Текст книги "Русский клан"

Автор книги: Виктор Косенков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

– В прошлом году девятый «А» устроил для себя вечеринку. Все упились так, что кому-то с утра пришлось вызывать «скорую». Ну, – безжалостно добил он, – и передрались, кто был в состоянии драться. Расколотили набор голограмм по алгебре.

– В общем, повеселились, – обобщила Эллочка.

– Насколько хватило фантазии, – добавил отец, наливая в огромную чашку крепкого душистого чая. – Вы продолжайте без меня, у меня еще дел куча.

Он встал, прихватил чашку и кинул несколько бабушкиных печений на десертную тарелочку.

– Катюш, ты что-то хотела? – обратился он к дочери. – Если ты закончила, то пойдем.

– Ага, сейчас, – сказала Катя, вставая из-за стола. – Мам, а ты не хочешь с нами?

– Сейчас, я себе тоже чаю налью и подойду сразу же.

Семья зашевелилась, как растревоженный муравейник. Задвигались стулья, зазвенели тарелки.

– Тогда и я пошел, – сказал Эрик, – если что – зовите, я у себя.

– А у меня завтра семинар. Надо бы подготовиться, – выскользнула стремительно Эллочка, только длинные волосы мелькнули в дверях столовой.

В комнате остались только бабушка, мама и Катя. «Если сейчас все разбегутся, то бабушке придется одной убирать со стола, – подумала Катерина. Ей не хотелось оттягивать разговор с родителями, и совесть вступила в единоборство с чувством вины. – Все равно бабушка так или иначе узнает, что случилось».

Выход нашелся быстро:

– Бабушка, пойдем вместе, а я потом помогу убрать со стола.

Вскоре все расселись в отцовском кабинете. Глава семьи за большим рабочим столом из красного дерева, по бокам мама с бабушкой и Катя в центре семейного треугольника. Не отвлекаясь от эскизов, Александр сказал:

– Ну, Катюш, что ты хотела спросить?

Катя молча смотрела в пол. Неожиданно она поняла, что не знает, с чего начать. Не ляпать же с места в карьер: «Дорогие родители, я – беременна», или гнать пошлое: «Ну что, бабка и дед? Будем нянчить внуков?» А пауза затягивалась. Первая сообразила мать.

– Катя, что-то случилось?

Та в ответ покивала головой. Сразу же напрягся отец. Он отложил бумаги в сторону, прищурился и напряженно спросил:

– Тебя кто-то обидел?

Катя помотала головой. К горлу незаметно подступил комок. Только одна бабушка, сидя напротив сына, была очень спокойна и не приставала ни с какими вопросами.

Наконец, глубоко вздохнув, Катя виновато сказала:

– Понимаете, так получилось, что я жду ребенка…

После этого сохранила спокойствие только бабушка. Ее, кажется, ничто не могло вывести из состояния равновесия.

Мама тихо ойкнула, но вовремя спохватилась, прикрыв рот ладонью. Все напряженно смотрели на отца.

Александр ожидал чего угодно, но только не такой глупости.

Он почувствовал, что начинает заводиться. А эмоции – дурной советчик в таких вопросах. Чтобы хоть как-то успокоиться, Саша выпрямил спину, повел плечами. Медленно и не торопясь сосчитал до десяти.

Помогло не сильно. Но через завесу чувств осторожно пробилась рассудочная часть.

С одной стороны, особенных поводов для беспокойств не было. Семья растет, а это всегда хорошо. Род должен развиваться, а не чахнуть, как парниковая роза, высаженная в грунт. С другой стороны, не рановато ли для такого серьезного шага и кто отец? И вообще, черт побери, могла бы хотя бы предупредить! Он снова почувствовал, что теряет контроль.

– Рассказывай! – словно хлыстом.

У Кати задрожали губы. Комок в горле напрягся, не давая вдохнуть. Все складывалось по-дурацки. Если разговор приобретает такой тон, то будет очень сложно доказать, что она не сопливый подросток. Хотя, может быть, так оно и есть? Колени ослабли, Катерине захотелось спрятаться.

– Я предохранялась, – сумела выдавить она, словно защищаясь.

