Текст книги "Русский клан"

Автор книги: Виктор Косенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 17 страниц)

Виктор Косенков
Русский клан

Этот текст целиком и полностью является авторским вымыслом. Описанные события никогда не происходили в действительности. Более того, автор заранее приносит свои извинения тем, кто может посчитать себя оскорбленным после прочтения этого романа. Все персонажи являются вымышленными, и любые совпадения случайны.

СЛОВО АВТОРА

Если вы прочитали «обязательную отмазку», то будет правильным с вашей стороны прочитать еще и слово автора.

Эта книга получилась достаточно неоднозначной, и пояснения к ней просто необходимы. И я знаю, что это неправильно. Я в курсе, что «книга должна пробивать себя сама».

Плевать.

К хорошему роману неплохо написать пару-тройку пояснений.

Итак, собственно о жанре.

Есть люди, которых хлебом не корми, а дай расставить все вещи по полкам, наклеить бирочки и жить среди этого порядка, практикуя какую-нибудь утонченную мутацию дзэн-буддизма. Именно такие, хорошие и точные, как швейцарские часы, люди придумали жанры. Киберпанк, сайнс-фикшен, фэнтези, технопанк, паропанк, спейс-опера, техноромантизм. (Черт, ни одного русского слова!) Всего количества жанров перечислить невозможно. Они двоятся, троятся, множатся. И, что характерно, многим людям эти понятия жизненно необходимы, чтобы, например, читать книги. Специально для них я сразу поясню, что этот роман – альтернативная новейшая история. И альтернативная история ближайшего обозримого будущего. Такой жанр тоже есть, его придумал кто-то. Возможно – я. И еще, эта книга про людей. Про то, какими они должны быть.

Здесь есть все. Или почти все. Наверное, за исключением драконов и «лыцарей в блескучих обладунках», и еще из бластеров никто не стреляет, прыгая с одной орбитальной станции на другую. Это книга о жизни. Она так и планировалась. Я благодарен своему коллеге, который на определенном этапе создания книги спросил:

– А где драйв?

Дело совсем не в маркетинге, не в машине продаж. Просто в жизни есть место всему. Место для драйва, адреналина, сложных отношений, смерти, любви, новой жизни.

Так уж вышло, что время действия в романе неожиданно сдвинулось. Аж на двадцать пять лет вперед. Ибо главные герои становились или слишком молодыми для внуков, или слишком старыми для боев.

Но что все-таки изменилось за это время? Что может измениться за двадцать пять лет? Например, что случилось в нашей жизни с 1980 года? Увеличилась скорость процессоров, емкость жестких дисков и размер мониторов. Да. Машины стали ездить быстрее? Нет. Может быть, изобретен небензиновый двигатель? Нет. Принципиально новое оружие? Нет, АК и М-16 прочно держат этот рынок. Женщины как рожали, так и рожают. Люди как умирали, так и умирают. От инфаркта, от пули, от старости. Может быть, человечество вышло в космос? Нет, мы толком даже не разобрались, была ли высадка на Луне, а потуги окончательно прояснить вопрос «Есть ли жизнь на Марсе?» вообще выглядят комично. Да, может быть, стало больше удобств, комфорта, удовольствий, новой бытовой техники. Но как за это платит современный человек? Чем?

С досадой нужно признать: за двадцать пять лет не изменилось почти ничего.

И вряд ли нас ждут потрясения в ближайшие двадцать пять. Синусоида НТР или закончила свое существование, или находится в самой нижней своей точке. От паровозов до спутников, а что дальше?

Все открытия поджидают нас ближе к вершине. Так что наберитесь терпения.

Ведь даже человек не сильно изменился за это время. Да, есть Интернет. Да, он свойственен определенной социальной среде. Но это или отверженные, каких было множество во все времена, или просто люди, освоившие еще один инструмент, еще одно удобство. Интернет как часть интерьера.

Никаких значительных изменений, кроме утери жизненных ориентиров и ряда моральных принципов.

Человек не станет другим и в 2025 году.

Наверное, это не так уж и плохо. Есть шанс сделать его лучше.

Автор

ЧАСТЬ ПЕРВАЯ

Москва.

