Текст книги "Королева Кастильская"
Автор книги: Виктория Холт
сообщить о нарушении
Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)
– Вы должны радоваться вместе со мной, – презрительно произнес Хименес, – что с арабской литературой покончено. Если у этих людей не будет книг, их глупые и нечестивые мысли не смогут быть переданы молодежи. Дальнейшие наши планы состоят в том, чтобы воспитывать их детей в истинной вере. И в последующем все – мужчины, женщины, дети – будут христианами.
– Должен напомнить вам об условиях договора, – дерзко возразил Тендилья.
– Уж этот договор!.. – хмыкнул Хименес. – Пришла пора о нем забыть.
– Он не будет забыт. Мавры о нем помнят. Они уважают и чтят суверенов, потому что этот договор соблюдался с тысяча четыреста девяносто второго года… а вот теперь вы им пренебрегаете.
– Прошу прощения у Господа, что не попытался сделать этого раньше.
– Монсеньор архиепископ, я хотел бы убедительно просить вас проявить больше снисходительности. Если вы этого не сделаете, в нашей прекрасной Гранаде начнется кровопролитие.
– Меня совершенно не волнует кровопролитие. Меня волнует лишь то, что здесь проливаются потоки греха!
– Исповедовать свою собственную религию не является грехом.
– Осторожнее, друг мой. Сейчас вы близки к ереси. Лицо Тендильи побагровело от гнева.
– Примите совет от человека, знающего этот народ, монсеньор. Если вы собираетесь сделать из них христиан, умоляю вас, если вам хоть немного дорога ваша жизнь…
– Которой я не дорожу, – перебил его Хименес.
– Тогда – жизнь других людей. Если она вам дорога, умоляю, проводите по отношению к этим людям мягкую политику.
– Мягкая политика годится для временных мер, а не в данном случае, когда под угрозой душа. Если неверующий не способен сам найти путь к спасению, его надо силой наставлять на этот путь. И сейчас, когда нам угрожает мусульманство, у нас нет возможности воздержаться от жестоких мер.
Тендилья растерянно посмотрел на прибывших с ним горожан, которых он привел к Хименесу, чтобы поспорить с ним.
– Итак, я понимаю, что попытки повлиять на вас бесполезны, – резко произнес он.
– Совершенно бесполезны, – кивнул Хименес.
– Тогда нам остается только надеяться, что мы сможем защититься, когда придет время.
Тендилья и его друзья попрощались с Хименесом и вышли, а тот громко рассмеялся после их ухода.
«Тендилья! Тоже мне солдат! – насмешливо думал он. – Королева совершила непростительную ошибку, назначив его алькальдом. У него неискренняя душа. Он любит удобства и комфорт. И души безбожников ничего для него не значили, раз эти люди работали и богатели, делая таким образом богатым и город.
Они думают, что он не понимает мавров. Так они ошибаются! Он полностью осознает, что недовольство этих язычников все больше растет. По крайней мере, его совершенно не удивит, если они устроят какой-нибудь заговор и нападут на него. Какая это будет славная смерть – умереть во имя истинной веры! Но он пока не желал умирать, поскольку в отличие от Торквемады понимал, что никто не достоин надеть на себя его мантию».
Этим удачным днем он послал трех своих слуг в Альбайсин. Их задача заключалась в том, чтобы останавливаться возле ларьков и, покупая какие-либо товары, прислушиваться к тому, что говорят в этом районе города о том, что происходит в Гранаде и о Хименесе.
Он начал молиться, прося у Бога успешного завершения своего плана и обещая ему еще больше новообращенных в обмен на Божественную помощь. Он разрабатывал новые планы дальнейших атак на мавров. Их литература уничтожена. Что дальше? Он намеревался запретить им носить их нелепые одежды. Они постоянно принимали ванны и красились хной. Он собирался искоренить эти варварские обычаи.
Он заметил, что день клонится к вечеру. Пора бы уже его слугам вернуться. Он подошел к окну и посмотрел на улицу. «Спускаются сумерки», – подумал он.
Он вернулся к своему столу и продолжил работу, однако не переставал думать, что же задержало слуг.
