Текст книги "Базальт идёт на Запад"

Автор книги: Виктор Делль

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 9 страниц)

Утром они простились. Нину знобило. Она куталась в платок, зябко поеживалась. Уходить не хотелось, но надо было. Оставил он ее с тяжелым сердцем.

Вновь была дорога. Встречи. Желательные и нежелательные. Однако самым сложным оказалось задание полковника Бородина. Документы штаба они закопали на окраине деревни. Большой деревни, стоящей недалеко от оживленной трассы, а значит, и с гарнизоном. По словам Бородина, до того, как в эту деревню вошли немцы, у них был в ней свой человек. Он и только он сообщил немецкому командованию о появлении штаба армии. «Запомните, – предупреждал Бородин, – от Заборья до Лиховска пять километров… Через три часа появился десант… Есть связь…» Да, связь угадывалась. В Лиховске были немцы. Наши части были окружены, но оказывали сопротивление. Чтобы избежать неожиданностей, немцы могли прибегнуть к десанту. Слова Бородина требовали проверки.

К деревне Заборье Семушкин с группой пограничников вышел днем тридцать первого октября. До сумерек наблюдали за деревней. Отметили малолюдье, отсутствие гитлеровцев. Как и то, что гарнизон деревни составляли полицаи. Сколько их? Патрульных с повязками на рукавах, с карабинами за плечами прошло две пары. Но их могло оказаться и больше. Деревня на сто с лишним дворов. Дома, хозяйственные постройки крепкие. Возле скотных дворов водонапорная башня. Видно, хорошо здесь жили люди до войны.

В сумерках Семушкин, Шувалов и Соколов, тот самый сержант, который пригнал подводы к госпиталю, проникли в коровник. Он был пуст. Неожиданно они услышали слабый скрип. Пошли на этот звук. Пробирались осторожно, стараясь не выдать себя. В пристройке, бывшей комнатой отдыха для доярок, увидели женщину. Женщина вскрывала половицы пола в комнате. Вскинула голову, вскрикнула. Семушкин поспешил успокоить.

– Свои мы, гражданка, не шумите, – сказал он.

Женщина увидела форму, знаки различия, заплакала. На вид ей можно было дать лет сорок, но, возможно, она была и моложе. Ее очень старила одежда. Видавший виды брезентовый плащ, подпоясанный выцветшей тряпкой, изношенный до дыр платок на голове, рваная до пят юбка.

– Вот… У себя свое воруем, – сказала женщина.

Познакомились. Из разговора выяснилось, что немцы ввели обязательные поставки. В первые дни оккупации они забрали весь скот, перебили всю птицу. Чуть позже очистили погреба. В последние дни прошлись по домам, отобрали теплые вещи. Грабить местное население им активно помогали полицаи. Их в деревне – восемь. Вместе со старостой, Иваном Солодовым. Зовут женщину Мария Ивановна, фамилия – Копейкина. Помня наказ Бородина, Семушкин попросил Марию Ивановну рассказать о старосте, о полицейских. Кто они и давно ли в деревне.

Иван Егорович Солодов был в свое время раскулачен и выслан. В деревню вернулся за две недели до прихода немцев. «Тихим пришел, церковные песни пел, – говорила Мария Ивановна. – Немцы появились, перевернулся. Чистым зверем сделался». Вместе с немцами к нему приехал помощник. Пан Паныч. Так он велел себя называть. «Морда красная, пьет, лютует». «Колька Сазонов. Откуда только взялся. Он же сгинул. Пять лет не объявлялся, а тут на тебе, появился. Глумится над всеми, с криком, с угрозами». Петька Ярыгин. «Этот и раньше пил без просыху, теперь у него власть. Чистый лиходей». Гладизь и Фалинов приезжие. «Тоже не приведи бог. Над девками насильничают». Колька Петухов и Ванька Рыжиков «тихие, беды от них нет. Молоденькие. Им и восемнадцати нет. Насильно их записали в полицию. Пригрозили, как же. Сказали, что и матерей, и сестер постреляют».

– Соколов! – позвал Семушкин сержанта, дежурившего у входа в коровник.

– Есть.

– Собирай группу.

Сержант подал условный сигнал, появились пограничники. Откопали сейф. Перенесли его в лес. Можно было уходить из Заборья, но рассказ женщины, желание докопаться до истины в истории разгрома штаба армии заставили Семушкина принять другое решение. Он должен был расследовать все обстоятельства гибели командующего армией.

