Текст книги "Слушайся меня! (СИ)"

Автор книги: Виктория

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 8 страниц)

Глава 16

Оказалось, все было терпимо, кроме последнего. Я отчетливо ощущал, как накаленное железо с трудом проходит через нежные ткани. Я чуть было не вырвался, но так только себя сильнее поранил. Сжал зубы, но сразу их расслабил, понимая, что кусаю его, и опять высунул язык.

– За что это? – спросил я, после того как он вставил серьгу. Было неудобно говорить.

– Да, просто так, ну и еще потому, что ты минет делать не умеешь, да и вообще во всем сексе никудышен.

– Я буду стараться, – произнес я тихо, сам не ожидая этих слов.

– О, ты прогрессируешь. Вот скажи, с тебя достаточно или ты еще помимо секса заслуживаешь порки?

Что? Что за вопрос. Если я отвечу «нет», то, что будет? А если отвечу да, то он меня точно высечет. В моих глазах горела ненависть, но я должен был смириться. Я должен, по крайне мере сейчас.

– Ты говори, не стесняйся. Скажешь «нет» – бить не буду. Ответишь «да» – высеку, мама не горюй.

Не простой выбор, но тут есть какой-то подвох, быть не может, что он просто так откажется от этого.

– Да, я заслуживаю, – проговорил я по слогам, потому что по-иному не получилось бы.

Он широко и по-садистски улыбнулся.

– Сам так решил.

Глава 17

Я решил, что немного его побью сейчас, а перед сном уже точно оторвусь. Я взял легкую плеточку и бил его по торсу. Он терпел. Он принимал это маленькое наказание с достоинством. А я смотрел на его новый пирсинг: он ему шел. Все мое тело горело от возбуждения. Несколько раз я ударил его по соскам, он всхлипнул. Ладно, наигрался, пора переходить к развязке.

Я снял его со стены, он невольно оперся об меня, но сразу оттолкнулся. Я хотел поиметь его на столе. Рядом стоял небольшой журнальный столик. Я заставил Сору лечь на него спиной, а сам встал перед ним и выдавливал тюбик со смазкой. Он сжал колени, мне пришлось силой заставить раздвинуть их. Вчерашней ночью, я, кажется, порвал его: он сегодня еле заметно хромал. Я вошел в него и услышал жалобный стон, а когда начал двигаться, то это уже был крик.

– Помогай мне бедрами, вот так, – показывал я ему движение, направляя рукой, – ты обещал, что будешь стараться.

Я очень жестко имел его, вытаскивания из него стон за стоном, крик за криком. Мне надоело такое положение, и я перевернул его «раком», так что он мог прикасаться коленями к полу. Его пальчики сжимали столик. Я кончил в таком положении, но не остановился, а продолжил еще сильнее драть его. А знаете, его член начал постепенно вставать, значит, уже чувствует удовольствие. Я решил не кончать; сказал, чтобы он сел на стол и раздвинул ноги пошире.

У меня в руках появился вибратор. Он хотел уже сжать ножки, но понял, что это бесполезно. Я разом вогнал в него вибратор, он был чуть меньше моего члена, потому что я не хотел слишком сильно растягивать Сору, пускай будет точно по моему размеру. Да, Сора закричал.

Я включил вибрацию наполовину, и он упал со стола.

– Выключите, пожалуйста.

– Неприятно, разве? Смотри, как ты возбудился, – Сора посмотрел на свой член и был в шоке. Он стоял. – Отключу вибратор, только ты сначала закончи за меня.

Он подполз ко мне. Как я и учил, он поглаживал сначала и играл языком, ему было не просто, потому что все тело содрогалось. Я трепал его правое ухо с колечками, а его проколотый язычок приносил тоже немало удовольствия, а ему – боли. Он взял в рот, я увеличил вибрацию, и почувствовал, как его зубки ко мне прикоснулись, но укусить не посмели. Его попка вся вертелась, а он очень старался не укусить меня, так как зубы дрожали. Я быстро, к сожалению, кончил; как и обещал – убрал вибрацию, а то у него уже слюни потекли. Он не мог себя контролировать.

– Спасибо, хозяин, – он поднял на меня глаза, и в них было смирение.

Мне захотелось, чтобы он тоже кончил. О чем я думаю? Нет, никаких ему оргазмов. От злости на свои мысли, я ударил это беззащитное создание. Где мой кнут? Увидев кнут, его глаза расширились, он попятился от меня, но пришел к стенке.

