Текст книги "В тихом омуте..."

Автор книги: Виктория Платова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

– Ева, – как можно беспечнее ответила я.

– Мы не могли встречаться с вами раньше?

– Это было бы забавно, – поддержала разговор Алена.

Еще бы не забавно, но с Евой уж точно не могли, я сама недавно с ней встретилась…

– И все-таки мы не могли пересечься где-нибудь? – настаивал Фарик.

– Не думаю.

– Фарик! – предупредительно подняла палец Алена. – Никакого флирта, иначе без смертоубийства не обойдется.

– Я тоже так думаю, – медленно сказал хитрый узбек, опасная шутка касалась только его и меня, а может, это была просто шутка, по-моему, воображение у тебя разыгралось.

Не бойся, детка, – ничего не бойся и побольше естественности.

Но об естественности не могло быть и речи, пока браслет у меня на руке – он жег мне запястье и предательски взывал к Фарику. И первым делом я закрылась в туалете, сняла с себя проклятый браслет и сунула его в карман рубахи – может быть, он ничего и не заметил, на улице было темно, скорее всего не заметил, скорее всего он не замечал его и раньше – мало ли у женщин милых маленьких безделушек… Но от греха подальше нужно избавиться от этой тонкой серебряной улики. Совершенное придало мне уверенности, и уже с легким сердцем я отправилась в комнату, к Фарику и Алене.

…Они сидели на полу, в окружении свечей и бокалов, еще не наполненных шампанским, и о чем-то весело болтали. Я еще раз тряхнула головой – неужели это действительно Фарик или воображение сыграло со мной злую шутку? Но это был он – я помнила, как он открывает шампанское – с непроницаемым оливковым лицом индусского служки в английском колониальном доме.

То же самое он проделал и сейчас.

– За хозяйку этого гостеприимного бунгало, – тост Фарика не отличался оригинальностью.

– Ты даже не представляешь себе, Ева, как мы познакомились, – со смехом сказала Алена.

Почему же не представляю, должно быть, полный сюрреализм.

– Жажду выслушать эту леденящую кровь историю, – поддержала ее беззаботный тон я.

– Насчет леденящую кровь – это ты в десятку. Помнишь, я рассказывала тебе об одних моих вгиковских приятелях… Подожди, я рассказывала или нет?

– Не помню…

– Я и сама не очень хорошо их помню, как оказалось. Так я Фархаду и сказала. Самым примечательным был тот, что погиб раньше, еще во ВГИКе… А эти двое оставшихся, оказывается, не разбежались после института с проклятиями в адрес друг друга. А жили так долго, что в конечном итоге перестрелялись. И, можешь себе представить, три месяца назад в Питере объявляется вот этот милый молодой человек, срывает меня прямо с презентации, бьет копытом и утверждает, что хочет сделать из этой банальной истории бестселлер. Душещипательную историйку для домохозяек средней полосы – немного любви, немного кино, немного наркотиков…

– “Немного солнца в холодной воде”, – мрачно заключила я и с вызовом обратилась к Фарику:

– Предлагаю так и назвать.

– Ценю юмор, Ева, но это уже было, – засмеялась Алена. – Неважно… Так вот, он ради этого специально приехал в Питер, чтобы собрать материалы.

– И как он нашел тебя?

– Да ведь он ко мне и приехал! Раз уж я имела несчастье их знать. Девчонку звали Мышь.

– Как? – удивленно подняла брови я.

– Мышь, как в плохой беллетристике, как во множестве криминальных романов. Ее звали Мышь, у парня тоже была какая-то дурацкая кличка. Но я ничем не смогла помочь, кроме дружеского участия и немецкого баночного пива, – я действительно совсем не помню ее. Безликое существо, всегда к кому-то лепилась и всегда стирала чужие хлопчатобумажные носки…

Вот оно что, исчерпывающая характеристика, спасибо, Алена! Я допила шампанское и почувствовала азарт – рассказать бы тебе, что это безликое существо вот уже две недели водит твой джип и ты умираешь от желания переспать с ней. Но вместо этого я спросила:

– И это безликое, как ты говоришь, существо кого-то застрелило?

– В том-то и весь пафос нашего безумного времени! Я даже пожалела, что не присмотрелась к ней тогда… “Ничего, у тебя еще будет время присмотреться”.

