Текст книги "Подмененная"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц)

Белинда высунула кончик языка Это был знак неповиновения и неуважения. Она уже делала так и раньше, за что получила выговор. Тогда она клялась, будто сама не знает, что вытворяет ее язык. Иногда у меня из-за нее просто опускались руки. Даже Ли, души в ней не чаявшая, признавала, что девочка «немножко беспокойная».

Собравшиеся затаили дыхание, когда фокусник занял свое место, и представление началось. Он сложил бумагу, порвал ее, а когда развернул, лист вновь оказался целым. Он подбросил в воздух множество шариков и сумел поймать их все. Он доставал из ушей куриные яйца, а из шляпы – кролика.

Дети были этим зачарованы. Мысль пригласить фокусника оказалась на редкость удачной.

Иногда ему нужна была помощь из публики: кто-то должен был подержать шляпу и удостовериться, что в ней ничего нет, или убедиться в том, что платок синий, перед тем как платок исчезал в кармане и вновь появлялся оттуда, но уже красным.

– А теперь, дети, пусть кто-нибудь…

Этим человеком всегда оказывалась Белинда. Если пытались вызваться другие, она отталкивала соперников, как будто напоминая всем о том, что здесь ее дом и уж если кто-нибудь и будет принимать участие в представлении, так это она.

Конечно, она была расторопна и сообразительна, но я предпочла бы, чтобы она позволила и другим разделить эту честь.

Был показан последний фокус. Артист начал собирать свои принадлежности, а Белинда, кружа возле него, стала забрасывать его вопросами.

Джекко похвастался, что тоже может сделать фокус, и даже предпринял попытку, но потерпел неудачу и был осыпан насмешками.

Настало время зажигать свечи. Дети восхищенно наблюдали за происходящим. Елка стала сказочно красивой.

Возле меня оказался Патрик:

– Хорошо у него получается, правда?

– Да, хотелось бы мне знать секреты некоторых фокусов.

– Вот уж в этом он меньше всего заинтересован.

Белинда осматривалась в поисках какого-нибудь занятия. Заметив стоявшую поблизости Люси, она сказала:

– На тебе мое платье.

– Оно мое, – с жаром возразила Люси. – Его подарила мне мисс Ребекка.

– Она не должна дарить чужие платья.

Я уже собиралась вмешаться, но тут Патрик сказал мне:

– Давай завтра покатаемся верхом.

– Конечно, с удовольствием, – ответила я.

Дженни принесла поднос с лимонадом для детей и поставила его возле елки. Люси тут же побежала к ней, вероятно, спасаясь от нападок Белинды. Белинда схватила с елки свечку и, размахивая ею, устремилась за Люси.

– Это мое платье! Это мое платье! Я колдунья.

Сейчас взмахну волшебной палочкой и превращу тебя в жабу. Это колдовство.

Все произошло почти мгновенно. Она коснулась – пламенем свечи оборок платья. Я оцепенела, увидев, как огонь охватывает юбку и поднимается вверх…

Люси превращалась в клубок пламени.

Раздались крики и визг, но прежде, чем кто-нибудь успел стронуться с места, возле ребенка оказалась Дженни. Она обхватила Люси и начала руками сбивать пламя, потом оттолкнула от себя ребенка… Люси лежала на полу, ее платье уже не горело, зато Дженни была охвачена огнем.

Все это заняло лишь несколько мгновений. Первым пришел в себя Патрик. Схватив коврик, он набросил его на Дженни, и через некоторое время ему удалось сбить пламя.

Дженни лежала перед нами, волосы на ее голове сгорели, кожа была страшно обожжена… она слабо стонала.

Бабушка закричала, призывая доктора Уилмингхема, но он уже оказался здесь и стоял на коленях возле Дженни.

Наступило всеобщее замешательство.

Люси была в шоковом состоянии, и доктор Уилмингхем переключил свое внимание на нее. Спасти Дженни было невозможно.

Она пожертвовала жизнью ради ребенка.

Так ужасно завершилось это незабываемое Рождество.

* * *

Я с облегчением услышала, что Люси пострадала не столь сильно, как все опасались. Дженни так быстро бросилась сбивать пламя своим телом, что ребенок получил всего несколько поверхностных ожогов, с которыми доктор Уилмингхем рассчитывал быстро управиться.

