехала ему ногой в грудь. Тимур снова упал. Она подпрыгнула и приземлилась обеими ногами на его щиколотку. Раздался тошнотворный хруст, Тимур закричал.
Лера замахнулась и кинула дневник. Он взлетел под потолок, перевернулся несколько раз. Дневник явно никуда не спешил, дневник наслаждался полетом, разбрызгивая липкие блестки по всему коридору. Он пролетел над Тимуром, который пытался дотянуться до своего рюкзака у стены, над визжащей Литвиновой, над Войцеховской, которая не могла оторвать глаз от того, что осталось от ее рюкзака. Он ударил Тамарину прямо в лоб и упал на пол.
Она пошатнулась, взмахнула руками. Получилось! Вот оно! Ну, сейчас…
Тамарина засмеялась.
– Что за детский сад, мои дорогие. Хоть бы перцовый баллончик прихватили-
Вжжжж. В Тамарину ударил разряд, она рухнула на пол. Из рук Тимура выпал электрошокер.
– У вас есть пара минут, – пробормотал Тимур. – Потом она очнется.
Литвинова побежала вперед по коридору. Войцеховская за ней.
– Дневник! – крикнул Тимур. Он пытался встать, опираясь на руки. Руки дрожали.
Розовая тетрадь валялась у ног Тамариной, которая уже начинала шевелиться. Кому она нужна, глупая бесполезная штуковина…
– Возьми! – В голосе Тимура звучал приказ.
Лера метнулась вперед, схватила дневник.
– Пошли!
– Я не могу… Нога… Иди сама.
– Я тебя не брошу. – Лера взяла его за руку, обхватила за талию. – Я помогу.
Она потянула его вверх изо всех сил. Бабка за дедку, дедка за репку, тянут-потянут, вытянуть не могут. Тимур застонал, скрипнул зубами, рванулся в сторону. Лера едва удержалась на ногах, но все-таки удержалась. Тимур оперся на колено больной ноги, поставил здоровую на пол и одним рывком встал, цепляясь за Леру.
Они ковыляли по коридору так быстро, как могли. Девчонок было не видно. Она убежали, они спаслись. Обязательно спаслись. Ведь где-то там, впереди, были люди, свет, выход из школы и этого кошмара.
Но выхода не было. А была арка, за ней коридор и распахнутая дверь кабинета, слишком знакомого, чтобы можно было спутать его даже в темноте. Была Литвинова, которая стояла в дверном проеме, окруженная слабым светом своей паники, и бешено махала им рукой.
Они не вошли в кабинет, а ввалились. Тимур соскользнул с Леры, привалился к стене. Лера тут же захлопнула дверь, задвинула щеколду. Это задержит Хозяйку. На сколько? Сколько минут-секунд-милисекунд жизни им осталось?
– ПОЧЕМУ? ПОЧЕМУ ЭТО НЕ СРАБОТАЛО? – Войцеховская подскочила к Тимуру. – Ты, гребаный пионер, обещал, что ее засосет в этот дневник, а ничего не случилось!!!
– Я знаю.
– ЧТО ТЫ НА ХРЕН ЗНАЕШЬ???
– Я там был, забыла? Я все видел.
– ТЫ ВСЕ ПЕРЕПУТАЛ, ПРИДУРОК! ТЫ НАС ПОДСТАВИЛ!!!
Тимур молчал.
– Он ничего не перепутал, – сказала Лера, не сводя с него глаз. – Он просто не все нам рассказал. Правда, Тимур? Я кинула в нее дневник. Он в нее попал. Он ее ударил. Но не сработал.
– Тим… как ты мог… – прошептала Литвинова, опуская на пол рядом с ним. – Мы тебе поверили, а ты… ты нам врал…
– Я не врал. Хозяйку можно так поймать.
– Но как же так-
– Просто внутри человека она неуязвима. Ее можно поймать только в один определенный момент. Когда она выходит из тела.
– А когда она выходит?
– Только когда ест.
Он не просил прощения, не раскаивался. Он был как всегда спокоен. Тверд в своем решении довести дело до конца.
– Ну и что… – начала Войцеховская и вдруг осеклась. Литвинова закрыла лицо руками. Лера вцепилась в край парты, чтобы не упасть.
