Текст книги "Повести и рассказы (-)"

Автор книги: Виктор Тарасов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 18 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Тарасов Виктор
Повести и рассказы (-)

Виктор Алексеевич Тарасов

Повести и рассказы

Содержание

ПОВЕСТИ

Деревья говорят

Малыш-1

Разрушить цитадель

Жертвоприношение

Прерванный скачок

РАССКАЗЫ

"Антиквары"

Синие – зеленые

Проходящий мимо

Заговор серых

Четвертый порог

Язон и стимулятор

Охота на кентавра

Следующий, войдите!

Ждущий Ньюк

Современная геология

Шалость

Зеленый дом

Последний ангел

ФАНТАСТИЧЕСКИЕ СТАТЬИ ПО ТЕОРИИ ФАНТАСТИКИ

Фактор выживания

Акт коммуникации

Архетипы Юнга в научной фантастике

Литература – "город обезьян"

ДЕРЕВЬЯ ГОВОРЯТ

Юлиус видел своего генерального директора воочию первый раз в жизни, впервые он был в его парадном кабинете. Для мелкого служащего, каким был Юлиус, подобная аудиенция означала одно – разжалование. Поэтому, переволновавшись за ночь, Юлиус рассматривал генерального почти равнодушно, с долей презрения: "Так вот он каков, Старый Лис Трех планет". Рыжие когда-то, вошедшие в фольклор аборигенов волосы потеряли цвет и свалялись, лицо расплылось и обрюзгло, черные мешки под глазами, брезгливая, нездоровая усмешка. "И этот кисель заправляет делами всего Объединения? – думал Юлиус.Неудивительно, что дела идут все хуже. Ну и мокрица!".

"Полукровка,– думал между тем Генеральный.– Очень злой и очень молодой. Я все реже вижу рядом молодые лица, а это плохо, значит, и сам старею, и окружение стареет".

– Так, говоришь, ты родился и вырос на Дионе?

– Да, ваше бюрократство. Мой отец – из первых переселенцев.

"Помню я этих пионеров освоения. Ну и сброд же был! Так вот откуда у мальчишки резкие черты и этот оранжевый цвет лица. Полукровки – самые способные исполнители".

– Что же, и в метрополию ни разу не выезжал?

– Нет,– глухо ответил Юлиус, испытывая приступ ненависти, от которого губы его повело в сторону.

"А злой как черт! Но ничего, это от сознания своих способностей. Я тоже в его годы был злой. Лучше быть злым и молодым, чем равнодушным и старым".

– Ничего! У тебя еще все впереди. Скажи-ка лучше, э-э-э, Юлиус, ты, наверно, знаешь легенды аборигенов? Слышал в детстве?

– Да, ваше бюрократство. Моя няня была дионянка, она рассказывала...

– О чем?

– Например, много легенд ходило, ваше бюрократство, о вас! Они полагали, что Старый Лис превратился в три звезды.

– М-да, оставили мы о себе память. Их, помнится, больше всего удивляло, что волосы у меня – рыжие, а лицо – белое, у них же как раз наоборот. Ну, ладно, об этом после, а сейчас – о деле. Меня интересуют их представления о загробной жизнц.

– Абсолютная чушь, ваше бюрократство!

– О да, я знаю. Но я хорошо помню, что они куда-то там переселяются и продолжают жить.

– В деревья, ваше бюрократство, но жить не продолжают, все это выдумки.

– Но на Дионе нет кладбищ, а есть рощи предков вокруг деревень. Когда умирает человек, появляется дерево.

– Рощи эти чисто ритуальные. Просто шаманы прячут трупы, а на месте погребения сажают дерево.

– А среди переселенцев были люди, ушедшие умирать к дионянам? Что с ними стало?

– Были и такие, ваше бюрократство.

– Но они верили, если уходили к аборигенам?

– Дураки всегда найдутся, ваше бюрократство.

– Да? А что это ты, мальчик, так выразительно на меня смотришь? Дураком считаешь? Да, груб ты со старшими, Юлиус. Ну ладно, об этом потом, а сейчас о главном. Подумай-ка, мальчик, хорошо подумай, от этого твоя жизнь зависит. Подумай и скажи: есть ли хоть ничтожный шанс того, что все эти переселения правда?

