Текст книги "Виктория – королева Английская"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 23 страниц)

Виктория Хольт
Виктория – королева Английская

Посвящается Мэри Бэррон

ОЧЕНЬ ВАЖНЫЙ ГОД

Это был очень важный год. Наполеона отправили в изгнание, его власть сломили. Матери больше не пугали своих детей, говоря им: «Вот придет Бони и унесет тебя!», потому что Бони стал бессильным изгнанником, и даже самый маленький ребенок знал это. Он стал объектом для насмешек, ненависти или жалости, в зависимости от того, как к нему относился тот или иной человек. Непобедимый Веллингтон и усатый Блюхер разгромили его при Ватерлоо, и звезда Бони навсегда закатилась.

«Бони-воин – вчерашний день, Жан-Франсуа», – издевательски распевали ребятишки.

Никогда еще Англия не казалась такой богатой и влиятельной. Гуманитарные науки процветали благодаря утонченному вкусу принца-регента; в истории страны государство редко столь щедро поощряло творческий гений. Теперь, когда слава Франции померкла, нигде в мире не нашлось бы дворца, способного сравниться с Карлтон-хаусом; а «Павильон» в Брайтоне, эта феерия в восточном духе, не имел себе равных, хотя своим замыслом он, возможно, и был обязан китайским художникам.

Внешний блеск соответствовал славе. Мир не знал второй такой мощной державы, и вместе с тем недалеко от Карл-тон-хауса, в лачугах Севен Дайалз, люди умирали от голода; бремя национального долга стало непосильным; ткачи Манчестера бунтовали против установки станков, и голодные толпы шли на Лондон, сжигая по пути сено на полях и угрожающе распевая «Марсельезу». Ни один из членов королевской семьи никогда не забывал об ужасной участи, постигшей их родственников на другом берегу Ла-Манша: зверская жестокость, убийства, падение режима и последовавший за этим хаос – это была самая кровавая революция, какую когда-либо знал мир.

В одной из своих глупых речей герцог Кларенский как-то сказал, что у народов Европы есть привычка рубить головы своим королям и королевам, и что скоро там будет много тронов без королей и много королей без голов.

Правда, Кларенс считался дурачком в семье. Возможно потому, что он не получил такого образования, как братья. Отец, стремясь сделать из него мужчину и освободить от тлетворного влияния братьев, отправил сына на флот, когда ему исполнилось тринадцать лет. И хотя с ним вместе послали наставника, герцог стал моряком, но не ученым мужем, так как сам не проявлял склонности к учебе, да и обстоятельства не способствовали ей.

Принц-регент был недоволен жизнью. Ему недоставало того, чего он так жаждал: одобрения со стороны своих подданных. Он не мог заслужить его, как бы ни стремился к этому. Они его ненавидели, преувеличивая недостатки и преуменьшая достоинства. Принц-Само-Очарование в детстве превратился в Принца Нелепого в зрелом возрасте.

В один самый ужасный январский день, когда он ехал на открытие сессии парламента, враждебно настроенная толпа окружила его экипаж и побила в нем стекла, а кто-то воспользовался смятением, чтобы выстрелить, причем пуля пролетела в нескольких сантиметрах от него.

Регент не был таким храбрым, как его отец, который спокойно относился к подобным актам оскорбления королевского достоинства. «Есть тот, кто распоряжается всем на этом свете, и я верю в него», – заметил Георг III, когда потенциальный убийца выстрелил в его карету, и затем, вытащив пулю из рукава, где она застряла, он сказал лорду Онслоу, сидевшему рядом: «Милорд, сохраните ее как память о том вежливом обхождении, с которым мы столкнулись сегодня». Принцу-регенту недоставало веры отца, и единственная роль, которую он не мог сыграть убедительно, была роль человека безразличного к смерти. Он беспокоился о своем здоровье, не был готов умереть и, будучи более просвещенным человеком, чем его отец, с большим отвращением относился к грязной, неграмотной и безрассудной толпе.