Август 1991 года

На соседней улице, грузно ворочаясь под обломками обрушившегося портика, агонизировал БТР. Через заклиненные люки внутрь ползла жирная, густая гарь. На броне, оползая липкими полосами, полыхала смесь бензина и мыла. Механик-водитель до последнего старался выдернуть обреченную машину из завала. Он неплохой парень, этот механик. Возможно, в другое время, в другом месте с ним можно было бы выпить водки и хрустнуть соленым крепким огурчиком. Но сейчас, когда над Москвой уже и солнце не проглядывало из-за плотного облака дыма, а сам город был поделен на квадраты с сухими военными обозначениями, этот парень считался врагом.

– Юрка, стой! Стой! – Алексею было очень трудно, располосованная осколками нога не позволяла быстро двигаться самостоятельно, поэтому Юра тащил его на спине. Со всем, что удалось прихватить с убитых солдат. Две «Мухи» и много-много автоматных рожков. – Стой!

– Чего еще? – Юра упал в подворотне. Тяжело дыша, вывернулся из-под тела раненого, сел, упершись спиной в спину друга. Проход, где они остановились, был сквозной. Резко тянуло дрянью, гнилым старческим запахом. Среди повстанцев ходили слухи, что Горби все же применит химическое оружие. – Надо было противогазы взять.

– Нельзя так. Вернемся.

– Куда еще? С ума сошел?

– Нельзя. Свои же там… – Алексей тяжело дышал.

– Ты о бэтээре, что ли? – Юра чуть не подавился. Закашлялся. – Когда они тебе ногу изуродовали, они своими не были.

– Это другое. Тогда бой был… Я стрелял, они стреляли. Все честно. А теперь они…

– А теперь они честно сдохнут, – подвел итог Юрий. – И не хрен сопли разводить.

– Пехота ты, блин, царица полей. Никогда в танке не сидел!

– Не сидел, – признал Юра. – И не собираюсь, если честно. Я лучше в деревянный гроб лягу, чем в бронированный.

– Нельзя так. У них как у подводников, слишком смерть жуткая. Прикинь…

Юра сплюнул и выругался.

– Все ты любишь усложнить, блин. Есть они, есть мы. Они стреляют, мы кидаем гранаты. Что еще не так?

– Все не так. Вернуться надо.

В дальнем конце прохода послышался звук. То ли шелест, то ли стон. Невнятное бормотание. Юра насторожился, поднял «Калашников». Автомат уткнулся коротким курносым стволом в далекий светлый квадрат.

– Ты ничего не слышал?

Алексей покачал головой, волосы, когда-то светлые, а сейчас слипшиеся от крови и гари, устало мотнулись из стороны в сторону. Оба друга были грязными и прокопченными, камуфляж давно потерял свой зеленый цвет и превратился в черно-серую рванину. Чудом держались усиленные локти и колени. Разгрузочные жилеты они скинули, когда бухнулись в Москву-реку, спасаясь от овчарок.

Это были два усталых повстанца. До этого они находились в свободном поиске: наносили на карту расположение воинских частей, посты, маршруты движения патрулей.

Теперь, когда положение неожиданно изменилось, Леша и Юра не знали, куда идти. В прежде безопасном квадрате они наткнулись на правительственные посты. Отступили. Встретились с такими же, как и они, потерявшими направление и связь, разведчиками.

По недосмотру старшего группа ввязалась в бой с отрядом лоялистов. Повстанцы уничтожили БТР, но из десяти человек выжили только Юра Морозов и Леша Вязников.

– Куда теперь? – со слабой надеждой спросил Юрий.

– Назад. Ведь нельзя так. – Алексей повернулся к другу. – Я спать не смогу.

Юра рассмеялся. В гулком переходе смех прозвучал на удивление чужеродно.

– Он еще и спать собирается. Ты, может быть, еще и умереть хочешь в своей постели?

– Не откажусь… – начал, было, Алексей, но вдруг замолчал. В другом конце переулка светлый квадрат с грохотом пересекла круглая крышка от мусорного бака. – Опаньки.

