Текст книги "Танцовщица (СИ)"
Автор книги: Виктория Гранд
сообщить о нарушении
Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)
– Да вы понимаете, что это значит? Наша главная танцовщица не сможет выйти на сцену! Она же на инвалидном кресле! Как она будет выезжать на виду у всех? А потом что? Кто будет забирать кресло? И это же на оценки повлияет. Непонятно, в какую сторону, кстати.
– Простите, но мы не можем закрыть занавес, – безразлично отвечал организатор, толстый обрюзгший парень неопределенного возраста. Катя ненавидела таких людей: облеченные минимальной властью, они всячески старались показать, кто тут главный. Хотя на самом деле находились в самом низу социальной лестницы и прекрасно понимали это, пытаясь хоть как-то подняться за чужой счет. Конечно, можно было идти разбираться к директору конкурса или директору Дворца Молодежи, но времени уже не было.
– Екатерина Игоревна, – окликнула девушку сидевшая в кресле неподалеку Аня. – Это ничего. Я просто выеду на кресле, а вы заберете. Что ж теперь, не танцевать?
– Конечно, Анечка, – скрипнула зубами Катя. – Так и сделаем. Девочки-мальчики, готовьтесь.
– На сцену приглашается группа «Ассорти» с танцем «Принцесса ветра», школа номер… тренер…
Аня в сопровождении друзей поехала на сцену в инвалидном кресле. В зрительном зале повисла нехорошая тишина. Когда Аня встала, в темноте Дворца послышался дружный вздох. Танцующие заняли свои места, Катя быстро откатила кресло за кулисы. Заиграла музыка. Аня начала управлять «ветерками», те танцевали от души, следуя ее жестам. В конце дети склонились к своей принцессе, ураган успокоился, Аня медленно опустила руки. Музыка смолкла, и зал взорвался аплодисментами. Все люди встали, когда артисты на сцене выполняли поклон. Аня просто слегка кивала – на большее она была не способна. Под несмолкающую овацию Катя вытащила на сцену кресло, усадила туда девочку и увезла ее под крики «Браво!»
Они получили свое первое место с огромным отрывом от других участников. Но и Катю, и всю группу не покидало чувство, что они выиграли немного нечестно. Ведь возможно, судьи ставили баллы под влиянием эмоций, когда узнали, что в группе танцует тяжелый инвалид. Это Катя захотела высказать лично директору Дворца Молодежи. Она понимала, что тот может отказаться выслушать ее. Но к счастью, эффектное выступление группы «Ассорти» сделало ее звездой местного общества.
Несколько журналистов пытались взять у нее интервью, кто-то с телевизионными камерами настаивал на съемке. Всех этих людей Катя потащила за собой к кабинету директора. Тот явно растерялся, увидев, какие люди явились по его душу. Может, он и сослался бы на дела и не принял Катю, но в присутствии прессы пришлось быть вежливым. Он выслушал историю с занавесом и очень удивился тому, что служитель сцены отказался пойти навстречу конкурсантам. Позвонил подчиненному по телефону.
– Леш, ну-ка подойди ко мне в кабинет, – сухо сказал он в трубку. Катя заметила, какую уверенность излучал этот невысокий крепко сбитый мужчина. Ему точно не надо было доказывать свою силу и власть. – Господа журналисты, подождите за дверью, будьте любезны, – директор твердо выпроводил лишних людей из кабинета.
– Вызывали? – робко сунулся в кабинет толстый организатор. Увидел Катю в окружении журналистов и скривился: настучала, да? Катя ответила вызывающим взглядом: да, настучала! Заслужил, гад.
– Ты почему не закрыл занавес, когда тебя об этом попросили? – холодно и с угрозой спросил директор.
– Но у нас же это не принято, никому не закрываем, – промямлил Алексей.
– А ты видел, что в группе девочка-инвалид?
– Я не знал, что прямо инвалид…
– Вы врете, – жестко и яростно сказала Катя. – Все вы видели, и слышали, мы при вас обсуждали, как она будет выезжать на сцену при всех! Она в кресле сидела перед вашим носом!
– Я думал, она сможет выйти сама!