– Встань на колени лицом к стене, я же говорю, что изобью тебя не слабо. Двадцать ударов розгами и три кнутом. С чего начать?

– С розги, – тихо произнес он, но уже не было в глазах и голосе смирения.

Я взял тонкую гибкую палочку, такими палками раньше наказывали учеников в средневековье и в античности.

Удар – просто покраснела кожа.

Второй удар – Сора стиснул зубы.

Третий удар; сжал кулаки.

Пятый удар – раздался легкий стон.

Седьмой удар; удар до крови – и он вскрикнул.

Десятый удар – Сора пытается сдерживать крик.

Тринадцатый удар – тонкие дорожки крови.

Семнадцатый удар: крик.

Восемнадцатый удар – дыхание прерывистое.

Девятнадцатый удар – я слышал, как слеза упала на пол.

Двадцатый удар – мальчишка ударил кулаком об стенку.

Я убрал розгу. И взял свой излюбленный кнут, я уже говорил, что он будет по полу кататься?

– Готов?

– Вам нужна моя готовность?

Я ударил его в полсилы, но этого хватило. Он взвыл и ударился головой об стену, а потом упал.

– Теперь понимаешь, зачем нужна готовность? Чтобы не удариться сильнее.

Я рассек ему кожу. Неплохо, но следующий раз будет сильнее. Он поднялся, и на этот раз мысленно приготовился. Я ударил сильнее, располосовав всю спину одной чертой. Он закусил свой кулак, чтобы не кричать, а потом спросил:

– Вы хоть раз на своей шкуре испытывали эту боль?

Он заставил меня задуматься. Нет, никогда. Но почему я должен испытывать это? Боль для рабов, удовольствие для хозяев. Я ударил его третий раз. В этот раз с еще большей силой. Сора закричал и упал на пол. Его тело содрогалось. Я взял его на руки и направился к кровати. Я посадил дрожащего мальчика, снял полностью джинсы (все это время я был в них) и лег в кровать, потянув за ошейник Сору.

– Я не могу, я очень устал. Пожалуйста, может Вы сами?

– Не-а, уж потрудись перед сном.

Сора вздохнул и только проронил неловкое «ненавижу», а я в ответ посмеялся. Сора был на грани, но боль его бодрила. Он сам умудрился насадиться на меня и медленно двигался. Я его не торопил, мне хотелось спокойствия. Он двигался, а я теребил его соски и гладил пораненную спину, ища следы от кнута. Я погладил его член; он встал, а я начал очень легко поглаживать, чтобы разбудить в нем желание, но не позволить получать сильное удовольствие, а так же, я царапал спину и порезы на ней.

– Не… на…до…

Я кончил. Сора слез с меня. Я забрался под одеяло.

– Ты молодец, давай спать.

Сора хотел спуститься на пол, но я его остановил.

– Эту ночь будешь спать со мной в кровати.

Он замешкал, но не ушел, а с моего позволения залез под одеяло. Я обнял его и прижал к себе. Он опять весь задрожал, но легкий поцелуй заставил его успокоиться. Я был доволен.

Глава 18

Никогда не подумал бы, что засыпать в его объятьях будет так приятно. Я даже забыл о боли. Он прижимал меня к себе, я чувствовал его запах; я не дрожал, а наоборот – успокаивался. Мне не снились кошмары; я мирно спал, прижимаясь к нему всем телом. Так не могут спать два ненавидящие друг друга человека. Со стороны мы бы выглядели обыкновенными любовниками, но мы – враги. Я давно не спал на мягком, а еще тот факт, что я возбудился – нельзя не учитывать.

– Малыш, ты уже проснулся? – спросил он меня мягко утром, мне захотелось его поцеловать, но это глупую мысль я сразу отодвинул, это он просто притворяется овечкой.

– Угу.

– Прибери постель, потом сходи и умойся, и я жду тебя на кухне.

Он надел джинсы и кофту с длинными рукавами. Я вопросительно посмотрел на него, и он улыбнулся. Значит, одежду не даст. Ходить голым меня смущало, но вредничать я не решался. Я сделал все, что он сказал. И пришел на кухню. Хидеки осматривал полки с едой.

– Сможешь сделать спагетти с соусом?

– По рецепту – да.