– Это действительно правда? – бесстрашно обратилась я к Фарику.

– В общих чертах. Сумасшедшая сценаристка пишет истории для видеодетективов средней руки, втихаря балуется героином, путает себя и героев, и в конечном итоге пристреливает залетного институтского друга, страшно пугается и сигает из окна…

Я, не отрываясь, смотрела на Фарика, выглядывая из окопа своего нового лица. Боже мой, нужно очень сильно любить ту, погибшую девочку, чтобы сейчас так спокойно сказать – “сигает из окна”…

– Для бестселлера маловато, – цинично сказала я.

– Знаю. Но это пока все, что удалось нарыть. Ни причин, ни следствий. Ни близких друзей, ни завалящих любовников. Даже этот парень всплыл в самый последний момент. Но – с другой стороны – целина для начинающего писателя с воображением.

– Так уж и писателя.

– Вообще-то, я журналист, специализируюсь на криминальной хронике.

– И неужели ничего более занимательного не нашлось?

– У меня личный интерес.

Вот он и высказался, будь осторожна, Ева!

– В том плане, что все эти заказные убийства и игрища крупных политиков уже навязли в зубах. А тут тебе частная история, любовь, наркотики, секс – это скушается будь здоров, нужно только отслеживать конъюнктуру.

– Ну, насчет секса – это ты загнул, беби! – вклинилась в разговор Алена. – Эта самая Мышь была в институте на редкость асексуальной, во всяком случае, во ВГИКе никому даже в голову не приходило рассматривать ее конструкции в горизонтальном плане.

– Люди меняются, – резонно заметил Фарик.

– Не настолько. Сексуальность – как деньги или талант – она или есть, или нет. Посмотри на Еву, она же чертовски сексуальна.

– Я и так целый вечер на нее смотрю.

Повисла тишина – они действительно рассматривали меня, как породистую кобылу ахалтекинской породы, как профессиональную стриптизерку у шеста, как хорошо изданный фотоальбом “ню”.

– Мне раздеться? – спросила я.

– Не нужно, я верю Алене на слово, – серьезно сказал Фарик. – Может быть, потом…

– Никаких потом, – отбила его Алена.

– Так вы действительно пишете роман? – перевела я беседу в безопасную плоскость.

– В свободное от работы время. Кое-что подкидывают приятели-оперативники, кое-что придумываю сам для утепления сюжета.

– Очень интересно.

– Мне самому интересно. Весь вопрос в том, что выберет следствие или, скажем, следователь в моем романе. Все может замкнуться на двоих трагически погибших – и тогда это будет дамское рукоделие, мелодрама, где никто не виноват, кроме страсти. А если окажется, что существует кто-то третий, кто их, собственно, и пришил, то это уже детектив с налетом триллера.

– Ну, и к чему вы склоняетесь?

– К третьему. – В голосе Фарика мне послышалась угроза. – К детективу.

– И почему?

– А за детективы больше платят.

– Фархад, мне, пожалуйста, экземпляр с дарственной надписью! – сказала Алена, она не слышала подтекстов в нашем диалоге.

– Ну, для детектива нужна куда более занимательная интрига, – гнула свою линию я, исподволь прощупывая Фарика.

– Не могу не согласиться. Я даже уже подпустил несколько симпатичных улик. Например, на умершей – или убитой – главной героине обнаруживается браслет. И это не какое-нибудь бросовое серийное итальянское серебро. Таких браслетов было два. Когда-то их по своим собственным чертежам заказали два молодых человека одному крупному ювелиру из Ташкента. Чтобы подарить возлюбленным в день их семнадцатилетия. Там и было семнадцать звеньев – больших и маленьких. Других таких браслетов нет и быть не может.