– Вы врете! Вы заставили бедного ребенка показать всем то, что она не хотела показывать! И мы не хотели, потому что теперь не понятно, заслуженно мы получили первое место или нет! Теперь у детей такой стресс! Я уж про Анечку молчу!
– Да какой там стресс…
– Такой! На значительный моральный ущерб!
– Который Екатерина Игоревна вполне может с тебя стрясти через суд, – поддержал девушку директор. – Тем более, что в зале велась съемка от телевидения и это попадет в новости. Ты, дебил такой, до сих пор не понимаешь, что натворил?
– Я ж не знал, – всхлипнул парень.
– Что ты не знал? Что ты тут никто? Запомни раз и навсегда – ты всего лишь обслуживающий персонал и делаешь то, что тебе велят, понял?
– Да…
– А если Екатерина Игоревна подаст на нас в суд на возмещение морального ущерба за травмирующую ситуацию, расплачиваться будешь сам. Екатерина Игоревна, вас устроит, если мы просто лишим премии этого гаденыша? Или вы настаиваете на его увольнении?
– Уволить! – прошипела Катя. Она и так не была сильно доброй, а тут прямо чувствовала, что не может позволить такому человеку работать тут дальше. Он ведь обидел ее ученицу! А этого она не намерена была прощать. – И тогда я не подам в суд на вашу организацию.
– Все ясно? – холодно посмотрел на подчиненного директор. – В отдел кадров шагом марш. Екатерина Игоревна, еще раз приношу свои извинения за неподобающее поведение наших сотрудников. Такого больше не повторится.
– Хорошо. Инцидент исчерпан, – гордо кивнула Катя и вышла из кабинета в сопровождении журналистов. На душе все равно было паршиво, оттого, что в очередной раз столкнулась с человеческой глупостью.
Аня увидела себя по телевизору, когда лежала в палате детской больницы. Все ее соседи сбежались посмотреть на «Принцессу ветра», поздравляли девочку с первым местом.
Но до конца учебного года Аня на сцену больше не выходила, потому что во время всех весенних праздников лежала в больнице. В перерывах между лечением приходила на тренировки, и Катя опять отмечала, насколько талантлива эта девочка.
Самый большой танцевальный конкурс в городе обычно проводился на первое июня, день защиты детей. По этому поводу Катя снова разговаривала с папой Ани.
– Вам лучше известно ее состояние, она сможет танцевать? Стоять сможет? – спросила она его по телефону.
– Стоять-то она сможет. А что это за конкурс?
– О, это самый большой конкурс детских коллективов. Проводится в парке, на открытом воздухе, там знаете, такая сцена большая?
– Но там же точно нет занавеса!
– А мы придумали выход – сделали ширму легкую, будем закрывать сцену. Мы уже пробовали с девочками, и Аня тоже знает. Нормально получается, ничего не видно. А потом она раз – и уже на сцене. Нет, можно и в кресле опять ее выкатить. Но все хотят честных оценок на этот раз, поэтому никто не должен знать, что Аня – инвалид.
– А что, ее в танце некем заменить?
– Есть, конечно. Но Анюта в этой роли бесподобна, вы же сами видели.
– Видел, но я пристрастен.
– Да точно вам говорю! Без нее будет уже все не то.
– Я не против, но она опять в больнице. Надо разговаривать с врачом.
– Когда это можно сделать? Конкурс уже через неделю. И я тоже хочу поговорить с ним.
– Подходите завтра в пять. Я тоже буду там.
Врач, узнав, куда собираются забрать пациентку, вытаращил глаза.
– Вы с ума сошли? – воскликнул он. – Вот эта девочка собирается танцевать? Да она только из реанимации!
– Вы же говорили, я могу забрать ее домой на выходные, – вмешался Михаил Петрович, – и что короткие прогулки ей не противопоказаны.
– Но не танцы же!
– Да она там не напрягается, вот смотрите запись, – мужчина включил ролик на телефоне.
– Хм, ну да, вроде ничего сложного… Нет, ну все равно – пациент уезжает танцевать! Дикость какая. Ладно, я подумаю.