Отец усмехнулся, но тут же осекся. Его мать, Катина бабка, очень многозначительно на него посмотрела. Это заметила Виктория и, кивнув головой на слова дочери, рискнула вступить в разговор:

– Да, я помню, мы с тобой вместе ходили к Лиде.

Катя, все так же глядя в пол, ответила:

– У меня была задержка в неделю. Прежде чем идти к врачу, я сегодня купила тест на беременность. И вот…

– Хорошо, ребенок. Извини, что я вспылил. Довольно неожиданно это все. В любом случае ты под защитой дома, и, что бы ни случилось, я буду помогать тебе до последнего. Если ты делаешь ошибки, значит, это либо мой собственный просчет, либо случай. По любому трагедии пока не произошло. Давай теперь разбираться, что мы будем делать.

Катя поняла, что буря неожиданно прошла стороной и теперь разговор пойдет более конструктивный.

Отец собирался с мыслями, но начать ему не дали. Инициативу перехватила жена.

– Как это случилось? – спросила Вика. – Я имею в виду, в каком состоянии была ты и твой кавалер? Может быть, алкогольное опьянение или наркотики?

Никаких грандиозных вечеринок, тем более наркотиков за прошедший месяц Катя припомнить не могла.

Влад иногда баловался, но у Кати от конопли болела голова, поэтому дальше первого знакомства дело не пошло.

– Нет. Ни алкоголя, ни наркотиков. По крайней мере, за себя я могу сказать точно, – ответила Катя.

– А твой парень? Почему его сейчас здесь нет? – вдруг спросила бабушка. Слова звучали необычно. Словно ее голосом говорили те старые моральные нормы, которые вечно молодое человечество успело растерять по дороге. – Он знает, что произошло? Он отказывается от ребенка?

– Он ничего не знает. Я ему еще не говорила, – ответила Катерина и, помолчав немного, закончила: – Я не хочу с ним связывать свою жизнь.

– Это был Влад? – спросил отец.

Катя кивнула.

Бабушка повернулась к внучке и поинтересовалась:

– Как он выглядит?

Внучка открыла было рот, чтобы описать внешность будущего папаши, но вместо этого спросила:

– Сколько сейчас времени?

– Пять минут восьмого, – машинально ответила мать. Катя включила телевизор и переключила на местный канал, передающий питерские новости.

– Вот он, – коротко сказала она. С экрана смотрел красивый черноволосый молодой человек. Смуглая кожа, правильные черты лица. Даже слишком красивый. С белозубой улыбкой и холодными глазами.

– Это он, – снова повторила Катя.

Мать максимально уменьшила звук, оставив только изображение.

– И почему ты не хочешь связывать с ним свою жизнь? – удивился отец. – И если ты не планировала длительных отношений, на кой черт он вообще тебе сдался?

– Понимаешь, па, это картинка. – Катя поймала себя на мысли, что объяснить ее связь с Владом будет непросто. Даже для себя. – Его хорошо держать при себе, знаешь, как визитную карточку. Он настолько красив, что все девушки бледнеют от зависти. Но на большее Влад не годится. Он за всю жизнь прочел две книжки, одна из которых – букварь.

– Ну, знаешь! Ты еще и с каким-то идиотом… связалась! – Старший Вязников возмущенно развел руками. – Оказывается, его и к воспитанию нельзя допускать?!

Катя очень осторожно ответила:

– Не могу тебе сказать точно. Наверное, нет.

Новости на экране сменила реклама. Александр раздраженно щелкнул выключателем.

– Итак, – сделал предварительный вывод Вязников, – ребенок зачат, как говорится, в здравом уме и твердой памяти. Его отец имеет нормальную внешность здорового человека. Признаков вырождения нет, умственной отсталости не обнаружено. Пока препятствий для рождения малыша я не вижу. – Он повернулся в сторону бабушки. – Нужно проверить более детально здоровье Влада и здоровье его родителей на предмет наследственных заболеваний.

Бабушка кивнула.

– Вы хотите, чтобы я родила? – удивленно спросила Катя.

– А ты против? – Отец удивленно поднял брови. – Полноценный ребенок. Если это не повредит здоровью породы… К тому же ясно станет только после более детальной проверки. А предварительно, да, я хочу, чтобы ты рожала.

