Текст книги "После любви"
Автор книги: Виктория Платова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 11 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]
Но дом дядюшки Исы не похож ни на один другой дом.
В нем никого нет.
Дядюшка сам приносит чай и расставляет тарелки со сластями и плетеные корзинки с фруктами. Я готова предложить ему помощь, но это вступит в явное противоречие с законами традиционного марокканского гостеприимства. Пока дядюшка хлопочет по хозяйству и греет чай на маленькой спиртовке, ничто не мешает мне присмотреться к нему повнимательнее. При свете дня сходство с Ясином не выглядит таким пугающим и он моложе, чем казался мне вчера.
Во всяком случае, стариком его не назовешь.
Крепкий мужчина слегка за пятьдесят, так будет вернее.
– Вы живете один, дядюшка Иса?
– Много лет…
Смутные подозрения снова – помимо воли – начинают терзать меня: Ясин так и не женился.
– Много лет, с тех пор, как погибла моя семья.
Я – полная идиотка, пора бы уж к этому привыкнуть.
– Сочувствую…
– Жена и маленький сын. Автокатастрофа. Лобовое столкновение с грузовиком. Шансов выжить у них не было.
Так мог бы сказать европеец, а никак не араб, гладкий и вычурный французский дядюшки Исы сбивает меня с толку.
– Ужасно.
– Да. Я с трудом это пережил.
– Понимаю ваше горе.
– Вы загрустили. Плохо, очень плохо, когда молодая девушка грустит. Нет ничего хуже…
Есть. Автокатастрофа. Лобовое столкновение с грузовиком. Алекс Гринблат, исчезнувший в неизвестном направлении. Мертвец Фрэнки, он до сих пор лежит у стены старого форта. Кстати, почему дядюшка не поинтересовался небывалым скоплением народа – практически у дверей его жилища?
– Вы помирились со своим другом?
– Другом?
– Вчера вы сказали мне, что у вас с вашим другом произошла ссора. Как видите, дядюшка Иса ничего не забывает.
– Да-да… Недоразумение разрешилось, и теперь все в порядке.
– Рад за вас. В следующий раз приходите с ним.
– Непременно придем.
Фрэнки мертв, Алекс -
отчалил;
отвалил;
слился;
сделал ноги;
навострил лыжи – и вообще убрался к чертовой матери. С концами. Остается только Доминик. Кусок трусливого дерьма! Трехлетнее недоразумение по имени Доминик можно считать решенным – тут я не погрешила против истины.
А Фрэнки – мертв, его не предъявишь, сложность лишь в том… В ТОМ, ЧТО ДЯДЮШКА ИСА ВИДЕЛ ИМЕННО ФРЭНКИ!.. Как я могла забыть об этом? Вчера вечером он наблюдал, как мы с молодым «beaugarqon» совершали променад в сторону лестницы. ИМЕННО ФРЭНКИ, ИМЕННО ФРЭНКИ – бегущая строка на фоне изъеденной временем стены, отличное дополнение к
Нужно отвлечь дядюшку от опасного разговора о моих несуществующих друзьях.
– Вы прекрасно говорите по-французски, дядюшка Иса.
– А вы – не очень. У вас чувствуется акцент. Надо же, какие тонкости!
– Это не мой родной язык. Я изучала его здесь, в Эс-Суэйре, и, как видно, не очень преуспела. Я – русская.
– Русская? – Дядюшка морщит губы в улыбке. – О-о! Калашников. Пельмени. Горбачев.
– А еще – водка и Путин.
– Да-да, Путин! Это ваш нынешний президент, знаю. Россия – это страшно далеко.
– Гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Мало того что я щебечу с дядюшкой, как щебетала бы с любым европейцем моложе сорока, – я еще употребляю достаточно многозначительные, если не сказать – рискованные словесные конструкции.
– Верно, – подхватывает дядюшка. – Все в этой жизни гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Мне только пригрезилось или в его голосе действительно прозвучала угроза? А сласти и фрукты, расставленные на столе, призваны лишь завуалировать, скрыть ее. Я могу проглотить апельсиновую косточку угрозы, а могу выплюнуть ее, а могу и вовсе не заметить. Это будет самым правильным, возьми себя в руки, Сашá!
Вдох-выдох.
Нет-нет, конечно же никакой угрозы от дядюшки не исходит, он – сама любезность. А я – истеричка, которую добили неприятности с Фрэнки.