«За что они так ненавидят меня? – спрашивал он себя. – Я шел на все, чтобы возвеличить нашу страну. Я бы встал рядом с Веллингтоном, если бы мне разрешили. Но коль скоро это было невозможно, я оказал честь Веллингтону и сделал его своим другом. Я принес красоту и культуру моей стране; я даже дал им наследницу трона, хотя они никогда не будут в состоянии понять, чего мне это стоило. И все равно они ненавидят меня».

Его брат Фредерик, герцог Йоркский и главнокомандующий сухопутными войсками, не вызывал такой ненависти, как он, хотя и явился причиной одного из самых громких скандалов, от которых пострадала королевская семья, когда его любовницу, Мэри-Энн Кларк, обвинили в том, что она торговала офицерскими патентами, а письма Фредерика – пошлые, безграмотные и в высшей степени откровенные – зачитали в суде. Пришлось уволить Фредерика из армии, что не помешало ему занять тот же пост, когда его брат стал регентом. На какое-то время Фредерик попал под огонь сатириков и карикатуристов, однако постепенно ему удалось вернуть снисходительное расположение граждан.

«Ну почему мне не удается сделать то же самое?» – удивлялся регент. Он был умней Фредерика; он был фактическим королем; он исполнил свой отвратительный долг, женившись на Каролине Брауншвейгской, которая родила ему дочь. И несмотря на все это – никакой благодарности. В своих карикатурах они изображали его в два раза толще, чем на самом деле; писали ужасные вещи о нем. Писателя Ли Ханта оштрафовали и посадили в тюрьму за клевету на него. Они называли его «толстяком». Когда он слышал это слово, его бросало в дрожь. Они преувеличивали его странности. По существу, сотнями способов доказывали, что самым непопулярным человеком в стране является ее правитель.

Часто ему вспоминался давний разговор с лордом Мальмсбери, который был его другом, хотя он так и не смог простить ему того, что тот не предупредил его о вульгарности Каролины Брауншвейгской. Ведь Мальмсбери, королевский посол, поехавший в Брауншвейг, чтобы договориться о браке, прекрасно знал о грубости Каролины, о ее нечистоплотности, о том, что она не годится ему в жены. Всякий раз, когда он думал о ней, его слегка вздернутый нос, такой очаровательный в молодости, морщился от отвращения. Всего этого не произошло бы, если бы он мог официально жениться на Марии Фитцерберт. Он был бы счастливым человеком, монархом, которого любит его народ, и разве мог бы он найти женщину, более достойную стать его королевой, чем Мария?

Но жизнь обошлась с ним жестоко.

Регент был уверен в том, что, если бы он мог избавиться от этой женщины и жениться вновь – на сей раз на своей собственной избраннице, – у него быстро появился бы наследник мужского пола. Это положило бы конец надеждам его дочери Шарлотты на престол, чему он был бы рад. Шарлотта пользовалась популярностью в народе, который, казалось, ждет не дождется, когда Георг уйдет и она станет королевой. Говорили, что англичане предпочитают королям королев. Бытовало суеверие, согласно которому при них страна процветала, как это было при Елизавете и Анне.

И теперь они ждали, чтобы Шарлотта стала королевой, бурно приветствуя ее всякий раз при встрече, а она прекрасно знала об этом и делала все, чтобы поощрять такое отношение к себе. Шарлотта появлялась среди людей, любовно держа под руку своего мужа Леопольда; пресса тепло писала о ней, и сейчас, когда она ожидала в Клэрмонте рождения ребенка, принцесса стала для народа предметом слепого обожания.

