Текст книги "Слезы печали"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 18 (всего у книги 23 страниц)
ВОЗВРАЩЕНИЕ БЛУДНОЙ ДОЧЕРИ
Проснувшись, я некоторое время пребывала в растерянности. Меня окружала незнакомая обстановка. Затем я вспомнила: это комната Карлтона. Я села в кровати. Его здесь не было. Моя одежда валялась на полу, там, где она была брошена вчера вечером.
Я закрыла глаза, по-детски пытаясь стереть воспоминания, связанные с этой комнатой. Вчера вечером… Я вспомнила, как Карлтон держал в руке этот листок бумаги… этот разоблачительный документ, неоспоримо доказывавший, что меня действительно предали. Какая пустота… как ее описать? Мои мечты, мои идеалы, которыми я жила последние семь лет, рухнули от одного удара.
А потом… Я не могла припомнить всех подробностей случившегося. Карлтон утешал меня. Возможно, он сумел успокоить мое раненое самолюбие. Он угостил меня каким-то напитком, согревшим меня и одновременно подавившим мое сопротивление.
В его руках я стала подобна восковой кукле, не способной сопротивляться. Я попросту сдалась ему. Как я могла? Как я могла это сделать?
Тем не менее, я не способна была поступить иначе.
Куда он исчез? Который час?
Я выскочила из кровати и, ужаснувшись своей наготе, натянула через голову платье, а потом подошла к окну. Продолжал лить дождь. Возможно, было позже, чем я думала, поскольку утро выдалось очень сумрачным. Я представила себе, как горничная входит в мою комнату с горячей водой и видит нетронутую постель. Странно, что в такой момент я могла думать о каких-то мелочах.
Я подхватила свои вещи с пола и открыла дверь.
В доме было тихо, и, оглядевшись, я поспешила в свою комнату.
Взглянув на часы, я с облегчением поняла, что до прихода горничной остается, по крайней мере, четверть часа. Я сняла платье и вместе с остальными вещами бросила его в шкаф, а затем надела ночную рубашку и скользнула в кровать.
Теперь можно было хладнокровно поразмыслить о случившемся, хотя мне вовсе не хотелось думать о листке бумаги в руках Карлтона. Текст этого послания намертво впечатался в мой мозг. Как они смели так лгать мне! Разве я могу теперь хоть кому-нибудь верить? Но в основном мои мысли были заняты моей капитуляцией. Карлтон очень умно все это подстроил. Он пришел ко мне, зная, что я ослабла от страданий. Мои иллюзии относительно моего брака рухнули в один момент, и он воспользовался случаем предложить мне нежное утешение и одурманил меня своим напитком (что это был за напиток?), лишив меня возможности сопротивляться, вызвав потребность найти в ком-то опору. Случайность? Нет. Он специально подстроил это. Идея, должно быть, пришла ему в голову, когда карета застряла в грязи и он понял, что члены семьи будут отсутствовать всю ночь. Он был коварен; он был хитер; и я сдалась.
Я пыталась отгонять вновь и вновь возвращающиеся воспоминания. Безумная, обжигающая радость… Тот же экстаз, что когда-то с Эдвином, но несколько иной… возможно, потому, что в отношениях с Карлтоном было нечто большее, чем любовная страсть. Это была какая-то смесь любви и ненависти, совершенно неуместная, и все-таки… и все-таки…
Теперь я немножко боялась самой себя. Как хорошо, что его не было там, когда я проснулась и поняла, что эта ночь перевернула мою жизнь!
Потом я вспомнила, что мой отец и мать воспылали страстью друг к другу в то время, как он был женат на моей тете Анжелет; и мама сумела описать свои переживания так, что они вызвали яркие эмоции и сопереживание.
Я была похожа не нее. Мне было нужно то, что называют наполненной жизнью. В течение всех этих лет после смерти Эдвина я жила в выдуманном мире. Теперь все прояснилось, и я поняла, что рано или поздно неизбежно должна была стать любовницей Карлтона.