Дочь задумалась. Она хотела что-то сказать, но ее перебил отец:

– Хотя в ряде случаев я бы первый погнал тебя в абортарий. Не задумываясь. Рожать неполноценное существо из-за страха навредить своему здоровью – это слишком большая роскошь, которую мы все не в состоянии себе позволить. На это у нас нет ни материальных возможностей, ни морального права. И еще. Ты должна понимать, что семья возьмет на себя воспитание ребенка, но от тебя потребуется исполнение всех обязанностей полноценной матери. Конечно, параллельно с учебой.

Отец говорил о главном. Кате не надо было бросать учебу и искать заработок, чтобы прокормить ребенка. После окончания учебы каждого отпрыска семьи ждала работа в модельном бизнесе. Ателье должно расти и давать доход. Все семейство было вписано в дальнейший план развития рода, и никто не умрет от голодной смерти. Теперь там было место и будущему ребенку Кати.

– Все, девочка, с этого момента твоя задача – ждать. Я думаю, завтра в течение дня мы окончательно решим этот вопрос. – Отец обвел взглядом всех присутствующих и закончил: – А теперь все. Мне еще нужно поработать.

Женщины тихо вышли из кабинета и через некоторое время загремели в столовой неубранной посудой.

Александр некоторое время тупо смотрел на рисунки, потом сдался и швырнул их на стол. Не имело смысла делать вид, что работаешь. Мысли постоянно возвращались к ошеломляющим новостям. Саша не только любил свою дочь, он еще ей доверял и верил. Вязников сам прекрасно помнил, как жена одним прекрасным вечером сообщила, что их дочь уже стала взрослой женщиной и что они на следующей неделе идут к Лиде Морозовой на консультацию. И тут на тебе! Один процент из ста. Лотерейный билет.

Случайность или глупость? Или и то и другое?

С одной стороны, Катя будет матерью-одиночкой, с другой стороны – здоровой молодой матерью. И что, скажите, хуже? Безотцовщина? Нет. Безотцовщина – это когда женщина воспитывает ребенка одна. А Катя будет воспитывать ребенка не одна. В семье есть мужчины, которые смогут быть мальчику наставниками. Вязников одернул себя: «С чего это я решил, что родится мальчик? Да хоть бы и не мальчик, все равно мужская рука должна присутствовать в воспитании малыша. Женщина – существо по натуре мягкое и жалостливое, никуда от этого не денешься. Наказать любимое чадо, кажется, за невинный проступок сердце не позволит, и рука не поднимется. И в итоге хулиганская выходка дает свои всходы, и пошло-поехало».

Александр вздохнул, поднял трубку телефона. На какой-то миг он заколебался, чей номер набрать первым, и выбрал Морозова.

– Игорь, привет, это Саша.

– Привет! – тепло отозвались на том конце провода.

– Слушай, тут дело есть, – туманно начал Саша, – хочу поговорить. Приходи ко мне. И бери с собой Валерку. Я сейчас Полянскому звякну. Давайте через полчасика подходите.

– Хорошо, – немного неуверенно ответил Игорь. – Сейчас подойдем.

Саша очень осторожно нажал на рычаг и снова набрал номер. Где-то на пятом гудке трубка отозвалась приятным женским голосом:

– Алло.

– Лариса, привет, это Саша.

– Привет!

– Миша дома?

– Да, но он сейчас по другому телефону с клиентом говорит.

– Хорошо, – сказал он, – передай ему, чтобы он ко мне сейчас зашел. Важно очень.

– Договорились. – На том конце провода обладательница приятного голоса улыбалась.

Итак, через полчаса все будут в сборе. Вязников усмехнулся. Хорошо, что все они живут рядом. Три дома. Три семьи. Один клан. Одна цель. Если бы они захотели, то, наверное, могли бы подглядывать друг за другом из окон. Их дома образовывали треугольник.

Александр вышел из кабинета, прислушался к женским голосам. Мать и жена возились на кухне. Кати не было. Наверное, поднялась к себе наверх. Все-таки правильное воспитание дает свои преимущества. Девчонка не побежала жаловаться подружке, не стала тайком делать аборт, а пришла со своей проблемой домой.