Он завалился на бок и, перекатываясь на живот, выставил в проход дуло автомата. Сухо щелкнул переключатель огня. Алексей предпочитал стрельбу одиночными и на достаточном удалении от противника, в то время как Юра уверенней действовал в ближнем бою, особенно свинца не жалея. Может быть, именно потому, что Морозов чаще видел смерть вплотную, он не был столь чувствительно настроен в отношении умирающего экипажа из злополучного БТР. Те, кто знал Юрия достаточно хорошо, признавали в нем человека в меру романтичного, склонного больше к раздумьям, чем к действию, но как только доходило до крови, в Юре просыпался расчетливый зверь.

Глаза загорались, в скулах проявлялось что-то неуловимо хищное. Это был классический пример маньяка, находящегося под контролем у основной личности.

Вот и сейчас Юра первым делом прижался к стене и мелкими, частыми шажками двинулся вперед, сближаясь с вероятным противником. Вязников постарался выровнять дыхание, пытаясь, насколько это возможно, расслабить мышцы, зная, что рефлекс работает быстрее осознанной мысли. В голове было пусто, неутомимый внутренний диалог вдруг остановился, затих. Ни одного слова. Алексей словно превратился в один большой автомат. Вот ствол, вот мушка, вот курок, вот пальцы, давящие на него, вот руки, что направляют.

Юра сделал еще несколько шагов, остановился. Присел.

Откуда-то с той стороны перехода все явственней доносились звуки. Стоны и невнятное бормотание. Ругань и, что было особенно неприятно, тупое постукивание металла о металл.

Когда все замерло и, за мгновение до рывка, Вязников затаил дыхание, Юра вдруг расслабился.

– Ну, привет…

В куче мусора, вывалившегося из перевернутых баков, которые бог знает сколько уже не вывозились из города, лежал солдат-федерал. Молодой еще щенок, которого военкомат и злая судьба занесли в части, верные президенту. Нет ведь, мог служить где-нибудь в тайге, в забытой богом и даже американцами ракетной части, держал бы на своих салажьих плечах ядерный щит Родины. И горя не знал, ужасался бы только, читая сводки из горящей столицы и разбитого залпом с моря Фороса. Но нет. Кто-то на небе распорядился иначе. Теперь парнишка валялся в куче мусора, с окровавленным коленом, истекая кровью, сочащейся из-под неумело наложенной повязки, и в тихой истерике тыкался магазином в армейское «весло». Дрожащие руки не давали ему воткнуть горлышко магазина правильно.

– Ты откуда такой? – поинтересовался Юра.

– Сука! – пискляво выкрикнул мальчишка сквозь слезы и кинул автомат. Его руки метнулись к поясу, где наметанный морозовский взгляд углядел пару гранат. Маленький идиот решил, видимо, уйти из этой жизни «красиво».

Некоторое время они боролись, но силы были явно неравны, и вскоре Морозов положил себе в сумку две «РГД-5», а пистолет Макарова с пустой обоймой отшвырнул куда-то в мусорный контейнер. Солдатик заливался горючими слезами, Юра устало курил, сидя к нему спиной.

– Обо что же он так приклад измочалил? – спросил Вязников, разглядывая трофейный АК с разбитым, треснувшим прикладом. Когда стало ясно, что стрельбы не будет, Алексей доковылял до места действия и теперь, отложив автомат, вытаскивал из аптечки бинт и вату. У солдатика медицинского комплекта не было, и вообще парнишка выглядел странно. Весь поцарапанный, с синяками, напуганный до истерики. Конечно, в мятежной Москве можно было увидеть и не такое. Но следы от побоев выглядели как-то… не по-военному. Словно по парнишке топтались люди, толком не знающие, что делать, чтобы убить, но страстно этого желающие.

– Хороший вопрос. – Морозов почесал многодневную щетину, глядя, как Алексей, морщась от боли в ноге, бинтует всхлипывающего солдатика. – Очень хороший. Только вряд ли он нам сейчас на него ответит.

Морозов посмотрел наверх: выбитые стекла, распахнутые зубастые пасти рам, обгоревшая и осыпавшаяся штукатурка. Дома вокруг были мертвы. Они умерли давно, жильцы разбежались кто куда, может быть, взяли в руки оружие, может быть, ныкались по подвалам, может быть, уехали на дачи или в другие затаившиеся в испуге, города. Стены, изуродованные злым временем, точно подражали стране. Обгоревшей, расколотой, осыпающейся.