Услышав внизу громкие крики, он проворно спустился в зал и увидел там одного из слуг, которого он посылал в Альбайсин. Тот с трудом передвигался, окруженный другими слугами, которые издавали крики ужаса, глядя на него. Одежда на слуге была разорвана, а на боку кровоточила огромная рана.
– Мой господин… – простонал он. – Отведите меня к моему господину.
Хименес поспешил ему навстречу.
– Друг мой, что с тобой? Что случилось? Где твои товарищи?
– Они мертвы. Их убили, мой господин. В Альбайсине. На нас напали… узнав, что мы ваши слуги. И они пришли сюда.
У них длинные ножи. Они клянутся, что убьют вас. Мой господин… они пришли. Осталось совсем мало времени…
Слуга упал без сознания у ног архиепископа.
– Быстро отправляйтесь ко всем входам! – приказал Хименес. – Следите, чтобы их как следует охраняли. Унесите этого человека и позовите моего врача, пусть его осмотрит. Безбожники напали на нас. Но Господь с нами! Однако дьявол – могучий враг. Да пошевеливайтесь! Не стойте на месте! Выполняйте мои приказы. Мы должны быть готовы!
* * *
Для всех во дворце, за исключением Хименеса, наступило ужасное время. Из верхних покоев архиепископ наблюдал за злобными лицами, освещенными светом факелов. Он слышал яростные выкрики.
И он подумал: «Меня отделяют от язычников только хрупкие стены. Боже, – молился он, – если ты хочешь забрать меня к себе на небеса, пусть так и будет».
Они швыряли камни. Они пытались штурмом взять ворота, но дворец выдержал множество осад и, несомненно, выдержит еще бесчисленное их количество.
Они выкрикивали проклятья тому человеку, который затесался к ним и разрушил их мирную жизнь. Но Хименес мягко улыбался, ибо считал проклятия язычников благословением Божьим.
Сколько еще времени дворец сможет выдержать осаду этой банды? И что случится, когда эти темнокожие люди все же ворвутся?
Снаружи наступило временное затишье, но Хименес догадывался, что очень скоро мятеж возобновится. Они будут осаждать стены, они найдут какой-нибудь путь, и тогда…
– Если такова твоя воля, то дай им войти сюда, – громко произнес Хименес.
Он стоял совершенно прямо и ждал. Он единственный, кого они искали. Он подумал о том, будут ли его пытать, прежде чем убить. Он не боялся. Его тело было приучено к страданиям.
Он услышал снаружи крик, и при свете факелов увидел человека, который скакал на лошади по направлению к маврам.
Это был Тендилья.
Хименес не мог расслышать его слов, но не сомневался, что тот явно спорит с маврами. Так он стоял среди них, и Хименес ощутил секундное восхищение этим солдатом, которого так же, как Хименеса не заботила собственная безопасность.
Вот он обратился к маврам, махая руками и громко крича, несомненно, успокаивая их, возможно, обещая то, что Хименес не намеревался выполнять.
Однако мавры слушали. Они прекратили крики, и наступила тишина. И вот Хименес увидел, как они повернулись и двинулись прочь от дворца.
Тендилья остался за стенами дворца один.
* * *
Тендилью провели во дворец. Глаза его сверкали от ярости, и эта ярость была адресована не маврам, а Хименесу.
– Итак, монсеньор архиепископ, – промолвил он, – может быть, теперь вы начали понимать.
– Я понимаю одно: ваши покорные мавры больше не покорны.
– Они поверили, что их предали. Они очень вспыльчивый народ. Вы что, не понимаете, что очень скоро они ворвались бы во дворец? И тогда вам пришлось бы весьма несладко.
– Вы намекаете, что я обязан вам жизнью. Тендилья раздраженно махнул рукой.
– Я не разделяю вашего мнения, что опасность миновала. Мне удалось убедить их вернуться по домам, и они согласились на это… сегодня вечером. Но это отнюдь не конец. Гордый народ не желает видеть, как их литература с вашей помощью превращается в пепел и прах. Так что вам вовсе небезопасно здесь оставаться. Пока вы находитесь тут, ваша жизнь и гроша ломаного не стоит. Так что будьте готовы немедленно отправиться со мной в Альгамбру. Так я смогу обеспечить вам надлежащую защиту.