Саша облокотился на дверной косяк, задумчиво наблюдая за женой. Она почувствовала его взгляд и обернулась.

– Сейчас ребята подойдут, – сказал Вязников. – Надо бы чайку сообразить или что там полагается.

За окном в чернильной темноте срывалась с крыши февральская метель. Ветер завывал в каминной трубе, захлебываясь и заикаясь. Вязников подошел к окну. Там, снаружи, через завесу из косо летящих снежинок он увидел одинокую фигуру. Человек шел наперекор ветру, подняв воротник и прикрыв лицо ладонью. Его силуэт ярко освещался уличным фонарем.

– Вот и Миша показался, – сказал Александр, – пойду встречу. Сейчас и остальные появятся.

Вязников распахнул тяжелую дубовую створку, впуская друга в дом. Ветер было собрался шмыгнуть внутрь, однако хозяин вовремя захлопнул у него перед носом дверь. Миша фыркнул, отряхиваясь от снега.

– Ну и погода!

– Привет, мужики. Давайте сюда. – Саша махнул рукой в сторону кабинета.

Полянский скинул пальто и, поправляя на ходу чуть вьющиеся черные волосы, пожаловался:

– Только что говорил с одной своей клиенткой. Знаешь, так муторно на душе стало. Она хочет судиться за своего любимого ребенка. Ее дочка своей однокласснице палец сломала. Раздробила сапогом.

При этих словах брови Александра полезли от удивления вверх, и он спросил:

– И что они не поделили?

– Да делить вроде им нечего было. У пострадавшей были какие-то печенья, то ли с корицей, то ли с кардамоном, не разобрал точно. В общем, с какими-то очень сильными специями, на которые у девочки клиентки была аллергия. Глаза слезились, нос чесался. Короче, больной ребенок. Она требовала, чтобы потерпевшая ушла есть эти печенья в другом месте, та упиралась. В итоге указательный палец правой руки раздроблен в муку. А ее мамаша теперь пытается через суд взыскать ущерб, нанесенный поеданием печения в общественном месте. – Миша только развел руками. – Я ей, конечно, постарался объяснить, чтобы она сидела тихо и не дергалась. Куда там! Понесло так, что очнется только после того, как ей придется возмещать ущерб пострадавшей, а заодно все медицинские и судебные расходы, между прочим, проигранного процесса!

– Как у тебя терпения хватает с ними возиться. Я бы с такими клиентами уже рехнулся и аппетит с потенцией потерял.

– А что делать? Кому сейчас легко? – ответил Полянский бородатой шуткой. – У тебя-то самого как?

– Да вот. Сейчас Игорь с Валерой подойдут – расскажу. Похоже, нужно будет немного поработать. – Миша с готовностью кивнул головой. Он был самым молодым в клане. Дома Морозовых и Вязниковых были основаны еще прошлым поколением, а вот основой Дома Полянских стали Михаил и его жена Лариса. Они совсем недавно закончили строить свой дом. Полянские лелеяли надежду, что когда-нибудь их жилище, еще маленькое и компактное, будет таким же большим и многоголосным, как у соседей.

Однажды клиент молодого юриста Миши Полянского делал независимую экспертизу в клинике Морозовых. Председательствовала в комиссии жена Игоря Морозова Полина. В клинике Михаил с ней разминулся и нашел ее у машины в подземном гараже, где Полина отбивалась от залетного наркомана, решившего подзаработать на чужих кошельках. Вдвоем они детину скрутили. Парень был здоровый, даром что дурак.

На следующий день Полина пригласила Михаила в гости. Мужчины познакомились, завязалась беседа, и выяснилось, что молодой человек имеет очень сходные взгляды на жизнь. Через некоторое время Полянский начал представлять интересы Дома Вязниковых и Дома Морозовых по разным юридическим вопросам.

А потом, когда шесть дней кряду он беседовал с какими-то несознательными гражданами, решившими засудить клинику, и сумел втолковать им бесперспективность тяжбы, все поняли, что судьба не зря свела их вместе. Затеяли стройку.

Дверь кабинета отворилась, вошли Валера с Игорем.

