Текст книги "Голос призрака"

Автор книги: Виктория Холт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц)

– Вероятно, ты прав, – согласилась я. – В любое другое время Рождество не было бы Рождеством.

Он слегка коснулся моей руки и произнес:

– Вот видишь, я часто бываю прав, малышка Клодина.

– Никто не мог бы обвинить Джонатана в чрезмерной скромности, – мягко сказала мама. – Что вы думаете о Фаррингдонах? Очень приятная семья, а Гарри просто незаменим на любом приеме.

– О да, Гарри общительный и красивый, – поддержала я. – Просто клад.

– Удивляюсь, как его до сих пор не женили, – поделился своими размышлениями Дикон. – Великолепная партия. Единственный сын и станет очень богат, когда получит наследство.

– И, конечно, семейство Петтигрю, – продолжала матушка. – Тебе ведь это понравится, Джонатан. – В ее словах содержался скрытый смысл. Наверняка между ней и леди Петтигрю существовало соглашение, по которому дочь леди Петтигрю Миллисент выйдет замуж за Дэвида или Джонатана, и теперь, когда мы с Дэвидом женаты, Джонатан оставался единственным кандидатом.

– Очень, – ответил Джонатан.

Нелепо, стыдно, но я почувствовала укол ревности. Я старалась убедить себя, что происшедшее между нами в Эндерби никогда не повторится, и тем не менее всего лишь мысль о том, что Джонатан может быть с кем-то другим, причиняла мне сильнейшую боль.

– А как насчет местных жителей? – спросил Дэвид. – Конечно, Долланды.

– Несомненно, – согласилась мама. – Эмили Долланд всегда очень помогает нам, да и Джеку мы все благодарны.

– Хороший человек, – заметил Дикон. – Ты согласен, Дэвид?

– Совершенно верно, – ответил Дэвид.

– И я полагаю, – сказала мама, – нельзя не пригласить и соседей из Грассленда. – Все промолчали, и мама продолжала:

– Эвелина Трент весьма расстроилась бы. Эви становится очень хорошенькой. На днях я видела ее. В новом платье она выглядит очень привлекательной и хорошо ездит верхом. Я подумала, она просто красавица. С ней была малышка.

– Бедная Долли! – посетовала Сабрина.

– Боюсь, нам придется пригласить их, – сказала мама. – Должна признаться, я не питаю большой любви к Эвелине Трент.

– Она крайне самоуверенный, напористый человек, – добавил Дикон. Всегда, даже девочкой, была такой.

– Она давно здесь, не так ли, Дикон? – сказала Сабрина.

– Да, она появилась в Грассленде, когда ее мать была здесь экономкой.

Он неожиданно рассмеялся, словно ему вспомнилось что-то забавное.

– Кажется, она постоянно думает о своей хорошенькой внучке, – сказала мама. – Это естественно, однако для нее это скорее обязательство с тех пор, как они потеряли родителей. Думаю, их стоит пригласить. Благодарю Господа, им не нужно оставаться в доме. Интересно, когда будет готов Эндерби? Хорошо бы к Новому году.

– Когда вы надеетесь переехать? – обратилась Сабрина к Софи.

– Как можно скорее. – Софи рассмеялась нервным, коротким смешком. Возможно, я кажусь неблагодарной. Вы все так помогали нам. Но понимаете, мне хочется жить в собственном доме.

– Конечно, мы понимаем, – сказала мама. – Мы очень довольны, что все сложилось так удачно.

Удачно? Я задумалась. Что бы она сказала, узнав о том, что произошло между Джонатаном и мной?

Предрождественские хлопоты шли своим путем.

Я встретила Джонатана в парке. Он обратился ко мне:

– Мне нужно снова увидеть тебя, Клодина… наедине. Так дальше продолжаться не может.

– Пожалуйста, не надо.

Я начинаю забывать, – попросила я.

– Ты никогда не сможешь забыть. Это было слишком замечательно, этого не забыть. Клодина, мы должны…

– Нет, нет! – перебила я.

– Но признайся, что любишь меня.

– Не знаю. Не могу разобраться ни в себе, ни в тебе, ни в чем-либо другом.

– И все же тебе это понравилось. Я промолчала.

– Ты подверглась искушению, не так ли? Ты не могла противиться.