Сержанта Соколова, красноармейца Ефимова Семушкин оставил охранять документы. С группой пограничников Шувалова пошел в деревню. Бойцы блокировали дом старосты; Семушкин приблизился и заглянул в окно. Увидел Солодова. Тот стоял посреди комнаты и о чем-то разговаривал с женщиной. Той, которую, по словам Копейкиной, он привез из города. Женщина сидела на краю разобранной кровати, полная, достаточно смазливая, но какая-то расхристанная. Кофта расстегнута, волосы не чесаны. Грудастая, с мягкими круглыми плечами, она внимательно, как показалось Семушкину, слушала Солодова. Щелка в занавесках была маленькая, Семушкин не очень-то разглядел хозяина дома. Иван Захарович дал сигнал Шувалову схорониться, взошел на крыльцо. Постучал в дверь. Выждал. Осторожно постучал еще раз. Открылась дверь в сенях, послышались шаги.

– Кто там? – спросил глухой голос.

– Боец. Из окружения выхожу. Отопри, хозяин.

– Погоди, – ответил Солодов. – Посмотрю, что ты за боец.

Он вернулся в дом, приник к неосвещенному окну над крыльцом. Осмотрел Семушкина, двор.

Перед тем как идти в деревню, Иван Захарович сменил полушубок на шинель Ефимова. Хозяин дома, вероятно, остался доволен осмотром. Вскоре вновь послышались его шаги. Однако дверь он всего лишь приоткрыл.

– Ты один? – спросил он Семушкина.

– Один, хозяин, один. Пусти ради бога.

– А чего ко мне сунулся? – продолжал расспрашивать Солодов, придерживая дверь. – Домов в деревне мало?

– Мне все едино, – сказал Семушкин, – не знаешь, к кому стучаться. Устал я. В Карцеве, – назвал он соседнюю деревню, – остановился было у одних, едва ноги унес. Не всяк теперь принимает нашего брата.

– Оно так, – согласился Солодов.

– Ну, дак пустишь или как? – спросил Семушкин.

– Проходи.

Семушкин вошел в дом. Женщина пересела с кровати к столу. Кофточку она застегнула, волосы не прибрала.

– Раздевайся, гостем будешь, – сказал хозяин дома, разглядывая Семушкина.

Раздеваться Семушкин не стал. Вещевой мешок он положил у входа, на пол. Огляделся, прислушался, всем видом своим давая понять, что ожидает подвоха.

– Вдвоем, – подтвердил староста.

Семушкин чуть распахнул шинель у ворота, настолько, чтобы видны были петлицы гимнастерки со знаками различия. Хозяин заметил петлицы. Волнение не выказал. Не стал отсылать хозяйку к соседям за хлебом, за спичками или еще за чем-либо. Значит, подумал Семушкин, у него должен быть видимый сигнал тревоги. Неспроста же он принял окруженца.

– Не хошь раздеваться, так садись за стол, – пригласил староста, поторапливая женщину.

Та открыла заслонку у печи, достала чугун, миску с картошкой. Солодов в это время расставил табуретки, протер тряпкой стол. Вывернул фитиль в лампе, отчего в доме стало гораздо светлей. Поставил лампу как раз напротив окна. Делал он это, естественно, как само собой разумеющееся. Пришел гость, он его угощает, что за угощение в потемках. Всего одна заминка и произошла. Женщина, поставив на стол щи, картешку, хотела принести что-то еще, староста фальшиво закашлялся, зыркнул глазами на женщину.

– Чем богаты, – развел руками Солодов.

– Вы и штор не держите? – спросил Семушкин.

Солодов чуть напрягся.

– Налетов не боитесь, – сказал Иван Захарович.

Напряжение старосты спало.

– Тихо стало, – ответил он. – Ни самолетов, ни выстрелов. А вы что же, – хитро сощурился он, – шинельку солдатскую надели, а знаки различия снять недосуг, так при звании и идете? У немцев, говорят, к командирам отношение особое.

Он разбирался и в форме, и в званиях. Хитрый прищур глаз, ровно произнесенные слова были игрой. Мол, понимаем, о вашей же безопасности печемся. Он ждал. Нетерпеливо ждал, когда сработает сигнализация, придет помощь. До той поры держался молодцом.

– Давно иду, – устало отозвался Семушкин. – По теплу вышел.