Патрик Тоже обжег руки, но, к счастью, лишь слегка.

Белинду увела с собой Ли. Меня мучил вопрос: как это подействует на мою сестру? Понимает ли она, что стала причиной смерти одного человека и могла погубить другого?

С Белиндой необходимо было очень серьезно поговорить, но в данный момент мы были озабочены состоянием Люси. Я попросила, чтобы ее уложили в мою кровать, тогда я могла бы провести возле нее ночь. Я не знала, что мы скажем ей. Еще более важным был вопрос о том, как нам с ней поступить.

Сейчас она была глубоко потрясена и испытывала боль от ожогов. Я понимала, что в значительной степени ее успокаивает мое присутствие, и порадовалась тому, что догадалась положить ее в мою постель.

Этот день тянулся на удивление долго. Люси получила снотворное и, к моему удовлетворению, уснула.

Внизу у лестницы собрались бабушка с дедушкой, семья Патрика и Уилмингхемы. Джен и Мэрией решили, что лучше увезти детей домой Все остальные юные гости тоже покинули дом.

– Как это ужасно! – сказала бабушка, – Больше всего меня беспокоит девочка.

– Каким-то чудом она почти не пострадала физически, – сказал доктор Уилмингхем. – Причем только благодаря героизму этой женщины. Но ее нервная система, несомненно, перенесла потрясение. Придется понаблюдать за ней. Бедное дитя потеряло свою мать.

Не представляю, что же теперь будет.

– Вы имеете в виду, что будет с ней? – спросила бабушка.

– Мы обязаны позаботиться о ней, правда, бабушка?! – воскликнула я.

Она согласно закивала Головой.

– Бедная, бедная малышка! Она была так счастлива, когда смотрела на фокусника.

– А Белинда… – начала я.

Наступило молчание.

Наконец бабушка произнесла:

– Ли очень беспокоится за нее.

– Беспокоится за нее! – вскричала она. – Именно из-за нее все и случилось. О чем она думала? Дженни Стаббс погибла из-за нее.

– Я понимаю, – сказала бабушка. – Ужасно, что такое случилось с ребенком.

– Она умышленно взяла свечу и подожгла платье Люси.

– Дети не понимают опасности огня Она еще маленькая… насмотрелась этих фокусов и, видимо, решила, что сумеет превратить Люси в дракона или еще в кого-нибудь.

– Не надо быть с ней слишком, суровыми, – добавил дедушка. – Иначе в душе ребенка может остаться шрам на всю жизнь.

– Да, – согласилась бабушка, – ситуация ужасная.

Это я виновата в том, что позволила подарить Люси платье Белинды Дедушка сказал:

– Ну, хватит. Не время сейчас осуждать себя.

Нужно сделать все, чтобы как-то смягчить последствия трагедии.

– Я рада, что Люси находится у тебя, Ребекка, – сказала бабушка.

– Она может проснуться ночью, обнаружить, что находится в незнакомом месте, так что я подумала…

– Ты, несомненно, права.

Вновь наступило молчание. Мы все были поглощены мыслями о Люси и о внезапно случившейся ужасной трагедии.

* * *

Я лежала возле девочки, радуясь тому, что она все еще спит. Она выглядела совсем маленькой и беззащитной. Мне хотелось плакать из-за жестокости судьбы, которая лишила меня матери, а теперь то же самое произошло и с Люси. От этого я чувствовала особую близость к малышке.

Когда она проснется, я должна, быть рядом с ней, чтобы обнять и утешить ее.

В эту рождественскую ночь я пережила странное ощущение. Не знаю, спала я или бодрствовала. В тот момент мне казалось, что бодрствую, но впоследствии я решила, что это было не так, поскольку мне почудилось, будто в комнате находится моя мама. Помню, что я не видела ее, но ощущала ее присутствие, знала, что она совсем рядом. Я не слышала ее голоса, но ее слова звучали в моей голове. Она звала меня… говорила мне, что я должна сделать.

Я лежала с гулко бьющимся сердцем, и меня переполняло ликование, оттого что она со мной, оттого что она вернулась. Я пыталась обратиться к ней, но не слышала собственного голоса.