Думаешь, я не знал! Ты просто прелесть. Никто другой мне не нужен, и, должно быть, ты чувствуешь то же самое.

– Нет.

Мой муж – Дэвид.

– А я твой любовник.

– Это невозможно.

– Как же невозможно, если так оно и есть?

– Но так больше не будет. Все кончено… Говорю тебе, кончено.

– Это никогда не закончится, Клодина, пока ты – это ты, а я – это я.

– Пожалуйста, не…

– Все же согласись. Признай, что любишь меня. Признай, что это было замечательно… более замечательно, чем ты когда-либо предполагала.

Я услышала, как кричу:

– Согласна! Было!

Было…

Я бросилась в дом.

* * *

Я знала, что стоит мне сделать признание, и ничто больше не удержит меня. Он будет искать любую возможность встретиться со мной и, как только она появится, ухватится за нее. И я была уверена, что приду. Я не могла бороться. В себе самой я узнала нечто, о чем раньше и не догадывалась, пока Джонатан не разбудил это во мне. Я не была той женщиной, которая довольствовалась спокойной нежной любовью. Я хотела подниматься к высотам, а не только неспешно жить среди приятных долин. Он был прав, говоря, что я желаю и его, и Дэвида. Да, я хотела обоих. Я любила Дэвида, восхищалась и преклонялась перед ним, и я любила его, внушив себе эту любовь. Мне нравилось вместе читать и обсуждать прочитанное. Мне было интересно с ним, но мое естество имело также и другую сторону. Я была чувственна и сладострастна. Мои потребности нуждались в удовлетворении; и, когда такие физические желания появлялись, они могли затмить все остальное.

Джонатан знал меня лучше, чем я сама. Он добрался до самой моей сути. Именно она привлекала его. Он желал как раз такую женщину, как я. Мое положение в семье наиболее подходило на роль его жены. Ему никогда не приходило в голову, что за такой короткий срок после его отъезда я могу выйти замуж за Дэвида.

Его путешествие во Францию не было сиюминутным порывом, в чем нас пытались убедить. Он был вовлечен в тайную жизнь своего отца: в прошлом и Дикой часто ездил во Францию. Занимаясь работой подобного рода, люди придумывают не вызывающие сомнений причины для своих поездок, чтобы скрыть истину. Джонатан ездил во Францию не только для спасения Софи, но и с целью собрать определенную информацию – теперь я была убеждена в этом. Он воспользовался возможностью уехать с Шарло и предполагал, вернувшись после завершения своей миссии… жениться на мне.

Однако своим поспешным замужеством я разрушила его планы.

Оглядываясь назад, я поражалась, почему с такой легкостью сделала это? Может быть, отъезд Джонатана задел мое самолюбие. Моя голова всегда была занята именно Джонатаном. Будь я старше, мудрее, я бы поняла это, но я была наивна, простодушна, и жизнь казалась мне простой. Я вообразила, что брак с Дэвидом разрешит противоречие, и наша жизнь будет счастливой.

Теперь же, разобравшись в себе, я увидела женщину, которая бы отважилась на многое ради того, чтобы быть с любимым. Мои брачные обеты, все привитые мне с детства понятия, запятнанная совесть… все могло быть отброшено, когда я сталкивалась с непреодолимым желанием заняться любовью с этим единственным для меня мужчиной.

Мне нет оправданий. Следующий шаг в своем падении я совершила, полная страсного желания. У нас был ключ от дома. Узнав, когда там никого нет, мы снова пришли в ту комнату и с неистовством любили друг друга, и это показалось мне гораздо более волнующим, чем в первый раз.

А потом снова пришло раскаяние. Вина висела на мне тяжким грузом. Мне было тяжелее, чем раньше, ведь теперь я не могла уверять себя в том, что меня заманили, завлекли обманом. Я пришла по своему желанию. Я тянулась к нему; я разделяла его нетерпение и экстаз. Я призналась, что люблю его, что совершила мучительную ошибку. Безнравственная и распутная женщина, в разгаре страсти я упивалась своим распутством.

Мне не было прощения. Я – распутница Я сознательно обманула мужа.

Джонатан не испытывал глубокого чувства вины, хотя и предавал собственного брата. Он говорил.

– Это должно было случиться. Это было предопределено.