Я почувствовала, что теряю сознание. Вот оно, вот на чем ты прокололась! Я даже представить себе не могла, что браслет, подаренный мне Венькой, принадлежал ее сестре и был сделан на заказ; маленькие черепашки, спутники вечности, могли серьезно укоротить мне жизнь. И я даже не знаю, как защититься, – оставалось только уповать на случайное стечение обстоятельств и случайность оброненной им фразы. Он нашел Алену, потому что искал меня, он, наверное, нашел и Гулю, но что ему могла сказать Гуля – только то, что я была у нее в ночь после убийства. И все. И даже если всплывет ее муж Лева – хотя как он мог всплыть? – Лева уже давно гоняет по автобанам Америки. И след на этом обрывается… Нужно обладать слишком большим воображением и быть фанатичным приверженцем иллюзиониста Копперфильда, чтобы сейчас связать воедино Еву и Мышь…

– Нет и быть не может, – как ни в чем не бывало повторил Фарик и разлил шампанское по бокалам.

– По-моему, это чересчур сентиментально – браслеты в знак вечной любви, локоны в медальонах, – лениво протянула Алена. – Попахивает индийской мелодрамой.

– Ну, я же восточный человек!

– Лучше пиши любовный роман, Фархад, женщины будут тебе благодарны.

– Я подумаю, – пообещал Фарик. – А вы чем занимаетесь, Ева?

– Я актриса, – скромно соврала я.

– Я вижу, – мгновенно отреагировал Фарик, и я снова почувствовала скрытую угрозу в его голосе.

– Вот где, между прочим, сюжет, бэби! – Алену прямо распирало от гордости за меня и от нашей общей тайны. – Эта твоя дохлая криминулька просто отдыхает!

– Алена! – Я приложила палец к губам.

– Молчу, молчу! Но со временем это ведь можно будет использовать?

– Что? – живо заинтересовался Фарик.

– Это шампанское, чтобы выпить с вами на брудершафт! – Я переплела руку с рукой Фарика и залпом выпила шампанское. Фарик сделал то же самое – и мы поцеловались к неудовольствию Алены, которая следила за нами потемневшими от ревности глазами. Губы Фарика, казалось, ощупывали мое лицо, ища в нем доказательство безумным версиям – но найти их не могли.

Не могли – так мне тогда показалось.

– Можно потанцевать с тобой?

– Танцевать без музыки – это извращение, – заметила Алена.

– Ну, насчет извращений умолчим, – Фарик показал зубы гостеприимной хозяйке. – А музыка сейчас будет.

Он легко поднялся, порылся в компакт-дисках и включил музыкальный центр.

– Гленн Миллер тебя устроит?

– Вполне.

Он подал мне руку, и мы затоптались в центре комнаты. Да, Ева, танцевать ты не умеешь еще со школы, когда на дискотеках жалась по углам в спортивном зале под бдительным оком директрисы Зои Витальевны. Но Фарику, судя по всему, было совершенно наплевать, умею ли я танцевать или нет. Он слишком активно прижимался ко мне, на зависть покинутой Алене – и я вполне поверила бы во внезапно вспыхнувшую страсть… Вполне, если бы не помнила о его собачьей привязанности к Веньке.

– Ты давно знакома с Аленой? – спросил у меня Фарик.

– А что?

– В прошлый мой приезд тебя еще не было.

– А в мой прошлый приезд не было тебя, – резонно заметила я.

– Вообще-то ваши отношения напоминают внезапно вспыхнувшую страсть недавно познакомившихся людей.

Нет, мальчик, на этом ты меня не поймаешь. Но, во всяком случае, нужно держать ухо востро. И Алена вполне может стать союзником. Во всяком случае, ясно, чью сторону она примет.

– Страсть с чьей стороны? – спросила я.

– С ее, естественно. – Браво, Фарик, в проницательности тебе не откажешь.

– Вот как? Значит, я не похожа на последнюю пылко влюбленную?

– Нет. Я знаю, что такое пылко влюбленные.. – Его руки больно сжали мне плечи. Конечно, он имел в виду себя, бедный мальчик.

– Правда?

– Пылко влюбленные способны на все. – Вот теперь он действительно угрожал, и я мучительно пыталась угадать, что он имеет в виду; я хотела проследить ход его мыслей и не могла. Возможно, я как-то связана с Мышью, отсюда и браслет, я знаю или могу знать его историю – иначе никогда не сняла бы его. А тогда он с меня не слезет; если уж не поленился приехать в Питер к Алене. Но в любом случае прямой опасности нет. Нам только не нужно оставаться вдвоем, при Алене он не рискнет спрашивать меня напрямую.