А почему Карлтона? Почему я не приняла благопристойное предложение Джоффри? Видимо, инстинктивно я ощущала, что Карлтон – это мой мужчина. Его мужественность влекла меня. То, что он вызывал во мне чувство неприязни, не играло никакой роли. В постели мы были идеальной парой. Я только что в этом убедилась, а он, с его знанием жизни и женщин, знал это с самого начала. Он понимал, что брак со мной удовлетворит не только его амбиции, но и телесные потребности.
За одну ночь я стала взрослой. Возможно, мне следовало благодарить за это судьбу.
Раздался стук в дверь. Вошла горничная и принесла горячую воду.
– Доброе утро, госпожа! – отдернула она полог кровати.
Я ждала, что она как-нибудь отреагирует на произошедшие со мной изменения. Ведь я наверняка изменилась после таких переживаний. Но девушка всего лишь поставила на пол тазик с водой и подала мне записку.
– Хозяин Карлтон уехал сегодня очень рано, госпожа. Он оставил вам записку.
Мне хотелось немедленно прочесть ее, но я решила не проявлять излишнего любопытства.
Я зевнула, надеюсь, убедительно.
– Не слишком хорошее выдалось утро, Эм, – сказала я.
– Да, госпожа, дождь. Похоже, лило всю ночь напролет.
Да, стук дождя в окно… и я, лежащая рядом с ним… Не имеющая ни сил, ни желания двигаться… забывшая обо всем, кроме влечения к нему.
– Дай Бог, милорд с миледи и все остальные как-нибудь сумеют доехать до дому.
– Будем надеяться, Эм.
Она вышла, а я вскрыла записку. Она состояла всего из нескольких слов:
«Мне необходимо уехать ко двору. Вернусь в течение дня. К.» —.
Ни единого слова, говорящего о том, что произошло нечто чрезвычайное. Я почувствовала разочарование. Как он мог уехать вот так после всего случившегося? Неужели он намекал, что в этом не было ничего необычного и то, что мы стали любовниками, – вполне естественно? Ну конечно, он всегда именно это утверждал и теперь, наверное, торжествующе посмеивается!
Я разгневалась на него и на себя. Как я могла оказаться столь слабой, столь глупой?!
Я стала убеждать себя, что действовала под влиянием момента. Карлтон оказался рядом, когда мне было трудно. Кроме того, он сломил мое сопротивление своим напитком. Что же он дал мне? Это подействовало как какое-то ведьминское зелье. А может, это и было зелье? Конечно, трудно представить, чтобы Карлтон водился с ведьмами, и все же он был способен на что угодно.
Я умылась и оделась, благодаря судьбу, что мне не пришлось встречаться с ним утром.
Я была очень бледна, поэтому достала румяна, которые когда-то подарила мне Харриет, и немножко подкрасила щеки. Теперь стало лучше. Мне вспомнилось о том, как я любила Харриет, которая была для меня почти как сестра. Я была так расстроена, когда она уехала! Если бы я знала…
До чего же наивной и глупой я была! День тянулся долго, томительно. Ничего не происходило. Я стояла у окна и смотрела на капли дождя. Трава вся вымокла. Последние оставшиеся листья падали на землю, прикрывая газон бронзовым ковром.
Почему он не возвращается? Как это похоже на него – уехать по делам. Я в это не верила. Где же он может быть? Неужели с какой-то женщиной? Меня охватил гнев. Я ненавидела ее… и его. Я больше никому не верила. Ах, Эдвин… Харриет… как вы могли? Как я теперь буду смотреть на Ли?
В середине дня к дому подъехал гонец. Я сбежала вниз, уверенная в том, что он послан Карлтоном.
Но это было не так. Гонца послала моя свекровь. Выяснилось, что дела с каретой обстоят гораздо хуже, чем казалось вчера: одно из колес было серьезно повреждено и требовало ремонта. Это значило, что им придется провести в гостях еще одну ночь. Если бы не этот дождь, все было бы гораздо проще. Так или иначе, завтра они приедут.
Настал вечер, а Карлтон все не возвращался.
Я была сердита не него. Он добился своего, – как всегда, по его словам. Значит, он хотел именно этого? Одной-единственной победы?
Я ужинала в одиночестве, точнее, делала вид, что ужинаю. Как это было непохоже на прошлый вечер! Я поняла, что мечтаю увидеть вновь его смуглое, умное, насмешливое лицо, мне хотелось слышать его голос и его подшучивания. Мне хотелось возражать ему.