Юра встряхнулся, обошел кучу мусора, пнул банку, та отлетела в сторону, дребезжа, распространяя вокруг себя противный звук. Неожиданно взгляд Морозова зацепился за ботинок. Крепкий солдатский ботинок, ребристой подошвой высовывающийся из-под грязных, вонючих пакетов. Под кусками полиэтилена и грудами неизвестно как попавших сюда пластмассовых лекарственных бутылочек обнаружилось тело другого солдата, такого же молодняка, но уже мертвого. Вцепившегося смертной хваткой в чей-то рваный, пробитый в нескольких местах ватник. Открытыми глазами, к которым уже слетались жирные зеленые мухи, солдат в ужасе смотрел в небо. Но самое гадкое было не в этом. На шее и щеках мертвеца отчетливо виднелись следы укусов. Не звериных. Человеческих. Когда-то, до войны и даже до армии, у Морозова был приятель дантист. Сего эскулапа, наверное, самого устрашающего из лечащей братии, однажды укусил пациент. Крепко цапнул за локоть и выскочил за дверь. Прям так, с рассверленным дуплом, и выскочил. Стоматолог потом долго всем хвастался «боевым ранением» и собирался делать уколы от бешенства. Перепутать следы звериного и человеческого укусов было невозможно.

– Мать твою, – прошептал Морозов. – Они его жрали…

Почувствовав, как подкатывает к горлу, Юра отошел в сторону. Потом, собравшись с силами, вернулся к трупу. Беглый осмотр не добавил ясности. Парня явно закололи, на груди было несколько ран, нанесенных, судя по всему, ножом. Одновременно с этим его пытались есть. Ватник, видимо принадлежавший нападавшему, прострелен, на внутренней стороне все залито бурой кровью. Обежав вокруг и присмотревшись, Морозов заметил следы, ведущие в ближайший подъезд.

– Что тут происходило? – спросил Юра, вернувшись к солдатику.

Тот уже поуспокоился и больше не плакал, однако на все вопросы только молча опускал голову.

– Тебя звать как, боец? – поинтересовался Вязников.

Боец что-то бормотнул под нос.

– Чего?

– Саша, – уже громче ответил солдатик. – Саша.

– А фамилия?

– Носик.

– А Егор Носик тебе не родственник? – неожиданно спросил Вязников. Морозов удивленно поднял брови.

– Да. – На лице солдатика было написано не меньшее удивление. – Папа…

– Неужели? – Алексей развел руками. – А чем он сейчас занимается?

– Сейчас не знаю, в Кемерово уехал… – Речь парнишки шла по затухающей. Юра даже испугался, как бы раненый сознание не потерял. – А вы откуда знаете?

– А мы с ним учились вместе. На курсах.

Это была явная ложь, но солдатик не замечал.

– Передавай ему привет, солдат, – бодро хлопнул Александра по плечу Вязников. – От Лехи. Он знает.

И Алексей хитро глянул на Морозова.

– Так что у вас тут произошло? – в тон другу снова спросил Юрий.

Тут солдатика словно прорвало. Он говорил сбивчиво, путался, снова начинал и все время повторял: «Они, суки, как выскочат…»

Картина складывалась неприятная. Мягко говоря.

И по-хорошему надо было бы валить с этого квадрата к чертовой матери. Спасать, хоть это и глупо, самолично подбитый БТР, искать своих… Просто уходить. Но неожиданно уперся солдатик Саша. Перевязанный и накачанный обезболивающим по самое «не могу», он собирался ползти, ковылять, зубами подтягиваться, но идти в подвалы.

Бросить щенка?

Алексей и Юра отлично помнили себя в этом возрасте. И жалели его. Сдохнет… Пусть он лоялист, пусть солдат Горби. Но свой ведь. Не чужой. Страшная штука – гражданские беспорядки. Не приведи господи, гражданская война.

Саша Носик со своим сослуживцем были москвичами.

Когда заварилась каша и их полканы встали на сторону старого президента и перестройки с демократией соответственно, солдатики даже обрадовались, что из богом забытого Талды-Кургана их посылают домой.