Гленн Миллер закончил свою композицию на мажорной ноте, мало соответствующей моему настроению, – и я сразу же воспользовалась этим, оторвалась от Фарика и направилась на кухню к Алене.

…Алена в одиночестве пила водку и нервно курила.

– Ты пользуешься большим успехом, – мрачно сказала она.

– Тебе это не нравится?

– Мне это очень не нравится, хотя ничего естественнее не придумаешь.

– Тебе ничего не угрожает, во всяком случае, не с этим типом.

В глазах Алены блеснули слезы – вот те перья действительно могла делать с ней что угодно.

Но я не сделала ничего, я просто поцеловала ее в щеку.

– Черт возьми, – Алена слизнула языком предательски выкатившуюся слезу собственника, – только этого не хватало! У тебя есть платок?

– Сейчас. – Я достала из кармана платок, и тотчас же кухня вместе с Аленой поплыла у меня перед глазами – браслета в кармане не было! А ведь я положила его сюда, именно в этот карман… Еще не веря себе, я обшарила другие карманы – пусто.

Только этого не хватало!

Выпасть он не мог, карман был достаточно глубок и дыр в нем не было… Но я вполне могла потерять его в ванной, когда умывалась. На всякий случай я обшарила взглядом пол кухни, вполне стерильный, – спокойно, без паники. Ничего не найдя и шепнув Алене несколько ободряющих слов, я отправилась в ванную.

Здесь я встала на колени, осмотрела все, даже под ванную заглянула – ничего, никаких следов. “Господи, только не сходи с ума… Нужно было сразу избавиться от него, сразу, сразу… Держи себя в руках – он вполне мог упасть на ковер, завалиться за кресло, в котором я сидела…"

– Ты не это ищешь? – раздался вкрадчивый голос Фарика. – Я тут за тобой наблюдаю и решил помочь.

Картина была еще та – я на коленях, шарю руками по полу, вот ты и попалась! Стараясь не растерять остатки самообладания, я резко обернулась.

– Не это? – спросил Фарик. В пальцах его болтался браслет.

– В смысле? – промямлила я, стараясь выиграть время.

– Я думал, что ты его потеряла.

– Ничего я не теряла!

– Странно… У машины он был у тебя на руке, потом исчез куда-то, а теперь ты говоришь, что ничего не теряла. А вещь, между прочим, отличная, эксклюзив.

– Пропусти меня, – независимо сунув руки в карманы, я направилась к выходу.

И тогда Фарик со всей силой втолкнул меня обратно и закрыл дверь на хлипкий декоративный крючок.

– Поговорим? – спросил он, сузив глаза.

– О чем?

– Откуда у тебя этот браслет?

Я молчала, мне просто нечего было сказать.

– Тебе дала его Алена, да?! – Он близко подступил ко мне, невыносимо близко. – Кто к ней приезжал, ну?! Кто оставил эту вещь, куда она делась?

– Если ты о браслете, то он у тебя в руках, – сразу же обессилев, прошептала я.

– Эта баба, куда она делась? Ну ты, актриска-любительница, давай отвечай!

– Да пошел ты!

– Сейчас пойду. Пойду и спрошу у этой богатой стервы! И учти, я вас живыми не выпущу, пока вы все мне не расскажете!

– Алена ничего не знает. Я… Я нашла его… Фарик дьявольски улыбнулся:

– Вот как, нашла! Очень хорошо. Где ты его нашла?

На улице перед шведским консульством? В бане? На полу в Русском музее?

– Я не помню! Не ори на меня! В своих пустынях Каракумы будешь орать, писатель вшивый. Если некуда пристроить свое больное воображение, пиши фантастику! И выпусти меня!

– И не подумаю. – Я видела, как тяжелеют его руки, как наливаются ненавистью глаза, – и это парализовало мою волю: именно так всегда поступала Мышь – она складывала лапки на груди и покорно ждала титра “Конец фильма”, чтобы вернуться в свою скучную безопасную жизнь.

В дверь постучали, сильно и настойчиво.

– Что происходит? – спросила Алена недовольным голосом.

– Еве что-то плохо, – не растерялся Фарик, – мы сейчас!..

Алена подергала ручку, деликатная женщина, толкни дверь, где же твоя хваленая пятнистая ревность?!

Фарик пустил воду и заткнул ванную пробкой.