Иван Захарович откинул полу шинели, достал пистолет, повертел его в руках.

– Вот моя защита, – сказал он, отправляя пистолет обратно, застегивая кобуру. Помни, мол, при оружии.

Староста понял. Он насторожился, увидев пистолет, успокоился, заметив, с какой тщательностью Иван Захарович застегнул кобуру.

– Вы ешьте, ешьте, – сказал Солодов. – Идти вам, поди, еще далеко.

– Да уж, – согласился Семушкин, с аппетитом уминая харчи.

– Хлебушка, извините, нету, – развел руками староста, переглянувшись с женщиной. – Отобрали. Все как есть отобрали оккупанты.

Не переигрывал. Говорил искренне.

Распахнулась дверь, в проеме показались двое. Семушкин неуклюже полез за пистолетом, никак не мог расстегнуть кобуру.

– Руки, руки вверх! – заорали оба полицая, нацеливая на него карабины.

Иван Захарович изобразил на лице неподдельный испуг. Поднял руки. Надо отдать должное, подумал он, сигнализация сработала быстро. И подобрались они тихо.

– Вы это… Не шлепните ненароком, – вскочил староста. – Важна птичка залетела.

Солодов возбудился до крайности. Он ходил по дому, присаживался, вскакивал, снова ходил, потирая руки, причитая и приговаривая.

– Важна, важна птичка, – чуть не скулил он от радости. – Старший лейтенант, кажись, Госбезопасности.

– Гражданин начальник, значит, – оскалился одна из полицаев.

– Он, он, – частил староста. – Как петлички свои приоткрыл, так я понял, кто это к нам в гости пожаловал. Попался, голубчик, попался. Постой, душа моя, под дулом, постой. Узнай, что за радость в темень глядеть.

По описанию Копейкиной Семушкин узнал в одном из полицаев «господина Пан Паныча», как она его назвала, как приказывал он себя называть жителям села. Крупный, с отечными мешками под глазами. Рядом с ним стоял, по всей вероятности сгинувший из деревни пять лет назад, Колька Сазонов. О нем тоже рассказывала Копейкина. Уголовник. Шрам на лбу. Волосы свисают на лоб блатной челкой. На ногах хромовые, гармошкой сапоги.

– Куда деть-то его? – спросил староста. – До утра держать надо.

– Дел бы я его, суку, – зло скрипнул зубами Пан Паныч.

– Но, но, Паня, – еще раз предупредил Солодов. – Мы его передать должны.

– В камеру его, в погреб, – предложил Сазонов.

Полицаи крепко держали карабины. Но это были всего лишь карабины. Оружие не совсем пригодное для кратких схваток в тесном помещении. Чтобы пользоваться таким оружием, надо пройти необходимые тренировки. А эти дилетанты, подумал Семушкин, оценивая стоящих перед ним полицаев, эти схватки не выдержат.

– А ну, – приказал Пан Паныч. – Топай.

Оба полицая отступили от проема, давая Сёмушкину возможность пройти вперед. Их было трое против одного, они совершали одну ошибку за другой.

Семушкин поравнялся с полицаями.

– Эх, хозяин, хозяин, – полуобернулся Иван Захарович, адресуя слова Солодову, отвлекая внимание полицейских. В тот же миг разворотом вправо, сильным выпадом от упора мыска левой ноги дотянулся до Сазонова, концами пальцев левой руки, тренированных до прочности металла, ткнул полицая в горло. «Укусом кобры» назывался этот выпад, удар его был смертелен. Раздался выстрел. Мгновением раньше Семушкин упал. В откате выхватил из-за пояса нож. Пан Паныч перезаряжал карабин. Семушкин бросил нож снизу, приемом «Сахэ», попал в изгиб горла и нижней челюсти полицая. Поднялся рывком до того, как полицай рухнул на пол, успев выхватить из его рук карабин. Обернулся. Староста стоял, разинув рот. До конца он еще не успел осмыслить того, что произошло. Ужас был написан на его лице. Ужас и паника. От ужаса перекосилось лицо женщины. Она выпучила глаза. Пятилась к окну. Споткнулась о половик. Дико, пронзительно закричала. Захлебнулась в визгливом крике, лишившись сознания.

Не упуская момента, Семушкин направил дуло карабина в старосту.

– На колени, сволочь! – крикнул он и выстрелил.