Хименес по-прежнему стоял как статуя.
– Я не стану скрываться за стенами Альгамбры, мой добрый Тендилья. Я останусь здесь, и если эти варвары нападут на меня, доверюсь Богу. Если на то его воля, чтобы я погиб мученической смертью от рук безбожников, она будет исполнена.
– Мавры считают, что пали жертвой вашего варварства, – возразил Тендилья. – И пытаются отомстить. Они возвратятся в Альбайсин, чтобы подготовиться к настоящему штурму вашего дворца. Они вернутся… на сей раз хладнокровные и полностью вооруженные. Неужели вы не понимаете, что готовится серьезный мятеж?
Хименес впервые почувствовал тревогу. Он надеялся, что сможет успешно обращать других в свою веру без особых треволнений подобно этому. Если он развяжет войну между маврами и христианами, суверенам это весьма не понравится. Их главная цель – поддерживать мир в пределах собственной страны, чтобы сохранить силы против внешних врагов.
Но Хименес высоко держал голову и сказал себе: что он ни делает, совершается во славу Господа. А разве можно с нею сравнивать волю суверенов?
– Хочу попросить вас об одном, – проговорил Тендилья. – Если вы не хотите поехать в Альгамбру, оставайтесь здесь под самой усиленной охраной и предоставьте мне разобраться с восставшими.
Сказав это, он коротко кивнул и покинул архиепископа.
* * *
Тендилья прискакал обратно в Альгамбру. При виде него жена, с нетерпением ожидавшая мужа, не смогла скрыть своего облегчения.
– Я так боялась, Иниго, – сказала она.
– Тебе не стоило бояться, – с нежностью ответил он. – Ведь мавры мои друзья. Они знают, что я всегда был с ними искренен. Эти люди уважают справедливость. И мне, в отличие от нашего болвана архиепископа, не грозит опасность.
– Как бы мне хотелось, чтобы он никогда не приезжал в Гранаду!
– Множество людей эхом повторяют твои слова, дорогая.
– Иниго, что ты собираешься сейчас делать?
– Я собираюсь поехать в Альбайсин. Хочу побеседовать с ними и попросить не вооружаться для восстания. Во всех их бедах виновен Хименес, однако если они убьют архиепископа Толедского, им придется столкнуться с могуществом всей Испании. Я должен сделать так, чтобы они это осознали.
– Но настроение у них очень опасное.
– Вот по этой-то причине я и должен отправиться туда немедленно.
– Но подумай, Иниго. Они же восстали против христиан, а ты – христианин.
– Не бойся, – улыбнулся он. – Ведь что-то надо предпринимать, а я именно тот, кто должен это сделать. Если все пойдет не так, как я надеюсь, будь готова немедленно покинуть Гранаду вместе с нашими детьми.
– Иниго! Не уезжай! Это дело касается архиепископа. Пусть они осаждают дворец. Пусть пытают его… убьют, если им хочется. Ведь он принес столько бед в Гранаду! Пусть он сам все это и расхлебывает.
– Ты не поняла, – нежно улыбнулся Тендилья. – Я же алькальд. И я отвечаю за этого рьяного реформатора. Я должен защищать его от последствий его же собственного безрассудства.
– Ты так решил?
– Да.
– Возьми с собой побольше оружия, Иниго. Тендилья промолчал.
* * *
Между тем Талавера узнал о случившемся в Альбайсине. Надо что-то спешно предпринять, чтобы успокоить мавров.
Они всегда относились к нему с уважением. Всегда серьезно выслушивали его, когда он говорил им о добродетели христианства. И они знали его как хорошего, благочестивого человека.
Талавера считал, что он более, чем кто-либо другой в Гранаде, сможет помочь восстановлению порядка в Альбайсине. Он позвал своего капеллана и сказал:
– Мы едем в Альбайсин.
– Да, монсеньор, – ответил тот.
