Текст книги "Людовик возлюбленный"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 17 страниц)
Король везде появлялся с котенком, а когда забывал его, котенок приходил сам.
Королевский двор объявил, что в совете при регенте появился новый член: котенок его величества.
Воздух в церкви был спертый, так как слишком много народа пришло на праздник в Сен Жермен, и Людовик мечтал о том, чтобы месса поскорее кончилась.
Мальчик перестал видеть стоящего рядом герцога Орлеанского, перед глазами колыхалась горячая пелена.
Герцог положил королю руку на плечо и прошептал:
– Вы себя плохо чувствуете?
Людовик посмотрел на герцога стеклянным взглядом и повалился бы на пол, если бы герцог Орлеанский ловко не подхватил его.
По Парижу поползли слухи: «Король заболел».
Многие утверждали, что это оспа, но кое-кто повторял уже совсем другое слово: отравлен.
Виллеруа ходил взад-вперед по зале, в горе поднимая руки.
– Как такое могло случиться, – обращался он ко всем собравшимся, – после всех предпринятых мер предосторожности! Это жестоко. Это слишком безнравственно! Те, кто сделали это, заслуживают самой жестокой смерти. Невинный ребенок! Святой ребенок! Вчера еще был совсем здоров, а сегодня погублен…
Флери изо всех сил старался успокоить старика.
– Месье, вы торопите события, – успокаивал его Флери. – Вы не можете никого ни в чем обвинять, у вас нет доказательств. Утверждают, что король заболел оспой. На то была воля Божья.
– Оспой! – сокрушался старик. – Отравители – порождение дьявола. Их жертвы болеют известными заболеваниями, но умирают они от яда. Что нам говорили, помните? Герцогиня Бургундская умерла от кори. Кори! Кори, вызванной смертельной дозой яда. Пятилетний герцог Бретани умер той же смертью. И вправду, той же! Его погубили те же демоны, что и его мать… и отца. И отца! Он умер от разрыва сердца, сказали нам, но это они уничтожают каждого, кто стоит на их пути. Они могут вызывать корь или разрыв сердца. Это демоны… демоны, говорю я вам. И теперь они играют свои злые шутки с моим любимым мальчиком.
– Успокойтесь, – умолял де Флери. – Ваши слова могут понять превратно.
– Понять превратно! – снова закричал старик. – И пусть понимают! Пусть. Если хоть один волос упадет с головы моего любимого короля…
Флери пытался успокоить его, но Виллеруа так откровенно намекал на причастность герцога Орлеанского, что Флери вовсе не был этим неудовлетворен. Он человек честолюбивый, и без гувернера мог бы стать ближе к королю. Любовь ученика завоевана, и, если мальчик поправится, кто знает, какие блага ждут учителя? Что касается Виллеруа, то старик оказался дураком. Пора бы ему понять, что с врагами лучше дружить, и не важно, как ты к ним относишься на самом деле. Герцога Орлеанского может забавлять вражда с этим стариком, но в такие вот моменты враждовать с регентом очень опасно.
Через три дня Виллеруа перестал обвинять всех и вся, потому что мальчик выздоравливал.
– Да здравствует король! – весь день кричали на улицах.
Людовик вздрагивал при этих криках и очень хотел залезть вместе с котенком в шкаф. Но его обязательно стали бы искать, нашли бы и долго мучили объяснениями, что народ кричит от большой любви к своему королю. Празднество продолжалось. В Сен Шапель пели особую благодарственную молитву, по улицам ходили процессии, и в Лувр приезжали делегации.
Одна женщина с рынка в Ле-Аль под триумфальный бой барабанов представила вниманию короля образцы товаров. Среди них был трехметровый осетр, бык, овца и корзины с овощами и фруктами.
– Господи, благослови короля. Да здравствует наш любимый Людовик! – кричали люди.
На улицах танцевали, а центром шумного веселья был дворец Тюильри, дом короля.
Виллеруа обнимал всех, кроме герцога Орлеанского и его приверженцев, говоря, что он с радостью отдал бы всю оставшуюся жизнь за то, что видел выздоровление короля.