На первое июня отец привез ликующую Аню в парк, как раз к выступлению. Девочку быстро переодели и за ширмой вывезли на сцену. Когда ширму убрали, зазвучала музыка, и начался танец. Аня стояла на огромной сцене с поистине королевским видом. Она была очень бледной после больницы, огромные голубые глаза сверкали на одухотворенном лице, притягивая к себе взгляды зрителей. Перед сценой останавливались случайные прохожие, завороженные стремительным танцем с почти неподвижным ангелом в центре. Анины руки снова повелевали ураганом на сцене, а настоящий ветер в парке очень кстати развевал ее волосы.
Из ста семидесяти коллективов «Ассорти» заняли первое место. Судьи и зрители узнали, что победителем стала группа с инвалидом, только когда Аня выехала на сцену в кресле, чтобы получить награду. Она встала, и все люди в парке устроили ей продолжительную овацию.
Когда Михаил Петрович усадил счастливую дочь в машину, он предложил Кате поехать с ними.
– Нет, – отказалась та. – Мне же детей до школы везти. Так что я не с вами. Кстати, огромное спасибо, что помогли привезти сюда дочь. Да и вообще вытащили ее оттуда.
– Пожалуйста, – грустно улыбнулся он, обернувшись на закрытое окно машины, где Аня смотрела запись танца по телефону.
– Честно говоря, я удивлена, что ее все-таки выпустили из больницы.
– Тут все просто, Катюш, – вздохнул Михаил Петрович. – Доктор сказал, что ей уже все можно.
– В смысле? – не поняла Катя.
– Вообще все. Все, что она хочет. У нее отказывают органы, состояние крайне тяжелое. По ней это не сильно видно, разве что бледная вон стала.
– И сколько ей осталось? – похолодела Катя.
– Я не спрашивал. Не хочу знать. Прощайте, Катя, спасибо вам за все.
– Счастливо, – Катя смотрела, как он садится в машину, помахала рукой Ане, высунувшейся из окна. Та улыбнулась ей в ответ, замахав обеими руками. Машина тронулась с места, оставив Катю стоять в растрепанных чувствах у парковки. Потом она медленно пошла назад к своим ребятам, радостно бесившимся в парке.
Анюта умерла в больнице этой же ночью. Тихо и спокойно, с улыбкой на устах. В своем последнем сне она стояла на сцене парка в роли принцессы ветра, и, счастливая, танцевала на радость многочисленным зрителям под их бурные аплодисменты.
Осторожно шагну в голубую весну,
Еле слышно вздохну, и тихонько усну.
Для борьбы силы нет – все размыла гроза,
Лишь оставила след на бумаге слеза.
И никто не поймет эту страшную боль,
Как тиски сердце жмет моя глупая роль.
Осторожно шагну в голубую весну,
Еле слышно вздохну, и навечно усну…
Глава 9. Неожиданный брейк-данс
Похороны Ани проходили в ясный летний день. Солнце играло в волосах девочки, создавая ощущение, что она жива, просто спит с довольным выражением на лице. Народу на похоронах было очень много – за свою короткую жизнь Аня успела стать настоящей звездой. Рядом с гробом все время находился отец девочки, серый от горя и боли. Он поддерживал свою маму, бабушку Ани. Та не отнимала платка от мокрых глаз. Катя знала, что эта картина будет преследовать ее еще очень долго.
Но черная полоса в ее жизни, похоже, только начиналась. На следующей неделе ей позвонила директриса с заявлением, что Катя уволена. В принципе, это было ожидаемо – слишком большая шумиха поднялась в СМИ в связи со смертью Анюты. Михаила Петровича обвиняли чуть ли не в убийстве собственной дочери. Комментарии под его ответами в сети были крайне негативны. Мало кто понимал, что Ане оставалось жить недолго, и отец просто хотел, чтобы она умерла счастливой. Адекватные люди обычно не кидаются в драку, а пытаются поставить себя на место другого. Некоторые комментаторы пытались защитить Михаила Петровича, но их голоса на фоне возмущенных были почти незаметны. На Катю, а заодно и на школу вылили ушат грязи. В организацию пошли многочисленные проверки, искать свидетельства некомпетентности педагогического состава и руководства. Директриса решила, что подобные обвинения не украсят ее образовательное учреждение, и уволила неудобного тренера. Катя осталась без работы.