Юлиус задумался, чутье ему подсказывало, что момент решающий. В одно мгновение пронеслись перед ним няня, поющая странные песни, одинокий отец, провожающий его, рощи дионян. Он чувствовал, что не может сказать просто: "Нет".

– Ну, может быть, один шанс из тысячи...

– Вот видишь. А врачи не дают мне и этого шанса!

– Уж не хотите ли вы сказать, что...

– Да, мальчик, я хочу послать тебя за бессмертием... для меня, разумеется.

– Но какой разумный человек будет действовать при столь ничтожной вероятности успеха?

– Видишь ли, понятие о разумности и о единственном шансе меняется для нас с возрастом. Так что найти тут общий язык для нас с тобой будет сложно. А теперь о деле: что ты за это запросишь?

Юлиус молчал, в голове крутилось: "Стать начальником отдела? Потребовать десять тысяч? А может, бежать, пока не поздно?"

– Ну, ладно. Не мучайся. Я все подготовил, вот посмотри...

Юлиус увидел на гербовой бумаге свое имя... да, это был приказ о назначении его Генеральным директором объединения.

– М-да, ну а ты как думал? Ты даешь мне бессмертие, да? А я тебе все, что имею и что завоевал. Равная игра? Подписи пока нет, но мы ее поставим, как только привезешь товар. Что молчишь? Вопросы есть?

– Разрешите, ваше бюрократство, действовать на Дионе от вашего имени?

– Разрешаю, можешь подписываться там как Генеральный! Ха-ха! Все? Так отправляйся!

Юлиус шел от автострады пешком. Почему-то ему стало казаться, что он приехал сюда в отпуск, и настроение от этого поднялось.

Он бросил чемодан, снял верхнюю одежду и положил сверху на кучу вещей крохотный маяк-ответчик, решив послать за ними робота.

За сохранность вещей можно было не опасаться, воров на Дионе никогда не было.

Идти налегке было веселее, легко дышалось сухим, прогретым воздухом. Серыми призраками вставали в мареве дюны, виднелись пологие холмы с редкой растительностью. Юлиус заметил, что трава на них еще более скудная, чем когда он был здесь в последний раз, что дороги к их ферме уже как бы и нет.

Направление он угадывал по редким деревьям, по руслам высохших рек.

Вот сейчас за холмом с тремя деревьями откроется их дом. А если нет? Волнуясь, Юлиус добежал до деревьев, остановился.

Игрушечный аккуратный домик, те же поля вокруг и садик в полном порядке. Какоето мгновение ему казалось, что сейчас отец выйдет на порог. Вот дверь открылась... но это был лишь их фамильный робот Флинт.

Смотровые линзы его тускло блеснули, когда он повернул к Юлиусу голову. Он молчал.

– Здравствуй, Флинт, я приехал.

– Я вижу, хозяин,– в голосе робота Юлиусу послышалась неуверенность.

– Ты не узнал меня? Я очень изменился?

– Я узнал тебя, ты Юлиус. Ты совсем не изменился с тех пор, как ушел.

– Ну и прекрасно! Так приглашай меня в дом, старина.

– Я приглашаю тебя, хозяин Юлиус, в дом.

– Да, с юмором у тебя по-прежнему... не густо. Я рад, что ты еще скрипишь, старина.

– А дом ты хорошо содержишь, молодец, – говорил Юлиус, переходя из комнаты в комнату, осматриваясь.– А вот здесь песок просочился, убрать надо. Ванну приготовь, я хочу душ принять.

Юлиус сел на кровать, над которой висели портреты отца и матери, и стал раздеваться.

– Ну, что встал? Иди выполняй!

– Я жду приказа.

– Я тебе приказал.

– Вы обычно не так говорили.

– А как я говорил?

– Вы говорили, когда возвращались: "Что-то я устал, лупоглазый скрипун. Набери полную ванну воды".

– Но так тебе отец приказывал!

– Так приказывал мне ты, хозяин Юлиус.

– Не будем спорить,– Юлиус повторил заклинание. – А сейчас что стоишь?

– А ужин?

– Да, и ужин приготовь, лупоглазый скрипун!