– Мы поедем вдвоем, ты и я, – добавил Талавера, наблюдая за выражением лица капеллана.
Он увидел на лице того тревогу. Наверное, уже вся Гранада знает о волнениях, назревающих в мавританском квартале.
– Там крупные неприятности, – продолжал архиепископ Гранады. – У мавров скверное настроение. Они могут напасть на нас и убить, ослепленные яростью. Не думаю, что они так поступят. Я надеюсь, что они меня выслушают, как всегда бывало. Они народ вспыльчивый и свирепый, но только если придут в ярость, а я надеюсь, что мы… я и вы, мой дорогой капеллан, не сделаем ничего такого, что вызовет у них гнев.
– Монсеньор, а если нам взять для охраны солдат…
– Я никогда не приезжал к ним с солдатами. Если мы сейчас так поступим, они могут решить, что мы им не доверяем.
– А вы им доверяете, монсеньор?
– Я доверяю моему Господу, – был ответ. – И не стану вас просить сопровождать меня, если вы не хотите сделать это добровольно.
Несколько секунд капеллан колебался, затем произнес:
– Куда едете вы, туда еду и я, монсеньор.
– В таком случае готовьтесь в дорогу, ибо время не ждет. Так, в сопровождении одного лишь капеллана архиепископ Гранады въехал в Альбайсин. Капеллан ехал верхом впереди него, держа распятие, а мавры не сводили с них глаз в угрюмой тишине.
Архиепископ направил коня в середину собравшихся и проговорил:
– Друзья мои, я узнал, что вы вооружаетесь, и приехал к вам без оружия. Если вы хотите убить меня – убивайте. Если хотите выслушать, я дам вам совет.
Послышался негромкий говор. Капеллан дрожал от страха – в руках у многих мавров блестели длинные ножи. Он подумал о смерти, которая, наверное, не будет скорой, затем посмотрел на невозмутимое лицо архиепископа и почувствовал некоторое успокоение.
– Вы окажете мне честь выслушать меня? – осведомился архиепископ.
Последовала короткая пауза. Затем один из священнослужителей громко произнес:
– Говори же, христианский священник!
– Вы народ горячий и вспыльчивый и стремитесь к отмщению, которое, друзья мои, не пойдет на пользу замыслившим его, ибо удар, возможно, будет нанесен не по тем, кому он предназначен. Оружие способно обратиться и в другую сторону и ударить как по тем, против кого оно направлено, так и по тем, кто его направил. Ни в чем нельзя спешить. Остановитесь и как следует поразмыслите о неизбежных последствиях ваших действий. Молитесь. И не возвращайтесь к жестокости.
– О, Талавера, мы видели, как наши бесценные манускрипты уничтожали прямо на наших глазах, – выкрикнул кто-то. – Мы видели пылающие костры на площадях Гранады. Что будут сжигать теперь? Наши мечети? Наши тела?!
– Успокойтесь. Молитесь Аллаху!
– Смерть христианским собакам! – выкрикнул из толпы свирепый голос.
Среди собравшихся возникло движение, и тот священнослужитель, который заговорил первым, вскричал:
– Подождите! Это наш друг! Ведь это не тот, другой! Этот человек не виноват перед нами. Все эти годы он был с нами и был честен по отношению к нам. И хотя сейчас он пытается уговорить нас, он никогда не старался заставить нас делать то, чего мы не хотели.
– Это верно, – отозвался кто-то.
– Да, – подхватило несколько голосов. – Это правда. Мы никогда не ссорились с этим человеком.
– Аллах да защитит его.
– Он не враг нам!
Теперь многие вспомнили доброту и справедливость Тала-веры. Он всегда помогал беднякам, и маврам и христианам. Они никогда не враждовали с этим человеком.
Одна из женщин вышла вперед и упала на колени возле коня Талаверы со словами:
– Вы были добры ко мне и моим родным. Умоляю вас, благословите меня.
И Талавера возложил руки на голову женщины и произнес:
– Ступай с миром.