Улицы патрулировать, как сказали начальники и отцы-командиры. Несколько старослужащих быстро сдернули еще в Подмосковье, а салаги, особенно в политике не разбирающиеся и пороху не нюхавшие, взяли «весла» в руки и влетели в «самое оно». Когда стало ясно, что с порядком туго, Саша рванул в самоволку, поскольку не дурак и армейский коктейль с бромом не употреблял, а по девушке стосковался невозможно. И коллегу своего прихватил, как бы в разведку.

В Москве за это время с продовольствием стало несколько туго. Не так чтобы очень, люди траву не рвали и ветки жевать не шли, но собак, котов и крыс резали привычно. Потому как мясо – продукт скоропортящийся, а электричество для холодильных камер не везде есть. Жрать же одни крупы да макароны… В общем, человек, по сути, хищник, жаждет мяса.

Как известно, людей абсолютно нормальных в психическом плане нет, все ходят на грани между депрессией и агрессивным психозом. Шаг вправо, шаг влево, и готово. Антидепрессанты или костюм в стиле Пьеро с длинными рукавами. Но в условиях гражданских беспорядков востребованы в основном хирурги, психическая помощь будет оказываться позже и тем, кто выживет. Так что скрутить психа, у которого от непривычных условий вдруг «воображаемые друзья» разгулялись, некому. А сумасшедшие появились.

И ефрейтор Саша Носик на таких нарвался.

Жили эти ребята в подвале довольно большой общиной, паранойя – она штука заразная, особенно в кризисные моменты жизни. Питались мясом. Обыкновенно человеческим. Иногда трупы объедали. Иногда живых…

Проблема заключалась в том, что солдат Носик увидел там, в подвале, за несколько страшных минут, свою девушку. К которой так стремился все это время.

А потом «они, суки, как выскочат…»

Солдаты все же себя показали, отбились. Прикладами двери вышибли, на улицу рванули.

Там их ждали.

Сашиного товарища завалили почти сразу, он закричал страшно, забулькал, забился.

Автомат, как назло, заело после первого же выстрела. Но всю обойму ПМ в спину какого-то горбуна в телогрейке Носик разрядил.

– А колено как повредил? – спросил Морозов.

– Сам… – Парнишка опустил голову.

– То есть?

– Первым выстрелом… Ну… получилось так.

– Ты что ж, своим оружием? – удивился Юра.

Парень молчал. Потом кивнул и посмотрел на Юру так, что тот отвел глаза.

– Там она… Мне туда надо…

Морозов прокашлялся:

– Погоди тут, мы сейчас, – и мотнул головой Вязникову.

Алексей отковылял с ним в сторону.

– Что делать будем?

– Черт его знает. Бросать сопляка нельзя. Сдохнет не за что… Полезет в подвалы, и будет из него… завтрак туриста.

– У тебя очень юмор специфический, – выдохнул Юра. – Но из нас троих только я один целый. У тебя нога, у него нога.

– Ну, моя нога не такая уж и проблема. Посекло чуток ляжку. Кость цела. Ходить могу, не быстро, но могу. А парнишка будет в тылу.

– А ты его за спину пустишь?

Вязников обернулся и посмотрел на ефрейтора. Тот выглядел спокойным, лежал, откинувшись на спину, и смотрел в небо

– Понимаешь, если так, то надо просто бросить его тут и сваливать. Ты так предлагаешь? Или стукнуть его по затылку и волочь на себе?

– Ничего я не предлагаю, – проворчал Морозов. – Просто спросил. Если ты его за спину себе пустишь, то пошли. Я, сам понимаешь, буду впереди.

– Договорились.

– Кстати, ты откуда про него знаешь?

– Я?

– Ну, там… Отца его вроде знаешь. Курсы какие-то.

– А… – Алексей усмехнулся. – Я его документы достал. У него отчество – Егорович. А остальное дело техники.

Они вернулись к валяющемуся Носику. Тот зашевелился, сел.

– Ну что, солдат, – опустился рядом с ним Морозов, – говори, что там за планировка и как твоя Джульетта выглядит. Пойдем. Что такое тыловое охранение – знаешь?

– Знаю. – Саша попытался встать, но Вязников жестом усадил его обратно. – А планировка там обычная. Коридорная. Как входишь, коридор. Длинный. И в разные стороны комнаты уходят.