Однако я знала, что она рядом и убеждает меня действовать.

Я почувствовала, что не сплю. В комнате в лунном свете виднелись очертания мебели, стоящей в комнате.

Встав с постели, я надела халат и ночные туфли.

– Где ты, мама? Милая мама, где ты? – прошептала я.

Мне никто не ответил.

Я подошла к окну. На поверхности моря разливался лунный свет. Кругом царила тишина, нарушаемая только мягким шелестом волн.

Я не могла оставаться в своей комнате. Что-то заставило меня подойти к двери. Я выглянула в коридор – там было тихо – и по главной лестнице спустилась в холл.

Там стояла рождественская елка, ставшая теперь трагическим напоминанием. Обгоревшие свечи… тоже символ трагедии. Я уселась возле елки, закрыв лицо руками.

– Вернись, – бормотала я. – Вернись, мама. Ты ведь ненадолго вернулась…

Вдруг на лестнице послышались тихие шаги. Вскинув голову, я увидела, что в холл входит бабушка.

– Ребекка, – сказала она, – мне послышалось, что кто-то ходит по дому. Что ты здесь делаешь?

– Я… я не могу уснуть.

Она подошла, села рядом со мной и взяла меня за руку.

– Дорогое дитя, я понимаю, что ты чувствуешь.

– Дело в этом ребенке, – сказала я. – Я знаю, что обязана сделать.

– Скажи мне.

– Я хочу забрать ее. Хочу взять ее в дом… не в качестве ребенка служанки. Я хочу, чтобы она жила здесь вместе с нами… я просто чувствую, что так должно быть.

Бабушка кивнула.

– Ты ведь ее любишь, правда?

– Да. А теперь она осталась совсем одна. Что ее ждет? Работный дом? Сиротский приют? Нет, это было бы невыносимо. Знаешь, бабушка, что-то случилось.

Только что наверху… ко мне как будто явилась мама.

– Ах, моя родная…

– Может быть, я видела сон? Я не знаю. Мне казалось, что мама находится в комнате. Мне казалось, что она подсказывает мне, как поступить.

– Это твое сердце тебе подсказало, Ребекка.

– Не знаю… но я должна сделать это. Пусть даже никто мне не помогает, я собираюсь позаботиться о Люси.

– Что ты имеешь в виду, говоря, что никто Не будет помогать тебе? Ты же знаешь, что мы поможем тебе.

Я повернулась к ней, и она обняла меня.

– Ребекка, дорогая моя, я горжусь тобой. Мы заберем ее сюда. Она будет жить в детской вместе с Белиндой. Белинда обязана потесниться, правда?

– А что же с Белиндой, бабушка?

– Это нормальный, слишком резвый ребенок. Она не хотела никому причинять вреда. Ли говорит, что сейчас она горько плачет. Для нее это было просто игрой. Она не понимала, что может натворить огонь.

– Что ж, сегодня она получила урок, и жестокий урок. Какую цену за это заплатили бедные Дженни и Люси!

Бабушка сказала:

– Ребекка, это самое меньшее, что мы можем сделать… хотя бы ради Дженни, которая без всякого колебания отдала свою жизнь, чтобы спасти ребенка.

– Ты всегда меня понимала.

Бабушка быстро встала, как бы устыдившись своих эмоций.

– Холодно, – сказала она. – Пора расходиться по кроватям. К тому же что будет, если Люси проснется?

– Я окажусь рядом и утешу ее. Я всегда буду рядом, бабушка. Всегда.

Я вернулась в свою комнату. Люси мирно спала. У меня было такое чувство, что здесь присутствует моя мама… и что она довольна.

ПОМОЛВКА

Прошло шесть лет с тех пор, как умерла моя мама. Мне только что исполнилось семнадцать. Я не могла забыть ту рождественскую ночь, когда мне показалось, будто мама явилась мне. Я часто ощущала ее близость, и это давало мне чувство уверенности.