– Ну ты, шлюшонка, если ты держишь меня за дурака, то сильно ошибаешься! Быстро и глядя в глаза: зачем ты сняла его?

– Я и не снимала, он сам упал!

– Зачем ты соврала мне, что ничего не ищешь?

– А я и не искала…

– Ты только стояла на коленях и шарила руками под ванной… Больше ничего. Ну, говори! – Он ударил меня наотмашь и по-настоящему, голова моя дернулась и чуть не соскочила с плеч. – Или позвать твою любовницу, эту извращенку, и она все скажет?!

От напряжения он покрылся испариной. От него так разило спиртным и резким запахом пота, что я просто обезумела, еще секунда, и я потеряю сознание от этих дремучих испарений…

– Извращенку? Вот как! А сам ты не извращенец?! Ты и твой ненормальный дружок трахали одновременно одну несчастную девочку, даже не зная, кто остался в живых… Так она была жива или мертва – та, которую ты как будто любил… – Камешек случайной правды выскользнул у меня из-под ног, он наверняка вызовет целую лавину камней, которая убьет меня… Я оттолкнула Фарика, но он удержался на ногах.

Он смотрел на меня широко открытыми глазами, безумная догадка металась в его зрачках.

– Это…Это ты?!

– Ну, смелее!

– Мышь? – Не веря себе, он протянул руку к моему лицу, стараясь сорвать его, как срывают маски после карнавала. – Не может быть…

– Все может быть. – Меня вдруг понесло, я почувствовала жгучее желание выговориться, хоть на минуту обрести себя прежнюю, нелепую, безвозвратно потерянную; груз чужой жизни, которого я до сих пор не замечала, вдруг стал непосильным – отдохнуть, отдохнуть хотя бы минуту, переложить его пусть на враждебные, но чужие плечи…

– Значит, ты все-таки это сделала… Но этот парень, он же уехал… Но ты это сделала… Значит, ты взяла Венькины деньги, чтобы сделать себе лицо… А перед этим… Передэтимты убила ее.

– Я не убивала ее… Я все тебе, объясню! Фарик подозрительно успокоился, по лицу прокатилась волна сумасшествия и унесла вместе с собой все эмоции – так уносит пустые раковины, мертвых креветок, обрывки медуз… Я с ужасом увидела пустые глазницы, побледневшие крылья носа, мертвую щель рта, как будто вырезанную из жесткого картона.

– Ты убила ее, – сказал он, – ты убила ее, и ты убила нас всех… Ты знаешь, что такое стоять в морге над телом единственной женщины, которую ты любил, и говорить, что это совсем другая… Что это значит – терять ее два раза и теперь навсегда… Я сделал это, чтобы никто не мешал мне найти тебя. И я нашел тебя…

– Она погибла случайно, вместо меня…

– Ничего, – сказало омертвевшее безумное подобие Фарика. – Я исправлю эту ошибку, будь ты проклята!.. И он толкнул меня в уже наполнившуюся ванну, его руки утянули под воду мою несчастную голову, обвились вокруг нее кольцами живых змей – я пыталась сопротивляться, но силы были неравны; сквозь толщу воды я видела его узкое темное лицо, оно двигалось надо мной, как двигается лицо случайного любовника во время акта; вот только напряженным оно не было, в нем был покой… Я вдруг почувствовала сострадание к нему, я успокоилась и опустила руки… Может быть, это к лучшему, я не могу все время бежать, это замечательный исход.., холодная вода заполняла все клеточки моего тела, отвоевывая его у жизни, она стояла в горле – сейчас, сейчас, недолго осталось ждать…

"Ну что за идиотизм, – сплюнул Иван, – зачем же повторять меня так буквально?"

"Добро пожаловать в клуб не доживших до тридцати”, – помахал мне рукой Нимотси.

"Не бойся, ничего не бойся!” – приободрила меня Венька.