Я рассердилась, в основном на себя. Я была ошеломлена своим поведением и мучительно страдала, когда была с Дэвидом, всегда таким добрым со мной Я чувствовала, что меня раздражают сама его доброта, его добродетель, только подчеркивающая мою порочность.

Я хотела бы довериться маме. Поговорить об этом Я хотела понять, как я, которой раньше всегда были присущи чувства долга, чести, могла так вести себя Нам нужно уехать, решила я. Джонатан должен убраться. Мы не могли жить под одной крышей Когда мы пришли домой, Джонатан обратился ко мне:

– Завтра?

– Нет! – закричала я. – Этого больше не будет Но он только улыбнулся мне, и я отчетливо поняла, что это произойдет вновь.

Меня поразило, что мне уже не так трудно, как в первый раз, вести себя, как обычно. Я не легла в постель, ссылаясь на головную боль, а спустилась к обеду, и мы все вместе сидели за столом, разговаривали, смеялись, строили планы на Рождество, и я внешне была такая же веселая, как все И только однажды, когда мой мимолетный взгляд наткнулся на голубые глаза Джонатана, устремленные на меня, и я краем глаза взглянула на Дэвида, ужасное чувство раскаяния переполнило меня.

* * *

Семья Петтигрю прибыла накануне Сочельника На их огромной карете был изображен герб Петтигрю – леди Петтигрю страстно стремилась, чтобы все понимали их величие. Лорд Петтигрю был гораздо спокойнее жены. Невозможно было поверить, что всю свою славу она получила благодаря ему. Он занимал при дворе должность, как я представляла, довольно ответственную, так что, находясь в кругу семьи, был готов ради мира и спокойствия согласиться с чем угодно.

Миллисент, красивая молодая женщина, выглядела так, словно добилась своего в жизни, и я видела в ней и ее матери грозную пару, способную получить все, чего им захочется.

Было очевидно, что в роли супруга Миллисент они хотят видеть Джонатана. Я остро воспринимала все, что касалось Джонатана, и теперь страдала от болезненных приступов ревности. Джонатан будет прекрасной партией, чрезвычайно устраивающей леди Петтигрю. Дикон был не только очень богатым человеком, но и влиятельным. Да, я понимала, на роль супруга леди Петтигрю и Миллисент выбрали Джонатана.

Я сказала об этом маме.

Она рассмеялась:

– Что ж, меня это не удивит. Думаю, Дикон был бы вполне доволен. Они с лордом Петтигрю очень дружны. У них много общих дел… в Сити. Леди Петтигрю довольно сильная, напористая дама, и Миллисент, очевидно, похожа на нее. Однако, полагаю, Джонатан мог бы справиться с этим. Но что с тобой?

– Ничего… А почему ты спрашиваешь?

– Мне кажется, ты выглядишь немного не так. Ты не устала?

Она с беспокойством посмотрела на меня, я покраснела. Она предполагает, что я беременна. Внезапно в моей голове пронеслась мысль о том, что это могло означать для меня, если бы оказалось правдой.

– Все нормально, – твердо произнесла я. – Со мной все в порядке.

Она легонько похлопала меня по руке:

– Хорошо, что Рождество бывает только раз в году, иногда я искренне рада этому.

С каждым днем я все больше осознавала, в какую передрягу я попала. Ревность к Миллисент, внезапный страх того, что могу иметь ребенка и придется спросить себя, чей он, обострили серьезность моего нелегкого положения.

С этим пора кончать. Я не должна снова давать выход своим страстям. Я преодолею эту одержимость. Я буду хорошей женой Дэвиду и постараюсь стереть из памяти этот низкий поступок.

На следующий день приехали Фаррингдоны. Гвендолин, Джон и их сын Гарри были очень обаятельными людьми. Гарри, молодой человек лет двадцати пяти с очень приятной внешностью, помогал отцу управлять поместьем, которое, я знала, было таким же большим, как Эверсли.

Утром в Сочельник молодежь: Дэвид, Джонатан, Гарри Фаррингдон, Миллисент Петтигрю и я – отправились прокатиться верхом. Я ехала между Дэвидом и Гарри, впереди были Джонатан с Миллисент. И вдруг я поняла, что внимательно слежу за ними. С этим следует кончать, увещевала я себя. Это может привести к несчастью. Ради нескольких минут поразительных ощущений ты рискуешь всем, что составляет смысл и достоинство твоей жизни. Я взглянула на Дэвида. У него был довольный вид, они с Гарри обсуждали поместья, сравнивая Эверсли с Фаррингдоном.