– Паршиво.

– Но там никто не живет. Они затопленные наполовину. Все главное по коридору дальше. Там комната большая. Ну вроде как несколько комнат сразу. Вот там все и сидят и… едят.

– А подруга твоя?

– Тоже там. Только она не с ними. Она… Ну, вроде пленница. Она там в веревках…

Носик еще что-то говорил, а Вязников задумался. В голове мелькнула мыслишка, ухватить которую за хвост не удалось. Что-то было неправильно в рассказе ефрейтора. Что-то не стыковалось. Но понять что, не получалось. Морозов тем временем вытаскивал у Александра все новые и новые подробности. Сколько людей приблизительно, оружие. Коридор, размеры комнат.

– Понятно. А у сослуживца твоего автомат был?

– Был.

– Где?

– Там.

– Понятно. – Юра крякнул от досады.

– Они сейчас, наверное, жрут, – неуверенно произнес Носик.

– Почему?

– Ну, горбатого этого они же с собой утащили.

Вязников вспомнил кровавые следы, ведущие в подвал. Кивнул.

Юрий внимательно осмотрел автомат ефрейтора, что-то подтолкнул, стукнул, отщелкнул патрон.

– Леш, рожок лишний дай… – Автомат в руках Морозова клацнул, магазин встал на место.

– Рожок лишним не бывает, – пробормотал Вязников.

– Держи, солдат. – Юра подал «Калашников» Саше. – Но направляй его куда угодно, но не в нашу сторону. Увижу, убью без разговоров. Можешь мне поверить на слово.

Носик часто закивал: понял, мол, верю.

– Коли, – кивнул Юра Вязникову.

Тот постучал по последней ампуле морфий-коктейля. Набрал в шприц, пробормотал что-то вроде «сейчас будет немного больно» и вколол ефрейтору в области раны.

– Пошли.

В подвале было гадко. По-особенному гадко, как бывает только там, где когда-то случилось нечто противоречащее человеческим инстинктам. Так бывает в заброшенных лагерях, в Освенциме, на местах зверских изнасилований, в пыточных камерах. Не хотелось касаться даже стен. Все вокруг казалось покрытым жирной, липкой грязью.

Морозов, стараясь ступать осторожно, двигался впереди, за ним, заглядывая в каждый подвальный закуток, шел Алексей. Прежнее спокойствие куда-то испарилось. Он чувствовал, как сердце бухает где-то около горла, а по спине, сверху вниз, пробегают гаденькие поносные мурашки. Это был не страх. Скорее отвращение, какое бывает у человека, опускающего руку в унитаз, чтобы достать упавший кошелек. Следом за ними, практически спиной вперед, ковылял Саша. Он честно исполнял приказ не направлять оружие в спины впереди идущих, его зона ответственности распространялась на тыл.

Странно, но в коридоре никого не было. Только откуда-то издалека доносились голоса и шипение. Остро пахло дымом и чем-то еще.

– Что за ерунда? – прошептал Морозов, останавливаясь. – Когда вы сюда пришли, тоже так было?

Ефрейтор молчал.

– Эй! – Юра обернулся. – Носик, твою мать, когда вы сюда пришли…

– Все то же самое, товарищ капитан. Только запаха не было. Мясом не пахло. – Ефрейтор, повинуясь какому-то внутреннему позыву, присвоил Морозову звание капитана. Вероятно, такая картина мира более всего устраивала Александра.

Вязников понял, чем пах дым, заметными струйками плывущий под потолком. Понял и с трудом подавил рвотный позыв. В помещениях царил плотный запах жарящегося мяса. Отбивная.

Юра поиграл желваками и буркнул:

– Пошли живее. Эти суки сейчас ни черта не услышат… Они жрут. Счастлив твой бог, ефрейтор.

Однако жрали далеко не все.

Когда до главного зала оставалось всего несколько шагов, из темноты бокового прохода, словно чертик из табакерки, выскочил кто-то черный, косматый. В воздухе мелькнули скрюченные пальцы вытянутых рук. Взгляд зацепился за грязные, в черных разводах, костлявые локти, неестественно вывернутые наружу.