"Хорошие мои, я иду к вам, жаль только воздуха не хватает, без воздуха отвратительно, взрывается горло.., неужели вода холодная.., как в ночь гибели “Титаника” – всего лишь досадный эпизод в мировом судостроении…"

Вода скрадывала все звуки, но что-то произошло – железная хватка Фарика ослабела, жажда жизни оказалась сильнее, и я рванулась наверх… Алена все-таки отбросила деликатность и вынесла дверь, слава Богу, это она попыталась оттащить Фарика – ей это удалось, но только на несколько секунд… Она что-то кричала, вот только я не могла разобрать – что. Он справился с Аленой почти сразу – просто отшвырнул ее в сторону, как тряпичную куклу; она упала как раз тогда, когда я выскочила из воды… И снова его мокрое ощетинившееся лицо было передо мной, хищный оскал обещал только продолжение досадно прерванного ужина смерти.

Но во мне уже не было покорности, я хотела жить. Я хотела жить так, как не хотела никогда… Ничего у тебя не выйдет, сейчас он утопит тебя, как котенка в ведре. Он бы топил Тебя каждый день, он резал бы тебя по кусочкам каждый час, он убивал бы тебя каждую минуту, только этим можно еще было подтвердить его мертвую любовь… Мне нечем было защищаться. У него было преимущество – ненависть, она удесятеряла его силы; у меня не было ненависти. Но и желания умереть тоже не было. Я шарила рукой по гладкому кафелю – он ничем не мог помочь мне, еще секунда – и руки Фарика сомкнутся на моей шее… Почему не встает Алена – сейчас только она может мне помочь…

И тут я – не увидела даже, а почувствовала – маленький горящий светильник, бра, наискосок от моей мокрой головы. Ничего не соображая, я неловко сорвала его, лампочка стукнулась о кафель и разбилась с тонким звоном. Я видела только Фарика, его острый подбородок, тонкую шею, разворот ключиц, осыпавшие их капли воды – и тогда я ткнула этим своим смехотворным оружием прямо в грудь Фарику, чтобы хоть на несколько секунд отодвинуть финал моей глупой никчемной жизни…

И Фарик вдруг отшатнулся и упал. Я рванула провод, он выскочил из розетки и беспомощно повис у меня в руках. Отбросив его в сторону, я выскочила из ванной, бросилась на кухню, выдвинула все ящики, нашла первый попавшийся нож и прижала его к груди. Теперь у меня появился хоть какой-то шанс.

– Алена, он сумасшедший!.. Не подходи ко мне! – закричала я, трусливо забившись в угол между буфетом и мойкой. – Я тебя убью!.. Я не хочу тебя убивать… Ты должен выслушать меня! Я ни в чем не виновата!

Никакого ответа.

Так, сжимая нож, я просидела некоторое время – я даже не знала, сколько: пять минут, пятнадцать минут, пятьдесят минут – во всяком случае, эти минуты принадлежали моей жизни, я была жива. Пока жива… Фарик наверняка затаился, о, это восточное коварство, удельные князьки так и норовят продать свои племена по сходной цене… Он затаился, чтобы напасть на меня сзади, как смерть… Он хочет моей смерти, но я не виновата, я не виновата…

Фарик не появлялся. Не появлялась и Алена.

И тогда, собрав в кулак все свое мужество, я решилась высунуть нос из кухни.

…Они были там.

Они лежали голова к голове.

Они оба были мертвы.

Но сначала я увидела только Фарика – он упал навзничь. Только по синим, вытянувшимся в шнурок, губам я с ужасом поняла, что произошло. Мокрая рубашка – конечно, он был весь мокрый, он почти наполовину влез в ванну, когда топил меня… Я понятия не имела об электрическом токе, только один раз, в школе, мы хоронили мальчика-радиолюбителя, который погиб из-за неисправности в сконструированных наушниках. Я даже не помню, как звали этого мальчика, он жил в сталинском доме в квартале от школы – каждый день я проходила мимо этого дома и каждый раз говорила себе: в этом доме жил мальчик, который погиб от удара током.

Вот и бедный Фарик погиб от удара током, а я даже не знаю, где его дом.

Нет, он не погиб от удара током.

Это ты убила его.

Ты. Убила его.

Я вцепилась Фарику в плечи и почувствовала такую тяжесть в груди, что рванула рубаху. Если бы он убил меня, мне было бы легче.

Мне было бы все равно. И я не увидела бы тогда, что Алена…

На коленях я подползла к Алене, судорожно затрясла ее.

– Вставай! Здесь творится полный кошмар, ты должна помочь мне…

Алена не отзывалась.