– Что касается меня, милая Сашá, – я много лет прожил во Франции. И вернулся только теперь.
– Вы родом из Эс-Суэйры?
– Из Танжера.
Танжер. В возвышенных мечтах Доминика о Марракеше, Касабланке, Рабате место Танжеру не нашлось. Там полно контрабандистов и мошенников и процветает торговля гашишем – вот и все, что я знаю о Танжере.
На контрабандиста, а тем более на наркодилера, сбывающего гашиш, дядюшка Иса не похож.
– Во Франции вы тоже торговали пряностями?
– У меня была маленькая лавочка в двадцатом округе Парижа. Но торговля в последнее время не шла, и воспоминания о семье не давали спать по ночам…
– И вы решили вернуться в Марокко?
– Что еще оставалось бедному дядюшке Исе? Вот, купил здесь дом. Конечно, он слишком велик для одного. Но скоро должны приехать племянники из Танжера, и дядюшка Иса снова будет окружен людьми.
Витиеватое обращение к себе в третьем лице режет мне слух, оно никак не монтируется с беглым и не лишенным кокетства французским дядюшки. Две несовпадающие по рисунки роли, которую дядюшка Иса тщетно пытается свести к общему знаменателю. Но и этому может быть логическое объяснение: долгое пребывание в постмодернистской Франции наложило на торговца пряностями свой неизгладимый отпечаток.
– А что вы делаете в Эс-Суэйре, русская Сашá? Что вы делаете в Марокко?
И правда, что я здесь забыла? Мое место совсем не на севере Африки – а там, где ковбой Мальборо выпускает дым из ноздрей, где шестикрылый серафим выщелкивает блох из перьев. Быть может, сочувствующему французу Исе я и рассказала бы свою новейшую историю, но сочувствующему арабу Исе – никогда.
– Мне нравится Марокко. Мне нравится Магриб. А вообще, я помогаю своему другу. У него отель неподалеку.
– «Сулесьельде Пари»? – Да.
– Вот видите, дядюшка Иса ничего не забывает!
– Хоть отель и маленький, но дел все равно много.
– Моя жена тоже мечтала об отеле. Пусть и маленьком. Крошечном. Она была родом с севера Франции и мы прожили счастливую жизнь. Это большое искусство – прожить с кем-то счастливую жизнь.
Конечно. Торговать пряностями – искусство попроще. Гонять в футбол на пляже, ловить волну в океане – искусство попроще. Торговать рыбой с катера «MENARA» – это и искусством не назовешь. А вот прожить с кем-то счастливую жизнь – по плечу только виртуозам.
Мастерам экстра-класса.
Воздух риады разрезает мелодичный звон: как будто где-то поблизости звякает скрытый от глаз колокольчик.
– Что это? – спрашиваю я.
– Кто-то хочет навестить дядюшку Ису.
– Вы ждете гостей?
– Марокканец всегда ждет гостей.
Еще один свежеиспеченный афоризм от дядюшки. Когда-то натурализовавшегося в Париже и прожившего счастливую жизнь с женщиной с севера Франции.
– Простите, Сашá. Я отлучусь на минуту, узнаю, кто пришел.
– Я, пожалуй, пойду.
– Нет-нет, оставайтесь. Если бы вы знали, как мне приятно ваше общество… Вы чем-то похожи на мою жену.
Примерно так же, как Фрэнки похож на бесчувственный, безжизненный овощ.
Дядюшка Иса оставляет меня и, пройдя дворик наискосок, скрывается за дверью той самой комнаты, через которую мы попали сюда. Я остаюсь в одиночестве, которое длится дольше, чем я думала. По моим подсчетам прошло не меньше пяти минут, а дядюшка Иса все не возвращается. Чтобы занять себя, я рассматриваю неработающий фонтан и мозаичную кладку вокруг него. Затем принимаюсь шарить глазами по галерее второго этажа: на нее выходят четыре плотно закрытые двери голубого цвета. Краска на дверях облупилась от времени.
Что именно находится за ними – не так уж трудно представить:
необжитое пространство.
Дядюшка Иса купил дом совсем недавно, со временем он обживет комнаты и починит фонтан, а то, что дом слишком велик, чтобы жить в нем одному, – это не препятствие.