Бабушка часто говорила, что нам необходимо продолжать жить, не озираясь на прошлое; до некоторой степени нам это удавалось. Я сумела кое-что сделать для Люси, а она, конечно, для меня Я заботилась о ней (а ей очень нужна была забота в течение многих недель после смерти Дженни), и это вновь пробудило во мне интерес к жизни. Она была ошеломлена, оплакивая Дженни. Мне предстояло хоть как-то заменить ей мать. К счастью, я уже нашла путь к ее сердцу Не представляю, что произошло бы с бедным ребенком, если бы не это. Именно я стала тем человеком, кому доверяла Люси. Она непрерывно обращалась ко мне, а я была глубоко тронута тем и благодарна за такое проявление доверия. В течение первых недель она не отходила от меня ни на шаг. Если я куда-то выходила, ее маленькое личико искажалось страхом. Бабушка пыталась как-то помочь, подменить меня в тех случаях, когда это было необходимо, но, по ее словам, Люси не успокаивалась до тех пор, пока я вновь не появлялась.

Все так жалели этого ребенка, что были готовы помочь чем угодно. Ли, хорошо ладившая с детьми, взяла Люси в детскую, ставшую для ребенка родным гнездом. Все слуги превосходно относились к ней, хотя мы поначалу опасались их недовольства из-за того, что чужой ребенок поселился здесь на правах члена семьи.

Белинда была на удивление благосклонна к Люси и поделилась с ней игрушками, совершенно не протестуя против вторжения на ее суверенную территорию.

Вероятно, она понимала, что произошло нечто ужасное и что она помогает справиться с последствиями этого.

Она даже стала вести себя спокойнее, чем прежде. Ли всячески подчеркивала, что не следует рассказывать Белинде о ее ответственности за смерть Дженни Стаббс, хотя в то же время ей надо объяснить, что опасно играть с огнем. Похоже, Ли действительно хорошо понимала детей и оказалась чудесной няней. Это было удивительно, если принять во внимание ее прежнюю жизнь в качестве пленницы благочестивой матери, постоянно следящей за своим вышиванием.

Когда мне пришлось возвращаться в школу, я объяснила Люси, что скоро вернусь домой, а пока моя бабушка вместе с Ли и Белиндой присмотрят за ней.

Она выслушала меня с печальной покорностью, и ее грустное личико постоянно вспоминалось мне, пока я ехала в школу.

Когда девочкам исполнилось по пять лет, им наняли гувернантку. Мисс Стрингер была энергична, деловита и при этом добра, к тому же у нее был дар поддерживать дисциплину весьма хитроумным способом, что в случае с Белиндой было совершенно необходимо.

Ли по-прежнему продолжала заботиться о детях и, по мнению бабушки, с каждым днем становилась все более незаменимой.

Бенедикт периодически навещал нас, делая это, как мне казалось, только из чувства долга. Я предпочла бы, чтобы он не приезжал, потому что его вид всегда напоминал мне о том, как я была счастлива до тех пор, пока не был заключен этот роковой союз, который, в конце концов, привел к смерти моей мамы. Я думала, что никогда не смогу забыть это и простить его.

Когда он приезжал, ему демонстрировали Белинду, и по выражению его лица я чувствовала: он не забывает, что ее рождение унесло жизнь моей матери. Он питал к ней ту же неприязнь, какую я питала к нему; можно сказать, я хорошо понимала его чувства.

Разумеется, Белинда это чувствовала. Она была очень чутким ребенком. Я видела, как при появлении Бенедикта в ее глазах мелькала враждебность. Однажды, небрежно поинтересовавшись, как у нее дела с учебой и верховой ездой, он отвернулся, и я заметила, как она быстро высунула кончик розового язычка. Я не удержалась от улыбки. Итак, это входило у нее в привычку. Да, это действительно была капризная девчонка.

Что же касается меня, то учеба в школе близилась к концу. Я предполагала, что взрослые всерьез задумаются о том, как поступить со мной дальше.

Время от времени Бенедикт писал письма бабушке с дедушкой, и, когда они сказали, что хотят поговорить со мной, я поняла, что речь пойдет о чем-то серьезном.

Я вошла в малую гостиную, располагавшуюся возле холла. Они уже ждали меня, причем оба выглядели озабоченными.

– Ребекка, – начала бабушка, – ты быстро взрослеешь.

Я удивленно приподняла брови. Уж конечно, они вызывали меня сюда не для того, чтобы констатировать столь очевидный факт.