Теперь им было известно все. Тимур и правда не соврал. Он всего лишь умолчал об одной маленькой детали.
Чтобы уничтожить Хозяйку, одна из них должна умереть.
Сегодня я умру.
Это было почти правдой. Сегодня – непременно, обязательно, сто процентов – умрет кто-то из них.
Надя Войцеховская, семнадцать лет, светлые волосы, голубые глаза, главная стерва класса, мечтает покорить весь мир.
Ксю Литвинова, восемнадцать лет. Каштановые волосы, карие глаза, будущая актриса, модель или успешная бизнес-вумен, страдает из-за разбитого сердца, но это быстро пройдет.
Лера Смирнова, семнадцать лет, девчонка как девчонка, от других отличается только непростым братом, и даже гитара не в счет.
Как определить, кому из них умирать?
Дверь дрожала под ударами. Крепкая деревянная дверь – единственное препятствие между ними и кошмарной смертью. Которое очень скоро рухнет.
– Как ты мог, Тим… Как ты мог так поступить? Я думала, ты мой друг…
– Она убила мою мать.
– Но причем тут мы?
– Я не хочу, чтобы она продолжала убивать. Ее надо остановить. Любой ценой.
– Так подыхал бы сам! – Войцеховская пнула его ногу. – Почему мы должны???
– Думаешь, я бы не хотел?
По щекам Леры катились слезы. Как хорошо она понимала его. И даже восхищалась. Как ловко он разыграл свою роль. Друг, защитник, влюбленный… А на самом деле манипулятор. У него была цель, а они, и она в том числе, не имели никакого значения.
– Почему ты сразу не сказал нам правду? – спросила Лера.
Тимур поднял голову. Его лицо было искажено от боли. Еще бы. У него наверняка сломана нога. И не надо притворяться, что он переживает из-за них. Из-за нее.
– А вы бы согласились?
Бууум. Дверь затрещала. Хозяйка была совсем рядом.
– Я бы лучше умер сам, – просто сказал он. – Но я не могу.
– Ты знал, что Хозяйка – это Тамарина?
Тимур кивнул.
– Ты нарочно ее приманил!!! С нами про дачу договаривался, а сам-
– Я не могу ее приманить, только вы.
– Тогда как-
– Она пришла сама, девчонки. Ее никто не вызывал. Она знала, кто вы такие. Когда вы с ней познакомились?
– Когда были у Коржиной… Она Лерку сбила… И в кафе нас водила.
– Черт. Если бы я знал… Она сама устроила вам ловушку. Все это – погода, авария – сделала она, чтобы поймать вас. Заманить сюда.
Бум. Бум. Бум. Двери осталось совсем недолго. И никто их не услышит, никто не придет на помощь. Какая сейчас разница, кто кого приманил или как сильно Тимур их предал. Сейчас нужно думать о другом.
– Я не хочу… умирать.
Войцеховская шептала. Умоляла. Так непривычно было слышать ее испуганный шепот. Она ведь сделана из стали, эта девочка с васильковыми глазами. Но кого она просит? Кого хочет разжалобить? Тимур не приговаривает их, не казнит. Он герой. Он мститель. А геройства не бывает без потерь.
Без жертв.
– Не хочу умирать так.
Литвиновой тоже страшно. Ее трясет. Тимур подарил им шанс на жизнь, и он же отнял его.
– Другого выхода нет. Или мы ловим ее на живца. Или она переловит вас поодиночке, и тогда погибнут все.
Каким жестоким он был. И справедливым. И правильным. Он выбрал единственно верный путь. Его нужно было за это уважать, но хотелось убить.
Литвинова плакала, не скрываясь. По щекам Леры тоже текли слезы, но рыданий не было в ее сердце. Зачем плакать о неизбежном?
Сегодня я умру.
– Я не дам разорвать себя на куски. Вы что хотите, то и делайте! Я ей сама башку оторву. – Войцеховская погрозила кулаком двери, сотрясающейся под ударами. – Но я умирать не буду. Давай мне дневник.
Она протянула руку к Лере.
– Не струсишь? – спросил Тимур. – Там важно не пропустить момент. Все будет очень быстро.
– Еще чего. Трусость это не про меня.