Через неделю ей на телефон пришел еще один странный звонок с незнакомого номера.
– Алло, это Екатерина? – прозвучал звонкий женский голос в трубке. – Я звоню по поводу вашего отца.
– Дядь Вани? А что с ним случилось? – Катя недоумевала, почему ей не позвонила мама или сам отчим.
– Какой дядя Ваня? Нет, Игорь Анатольевич по документам. Или я не туда попала? Но тут написано «Катя. Дочь», я и позвонила. Остальные контакты просто с именами, непонятно, кто тут родственник.
– А, ну да, конечно, – Катя удивилась еще больше. С родным отцом она не общалась уже лет десять, они не поздравляли друг друга даже по праздникам, совершенно вычеркнув друг друга из своих жизней.
– Он в больнице, я его лечащий врач.
– А что с ним?
– Вы не знаете? У него последняя стадия рака, сегодня его забрали из дома с сильными болями.
– Не знала, – сухо ответила Катя, понимая, что ей это абсолютно безразлично. – Я его дочь от первого брака… не знаю, был ли у него еще какой. Мы не общались.
– А, ну тогда, наверное, я зря вам звоню, – удрученно проговорила женщина. – Но куда еще обратиться, я не знаю. Понимаете, с ним приехала дочь. А он потерял сознание прямо на аппаратах. Что теперь делать с девочкой, ума не приложу. Может, вы знаете контакты отца? Родственников девочки?
– Не знаю, и знать не хочу, – грубо ответила Катя. Но не удержалась, – а сколько ей лет?
– Одиннадцать.
– Так большая уже, пусть домой едет, к матери.
– Она говорит, ей некуда идти, и мамы у нее нет. На другие вопросы не отвечает. Сидит в углу хмурая, к ней не подойти даже. Рыженькая такая.
– Сейчас приеду, – неожиданно для себя сказала Катя.
Она отвезла детей к маме, не сказав, куда собралась. Обещала рассказать позже. Потом поехала в больницу. Медсестра привела ее в палату к отцу. Катя подошла к кровати и увидела бледный лысый череп, обтянутый кожей. Темные, почти черные круги подчеркивали ввалившиеся глаза. Те были открыты, мужчина как раз пришел в себя. Он тяжело дышал и вглядывался в Катино лицо, не узнавая дочь. Потом все-таки еле слышно и очень неуверенно произнес:
– Катя? Ты?
– Узнал, что ли? – сухо бросила девушка. – Ну, привет. Как поживаешь?
– Катенька, как я рад тебя видеть! – костлявая ладонь высунулась из-под простыни, но Катя не притронулась к ней. – Катюш, я скоро уйду…
– Ага, – буркнула девушка, еле сдержавшись, чтобы не брякнуть «скатертью дорожка».
– Я тебя очень прошу, позаботься о Настеньке, это сестра твоя. У нее больше никого нет.
– С фига ли я о ней должна заботиться? – удивилась Катя. – Где ее родственники? Мать?
– Она меня бросила, – по щекам мужчины потекли слезы, – Настюхе всего пять лет тогда было. А Людочка ушла к другому, потом даже из страны уехала, а дочь мне позже отдала. Мы одни с дочкой остались, так трудно было, так трудно! Не представляешь.
– Да уж, куда мне, – усмехнулась Катя. – Мою же маму никто не бросал одну с дочерью, да?
– Ну что ты, это же совсем другое…
– Совсем, ага. Насколько я тебя знаю, ты тут же другую бабу нашел, да? Где вы жили с Настей?
– Зачем ты так? – продолжал всхлипывать отец. – Нашел, да. Но она не любит меня. Я совсем один…
Внезапно его затрясло, он захрипел и выкатил глаза. Катя отскочила от кровати и бросилась звать на помощь. Медсестра прибежала сразу же, но уже было поздно. Отец был мертв. Реанимировать его никто не стал.
Катя вышла в коридор и увидела там девочку с короткими растрепанными рыжими волосами. Она сидела на стуле у стены, скрючившись, и безразлично смотрела в стену. На ней был надет старый потрепанный спортивный костюм неопределенно-темного цвета, на ногах красовались грязные кислотно-зеленые кеды. Девочка выглядела довольно неопрятно, с ней не хотелось иметь никакого дела. Катя подошла к сестре.