Жители Парижа веселились, пользуясь таким хорошим предлогом. Веселье уже невозможно было остановить. К барабанам присоединились скрипки, и танцы стали еще жарче. В «Комеди Франсез» и в опере давали бесплатные представления, на реке устраивались фейерверки, среди лодок запускали огромных воздушных змеев. Париж любил такие праздники, и в толпе вряд ли нашелся бы хоть один человек, не считавший, что лучшее удовольствие для них – это смотреть на их маленького короля. Укутанный в бархат Людовик смотрел на все это и принимал аплодисменты в свою честь с таким очаровательным самообладанием и достойной Бурбонов гордостью, что напоминал всем Людовика XIV в годы расцвета его славы. Вот молодой король, который приведет Францию к процветанию. Народ будет любить его так, как никого со времен великого Генриха IV.
Кульминацией праздника стал день, когда король покинул Тюильри и приехал на благодарственный молебен в собор Парижской Богоматери. В своем камзоле из голубого бархата и шапочке с белым пером он был само очарование. Золотисто-каштановые волосы спадали на плечи; темно-голубые глаза спокойно смотрели на всех. Но в глубине души Людовик ненавидел подобные мероприятия. Он не любил толпы людей, даже когда они приветствовали его и молились за своего короля.
Мальчик бесстрастно наблюдал за танцующими на улицах парами. Женщины посылали ему воздушные поцелуи и вытирали платком глаза, они плакали от радости, что их король жив и здоров.
– Видите, – кричал Виллеруа, который всюду следовал за королем и требовал, чтобы тот всем улыбался, – народ любит своего короля.
Глаза Виллеруа горели гордостью, но стоявший рядом Людовик лишь мрачно кивал толпе и хотел только одного – убежать.
Людовик поднял шапочку и поклонился своему народу, но при первой же возможности ушел с балкона в глубь комнаты.
Он стоял закутавшись в штору и надеялся, что его не найдут. А ведь его будут искать и опять выставят на балкон, потому что народ без устали выкрикивал его имя.
Виллеруа раздвинул шторы:
– Идемте, ваше величество, народ не может на вас наглядеться.
Людовик просунул голову между складками тяжелой парчи.
– Зато я на них насмотрелся, – заявил ребенок.
– Вы шутите, мой господин.
– Не шучу, – ответил король. – Я пойду искать «черного с белым». Его пора кормить, и я никому не могу доверить это дело.
– Ваше величество, вы будете играть с котенком, когда народ хочет видеть вас?
– Да, – ответил Людовик. – Буду. Я люблю моего котенка.
– А ваш народ?
Король гневно топнул ножкой. Виллеруа притворился, что это очень смешная шутка.
– Все эти люди – ваши, ваше величество, ваши… все ваши. – Он опустился перед мальчиком на колени, и тот увидел блеск в глазах старика. – Вы только подумайте: Франция и весь ее народ ждут ваших повелений.
«Моих повелений, – думал Людовик. – То есть, если я скажу «пошли вон», они должны пойти вон. Как бы не так! Приказания будут позже, когда я вырасту. А пока я всего лишь ребенок. Но наступит день, когда никто не посмеет ослушаться. И тогда все будет по-моему».
Он подчинится, надо ждать, но детство не вечно.
– Ваше величество, выйдите еще раз на балкон! Вы слышите! Они требуют вас!
Но Людовик покачал головой. Виллеруа увидел, что мальчик сжал губы так, как делал, когда упрямился. Тогда Виллеруа временно отступил, но ненадолго.
– Тогда, – выпалил Виллеруа, – умоляю вас, походите вместе со мной перед окнами. Я раздвину шторы, и народ увидит вас. Боюсь, они не разойдутся по домам, они так вас любят.
Людовик обдумал это предложение. Он медленно кивнул, и Виллеруа раздвинул шторы.
Люди увидели своего короля, и тысячи глоток проскандировали: «Да здравствует король! Да здравствует Людовик!»
Виллеруа утирал слезы, не в силах совладать с чувствами. «Когда-нибудь я буду делать что хочу, – думал Людовик. – И тогда они могут хоть лопнуть от натуги, я не услышу».