Рано уйдя в свою комнату, я легла в постель и попыталась уснуть, но не могла. Я даже не могла читать, потому что вновь и вновь вспоминала вчерашние события.
Было уже около полуночи, когда открылась дверь и вошел Карлтон в просторной ночной рубашке.
Он смотрел на меня, а во мне боролись противоречивые чувства.
– Я не знала, что ты вернулся, – пробормотала я.
– А ты думала, я где-нибудь останусь? У меня было много дел, но я хотел быть с тобой. – Он задул свечу, принесенную с собой. – Она нам не понадобится, – сказал он.
Я пыталась сопротивляться, но он все равно оказался рядом и оттеснил меня к стене.
– Нам нужно поговорить.
– Знаешь, у нас впереди целая жизнь на разговоры, Арабелла. Весь день я думал только о тебе. Наконец-то… наконец-то… моя желанная…
Я рассмеялась.
– Очень странно слышать от тебя эти слова… Какая сентиментальность…
– Я могу быть сентиментальным, романтичным, даже глупым с единственной женщиной в мире – с тобой, Арабелла. Теперь ты знаешь об этом.
– Тебе не надо было приходить сюда, – сказала я.
– Нет иного места, где мне следовало бы быть.
Наверное, всякий человек время от времени удивляет сам себя.
Потом я, конечно, могла объяснять себе, что чувствовала себя очень несчастной и расстроенной и что мне просто необходимо было прекратить свои раздумья, впасть в забвение.
Во всяком случае, на этот раз мы обошлись без вина и без любовного зелья. Я была покорной… нет, не так… отзывчивой, хотя понимала, что утром буду презирать себя за столь явную уступку чувственной стороне своей натуры.
* * *
Проснувшись, я оказалась в постели одна. Так же, как и накануне, с наступлением дня я была поражена своим поведением ночью. Наверное, у меня было две натуры: одна – дневная, а вторая – ночная. Карлтон настолько занял мои мысли, что я даже перестала оплакивать предательство Эдвина. Что будет дальше? Ответ напрашивался сам собой: замужество.
Брак с Карлтоном, который явно желал его, чтобы, став отчимом Эдвина, продолжать управлять владениями Эверсли. Однажды я уже вступила в брак по расчету. Сделать это вновь? Да, но с Эдвином… я вспомнила те чудные мгновения, казавшиеся мне выражением чистой романтичной любви. Я вздрогнула. Нет, никогда больше не позволю, чтобы меня использовали в своих целях.
Когда я спустилась к завтраку, Карлтон уже сидел за столом.
Он улыбнулся мне.
– Доброе утро, дорогая Арабелла! Одна из служанок суетилась возле стола, и он продолжал, сделав незаметный знак бровью:
– Надеюсь, вам хорошо спалось?
– Благодарю вас, да, – ответила я.
– Дождь наконец прекратился. Давайте после завтрака прогуляемся в саду, если вы не возражаете.
– С удовольствием, – ответила я. Когда мы отошли от дома, он сказал:
– Арабелла, теперь вопрос не в том, согласна ли ты, а в том, когда именно мы поженимся.
– Я не уверена, что мы поженимся.
– Что?! Надеюсь, ты не захочешь оставаться моей любовницей?
Я почувствовала тот же гнев, что и раньше. Он умел будить во мне это чувство. Вместо страстного любовника, который мог быть романтичным и сентиментальным, передо мной стоял циник, придворный хлыщ, человек, всегда вызывавший во мне возмущение.
– Давай забудем о случившемся.
– Забыть о самых изумительных ночах в моей жизни?! Нет, Арабелла, ты требуешь от меня слишком многого!
– Ты, как всегда, насмехаешься надо мной – Нет, я говорю серьезно. По возвращении дяди я поделюсь с ним добрыми новостями. Он будет рад Я знаю, он давно считает, что брак между нами был бы идеальным решением всех проблем Эверсли.
– Мне надоело быть пешкой в игре Эверсли.
– Не пешкой, дорогая. Я уже говорил тебе, что ты – королева.
– Ну, пусть фигура… которой двигают, как хотят. Я вовсе не уверена в том, что хочу за тебя замуж.