Неожиданно сырой и теплый для этого времени года опустился туман. Очевидно, мы так и не дождемся снега к Рождеству. Зимнее холодное солнце пыталось пробиться сквозь облака.

– Если на Рождество солнце светит сквозь ветви яблонь, – процитировал Дэвид, – значит, осенью они будут полны плодов.

– Тогда будем считать, что оно светит, – сказала я.

– Мне нравятся эти старые стихи, – заметил Гарри. – Описанное в них очень часто оправдывается.

– Неудивительно, ведь их истоки – в мудрости людей, веками наблюдавших погоду, – ответил Дэвид.

– Вероятно, такие же стихи есть и во Франции, – предположил Гарри, обратившись ко мне.

– Да, наверное, но не помню, чтобы я их слышала. Джонатан обернулся.

– Что же вы отстаете? – Наши глаза встретились, и все мои благие намерения рухнули.

– Мы говорили о погоде и старых стихах, – сказала я.

– Коль в ночь под Новый год подует ветер с юга, – прочитал Гарри, – то будет теплою и буйною весна.

– Скорее бы новогодняя ночь, – сказал Джонатан.

–..При западном – обилье молока и рыбы в море, – невозмутимо продолжал Гарри, – а с севера несет он шторм и стужу, но если он задует с северо-востока, то прячься от него и зверь и человек.

– Прекрасно, – отметил Джонатан.

– И достаточно верно, – добавил Дэвид.

– Какое сочетание – правда и красота, – сказал Джонатан. – Но почему такой интерес к погоде?

– Если бы ты был землепашцем, тебя бы она заботила, – резко ответил Дэвид.

– Преклоняюсь перед твоей недосягаемой мудростью. По крайней мере, нынче не видно ни одного из тех романтических снежных рождественских дней. Никогда не мог понять, почему люди придают им такое значение.

– Потому что обычно боишься, не зная, доберешься до дома или нет, сказала Миллисент.

– Путешествие всегда связано с риском, – прибавил Джонатан. – Ведь события не всегда развиваются так, как хотелось бы…

– Но теперь, надеюсь, все произойдет согласно мом планам, – заявила Миллисент.

– Что ж, если подчиниться моей милой Миллисент, то можно не сомневаться, что Рождество будет счастливым, – откликнулся Джонатан.

– Тебе нравится подтрунивать надо мной, – сказала Миллисент – Это немного развлекает меня.

– Едем же! – закричала Миллисент. – Какой дорогой?

– Прямо, – указала я. – Мы поедем по дороге мимо нового дома тети Софи.

– О, я бы очень хотела увидеть его.

– У нас нет ключа, – торопливо сказала я.

– Ну, тогда посмотрим снаружи.

Возможно, мы сможем еще сходить туда, пока гостим в Эверсли.

– Конечно, сможете, – уверил ее Джонатан. Миллисент тронула лошадь, и мы все последовали за ней.

Вот и он, этот дом, ставший для меня олицетворением греха.

– Выглядит впечатляюще, но мрачновато, – высказала свое мнение Миллисент.

– Думаю, это очень интересный дом, – обратился к ней Джонатан. Улыбаясь, он посмотрел на меня. – Тебе он нравится, правда, Клодина?

– Действительно, весьма необычный дом.

– Похоже, здесь требуется ремонт, – вступил в разговор Гарри, окидывая дом деловым взглядом.

– Ты попал в самую точку, – сказал Дэвид. – Однако удивительно, он такой старый и все еще крепкий. Лишь кое-где заметны следы разрушений… буквально в одном-двух местах. Удивительно, учитывая, как долго он пустовал.

– Странно, что в нем никто уже долго не живет, – отметил Гарри.

– О нем идет дурная слава.

– Привидения? – воскликнула Миллисент. – Шум по ночам? Потрясающе!

«И голоса в комнате на втором этаже, – подумала я, – в комнате, которая навсегда останется в моей памяти».