– Отлично, вот все необходимое и рецепт. Ты пока готовь, а я скоро приду.

Я посмотрел на рецепт, так-то все реально, но мне бросилось в глаза то, что нужное количество соли было исправлено, так мало нужно положить? Ну, рецепт есть рецепт, с ним не поспоришь.

Я начал готовить, а Хидеки ушел из дому. Куда это он? Через полчаса готовки половина была сделана, и раздался звонок в дверь. Я был ошеломлен. Если это Хидеки, то он бы не позволил мне открыть самому дверь, а значит это кто-то другой, а мне нечего даже надеть. Я тихо подошел к двери и посмотрел в глазок, какой-то мужчина. Ни Хидеки, ни его брат. Спросить кто? А меня потом не убьют?

– Хидеки-семпай! Я Вас слышу, откройте, а то холодно на улице. Это Микку.

Я посмотрел на дверь; при всем желании открыть не смогу. Ой, у меня ж сгорит, Хидеки будет просто в бешенстве. Этот Микку ломился в дверь, а пусть себе ломится. Я попробовал соус, все ничего, но соли не хватает, так не хватает, что просто есть невозможно, но в рецепте написано… а наверное хотели написать столовую ложку или другая тут цифра. Положу немного соли, не хочу, чтобы меня наказывали за плохую стряпню, потому что рецепт дурацкий.

На улице послышался другой голос, это Хидеки, а этот Микку… кто он?

– Ми-тян, подожди в коридоре.

Хидеки зашел на кухню, положил какой-то пакет в холодильник и бросил мне одежду.

– Одевайся мигом.

Я был не против. Одежда была новенькая, из магазина. «Рваные» джинсы и такая же «рваная» футболка. Ему нравились такие вещи? Мне, вообще-то, тоже.

– С этим парнем можно не церемониться, говори ему, что хочешь. Вкусно пахнет. Накрой на двоих.

Значит, я есть не буду? Этого следовало ожидать, но я благодарен ему за то, что он не заставил меня ходить голым перед этим человеком. Спасибо, хозяин, даже если это было чисто в Ваших интересах.

Глава 19

Микку как всегда такой шумный. Он меня сразу обнял, мне силой пришлось заставить его отлипнуть.

Давайте я немного расскажу о нем: Кунайо Микку – 26 лет, обворожительный брюнет, красивое мужское тело, которое почти всегда было снизу, а так он яойно-хентайный мангака по профессии, и мазохист по призванию. Бросил я его где-то год назад. Он был готов так далеко заходить, что я временно отказался от рабов. Встречались мы с ним ужасно долгое время для меня – два года.

Правда, где-то четыре месяца из этих двух лет, у меня был еще раб, но я перепродал его, чтобы возобновить с Микку отношения. Но сейчас я к нему уже почти ничего не чувствую, неопытный Сора меня привлекает больше, чем человек, не только знающий что от меня можно ожидать, но и знающий, что и как я люблю.

Когда Микку зашел на кухню, он был неприятно удивлен, хоть и ожидал этого.

– Э… что это? – он сразу увидел на моем мальчике ошейник, а значит назвать его «что» вполне позволяется.

– Я не «что», а «кто»! – крикнул Сора, но увидев мои глаза, понял, что в этом доме он «что».

– Называй его Сора, а ты, Сора, называй его Микку. Познакомились? Отлично, а теперь можно и поесть, а то я голоден.

Мы сели за стол, где нас ждали спагетти. Сора остался стоять за моей спиной, хороший мальчик, вот бы еще сам догадался, что лучше бы на коленях стоять.

Глава 20

Этот парень как-то странно смотрит на Хидеки, с восхищением, а на меня, как на врага, соперника. Он попробовал мои спагетти первым и на секунду замер, а потом попытался скрыть улыбку, что это? Ну и пусть думает, что хочет, главное чтобы Хидеки понравилось. И тут я слышу грозное «Сора»:

– Сора, ты случайно ничего не менял в рецепте?

– Нет-нет, ну только соль добавил, а то так безвкусно.

Хидеки положил руки на виски и приговаривал: «спокойнее, спокойнее», а Микку всем своим видом смеялся надо мной, что я сделал?

– Господин ненавидит ничего соленого, нужно было класть очень мало соли, неудачник.

Хидеки встал с тарелкой и все спагетти вывалились мне на голову, черт, а они горячие. Я смотрел вниз, не смея ничего сказать. Хидеки достал из шкафа нераспечатанный пакет с солью и высыпал в кружку и залил водой; кружку подал мне.