Выстрелил так, чтобы пуля прошла рядом с лицом предателя, чтобы он почувствовал ее полет.

Солодов упал на колени.

– Ты выдал штаб армии? – спросил Семушкин, пока староста не вышел из состояния ошеломленности, пока он не пришел в себя.

– Я все скажу, все, – залепетал он, глотая воздух, широко открывая рот.

– Говори!

Он не знал, что это был штаб армии. Увидел генералов. Сам по доброй воле сообщил немцам о генералах. В Лиховск послал Кольку Сазонова…

В окно постучали. Дал знать о себе Шувалов. Семушкин обернулся к окну: кивнул старшине, чтобы тот заходил в дом. В это время Солодов прыгнул к двери. На что рассчитывал предатель, неизвестно, но он кинулся к выходу, пытаясь улизнуть. Может быть, он все еще считал, что Семушкин пришел один. Со старосты сошло оцепенение. Рассказывая о своем предательстве, он внимательно следил за каждым движением Ивана Захаровича, постоянно готов был броситься на Семушкина. Рванулся к двери. В два прыжка достиг проема. Иван Захарович прыгнул вслед за ним. В прыжке ударил ребром ладони старосту по шее. Ударил в полсилы, чтобы тот остался жив. Солодов обмяк, упал на пол. Вошел старшина Шувалов.

– Берите остальных полицейских, – приказал Семушкин.

Шувалов огляделся. Понял все, что произошло в избе.

– И попросите сюда Марию Ивановну, – сказал Семушкин.

Староста лежал без движения, уткнувшись лицом в половицы. Семушкин вывернул ему руки, связал их полотенцем, перевернул предателя, привалил его спиной к стене. Вытащил свой нож из горла полицейского. Вытер лезвие о кепку, валявшуюся тут же. Спрятал свое безотказное оружие в ножны под полу шинели.

В избу вошла Мария Ивановна Копейкина. Увидела полицейских, старосту, сожительницу Солодова. Отшатнулась. Схватилась за дверной косяк.

– Спокойней, спокойней, Мария Ивановна, – предупредил женщину. – Предатели получили то, что они заслужили.

Сожительница Солодова шевельнулась, послышался слабый стон. Кажется, она пришла в себя. И точно. Села. Ошалело оглядела избу, задерживая взгляд на Семушкине, на своем сожителе, на трупах полицейских. Хозяйка дома плакала. Тихо поскуливая, не в силах унять дрожь в руках.

Шувалов с группой бойцов брал в это время полицейских. Как и решили они с Семушкиным, вначале пришли в дом Петухова, о котором Мария Ивановна сообщила, что в полицаи его да Рыжикова «записали» насильно, под угрозой расправы над их семьями. Дверь открыла мать. Сын ее сидел за столом. Растерялся. По его лицу видно было, что он обрадовался приходу красноармейцев, в то же время сознает, кто он теперь, что за принадлежность к полицаям придется отвечать. Бледный, ушастый, больше похож на подростка. Разговор с ним был короткий. Он должен вызвать Рыжикова, вместе они обойдут дома Ярыгина, Гладезя, Фалинова. Вызовут полицейских к Солодову. Так, мол, приказал господин староста. Рыжиков вел себя так же, как и Петухов. Конопатый, шустрый, узнав, что от него требуется, что бойцам известно, как они с Петуховым очутились в полицаях, он охотно принял предложение. Полицейских скрутили, привели в дом старосты. Ярыгин был пьян. Икал, произносил путаные фразы, в которых можно было разобрать лишь отдельные слова: «дорогие наши… господа… товарищи… ос…вободители…», «они… раз…берутся», «я что… мне…». Поднял голову. Увидел Копейкину. Семушкина в гимнастерке с петлицами, знаки различия, кобуру на ремне. Смолк. Серые штаны потемнели. На полу образовалась лужа.

– Вот мразь, – не сдержался Шувалов.

Староста пришел в сознание. Он то открывал, то закрывал глаза, то вдруг принимался раскачиваться из стороны в сторону, пытаясь высвободить руки. Смотрел из-под насупленных бровей. Рядом с ним пограничники поставили Кладезя. Уголовник, как выяснилось, по кличке «Дуга». Долговязый, прыщавый, он неотрывно смотрел на горло лежащего у стены Пан Паныча, господина Пан Паныча, как совсем недавно тот требовал себя называть. Рядом с ним оперся о стенку Фалинов. Под глазом у полицая светил синяк. Задели его ребята, когда вязали. Бледный, тонкогубый. Под носом аккуратная щеточка усов. Теперь уж и староста, и полицаи в полной мере осознали, что произошло. Ждали вопросов, ждали своей судьбы. На полу все еще сидела сожительница Солодова. Она то и дело всхлипывала, бездумно глядя в половицы.