– Ну что ж, пожалуйста, – сказал Дэвид. – Пока ты не уехала, Миллисент, мы возьмем ключ и совершим небольшую экскурсию.

Я была рада, когда мы уехали оттуда.

Проезжая мимо Грассленда, мы встретили Эви с сестрой верхом на лошадях. Мы остановились.

– Привет, Эви, – сказала я. – Это мисс Эви Мэйфер и ее сестра Дороти. Эви и Долли, познакомьтесь с Миллисент Петтигрю и мистером Гарри Фаррингдоном.

И Гарри, и Миллисент были, думаю, немного озадачены видом сестер, точнее, контрастом между ними. Уродство Долли усугубляло красоту Эви.

– Гуляли? – спросила я. – Подходящий день для прогулок верхом.

– Уже возвращаемся, – ответила Эви.

– Правильно, скоро стемнеет.

– Может быть, зайдете выпить что-нибудь?

– Близится вечер, – ответила я. – Мы хотим вернуться до темноты.

– И нас слишком много, – прибавил Дэвид. Гарри посмотрел на Эви.

– Я бы не отказался…

Можно зайти ненадолго.

– Мне нужно возвращаться, – возразила Миллисент.

– Хорошо, – разрешил колебания Джонатан. – Вы втроем оставайтесь, а я провожу Милли домой.

Снова эта болезненная ревность. Я была раздосадована. Мне была ненавистна мысль о том, что Миллисент уедет с Джонатаном, а я отправлюсь в Грассленд, однако я не видела выхода.

– Аи revoir! – весело попрощался Джонатан. Довольная тем, что отделалась от нас, Миллисент улыбалась. Мы же спешились и направились в дом. Эвелина Трент вышла в холл поздороваться с нами.

– Вот так приятный сюрприз!

Я представила Гарри, и миссис Трент засуетилась перед ним.

– О да, какой приятный сюрприз! – повторяла она. – Проходите.

Поздравим друг друга с Рождеством.

Мы расположились в небольшой, уютной гостиной, расположенной рядом с холлом, и пили вино, болтая ни о чем. Гарри уселся рядом с Эви и оживленно разговаривал с ней. Миссис Трент не спускала с них глаз. Гарри произвел на нее большое впечатление.

– Я знаю Фаррингдон-холл, – говорила она. – Прекрасное старинное место.

Я отметила это, проезжая мимо в экипаже… Это было, когда был жив мой сын Ричард… я сказала тогда:

– Ричард, это прекрасное место, одно из лучший поместий в округе.

Гарри полностью согласился с этим, заметив, однако, что, возможно, он и необъективен.

– О, вам и не нужно быть объективным. Это все ваше. Вы, а до вас отец, а еще раньше его отец сделали поместье таким, какое оно сейчас. Мы стараемся здесь, в Грассленде, делать все возможное, но мой муж умер… Она вздохнула. – Мой второй муж…

Первый, Эндрю, благослови его Бог, скончался уже давно Я взглянула на Дэвида, давая понять, что пора заканчивать визит. Я немного сердилась на Гарри за то, что он навязал нам его, и все время спрашивала себя, о чем говорят Джонатан и Миллисент по дороге домой.

Гарри и Эви все еще с интересом беседовали. Я услышала, как он спросил:

– Вы завтра будете в Эверсли?

– О да, нас пригласили.

– Рад это слышать, – сказал Гарри. – Очень рад Наконец нам удалось уйти. Как только мы вышли на дорогу, я с облегчением вздохнула. Миссис Трент, с внучками по обе стороны, помахала нам на прощание, настойчиво повторяя «аи revoir».

Визит Гарри взволновал ее. Его увлечение Эви не вызывало сомнений.

Оставшись с Дэвидом наедине в спальне, я обсудила это событие.

– По-моему, в голове миссис Трент зарождаются определенные планы.

Конечно, Гарри – очень хорошая партия. Я уверена, она уже строит планы, как свести его с Эви.

– Ты не вправе упрекать ее.

У нее две девочки, и я могу себе представить, как мало она может дать им в Грассленде.

– Думаю, Эвелина Трент всегда старается получить лучшее из всего, что попадается на ее пути.

– Ну хорошо, любовь моя, разве не этого мы все добиваемся?

– Дэвид, – сказала я, – ты очень хороший человек.