– Слушаюсь,– Флинт ушел, а Юлиус стал медленно понимать, что робот принимает его за умершего отца, ведь того тоже звали Юлиусом. "Совсем свихнулся, скрипун. Неужели я так похож на отца?" – Юлиус всмотрелся в фотографию. – "Нет, здесь дело в чем-то другом".

Собственно, отец не умер, а пропал. Если мать покоилась в метрополии на католическом кладбище, то могилы отца никто не видел, а значит, он до сих пор находится в розыске.

Ему сообщили о смерти отца... нет, просто сказали, или слух пошел? Документа о смерти нет. "Нужно обо всем Флинта расспросить. Уж он-то был при этом".

После душа, чувствуя себя отдохнувшим, юноша вышел на затененную прохладную веранду, где Флинт уже накрыл на стол.

На столе красовалась початая бутылка кальвадоса, любимого напитка отца, зелень, вареное мясо – все по вкусу отца. И трубка. "Он меня и курить заставит?" – подумал с раздражением Юлиус, но с жадностью набросился на еду.

Вечерние тени легли на веранду, лиловые сумерки клубились между холмами, одиноко кричала какая-то птица. Юлиус сидел в кресле отца и наблюдал, как степь погружается в ночь.

Флинт убрал со стола и безучастно торчал за спиной. Юноша попробовал было курить, но закашлялся и отдал трубку:

– Мне что-то сегодня нездоровится. Кхекхе. Унеси-ка, лупоглазик! Флинт, у тебя хорошая память?

– Обычная для моей серии А, хозяин.

– Что значит обычная, поясни,– Юлиус почувствовал какой-то подвох.

– Наша серия была первой, тогда еще не догадались вносить в нашу память элементы произвольного самогашения. Считалось, что абсолютная память – наше главное достоинство.

– А потом как считалось?

– А потом стали считать, что бытовому роботу исключительная память не нужна, и научили забывать.

– Каким образом?

– Периодически и случайно стирая из памяти события.

– А ты?

– А я умею забывать только по приказу, хозяин.

– И что же ты помнишь?

– У меня никогда не было приказа забыть, поэтому я помню каждую минуту, каждое слово, каждое движение с момента сборки.

– Да, ты сущий клад! А отец знал, что ты смотришь и запоминаешь?

– Не знаю, я никогда не получал приказа забывать, но и никто не давал мне приказа вспоминать.

– А что было, например, на атом мосте ровно двадцать лет назад?

– Был вечер.

– Дальше.

– Я только что убрал со стола...

– Дальше, подробнее!

– "Вдруг раздался скрип двери и детский голос: "Мама, можно я пойду гулять?".

Юлиус подскочил на месте и уставился на дверь, но потом понял, что все эти разнообразные звуки издает робот.

– "Ночные духи уже вышли на охоту, как говорит твоя няня,– сказал женский голос.

– Я немного посижу на крыльце с Давидом,– дверь снова хлопнула. Молчание.

– Мальчишка становится настоящим разбойником, а ты молчишь, словно не отец.

– Дэви! – приглушенный детский крик и далекий лай собаки.

– Мальчишка похож на всех местных разбойников вместе взятых,послышался глухой мужской голос.

– Юлиус! Как ты можешь?

– Мне стыдно соседей, – сказал муж.

– Но я же объясняла, что кто-то из моих предков был из дионян...

– Кто именно – позабыла?

– Гены их сильнее, поэтому признаки могут проявляться внезапно, через несколько поколений.

– Но я же не могу объяснять каждому прохожему про особые гены моей жены! – Стук двери. Женский плач".

– Заткнись, заткнись,– закричал юноша, лицо его горело.– Ты все это носишь в себе? Ну, ладно, допустим. Сейчас скажи мне, вернее – вспомни обстоятельства, при которых я покинул дом семь лет назад.

– Вы же сами знаете, Юлиус!

– Знаю, но... забыл. Я ведь не робот серии А, чтобы помнить!

– Вы запретили мне говорить.

– Когда запретил? Кому?

– Когда уходили. Запретили говорить вашему сыну.

– Но я же не сын. Я Юлиус, твой хозяин! Ха-ха!

– Я знаю, и все-таки я сомневаюсь.