– Учение в школе окончено, – продолжила бабушка, – и теперь нужно подумать о твоем будущем.

Я улыбнулась им:

– Что ж, я надеюсь, что буду жить дома. Здесь мне хватит дел.

– Мы должны решить, что будет лучше для тебя, – сказал дедушка.

Бабушка подхватила:

– Возможно, это не самое подходящее место для юной девушки. По крайней мере, твой отчим считает, что следует предпринять определенные шаги.

– Мой отчим! При чем здесь он?

– Видишь ли, формально твоим опекуном является он.

– Вовсе нет. Меня опекаете вы. Я всегда буду с вами.

Меня начала охватывать тревога. Бабушка заметила это и попыталась успокоить меня.

– Нужно смотреть на вещи трезво, Ребекка – сказала она. – Твой отчим собирается жениться.

– Жениться!

– Прошло шесть лет с тех пор, как умерла твоя мама. Мужчина в его положении должен иметь жену.

– Так поэтому он и женится?

Бабушка пожала плечами;

– Я полагаю, что эта женщина ему очень нравится.

– Это вполне естественно, Ребекка. Думаю, твоя покойная мать пожелала бы ему удачи. Они очень любили друг друга.

– И поэтому он опять собирается жениться!

– Видимо, ему очень одиноко. Ему нужна жена, семья. Он – восходящая звезда политики. Мужчине в его положении просто необходимо быть женатым. Я знаю, как долго он был безутешен. Надеюсь, ему повезло и он вновь сумеет обрести счастье.

– Но причем здесь я?

– Он хочет, чтобы ты переехала и жила в его доме, ты и Белинда.

– А Люси?

– Она, наверное, останется здесь. Не беспокойся за нее. Мы о ней позаботимся.

– Но я пообещала… – запнувшись, я продолжила:

– Я поклялась заботиться о ней всю жизнь.

– Мы понимаем твои чувства. Думаю, следует подождать развития событий. Скоро Бенедикт приедет сюда.

– Я никогда не брошу Люси.

– Лучше всего подождать.

– На ком он хочет жениться?

– Он не сообщил. Должно быть, на ком-то, с кем познакомился в Лондоне или в Мэйнорли. В своей деятельности ему приходится встречаться с множеством весьма достойных людей.

– Мы можем быть уверены, что она достойная женщина.

– Не будь так строга к отчиму, Ребекка. Я надеюсь, и ему доведется испытать счастье.

* * *

Ввиду предстоящего приезда Бенедикта в доме царило некоторое замешательство.

Дедушка заметил:

– Наверное, он несколько расстроен тем, что Дизраэли так долго остается у власти. Должно быть, уже лет пять. Но популярность Гладстона растет.

Вероятно, через год-другой у нас будет новое правительство и это не будет правительство Дизраэли.

– Вот что самое плохое в политике, – ответила бабушка. – Слишком многое в ней зависит от везения, от того, кто уходит и кто появляется. Годы проходят в ожидании, пока человек состарится. А ведь это может значить, что самым многообещающим политикам так и не удастся проявить себя. Но я уверена: если либералы победят, Бенедикт получит пост, по крайней мере, заместителя министра – для начала. В нем есть напористость, и совершенно очевидно, что он – незаурядный человек. Он из тех, кто сумеет укрепить позиции своей партии.

– М-да, – с сомнением протянул дедушка.

– Я понимаю, о чем ты вспомнил… это дело со смертью его первой жены.

Теперь они свободно разговаривали в моем Присутствии. Это означало, что меня признали взрослой. В семье не было секретом, что Бенедикт до брака с моей матерью был женат на Лиззи Морли и через нее получил золотой рудник, заложивший основу его огромного состояния, что эта Лиззи скоропостижно скончалась при загадочных обстоятельствах, хотя потом выяснилось, что она страдала от заболевания, вызывавшего мучительные боли и означавшего неизбежную смерть, поэтому, в конце концов, решилась лишить себя жизни.) В итоге, все благополучно разрешилось, но подобные события обычно создают вокруг человека некий неприятный ореол. Люди забывают о твердо установленных фактах, зато помнят, что в случившемся что-то было неладно.