– Арабелла, ты поражаешь меня. Зная, что я никогда, никогда не забуду…
– Ты обманул меня. Ты ошеломил меня… а потом дал мне что-то выпить. Что это было?
Он рассмеялся, удивленно приподняв брови.
– Это мой секрет, – сказал он.
– Я не приняла решения, – ответила я, отвернувшись.
– По крайней мере, есть надежда – После того, что случилось…
– И вновь случится.
– Я не хочу этого.
– Арабелла, ты опять обманываешь себя! Тот напиток не содержал никаких магических чар. И все-таки ты…
– Ах ты… ты…
Он взял мою руку и поцеловал ее.
– Сегодня вечером, когда они вернутся, мы им скажем?
– Нет, – ответила я.
– Но теперь, по крайней мере, ты не думаешь о моем сопернике Джоффри?
Я о нем не думала, но не могла удержаться от искушения поддразнить Карлтона.
– В таком случае, – продолжал он, – могли бы возникнуть неприятности. Не вздумай считать происшедшее случайным инцидентом Как только мы окажемся наедине, это вновь повторится. Мы связаны, как солнце и луна…
– И в нашей паре ты играешь, видимо, роль солнца?
– Какая разница, кто есть кто? Я говорил о том, что нас связывает. Мы не могли не стать любовниками. Это было ясно с самого начала. Я это знал. Я хотел тебя. Я даже подумывал, не стоит ли свести тебя в беседку и показать, как именно погиб твой муж.
– Прекрати!
– Извини. Ты возбуждаешь во мне самые худшие стороны моей натуры… и самые лучшие, ибо ты вреднейшая женщина на свете… и все-таки я обожаю тебя.
Я смягчилась, как было всегда, когда он проявлял свои чувства. Мне хотелось сказать ему: «Да, я выйду за тебя замуж. После всего случившегося я должна выйти за тебя замуж». С другой стороны, слишком уж это было удобно для всех них, а узнав о жестоком обмане Эдвина, как я могла быть уверена в том, что Карлтон не обманывает меня точно так же?
– Мне нужно время, – сказала я, – время подумать.
– Тебе это все еще нужно?
– Да, нужно, и я буду думать.
Я повернулась и пошла к дому.
Во второй половине дня вернулась загостившаяся компания. Они продолжали переживать свое приключение и были неспособны говорить еще о чем-либо. Я слушала их весьма рассеянно, поскольку не могла не быть изумлена всем происшедшим со мной за время их отсутствия.
Вечером ко мне в комнату зашла Карлотта и сказала:
– Что-то произошло. Ты выглядишь по-другому.
– Неужели? – деланно удивилась я, оглядывая обстановку спальни и кровать, которую мы прошлой ночью разделяли с Карлтоном, как будто там могло находиться что-то, способное выдать нас.
– Как именно? – спросила я. Она покачала головой.
– Не знаю… но ты кажешься возбужденной и в то же время…
– Да? – я старалась выиграть время, думая о том, что именно она могла заметить.
– Не знаю. Просто ты другая.
– Поначалу я была очень обеспокоена тем, что вы не вернулись, и лишь поздно вечером мне сообщили о вашем приключении.
– Да, Карлтон сказал, что ты будешь беспокоиться, и поэтому ему необходимо вернуться домой.
– Он успокоил меня, – сказала я. – Ну что ж, скоро мы вернемся в Эверсли. Должна сознаться, мне не терпится увидеть детей.
Карлотта согласилась со мной и больше не возобновляла разговор о том, как я выгляжу, но я заметила, что время от времени она бросала на меня испытующие взгляды.
Перед самым ужином прибыл гонец. Возникло некоторое замешательство, ибо он был одет в ливрею королевского слуги.
Производя восстановительные работы после пожара, рабочие обнаружили стены времен нашествия римлян и мозаичные тротуары, что вызвало изумление короля. Он знал, что Карлтон неплохо разбирается в этих вопросах, и предлагал ему незамедлительно прибыть ко двору. Он хотел обсудить с ним находки, а на следующий день посетить места раскопок.
У Карлтона, конечно, не было выбора, и он немедленно выехал.