– Привет, ты Настя? – девочка молча кивнула. – Я Катя, твоя сестра. Поехали, поживешь у меня, пока найдем твою мать.
– Нет, – буркнула Настя. – Я папу подожду.
– Помер твой папа. Ну и мой, получается. Только что коньки отбросил, – грубо ответила Катя. Она не испытывала ни малейшей симпатии к сестре, но бросить ее тут одну было бы совсем уж бесчеловечно.
Девочка соскочила со стула и побежала в палату.
– Папа! Папа! – душераздирающе закричала она, врываясь в палату.
Через какое-то время, бледная и растерянная, вышла в коридор, подошла к Кате.
– Он и правда умер, – прошептала она и горько заплакала.
– Ну ладно, ладно, – Катя неловко обняла сестру. – Видимо, для тебя он был хорошим отцом. Поехали.
– Куда? – всхлипнула девочка, вытирая слезы.
– Надо вещи твои забрать, потом у меня поживешь, пока твою маму найдем. Вы где жили то с папой?
– У тети Ани.
– Вот и поехали к тете Ане.
Настя хорошо знала адрес, так что дом нашли быстро. Дверь квартиры открыла дородная женщина неопределенного возраста.
– О, Настюха. А Игорь где?
– Умер Игорь, – ответила Катя. – Я его старшая дочь.
– А, хорошо, значит, вы Настю заберете? А я думала, ее в детдом заберут.
– В детдом я не поеду, – сердито буркнула Настя.
– Теперь, получается, не поедешь, – согласилась женщина. – Я тут ее вещи и документы собрала, – она кивнула на небольшую сумку в коридоре. – Но вообще-то, – женщина многозначительно подняла брови, – я бы вам не советовала связываться с сестрой. Сложная девочка, понимаете?
– Да мне плевать, я собираюсь ее мать найти, и ей отдать ребенка.
– Ха, да она не приедет, она вообще из страны уехала.
– Вы знаете ее адрес?
– Откуда? Нет, конечно. Игорь сам пытался узнать, но она потом даже телефон сменила, ни слуху ни духу от нее не было года три как.
– Ладно, – Катя взяла сумку и покинула негостеприимный дом. Настя молча следовала за ней.
Когда Галина Андреевна узнала, что Катя взяла к себе сестру, пришла в ужас. Она была против, чтобы девочка жила у дочери. Но куда ее деть, тоже не знала. В конце концов, сошлись на том, чтобы искать мать Насти и отдать ей ребенка. Катя подала в розыск в полицию и занялась похоронами отца. Как оказалось, других претендентов на организацию этого мероприятия не нашлось. Да и у могилы присутствовали только Катя и Настя. Галина Андреевна не изъявила желания попрощаться с бывшим мужем, сказав, что для нее он умер много лет назад.
– Вот так вот, мам, – говорила Катя позже на кухне, поминая отца стопочкой, – не захочешь верить в бумеранг, а поверишь. Недавно Анюту хоронили, помнишь, сколько народу было? А к этому вообще никто не пришел. Даже сожительница. Она, похоже, только обрадовалась, когда он умер.
– Ну а что ты хочешь, раковые больные тяжелые, – вздохнула мама, – молодец еще, что не бросила его и Настю, тащила до последнего.
– Тащила, да. Не знала просто, как выгнать. Всю жизнь по бабам прыгал, допрыгался. И хорошо, что его тоже бросили, может, хоть что-то понял напоследок.
– Да ничего такие не понимают. Забудь, Кать. Теперь надо как-то с Настей поладить. Может, приобщишь ее к своим танцам?
– С ума сошла? – искренне удивилась Катя. – Ты бы ее видела! Худая, сутулая, двигается, как уголовник. Ей из танцев только брейк данс подойдет, а еще лучше капоэйра – танец боевых искусств. Но я его, к счастью, не знаю. Да и не собираюсь я с ней ладить. Найдем мать, и досвидос. Скорее бы.