Строились все новые и новые планы на будущее короля. Его болезнь заставила многих придворных задуматься. По улицам Парижа бродит смерть, и ни великолепие Версаля, ни искусство лучших докторов Франции не могут ей противостоять.
Герцог де Бурбон, внук Людовика XIV, настаивал, что мальчику необходимо подобрать невесту – ведь, если король умрет, не оставив наследников, корона перейдет к герцогу Орлеанскому, чего не может позволить род Бурбонов.
– Короля нужно женить, – объявил он в совете.
– Он еще слишком юн! – закричал герцог Орлеанский.
– Саму свадьбу можно и отложить на какое-то время, но приготовления уже нужно начинать. Через три года его величеству исполнится четырнадцать, вполне подходящий возраст для женитьбы. Долг короля дать Франции наследника короны, и здесь возраст не помеха.
– Но ему всего лишь одиннадцать! – возмутился Виллеруа.
Бурбон и Филипп вопросительно посмотрели на старика. Они легко прочитали его мысли. Женить его любимца! Может статься, что жена будет иметь больше влияния на короля, чем старый гувернер.
Герцоги, как настоящие соперники, старались не смотреть друг другу в глаза. Виллеруа не в счет.
Герцог Орлеанский позволял ему быть в совете лишь по той причине, что мог в любой момент уволить. С Бурбонами все обстояло не так просто.
Хитрый Филипп знал, как обернуть ситуацию в свою пользу.
Филипп V, первый король Испании из рода Бурбонов, захватил корону двадцать один год назад, сразу после смерти Филиппа IV. Он был внуком Людовика XIV и поэтому имел тесные связи с королевским родом Франции, его маленькой дочери, Марии-Анне, всего пять лет, и она на шесть лет младше короля. Если устроить ее помолвку с Людовиком и привезти Марию-Анну во Францию, то это удовлетворит тех, кто настаивает на женитьбе короля. Тем более сама свадьба и брачная ночь откладываются на несколько лет.
Кроме того, сына Филиппа V Людовика, принца Австрийского, можно женить на мадемуазель де Монпансье, дочери регента.
«Можно отлично все устроить, – думал герцог Орлеанский, – и если король умрет, не оставив наследников, то мои тесные связи с Испанией помогут мне взойти на престол».
Он улыбнулся совету обезоруживающей улыбкой.
– Месье, – начал он, – все присутствующие здесь согласны, что его величеству пора подумать о женитьбе. Это будет счастьем для народа. Какое очаровательное зрелище: красавец мальчик на улицах столицы рука об руку с милой маленькой девочкой! Друзья, есть страна, с которой Франция связана гораздо теснее, чем со всеми остальными. На троне Испании сидит кровный родственник нашего короля. У него есть дочь. Давайте перевезем Марию-Анну, инфанту испанскую, в Париж. Ее будут воспитывать вместе с королем, и когда оба ребенка достигнут совершеннолетия, то мы сыграем свадьбу.
В конце концов герцогу Орлеанскому удалось завоевать поддержку совета, поскольку все его члены осознавали преимущества укрепления отношений с Испанией. Герцог Орлеанский остался очень доволен тем, как он решил все устроить. Обратившись к Виллеруа, герцог спросил:
– Вы объявите его величеству решение совета?
Виллеруа угрюмо кивнул:
– Объявить-то я объявлю. Но вот еще неизвестно, согласится ли с ним его величество.
Герцог улыбнулся своей высокомерной улыбкой:
– Как гувернер его величества, вы наверняка объясните королю, что благо народа выше его собственных желаний.
Виллеруа пожал плечами.
– Я постараюсь, – обещал он.
Людовик тупо выслушал решение совета. Жену? Он не хочет никакой жены. Он вообще женщин не особо любит, ну, за исключением конечно же его любимой мадам де Вантадур, гораздо больше ему нравилось общество мужчин и юношей, с которыми он мог охотиться и играть в карты. К этим двум развлечениям у короля развилась настоящая страсть.
– Я не позволю привезти эту девчонку в мою страну, – заявил он.
– Ваше величество, совет настаивает на том, чтобы она приехала.