* * *
Мы вернулись в Эверсли. Наше отсутствие продлилось дольше, чем было намечено, и дети искренне обрадовались нам. Я рассказала им о большом пожаре, и они с округлившимися глазами слушали подробности о падающих зданиях, проваливающихся крышах и расплавленном свинце, текущем по улицам.
– А у нас здесь будет пожар? – с надеждой спросил Ли.
– Будем молить Бога, чтобы этого не случилось, – резко ответила я.
Я не жалела о том, что Карлтона отозвали. Мне хотелось подумать о будущем, а делать это было гораздо легче в его отсутствие.
Меня интересовало, как воспринял бы Эдвин изменение наших взаимоотношений. Нельзя сказать, чтобы он не любил Карлтона. Конечно, он не питал к нему тех же чувств, что к Джоффри. Может быть, это потому, что Джоффри из кожи вон лез, стремясь ему понравиться? А дядя Тоби сумел привязать к себе обоих мальчиков, не прилагая никаких усилий.
Я не могла прямо спросить Эдвина о том, как он относится к Карлтону. Мне вообще не хотелось говорить о Карлтоне. Я и в самом деле хотела выбросить его из головы. Я была все еще потрясена своим быстрым поражением и определенную ответственность за это – может статься, и безосновательно – возлагала на Карлтона.
У меня сложилась привычка ходить к беседке, в которой когда-то было найдено тело Эдвина. Это было мрачное место, укрытое от дома зарослями кустарника. Поскольку здесь произошло убийство, этот уголок сада был запущен. Никто не рвался сюда приходить, особенно после наступления темноты. Я знала, что слуги его избегают, впрочем, и садовники, поэтому все вокруг заросло чем попало. Беседка была деревянной и когда-то, наверное, довольно уютной. Уединенное тихое место. Окно, через которое раздался роковой выстрел, теперь было забито досками. Никто не потрудился заменить стекло. Я заглянула внутрь. Там пахло пылью и грязью. Внутри стояли скамья, деревянный стул и небольшой столик с железными ножками. Я заставила себя войти туда и представила, как они находились здесь вдвоем. Это было неплохое место для свидания. Возле двери на гвозде висел ключ, и можно было запираться. Они забыли о том, что сюда можно заглянуть снаружи. Старый Джетро… Мстительный пророк!
Зачем я ходила туда растравлять свои раны? Я представляла себе, как праведник Джетро наблюдает за встречами любовников, подглядывая через ныне забитое окно, как они занимаются запретной любовью. Возможно, он наблюдал за этим с завистью. Меня это не удивило бы. А потом он принес ружье и убил Эдвина на месте преступления, что вряд ли можно считать христианским поступком, так как грешник был лишен возможности покаяться. Не окажется ли Джетро еще большим преступником, представ перед Богом?
Я часто заходила в кухню и как-то разговорилась с Эллен.
– Ты знала старого Джетро? – спросила я.
– Конечно знала, хозяйка. Все здесь знали старого Джетро. Некоторые говорили, что он сумасшедший, что от религии у него мозги набекрень. Он, говорят, сам себя бил бичом и носил на теле власяницу, лишь бы страдать. Он надеялся, что от этого станет святым.
– И что же здешние люди о нем думали?
– Ну, до того, как король вернулся, Джетро считали хорошим человеком. Он стоял за парламент, но, по-моему, они тоже были для него недостаточно твердыми христианами. Он как-то убил своего кобеля за то, что он полез на суку.
– Я это слышала.
– А еще он осуждал девушек, которые спешили отдать свои ласки до свадьбы. Он, бывало, заходил в церковь, когда они ходили каяться, говорил, что их надо бить, а их ублюдков – убивать сразу после рождения.
– Ничего не скажешь, добрый христианин, – саркастически заметила я.
– Ну, это как смотреть на христианство. Я решила, что мне следует вести себя поосторожней, поскольку Джаспер так и остался твердым пуританином и я не забывала о том, что он посчитал красивую пуговичку дьявольским соблазном.
– Говорят, молодой Джетро будет еще почище своего отца и с каждым днем становится все больше похож на него.
– Молодой Джетро?
– Ну, вообще-то не так уж он и молод. Ему сейчас где-то за сорок.
– Значит, у него остался сын. Это удивительно, ведь он не одобрял собак, пытавшихся продолжить свой род.