– Что ж, – сказал дедушка, – возможно, причина в этом.

– Ему будет полезно иметь нормальную семью, – добавила бабушка.

– Боюсь, что он никогда не сможет позабыть Анжелет. С самого начала, когда он приехал сюда совсем еще юношей, я понял, что между ними возникло какое-то особое чувство.

Голос дедушки задрожал, и бабушка поспешно сменила тему разговора.

– Ладно, поживем – увидим, – быстро сказала она. – Я уверена, что все обернется к лучшему.

Я подумала: «К лучшему ли? Он собирается снова жениться, потому что женитьба поможет его политической карьере. По той же причине мы с Белиндой должны изображать его семью. Он всегда руководствуется собственными мотивами. Лиззи принесла ему золотой рудник, моя мама принесла ему любовь, а эта новая женщина и мы с Белиндой будем изображать счастливое семейство, потому что это понравится избирателям».

Я была уверена в одном: никто не сумеет разделить меня и Люси.

Как обычно накануне его приезда, я мысленно представляла человека самонадеянного, властного, понимающего, что я не люблю его, и оттого презирающего меня – ведь он настолько замечателен, что всякий, отказывающийся признать это, несомненно, является дураком. Когда он приезжал, реальная картина всегда отличалась от придуманной мною, и это приводило меня в легкое замешательство.

Мой отчим приехал во второй половине дня и почти немедленно уединился с бабушкой и дедушкой для разговора.

Потом ко мне в комнату зашла бабушка.

– Бенедикт хочет поговорить с тобой, – сказала она, – Мне кажется, он действительно хочет сделать все наилучшим образом.

– Наилучшим для него, – уточнила я.

– Наилучшим для всех, кого это касается, – поправила она меня. Впрочем, пусть он объяснит все сам.

Я спустилась в малую гостиную. Бенедикт встал л взял меня за руки.

– Как же ты выросла, Ребекка!

Интересно, а чего он ожидал? Что я всю жизнь останусь младенцем?

– Проходи, садись. Я хочу поговорить с тобой.

– Да, мне сообщили об этом. Полагаю, мне следует поздравить вас с предстоящим бракосочетанием.

Нахмурившись, он внимательно посмотрел на меня и ответил:

– Да. В следующем месяце я женюсь.

Он вдруг повернулся ко мне, и впервые в жизни я почувствовала к нему жалость. Его губы слегка задрожали, и он сказал изменившимся голосом:

– Уже почти шесть лет, Ребекка. Я постоянно думаю о ней. Но нельзя жить только прошлым. Ты знаешь, кем она была для меня, и я уверен, она согласилась бы с тем, что я должен поступить именно так. Нам нужно продолжать жить, в том числе и тебе. Я понимаю твои чувства. Мне известно, как складывались ваши отношения. Она часто рассказывала мне об этом. Я присутствовал при твоем рождении. Я мог бы любить тебя как свое родное дитя, если бы ты позволила мне это. Но ты ведь так и не позволила, верно? Ты отвергала меня. Я не упрекаю тебя. Мне это так понятно. По правде говоря, я уверен, что на твоем месте чувствовал бы то же самое. Видишь ли, мы оба с тобой любили ее… безгранично.

Мне трудно было поверить в то, что эти слова произносит Великий Бенедикт. Они глубоко тронули меня, но даже выслушав его, я никак не могла избавиться от предубежденности, внушая себе, что он говорит неискренне. Он действительно любил ее, но по-своему, эгоистично. Любить преданно и от всего сердца он мог только одного человека – Бенедикта Лэнсдона.

Кажется, он пожалел, что впал в сентиментальность.

– Давай подойдем к этому практично, Ребекка, – предложил он. – Если мы будем продолжать в том же духе, это не принесет мне ничего хорошего, как, впрочем, и тебе. Ты уже стала молодой женщиной и не можешь замкнуть себя здесь, в провинции.

– Я вовсе не чувствую себя где-то замкнутой. Я очень счастлива с бабушкой и дедушкой.

– Понимаю. Они прекрасные люди, но тебе пора познакомиться с настоящим миром. Именно этого желала бы для тебя твоя мать. Тебе пора начинать строить свою жизнь, встречаться с людьми своего возраста.