К нему начали подходить люди, прося его благословения, и когда Тендилья въехал в Альбайсин, он стал тому свидетелем. Тендилья прибыл с полудюжиной солдат, и, увидев его охрану, многие мавры крепче сжали ножи. Но первое, что сделал Тендилья, – обнажил голову и швырнул шапочку в центр толпы.
– Этим знаком я вам показываю, – крикнул он, – что пришел с миром. Многие из вас вооружены. Взгляните на нас. Мы приехали к вам без оружия.
Мавры увидели, что он не лжет, и также вспомнили, что этот человек всегда был к ним справедлив и терпим. Он прибыл без оружия. Они могли убить его и этих солдат, а также архиепископа без каких-либо потерь со своей стороны.
Поэтому действия Тендильи явно были знаком дружбы.
– Долгих лет жизни алькальду! – крикнул кто-то, и остальные подхватили этот возглас.
Тендилья поднял руку, призывая к вниманию.
– Друзья мои, – проговорил он. – Умоляю вас, выслушайте меня. Вы вооружены и задумали совершить насилие. Если вы доведете ваше намерение до конца, то, возможно, сначала вас и ждет некоторый успех здесь, в Гранаде. А что потом? За пределами Гранады вся Испания объединится и выступит против вас. Если вы сейчас дадите волю своим чувствам, то навлечете на себя несчастье и смерть. И не только на себя, но и на ваши семьи.
К Тендилье приблизился главный альфаки и произнес:
– Мы благодарим тебя, господин алькальд, что ты приехал к нам этой ночью. Мы видим в твоем приезде доказательство дружбы твоей и архиепископа Гранады по отношению к нам. Но у нас горе. То, что сожжены наши произведения искусства, ввергло нас в отчаянье.
– Вы выразили свое недовольство, – ответил Тендилья. – Если вы разойдетесь по домам и выбросите из головы мысль об отмщении, я обещаю доложить о вашем деле суверенам.
– Ты сам сделаешь это?
– Обязательно, – заверил их Тендилья. – Их Величества в настоящее время пребывают в Севилье. Как только я приведу в порядок свои дела, немедленно отправлюсь к ним и все объясню.
Зегри, сам испытавший то, что он называл вероломством христиан, протиснулся вперед и остановился возле главного альфаки.
– Откуда нам знать, – заговорил он, – что алькальд этим разговором не хочет просто выиграть время? Откуда нам знать, что он не станет нашим врагом и не поведет против нас христиан?
– Я даю вам свое слово, – молвил Тендилья.
– О, господин алькальд, меня пригласили в дом архиепископа Толедского в качестве гостя, а я оказался в темнице. Его отношение ко мне изменилось в течение часа. Что если и вы измените свое решение таким же образом?
В толпе раздался приглушенный ропот. Все помнили о том, что пережил Зегри.
Тендилья заметил, что негодование снова охватывает присутствующих. Ярость, вызванная поступком Хименеса, вспыхнула с новой силой.
И Тендилья принял решение:
– Я поеду в Севилью, – сказал он. – Вы хорошо знаете, как я люблю жену и своих двоих детей. Я оставлю их в качестве заложников. Это будет знаком моих добрых намерений.
В толпе воцарилось молчание.
И тогда главный альфаки произнес:
– Этим все сказано, господин алькальд.
В толпе послышались одобрительные возгласы. Эти люди не любили насилия. Они доверили Тендилье и Талавере избавить их от Хименеса, принесшего им столько бед, после чего, возможно, снова воцарится мир в их восхитительной красавице Гранаде.
* * *
Новости о том, что произошло в Альбайсине, дошли и до Хименеса. Теперь он встревожился. Он надеялся беспрепятственно продолжать обращение мавров в христианскую веру, но теперь осознал, что придется быть поосторожнее.
Тендилья бурей ворвался в его дворец и решительно высказал ему все, что думал. Он обвинил Хименеса в волнениях, впервые возникших в Гранаде со времен реконкисты, добавив при этом, что не сегодня-завтра он отправится в Севилью и доложит обо всем случившемся суверенам.
Хименес холодно ответил, что будет делать то, что задумал, вновь и вновь, и это окажется весьма болезненным для Гранады.