Мать регента, королева Шарлотта, утверждала, что никогда еще королевская семья не пользовалась таким расположением, и все это только благодаря ее внучке, к тому же ее тезке. Если не считать рождения детей – конечно, в умеренных количествах, – народу больше всего нравились браки в его королевской семье. В ее собственной жизни такие счастливые события случались слишком часто: ведь она дала стране пятнадцать детей. Это чересчур, в особенности если учесть, что каждого из них нужно было наделить титулом и доходом. Двое из них умерли еще до того, как им понадобились эти дорогостоящие атрибуты, но и тринадцать тоже большое число, причем семеро из них – сыновья!

Жизнь такая капризная штука. У короля с королевой было пятнадцать детей, а у регента – всего один ребенок, да и та девочка.

Поэтому нет ничего удивительного в том, что все взоры были обращены на Клэрмонт, где принцесса Шарлотта, предполагаемая наследница английского престола, ожидала рождения ребенка.

Но еще до конца этого важного года принцесса Шарлотта родила мертвого сына.

Так что напрасно ожидали ребенка – будущего короля Англии. Еще страшней то, что вскоре после родов сама Шарлотта, пока лишь юная наследница престола, тоже умерла.

Казалось, Ганноверская династия прекратит свое существование, если не будут приняты срочные меры.

Страна нуждалась в наследнике. Стареющие сыновья короля, отошедшего от дел из-за помрачения рассудка, должны были жениться без промедления.

КОРОЛЕВА И РЕГЕНТ

Королева Шарлотта находилась на водах в Бате, когда до нее дошло известие о смерти внучки. Услышав это, она лишилась чувств. Служанки перенесли ее на постель, и, едва придя в себя, она стала размышлять о том, чем чревато это ужасное несчастье для семьи.

– Кто бы мог подумать, – шептала она своей дочери Елизавете, покорно сидевшей у ее постели. – Я и представить себе не могла, что случится нечто подобное. Шарлотта была так молода.

– Ее беременность затянулась, мама, – напомнила Елизавета. – Я думаю, что врачей это начинало беспокоить.

– Бедный Георг! Он, наверное, умирает от горя. Мы должны немедленно вернуться. Нам необходимо будет разработать план.

– Мама, вам надо немного отдохнуть.

Королева удивленно посмотрела на свою сорокасемилетнюю дочь. Даже при таких обстоятельствах она считает себя вправе указывать матери, что делать. Однако королева решила простить дочери ее промах. Осознав свою бестактность, Елизавета быстро добавила:

– Так советует ваш врач.

Королева закрыла глаза. «Я старая женщина, – подумала она. – У меня осталось немного времени, и что-то надо предпринять очень быстро. Их так много, но ни один не дал нам законного наследника. Они уже немолоды. Это грозит гибелью династии. Кто бы мог поверить, что при семи сыновьях не окажется ни одного законного ребенка младшего поколения!»

Георг был единственным, кто исполнил свой долг. Бедный милый Георг, такой разборчивый, такой элегантный, был вынужден жениться на этой женщине. Конечно, он мог бы получить в жены ее племянницу, Луизу Мекленбург-Стрелиц, вместо племянницы короля, Каролины Брауншвейгской, и именно в этом состояла самая большая ошибка в жизни Георга. Но королева сочувствовала ему, любила как никого на свете своего первенца, своего умного, с младенческих лет красивого Георга. Его очаровательный портрет того времени она все еще держала на своем туалетном столике. Ей надо немедленно повидаться с сыном.

Конечно же, он в отчаянии. Они с Шарлоттой всегда конфликтовали, но ведь Шарлотта – надо быть справедливым, даже если не принято говорить нелестное о человеке, который только что умер, – была трудным ребенком. Вульгарная молодая особа, не больше и не меньше. Никакого намека на королевское достоинство: всегда готовая общаться с простонародьем и не очень-то уважительно относящаяся к своим теткам, которых называла «старушками», и к бабушке, которую прозвала Бегумой. Однажды она бросила в королеву яблочный пирог – а может быть, вареную баранину? – ведь именно эти две вещи она действительно ненавидела. К тому же Шарлотта постоянно убегала к матери, создавая самые неприятные осложнения, настраивая общественное мнение против регента и вызывая симпатии к его порочной жене. Позже она отказалась выйти замуж за принца Оранского, хотя ее отец дал ей совершенно ясно понять, что таково его желание, и разорвала помолвку как… какая-нибудь девчонка из простонародья, которой позволено делать все, что ей заблагорассудится, а не принцесса и наследница престола.