Нужно начать появляться в обществе, к которому ты принадлежишь, где сможешь встретить подходящих людей.

– Подходящих? Значит, все должно быть подходящим?

Он изумленно посмотрел на меня.

– Не понимаю, что в этом плохого? Конечно, все должно быть подходящим, или тебе хочется чего-нибудь неподходящего? Я предлагаю, чтобы после свадьбы, когда мы устроимся, вы с Белиндой приехали в Лондон. Вы будете жить преимущественно в Мэйнорли, это место наиболее… подходящее. – Он взглянул на меня и улыбнулся. – Или, скажем так, это наиболее удовлетворительное место обитания. С собой мы заберем гувернантку и няню. Из Кадора туда перевезут всю обстановку детской.

– Как у вас все просто получается!

– Это и в самом деле просто. Что же касается тебя, то, когда в Лондоне начнется сезон, ты будешь выезжать.

– Мне бы не хотелось этого.

– Тебе это нужно. Это будет…

– Подходящим?

– Необходимым… в твоем положении. Не забывай, что ты – моя приемная дочь. От тебя этого будут ждать. Более того, ты найдешь, что это очень любопытно и даже волнующе.

– Я вовсе не уверена в этом.

– А я уверен. Слишком уж долго ты жила здесь, в уединении.

– Я очень довольна, насколько это возможно в данных обстоятельствах.

– Понимаю. У твоей матери чудесные родители.

– Полагаю, вы можете забрать Белинду, но я не поеду. Я не могу. Тому есть причина.

– Что за причина?

– Люси.

– Ах, эта девчушка в детской. Я думал, что это ребенок няни.

– Это не ребенок няни. Я взялась опекать ее и без нее никуда не поеду. Вряд ли вы меня поймете. Я уверена, что вы сочтете это очень, неподходящим.

– А почему бы не попытаться объяснить?

– Я же говорю вам: я опекаю ее.

– Ты, юная девушка, опекаешь ребенка! Это звучит абсурдно.

– Бабушка с дедушкой понимают меня.

– Надеюсь, ты поможешь мне понять.

Я рассказала ему, что случилось во время праздника. Он слушал меня с удивлением – Белинда, моя дочь, совершила такое!

– Она не понимала, что делает. Тем не менее, мать Люси умерла от ожогов и шока. Она погибла, спасая своего ребенка, за которого я теперь чувствую ответственность. Белинда – моя единоутробная сестра. Я должна была что-то сделать. Я знаю, что мама ждала бы от меня именно этого.

Он кивнул.

– А что с Белиндой? Какова была ее реакция?

– Она, конечно, раскаялась и постаралась сделать так, чтобы Люси почувствовала себя в детской как дома. До этого она проявляла к Люси враждебность, которая, как мне кажется, и заставила ее поджечь платье. Мы знали, что Белинда не осознает опасности огня, но то, что она сотворила ужасную вещь, поняла.

Няня Ли удивительно хорошо понимает ее и справляется с ней, как никто другой. А я поклялась всегда заботиться о Люси, поскольку она потеряла мать из-за одного из членов нашей семьи. Я буду заботиться о ней и не позволю, чтобы хоть что-то помешало этому.

Бенедикт внимательно смотрел на меня. Мне показалось (хотя, быть может, я и ошибалась), что в его глазах мелькнуло что-то, похожее на восхищение.

Наконец он сказал:

– Ты поступила совершенно правильно, но было бы лучше, если бы полную ответственность за этого ребенка взяли на себя твои дедушка и бабушка.

– Но сделала это я. Я захотела этого. И ответственность за нее несу я.

– Однако ты оставляла ее, уезжая в школу.

– С родителями матери – да.

– Она может оставаться с нами.

– Но вы забираете отсюда Белинду вместе с детской – В таком случае существует единственный выход: девочка поедет с нами.

– Вы хотите сказать, что примете ее в свой дом?

– А как иначе? Ты и Белинда едете в Лондон.

Значит, и этот ребенок должен ехать туда.

Он улыбнулся мне победной улыбкой, потому что сумел устранить препятствие, которое я попыталась воздвигнуть.