– Король я.
– Это воля народа.
– Разве воля короля никогда не бывает выше воли народа?
– Король не должен забывать о своем народе.
– Но вы всегда говорили, что я король и что люди ждут моих повелений. Виллеруа, я не позволяю везти эту девчонку во Францию.
Виллеруа вернулся к регенту в приподнятом настроении.
– Его величество не хочет жениться, – сообщил кардинал.
– Его величество придется заставить, – ответил герцог Орлеанский.
Виллеруа наклонил голову и улыбнулся своей все знающей улыбкой:
– Я знаю его величество лучше всех вас. Характер у него твердый и упрямый.
«Старый дурак, – думал герцог Орлеанский. – Пора тебе уйти со сцены».
Он отпустил Виллеруа и послал за Флери, он-то стоил четырех таких герцогов.
– Короля нужно заставить дать согласие жениться на Марии-Анне, – сказал герцог Орлеанский.
Флери кивнул. Герцог Орлеанский был прав. Именно Флери сможет внятно объяснить королю, что глупо было бы оскорбить короля Испании, не приняв эту маленькую девочку, которая еще несколько лет никак не будет влиять на жизнь его величества.
На заседание король пришел без котенка, глаза мальчика были красными и заплаканными. Когда его спросили, согласен ли он сочетаться законным браком с дочерью короля Испании, Людовик тихо ответил «да».
Котенок ушел из его жизни так же неожиданно, как и вошел в нее, и после этой потери необходимость принять жену не имела для него особого значения.
Милая пятилетняя инфанта вмиг околдовала Париж и парижан. От одного лишь взгляда на эту парочку – Людовика с волнами золотисто-каштановых волос и бело-розовую инфанту – смягчалось даже самое жесткое сердце, и народ с нетерпением ждал появления будущих молодоженов на улицах.
«От короля ждут слишком многого, – думал Людовик. – Мне надо всегда и везде таскаться с этой маленькой глупой девчонкой, держаться с ней за руки, пока народ аплодирует нам».
Людовик всячески давал Марии-Анне понять, что его заставляют быть с нею дружелюбным. С момента приезда девочки он ни разу с ней не заговорил.
Но оскорбить инфанту оказалось непросто. Ей сказали, что у нее будет великолепная свадьба с самым великолепным в мире монархом. Она считала, что Людовик блистателен и все, что ей о нем рассказывали, – правда. Поэтому Мария-Анна не видела ничего странного в том, что богоподобный ребенок не соизволил заговорить с ней.
Ей безумно нравилось все французское. Она радостно скакала и прыгала по дворцовому паркету и всем, от первых вельмож до последнего лакея, сообщала, что скоро выйдет замуж за Людовика, станет королевой Франции, и в этом причина ее радости.
Приезд инфанты был ознаменован целым рядом торжеств, в центре которых должны были быть Людовик и пятилетняя Мария-Анна.
Она смотрела на него с обожанием, а он боролся с желанием сообщить, что это по ее милости он не может больше охотиться или играть в карты с пажом. Вместо этого ему приходится каждый день сидеть и участвовать в так называемом «веселье».
Мария-Анна кротко ждала его благосклонности. В том, что это неизбежно, девочка не сомневалась. Она ведь станет королевой Франции и женой Людовика. Все мужья любят своих жен, так что и Людовик когда-нибудь ее полюбит.
А пока она наслаждалась лаской придворных: невозможно было не баловать дитя. Девочка такая милая, а кроме того, вскоре взойдет на престол.
Мария-Анна и Людовик были вместе на приеме в честь посла Испании и вместе любовались фейерверком. Девочка визжала и прыгала на своем сиденье от удовольствия. На какое-то мгновение она напомнила Людовику потерянного котенка.
– Людовик! – кричала она. – Смотри! Фейерверк! Как красиво! Тебе нравится?
Она уже привыкла, что он не отвечает, но тут Людовик вдруг посмотрел на нее, улыбнулся и ответил: «Да». Девочка была поражена.
Мария-Анна обернулась к королю. Глаза ее искрились от возбуждения, а на лице витала улыбка высшего блаженства. Она вскочила, подбежала к ближайшему вельможе и затеребила его за рукав.