– Вы ничего не предпримете до тех пор, пока я не доложу обо всем их Королевским Величествам, – возразил Тендилья.
И Хименес, разумеется, согласился, что это мудро.
Как только Тендилья удалился, Хименес пал на колени и начал молиться. Это был важнейший момент в его жизни. Он не сомневался – то, что расскажет суверенам Тендилья, будет разительно отличаться от рассказанного им самим, и для него было чрезвычайно важно, чтобы Фердинанд с Изабеллой выслушали сначала его отчет.
И пожалуй, хорошо, что Тендилья отправится в Севилью на следующий день. Тем самым Хименес сможет опередить его.
Он поднялся с колен и послал за одним из своих слуг – высоким длинноногим атлетом негром, который бегал быстрее всех в округе.
– Я хочу, чтобы ты через полчаса отправился в Севилью, – сказал Хименес. – Готовься.
Хименес остался один, сел и написал свой отчет о происшедшем в Гранаде. Нужно было в срочном порядке спасать заблудшие души. Ему необходимо больше власти, и когда он ее получит, то сможет гарантировать, что обратит мавров Гранады в христианскую веру. Он не мог спокойно оставаться в стороне и наблюдать, как эти люди справляют языческие ритуалы. Он действовал по позволенью Божьему и теперь молился, чтобы суверены не закрывали глаз на волю Господа.
Затем он отослал раба.
– Чтобы ты был в Севилье как можно скорее, – приказал он.
И удовлетворенно улыбнулся, уверенный, что Изабелла с Фердинандом получат новости от него на несколько часов раньше, чем от Тендильи. На сей раз они прочтут его рассказ о восстании, и никакое красноречие Тендильи не убедит суверенов, что Хименес неправ в своих действиях.
* * *
Негр-раб пробежал первые несколько миль пути. Направляясь дальше, он увидел на дороге мавра, ехавшего на серой лошади. Негру тоже захотелось иметь лошадь, на которой он мог бы скакать, но он тут же выкинул эту мысль из головы и продолжал наслаждаться бегом.
Он славился быстротой своих ног и гордился этим. Любой может ехать на лошади. Но никто не мог сравниться с ним в скорости бега.
Однако путь был долог, и даже его быстрые ноги постепенно начали уставать, в горле пересохло, а у дороги раб заприметил таверну. К столбу возле таверны была привязана лошадь, а рядом стоял обогнавший негра всадник.
– Доброго тебе дня, – окликнул негра мавр. – Я видел, как ты бежал по дороге.
– Я завидую твоей лошади, – произнес негр, останавливаясь.
– Утомительная это работа – бегать, как бегаешь ты.
– Да, это истинная правда.
– Что ж, тут есть постоялый двор и доброе вино. Почему бы нам не подкрепиться?
– О… у меня задание. Я должен как можно быстрее добраться до Севильи.
– Ты побежишь быстрее, если подкрепишься славным вином.
Негр задумался. Наверное, мавр прав.
– Пошли, – приглашал мавр. – Выпей со мной. Позволь мне угостить тебя.
– О, ты очень щедр, – улыбнулся негр.
Они сидели вместе и пили вино. Мавр вдохновил негра рассказать о своих успехах – тот всегда побеждал в забегах и еще ни один человек не сумел обогнать его.
Мавр подливал и подливал в его стакан, и негр уже не замечал, сколько он выпил, и забыл, что он непривычен к вину.
Его речь становилась все медленнее и бессвязнее, он забыл, где находится, чуть не упал головой на стол, но мавр встал и, приподняв его за волосы, посмотрел ему в лицо. Негр был слишком пьян, чтобы протестовать, он даже не знал, кто он такой.
Мавр позвал хозяина постоялого двора.
– Скажи своим слугам, чтобы они отнесли этого человека в постель, – произнес он. – Он слишком много выпил и не протрезвеет до утра. А потом накорми его и дай ему еще вина… побольше. Необходимо, чтобы он оставался здесь еще следующие день и ночь.
Хозяин принял деньги, которые вручил ему мавр, и заверил своего уважаемого клиента, что все его желания будут выполнены.