Глава 21

– Ты еще не завтракал? Вот твой “чай”, приятного аппетита.

– Хи-хи-хи, – посмеялся Микку.

– Ми, ты забыл, как я тебя так же заставил есть перец, когда ты случайно переперчил? – он сразу замолк, отлично.

Какие они все дети. Я посадил Сору себе на колени, он хотел сразу слезть, но не решился.

– Пей.

Сора покорно проглотил и закашлялся. Вкус, наверное, был не самым лучшим, особенно -послевкусие.

Микку следил за этим и ревновал. Он бы не отказался поменяться с Сорой местами. Микку нравилось такое обращение к себе. Когда Сора доел и вылизал тарелку, я позволил ему запить соль водой.

– Микку, по поводу того что я тебя сюда позвал. Я хочу нарисовать тебя.

– О, правда, Хидеки-сенпай? Это такая честь…

– И ля-ля-ля… но для этого тебе нужно переодеться.

– Во что?

– В зале увидишь, а ты пока доедай, переодевайся, и марш в студию. Сора, ты – все приберешь, вымой везде полы, вымоешься сам и… заглянешь в холодильник, там для тебя сюрприз. Как освободишься, можешь зайти в студию и там посидеть, а можешь чем-то другим себя занять.

Я зашел в студию и начал готовить краски. Ждал Микку, а вот и он нахмуренный и в халате.

– Хидеки-сенпай, ну почему вы мне сразу не сказали, в каком образе хотите рисовать?

– Ми-тян, я не считал это нужным говорить, для тебя это привычный образ, и сними этот халат. Я хочу на тебя посмотреть.

Он снял халат, и улыбка растеклась по моему лицу. На Микку был одет латексный костюм раба.

– Тебе идет, вот только взгляд высокомерный, – он опустил глаза и встал на колени, на четвереньках, он подползает к моим ногам и целует босую ногу. Я сразу дернул его за ошейник наверх, – Я тебя собираюсь только рисовать, не забывай это.

Эта боль во взгляде… я наслаждался ею. Я одел на него кляп: так-то лучше.

– Так, видишь вот то кресло? Поставь его вот сюда. Хорошо. Сядь на колени рядом с креслом, положи пальчики на ручку. И смотри чуть наверх. Нет, Микку, ну как ты понять не можешь. Представь, что я сижу в этом кресле и рисую. Я уже двое суток не обращаю на тебя внимание. Представил? Молодчина, у тебя должен быть такой взгляд. Немного приоткрой рот для убедительности. Хороший мальчик, а теперь замри и не смей двигаться.

Я взял кисточку с палитрой и начал вводить себя в то состояние, когда моего тела не существует, есть только холст, кисть и краски. Я страстно рисовал, Микку пытался не смотреть в мою сторону, но не получалось. Зато на его лице читалось все что нужно, душевная боль раба, вот моя задача. Весь этот костюм просто декорация. После того, как я нарисую Микку, я буду искать человека, сидящего в этом кресле. Я бы хорошо подошел, но сам себя не смогу нарисовать. За работой я не заметил, как зашел Сора, он сел позади меня на пол, навалившись на диван. Я чувствовал его взгляд на мне, но меня это не беспокоило.

Пусть восхищается мной.

Глава 22

Во рту все еще была соль; чтоб я еще раз не последовал рецепту! Какой я идиот, он же был исправлен рукой Хидеки. Я это заслужил. Заслужил? Нет, почему я так подумал? Меня тут держат насильно, бьют и извращаются надо мной. Я потрепал свое ухо. Зачем он проколол их? Они болят, особенно соски и язык. Эта соль так щипала, что я почувствовал кровь во рту. Я не обязан ничего делать. Ничего. Почему я тут? Я снова и снова задавал себе этот вопрос. Я зашел в туалет: меня вырвало, это произошло само собой, а потом принял ледяной душ. Мне стало лучше, даже мысли куда-то подевались.

Я быстро и честно сделал всю работу: хотелось посмотреть на рисующего Хидеки. Я тихо вошел в комнату. Вот мольберт, а за ним он. Напротив него было небольшое красное кресло, сидя на коленях, позировал Микку. Ничего так костюмчик, надеюсь, мне не придется его надевать.