– Как только мы там устроимся, ты вместе с детьми приедешь в Лондон. Мы обо всем условимся с бабушкой и дедушкой. Они понимают необходимость твоего переезда. Им, конечно, нравится, что ты живешь с ними, но ведь ты сможешь приезжать сюда на отдых, как это бывало раньше.

Я кивнула.

– И поверь мне, Ребекка, так будет лучше для тебя. Именно этого пожелала бы тебе мама. Полагаю, ты можешь закончить школу. Я подумывал о том, чтобы отправить тебя на годик-другой в одно из учебных заведений Европы. Говорят, там прекрасно учат девушек.

– Я не брошу Люси на год или даже на полгода.

– Я это понял. Что ж, обойдемся без завершения образования. Как только ты устроишься, мы подумаем насчет представления тебя в обществе. По-моему, теперь это делают на Пасху, так что до следующего года у нас предостаточно времени. Тогда тебе исполнится восемнадцать. По-моему, самый подходящий возраст.

– Так когда вы предполагаете жениться?

– Примерно через шесть недель. Ты не хотела бы приехать на церемонию?

Я покачала головой. Он все понял. Слегка коснувшись моей руки, он ласково сказал:

– Мне кажется, ты поймешь, что так будет лучше, Ребекка.

Разумеется, я понимала, что протестовать бесполезно. Бабушка уже сказала, что я его приемная дочь и, таким образом, он на законных основаниях опекает меня. Он хочет забрать Белинду, свою родную дочь, а Ли и мисс Стрингер отправятся вместе с ней. Так будет лучше для Люси, и я должна смириться с этим.

– Я уверен, у вас сложатся хорошие отношения с моей будущей женой, сказал он.

– Надеюсь, они хорошо сложатся у детей.

– Вряд ли она захочет вмешиваться в порядки, установленные в детской. Она гораздо моложе меня.

По правде говоря, я думаю, что ты уже встречалась с ней. Некоторое время назад она жила здесь, в Корнуолле, в доме, называвшемся Хай-Тор.

– Хай-Тор! – воскликнула я. – Но там жили какие-то французы.

– Совершенно верно. Полагаю, их семья продолжает владеть этим домом, а нынешние его обитатели лишь арендуют его У них теперь есть дома в Чизлхерсте и в Лондоне.

– В таком случае это семья Бурдонов.

Он улыбнулся.

– Моей женой будет мадемуазель Селеста Бурдон.

Я была поражена. Я попыталась припомнить месье и мадам Бурдон и выяснила, что мне совершенно не запомнились их лица, а вот младших членов семьи я немножко помнила. Селеста и Жан-Паскаль. Селеста была лет на шесть-семь старше меня. Значит, сейчас ей двадцать три или двадцать четыре года, так что она действительно значительно моложе Венедикта. А Жан-Паскаль, франтоватый и энергичный молодой человек, был, вероятно, года на два старше сестры.

– Я познакомился с ними в Лондоне, – продолжал Бенедикт, – и, конечно, разговор немедленно зашел о Корнуолле.

– Понятно, – сказала я.

Но меня внезапно охватило смутное беспокойство.

Почему же я почувствовала такое по отношению к людям, про которых нельзя сказать, чтобы они были мне совершенно незнакомы?

* * *

Наступила короткая передышка. Через несколько недель будет свадьба, потом, наверное, медовый месяц, а затем его новая жена должна будет переделать все в доме по-своему перед тем как затребовать нас туда.

Но, как я сказала бабушке, нужно было подготовить к этому детей. Она согласилась со мной и предположила, что лучше всех с этой задачей справлюсь я.

Я пошла в детскую. В занятиях был перерыв, и мисс Стрингер отсутствовала. Впрочем, это было не так уж важно. Она-то могла учить детей где угодно, но для остальных Корнуолл был родиной, и я не знала, как они воспримут известие о необходимости покинуть его.

В детской находились Ли и обе девочки. Белинда растянулась на полу, пытаясь сложить головоломку.

Люси стояла возле нее на коленях и подавала нужные кусочки. Ли сидела в кресле и что-то шила.

Когда я вошла, Люси вскочила и бросилась ко мне.

Белинда продолжала заниматься головоломкой.

– Проходите, присаживайтесь, – сказала Ли.

Люси схватила меня за руку и повела к креслу.