Скоро приедут племянники, возможно даже с семьями. С женами, детьми, возможно даже с близнецами; смех детей вернет дядюшку к жизни и заставит отступить воспоминания, не дающие спать по ночам.
Об автокатастрофе.
О лобовом столкновении с грузовиком.
После лобового столкновения с Алексом и еще более лобового столкновения с Фрэнки эта тема живо меня волнует. Надо бы порасспросить дядюшку о том, как он справлялся с мыслями о мертвых близких. Конечно, Фрэнки был совсем не близок мне, но он – мертв. Я постоянно возвращаюсь к этому, стараясь с ходу проскочить остановку «Скала дю Порт», меня там не было. И никто не сможет подтвердить обратного. Регистрация в отеле «Sous Le del de Paris» – да, вечеринка с шампанским – да, уход с вечеринки – может быть, ведь ушли-то мы не вместе.
А больше я Франсуа Пеллетье не видела.
Глубокое бурение темы Фрэнки чревато и другими неприятностями, о которых я не подумала сначала, но о которых собиралась говорить с Алексом: мой русский паспорт. Отметки в нем свидетельствуют, что, приехав по туристической визе три года назад, я несколько здесь подзадержалась. Возможно, это причинит неудобства Доминику, а возможно и нет – и откуда, черт возьми, исходит этот звук?..
Нечто среднее между зуммером и жужжанием пчелы.
Почти незаметно миновав ушные раковины, зуммер внедряется в мозг и принимается бить в одну точку. Короткие, упорядоченные промежутки между сигналами заставляют думать о системе, не имеющей ничего общего с пчелами. Скорее, это разновидность телефонного звонка, а звук идет из-за моей спины. Я оборачиваюсь: слева, метрах в трех от меня, просматриваются контуры двери и контуры прикрытого ставнями окна рядом с ней – а до этого стена казалась мне почти глухой. Все дело в ином – не голубом – цвете. И дверь, и ставни точно придерживаются грязно-белой цветовой гаммы, в которой выполнена вся стена.
За дверью в стене и находится источник звука.
Бросив взгляд на противоположную часть двора (дядюшка Иса как сквозь землю провалился), я вскакиваю на ноги и подхожу к двери, украшенной круглой белой ручкой. Уж не потайной ли склад с наркотой я случайно обнаружила? Ха-ха, торговцы гашишем не могут быть так беспечны!..
А потайная дверь не может быть не заперта.
Дверь поддается, стоит мне только легонько нажать на ручку. Следовательно – это не потайная дверь. И ничего интересного за ней нет, кроме раздражающего мозг зуммера.
Первое, что я вижу, зайдя вовнутрь и попривыкнув к полумраку, – стол посередине небольшой комнаты и кровать в углу. Косые лучи света, идущие от ставен, прошивают стол насквозь. А заодно прошивают и небольших размеров ноутбук, и небольших размеров телефон, который я поначалу принимаю за сотовый. Жужжание исходило от него.
Лейбл, украшающий ноутбук, – «SONY».
Лейбл, украшающий телефон, – «GLOBALSTAR».
Я совсем не фанат оргтехники, я игнорирую мобильную связь, я совершенно равнодушна к компьютерам, «е-оснащенность ими отеля Доминика я нахожу очаровательным анахронизмом, но… Есть вещи, в которых (благодаря бесконечным каталогам и прайс-листам Фатимы) разбирается даже отставшая от жизни русская матрешка:
дизайн и размеры ноутбука «Sony» тянут на несколько тысяч долларов.
«Globalstar» – не что иное, как фирма, занимающаяся спутниковой связью, и телефон не сотовый, а спутниковый. И это тоже стоит бешеных денег, возможно даже больших, чем ноутбук со всей его начинкой и прибамбасами.
Ай да дядюшка Иса, скромный торговец пряностями!.. С такой аппаратурой он может договариваться о поставках фенхеля и кайенского перца прямиком с горных вершин Большого Атласа, прямиком из центра Сахары. Увлекшись созерцанием компьютера и телефона, я не сразу замечаю саквояж, стоящий на кровати.
Отличная кожа. У Спасителя мира хороший вкус. Жаль, что я не успела сказать ему об этом до того, как он улетел.
Вот черт.
Он – улетел.
Одним из утренних рейсов, так сказал мне толстяк, и я поверила ему на слово. Кто из двоих соврал – Алекс Доминику или Доминик мне? Кто бы ни был – в дураках осталась я сама.