Валера чистый северянин: соломенные волосы, голубые глаза, белая кожа. Игорь же был классический русак, курносый зеленоглазый шатен. Иногда ранней весной у него появлялись крупные веснушки. Саша вспомнил, что в детстве Игорешка сильно комплексовал по этому поводу.

Валера был мужем сестры Игоря, но жили они все вместе под одной крышей. Саша никогда из деликатности не спрашивал у Игоря, ни тем более у Валеры, как они уладили вопрос с вхождением мужа в дом жены. Трений и упреков между Валерой Огаревым и Игорем Морозовым не возникало – этого для Александра было достаточно.

– Я их в окно увидела и дверь отворила, – сказала вошедшая Вика. В ее руках балансировал поднос с чашками. Она поставила его на журнальный столик рядом с большим кожаным диваном.

Друзья здоровались и потихоньку перемещались поближе к дивану и горячему чаю. Каждый двигался по-своему, но с какой-то узнаваемой, свойственной только мужчинам медвежьей неуклюжестью.

– Как там ваш папа поживает? – спросила Вика.

Морозов покачал головой:

– Плохо. После того как он купил ту самую картину Моне, совсем худо стало. Сидит теперь перед ней в гостиной и разговаривает. То ли сам с собой, то ли с Моне, то ли с картиной.

– Мы его на днях возили в клинику. Диагноз не подтвердился, – добавил Валера. – Поначалу думали, что маразм, болезнь Альцгеймера. Лида вообще на него обижалась. Он ее узнавал через раз. Ты же знаешь, какая у него манера общения. Рявкает так, что чертям тошно становится. То ли характер, то ли болезнь, но в очень ранней стадии. Он очень замкнутый стал. Весь в себе.

– Да, ребята, крепитесь, – посочувствовала Вика. – Жалко деда, такой медведь.

– И что он нашел в этой мазне? – пробормотал Игорь. – Я думал, он о какой-нибудь классике мечтал, об Айвазовском, а он французика купил. Импрессиониста.

– Да ладно тебе, – вступился за него Саша. – Жалко, что ли?

– Ну, жалко не жалко, а картина стоит дорого. Оригинал. На эти деньги можно было еще одно крыло к дому построить, – ответил Игорь.

– Ладно, ничего не поделаешь, пусть хоть картина скрасит старику жизнь, – философски заметил Валера.

– А ваши как дела? – поинтересовался Игорь у Вики. Она посмотрела на мужа, и Вязников взял инициативу в свои руки:

– Да вот, собственно, я вас как раз по этому поводу собрал.

Он кратко изложил суть проблемы и сжато рассказал предысторию. После его рассказа в комнате на мгновение повисла тишина. Первым ее нарушил Огарев:

– Ну, я завтра пошевелю старые студенческие связи, постараюсь найти медицинскую карту его родителей, если они, конечно, еще живы. Вы как только узнаете их исходные данные, позвоните, я буду ждать.

– А ты что скажешь? – спросил Саша у Игоря. Все посмотрели на Морозова. Тот отпил глоток из чашки, пожал плечами:

– Анализы делать надо. Это будет самый лучший вариант. О его здоровье сразу же все станет ясно. И потом, только анализ может дать уверенность в том, что такое соединение генов даст здорового ребенка. Ну и, кроме всего прочего, Катю тоже к нам. Полное обследование. Может, что-то нужно будет укрепить. – Он аккуратно, с присущей хирургу точностью поставил чашку на столик и напоследок сказал: – Можете привозить его в любое время. Хоть ночью.

Александр с Мишей переглянулись. Полянский уверенно ответил на невысказанный вопрос:

– Справимся. Самое главное только не нажимать.

– А что? – оживился Игорь. – Клиент брыкается? Может, его того? – Он имитировал выстрел в висок. – И не надо с ним говорить. Вскроем и выясним. Какие у него наследственные болезни. Как в анатомичке.

Полянский поперхнулся чаем. А Вика с легким укором сказала:

– Мальчики…

– Ну, шучу я так. Медицинский такой юморок. Мало ли, чем черт не шутит, – ответил Морозов.

– А кто он? – спросил Валера. – Может, к нему действительно спиной лучше не поворачиваться?

– Известно только то, что он ведущий новостей на местном канале.