– Мария Ивановна, обойдите деревню, – попросил Семушкин. – Соберите жителей. Дети пусть остаются дома, ни к чему им это видеть, – кивнул он в сторону трупов. – На суд собирайте людей, так и объясняйте.

С Марией Ивановной отправились два бойца. Очень скоро стали собираться люди. В избу входили осторожно, опасливо посматривали на предателей, на трупы на полу. Одеты в невероятное тряпье, обуты кто во что горазд, угрюмые и настороженные.

Старосту Семушкин заставил стать на ноги. К стенке, возле Солодова, поставили и его сожительницу, тех молодых ребят, которые помогали брать полицейских, Шувалов заикнулся было, что ребят не надо равнять с предателями, но Иван Захарович сказал, что суд разберется в вине каждого.

– Товарищи! – спокойно произнес Семушкин. – Мы собрали вас, чтобы от имени Советской власти, которая была, есть, будет, судить предателей родины. Эти лица, – он указал рукой на обвиняемых, – жили среди вас, глумились над вами, пособничали немецким захватчикам. Вы, и только вы, должны сейчас определить степень их вины, вынести приговор.

– Кольку с Ванькой зачем же рядом с этими? – спросила Мария Ивановна.

– Они тоже полицаи, – ответил Семушкин.

– Что вы, товарищ командир!

– Они не виноваты!

– Зла не творили! – раздались голоса.

Семушкин разрешил подросткам отойти от стены.

– Жду обвинений, – твердо сказал Семушкин.

Молчали люди.

– Я жду, товарищи!

– Чего вы молчите, женщины, – первой заговорила Копейкина. – Не он ли, Иуда, водил немцев по избам, – ткнула она пальцем в сторону Солодова. – Не он ли выдал учителя Костина, бил Семена Матвеевича.

Староста отшатнулся от ее пальца, как от дула пистолета.

И тут заговорили все разом. О расстрелянных и повешенных активистах, о выдаче колхозного тайника с зерном, о грабежах, о том, как сожительница Солодова выследила женщин, укрывших раненых наших бойцов, выдала их немцам, и те расстреляли и раненых, и тех, кто им помогал.

– Дуся! Скажи, скажи, как этот лиходей, – выкрикнула Мария Ивановна Копейкина, указывая рукой на Ярыгина, – твово мальца прикладом по голове ударил.

Евдокия Еронина, молодая, до времени поникшая женщина, говорить не могла. Заплакала. От удара прикладом по голове сын ее умер два дня назад.

Вспомнили все злодеяния предателей, страхи, унижения, через которые пришлось пройти. Говорили и плакали. Благо было кому сказать, выслушать. С каждым новым показанием сумрачнее становились лица Семушкина, Шувалова, бойцов-пограничников. Каждое показание словно убавляло света в комнате, в ней становилось темнее, оттого все более резко обозначились черты лиц тех, кто пришел судить.

В защиту обвиняемых не было сказано ни слова.

Семушкин объявил приговор.

Сожительница Солодова забилась в истерике. Протрезвел Ярыгин. Он упал на пол, извивался, пытаясь освободить связанные руки, не переставая икать, пытаясь что-то сказать. Обмяк долговязый Кладезь. Он так и не смог оторвать глаз от раны Пан Паныча на горле, из которой натекла на пол лужа крови. Судорожно ловил воздух ртом Фалинов. Солодов смотрел на собравшихся зверем. Дышал тяжело.

Расстреляли предателей здесь же, в этой избе, сразу, как только разошлись жители. Дверь заколотили гвоздями. До утра ушли из деревни.

Ба зальт– Топазу

2.11.41 г.

«…Операция «Поток» (эвакуация госпиталя) завершена. Состояние здоровья Веденеева, Бородина удовлетворительное. Командующий армией генерал-лейтенант Захарьев погиб при следующих обстоятельствах…

По данным полковника Бородина, в Заборье были спрятаны документы штаба армии. Данные подтвердились. В настоящее время документы отправлены к двадцать седьмому (Рощину). По тем же данным в Лиховске и в Кутово оставлены для нелегальной работы люди. Их судьба неизвестна. Как неизвестна сохранность двух раций, оставленных в тайниках. Приступаю к проверке данных».