– Вы слышали? – повторяла она. – Людовик заговорил со мной! Он наконец-то улыбнулся мне и заговорил со мной!
Вскоре после приезда инфанты исполнилось одно из самых больших желаний Людовика. Он переехал из Парижа в Версаль, юный король наконец-то мог хоть как-то отдохнуть от людей. Версаль был достаточно далеко от столицы, и здесь никогда не собирались толпы зевак. Возможно, это было одной из причин, почему Людовик так сильно любил Версаль. Но лишь одной из причин. Красота Версаля заворожила Людовика с самого первого взгляда. От Людовика XIV он унаследовал любовь и интерес к архитектуре. Поэтому самый величественный из всех дворцов, с его фасадами из камня восхитительного медового цвета, с играющими на солнце брызгами фонтанов, изящными статуями, прекрасными аллеями, чарующими садами, восхищал Людовика.
Король расположился в королевской опочивальне дедушки. К опочивальне примыкала зала, где заседали его советники. Ему не очень-то нравилась эта зала, так как она была слишком большой и в ней постоянно гуляли сквозняки. Кроме того, он никак не мог забыть, как мадам де Вантадур привела его сюда и он в последний раз видел короля. Но в принципе жить можно, если научиться относиться ко всему философски. Позже он выберет себе комнаты по собственному усмотрению. Но это произойдет лишь тогда, когда кончится его полное запретов детство.
В Версаль переехал и весь королевский двор, и, так как король был слишком юн, двором пришлось управлять регенту. Филипп старел, и его уже не тянуло на приключения. Продолжали выдумывать истории про его лихие похождения, но он не имел ничего против этого. Герцог Орлеанский дорожил своей репутацией одного из первых распутников Франции. Однако придворная молодежь приняла эти мифы за образец и продолжала вести беспутную, полную опасных забав жизнь.
Апофеозом ее стала оргия в одном из парков Версаля, о которой разнеслась дурная слава.
На этой оргии молодые люди известнейших родов Франции переоделись женщинами, а женщины мужчинами, все перемешалось, и пары катались по траве, занимаясь любовью в тени деревьев, многих не укрывала даже тень. На следующий после этого события день к регенту приехала мать.
– Они зашли слишком далеко, – сказала она ему. – В Париже только об этом и говорят. Сын мой, ты регент, и ты ответственен за случившееся. Многие верят, что Людовик в дурных руках. Будь осторожен.
Герцогу Орлеанскому было все ясно. Сам он стал слишком стар для подобных оргий, а молодые действительно попрали все границы.
Виллеруа словно в горячке носился по дворцу. Он не мог допустить подвергнуть подобной опасности нравственность юного короля. Он хотел выведать у совета, что они думают о регенте, который поощряет подобное.
Герцог Орлеанский к великому своему удовольствию узнал, что в оргии принимали участия два правнука Виллеруа.
– Какой позор! – кричал коварный регент. – Правнуки гувернера самого короля! Это позор, Виллеруа, позор.
– Если они поступили опрометчиво, их нужно наказать, – с дрожью в голосе говорил герцог. – Впрочем, это почти дети, и не они были зачинщиками.
– В подобном деле, – отвечал регент, – мы не должны давать никому поблажек. Верно, Виллеруа?
– Нужно наказать зачинщиков, – пытался спасти положение Виллеруа.
– Мы запрем их в Бастилии. Всех, – герцог Орлеанский выдержал паузу и улыбнулся старику в лицо, – всех, кто принимал участие в этом позорном действе, нужно сослать.
Защищать правнуков было бесполезно, и старик знал это. Для них лучше было бы переждать, пока все тихо-мирно забудется. Но Виллеруа не обладал тактом. Он продолжал по-прежнему носиться по дворцу, приговаривая:
– Нет, этих молодых людей конечно же есть за что винить. Ну а пример-то кто подает, скажите мне на милость? А, кто?
– Я хочу поговорить с королем, – сказал регент гувернеру, когда, как обычно, он привел к нему Людовика. – И говорить буду с ним наедине.