О да, в этом Лера не сомневалась. У Войцеховской хватит смелости на что угодно.
Даже жить, зная, что позволил другому умереть вместо себя.
– Пусть это буду я, – сказала Лера. – Живцом.
– Лера… нет…
В глазах Тимура растерянность. Почему? Раз ты все знал с самого начала. Раз был готов принести эту жертву. Почему ты сейчас смотришь так, будто твое сердце разрывается от боли?
– Почему нет? Кто-то же должен. Лучше так, я сама…
– Нет!
– Почему? Я никому не нужна. Со мной никто не дружит. Обо мне никто не заплачет. Только мама… Но у нее есть Герман. Он важнее. Он будущий гений и вообще, она его больше любит. А я так, бесплатное приложение…
– Неправда-
Лера положила на парту розовую тетрадь с принцессами.
– Вы только сделайте все, как надо. Чтобы не зря… Я сейчас открою дверь. Не хочу ждать, когда она ворвется сама.
– Лера… пожалуйста…
Но она уже шла к двери. Существо в коридоре – больше не Тамарина, еще не Хозяйка – притихло, словно почуяло ее решимость. Шаг. Еще шаг. Чем дольше ждешь, тем страшнее. Быстро, в пропасть с головой всегда легче. Решила – выполняй.
– СМИРНОВА! ПОДОЖДИ!
Литвинова догнала ее, схватила за руку.
– Я с тобой.
– Уйди отсюда! Иди, возьми дневник.
– Надька пусть берет. Она же сказала… У нее получится. Она лучше всех в классе бросает мяч.
Красивое лицо Литвиновой было распухшим от слез, но сейчас она не плакала.
– Это из-за Антона? – тихо спросила Лера. – Знаешь, есть жизнь и без него-
– Я хотела, чтобы Аринэ умерла. Она моя лучшая подруга. И вообще классная девчонка. А я желала ей смерти. Я сама должна умереть.
– Еще ты воровка! – выкрикнула Войцеховская.
Литвинова вспыхнула. Яркий стыд пробивался даже сквозь плотные слои страха.
– Да, – еле слышно сказала она. – Я не могу удержаться. Я беру… вещи.
Лера хмурилась, кусала губы.
– А Войцеховская откуда знает?
– Она меня увидела… в магазине. Сняла на видео-
Так вот почему Литвинова во всем подчинялась Войцеховской. Лера сжала ее руку.
– Мне очень жаль, Ксю.
– Спасибо. – Литвинова жалко улыбнулась. – И знаешь что, Лер. Ты совсем не бесплатное приложение.
Лера улыбнулась в ответ. Хорошо найти друга. Даже на пороге смерти.
– Давай вместе. На счет «три».
Они взялись за щеколду.
– Раз, два-
– СТОЙТЕ! ГЕРОИНИ ЧЕРТОВЫ! ДУМАЕТЕ, МНЕ СЛАБО?
Войцеховская подбежала к ним, схватила за затылки, чуть не столкнула их лбами.
– Типа вы такие храбрые, крутые, а я гадина последняя? А вот ни фига подобного! Мне тоже не слабо! Вам ясно! Я с вами! До конца с вами!
Слезы катились из глаз Войцеховской. У Литвиновой дрожали губы. Лера знала, что вот-вот расплачется сама. Но плакать было нельзя. Не сейчас. Они поплачут потом. Когда будут оплакивать ту, которая не выйдет из этого кабинета.
– Открываем дверь, девочки, – сказала Лера. – И пусть эта сволочь подавится.
Втроем. Вместе. До конца.
Лера.
Ксю.
Надя.
Они одновременно протянули руки, отодвинули щеколду и тут же отпрыгнули от двери. То, что стояло на пороге, лишь отдаленно напоминало красавицу Тамарину. Лицо было разбито, из щеки текла кровь. Голова была повернута под странным углом, как будто именно головой она пыталась прошибить дверь. Свитер вылез из брюк, сполз с плеча. Спереди он был забрызган чем-то темным, и лучше было не думать, чем именно.
Существо шагнуло в класс. Его правая нога была вывернута под углом, и будь Тамарина человеком, она бы не могла на нее наступать. Но она могла. И шла, глядя вперед слепыми серебряными глазами.