Начальнику тылового района 567

полковнику СД В. Хубе

Сов. секретно

№ 34-в, 3.11.41 г.

«…В дополнение к сообщению от 1.11.41 г. докладываю, что из обстоятельств расследования гибели лояльных немецкому командованию лиц в деревне Заборье выявлено следующее:

1. Преступную акцию совершили неизвестные в форме погранвойск НКВД, что дает основание полагать о действиях в наших тылах специальной группы противника.

2. На окраине деревни Заборье в хозяйственном помещении обнаружен тайник, в котором, судя по всему, хранились важные документы. В лесу найден опустошенный сейф. Думаю, что именно на поиск этого сейфа была направлена специальная группа.

3. Следствие обращает внимание на то, что полицейские Старков, Сазонов убиты с применением особых приемов за два-три часа до расстрела других, ранее поименованных мною лиц.

Материалы расследования прилагаю к данному докладу. К. Вигон».

Базальт – Топазу

10.11.41 г.

«…Данные Бородина подтвердились. Состоялась встреча с людьми, оставленными для нелегальной работы в Лиховске. Найдена рация. Передана руководителю группы «Кречету». Шлите связника. Его ждут каждое четное число возле кинотеатра «Орион» на третьей скамейке слева от входа в сквер с 18 до 19.00».

Полковнику СД В. Хубе

Сов. секретно

567 № 41-в, 12.11.41 г.

«…11.11.41 г. в 13.00 на двенадцатом километре шоссе Лиховск – Сужма патрульными был обнаружен догорающий остов автомашины марки «Оппель-капитан» ОХ № 1310, принадлежащий курьеру отдела «Д» административно-хозяйственного управления, обер-лейтенанту СС Альфреду Мору. По проверенным данным Альфред Мор прибыл в Лиховск 5.11.41 г. В тот же день зарегистрировался в комендатуре. Остановился в гостинице офицерского состава. Убыл из города в соответствии с командировочным предписанием 10.11.41 г.

При осмотре остова обгоревшей автомашины, прилегающей к шоссе местности обнаружены следы всадников, которые, по всей видимости, ждали автомашину. Отсутствие следов резкого торможения, как и нападения на автомашину, позволяют сделать вывод, что подобная встреча была заранее спланирована и условлена заранее.

Следствие продолжается. К. Вигон».

Полковнику СД В. Хубе

Сов. секретно

№ 57-в, 14.11.41 г.

«…Дополнение докладной от 12.11.41 г.

Сегодня, 14.11.41 г., в лесу, на сорок седьмом километре Вязьма – Лиховск, в ста пятидесяти метрах от дороги обнаружен труп обер-лейтенанта СС Альфреда Мора, о чем свидетельствует номерной знак на теле убитого. По заключению медицинского эксперта обер-лейтенант СС А. Мор был убит 5.11.41 г. К. Вигон».

Базальт – Топазу

20.11.41 г.

«…14-С (железнодорожный узел Кутово).

Известные вам адреса проверены. «Лотос» (позывной для связи Натальи Николаевны Комлевой. Садовая, 12), «Герань» (Николай Егорович Стрельников, Пионерская, 27), «Ромашка» (Денис Васильевич Кривов, Подгорная, 24) – арестованы в один день, 19 октября сего года. «Полынь» (Илья Федорович Жерех, Ильинский тупик, 2) находится под наблюдением, аресту и допросам не подвергался. На явке «Череда» (Петр Сергеевич Николов, Овражная, 33) блокировали засаду. Из допроса Николова выяснено следующее. Лица, оставленные для работы в Кутово, находились под наблюдением спецслужб гитлеровцев с первых дней оккупации. Сведения о них были даны неким Стороженко, завхозом городской больницы, завербованным немцами до начала войны. Комлева, Стрельников, Кривов расстреляны. Жерехов аресту не подвергался, за ним была установлена слежка. Николов под пыткой дал согласие на сотрудничество.

Ухожу к двадцать седьмому (Рощину). Дальнейшая связь через «Стрелу» (позывной для связи радиста базы Егоркиных горок)».

Особоуполномоченному СД группы

армий «Центр», полковнику СД

Г. Кристаллу

Сов. секретно

№ 794-Ц, 20.11.41 г.