– Когда-то старый Джетро был женат. Говорят, он даже погуливал в молодости, а потом вдруг прозрел. Это он так говорил. Господь пришел к нему и сказал: «Джетро, то, что ты делаешь, это вроде как грех. Брось это дело и проповедуй мое слово». Вот так он и преобразился. Жена бросила его. Молодому Джетро было тогда пять лет. Он растил мальчика и, как я говорила, сделал из него подобного себе. Тот торчал на коленях по четыре часа, молясь.
– Старый Джетро уже умер?
– Да, уже порядочно. Говорят, он заморил себя голодом до смерти, и все его бичевание не помогло.
– А где живет этот молодой Джетро? Где-то поблизости?
– Недалеко, на самом краю поместья. В каком-то сарае. Крутой мужчина этот Молодой Джетро – вылитый папаша. Он прямо-таки носом чует грех. Как где немножко появится греха, он сразу его унюхает. У Полли, одной из наших девушек с кухни, начались неприятности. Так этот Джетро узнал раньше нас… если не раньше самой Полли. Он привел ее к себе в амбар и сказал, что теперь она проклята и что дьявол надрывается со смеху, а черти уже так и бегают – вечный огонь для нее разжигают. Ну, бедняжка Полли пошла к бабушке, да там и повесилась. «Грехи ее тяжкие», – сказал Молодой Джетро. А бедняжка Полли всего-то малость побаловалась на конюшне. Если б не «залетела», так считалась бы не хуже других.
– Кажется, этого Молодого Джетро весьма неудобно иметь соседом.
– Ну, с теми, которые слишком хороши, с ними частенько неудобно, госпожа.
Я согласилась с ней.
По странному совпадению, через несколько дней я отправилась с мальчиками на верховую прогулку. Мы привязали лошадей и спустились к берегу моря возле пещеры, в которой когда-то, во время нашего первого посещения Англии, мы с Харриет и Эдвином прятались. У меня была болезненная склонность посещать такие места и вызывать картины прошлого.
На берегу мальчики разулись и начали бегать по воде, а я присела, наблюдая за ними.
В этот день был довольно сильный прибой, и, когда на берег накатывала очередная волна, дети с радостным визгом отбегали назад, а потом догоняли ее. Они развлекались, пуская по волнам плоские камешки.
Шум прибоя, запах водорослей, счастливый смех мальчиков – все это служило фоном моих размышлений. Я вспоминала причалившую лодку. Я представляла себе Эдвина с Харриет, обменивающихся взглядами, пыталась вспомнить, что именно они тогда говорили и как произносили эти слова. Уже тогда можно было понять, но я была слепа.
Послышался хруст гальки под подошвами сапог, я подняла голову и увидела, что ко мне подходит мужчина. Он нес корзину, в которой лежали куски дерева, а возможно, иные предметы, выброшенные на берег прибоем.
Он тихонько пробормотал:
– Грешники. Их следует наказать.
Я мгновенно поняла, что оказалась лицом к лицу с Молодым Джетро, чей отец убил моего мужа. Я не могла позволить ему пройти мимо меня.
– Грешники? – воскликнула я. – Кто это здесь грешники?
Он остановился и взглянул на меня своими фанатичными глазами, над которыми нависали рыжеватые брови, лохматые, торчащие во все стороны, чуть ли не закрывающие глаза. Зрачки его глаз были огромными, а выпуклые белки придавали лицу выражение то ли удивления, то ли ужаса. Его рот был крепко сжат, уголки губ опущены.
– Вот они, грешники, – сказал он, указывая на мальчиков.
– Уверяю вас, они даже не знают, что такое грех.
– Вы сами грешите против слова Божия, женщина. Все мы рождены во грехе.
– Даже вы?
– Да, Господи помилуй.
– Ну что ж, если вы не менее грешны, чем все остальные, отчего же вы с таким удовольствием указываете на грехи других?
– Смех, крики… Тут два шага до шабаша! Я вскипела от гнева. Его отец убил Эдвина. Если бы не его отец, Эдвин продолжал бы жить. Я могла бы никогда не узнать о его неверности, но неужели он сам собирался прожить всю жизнь, притворяясь?..