Вот черт.
Нет, это все же не саквояж Алекса. Тот был поменьше и поизысканней, с латунной застежкой. На этом саквояже застежка совсем другая – из хромированной стали. И кожа заметно грубее, не такая мягкая – даже на вид. Разница в классе бросается в глаза сразу, я просто слишком взвинчена, вот мне и лезут в голову всякие глупости. Алекс улетел, а я без зазрения совести вторглась в чужое жизненное пространство, что не соответствует не только марокканским традициям, но и христианским. Хороша же я буду, если добрейший дядюшка Иса застукает меня здесь!..
Напуганная мыслью о возможном разоблачении, я пулей выскакиваю из комнаты, прикрываю дверь и падаю на подушки у стола. Приняв непринужденную позу и чуть отдышавшись, я успеваю даже сунуть в рот кусок пахлавы и запить ее чаем. В этот самый момент и появляется дядюшка Иса, еще более улыбчивый, чем раньше.
– Вы не скучали, милая Сашá?
– Честно говоря, уже успела соскучиться. У вас отменная пахлава. И чай тоже замечательный.
– Рад, что вам понравилось. Вот, возьмите на память. Маленький подарок от дядюшки Исы.
Дядюшка протягивает мне бесформенный кусочек камня – слишком податливый, слишком легкий; цвет тоже так сразу не определишь: то ли болотный, то ли темно-серый.
– Что это?
– Амбра. Самая настоящая амбра. Запах амбры придает женщине загадочность и подчеркивает силу и благородство души. Ко мне приходили двое полицейских, Сашá.
Переход от амбры к двум полицейским так неожидан, что я не сразу понимаю, о чем говорит мне дядюшка. Двое полицейских? Только бы это не были Жюль и Джим!..
– Вчера, поздним вечером, произошло убийство. Совсем рядом. Вы не слышали?
– Что-то такое слышала… Краем уха. – Язык во рту распух и совершенно меня не слушается. – Поэтому вокруг было так много народу.
– Люди любопытны, а это не очень хорошее качество.
– Не очень… И что полицейские?
– Расспрашивали меня, не заметил ли я чего-нибудь подозрительного. Не видел ли кого-нибудь поблизости. Стандартные вопросы в таких случаях.
– Мне не приходилось сталкиваться с подобным.
– Да… Все гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Дядюшка Иса улыбается, и мне ничего не остается, как улыбаться ему в ответ. Так мы и сидим друг напротив друга: он – покачивая головой, я – задыхаясь от тяжелого, дурманящего запаха, идущего от куска амбры. Сознание туманится, я как будто снова погружаюсь в темноту вчерашней ночи; страхи, от которых я избавилась, снова возвращаются ко мне.
– Что же вы сказали полицейским, дядюшка Иса?
– Что я никого не видел. Я ведь и вправду никого не видел вчера вечером. Кроме вас и вашего друга, когда вы шли к лестнице. И кроме вас – уже без друга. Когда вы возвращались…
***
…Все гораздо ближе, чем может показаться на первый взгляд.
Стена камеры, например.
Ночное расстояние от нее до деревянного лежака, на котором я провожу все свое время, не соответствует дневному. Десять шагов днем, при условии, что пятка левой ноги плотно прижимается к носку правой, ноги меняются: левая-правая, левая-правая – вот и выходит десять шагов. Не так уж мало, если учесть, что ночью от десяти шагов не остается и воспоминаний. Ночью стена дышит мне в лицо, мне даже не нужно вытягивать руки, чтобы коснуться ее. Закроешь глаза – и она тут как тут: царапает щеку, забивает рот пыльной каменной крошкой; загадка, которую мне не разрешить: почему в солнечной, ветреной Эс-Суэйре, где все стены – белые, существует эта – темно-серая, как кусок амбры, асфальтовая, маслянистая.
А может быть, все стены всех тюремных камер во всем мире именно такие? Покрытые копотью отчаяния, страданий, предсмертного ужаса и дурных мыслей? Я узнала бы о них больше, если бы умела читать по-арабски (стены камеры истыканы арабской вязью) – но я не умею читать по-арабски. И я до сих пор не оставила своего собственного автографа, просто потому, что не могу выбрать язык – французский, русский? македонский (меня принимали за уроженку Македонии)? немецкий (меня принимали за уроженку Лихтенштейна)? – только за убийцу меня не принимали никогда.