– О, ты только сейчас это поняла?

– Я всегда знала это, но иногда это поражает меня сильнее, чем все остальное. Ты всегда видишь в людях лучшее. Ты, наверное, не заметил бы зла, даже если бы оно было прямо перед твоим носом.

– Надеюсь, его-то я учую, – ответил он.

Я бросилась к нему и крепко обняла. Я говорила себе: я не должна причинять ему боль. Мне никогда больше не стоит оставаться наедине с Джонатаном… Дэвид не должен узнать… Это слишком сильно ранит его.

Потом я молилась – странный поступок для человека, у которого столько грехов. Я молилась, чтобы Бог дал мне силу победить сидящее во мне зло.

Когда я вернулась домой, матушка была в своей комнате. Она позвала меня.

– Исполнители рождественских гимнов соберутся вечером. Нам нужно будет принять их и угостить горячим пуншем с пирожными. На сегодня достаточно, хотелось бы пораньше лечь спать, чтобы хорошо отдохнуть к завтрашнему дню.

Стол завтра будет накрыт, конечно, в зале, и, пока будут расчищать место для танцев, я подумала, можно заняться «охотой за сокровищами». Эту игру всегда хорошо принимают, да и дом прекрасно подходит для этого. Кроме того, будет светить луна, и, значит, для того, чтобы бродить, отыскивая спрятанное, вокруг дома, света будет достаточно. Мне никогда не нравилось множество зажженных повсюду свечей.

– Хорошая идея, мама. Хочешь, я помогу тебе с придумыванием подсказок?

– Нет, их придумаем мы с Диконом. Если ты будешь помогать, то не сможешь участвовать в игре.

– Мы заезжали в Грассленд, – сообщила я ей.

– Правда?

– Мы не смогли избежать этого. Все из-за Гарри Фаррингдона. Он захотел зайти туда после того, как увидел Эви.

Мама рассмеялась:

– Значит, она пришлась ему по душе.

– Это вполне очевидно. Миссис Трент была очень рада.

– Но, дорогая, надеюсь, она не выказывала это слишком уж явно.

– Она всегда несколько… даже слишком…

– Бедная Эвелина Трент!

Моя мама ее очень не любила. Полагаю, что-то у них произошло в прошлом. Я чувствую в ней какую-то опасность.

– Я тоже это чувствую. Тем не менее, она действительно заботится о внучках.

– Мне так жаль бедняжку Долли!

– Кажется, Эви любит ее, и, конечно, бедная девочка обожает Эви.

– Печально родиться такой. Будем надеяться, что из увлечения Гарри что-нибудь получится.

– Как отнесутся Джон и Гвен Фаррингдон к грасслендскому семейству? Дикон говорил, Гарри – очень хорошая партия.

– Они бы предпочли кого-нибудь рангом повыше внучки миссис Трент, но если бы Гарри захотел… Я считаю, он из молодых людей, идущих своей дорогой, которые должны всего добиваться сами Однако мы немного торопимся с выводами?

Мы рассмеялись.

– Хорошо, что нас никто не слышит, – сказала я. – Так или иначе, надеюсь, для Эви дела складываются удачно.

– Надеюсь, – согласилась мама. – Танцы начнутся сразу же после «охоты за сокровищами» и могут занять остаток вечера. Насчет музыки я все продумала. Музыканты могут что-нибудь поесть, пока продолжаются игры. Это поддержит их в течение вечера.

Я поцеловала ее:

– Ты успеваешь думать обо всем.

Наступил вечер. Мы сидели в столовой и как раз заканчивали обедать, когда прибыли исполнители рождественских гимнов. Все это выглядело очень живописно, повсюду за окнами раскачивались их фонарики, и после исполнения первого гимна Дикон и матушка открыли дверь, впустив в холл целую толпу. Они пели, а мы, аплодируя, подпевали им. Внесли огромную чашу с пуншем, напиток разлили по кубкам, которые дамы вручили всем присутствующим вместе с пирогами и пирожными, специально испеченными для этого случая.

После этого, собравшись в гостиной, мы вспоминали прошлые праздники Рождества и мама рассказывала о Рождестве во Франции, где оно празднуется главным образом в Сочельник, а не в сам день Рождества с полуночной мессой и рождественскими сапожками у камина с положенными в них подарками.