– А! Это тот самый, черненький! – щелкнув пальцами, воскликнул Полянский.

– Ты его знаешь? – удивился Огарев.

– Да, по нему все женское население Питера сохнет. А я кручусь постоянно с людьми, сплетни разные слышу, – пояснил Полянский. – Так себе товарищ. Кстати, о новостях, забавную штуку слышал…

Разговор перетек в другую плоскость. Обсуждали последние политические новости. Будущий отдых в мае. Через некоторое время Игорь с Валерой попрощались. Вика их проводила и поднялась к себе.

Только где-то в начале двенадцатого ночи Вязников с Полянским закончили обсуждать детали предстоящего разговора.

Когда за Михаилом щелкнул замок, Александр устало потянулся.

Дом постепенно засыпал. В темных коридорах уже пряталась ночная тишина, готовясь в любой момент затопить дом от подвала до крыши. И именно сейчас Александр почувствовал весь груз ответственности за семью, за клан, за всех этих людей, что окружали его.

– Все страхи живут только у тебя в голове, – прошептал он своему отражению в зеркале. – Это непослушные жильцы, которые часто нарушают правила общежития. Ты имеешь полное право выселить их, к чертовой матери. Потому что ты хозяин.

Это понятие, хозяин, значило для него очень много. Хозяин своего тела, хозяин своего сознания, своего дома, своей жизни, наконец. Хозяин собственным эмоциям и страхам. Только так, и никак иначе.

За Уральскими горами.

Январь 2025 года

На улице было холодно. Действительно холодно. Всю прошедшую после предупреждения неделю дул северный ветер. Нагнал туч, мелкого колючего снега и стужи. Стоять на мосту было вдвойне гадко. Рычащие автомобили, в основном грузовики, то и дело норовили обдать смесью снега, песка и антиобледенителей, щедро рассыпанных по дорогам коммунальными службами. Ветер резал лицо, словно бритва, заставляя глаза слезиться. Под мостом изредка грохотали железнодорожные составы.

Но Каланча торчал в этом совсем, казалось бы, нежилом месте, прижавшись к ограде. Воротник куртки был поднят, руки он прятал в карманы, ногами, замерзшими до полной нечувствительности, Дима выделывал сложные коленца. Все эти меры нисколько не помогали ему согреться. Шапку он оставил в машине, а перчатки снял, чтобы не путаться в них, когда придет решительный момент.

– Никаких свидетелей, Каланча, – наставлял Диму Рогожин перед делом. – Никаких свидетелей. Понял? Нет, конечно, всяких там левых чуваков не трогай. Они не при делах. Но из блатных чтобы ни одного…

По мосту должна была пройти машина. Приметный черный новенький «лексус». Его следовало остановить и расстрелять. Невдалеке, в таком же мерзлом ожидании, замерли еще три молодчика, имен которых Каланча не знал. Это были новенькие ребята, которых Денис подобрал где-то совсем недавно. Они переминались с ноги на ногу, пряча под куртками автоматы.

Каланче вспомнился давешний разговор с Денисом.

– Они хотят, чтобы я ушел со «Стадиона». Они хотят, чтобы я сбавил обороты и ушел в тень, – нервно говорил Рогожин, постукивая по столу рюмкой. Он принял уже достаточно текилы и теперь сделался агрессивен. – Слышь? Они хотят, чтобы я снова убрался в то болото, из которого вылез. Слышь, Димон?

– Ну. – Токарев дернул плечами. От выпитого ему было нехорошо. – Они ж бугры.

– А мне насрать, – прошептал Рогожин, пригибаясь к столу и глядя на Диму снизу. – Понимаешь? Насрать. На всех бугров.

Он хлопнул еще одну рюмку. Бахнул ею об стол и откинулся назад.

– Я Рогожин! Не для того пер, как танк, давя всякую мелкую рванину, которая пыталась встать на моем пути, чтобы опять опуститься назад. Эти жиртресы либо подвинут свои толстые задницы, либо я их задавлю всех. Я серьезный человек! Я хочу свою долю, понимаешь? А они кто? Кто они такие, эти бугры? Ты посмотри на них! Манерные пидоры! Жирные скоты! Все в золоте ходят, брюха отожрали. Таких котов у нас в деревне в жопу пинали за околицей. Чтоб волки сожрали. Какой с них толк? Мышей и то не ловят!