Жить с Настей оказалось нелегко. Катя поселила ее в комнату к своим детям. Те спали на двухъярусной кровати, а Настя на диване. Павлик и Танюшка сначала обрадовались, что у них есть тетя-сестра, но Настя вела себя крайне неприветливо, детвору гоняла от себя, чтобы не лезли, играть с ними не хотела. Те оставили ее в покое. Но Настя скоро начала командовать малышами: убрать за ней постель, помыть за нее посуду, принести ей фрукты. Дети подчинялись, иначе Настя начинала их грубо обзывать и давать подзатыльники. Катя узнала об этом случайно, раньше вернувшись из магазина. Настя кричала на детей, не заметив, как открылась дверь. Катя была в ярости. Перепуганные Павлик и Таня с ужасом смотрели, как их обычно спокойная мама орет на Настю дурным голосом и лупит ее полотенцем. Настя сначала растерялась, а потом тоже заорала:
– Не смей меня бить! Ты мне никто, дура! – и тут же схватилась за разбитую губу.
– В этом доме не обзываются, – Катя потирала кисть, зло глядя на сестру. – Тем более, на меня. А если обзываются, получают по губам. Поняла?
– Да пошла ты! – Настя увернулась от очередной оплеухи и выбежала из квартиры, громко хлопнув дверью.
– Это ты пошла, – усмехнулась Катя. Ей было плевать, куда направится ее сестра. Девушка притянула к себе детей. – Почему вы мне не рассказывали, что она вами командует и бьет?
– Она сказала, что будет хуже, – доверчиво прильнула к маме Танюшка.
– Ну что ты, как ты могла такое подумать? Я же твоя мама, я сильнее и умнее Насти, я всегда могу вас защитить. Надо было сказать сразу. В следующий раз так и делайте, ладно?
– Хорошо. А она навсегда ушла?
– Надеюсь. Этот брейк данс мне тут на фиг не нужен.
Катя все-таки позвонила в полицию. Настю нашли на следующий день. Девочка попалась на краже в магазине. Когда Катя приехала за ней, полицейский отозвал ее в сторону.
– Вы знаете, если девочка продолжит так себя вести, мы будем вынуждены изъять ее и поместить в детдом.
– Да вы что! Какая жалость! – откровенно обрадовалась Катя, потирая руки.
– Вы совсем не занимаетесь ребенком? – удивился полицейский.
– Нет, и не собираюсь, – фыркнула Катя и быстро объяснила, почему была вынуждена забрать сестру.
– Бедная девочка, – вздохнул полицейский.
– Это она бедная? – возмутилась Катя. – А мои дети, которых она била, не бедные?
– Ваши тоже, – покладисто согласился мужчина. – Но у них есть любящая мама, еда и жилье. А у Насти – никого и ничего. И в полицию она попала за кражу булочки из магазина. Потому что она голодная была, почти сутки не ела ничего. Всю ночь бродила рядом с магазином, ждала, пока он откроется…
– Ой, нечего на жалость давить, – скривилась Катя. – Я поняла. Бедная сиротка, все дела. Только вот если вам ее так жалко, возьмите ее к себе домой, пусть ваших детей бьет. А не будьте добрым за мой счет.
– Тогда что, оформляем в детдом?
– Нет пока, – нехотя ответила Катя. – Она почему-то жутко туда не хочет. Думаю, сбежит сразу же. Попробуем еще разок с ней по-хорошему, – Катя прошла в кабинет, где сидела чумазая зареванная Настя, подписала нужные бумаги и кивнула девочке на выход. Та пошла, бросая мрачные взгляды на сестру.
Дома Катя отправила Настю мыться в ванну, потом позвала ее на кухню.
– Есть будешь? – девочка молча кивнула, сглотнув слюну. Катя налила ей тарелку борща, дала хлеб. Настя принялась есть с огромной скоростью.
– Значит, так, – начала Катя как можно спокойнее. – Если нам придется жить некоторое время вместе, нужно соблюдать кое-какие правила. Ты согласна? Я сейчас скажу, чего я жду от тебя, а ты скажешь, чего хотела бы ты. Во-первых, в этом доме никого бить нельзя.
– А ты меня ударила, – буркнула Настя.