– Но, месье герцог! – запротестовал Виллеруа, натужно улыбаясь. – Быть со своим подопечным всегда и везде – это долг гувернера его величества!
– Его величество больше не ребенок.
– Ему всего лишь двенадцать!
– Вполне взрослый, чтобы выслушивать советы своих министров без помощи… няньки.
Виллеруа покраснел от ярости.
– Я не позволю! – кричал он.
Людовик смотрел на них и понимал, что он ошибался. Вражда между герцогом Орлеанским и Виллеруа не была игрой.
Но позже Виллеруа почувствовал себя неуютно. Герцог Орлеанский был первым после короля в государстве, и глупо было так открыто протестовать против его решений.
Виллеруа понимал, что герцог Орлеанский будет мстить за неуважение к нему, и, после долгих мучений, решил, что лучше всего будет переступить через себя и извиниться перед регентом. Гувернер решил не откладывать и тут же пошел к регенту.
Его путь в апартаменты регента преградил капитан мушкетеров, маршал д'Артаньян. Виллеруа надменно посмотрел на него.
– Проведите меня к герцогу Орлеанскому, сейчас же, – скомандовал старик.
– Месье, он сейчас занят.
Виллеруа не понравилась дерзость этого человека, и он попытался обойти его.
– Месье, – сказал д'Артаньян, – вы арестованы. Я вынужден попросить вас отдать вашу шпагу.
– Вы забываете, с кем разговариваете.
– Я полностью отдаю себе отчет, с кем я разговариваю, и мне приказано забрать у вас оружие.
– У вас ничего не выйдет, – проскрежетал Виллеруа.
Но д'Артаньян поднял руку, и появившиеся мушкетеры окружили старика и схватили его. Через мгновение Виллеруа выставили из дворца.
На улице ждала карета, и д'Артаньян затолкал туда гувернера.
– Гоните, – закричал д'Артаньян.
– Это ужасно! – зашипел Виллеруа. – У меня есть дела во дворце. Куда вы меня везете?
– В ваши владения в Бри, – отвечал ему д'Артаньян, – где вы и останетесь, по приказу герцога Орлеанского.
– Но я… я… я гувернер короля!
– Вы больше не занимаете этот пост, месье.
– Я не потерплю этого.
– У вас есть выбор.
– Какой?
– Бастилия, – ответил мушкетер.
Виллеруа откинулся на сиденье. Он вдруг понял, что он старик и дурак, а старикам нельзя быть дураками. Долгое противостояние между регентом и гувернером короля закончилось.
– А где дядюшка Виллеруа? – спрашивал Людовик. – Я весь день его не видел.
Никто не знал. Видели, как он собирался к регенту, но с тех пор о нем больше ничего не слышали.
Людовик послал за герцогом Орлеанским.
– Виллеруа пропал, – сказал король. – Я беспокоюсь за него.
Регент понимающе улыбнулся:
– Ваше величество, нет причин для беспокойства. Дядюшка Виллеруа – пожилой человек. Он жаждет умиротворения в деревне, где ему и место.
– Он решил устроить себе выходной! Но он не отпросился у меня.
– Он устроил себе долгий, очень долгий выходной, ваше величество. И я подумал, что вам лучше не расстраиваться из-за долгих прощаний.
Людовик заглянул в глаза дяди и все понял.
По лицу короля катились слезы; все-таки он привязался к старику, так искренне восхищавшемуся им.
Герцог Орлеанский обнял мальчика.
– Мой король, – сказал Филипп, – вы уже слишком взрослый для подобных отношений. Вот увидите, вас ждет жизнь, полная новых интересов и удовольствий.
Людовик отвернулся. Он проревел всю ночь, оплакивая потерю бедного Виллеруа. Но он понимал, что бесполезно требовать его возвращения. Он должен ждать великий день, когда сам сможет отдавать приказы.