Храбрость хороша, когда опасность далеко. Когда она за стеной, за дверью, в коридоре. Но когда смерть стоит прямо перед тобой и бьет в твое лицо слепящим серебром, храбрости больше нет, а есть только инстинкт.
– БЕГИТЕ! – закричал Тимур.
Они кинулись в разные стороны. Лера нырнула под парту, уловив краем глаза вихрь паники – Ксю, который метнулся к окну, смесь злости, страха и ненависти – Надю, которая помчалась к последним партам.
Они разделились, и пусть Хозяйка выберет сама. А они попытаются принять ее выбор достойно.
Если смогут.
Топ-шарк-топ-шарк-топ-шарк.
Стук сердца заполняет весь мир.
Только не меня, пожалуйста, только не меня.
Топ, топ, шарк. Топ, топ, шарк.
Пожалуйста, я не хочу это слышать. Меня здесь нет, не смотри на меня, не думай обо мне. Не вынюхивай меня.
Только не я.
Пожалуйста.
Лера сжалась в комок, зажмурилась, заткнула уши.
Но невыносимо было ждать в темноте, в одиночестве. Ждать удара и боли, или чужого предсмертного крика.
Медленно, не доверяя собственному телу, Лера вылезла из-под парты. Тимур сидел на том же месте, прислонившись к стене. Ксю застыла у окна, наполовину скрытая шторой. Надя в углу, рядом с дверью в лаборантскую. А между ними кружили эмоции. Злость, отчаяние, ужас, вызов, предсмертная тоска… Они правили бал, они набирали силу с каждой секундой. Они больше не подчинялись повелительницам. Они обрели свою Хозяйку, стремились к ней, закручивали водоворот.
А в центре водоворота Она, Хозяйка, в теле, которое ей не принадлежит. Раскинула руки, глубоко дышит. Улыбается во весь рот. Наслаждается. Вот она, ее стихия. Дом, милый дом. Куда хочется прийти после долгого трудового дня. И подзаправиться.
По лицу Тамариной пошла рябь, будто оно было жидким как тесто для оладий. От него стали отваливаться куски. Нос. Половина лба. Левая щека. Под кусками должно было что-то быть. У любого человека что-то есть под кожей – мясо, жилы, кости. Но у Тамариной не было ничего. Только пустота. Черная дыра среди блистающего моря красок.
Теряя лоскуты кожи, Хозяйка повела головой. Она принюхивалась. Искала, где вкуснее.
Серебряные глаза уставились прямо на Леру. Они вывернули ее наизнанку, заглянули в каждый уголок души и двинулись дальше. Мимо окна, мимо стены, туда, в угол, где Надина злость боролась со страхом.
Не меня.
Первое облегчение сменилось ужасом, когда Хозяйка в одну секунду переместилась в угол. Как она это сделала? Она двигалась так быстро, что глаза не успевали засечь движение. Все, как говорил Тимур.
Надя закричала так, что стало больно барабанным перепонкам. От Тамариной отвалилась рука, сначала локоть, потом кисть… Из черноты, что была Хозяйкой, к Наде потянулись когти. Бесконечные, сверкающие серебром.
Лера попятилась, врезалась в парту, шлепнулась на стул. Пальцы дотронулись до чего-то, лежащего на парте… Чего-то очень горячего, в липких, противных блестках.
Розовая тетрадь с единорогами и принцессами. Что говорил Тимур? Дневник сработает, когда Хозяйка выйдет из тела. А Хозяйка выйдет из тела, когда приступит к обеду. Значит, надо ждать. Еще и еще. Ждать, пока от Тамариной ничего не останется, а Надя начнет умирать.
Светлые волосы прядка за прядкой падали на пол. Лысая голова быстро покрывалась мелкими язвами. Надя кричала все громче, все страшнее. Надя захлебывалась криком, страхом, осознанием того, что смерть, такая ужасная, неотвратимо рядом.
Смерть, которой не заслуживает никто. Абсолютно никто, даже Войцеховская.
Смотреть, как Хозяйка рвет ее на части, ждать удобного момента?
Ну уж нет.
– Держи!