Однако она стала вести себя лучше после того, как вышла замуж за Леопольда Саксен-Кобургского, которого выбрала сама; Шарлотта любила его, а она никогда ни в чем не знала меры. Они довольно скромно жили в Клэрмонте, и люди часто видели, как Шарлотта прогуливается вблизи дома, крепко держась за руку мужа. Конечно, члену королевской семьи не пристало так себя вести, хотя людям это нравилось, а семья действительно остро нуждалась в одобрении народа. Вульгарная молодая особа, Шарлотта сделала для популярности семьи больше, чем любой другой, так что за это она заслуживала благодарности. Из Клэрмонта поступали вызывающие умиление сообщения о гармонии в отношениях королевской четы, о том, как принц Леопольд пел для супруги, читал ей книги и оказывал на нее благотворное влияние, убеждая в необходимости достойного поведения. О том, как она слушала его – а ведь принцесса никогда никого не слушала – и заявляла, что она его обожает и что сила ее любви по своей грандиозности может сравниться разве что с долгом перед нацией.

Даже к регенту улучшилось отношение: на улицах его встречали молчанием, а не оскорблениями, пока вся страна ожидала рождения ребенка своей любимой принцессы.

И вот теперь… То, что произошло, просто не укладывалось в голове. Королева почувствовала себя немощной и старой, и ей хотелось спрятаться где-нибудь и забыть обо всех несчастьях своей семьи. Но не такая это была женщина. Она пережила не один кризис в своей жизни. Она вспомнила, что приехала в Англию невзрачной маленькой немецкой принцессой, не умеющей говорить по-английски, которую король не желал, так как был влюблен в другую женщину. Она очень скоро узнала, что быть королевой Англии значит постоянно рожать или готовиться к родам. Пятнадцать детей чуть больше чем за двадцать лет. Никто не может сказать, что она не исполнила свой долг. Только теперь она начинала задаваться вопросом, а не слишком ли трудная доля ей досталась? Правда, ее старший сын оправдывал все затраченные усилия… сейчас, хотя так было не всегда. Единственным большим чувством, которое она испытала за свою жизнь, было чувство к нему; надо сказать, что оно стало больше походить на ненависть в период первого приступа умопомрачения короля – по крайней мере первого публичного приступа. Тогда начался конфликт из-за регентства, а принц и Фокс противостояли ей и Питту.

К счастью, все это осталось позади; она ненавидела сына только за то, что он не отвечал ей взаимностью. Достаточно было ему проявить лишь немного привязанности, и она тут же оказалась на его стороне. Королева благодарила Бога за то, что они пришли к взаимопониманию – теперь они союзники. Она признала, что Георг всегда занимал самое важное место в ее жизни; а он, сентиментальный до крайности, переполненный любовью, если она не мешала его наслаждениям, принимал ее преданность и взамен сделал ее своим другом. Поэтому с возрастом она стала чувствовать себя спокойней. Она никогда не любила короля, своего мужа, превратившего ее со дня приезда в Англию, как она часто обиженно думала, в простую детородную машину, в корову-рекордистку, единственная задача которой состояла в том, чтобы рожать по теленку каждый год. Король был признан невменяемым; обожаемый Георг стал регентом, и они подружились.

Все казалось хотя и не настолько благополучным, как могло бы быть, если бы другие тоже исполнили свой долг, но тем не менее относительно терпимым, пока Шарлотта была жива и доказала, что она способна рожать детей.