Мавр любезно улыбнулся, вышел из таверны, вскочил на лошадь и отправился обратно в Гранаду.
А позднее, тем же вечером, граф Тендилья выехал со своей свитой в Севилью. В Альбайсине радовались. Хитрость Хименеса не удалась. Изабелла с Фердинандом получат первое известие о восстании мавров не из рук их врага, а от их друга.
* * *
Когда Фердинанд услышал от Тендильи о том, что случилось в Гранаде, первой его реакцией была ярость, затем недовольство, но позднее он почувствовал удовлетворение.
Не теряя времени, он предстал перед Изабеллой.
– Вот тебе – состояние дел прекрасно! – воскликнул он. – Мятеж в Гранаде. И все из-за этого Хименеса. Нам дорого приходится платить за поведение твоего архиепископа. То, за что мы боролись столько лет, подверглось угрозе за какие-то несколько часов из-за неосмотрительной поспешности человека, которого ты из полунищего сделала архиепископом Толедским и примасом Испании!
Изабеллу поразили новости. Она очень гордилась соблюдением договора с Боабдилом. Всегда радовалась, когда до нее доходили известия о процветании Гранады, о трудолюбии мавританского населения и об их мирном образе жизни бок о бок с христианами. Она очень обрадовалась, узнав, что Талавере удалось несколько человек обратить в христианство. Но восстание в Гранаде!!! И Хименес – ее архиепископ, как всегда называл его Фердинанд, – очевидно, главная причина этого мятежа!
– Мы ничего не знали об этой стороне дела… – начала она.
– А почему? – резко осведомился Фердинанд. – Неужели твой архиепископ считает, что он волен поступать, как ему угодно, не имея на то нашего разрешения? Он даже не счел нужным сообщить нам об этом! Да кто мы ему? Просто какие-то суверены! Ведь это Хименес управляет Испанией.
– Я признаю, что поражена и встревожена этим известием, – сказала Изабелла.
– Я тоже так думаю, мадам, – едко ответил король. – Вот что получается, когда высокий пост дают тем, кто не способен занять его с достоинством и ответственностью.
– Я немедленно напишу ему, – сказала королева. – И выскажу свое неудовольствие, а кроме того, безотлагательно вызову его к нам.
– Наверное, мудро будет вообще отозвать его из Гранады, пока у нас не началась война.
Изабелла подошла к письменному столу и в самых суровых выражениях начала писать Хименесу письмо, высказывая в нем свою глубочайшую тревогу и гнев по поводу того, что архиепископ Толедский настолько забыл о своем долге перед суверенами и о своих обязанностях, что начал действовать вопреки Гранадскому договору и, придя к столь устрашающим результатам, даже не соизволил уведомить об этом своих суверенов.
Фердинанд наблюдал за женой, и кривая улыбочка мелькала на его губах. Разумеется, его волновало состояние дел в Гранаде, но он никак не мог скрыть своей радости. Ему было лестно и радостно оттого, что его предсказания с самого начала сбывались, превращаясь в правду. Все было бы иначе, если б этот высочайший пост пожаловали его дорогому сыну Альфонсо.
* * *
Хименес стоял перед суверенами. Лицо его было бледным, но он вел себя так же надменно, как обычно.
Фердинанд с изумлением заметил, что в лице архиепископа не было ни капли искреннего раскаяния в содеянном. Что же это за человек? Он ничего не боялся! У него могли отнять его должность и имущество, а он будет выказывать свое самодовольство. Его могли бить, пытать, послать на костер – а он все равно будет стоять с надменным видом.
Даже Фердинанд был потрясен, глядя на этого человека. Что касается Изабеллы, с той минуты, как Хименес предстал перед ней, она готова была сочувственно выслушать его и поверить в то, что первый услышанный ею отчет не совсем соответствовал действительности.
– Не понимаю, по какому праву вы так действовали в Гранаде? – проговорила она.
– По праву, данному Господом, – был ответ. Фердинанд раздраженно махнул рукой, но Изабелла вежливо продолжала:
– Монсеньор архиепископ, разве вам не известно, что в Гранадском договоре указано, что мавры могут по-прежнему исповедовать ту веру, которую пожелают?