Наступило Рождество. Я проснулась с тяжелым чувством вины, которое теперь почти никогда не покидало меня, и, лежа в постели, подумала о прошлом Рождестве, когда я была невинной, беззаботной девушкой.

– Это нужно прекратить, – в сотый раз произнесла я.

На утреннюю службу мы отправились в небольшую церковь в деревне Эверсли. В полном соответствии с непредсказуемостью нашего климата погода опять изменилась, и мы чувствовали легкий морозец. После службы мы пошли домой пешком через поля, и Джонатан внезапно остановился, чтобы спеть рождественский гимн, который мы все подхватили. Он подошел и взял меня за руку, с другой стороны держала его под руку Миллисент Петтигрю. Он прижал мою руку к себе, и силы вновь оставили меня. Я была счастлива, потому что была рядом с ним.

В тот день я больше не видела его до тех пор, пока не пришло время встречать прибывающих гостей. Мама сказала, что теперь, когда я замужняя женщина, мне следует, стоя рядом с ней, приветствовать их.

Первыми из дома управляющего прибыли Долланды, конечно, пешком. Эмили спросила, может ли она чем-нибудь помочь.

– Может быть, ваша помощь понадобится позднее, – сказала мама, – пока, я считаю, все идет, как нужно.

В бархатном, переливающемся синим, платье, подчеркивающим голубизну ее глаз, мама выглядела великолепно. Она вся светилась, сияние окружало ее. Я подумала: «По крайней мере, она счастлива. И все-таки ей пришлось пройти через множество испытаний, прежде чем она достигла всего этого». Возможно, такова судьба каждого человека, и мои беды и тревоги только начинаются. Всегда труднее переносить неприятности, если создаешь их сама. Должно быть, проще, когда есть кого обвинить… даже если это всего лишь судьба. Мне же было отказано в этом. Меня не принуждали. Возможно, я позволила увлечь себя. Но разве я противилась этому? Очень слабо. Я пошла на это охотно и в глубине души знала, что снова сделаю это.

На мне было платье вишневого цвета. Одно из тех, которые любил Дэвид, именно поэтому я надела его. Я горячо желала угождать ему во всем, ведь я так плохо поступала по отношению к нему…

Прибыли Тренты. Эви в голубом шелковом платье с кружевами выглядела прекрасно. Долли тоже была в голубом – болезненно тонкая и неловкая. Интересно, могла бы она спрятать свое уродство, закрыв глаз повязкой. Бывает, что повязки могут даже украсить.

Я вспомнила портрет принцессы Эболи, которая потеряла глаз. С повязкой она выглядела очень эффектно… таинственной и волнующей.

Миссис Трент была одета в пурпурное бархатное платье. Довольно красивая женщина в прекрасном платье. Однако манеры подводили ее. Если бы только она вела себя поскромнее!

– Как мило с вашей стороны пригласить нас, – произнесла она. – Честное слово, Эверсли – славное старое местечко. Я хорошо помню его, знаю каждый уголок и каждую щелочку. Он напоминает мне минувшие дни, проведенные здесь. – Ее взгляд то и дело обшаривал помещение, очевидно, в поисках Гарри Фаррингдона.

Он встретил Эви. Я уверена, он ждал ее. Теперь они разговаривали. Я порадовалась, что мы с мамой устроили так, чтобы за столом они сидели рядом.

Я заметила Долли, она не отходила от бабушки, хотя и не спускала задумчивого взгляда с Эви. Я сразу подумала, что она, вероятно, злится на любого, кто отнимает у нее Эви.

Софи обедала с нами. Она и Сабрина ушли сразу же после обеда – Сабрина ложилась рано, а Софи, думаю, все еще чувствовала себя неловко в обществе и, во всяком случае, предпочитала быть с Жанной.

Освещаемый канделябрами огромный стол в зале выглядел великолепно. Удивительно, сколько свечей было зажжено здесь в тот вечер. Мама сидела с одного края массивного дубового стола, Дикон – с другого, напротив. Джонатана усадили рядом с Миллисент, Дэвида – с миссис Трент, я же находилась между Джоном Долландом и Гарри Фаррингдоном и могла слышать, как он и Эви болтали друг с другом.