Загадка, которую мне не разрешить:
почему я убила Франсуа Пеллетье?
До сих пор я все отрицала. Проявляла упрямство, невзирая на факты, улики и показания свидетелей. Но рано или поздно я сломаюсь под грузом доказательств – так утверждает следователь, ведущий мое дело. Я упорно не желаю запоминать его имя, хотя каждый допрос (на сегодняшний день их было одиннадцать) начинается с терпеливого представления сторон. Имя адвоката тоже несущественно, хотя встреч с ним было гораздо меньше. Я послала его подальше после третьей, идущий по кругу разговор двух глухих меня не устраивает. Беседы со следователем проходят по сходной траектории, с той разницей, что отказаться от них я не могу.
– Как вы познакомились с Франсуа Пеллетье?
– Он приехал по туристической путевке агентства «Montagnard». Он и еще пятеро человек. Я уже говорила об этом… Я встретила всех в аэропорту, я всегда встречаю туристов в аэропорту… После того как мы оказались в отеле, я заполнила его регистрационную карточку.
– Это входит в круг ваших обязанностей?
– И это в частности.
– Обычно карточки заполняют сами постояльцы.
– Да. Но у нас маленький отель, постояльцев бывает немного, даже в разгар сезона. Так что мы все делаем сами. Эти правила устанавливала не я…
– Раньше вы, никогда не встречались с Франсуа Пеллетье?
– Никогда. Я впервые увидела его тем вечером в аэропорту. Третьего августа.
– Четвертого. Если верить записи в регистрационной карточке.
– Возможно, я просто спутала даты. Не думаю, что это существенно.
– Вы сразу же проявили к нему интерес?
– Нет, скорее он проявил ко мне интерес. Не думаю, что это существенно.
– Но интерес оказался взаимным?
– Он показался мне милым молодым человеком. Не больше.
– И тем не менее уже на следующий день вы приняли его приглашение посетить ресторан «Ла Скала».
– Это вышло случайно.
– Что именно?
– Он не приглашал меня. Я… Я просто отправилась в «Ла Скала» поужинать. И случайно встретила его.
– Он пригласил вас за свой столик?
– Нет, скорее я пригласила его за свой столик. Или нет – не приглашала. Он просто подсел ко мне и сразу же заказал шампанское. Не думаю, что это существенно.
– Вы часто посещаете «Ла Скала»?
– Нет.
– А если точнее?
– Я ужинала там первый раз.
– И этот раз совпал с пребыванием там Франсуа Пеллетье?
– Выходит, что так.
– Вам не кажется это странным?
– Нет. Разве я не имею права поужинать?
– Вы имеете право даже позавтракать. Тем более что несколькими часами раньше вы уже завтракали там. С другим молодым человеком.
– Да, с другом. С близким другом.
– А Франсуа Пеллетье не был вам другом? Близким другом ?
– Нет, конечно. Мы познакомились накануне. Я везла туристов из аэропорта, а потом заполняла их карточки… Я уже говорила об этом.
– Вы заказали шампанское.
– Он заказал шампанское. Он – Фрэнки.
– Франсуа Пеллетье?
– Да.
– Вы называли его Фрэнки? Звучит достаточно интимно, согласитесь.
– Он сам просил называть его Фрэнки. Если бы он попросил называть его Бонд, Джеймс Бонд, я бы звала его Джеймсом Бондом. Мне все равно.
– Что было дальше?
– Ничего. Мы пили шампанское и болтали. Он сказал, что работал в дельфинарии, и я попросила его поделиться… м-мм.. впечатлениями.
– Какими?
– О дельфинах.
– Вы интересуетесь дельфинами?
– Они мне симпатичны.
– А Фрэнки? Франсуа Пеллетье?
– Он показался мне милым, я уже говорила.
– Значит, вы тоже испытывали к нему симпатию?
– Да.
– Такую же, как к дельфинам?
– Не знаю. Нет. Пожалуй, дельфины вызывают у меня больший интерес.
– Но это не помешало вам весело провести время с Франсуа Пеллетье.
– Мы просто разговаривали.
– Вы выглядели влюбленной парочкой.
– Кто вам сказал такую чушь?
– Перед тем как заказать шампанское, Франсуа Пеллетье разговаривал с официантом.