«…В лесном массиве Качаново – Заборье – шоссе Вязьма – Лиховск (координаты указаны на прилагаемой карте) обнаружены закопанные в землю парашюты советского производства, принадлежащие, по всей видимости, той десантной группе русских, которая оставила след в деревне Заборье. Смею предположить, что убийство обер-лейтенанта СС А. Мора, похищение его автомашины, формы, документов, проникновение под его именем неизвестного лица в Лиховск, как и активизация преступной деятельности всех сил сопротивления в тыловом районе, есть результат появления этой группы.

Меры устрашения, как и проведение особых акций, не дают желаемого результата. Наличных сил для подавления всех видов сопротивления недостаточно. Прошу вашей помощи. В. Хубе».

Командиру отряда радиоперехвата

капитану Ф. Мейтенфелю

Сов. секретно

№ 1344-5К, 20. И.41 г.

«…Активизация деятельности враждебных групп в тыловом районе 567 подтверждает наше предположение о связях сил сопротивления данного района с командованием русских войск. Организуйте круглосуточное, направленное прослушивание эфира. О появлении работающих раций, их координаты, сообщайте немедленно по списку 3–А (начальнику тылового района 567, комендантам Лиховска, Подворья, Кутово) и мне лично. Г. Кристалл».

Полковнику СД В. Хубе

Сов. секретно

№ 61-Е, 21.11.41 г.

«…20.11. в 23.40 неизвестными лицами были уничтожены наши агенты, оставленные в засаде на явке по улице Овражной, в доме 33. Бесследно исчез хозяин явки, завербованный нами Николов. Скрылся из-под наблюдения и тоже бесследно исчез оставленный нами на свободе Жерехов, проживающий по адресу: Ильинский тупик, дом 2.

Материалы расследования прилагаю к данному докладу. Комендант Кутово, капитан Вальтер Фрик».

Отправлено по списку 3–А.

Полковнику СД Г. Кристаллу

Сов. секретно

№ 1112-Д, 23.11.41 г.

«…В двадцати километрах от Кутова, в лесу, прилегающем к деревне Кружилиха, в точке 085, расхождение пеленга ±200 метров, зафиксирована работа радиопередатчика. Сеанс связи продолжался десять минут. Радиограмма передана на расшифровку. Ф. Мейтенфель».

Топаз – Базальту

26.11.41 г.

«…Вам и двадцать седьмому. Сообщаем для руководства и действия. Источник информации – агентурные данные.

В связи с активизацией вашей деятельности в зоне Б (северо-западнее Вязьмы), оккупационным службам, соединениям СС, фельджандармерии, полиции приказано провести в районах 07 (Лиховска), 09 (Подворья), 14-С (Кутово) ряд акций, направленных на выявление и уничтожение всех сил сопротивления. К участию в акциях привлекаются войсковые соединения из резерва командования группы армий «Центр», в том числе сорок пятый механизированный корпус.

Продумайте возможность:

1. Широкой дезинформации гитлеровцев с целью срыва или ослабления результатов намечаемых акций.

2. Организации нападения на штаб сорок пятого механизированного корпуса.

3. Помощи фронта в проведении указанных операций.

Ждем ваших предложений».

Базальт – Топазу

29.11.41 г.

…Передаю план предстоящей операции…

Для дезинформации противника прошу использовать шифр «Коран».

* * *

Наступил первый день декабря. Счастливый день, как считал командир радиоперехвата капитан Мейтенфель. В его руках были расшифрованные радиограммы русских. С ними он и приехал к начальнику тылового района 567 полковнику СД Вильгельму Хубе.

Белокурый, стройный, в ладно пригнанной форме, Мейтенфель держался с достоинством. Он проделал огромную работу. Сутками его радисты следили за эфиром, вахты не прерывались ни на минуту, и вот теперь есть результат. Мало того, что удалось перехватить радиограммы противника, но и расшифровать их. В радиограммах сообщалось о сосредоточении трех партизанских бригад в районе озера Такма. О готовности русских принять в этом районе десант Западного фронта. О предстоящем нападении объединенных сил на железнодорожный узел Кутово. Указывались сроки.

Хубе был доволен докладом. Подлинность данных не вызывала сомнений. На рации, как доложил Мейтенфель, работал все тот же радист, почерк которого был записан ранее. Он по-прежнему выходил в эфир из района Колотовских торфоразработок, где скрылся штаб разгромленной русской армии, куда русским удалось эвакуировать госпиталь, где укрылась спецгруппа русских.