Существо метило Морозову в спину. Но за мгновение до броска Юра заметил движение краем глаза и сделал лишний шаг вперед. Вязников вскинул автомат, но чуть-чуть протянул с выстрелом, а через секунду стрелять было уже поздно.

Ногти зло царапнули по камуфляжу Морозова, промахиваясь. Существо нагнулось, становясь на четвереньки. Юра изогнулся по-звериному и наотмашь ударил железом автомата нападавшему в спину. Почти не глядя, наугад. Тварь воткнулась лицом в бетон стены и медленно сползла по нему на пол. Вязников взял на мушку темный провал коридора. Но там было пусто. Справа чернела маленькая, похожая на гроб комнатушка.

– Баба, – прошептал Морозов.

Алексей обернулся. Юра разглядывал лицо напавшей на него женщины.

– Старуха.

Женщина была голой. Дико смотрелись обвисшие, исхудалые груди, выкрашенные в черный цвет, грязное перекошенное лицо с кривым провалом рта.

– Готова? – спросил Вязников.

– Ну да, много ли ей надо?.. Попал, скорее всего, в позвоночник.

Алексей покосился через плечо. Солдат Носик дробно и часто дрожал, автомат в его руках ходил ходуном, зубы мелко постукивали.

– Ствол в сторону, – негромко скомандовал Вязников. – И вообще, за тылами смотри…

Парнишка коротко, испуганно кивнул и отвернулся.

– Странно, что она молчала. – Морозов попытался стволом раздвинуть старухе рот. – Когда нападают, обычно кричат…

– Я тебя очень прошу… – Алексей прижал автомат к груди. – Давай эту проблему оставим на потом. И вообще, тот факт, что у нее нет языка, лучше оставить в стороне. Наш юный друг наверняка обладает слабым желудком. Мне не хочется делать это грязное дело еще более грязным.

Юра пожал плечами.

Из-за поворота доносилось шипение масла.

Уже совсем близко.

Морозов двинулся дальше. Алексей переступил через раскинутые ноги старухи и проследил, чтобы ефрейтор не споткнулся, Носик старательно отворачивался от трупа. Парнишке было очень трудно идти, опираясь на здоровую ногу, он плечом подпирал стены подвала.

Когда они вошли в зал, никто не обратил на них внимания. Только Морозов, встретившись глазами с молодой девушкой, приложил палец к губам. Она выделялась ярким пятном среди серо-черной массы тел, что сидели, лежали и двигались вокруг небольшого костерка. Над чадным, красным пламенем на двух кирпичах была установлена большая сковорода, где среди пузырящегося масла плавало мясо. Взгляды людей, а их было не меньше десятка, были прикованы к еде. Кто-то сглатывал слюну, ежесекундно утирая сухие губы, кто-то едва заметно покачивался из стороны в сторону, какой-то мужчина, сидя на корточках, ожесточенно дрочил. Жуткой карикатурой среди общего кошмара торчал ослепительно белый поварской колпак на крепком мужике, хозяйничавшем у костра.

– Дьявольский шабаш, где мерзкие хари… – пробормотал Юра.

Вязников толкнул его в бок и кивнул куда-то в угол.

Присмотревшись, Морозов понял, что перед ним лежат остатки тела горбуна, о котором говорил ефрейтор. Покосившись в сторону, Юра увидел, что Носик держится на последнем дыхании, борясь с тошнотой.

Алексей передернул затвор. Ефрейтора вывернуло наизнанку.

– Начинается, – пробормотал Юра и, прокашлявшись, сказал громко: – Мы берем подругу и уходим. Есть возражения?

Пятнадцать пар глаз уставились на него. От этих взглядов на душе сделалось тошно. Морозов почувствовал себя как на прилавке мясника, где к каждой части твоего тела уже прилеплен ярлычок с ценой.

– Проходи, садись, – ответил хриплый голос повара. – Гостем будешь.

Здоровенный мужик что-то делал руками перед собой. Разглядеть было невозможно, мешала спина. Вязников несколькими медленными шагами отошел в сторону, чтобы видеть руки главаря. То, что это существо является главным в этом аду, было ясно сразу.

– Как бы мне твое гостеприимство боком не вышло, – ответил Морозов. – Мы берем бабу и уходим. Не делаешь резких движений, остаешься живой. Что непонятно?