На меня никто не обратил внимания. Я заметил диванчик у стены и сел так, чтобы мне было видно руки Хидеки. Он так захватывающе рисовал. Я не мог оторвать взгляда. Рийо становился прекрасным, он был красивым мужчиной, а тут он был прекрасен. Жестокость в нем исчезала, и оставался гений. Его гений. Он рисовал не людей, он рисовал душу людей, тогда эти звезды… он нарисовал душу неба. Я смотрел на Микку с отвращением, но как он нарисовал его лицо и его взгляд. Хидеки рисовал, не останавливаясь, три часа подряд, а меня беспокоил желудок, я был голоден. Кроме соли сегодня я ничего не ел; плюс, меня вырвало. Рийо услышал стоны моего живота.

– Малыш, сходи, поешь. В холодильнике найдешь подарок, я же говорил. Можешь все съесть, я такое не ем.

Я совсем об этом забыл. Интересно, что там? Микку повернул на меня голову, он был тоже голоден, но не смел об этом сказать. Я зашел на кухню и заглянул в холодильник: какой-то большой пакет. Достав его, я обнаружил большой шоколадный торт! Вот это подарок! После того, как я столько голодал и ел непонятно что… Я вскипятил чайник, сделал себе чай и отрезал огромный кусок торта. Пока никого нет, я решил, что можно и посидеть на стуле. Торт был просто великолепен, но я не понимал, чем я это заслужил. Поев и прибрав за собой, я вернулся в студию. Не вовремя. Микку и Хидеки целовались. Они целовались так, как не каждый бы смог. Их языки танцевали между собой танец, но было невооруженным взглядом видно, что во всех их действиях был главным Хидеки. Я не сразу заметил, что он держал его за шею и душил.

– Доволен? – спросил Хидеки у Микку. – Теперь не мешай мне работать, – он отпустил Микку, а тот, довольный, занял прежнюю позу.

Что я чувствовал, когда смотрел на то, как они целуются? Не знаю, но это было неприятное чувство. Такое же неприятное, как секс. Хидеки продолжил рисовать, но я уже смотрел на это не с таким восторгом. Он был великолепен, но то, что он рисовал, было отвратительно (в смысле сам позер).

Я ушел из комнаты и продолжил набивать живот тортом и смотреть телевизор, бессмысленно переключая каналы. Хидеки, наверное, полностью забыл о моем существовании. Я лежал на диване и пялился в телик. Они сначала были на кухне, а потом ушли в спальню. Я не спал всю ночь. Из спальни доносились стоны и крики. Но это не то, что издаю я, они полны безумной страсти и непреодолимого желания. Я не мог это слышать, я пытался закрыть уши, но не помогало, потому, что я ревновал. Это была ревность. Я ревновал Рийо. Ревновал. Как я мог ревновать его? Хидеки Рийо… Я ревновал не его, а того, кто стоял за мольбертом, прекрасного художника. Или…

Глава 23

Микку все время вертелся. Я не мог его угомонить.

– Что не так? Может, позволишь мне нормально работать?

– А у моделей должна быть хорошая зарплата?

– Я заплачу тебе.

– Нет, я не приму от Вас денег. Мне нужно другое.

Я сделал вид, будто не слышу и начал напевать любимый мотив.

– Я тебе уже говорил, – Микку встал и подошел ко мне. – Я не обязан тебя слушаться и делать то, что мне не нравится. Все я ухожу.

– Истеричка. Сядь на место, пока не пожалел о своих действиях.

– Нет. Только мой любовник может мною командовать.

Как он мне надоел; я точно по нему соскучился. Если бы не картина, я отправил бы его уже давно восвояси, но… Я приблизился к нему и схватил за шею, чуть выше ошейника. Он не сопротивлялся. Я поцеловал его. Поцеловал так, как целовал раньше, когда он принадлежал мне.

– Доволен? – спросил я его, обещая этим, что проведу сегодня ночь с ним, а я так хотел сегодня заняться сексом с Сорой. Я хотел проверить, был бы он мне благодарен за торт или все было бы так же. Сора, он был так мил, когда смотрел на нас.

Я продолжил рисовать. Скоро все будет готово, а потом… Я не был так-то против, но… мне хотелось в эту ночь помучить Сору. Вот и последний штрих, картина готова наполовину. Я долго всматривался в нее и подумал, что довольно неплохо.