– Чепуха, – сказала я, – люди созданы для того, чтобы быть счастливыми.
Он отступил на пару шагов, как бы опасаясь столь близкого соседства с исчадием греха.
– Ты грешница, – сказал он. – Не насмехайся над Господом.
– Я и не думала насмехаться, – возразила я. Эдвин заметил мужчину. Решив, что мне нужна защита, он подбежал к нам.
– Мама, мама, ты не звала меня? Я гордилась им. Он смело взглянул в это отвратительное лицо и сказал:
– Не вздумай обидеть мою маму!
Я встала и нежно погладила сына по голове.
Выражение лица молодого Джетро изменилось.
– Я знал твоего отца, – сказал он.
– Мой отец был самым лучшим в мире, – сказал Эдвин.
– Проклятое семя! – воскликнул Молодой Джетро.
– Что он хочет сказать, мама? – спросил Эдвин. Я молчала. Я была потрясена. Этот человек слишком много знал о моем покойном муже.
– И грехи предков их… – бормотал Молодой Джетро, уставившись на Эдвина. Подбежал запыхавшийся Ли.
– Я бросил камешек, а он пошел блинчиком, блинчиком – и так до самой Франции.
– Не до Франции, – сказал Эдвин.
– До Франции, я сам видел.
Молодой Джетро побрел дальше, бормоча:
– И тяготеют над ними смертные грехи предков…
– Что это за старик? – спросил Ли. Но Эдвина сейчас больше всего занимала мысль о камешке, который сумел допрыгать до самой Франции, и он решил попробовать повторить этот подвиг.
– Ну-ка, покажи, как ты бросаешь, – сказал он. – Я орошу дальше тебя.
Они опять побежали к воде, а я глядела вслед удаляющейся фигуре Молодого Джетро.
Мне кажется, я заранее знала, что это случится, и почувствовала некоторое облегчение, убедившись в этом. Само провидение избавило меня от необходимости, принимать решение.
Я знала, что действовать надо быстро. Оказавшись наедине с Карлтоном, я сообщила ему:
– Я беременна.
Его глаза сверкнули, лицо посветлело от неожиданной радости.
– Дорогая моя Арабелла, я был уверен в этом. Он обнял меня, приподнял и крепко прижал к себе, снова и снова целуя меня. Дело было в саду, и я сказала:
– Нас могут увидеть.
– Какая разница? Всякому дозволено обнимать свою будущую жену. Ах, дорогая моя девочка, это самый счастливый день в моей жизни!
– Случилось то, чего ты хотел. Ты станешь отчимом Эдвина, и все, кроме титула, будет принадлежать тебе.
– Как будто я только и думаю об Эверсли.
– Только об этом ты и думаешь.
– Я думаю обо всем сразу. Моя жена родит мне ребенка. Это чудесно! Ведь я нетерпеливый человек, ты же знаешь, моя дорогая. Это меня очень устраивает. Я получаю сразу и жену, и ребенка – и в самые кратчайшие сроки.
– Не остается ничего другого, как пожениться, – сказала я, пытаясь изобразить огорчение.
– Теперь действительно не остается ничего другого. Сейчас я пойду и сообщу обо все дяде. Я знаю, что он будет рад. Именно этого он и хотел. Или обвенчаемся тайно? Тогда потом можно устроить еще одно венчание и банкет. И несколько преждевременное рождение ребенка будет вполне объяснимо.
– Вот не думала, что ты придаешь такое значение соблюдению приличий.
– Мне нравится их соблюдать, когда они меня устраивают. Ах, Арабелла, я сегодня так счастлив! Я ждал долго этого дня. Да, давай обвенчаемся тайно. А потом мы обо всем расскажем дяде, и они, конечно, захотят устроить здесь еще одну церемонию и банкет.
– Я не вижу смысла в подобных уловках.
– Смысл есть. Такая свадьба, которую они захотят устроить, потребует для подготовки определенного времени. Надо думать об интересах нашего ребенка. Мы обязаны обеспечить ему хороший прием в этом мире.
– Только запомни: я вовсе не обещала тебе обязательно родить мальчика.
– Поверь, главное, что мне нужно, – это ты, Арабелла. Я буду благодарен за любой подарок, который ты решишь сделать мне. Оставь эти тревоги, Арабелла. Я тебя обожаю!