– Все понятно.

– Возражения?

– Нет возражений. Кого брать будешь? – Повар не поворачивался. Алексей никак не мог увидеть его руки. Какая-то мерзкая образина, кажется тот самый остервенелый онанист, мешала подойти достаточно близко. Уродец скалился, прерывисто сопел, периодически хватая себя за эрегированный орган. Алексей понял, что первую пулю, по любому, получит именно этот дрочила. А там уж как пойдет. Главное – девчонку не зацепить. Ее надо отвести с линии огня, а потом… Было ясно, что Юра тянет время, старается до последнего оттянуть миг расправы. Никто не собирался кончать дело миром. Это было понятно и тем, кто пришел, и тем, кто сидел около костра, пожирая тело бывшего товарища. – Я не против, бери кого хочешь.

Морозов кивнул Носику.

Тот сделал несколько неуверенных шагов вперед. Протянул руку в сторону девушки, которая первой увидела вошедших.

– Настя… Иди, не бойся. Пойдем.

Девчонка затравленно озиралась. И снова в голове Вязникова мелькнула подозрительная мыслишка, которую он не сумел ухватить за хвост там, наверху.

Настя поднялась, тут же какая-то немытая лапа ухватила ее за лодыжку.

– Отпусти ее, сука! – заорал Носик, вскидывая автомат. Морозов предостерегающе поднял руку. – Отпусти!

– Спокойно, – пробормотал Юра. – Спокойно. Только не стреляй… Не стреляй…

Алексей перевел рычажок огня в излюбленное положение, на одиночный выстрел, прикидывая, как бы половчее всадить пулю в тварь, сидящую ближе всего, а потом сразу, без остановки отстрелить лапу тому уроду, что ухватил девчонку. Но ситуацию разрешил главарь, он что-то буркнул, и жадные руки убрались в стороны. Настя сделал несколько неуверенных шагов в сторону ефрейтора.

– Иди, иди, – шептал он. – Иди.

Как все произошло, не заметил никто. Главарь омерзительно чавкнул. И за секунду до того, как в руке Насти сверкнула остро заточенная стамеска, Вязников, наконец, понял, что насторожило его в словах солдата Носика.

В один момент произошло сразу несколько действий.

Настя с криком кинулась на грудь ефрейтору, принимавшему ее в объятия, Морозов вскинул автомат, а оружие Алексея уже плюнуло свинцом в морду злосчастного онаниста и дернулось куда-то в толпу серо-черных, грязных, вонючих тел, выцеливая главного, который, сбив сковороду, кувыркнулся вперед. Там, под тряпками, хищно мелькнула вороненая сталь трофейного АК.

Потом был другой миг, когда под тяжестью женского тела Саша Носик стал заваливаться на спину. Его лицо выражало крайнюю степень удивления. Настя удар за ударом всаживала ему в грудь стамеску, заливаясь кровью любившего ее человека. Автомат Морозова уже строчил, щедро и радостно. Так человек давит гнездо уродливых гадов, с удовольствием, чувствуя очищение… Вязников стрелял коротко, наверняка. Выстрел – труп. Главарь куда-то пропал. На какой-то миг Алексей увидел его дурацкий колпак, дернул стволом, но тут же над головой мерзко вжикнула рикошетом пуля. Кто-то вытянул из тряпок ПМ.

Зал, где обедали уроды, был большим. В него вели дополнительные коридоры, оттуда лезли какие-то усатые, небритые рыла. Реагировать приходилось быстро. Однако Вязников неожиданно встретился глазами с главным людоедом и поразился, замер на секунду. Это не был урод с заячьей губой, слюнявым ртом и признаками вырождения на лице. Главный был… обычным человеком. Гладко побритым, с правильными чертами лица. Такие тысячами проходят мимо нас в толпе. Нормальный человек, такой, как все.

Этого мига изумления главарю хватило, чтобы дернуть откуда-то снизу АК и нажать на курок почти одновременно с Алексеем. Плечо обожгло болью, удар бросил Вязникова назад, на стену. Однако, падая, он успел заметить, как пуля из его оружия выбила фонтан крови из груди существа в поварском колпаке, делая его лицо неживой маской.