И это воспоминание опять вернуло ее к мыслям об ужасном несчастье, обрушившемся на семью.

Она потеряла свою единственную законную внучку, а с ней и младенца, который должен был обеспечить престолонаследие.

Необходимо действовать. Разве ее могли остановить какие-то ревматические боли или повторяющиеся приступы головокружения? Она должна вернуться в Лондон и немедленно увидеться с Георгом.

* * *

Регент был в Соффолке на охоте, когда его настигло известие о том, что у Шарлотты начались схватки. Ему подобало находиться в Клэрмонте при рождении первого внука, будущего наследника престола, поэтому он немедленно отправился в путь. Но приехал он слишком поздно и уже не застал Шарлотту в живых. Как и его мать, он не мог поверить, что это могло случиться. Шарлотта так радовалась жизни. Было бы не такой большой трагедией, если бы она только потеряла ребенка, но то, что она умерла сама, просто поразило его. Он заплакал, обнял Леопольда, онемевшего от горя, и вернулся в Карлтон-хаус в карете с опущенными шторками.

Вся страна погрузилась в траур. Люди на улицах говорили о Шарлотте так, будто она святая. О ней сочинили следующие строки:

О дочь Британии!

Плач о тебе идет по всей стране.

Любимица страны скончалась. Оставалось только скорбеть о ней.

* * *

Когда прошли похороны, королева приехала в Карлтон-хаус для очень серьезного разговора с регентом.

Он встретил ее демонстрацией глубокой любви и плакал не переставая, пока говорил о Шарлотте: со времени ее смерти он не мог говорить практически ни о чем другом.

– Мой дорогой Георг, – сказала королева, – это ужасное испытание для всех нас и в особенности для тебя.

– Никто не понимает, насколько ужасное, – еле слышно выговорил регент, – даже вы.

– Я могу себе представить, – быстро ответила королева, – но жизнь страны должна продолжаться, а у нас мало времени.

Регент не слушал. Он сказал:

– Я решил поехать в Брайтон. Хочу запереться там и прошу Глочестера отпустить со мной Марию на несколько дней.

Королева кивнула. Мария, его любимая сестра, в прошлом году вышла замуж за своего кузена, герцога Глочестерского. Тогда ей было сорок, и она много лет мечтала о том, чтобы выйти за него, однако король категорически возражал против того, чтобы кто-либо из его дочерей вступал в брак. Кроме того, достаточно трудно было найти мужа, отвечавшего требованиям о королевском происхождении и протестантском вероисповедании. Мария с радостью вышла замуж за «Ломтика», как эти ужасные карикатуристы обозвали Глочестера (сравнивая его с ломтиком глочестерского сыра), и хотя Ломтик оказался очень суровым мужем, Мария предпочла иметь хоть такого, чем вообще никакого, и потому не выражала недовольства.

– Мария будет прекрасной компаньонкой, ведь тебе всегда было приятно ее общество. Мой дорогой Георг, я понимаю твое нежелание думать о чем бы то ни было, кроме своего горя, и все же есть неотложное государственное дело. Мне, наверное, уже недолго осталось жить…

Он с мольбой накрыл ее руки своей.

– Я запрещаю вам говорить такие вещи.

«Дорогой Георг! Всегда такой милый. Знать бы, насколько глубоко он переживает? – подумала королева. – Но он так очаровательно может притворяться, что истина кажется несущественной». И в самом деле, она бы предпочла притворную озабоченность Георга искренней привязанности любого другого из своих детей.

– Твои братья должны подумать о своих обязательствах, – сказала королева.

– Я с вами полностью согласен.

– И немедленно. Не должно быть никаких проволочек. Пока еще не слишком поздно, они должны жениться и родить законных детей.

– Конечно, вы правы. Это необходимо из-за нашей недавней потери.

– Если мы не хотим, чтобы закончилась наша династия. Все это просто невероятно. Столько сыновей и ни одного ребенка от них.