Пиршество затянулось. Провозглашались тосты за гостей и ответные за хозяев; все были веселы и довольны. Было выпито и съедено огромное количество вина и кушаний, и, наконец, подошло время для «охоты за сокровищами». Мама объяснила всем, что, пока ведутся поиски «сокровищ», зал освободят для танцев.

– Все отправятся на поиски поодиночке, – объясняла она правила. Никаких сговоров между участниками. Кто из дам и джентльменов первыми принесут мне шесть записок с подсказками, получат призы. Сейчас я всем вам дам одну подсказку, которая должна привести вас к следующей. Обнаружив ее она одна для всех, – ищите следующую.

Выигрывает тот, кто первым принесет мне шесть записок, и, когда все соберутся здесь, выполнив задачу или в отчаянии оставив поиски, я вручу приз. Слава Богу, ночь ясная. Луна будет освещать вам дорогу.

Все разбрелись в разных направлениях. Там и тут в темноте слышались приглушенный шум голосов и сдерживаемый смех.

Я с легкостью нашла первый ключ. Возможно, я хорошо изучила ход мыслей матушки. Кроме того, я прекрасно знала дом и могла в нем ориентироваться даже с завязанными глазами. Надо будет сказать маме, что члены семьи имеют преимущество перед гостями, и, чтобы уравнять силы, их следует ставить в более невыгодное положение.

Я поднялась по лестнице и находилась в коридоре, когда чья-то рука неожиданно схватила меня. Кто-то крепко обнял меня и страстно поцеловал.

– Джонатан! – прошептала я.

– Я поджидал тебя.

Дверь одной из комнат была открыта. Он затащил меня внутрь и закрыл ее.

– Кажется, прошла вечность, – сказал он.

Я смотрела поверх его головы туда, где на шкаф, стоящий рядом с кроватью, падали полоски лунного света.

– Джонатан… пожалуйста… нам нельзя оставаться здесь.

– Завтра, – предложил он.

– Нет… нет… никогда.

Он тихо рассмеялся.

– Сколько раз ты говорила «никогда», и сколько раз я доказывал тебе, что ты не права?

– Это должно прекратиться. Я не могу больше это выносить.

– А я не вынесу, если все кончится.

– Мы должны остановиться, Джонатан.

– Завтра днем, – настаивал он. – Все отправятся на верховую прогулку. Ты задержишься и придешь к дому. Я встречу тебя там. Старина Эндерби… в нашей комнате. Ты придешь туда, Клодина.

– Нет… нет! – протестовала я.

– Да, да! – прошептал он – В три часа.

Милая моя, как же я хочу тебя!

Я вырвалась. Как легко мы могли выдать себя! Что, если кто-нибудь войдет в комнату и застанет нас вместе? А если Дэвид? Мы должны остановиться. Мы рискуем слишком многим.

Я сбежала по лестнице.

В зале была мама.

Только не рассказывай мне, что ты уже все отыскала.

– Нет. Но мне пришло в голову, что члены нашей семьи имеют преимущество, а это нечестно. Нам следует усложнять задачу или не давать нам приз в случае победы.

– Верно, – сказала мама. – Тогда оставайся здесь. Как бы там ни было, ты выглядишь румяной и разгоряченной.

Я осталась с ней. Я боялась бродить по погруженным во тьму комнатам и коридорам, боялась встречи с Джонатаном… того, что нас застанут вместе.

Я хорошо представляла, что бы почувствовала, если бы Дэвид обнаружил измену. Он никогда, никогда не должен узнать. Нужно забыть это безрассудное увлечение, вычеркнуть его из своей жизни. Так рисковать было крайне глупо… и эгоистично.

Из дам первой закончила поиски «сокровищ» Эви, из мужчин – Гарри.

– Я подозреваю тайный сговор, – прошептала я маме.

– Это и понятно. Эви не такая, как всегда. Она кажется по-настоящему счастливой.

Эви получила веер из слоновой кости, украшенный ручной росписью розами, а Гарри – высокую оловянную пивную кружку. Громкие аплодисменты сопровождали вручение призов. Как раз к этому времени зал уже подготовили для танцев, и заиграла музыка.

По традиции вечер открыли моя мама с Диконом, и сразу же к ним присоединились мы с Дэвидом. Гарри танцевал с Эви, а Джонатан с Миллисент.