– А-а, я помню официанта. Фрэнки… Франсуа о чем-то шептался с ним.
– Знаете о чем?
– Понятия не имею.
– Дословно: «Лучшее шампанское для моей любимой девушки. Я слишком долго ждал и теперь намерен оттянуться по полной».
– Чушь. Сплетни и враки.
– Документально зафиксированные враки. Они имеются в деле, и вы можете с ними ознакомиться. Официант – незаинтересованное лицо. Он видел вас в первый раз, так же как и Франсуа Пеллетье.
– Фрэнки мог сказать что угодно. На любом курорте полно таких типов. Выдающих желаемое за действительное. Я знаю по меньшей мере троих. За исключением Фрэнки.
– Значит, вы не его любимая девушка?
– Конечно нет.
– И вы никогда не встречались раньше?
– Господи!.. Нет. Сколько можно повторять…
– Он мог ограничиться фразой «Я слишком долго ждал и теперь намерен оттянуться по полной». Но зачем-то упомянул, что вы его любимая девушка. В разговоре с человеком, которого видел первый раз.
– Я уже сказала вам, что думаю по этому поводу.
– В категорию любимых девушек не переходят после ничего не значащего разговора о дельфинах.
– Официант подошел раньше.
– Тем более. Для того чтобы стать любимой девушкой, необходимо время.
– Я уже сказала вам, что думаю по этому поводу.
– Вы ушли из ресторана вместе ?
– Нет. Я ушла немного раньше. Сказала… Сказала, что подожду его на улице.
– Немного нелогичное поведение, согласитесь.
– Нелогичное? Нелогичное для любимой девушки. А я не была любимой девушкой Франсуа Пеллетье.
– Когда Франсуа Пеллетье расплачивался, он выглядел чем-то расстроенным. Это подтверждают официант и еще двое свидетелей.
– Я даже знаю кто. Жалкие французишки, любители боулинга. Они тоже пытались склеить девушку. Безуспешно. Я с самого начала знала, что им ничего не обломится. Они видели меня, я видела их, я даже помахала им рукой, идиотка.
– Вы поссорились?
– С этими двумя?
– С Франсуа Пеллетье.
– Нет.
– Тогда что так расстроило его?
– Понятия не имею. Хотя… Еще когда мы сидели за столиком, Фрэнки кто-то позвонил. Судя по всему, разговор был неприятным. Я подумала еще, что у него какие-то проблемы Ваши свидетели… Это говенные французишки… Должны были это подтвердить.
– Они уже подтвердили. Что не видели, как Франсуа Пеллетье разговаривал по мобильному телефону.
– Конечно.
– Скажу вам больше – и при осмотре места происшествия, и при осмотре тела мобильного телефона найдено не было.
– Конечно.
– Чем вы это объясните?
– Кто-нибудь из ваших кристально-честных подчиненных присвоил его себе еще до осмотра. Или… Или тот человек, который нашел Фрэнки. То есть… тело Фрэнки. Ведь был же человек, который нашел тело?
– Был.
– Вот и спросите у него, куда делся телефон.
– Я уже спрашивал. Но все дело в том, что у Франсуа Пеллетье был при себе бумажник с довольно внушительной суммой денег и кредитными карточками. Содержимое бумажника оказалось нетронутым. Согласитесь, проигнорировать бумажник и ограничиться лишь мобильным телефоном – довольно странный поступок. Нелогичный.
– Яне знаю, куда делся телефон. Может быть, выпал по дороге. Но Фрэнки звонили, и Фрэнки ответил на звонок.
– Куда вы отправились после того, как покинули «Ла Скала»?
– В отель.
– Тогда каким образом вы оказались в районе смотровой площадки форта?
– Я неточно выразилась… Мы собирались отправиться в отель. Но затем свернули к Скале дю Порт.
– Зачем?
– Просто… Решили немного прогуляться. Я хотела показать Фрэнки э-э… одну из главных достопримечательностей Эс-Суэйры.
– Это можно было сделать и днем. В темноте достопримечательности не разглядишь.
– Визит туда ночью показался мне романтичным.
– Таким же романтичным, как и отношения с Франсуа Пеллетье?
– У нас не было романтичных отношений. И я понятия не имела, что на смотровой площадке нет света. Обычно она освещена.
– Обычно да.