– Надо, чтобы они осознали свой долг.

– Как я сказала, без промедления.

– Когда я вернусь из Брайтона, я скажу им об этом. Когда он вернется! Это должно быть сделано сейчас.

Нельзя терять ни минуты. Но с регентом не спорят. Он так остро чувствует, что и как нужно делать. Сначала он должен оплакать дочь, которую не очень-то любил при ее жизни; должен закрыться в Брайтоне, где его будет утешать одна только Мария. Он должен сыграть свою роль безутешного отца, а затем подумает о том, чтобы напомнить своим братьям об их долге.

Королева решила, что ей необязательно ждать так долго. Она сообщит по секрету своим сыновьям о том, что у регента есть для них кое-какие предложения, и даже до наименее сообразительного из них должно дойти, о чем идет речь.

ЙОРК

Герцог Йоркский ехал в Отлендс, деревенский особняк в Уэйбридже, который принадлежал не столько ему, сколько его жене. Когда они много лет назад поняли, что их характеры несовместимы, то решили жить врозь, и герцогиня утешалась со своими животными, а герцог – со своими любовницами. Годы смягчили их отношения, и когда они решили не предъявлять друг другу никаких требований, они стали добрыми друзьями.

Герцог делал карьеру в армии, а в промежутках между службой и своими дамами наслаждался жизнью. Герцогиня была счастлива, удовлетворяя свои эксцентричные запросы в Отлендсе. В доме и саду жило множество животных. Здесь приветствовали любое из них. Обезьяны лазали по перилам лестниц и висели на шторах; она даже завела страусов и кенгуру. Здесь было кладбище для животных, где каждое из них имело отдельную могилу. На месте последнего успокоения ставился надгробный камень с высеченным именем любимого существа. Герцогиня делила жизнь между уходом за своим зверинцем и занятиями благотворительностью. Ведь она сделала благосостояние Уэйбриджа предметом своей заботы, и у бедных были все основания испытывать к ней благодарность. Она любила летом сидеть на лужайках Отлендса и шить одежду для бедных, в то время как на коленях у нее лежала кошка, у ног – собака, а обезьяна сидела на подлокотнике ее кресла. Она любила общество и людей, и животных, хотя первое не так страстно, устраивала по уик-эндам вечеринки, на которых часто присутствовал ее муж. Она терпеть не могла ложиться спать, и, казалось, ей нужно немного сна. Ночами она бродила по Отлендсу, окруженная армией защитниц-собак, готовых разорвать на куски любого, кто напал бы на нее.

Когда герцог приехал в Отлендс, он нашел свою жену очень грустной. Ведь она искренне любила Шарлотту, и принцесса провела много счастливых часов во время своих приездов в Отлендс. В этот уик-энд никаких гостей не было; Фредерика, герцогиня Йоркская, пребывала в трауре.

Но она обрадовалась мужу. «Бедный Фредерик, – думала она, – он явно сдает. Учитывая его образ жизни, в этом нет ничего удивительного». Когда-то она считала его таким красивым; она помнила, как он представлял ее своим родителям – он такой высокий, а она такая маленькая. Каким же тяжким испытанием это стало для нее, ведь она не питала никаких иллюзий относительно своей внешности, а ее новая семья была настроена так критически. Оспины испортили ей кожу, а зубы у нее были коричневыми и неровными; однако она обладала приятными светлыми волосами и голубыми глазами. Ее одежда выглядела чересчур вычурно, а волосы были взбиты слишком высоко и унизаны бриллиантами. Наиболее яркими воспоминаниями от той встречи остались холодные глаза ее свекрови, королевы Шарлотты, а также оборки из серебряной фольги на рукавах платья, вызывавшие неприятный зуд.