Я перевернула ее – на надменном лице Алены застыло удивление.

– Ну, давай, не пугай меня! Алена! Алена… Ну что за дурацкие шуточки? А я, между прочим, именно сегодня хотела убрать к чертовой матери платок из постели… Делай со мной, что захочешь, так, кажется, это называлось? Ну, милая моя…

Голова Алены безвольно подалась за моей рукой – и только тогда я увидела темную точку на виске: висок был аккуратно вспорот, даже классный нейрохирург не сделал бы лучше.

– Мы же собирались рвануть в Финляндию на выходные… Ты говорила, что там отличное пиво и отличные дороги… Ну же, – я продолжала отчаянно трясти ее, – черт возьми, или ты меня разыгрываешь? Может быть, ждешь искусственного дыхания рот в рот, это как раз в твоем стиле…

Я подняла глаза и почти тотчас же поняла происхождение зияющей точки на виске: в стену была вделана панель с целым рядом маленьких вешалок для полотенец. Их роль выполняли отлично инкрустированные и остро отточенные рога животных. Может быть, это и не были рога, скорее всего – удачная стилизация… Алена ударилась виском об этот… Да, об этот… Я послюнила палец и осторожно стерла капельку черной крови, оставшуюся на вешалке-роге. Алена помешана на чистоте, ей не понравится, если хоть что-то будет замызгано… Ну вот, крови нет – и не считается; если нет крови, то смерть не считается.

Не считается, не считается.

Я легла рядом с Аленой, обняла ее и прижалась к еще теплому плечу.

– Что мы будем делать с Фариком, душа моя?.. Кажется, я его убила. Сначала он убил тебя, а потом я убила его.

Убила, убила.

Ты меня любила, а я его убила. А ты меня любила. Так любила, что в зубах носила – откуда только эта дурацкая собачья поговорка, радость ризеншнауцера – в зубах носила, надо же!..

Нужно встать, иначе я сойду с ума. Фарик сошел с ума, но это не повод, чтобы убивать. Два убийства – и никакой крови, никакого беспокойства. Не нужно застирывать рубах, не нужно мыть ножи.., черт, зачем я приволокла нож – я ведь принесла с кухни нож, но зачем?..

Я отползла от Алены, зажмурила глаза и изо всей силы ударилась затылком о кафель – приди в себя! Приди в себя.

И заплакала.

Слезы выскребли сумасшествие из всех ячеек, и только тогда навалилось прозрачное, как стекло, отчаяние.

Нимотси убили в моем доме, Венька погибла из-за меня, Алена погибла из-за меня, Фарик погиб из-за меня…

Черта с два погиб! Это ты его убила.

Господи, ненавижу себя! Столько усилий – и только для того, чтобы те, кто рядом с тобой, обязательно погибли. Я больше не хочу, вся эта новая жизнь – кот в мешке, к черту котов, всю жизнь ненавидела котов… Нимотси когда-то завез одну кошечку, а потом уехал в свою проклятую Грецию… Господи, если бы не было этого, не было бы сегодняшнего кошмара, Алена нашла бы себе подружку, а девочка и два мальчика жили бы себе втроем… Я больше не хочу, не хочу… К черту все эти паспорта, имена, черт знает что в себе несущие… Сейчас пойду куда нужно, на первый попавшийся пост, к первым попавшимся усатым ментам – я не виновата, хоть кто-то должен мне поверить… А если они не поверят? – ведь у меня же нет свидетелей, все мои свидетели мертвы…

Моя бедная голова болела, и я снова ударила себя по виску – по той же стороне, в которой у Алены была дырка: возьми себя в руки, не сходи с ума.

Я еще раз тряхнула Алену – не может быть, чтобы человек перестал жить из-за крошечного несерьезного отверстия. Я, должно быть, ошиблась, я не врач, чтобы констатировать летальный исход. А все может быть не так страшно, есть же всякие медицинские термины, облегчающие совесть, – кома, например, или коллапс, или глубокая потеря сознания…

И, значит, я никого не убила.