– Ну что ж, – сказала я, – Благодарю тебя за то, что ты готов сделать из меня честную женщину.
– Ты не меняешься. – Он нежно улыбнулся мне. – Да я и не хочу, чтобы ты менялась. Во мне есть некоторая склонность к полигамии, поэтому меня устроят две Арабеллы: дневная Арабелла с острым язычком и обожаемая, любящая меня, любимая Арабелла во тьме ночи.
– Ты же знаешь, что я только одна. И тебе кажется, что я смогу тебя устроить?
– Ты сама знаешь ответ на этот вопрос. В тот же день Карлтон уехал и не возвращался до утра следующего дня. В тот же день после обеда мы встретились с ним возле конюшни, отъехали миль на пять и обвенчались в маленькой церквушке. В качестве свидетелей Карлтон пригласил двух своих друзей-придворных.
– Я слышала, что именно так и выглядят липовые браки, – сказала я. Полагаю, кое-кто из твоих щедрых на шутки приятелей время от времени их устраивает.
– Увы, это так и есть. Но наш брак настоящий, истинный и священный. Сейчас мы вернемся в Эверсли, и я сообщу дяде о том, что мы с тобой поженились, ко не буду уточнять, когда имела место эта церемония. Уверяю тебя, он будет настаивать на том, чтобы мы еще раз обвенчались в домовой церкви Эверсли с кучей зрителей и с роскошным пиром. Вот тогда уж ты точно не скажешь, что это липовая свадьба!
Я ощущала странный подъем и не желала заглядывать вперед ни на минуту. Я была слишком возбуждена для того, чтобы чувствовать себя несчастной.
Возле ручья мы остановились отдохнуть, привязали лошадей и уселись на траву. Карлтон взял меня за руку и сказал:
– Итак, свершилось.
– Ты всегда был в этом уверен, не так ли? – спросила я. – Ты принял решение, а твои решения всегда осуществляются.
– Кажется, именно так все и получилось, – с непривычной скромностью признал он.
Я взглянула на кольцо, которое Карлтон надел на мой палец. То, которое когда-то подарил мне Эдвин, я оставила дома, в ящике буфета.
Карлтон взял меня за руку и поцеловал кольцо. Потом он обнял меня и уложил рядом с собой.
Я смущенно сказала:
– Нам пора ехать.
Он ответил, что нам следует отметить наше бракосочетание. Я знала, чего он хочет, и попыталась освободиться.
– Кто-нибудь может пройти мимо, – сказала я.
– Здесь очень безлюдное место, – возразил он, – а кроме того, я хочу тебя сейчас. Ты осознаешь важность этого факта? Да ведь мы с тобой только что поженились!
Он, смеясь, прижал меня к себе, и листья падали на нас, пока мы любили друг друга.
Я поняла, что всегда все будет происходить так, как он хочет, разве что я сумею проявить характер, если в этом возникнет необходимость.
Но, по правде говоря, я была в восторге. Я не знала, можно ли это назвать счастьем. Это не было похоже на то, что я чувствовала с Эдвином, но мне и не хотелось повторения прошлого.
Возбуждение, страсть, удовлетворение – насколько это привлекательнее, чем романтическая любовь! Я пообещала себе, что больше не позволю себя обидеть.
* * *
Карлтон был прав. Когда моим свекру и свекрови сообщили новость, в доме воцарилась радость.
– Ах ты, хитрец! – воскликнул лорд Эверсли, ухватив Карлтона за руку. Тайный брак, а? Решил скрыть от нас!
Матильда нежно обняла меня.
– Милая моя доченька, – сказала она, – по-другому я и не могу тебя называть. Ты очень обрадовала меня. – Потом она шепнула:
– Это пойдет на пользу Карлтону… после его неудачного брака. Теперь все будет, как положено.
– Почему вы держали это в секрете? – спросила Карлотта. В ее спокойном голосе прозвучала странная нотка.
У Карлтона был готов ответ:
– Мы решились на это экспромтом. Мы знали, что, если объявить формальную помолвку, начнутся разговоры о том, какие сроки приличны и все такое прочее. Я вас знаю, тетушка Матильда.