Дальше происходящее было как в забытье. Я толком не понимал, что делал. Мы пошли на кухню поесть, потом сразу направились в спальню, а там и начался содом. Микку был, как сумасшедший; я не могу сказать, что у нас с ним было: любовь? Секс? Или просто мы трахались? Почему в эти минуты я думал о Соре? Он, наверное, на диване разлегся, хоть я ему и запрещал. После всего, голова Микку покоилась на моем торсе, а я не мог уснуть. Я медленно убрал голову бывшего любовника и тихо вышел из комнаты, закутавшись в простыню. Я был прав, Сора на диване. Я схватил его и перекинул через плечо, он сначала задрыгался, но быстро успокоился.

– Куда Вы меня несете? Я могу и сам дойти.

Мне было лень ему отвечать, и я продолжил нести. Я поднялся на чердак и бросил его на пол, а затем сам на него «напрыгнул». Я снял с него джинсы, футболку не стал – опять же лень. Я грубо трахал его, даже смазку забыл, но ничего страшного и так более менее нормально, перетерпим. Он кричал и снова начал плакать, но мне все равно, я хотел его. Я жаждал его хрупкого тела, его слез и стонов боли. Тут не было никакой игры, просто животное желание грубо обладать. Я быстро кончил. Нужна сигарета. Он отполз от меня, прикрываясь маленьким рваным одеялом, и плакал: он только поверил, что от меня можно ждать чего-то хорошего. Я его хозяин, ему придется привыкать к смене моего настроения.

– А торт был вкусный, – дрожащим голосом сказал он мне, – Спасибо.

Почему ты не можешь сказать: «спасибо, хозяин»? Сора, пожалуйста, признай меня. Я встал. Отряхнулся и спустился вниз, заперев чердак. Что-то было не так. Почему мне неспокойно на душе? Даже у такого садиста, как я, оказывается, имеется совесть? Я нашел свою пачку сигарет и закурил. Ненавижу сигареты, меня от них тошнит, поэтому я их курю очень редко, но курю. Нет, это не мазохизм, а просто желание уйти от реальности.

– На-на-на-на, – вспоминал мотив песни, но он звучал как-то фальшиво.

Кажется, Микку проснулся. Я слышу его шаги. Он взял мою свободную руку и поцеловал, так нежно, как целуют самое сокровенное.

– Я люблю Вас, что бы ни говорили, Вы навеки мой господин.

Я взял его руку, ладонью вверх, и затушил об него сигарету. Он не сопротивлялся и не дергался, а просто смотрел мне в глаза. Психологическая боль была сильнее физической. Глаза стали влажными. Впервые мне стало кого-то жалко. Раньше бы меня это порадовало, но сейчас, кроме жалости, я ничего не чувствую.

– Ты жалок. Может быть, когда-нибудь, я приглашу тебя снова…

– А сейчас мне лучше уйти?

Я не ответил, пусть делает, что хочет. Я закурил еще раз. Уже легкие начинают болеть, но мне сильно хочется курить.

Глава 24

Что это на него нашло? Хидеки все-таки странный тип. Но почему я сначала обрадовался, что он ночью пришел ко мне, когда с ним спал другой? Это ревность? Нет! Ревновать Хидеки! – Никогда.

Эту ночь я не спал. Я ждал утра. Ждал, пока Хидеки откроет эту дверь и… что? Снова боль, снова унижения. Меня зовут Уэда Тэкуми, но сейчас я не против быть и Сорой, только бы это чувство ушло. Мне одиноко.

Я – Тэкуми, я не Сора – я запутался. Рийо давай… пусть начнется утро, как обычно: ты откроешь дверь, выпустишь меня, скажешь, чтобы я умылся. На кухне я попытаюсь приготовить тебе завтрак, но получится плохо; за это ты заставишь сделать тебе минет. А после дашь что-нибудь несъедобное, от чего у меня будет болеть живот. Затем, тебе захочется заняться со мной сексом – ты меня изнасилуешь, потом куда-то уйдешь, а я приму душ, поваляюсь на диване и посмотрю телевизор. Ты придешь и увидишь меня на диване, за это ты меня побьешь и снова изнасилуешь. Ты уже ел в ресторане, а я сижу голодным, так как торт ты спрятал. Ты пойдешь в студию и что-нибудь порисуешь, а я полюбуюсь на тебя. Ночью снова будет секс, но он уже не будет насилием. Я… усну на полу и тихо пожелаю: «спокойной ночи, хозяин», так тихо, что ты не услышишь.