– Но в тот вечер света не было. И я до сих пор не знаю почему. Может быть, вы скажете мне?
– Кабель был перерезан.
– Это тоже сделала я?
– Вам виднее.
– Послушайте… Почему вы мне не верите? Я не знаю, где проходит этот чертов кабель! Я не электрик.
– А кто вы?
– Никто. Помогаю своему другу справляться с делами в отеле. Езжу в аэропорт за туристами. У меня есть международные водительские права.
– Ваш друг – владелец отеля «Sous Le del de Paris» Доминик Флейту?
– Да.
– Это ваш близкий друг?
– Да.
– Как долго вы живете в отеле?
– Три года.
– С тех пор как приехали из России?
– Да.
– Вы прибыли в Марокко как частное лицо?
– У меня был контракт с одной туристической фирмой в Санкт-Петербурге. Я должна была встречать русских туристов, заниматься их устройством.
– На сколько был заключен контракт?
– На полгода.
– Что произошло, когда контракт закончился?
– Ничего. Я осталась в Марокко.
– Почему?
– Мне понравилась страна. Мне не хотелось возвращаться.
– У вас были веские причины, чтобы отложить возвращение?
– Нет. Разве что обстоятельства личного характера.
– Вас не смущало, что вы находитесь на территории Королевства Марокко нелегально?
– Насколько я знаю, визовый режим между нашими странами отменен.
– Его отменили совсем недавно.
– Я… Я не думала, что мое пребывание здесь противозаконно. Я просто хотела остаться. Навсегда.
– Обстоятельства личного характера?
– Черт возьми… Я просто хотела остаться.
– Доминик Флейту этому поспособствовал?
– Доминик был добр ко мне. Я очень ему благодарна.
– Ваши отношения…
– Наши отношения не выходили за рамки дружеских. Они были доверительными. Да. Доверительными. Доминик здесь ни при чем. Он не знал, что я нахожусь на территории Королевства Марокко нелегально.
– И это несмотря на доверительные отношения?
– Доминик ни в чем не виноват.
– Хорошо. Вернемся к вечеру пятого августа. И к смотровой площадке на Скале дю Порт. Вы часто бывали там по ночам?
– Ну… Несколько раз. Но проблем со светом не было никогда.
– То, что на лестнице, ведущей к площадке, было темно, вас не остановило?
– Нет. Я не думала об этом.
– А о чем вы думали?
– Может быть, о дельфинах. Не важно.
– Вы поднялись наверх – и?..
– И все. Кромешная темнота. Нас встретила кромешная темнота.
– Темнота встретила вас на лестнице – и все же вы поднялись.
– Я думала, наверху будет светлее. Но мои ожидания не оправдались.
– А что Фрэнки?
– Мы перебросились несколькими фразами. Ничего не значащими. Потом он сказал… Сказал, что слышит шорох. Что на площадке кто-то есть.
– А вы слышали шорох?
– Нет. Только шум океана. Все то время, что я пробыла наверху, меня сопровождал шум океана.
– Что сделал Франсуа Пеллетье после того, как обнаружил, что на площадке кто-то есть?
– Он отошел от меня. Сказал, что сейчас вернется. Больше я его не видела.
– На площадке?
– Больше я не видела его живым. А на площадке я не видела вообще ничего.
– И ничего не слышали?
– Нет. Только океан. Он ревел.
– После того как Франсуа Пеллетье отошел от вас, вы остались стоять на месте?
– Да. Некоторое время я простояла неподвижно.
– Как долго?
– Достаточно, чтобы почувствовать себя дурой.
– А потом?
– Потом я позвала Фрэнки. Я звала его несколько раз. но ответа не получила. Ситуация для плохого водевиля, правда? Ненавижу быть брошенной.
– Вас часто бросали?
– Какое это имеет значение?
– Продолжайте.
– Черт… Я решила, что он разыграл меня, подшутил надо мной. И я сказала себе – нужно наплевать на Фрэнки и выбираться отсюда самой. Это заняло некоторое количество времени. Пока я нащупала стену, пока добралась по ней до второй лестницы…
– Вы хорошо ориентируетесь в пространстве.
– Я ведь была на площадке неоднократно и имею о ней представление.
– Я это уже понял.
– Я нашла вторую лестницу, но не нашла Фрэнки. Это было странно, ведь я до последнего надеялась, что он встретит меня хотя бы внизу. Но надежды не оправдались.