Рогожин засмеялся.

– А еще себя блатными называют. Уроды. Мы, говорят, корпорация. И таких, как ты, в нее не принимают. Подрасти, мол. Слышь? Это они мне. Мне говорят, подрасти. Корпорация. А когда они последний раз пушки в руках держали? У них Закон теперь есть. Понятия, говорят, изменились. Беспредельщиков никто не любит. А я что, беспредельщик? Вот ты мне скажи!

– Дис, ну чего ты вскипел? Ну что они тебе дались! Разберемся как-нибудь… – Токареву было трудно говорить. Мексиканское пойло сильно отдавало сивухой, а у Каланчи были очень слабые сосуды.

– Вскипел? – прошептал Рогожин. – Я вскипел?! Да ты меня злого еще не видел! И никто не видел! В корпорацию они меня не примут. Заигрались!!! У нас, говорят, стабильность, и не надо раскачивать дом из стороны в сторону. Хер вам!

Потом был скандал. Рогожин вылез на сцену клуба, где они сидели. Кричал что-то в микрофон, пытался заставить полуголых девиц маршировать. Дал метрдотелю в зубы. На попытку охраны вывести буяна на улицу подышать достал коллекционного «стечкина» и уложил весь клуб на пол. Кончилось тем, что братва вытащила своего босса «погулять где-то еще».

А наутро была назначена акция.

И вот черный блестящий «лексус» вырулил из-за поворота и резво дернул в сторону моста.

Каланча напрягся.

Он доподлинно знал, насколько далеко сможет кинуть гранату, поэтому спокойно ждал, когда автомобиль приблизится на положенное расстояние. Граната должна залететь под днище «лексуса» и рвануть где-то сзади.

Покрасневшие, скрюченные пальцы с трудом сомкнулись на кольце.

Звонко в неожиданной тишине прозвучал хлопок взрывателя.

Машина двигалась быстро, и водитель ничего не смог поделать, когда под днище полетел черный, до боли знакомый, кругляшок. Потом машину дернуло, подбросило вверх. Страшно придвинулся асфальт. Но «лексус» устоял, обрушился всеми колесами на дорогу. В глазах потемнело.

Водителю повезло. Он умер сразу и не видел, как четыре человека в упор расстреляли пассажиров.

Последней убили женщину, жену Гоши Знаменского. Муж пытался ее заслонить, рассчитывая на привычно одетый под куртку бронежилет, но Дима Каланча выстрелил ему в голову. В этой бойне Токарев сделал всего два выстрела. Один Знаменскому в голову, второй в лицо его жене. Каланча действительной был сволочью.

– Хорошо, – сказал Рогожин, глядя на вытянувшихся «смирно» новичков. – Молодцы. Горжусь вами.

Он легко потрепал ближайшего за щеку.

– Как звать? Подзабыл…

– Боря.

– Молодец, Борян! – Денис снова похлопал парня по щеке. – Давайте к столу.

Он махнул рукой в сторону накрытой «поляны». Когда троица прошла внутрь кабака, Рогожин насторожился.

– Э, орлы… А где… Каланча?

В наступившей паузе странно легкомысленно прозвучал ответ Бори:

– А он в больнице…

– Что? – Рогожин наклонился, словно не веря собственным ушам. – Как в больнице?

– Да вы не беспокойтесь, босс… У него все нормально. Только заболел вдруг. Голова болит и температура. Мы все забрали, что у него было, ствол там… И в больницу отвезли.

– Фух. – Денис выдохнул облегченно. – Тогда после вечерины свезите ему рыбки там, апельсинов… Бухаем!

В это время Каланча долго и тяжело подыхал от менингита.

Воровская корпорация сработала быстро.