Лера перекинула горячий дневник Ксю и рванула по проходу между партами к стене, где Надя корчилась от крика, а из разваливающегося на куски тела Тамариной вылезала наконец Хозяйка.
Она была огромной. Она была черной. У нее не было четких очертаний – мутное нечто с дрожащими краями. Только когти, сверкающие, серебряные когти были отчетливо видны. Даже слишком отчетливо. Они росли. С каждым шагом Леры от тела Тамариной оставалось все меньше, но ее когти становились больше и ярче. Серебряный блеск слепил. Он подчеркивал непроглядный мрак, в котором тонуло все: и бьющий фонтаном алый ужас Нади, и черная, густая как кисель ненависть Тимура, и пульсирующая, взрывающая сверхновыми паника Ксю.
Но вдруг зазвучала новая нота. Зеленое негодование, багровый страх – не за себя, за другого, стальная решимость – разноцветные нити сплелись в гибкий послушный хлыст. Лера взмахнула им, и в тот же миг тело Тамариной развалилось окончательно. Оно слетело как комбинезон; то, что совсем недавно было крепкой красивой женщиной валялось на полу полосками сморщенной кожи. Хозяйка явилась целиком. Надя уже не кричала – она сипела. Что она видела перед собой в эти последние секунды? Ярость, ненависть, что пылали вокруг нее, исчезли. Не было даже страха, осталась лишь звенящая пустота, и серебристые когти, что наливались цветом, впитывая последние капли Надиных эмоций.
Если бы у Хозяйки была спина, Лерин хлыст пришелся бы где-то по середине. Но спины не было, и яркая разноцветная веревка ударила мрак. Но не пропала, не растворилась, а распалась на несколько таких же сильных плотных полос. Мрак заволновался. Почему Хозяйка не может поглотить эти эмоции так, как поглотила Надины? Какая разница. Главное, это действовало. Хлысты обвивали Хозяйку, стягивали когти, тянули ее назад. И пусть они доставляли ей не больше проблем, чем мухи корове в жаркий день, Она была вынуждена отмахиваться. Отвлекаться от Нади, которая, закатив глаза, медленно оседала по стенке.
Мухи тоже могут достать корову, если очень постараются.
Радость вспыхнула в Лере маленьким жгучим огоньком. От пальцев потянулись оранжевые – нет, не нити – жесткие, острые иглы. Она швырнула их в Хозяйку. Иглы увязли, зашипели. А, может быть, это зашипела Она. Ей было больно – Лера не видела, но чувствовала. Она чувствовала эту тварь, понимала ее негодование, недовольство из-за того, что ее оторвали от еды. Она была голодна и… беззащитна. Без тела, которое валялось на полу и с которым она успела сжиться за долгие годы, ей было по-настоящему страшно.
Но радость Леры была слишком слабой. Как можно было радоваться чему-то сейчас. Когда от жизни осталось всего ничего. Когда Тимур оказался предателем. Когда серебро в бархатном мраке – надо же, как красиво – рубит плоть на куски, рассеивая крошечные капли крови.
Радость была слишком слабой, чтобы навредить Хозяйке. Но она была достаточной, чтобы отвлечь ее от Нади. Серебро мелькнуло совсем близко. Мрак сгустился, обхватил Леру со всех сторон. Когти впитывали остатки радужных стрел. Серебряные глаза становились все больше… и больше…
Сегодня я умру.
Вот так просто. И больше не будет ничего. Ни мамы, ни Германа, ни камней в фонтане, ни утреннего кофе украдкой, ни гитары. Она не дописала песню… Про повелительницу эмоций могло бы получиться неплохо… Не будет Тимура… А было ли что-то с Тимуром? Или опять воображение разыгралось? Вся ее жизнь – всего лишь набор фантазий…
– Получай, гадина!!! – заорала Ксю.
Розовая искра перелетела через парту, рассыпая яркие огоньки. Опять эти блестки, ну сколько можно же… Лера потянулась рукой, но тетрадь полетела дальше, над тем, что недавно было Тамариной, над серебряной чернотой Хозяйки. Тетрадь шлепнулась на колени Нади, розовое сияние в абсолютной мгле.
– Надька, давай!!! Дневник!!!