Хубе от души поблагодарил Мейтенфеля, напомнив капитану, что империя и фюрер не забудут его услуг. Командир отряда радиоперехвата понял, что будет представлен к награде. Он вскинул в приветствии руку, развернулся, вышел из кабинета, четко печатая шаг. Хубе вызвал по телефону Смоленск. Он и раньше, разрабатывая план уничтожения партизан, принимая и размещая части сорок пятого механизированного корпуса, был уверен, что прилегающий к озеру Такма лес скрывает в себе значительные силы, теперь его уверенность получила подтверждение. Хубе нервничал от нетерпения.

Наконец он услышал Кристалла. Доложил о расшифрованных радиограммах. Докладывал осторожно, помня о том, что телефонный разговор может быть подслушан.

– Мы их накроем, Кристалл, – ерзал в кресле Хубе. – Дождемся, когда они выползут из своих болот, и перебьем. Все сходится – это удача.

– И все-таки будь осторожен, Вильгельм, – сдерживал Кристалл. – Русские коварны…

– Ты против концентрированного удара? – спрашивал Хубе.

– Я—за, – отвечал Кристалл, – но ты сам говоришь о десанте.

– Десант! Сколько они могут выбросить? Несколько десятков человек. Тем богаче будет улов.

– Желаю удачи, Вильгельм, – как-то сухо сказал Кристалл, но Хубе не заметил этой сухости.

– Ты не хочешь принять участие в операции? – спросил он Кристалла.

– Нет. Здесь у меня слишком много дел, – ответил Кристалл.

Полковнику СД В. Хубе

Сов. секретно

№ 1367-5К, 2.12.41 г.

«…Примите срочные меры по усилению гарнизонов. Обратите особое внимание на предупреждение пункта два моего письма от 26.11.41 г. Постоянно меняйте шифры при оформлении командировочных удостоверений, другой документации, связанной с передвижением групп в зоне действия ваших комендатур.

Усильте охрану объектов. Г. Кристалл».

* * *

Телефон звонил требовательно. Кристалл снял трубку, назвался.

– В чем дело? – спросил голос.

Кристалл узнал Хубе.

– Что ты имеешь в виду, Вильгельм? – спросил он.

– Твое письмо.

Кристалл был готов к этому звонку, к вопросу Хубе.

– Обычное предупреждение, Вильгельм, – сказал он. – Чем ты взволнован?

– Есть некоторое противоречие в твоих поступках.

Кристалл слышал, как сопел Хубе.

– Не понял, – сказал он.

– На словах ты поддержал наш план всеми силами ударить по Киреевой слободе, блокировать Колотовские торфоразработки. Мы включили в эту операцию все соединение сорок пятого механизированного корпуса, специальные подразделения. Ты в своем письме ставишь вопрос об усилении гарнизонов.

– Самолеты русских появились?

– Да. Только что получил сообщение службы наблюдения. Самолеты кружили над районом Колотовских болот. По всей вероятности, они уже выбросили десант.

– Я, наверное, напрасно беспокоюсь, Вильгельм, – как можно спокойнее сказал Кристалл. – Вы начали операцию?

– Да, но твое письмо…

– Далось оно тебе, – успокоил Кристалл. – Коменданты должны постоянно помнить о своих обязанностях. Я лишний раз предупредил их об этом.

Кристалл лгал. Его письмо появилось в результате усиливающихся сомнений в целесообразности проведения операции «Рок», как назвал ее Хубе, в подлинности дешифрованных радиограмм. Кристалл только что получил очередной приказ от начальства. В приказе подробно излагалась подобная «Року» операция, которую проводили спецслужбы и армейские подразделения в Вадинских лесах Белоруссии. Войска, специальные подразделения блокировали лес. Двинулись. Прошли его весь. Подверглись нападению. Понесли потери. Но дело в том, что партизан уничтожить не удалось. В лесах обнаружили несколько трупов, непригодное, брошенное за ненадобностью оружие, покинутые землянки, и ничего более. Партизаны как сквозь сито просочились. Ушли. Объявились в соседних лесах, на которые не осталось сил. Судя по приказу, там полетели многие головы. Для чего же в подобной обстановке подставлять свою? За неудачу, считал Кристалл, пусть расплачивается Хубе.