Когда в потолок ударили пробки от шампанского, на воздух взлетела машина Рогожина. Его мобильный звонил не переставая, но Денис ушел в загул, празднуя свою первую победу, которая должны была показать всем, из какого теста он слеплен. Он привык жить так, на широкую ногу. Без ограничений. С брызгами и искрами. Если гулять, то с треском, похмельем и разрушениями. Если воевать, то со взрывами, пороховой гарью, по-варварски кроваво. Ему сопутствовала невероятная, редкая удача, потому что любой другой на его месте был бы уже мертв. Но Рогожин жил. Более того, когда он сообразил, что столь ненавистные бугры не собираются сдавать позиции, он сумел провести еще несколько акций. Убрать соперника, переманить его людей и подмять его бизнес. На какой-то момент в городе установилось равновесие. Казалось, что где-то на «хазах» и «малинах» замерли пальцы на клавиатурах и перестали звонить мобильные телефоны. Екатеринбург затаился.

Все остановилось. Прислушалось. И только снег все падал и падал на город…

Но Рогожин не остановился.

– Денис Рогожин? – спросила трубка мобильного телефона.

– Ну?!

– По эту сторону Уральских гор вы объявлены вне Закона.

Мобильник не успел врезаться в стену, как двери уже затрещали под ударами снаружи. В окна влетели раскоряченные фигуры в черном. И воздух заполнился пороховой вонью.

Рогожин не стал дожидаться развязки.

Он просто бежал.

Под Санкт-Петербургом.

Февраль 2025 года

Дом Морозовых

Метель постепенно отступала, сдавая позиции. Снег прекратился, но еще налетал разбойничий ветер, подскакивал дикой кошкой, душил и снова прятался. Луна испуганно щерилась через рваное покрывало торопливых облаков.

Взлетно-посадочная полоса аллеи то замирала, то билась в истерике вместе с ветром. Плоские фонарики, надежно вмурованные в садовую плитку, добросовестно светили сквозь пушистое покрывало снега. Игорь с Валерой не торопясь брели к дому. Каждый думал о своем.

Уже подходя к дому, Игорь усмехнулся:

– А ведь Сашка-то первый станет дедом.

– Подожди еще, – Валера махнул рукой, – неизвестно, что завтра выяснится.

– Да… И медицина тут не поможет… – задумчиво добавил Игорь.

– Я бы на его месте сделал то же самое, – сказал Валера. – Ты и сам знаешь, что сейчас творится с генофондом. У человека с белым цветом кожи огромная проблема с уродами, дебилами и прочим генетическим мусором.

– Ага, – согласился Игорь. – Самое забавное, что у арабов, в массе своей, с этим все в порядке.

– Уровень жизни. И медицины. Чем лучше медицина, тем труднее отказаться от разных трубочек, искусственных органов и прочих барокамер. Костыли. Там, где медицина недостаточно развита, неполноценные дети просто не выживают. Жестоко.

– Ну, – Игорь развел руками, – жизнь вообще жестока. Природа не склонна нянчиться со своими питомцами.

– Самые сложные вопросы всегда из области морали.

– Да, конечно. Но разве морально, когда ребенок не может дышать без искусственного легкого? Или когда он всю жизнь должен проходить химиотерапию? И не может учиться в школе по причине имбицильности?

– Ха! Это не самый плохой вариант. А вот когда этот имбицил учится в школе, в нормальной школе, среди нормальных детей, это мрачнее всего. Во-первых, все дети очень жестокие животные. И слабого они забьют, дай только волю. Дети вне морали. Это жестоко по отношению к имбицилу. А во-вторых, это плохо в отношении полноценных детей. Один дебил тормозит весь класс. Это факт. Тоже, кстати, совершенно аморальный. Но это может подтвердить любой учитель.

– У детей просто нет морали. До поры до времени. Черт его знает, что хуже…

– Точно. Та мораль, которая допускает размножение идиотов с наследственными болезнями или мораль древней Спарты?

– Самые сложные вопросы всегда из области морали, – повторил Игорь слова Валеры.

– Врачи, друг мой, самые большие циники на свете.

– А как быть иначе? Когда меня вызывают на кесарево, а на столе лежит натуральная дауница. Она разродиться не может. И не по причине узких бедер, кстати. Просто не знает, как это делается! Ее Природа тормозит, Природа не дает ей родить еще одного убогого… Но человек традиционно ставит себя выше природных инстинктов.

– Старый спор насчет эвтаназии? – улыбнулся Валера.

Игорь не ответил.