– Я знал об этом, Ваше Величество, но считаю этот договор дьявольским.
– Разве это вообще вас касается? – насмешливо произнес Фердинанд.
– Меня всегда касается борьба с дьяволом, Ваше Величество, – ответствовал Хименес.
– Если вы пожелали пойти на эти меры, то не разумнее было бы посоветоваться с нами и спросить нашего на то соизволения? – осведомилась Изабелла.
– Это было бы крайне неразумно, – возразил Хименес. – Ваши Величества никогда не дали бы своего разрешения.
– Да это чудовищно! – негодующе воскликнул Фердинанд.
– Подождите, прошу вас, – сказала Изабелла мягко. – Дайте архиепископу рассказать, что он думает о происшедшем.
– Было бы необходимо провести акцию против язычников, – ответил Хименес. – Ваше Величество не увидело в том необходимости. И я сделал это во имя веры.
– И, – кипя от злости, вмешался Фердинанд, – свершив это, вы даже не сочли нужным поставить нас в известность!
– Вы ошибаетесь. Я отправил к вам посланника, причем незамедлительно. Он должен был добраться до вас прежде, чем вы получили бы известие от кого-либо другого. К несчастью, мои враги перехватили его по пути, напоили так, чтобы он не смог добраться до вас… а потом он, не исполнив своего долга, побоялся предстать и перед вами, и передо мной.
Изабелла успокоилась.
– Я знала, что могу доверять вам и вы постоянно будете нас информировать и, конечно же, не ваша в том вина, что посланник не выполнил свой долг.
– Несмотря на это, вы должны объяснить, какие ваши действия вызвали восстание в Гранаде, – напомнил Фердинанд Хименесу.
Хименес повернулся к королю и прочитал ему одну из своих обличительных проповедей, которыми так славился. Он напомнил суверенам о том, как он служит Господу, государству и им самим, поведал об огромных доходах, полученных в Толедо благодаря обращенным в истинную веру. Он также намекнул, что оба суверена виновны в равнодушии к вере – Фердинанд в силу своих желаний увеличить собственное могущество, а Изабелла – из-за своей привязанности к семье. Он затронул их самые уязвимые места. Он заставлял их почувствовать себя виноватыми и делал это медленно, с присущим ему коварством, а затем повернул этот аргумент в свою пользу – и получилось, будто они были обязаны объясняться перед ним, а не он – перед ними.
Фердинанд подумал: «Я всегда считал нужным бороться, чтобы защищать свое, и старался делать это так, чтобы все было как можно лучше. Но только расширяя свои владения, я могу сохранить и обезопасить Арагон».
Изабелла в свою очередь подумала: «Возможно, это и впрямь грех для матери – любить своих детей так, как это делаю я, уклоняясь от своих обязанностей, желая удержать их при себе».
И тут Хименес подошел к самому главному, к чему вел их:
– Истинная правда, – заявил он, – что Гранадский договор существует. Однако мавры в Гранаде восстали против Ваших Величеств. Свершив это деяние, они тем самым нарушили договор, суть которого заключается в том, чтобы обе стороны жили в мире и согласии. Ведь это они восстали против нас. Следовательно, поскольку они нарушили свое слово, мы не должны чувствовать угрызения совести в связи с изменением своего отношения к ним.
Вдобавок ко всему Хименес тонко напомнил суверенам об изгнании евреев. Многое из имущества этих несчастных солидно обогатило государство. От этой мысли глаза Фердинанда загорелись. Ради Изабеллы он заговорил об огромной работе, которую предстоит сделать, чтобы приобщить язычников к христианству.
Затем он громко провозгласил:
– Это они нарушили договор! У вас нет никаких обязательств перед ними. И должно пользоваться любыми методами, чтобы обратить эти бедные заблудшие души в христианскую веру.
Хименес выиграл сражение. Гранадского договора больше не существовало.
Лицо Хименеса приняло почти благожелательное выражение. Он уже разработал план крещения гранадских мавров. И спустя очень короткое время Гранада будет истинно христианской.