Жизнь резко поменялась, печалиться стало некогда. У Людовика появился новый гувернер, герцог Шаро, маленького короля таскали с одной церемонии на другую. Осенью Людовика короновали в Реймсе, и сразу после коронации его ждало еще одно суровое испытание. Посмотреть на коронацию пришло много народу. Среди них было немало калек и юродивых. Они разбили лагерь в полях неподалеку от Реймсского аббатства и ждали приезда короля. В расшитой золотом мантии Людовик выглядел сверхъестественно прекрасным: огромные темно-голубые глаза на нежном личике, локоны спадающих на плечи вьющихся золотисто-каштановых волос… И ему пришлось ходить среди этих больных людей! Он был обязан остановиться около каждого, и, даже если кожа его была покрыта язвами, Людовик должен был дотронуться до его щеки и промолвить: «Король дотронулся до тебя, так, может, и Бог исцелит!»
Они смотрели на Людовика, и их сердца наполнялись надеждой и радостью. «Этот пышущий здоровьем и состраданием мальчик, – думали они, – выбран самим Провидением. Он обязательно сделает Францию великой».
Людовик ужасно хотел поскорее вернуться в Версаль, но прежде его ждало еще одно развлечение, организованное в Виллер-Коттре герцогом Орлеанским. А поскольку род Бурбонов пытался переплюнуть род герцога Орлеанского, подобное же пышное развлечение ждало его и в Шантильи.
В следующем феврале королю исполнялось четырнадцать, и он считался совершеннолетним. По этому поводу состоялся целый ряд праздничных церемоний, а в парламенте, в атмосфере всеобщей торжественности регент вручил мрачному Людовику большую государственную печать.
Герцог Орлеанский оставался премьер-министром и главным человеком во Франции. Все помнили, что если король умрет, не оставив наследников, то престол перейдет к герцогу Орлеанскому. Главным соперником Филиппа был герцог де Бурбон, которой очень хотел занять его место. Но Бурбон не отличался выдающимся умом. Ему шел тридцать первый год, а матерью его была незаконнорожденная дочь Людовика XIV, поэтому он вполне мог претендовать на право именовать себя внуком короля, о чем никогда не забывал сам и не позволял забывать другим. Состояние герцога было огромно, а Шантильи считался одним из самых богатых домов во Франции. Большую часть времени он посвящал гастрономическим и плотским утехам, но все остальное время спрашивал себя, почему бы ему не свергнуть герцога Орлеанского и самому не занять его пост. Герцог де Бурбон опасался, что король умрет, не оставив наследников, и тогда власть перейдет в руки герцога Орлеанского, что сорвет его собственные планы.
Не отличался он и красотой, женщин в Бурбоне привлекали разве что деньги и титулы. Он был очень высок и худощав, из-за высокого роста Бурбон стал сутулиться. В довершение же всего он был одноглазым – в молодости во время верховой прогулки герцог повредил себе глаз. Честолюбие в герцоге поддерживалось благодаря его любовнице, мадам де Пре.
Именно мадам де Пре, одна из самых прекрасных придворных дам, стала его любовницей, и именно она хотела, чтобы герцог де Бурбон пришел к власти, чтобы править за его спиной.
Людовика она в расчет не брала. Он же всего лишь ребенок! Мадам де Пре решила, что ее любовник должен занять место герцога Орлеанского и стать премьер-министром Франции. Пока королю не исполнилось четырнадцать, герцог де Бурбон будет фактическим правителем страны.
Недавно овдовевший Бурбон позволил мадам де Пре доминировать над ним. Эта женщина, дочь очень богатого финансиста и жена маркиза де Пре, была прирожденной интриганкой. И хотя Бурбону больше нравилось пировать и заниматься с ней любовью, он все же выслушивал планы ее интриг и соглашался с ними.
Герцогу Орлеанскому было хорошо известно об этих планах, и он хотел помешать им столь же решительно, сколь мадам де Пре хотела претворить их в жизнь. Возможность смерти короля особо его не волновала, так как если король умрет, то на престол взойдет он сам, а если умрет и он – то его сын, герцог де Шатре.
Герцога де Шатре в действительности больше интересовала религия, нежели политика. Но что это меняло? Герцог Орлеанский просто не представлял себе, что его род может уступить трон роду Бурбонов.