Плохо соображая, я подхватила тело Алены под мышки и выволокла из ванной: она оказалась тяжелее, чем я думала. А вот Фарик был совсем легкий – даже удивительно, как ему удалось чуть не утопить меня. Восточный мальчик, который подсох на солнце и стал невесомым, как маленькая прозрачная тарань – такую тарань мы всегда ловили с отцом в августе, после смерти мамы… Каждый август; на базе отдыха, она называлась “Энергетик”…

Теперь нужно доехать до больницы, до ближайшей больницы, чтобы их спасли. И с легким сердцем отдаться в руки правосудия. Возможно, меня посадят, и тем самым избавят от дальнейших хлопот, разве это не выход?..

Как в тумане, я подогнала джип к самому крыльцу и открыла заднюю дверцу. Сначала Фарика, он легче; я провозилась с ним недолго – пока его голова не уткнулась в стекло, а бессильные ноги не потянули за собой Коврик. Вот черт, Алена ненавидит беспорядок и сбитые коврики в машине. Я поправила коврик и отправилась за Аленой.

На ступеньках крыльца вместе с телом Алены я села отдохнуть. Ее сухая красивая голова лежала на моих коленях – то, о чем она так долго мечтала. Затаив дыхание, я прислушивалась к Алене – никаких признаков жизни, ничего, девочка, врачи соберут тебя, они многое умеют, эти врачи, все будет хорошо.

Я усадила Алену рядом с Фариком и прикрыла их обоих пледом – ноябрьская ночь была холодной, под ногами хрустел первый хрупкий ледок – все-таки это север…

…Я пришла в себя только на безлюдном шоссе, ослепленная светом фар встречной машины – в зеркале мелькнули безжизненные лица Алены и Фарика: сумасшедшая скорость толкнула их друг к другу, убитую и убийцу, невинные жертвы страстей. Что я делаю здесь, на скользкой дороге, на скорости 100 километров, куда я их везу? Наваждение прошло, я понимала, что помочь им уже ничем нельзя. Я даже толком не понимала, куда еду с двумя трупами на заднем сиденье – я ведь никогда не запоминаю дорогу… Но я продолжала гнать джип сквозь ночь. В голове вдруг возникла шальная мысль врезаться на полной скорости в дерево, в камень, в указательны и столб, в бетонную опору, в тяжелый грузовик – врезаться и разом покончить с бессмысленностью жизни, приносящей одни несчастья.

Я устала.

Я так устала, что даже на секунду выпустила руль из рук. Когда ты плыла по течению и никого не задевала – в мире царили порядок и гармония. Но стоило тебе взбунтоваться и повернуть вспять – тут же начались несчастья. Но, возможно, сейчас несчастий больше не будет. Нужно только выбрать подходящие дерево, камень, опору, столб, грузовик…

А если кто-то из них двоих все же жив?

Додумать я не успела – прямо в лоб на меня несся огромный трейлер, из тех, что гоняют на междугородных перевозках, – я просто выехала на встречную полосу. Столкновение казалось неизбежным, разве не об этом ты мечтала?

Я резко вывернула руль, и, послушный даже моим неопытным рукам, джип убрался с дороги за несколько метров до трейлера, прямо перед его тупым носом, и скатился в кювет. Устойчивости джипа можно было только позавидовать. Я растерялась, я даже не подумала затормозить и сбросить скорость – и джип, как огромный лось, легко ломая кусты, взрезал рощу. Несколько минут по лобовому стеклу хлестали ветки, потом все исчезло – передо мной было открытое пространство, а под шинами с легким писком ломался первый тонкий лед. Наконец-то я остановилась, хруст исчез, но сразу же возник другой звук, которому я даже не придала поначалу значения.

Несколько минут я просидела, уткнувшись головой в руль, потом посмотрела в зеркало: ни Фарика, ни Алены в нем не было, должно быть, тела завалились, когда машина соскочила в кювет. В любом случае, нужно было убираться отсюда, черт знает, где вообще я нахожусь.

Я хотела встать, выйти наружу, осмотреть джип – и не могла, ноги как будто приросли к полу. Тишина в машине была невыносимой, и, чтобы избавиться от нее, я включила магнитолу, сунула в нее первую попавшуюся кассету из “бардачка”. В “бардачке” лежали Аленины перчатки – мягкая лайка отличной выделки; ее маленькая сумка и газовый баллончик. Все в идеальном порядке, иначе и быть не могло.