– И что вы сделали после того, как надежды не оправдались?
– Решила отправиться в отель. Что еще я могла сделать? Я прошла по улице, примыкающей к лестницам, там совсем небольшой отрезок… И свернула в переулок.
– И никого не увидели по дороге?
– М-м… Никого.
– Неужели? Может быть, вы кое-что забыли? Я могу освежить вашу память…
– Освежить?
– Коктейлем «Иса Хаммади», пряностей в нем предостаточно.
– Иса Хаммади?
– Есть еще и второе название – «дядюшка Иса».
– …
– Что скажете?
– …
– Сознание прояснилось?
– Проклятье. Да… Кажется, в тот вечер я познакомилась с одним забавным стариком.
– Кажется?
– .Хорошо. Я познакомилась с ним в тот самый вечер. В то самое время, когда возвращалась в отель. Когда свернула в переулок. Он стоял у двери углового дома. Дверь была открыта. Мы проболтали несколько минут. Он сказал, что его зовут дядюшка Иса. И что он торгует пряностями на рынке.
– Видите, как быстро идет дело, когда вы начинаете говорить правду.
– До этого я тоже не лгала.
– О чем еще кроме пряностей вы говорили?
– Думаю, что наш разговор вам передали со стенографической точностью.
– Хотелось бы услышать вашу версию.
– Дядюшка Иса – не резчик по дереву, он торгует пряностями на рынке. Дядюшка Иса недавно купил этот дом. Дядюшка Иса будет счастлив, если мадам заглянет к нему на чай.
– Это все?
– Это то, что я помню.
– Когда люди говорят, что девичья память коротка, – они не так уж неправы. Вы спросили у старика, который час.
– Может быть.
– Он сказал вам – уже полночь.
– Может быть.
– Вы столкнулись со стариком случайно и, как показывает Иса Хаммади, в первый момент даже испугались.
– Хотела бы я посмотреть на вас, если бы вы налетели на кого-то в темноте.
– О какой темноте идет речь?
– Пусть не в темноте, я неправильно выразилась… Одна мысль о темноте сводит меня с ума. Это были сумерки, и света было недостаточно.
– Света было достаточно.
– Но меньше, чем бывает днем. Я не испугалась, скорее – вздрогнула, это естественная реакция на неожиданность.
– Присутствие Исы Хаммади стало для вас неожиданностью?
– В общем, да. Я знала, что угловой дом пустует, и вдруг у него оказался хозяин.
– Вы рассчитывали, что в доме по-прежнему никто не живет?
– Ничего я не рассчитывала. Какое мне дело до этого чертова дома? Послушайте, к чему вы все время клоните?
– Я склоняю вас говорить правду.
– Напрасные старания.
– Напрасные?
– В том смысле, что я и так говорю правду.
– Вы были расстроены – совсем как Франсуа Пеллетье перед уходом из ресторана. И когда дядюшка поинтересовался, чем вы так расстроены, что вы ответили?
– Вылетело из головы.
– Вы ответили, что поссорились с другом.
– Может быть.
– «С каким? – спросил старик. – С тем самым парнем, с которым вы пришли?»
– Да! Да!!! С тем парнем, с которым пришла!
– С Франсуа Пеллетье?
– Я не думала о Франсуа Пеллетье.
– Вы думали о дельфинах, знаю.
– Я устала.
– Старик видел вас двоих, когда вы шли к лестнице. Минут через пятнадцать-двадцать вы спустились. Одна. Все так?
– Может быть. Я не засекала времени. Я не ношу часов.
– А теперь обратимся к заключению судебно-медицинской экспертизы. Смерть Франсуа Пеллетье наступила ориентировочно между одиннадцатью сорока пятью и двенадцатью часами в ночь с пятого на шестое августа. Что из этого следует?
– Что?
– Что он был убит в то самое время, когда вы, по вашим же словам, находились на площадке.
– Ничего такого я не утверждала. Я понятия не имела, который был час.
– Но именно об этом времени свидетельствует Иса Хаммади.
– Он мог напутать… Подождите, я вспомнила! Я действительно спросила у дядюшки… У Хаммади – который час. Он ответил – полночь. Но на часы он не смотрел. Просто сказал: полночь. С тем же успехом он мог назвать любое другое время. Одиннадцать вечера. Час ночи. Любое.