Однажды вечером он не без удовольствия обдумывал сложившуюся ситуацию, сидя в своих апартаментах на первом этаже дворца. Когда-то здесь жили дофины, а потом комнаты занял регент. Очень скоро он пойдет к королю и предложит ему подписать кое-какие бумаги. Но пока время еще не пришло. У него была легкая депрессия. В этой половине дворца было очень тихо, и герцог вспоминал прошлое. Он думал о своей дочери, герцогине Беррийской, которая не так давно умерла. Герцог страстно любил свою дочь, и ее смерть переполнила его сердце печалью. Тут в дверях появился паж и сообщил, что к герцогу пришла герцогиня де Фалари.
Герцогиня была одной из любовниц герцога Орлеанского и жила вместе с ним во дворце. После оргии в парке жизнь во дворце стала степенной и уравновешенной.
Герцог попросил, чтобы ее провели к нему. Герцогиня отличалась живостью характера, и в таком состоянии духа Филипп нуждался в обществе человека веселого и легкого нрава.
– Подойдите ко мне, дорогая, – попросил герцог. – Посидите со мной. Я тут хандрю немного и надеюсь, что вы меня взбодрите.
– Хандрите? – воскликнула герцогиня. – Но почему? Что может огорчать вас, месье герцог… ведь говорят, что вы – второй человек в государстве после короля?
– Бросьте, – ответил герцог Орлеанский. – Подобное сравнение доставило бы мне большое удовольствие пару лет назад. Увы, возможно, я старею… сегодня я мыслями выше земных дел.
Герцогиня посмотрела на него с тревогой в глазах, и Филипп продолжил:
– Верите ли вы в жизнь после смерти? Даму сильно удивил такой вопрос, ведь этот человек брал с собой в церковь томики Рабле и читал во время мессы!
– Вам нездоровится, – забеспокоилась она.
– Я задал вопрос.
– Верю ли я в жизнь после смерти? – задумчиво переспросила герцогиня. – Да, верю.
– Но вы ведете неправедную жизнь?
– Я раскаюсь перед смертью, – пояснила она. – Так живет весь мир. Я не могу раскаяться сейчас, потому что тогда придется изменить всю свою жизнь. Мрачная перспектива, вы не находите?
Герцог не ответил.
– Вы не находите? – повторила герцогиня.
Герцог медленно сполз по стулу, раскинув руки.
Герцогиня испугалась. Она склонилась над ним и все поняла. Она выбежала из залы, призывая на помощь, но, когда помощь пришла, было уже поздно. Герцог Орлеанский умер.
Людовик заливался слезами. Его веселый дядя Филипп… умер! Жизнь слишком жестока. Его вырвали из рук мадам де Вантадур, у него забрали дядюшку Виллеруа, а теперь умер дядя Филипп.
Оставался только один человек, к которому он мог обратиться: Флери. Теперь самым любимым человеком Людовика стал Флери, и тот всегда был готов успокоить и дать совет.
Епископ Фрежюсский решил занять пост премьер-министра Франции, но его проницательность подсказывала ему, что его время еще не пришло. Он подождет, пока возникнет возможность подчинить своей воле короля, и тогда его поддержка обеспечит епископу достижение своей цели. Если он начнет действовать сейчас, то сразу же появится слишком много противников. Епископ догадывался, что герцог де Бурбон сразу же начнет лезть из кожи вон, чтобы занять освободившееся после смерти герцога Орлеанского место. Он знал герцога де Бурбона, и решил, что тот не особо страшный соперник.
Пусть Бурбон займет столь желанное для него место, пусть попридержит его… пока не придет время ему, Флери, епископу Фрежюсскому, взять власть и править за спиной монарха.
Бурбон не терял времени зря и быстро продвигался к своей цели, подталкиваемый своей неутомимой и честолюбивой любовницей. Двадцатилетнего де Шатре, принявшего ныне титул герцога Орлеанского, больше интересовала теология. По утверждению Бурбона, он абсолютно не подходил для должности премьер-министра, и поэтому герцог де Бурбон, будучи принцем королевской крови, состоявший, как он назойливо всем напоминал, в родстве с великим Генрихом IV, собирался занять этот пост самолично.