С тех пор прошло много лет. Тогда во Франции бушевала революция. Их едва не убили, когда они проезжали через эту страну и толпа узнала в них роялистов. Их спасло только спокойное мужество герцога. Как же она тогда восхищалась им! В такие моменты герцог действовал лучше всего – настоящий солдат, пренебрегающий опасностью. Но, как ни странно, повседневная домашняя жизнь оказалась для него трудней, чем противостояние толпе революционеров, и она быстро осознала, насколько неудачен их брак.

Они ссорились, ей не удалось произвести на свет желанного наследника, затем разошлись, каждый из них зажил своей жизнью, и постепенно к ним пришла дружба.

Эта дружба укрепилась в период скандала, вызванного Мэри-Энн Кларк. Тогда герцогиня покинула Отлендс, чтобы встать рядом с мужем, а когда ему предъявили серьезные обвинения и уволили из армии, именно она была с ним, успокаивая его и вызывая разочарование у сатириков: ведь зачем им верная жена?

Сейчас Фредерик заключил ее в обычные холодные, но дружеские объятия, и они вместе вошли в дом.

– Бедное дитя, – сказала Фредерика, – бедное, бедное дитя.

– Я бы ни за что не поверил, что такое возможно, – пробормотал герцог.

– Такое возможно всегда. Но она была столь молода, столь жизнерадостна. Как себя чувствует регент?

– Плохо.

– Бедный Георг. Он, наверное, винит себя.

Герцог удивился. Он всегда равнялся на своего брата и сейчас не мог не верить в то, что регент был предан своей дочери, а она ему. Фредерика отличалась большей реалистичностью. Все знали о бурных столкновениях, происходивших между регентом и его дочерью. Смерть не изменила этого.

– По крайней мере, – продолжала герцогиня, – она вышла замуж за человека, которого любила. О, они хорошо смотрелись вместе. Она была счастлива… в конце. Пожалуй, именно так и стоит умирать… на вершине счастья. Моя дорогая Шарлотта! Мне грустно от того, что она больше не сможет так скакать по лужайкам, как она это делала. Какая прекрасная мать получилась бы из нее! Я всегда представляла, что у нее будет много-много детей, хотя и не так много, как у твоей матери…

– Не дай Бог, – вмешался герцог, вспомнив о необходимости сдерживать красноречие Фредерики, которая, если ее не остановить, может проговорить целый час. В этом состояла одна из ее особенностей, мешавшая совместной жизни. – Но, Фредерика, я приехал поговорить с тобой о моих братьях.

– Ах да, да. Теперь им придется жениться. Они это поймут. Нет необходимости говорить им об этом. Это очевидно. Наша дорогая Шарлотта ушла… Нет надежды на наследование по прямой. Это долг одного из твоих братьев. Если король умрет, а регент станет королем Георгом IV и тоже умрет, то королем станешь ты, Фредерик.

– Не дай Бог, – снова сказал герцог. Он был склонен к повторам в своей речи и слишком часто одними и теми же словами выражал свои мысли.

– Это разорвет тебе сердце, бедный Фредерик, потому что ты мог бы стать королем только в случае смерти Георга, а ты всегда его так любил. Я часто слышала, как он говорил, что ты его любимый брат. Нет, это не принесло бы тебе счастья. А я? Мне пришлось бы покинуть Отлендс и всех моих дорогих, любимых детей. Что они станут делать без меня? – Она погладила одного из своих любимцев по голове – спаниеля с томными глазами, который запрыгнул ей на колени, когда она села. – О нет, нет, этого никогда не должно случиться. Для тебя из-за Георга… для меня – из-за моих детей здесь.

Он больше не стал прерывать ее: слушать не так изнурительно, как пытаться прервать ее. Она всегда такая оживленная. В молодости это составляло часть ее очарования. Сначала никто, конечно, не мог предположить, что достоинство так быстро превратится в недостаток. Она часто смеялась – по более счастливым поводам, чем нынешний, – но и смех скоро стал действовать на нервы.