Дверь открывается, но Хидеки не улыбается, как обычно. У него в руках плеть, он, не сказав ни слова, начинает меня бить. Я закрываю лицо руками, он просто бьет. Чего он хочет? Что я сделал?

Я согнулся, чтобы он не бил по животу, спина менее чувствительна. Он продолжал бить. Удар за ударом. За что? Почему? Он остановился. А потом схватил меня за волосы и проговорил в ухо:

– Никогда не закрывайся, когда я бью тебя.

– За что?

– Просто профилактика. Не забывай добавлять «хозяин». Что нужно ответить? – потянул он меня за волосы.

– Извините меня… – нужно сказать «хозяин», но я посмотрел на его недобрый взгляд и ответил: – Извини меня, но пошел бы ты, садист недоделанный. Тебя, наверное, в детстве не любили, вот ты на всех злобу и срываешь. Ты на самом деле ничего не стоишь, думаешь, если тебе будет подчиняться ребенок, то ты сразу приобретешь значимость? Понятно, почему ты держишь меня силой, с тобой согласятся жить только такие же ничтожества как ты сам.

– Все сказал?

Черт, он меня сейчас убьет. Точно убьет, или, по крайне мере, заставит возжелать смерти. Он же псих, но пути обратно нет, сейчас я познаю все муки ада.

– Да что на тебя слова тратить.

Он вздохнул – плохо дело. И тут случилось неожиданное: он отпустил на мгновение мои волосы, но рука продолжала лежать у меня на голове; сейчас потащит по лестнице. Но нет, он мягко их потрепал и сказал приятным голосом:

– Дурак ты еще, Сора. Тебе жизни учиться и учиться. Меня родители, кстати, любили, но держали в определенной строгости, как многих детей. Не баловали слишком, но и не запрещали лишний раз, а ты ребенок был избалованный, по тебе это сразу видно. Посиди тут, подумай о жизни, я тебе завтрак сюда принесу.

Я в шоке. Просто в шоке. Интересно, от завтрака меня рвать не будет? Он очень скоро вернулся. В руках у него были остатки торта и кока-кола. Вот это сюрприз! Я не понимаю: он плохой или хороший? Он смотрел, как я ем, сидя со мной на одном полу. Он сидит на полу… это что-то да значит. Когда я доел, он надел на ошейник цепь и слегка потянул. Я подался за ним.

– Я научу тебя получать удовольствия от секса со мной, от боли и от несвободы, но сначала…

Все-таки изобьет. Он завязал мне глаза и руки, все, что оставалось это идти туда, куда он меня тянет. Идти за ним. Он сильно укоротил цепь, так что она была где-то двадцать сантиметров. Он повел меня. Я сначала не хотел идти, но постоянно обо что-то ударялся. Под конец я сдался и шел строго, как мне велела цепь, и больше я не получал ушибов. Он положил меня на пол и снял с меня одежду.

– Не сопротивляйся, а то будет больно, расслабься.

Он сделает это. Он связывает меня. Странно: связывает и ноги, ведь так он не сможет тогда войти в меня. На тело легла пленка, та, в которую еду заворачивают, мне так кажется. Он закутывает меня.

Он полностью закутал и ушел, наверное, ушел, я не слышал. Я ничего не вижу и не слышу. Вообще ничего. Сколько мне так нужно будет пролежать? А сколько пролежал? Время по странному ведет себя. Я ничего не чувствую. Так темно, нет света. А у меня открыты или закрыты глаза? Хидеки… отпусти меня. Пытаюсь выбраться, но веревки и пленка слишком крепко держат меня. Я не чувствую своего тела. Это ужасно. Я закричал, чтобы услышать свой голос, но на мне были одеты наушники звукоизоляционные, вот только я не заметил, как Хидеки их одел, а, может, просто, я не кричу? Я покричал еще, но звука нет. Выпусти меня, выпусти меня, отпусти, я все сделаю, освободи – кричал я или просто думал, что кричал. Мне было плохо, одиночество начинало меня съедать, я хотел слышать чей-нибудь голос, чувствовать прикосновения. Отпустите меня, я долго не смогу…

Прошло очень много времени. Сначала с меня сняли наушники, я услышал его дыхание, затем ножик разрезал пленку и веревку и снял повязку с глаз. Я открыл глаза, свет был приглушен, что хорошо. Я посмотрел на Хидеки и обнял его, он, наверное, улыбнулся, но я не видел. Я плакал, обнимая его, до меня не сразу дошло, что это он меня заставил погрузиться в этот бесчувственный ад, и вообще, что это Хидеки.