Но Надя не слышала ее. Невидящими глазами она смотрела куда-то, за пределы их мира. Что видела Надя вместо тьмы, которую видела Лера? Какой облик явила ей Хозяйка за секунду до того, как вонзить в нее свои когти?
Лера рванулась вперед. Но что случилось с ее телом? Кто опутал ее руки и ноги кандалами, приковал ее к полу? Кто спеленал ее в тугой кокон, лишил способности двигаться, действовать? Напрягая всю себя, не сознавая, где усилие воли переходит в усилие тела, Лера прыгнула.
Она грохнулась всем телом на пол, ударилась лицом о ботинок Нади. Надя дернулась, прижала колени к груди. Дневник съехал как с горки прямо на Леру.
Он обжигал как горящий уголек. Лера закричала от боли и почувствовала, как ослабли невидимые веревки, связывающие ее. Рывком Лера протянула руку вперед, взяла раскаленный дневник и тут же уронила его. Как можно кинуть это, когда при каждом касании оно сдирает с тебя слой кожи…
Сияющий коготь взлетел над Надиной головой… дотронулся до ее шеи, ласково, почти игриво… И больше не было страшно сунуть руку в огонь.
Лера схватила дневник, чувствуя, как кожа шипит и вздувается волдырями, швырнула его, не глядя. Серебряный коготь столкнулся с розовым единорогом на обложке… замер… и с жутким сосущим звуком, с хрустом ломающихся костей, с нечеловеческим визгом исчез.
Вместе с ним исчезла тьма. Только тетрадь в розовой обложке лежала на полу, стремительно покрываясь инеем.
И тут во всей школе включился свет.
Теперь можно было не сдерживаться. Слезы текли по щекам, по одежде, слезы щипали руку, обожженную тетрадкой. Но боль не имела значения. Наоборот. Боль кричала о том, что они справились. Они победили Хозяйку и каким-то невероятным образом остались живы. Все трое.
Надя сидит в том же углу, где на нее напала Хозяйка. Без единой кровинки в лице, на ее плечо, все в кровавых лохмотьях плоти, страшно смотреть. Она зажимает рану другой рукой и улыбается бесцветными губами, улыбается, несмотря ни на что.
Ксю у парты, скрючилась на коленях, взъерошенная, склонилась так, что волосы полностью закрыли лицо. На полу перед ней лежит ее телефон, и Ксю набирает что-то одним пальцем. Странно, что телефон работает, разве они все не разрядились…
Да какая разница.
Они живы. Все.
У Тимура тоже слезы на щеках. Под левой ногой расплывается лужа крови. Ему очень больно. Но он счастлив. Впервые от него текут потоки сильной, ничем не сдерживаемой радости. Он что-то шепчет, но Лера сидит слишком далеко и не может услышать. Лишь по движению его губ можно прочитать бесконечное «прости… прости… прости…».
– Скорая? У нас травма… Руку чуть не оторвало… И нога… И еще…
Голос Ксю срывается на рыдания.
– Как мы выжили, Тимур? – Лера подползает к нему ближе. Почему-то она не может встать на ноги, может только ползти, но это нестрашно, Тимур не так далеко… Вот она уже совсем рядом, вот его руки дотрагиваются до нее, вот она утыкается лбом в его плечо.
– Как мы выжили…
– Я не знаю. Я же говорил, такого еще не было. Вы с ней сразились и выиграли. Она просто не успела…
Тимур говорил что-то еще, про дневник, про тайное место, про скорую, но Лера уже не разбирала смысл его слов. Она рассыпалась на тысячи мелких кусочков, и каждый из них кричал о любви. Она любила Тимура, Надю и Ксю, эти парты и стулья, плакат с таблицей Менделеева, забрызганный кровью. Любила этот кабинет, школу, город, вселенную…
Выжили… спаслись… победили… сейчас взлечу… Тимур… Надя… Ксю… живые… все кончилось… больше никогда… свободны…
А лампа над головой – все та же, третья с краю – мигала, посылая вселенной лишь ей одной понятный сигнал.
Ммм, как тут было вкусно.
Она открыла глаза, которые не видели, потянулась телом, которого не было. Все еще так ново, так непривычно. Но она быстро всему научится.
Не в первый раз.
Как прекрасно быть.
КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ
Больше книг на сайте – Knigoed.net