Теперь все в прошлом. Теперь он считал ее хорошей женщиной и мог относиться к ней с теплотой, коль скоро ему не приходилось жить вместе с ней. Жаль, что она не смогла родить ребенка. Если бы у них был сын, он теперь стал бы третьим по праву престолонаследия и почти наверняка занял бы трон. Но этого не случилось, и, к счастью, Фредерика уже слишком стара, чтобы иметь детей, поэтому их образу жизни ничто не угрожает.

Он прервал ее:

– Ты знаешь, что это означает. Именно об этом я и приехал поговорить с тобой. Королева намекает на то, что мои братья должны быть готовы… мои неженатые братья. – Он мрачно улыбнулся. – Все, кто сейчас не женат, должны подумать о том, чтобы обзавестись женами.

– С некоторых пор Кларенс уже пытается это сделать… и безуспешно.

– Теперь ему придется добиться успеха.

– И Кент, и Суссекс, и Кембридж. Пока что это удалось только Камберленду.

– Удалось! Королева вряд ли назовет это удачей. Она по-прежнему отказывается принимать его герцогиню.

– Бедная Фредерика, моя тезка! Как трудно разобраться, когда среди нас так много людей с одинаковыми именами! Но я не думаю, что для нее это важно… я имею в виду тот факт, что ее не принимают. Я считаю, что Камберленд и она преданы друг другу.

– Трудно представить, чтобы мой брат Эрнест был предан кому-либо. Однако говорят, что любовь творит невероятные чудеса. Я бы не удивился, если бы смерть Шарлотты заставила их вернуться в Англию.

– Я слышала, что она родила дочь.

– Мертвую. Но это не значит, что у них больше не будет детей. У Фредерики в ее бурной жизни были дети, она все еще достаточно молода, и нет оснований считать, что она не сможет подарить Эрнесту сына. А теперь, когда Шарлотты не стало… кажется, очень важно, чтобы они сделали это.

– Конечно, но сейчас никто не значит больше, чем вы, милорд герцог.

– Все мы сделали шаг к трону.

– Интересно бы посмотреть, кто дойдет до него, – сказала герцогиня. – Но меня при этом уже не будет.

– Почему ты так думаешь? Она пожала плечами.

– Мой дорогой Фредерик, мне почти пятьдесят.

– Это ерунда.

Она опять пожала плечами. Нет нужды говорить, что она считала себя очень больной. Разве ему не все равно? Нет, подумала она, не совсем. Так или иначе тема брака была намного интересней, чем тема смерти.

– Я думаю, – сказал Фредерик, – что мне следует поехать и обсудить это с братьями. Когда Георг вернется из Брайтона, их созовут и предъявят им ультиматум. Они должны готовиться.

– Они это знают.

– Кларенс знает, и это не огорчит его. Я думаю о Кенте.

– Ах, бедная мадам де Сен-Лоран! Думаешь, он оставит ее?

– Я думаю, что его убедят в том, что он обязан исполнить свой долг.

– Когда речь заходит о таких делах, регент становится очень сентиментальным.

– Это правда, но решать будет королева, и я ни минуты не сомневаюсь в том, что она не позволит чувствам помешать ей принять верное решение.

– Если такое случится, то это будет впервые в ее жизни. Фредерик кивнул. Он шел следующим за Георгом, однако мысль о мире без Георга, который был его кумиром с тех пор, когда они делили королевскую детскую в Кью, порождала тревогу. Он подумал о том, что является единственным из братьев, кого все это не коснется. Он уже женат на бесплодной женщине, так что им не может прийти в голову мысль о том, чтобы женить его на ком-то другом. Да он и не захотел бы стремиться к трону, если для этого пришлось бы лишиться лучшего друга и любимого брата.

Смерть Шарлотты влекла за собой меньшие последствия для него, чем для остальных членов семьи – даже вопреки тому, что она приближала его к трону в большей мере, чем любого другого из них.