– Малыш, ну успокойся, – гладил он меня по спине, – хочешь в ванной расслабиться? Давай в ванной отдохнем.

Он взял меня на руки, а я все его не отпускал. Мне было страшно. В скором времени я почувствовал теплую воду… и поцелуй. Он целовал меня, а я отвечал; позволял хозяйничать его языку. Он целовал меня, даже когда я был в воде: она попала мне в нос, но он не дал мне подняться сразу к воздуху и продолжал целовать.

Когда у него закончился кислород, он позволил мне приподняться. Он теребил мои соски; проколы все еще болели. Я начал ощущать странные двойственные чувства: я принадлежу ему, может, я и не хочу этого признавать, но каждый мой вздох – с его разрешения. Его ласки так приятны, хоть и грубы и болезненны. Мне захотелось стонать от возбуждения, но я пытался сдерживать себя. Все мое тело было покрыто глубокими поцелуями и укусами. Он начал кусать мне губы: у него хорошо это получалось. Я вырывался, чисто символически, скорее – я просто извивался.

Вдруг, он вошел в меня; как больно! В воде, без смазки; по нему было видно, что он тоже испытывал дискомфорт, двигался медленно, с затруднением. Черт, как бы больно это не было, но удовольствие какое-то присутствовало. Он начал вставать и держал меня, не прерывая акт. Вот я уже у стенки; в качестве смазки он взял интимное мыло. Мы были в стоячей позе, когда половина моего тела была на весу.

– А! а! ах, Хидеки! А! – я не понимал, что я говорю, он закрыл мой рот рукой и начал двигаться грубее. Удовольствия меньше – боли больше.

Глава 25

Он прокричал мое имя… начал получать удовольствие. Он еще такой ребенок, забывает все, что с ним произошло. Взрослые злопамятны, и не умеют прощать в отличие от детей.

– Хиде… хиде… хиде… ки… А, а… а… оомм…

Да, стоны удовольствия смешиваются с болью, отлично. Он такой легкий. Я прижимал его к стенке и удерживал. Даже если он этого не осознает, Сора рад, что не получил физического наказания за свои слова; он рад, что я перед тем, как заняться с ним сексом, занимался любовью. Я прошептал ему на ухо: « Меня зовут «Хозяин». Он моргнул, будто говорил «да».

Я продолжил. Он еще ни разу не кончал, мы это поправим. Я устал стоя, и повалил его на пол. Он все еще стонал, но сказать «хозяин» не мог. Я начал двигаться более плавно, доставляя ему удовольствие больше, чем самому себе. Он что-то хотел сделать руками, но я убрал их. Мне бы уже давно кончить, но пока я не доведу его до оргазма – нельзя останавливаться. На кой мне это нужно? Я не собираюсь каждый раз прям из кожи вон лезть ради него, просто я хочу чтобы он понял: со мной может быть хорошо. Я наклонился к нему ближе и целовал, играя с пирсингом, да знаю, что еще не зажил. Мне скучно, так хочется, чтобы он от боли стонал, а не от удовольствия. Скучно… Я поставил его «раком», теперь хоть соски могу помучить, а он будет выть, как настоящая сука на «собачей свадьбе».

– Я… я… я больше… больше не могу… а… а… – его рука потянулась к своему члену, ишь чего захотел.

Я перехватил его руку и загнул так, что он упал лицом об кафель. Теперь у меня есть его рука. Я чуть сбавил темп и стал двигаться аккуратнее. С каждым новым стоном и выкриком моей фамилии, я медленно заламывал руку все дальше. Я уже на пределе, но, думаю, при желании, можно еще продержаться; ему тоже не долго осталось. Теперь, когда он был довольно в унизительной позе, с болезненно свернутой рукою, и он скоро достигнет оргазма и в этот момент… Пронзительный крик: он кончил и одновременно я вывихнул ему руку, так же кончил сам. Я посмотрел на него: валяется на полу и плачет, его первый оргазм и вывихнутая рука, а может даже по серьезнее. Ничего, Шин починит. Он приподнялся и посмотрел на меня.