– Будешь задирать малышей, готовься получить от меня по морде. Если обзываешься, тоже. Молча терпеть твои пакости я не собираюсь.
– Детей быть нельзя, я могу на тебя в суд подать!
– Это ты где такое слышала? – усмехнулась Катя. – Ты несовершеннолетняя, какой тебе суд? В суд может подать твой опекун, то есть я. Или опека, если у нее доказательства будут. Опека тебя шустренько отсюда заберет и отправит в детдом. Я возражать не буду, сама понимаешь. Если ты хочешь туда, без проблем, заканчиваем разговор. Или продолжать?
– Продолжать, – буркнула Настя.
– Хорошо. Тогда, во-вторых. Слуг тут нет, убираешь за собой сама, моешь посуду, помогаешь по дому, например, убираешься в детской. В-третьих, ведешь себя прилично, не обзываешься, не хамишь. Если что-то не нравится, говоришь нормально. Вопросы есть?
– Карманные будут?
– Зачем тебе? – опешила Катя.
– На курево.
– Я же сказала, не хамить! – рассердилась девушка.
– Ну ладно, на конфеты.
– Конфеты я тебе сама куплю. Кстати, поймаю на воровстве…
– Тоже в детдом? – усмехнулась Настя.
– Слушай, а что ты туда так не хочешь? Может, тебе правда там было бы лучше? Сейчас нормальные вроде детдома есть…
– Ага, знаю. Я там была уже, – буркнула Настя.
– В смысле? – опешила Катя.
– Мама, когда от папы ушла, где-то через год меня в детдом отдала и уехала. Я там год почти жила. Потом папа как-то узнал и забрал меня. Так что лучше бей, если я накосячу. Это уж я вытерплю. Тем более что у тебя и ремня-то нормального нет.
– Это кто тебя ремнем бил?
– Мама, кто ж еще. И отчим еще иногда. От ремня такие полосы на ногах остаются, толстые, красные, болят потом долго. А от твоего полотенчика так, просто неприятно.
– Постой. Тебе сколько лет-то тогда было?
– Шесть кажется. Но я все хорошо помню, если что. Можно еще борща?
– Сейчас, – впечатленная Катя налила добавки и поставила тарелку перед Настей. В девушке впервые шевельнулось сочувствие к сестре.
С тех пор жить стало гораздо спокойнее. Настя не трогала Таню и Павлика, те к ней тоже не лезли. Обязанности по дому выполнялись с переменным успехом. Катя следила за сестрой в оба глаза. Тем более, что она теперь была безработной, и это было не сложно. В магазин тоже ходили все вместе. Настя ничего не просила, но Катя замечала ее тоскливые взгляды в сторону косметики или блестящих заколок-украшений. Катя купила сестре пару побрякушек, и та долго носилась с ними, примеряя перед зеркалом. Потом красилась настоящей помадой. Правда, Катя сказала, что в школу так ходить будет нельзя. А дома пожалуйста. Настя выпросила у сестры косметику и тренировалась приводить себя в порядок перед зеркалом. Катя без сожаления все отдала. Она считала, что ей самой косметика уже точно не понадобиться. Кому она теперь нужна с тремя детьми? Правда, она надеялась, что скоро отыщется настоящая мать Насти, и эта глава в ее жизни будет закончена.
Надежды не оправдались. В конце лета Катю потревожил звонок с незнакомого номера.
– Екатерина Игоревна? – прозвучал в трубке строгий женский голос. – По поводу вашего заявления на розыск матери сестры. Мы нашли ее.
– Ура! – с чувством воскликнула Катя.
– Она в Австралии, – как ни в чем не бывало, продолжила женщина, – живет на какой-то ферме непонятно в каком статусе. Официально безработная и без гражданства. Возвращаться в Россию не планирует. Сказала, что давно отдала дочь в детдом, условий для проживания ребенка не имеет и забирать ее не будет.
– И что теперь делать? – через паузу спросила Катя.
– Собирайте документы на опекунство.
– Твою ж мать! – не сдержалась девушка, бросив трубку. И еще долго сидела, грустно поражаясь превратностям судьбы, которая наградила тремя детьми женщину без материнского инстинкта.