– Да, скрипун, ты сомневаешься, значит, ты становишься человеком! Сам не уверен, а обращаешься ко мне как к Юлиусу-отцу, играешь роль, которая тебе больше всего нравится? Ну, ладно, а сейчас о деле. Я Юлиус-отец, приказываю тебе восстановить сцену моего ухода из дома семь лет назад. Лупоглазый скрипун,– юноша заметил, что эта присказка влияет на поведение Флинта.

"Шорохи, шорохи, стук.

– Вы уже пришли за мной? – усталый голос отца.– А как вы узнали?

– Деревья сказали. И ветер,– невнятное дионянское произношение.

– Да, в эту ночь мне было особенно плохо. Я уже собирался послать Флинта за вами.

– Ночью нельзя. Нужно идти самому и днем, когда светло.

– Флинт, помоги мне одеться. Никогда не думал, что мне придется так умирать. Я, наверное, виноват перед вами? Часто был грубым и жестоким?

– У нас нет обиды на тебя. Виноват. Я всю ночь думал: виноват перед вами, перед женой, перед сыном. Очень нетерпимым был.

– Вечный ветер уравняет твою вину и Им ши обиды.

– Ну, я готов, пойдемте. Флинт, содержи хозяйство в порядке, пока... я не вернусь. А если задержусь и раньше придет мой сын, пусть он будет твоим хозяином, служи ему, как мне служил, и пусть он не заметит разницы..."

– Прощай, – скрип ступеней..."

– Довольно, все ясно! – закричал юноша, он испытал новый удар по самолюбию. Отец всю жизнь был грубым и высокомерным человеком, с презрением относился к местным жителям, а под конец, перед смертью, сломался и ушел умирать к ним, ради ничтожной надежды превратиться в растение. Какой стыд! Вот почему он запретил роботу говорить о своем уходе даже сыну.– Ну, лупоглазик, у тебя не голова, а... динамит.

– Прикажете забыть, хозяин?

– Я подумаю, что делать с твоей головой.

– Мне бы лучше забыть, хозяин. А то... очень много для меня, ваши голоса все время живут во мне, страдают, зовут...

– Катись, довольно на сегодня!

Юлиус плохо спал в эту ночь, заснул только под утро, но тут пришел Флинт и стал будить его: – Хозяин, на поле пора!

– Ты с ума сошел. Какое поле? Я в отпуске.

– Окучивать нужно.

– Лупоглазый скрипун, милый, отстань!

– Вы так и раньше говорили, но я должен будить!

– Пошел к черту, старая жестянка, я тебя уничтожу!

– И так вы говорили, но вставать нужно.

– Я не отец и работать не обязан...

– Это отговорки, поле ждет.

Юлиус выругался, видимо, ничего не поделаешь, он встал. На поле, на свежем воздухе, он почувствовал себя несколько лучше. Он вспомнил последние слова отца: "Служи, как мне служил, пусть он не заметит разницы..." – это и сбивает с толку робота, поэтому он и принимает меня за отца. Некоторое время они работали молча, юноша – без всякого желания, за время пребывания в чиновниках он успел потерять вкус к физической работе.

– Поле ты содержишь в порядке, молодец. Хотя...– Юлиус выдернул великолепный куст ботвы, корнеплод был маленький, выродившийся. Ни о каком урожае осенью не приходилось и думать.– Хотя некоторые мелочи ты упускаешь. Исполнитель ты хороший, а хозяин плохой.

– Я не должен быть хозяином.

– Да, а хозяйство ничего не стоит, одна видимость,– Юлиус отбросил пышное растение.

"Что же мне делать с участком? Хотя, когда я стану генеральным, можно будет проводить здесь недельку-другую, слушать "записи" Флинта, вспоминать детство... Черт! А ведь Генеральным еще нужно стать!".

– У меня дела, Флинт! – он отбросил тяпку и побежал по полю.– Я вернусь Флинт, жди меня...

Вождь Лпока сидел у хижины и наблюдал, как юноша спускался с холма и приближался к деревне.

– Я ждал тебя, ты Юлиус – сын Юлиуса.

– Деревья сказали?

– И ветер. Посмотри, они так оживлены перед приходом хорошего человека и брата по крови,– Апока показал вверх, и Юлиус увидел, как на невообразимой высоте крошечные розовые облачка перелетают с кроны на крону.

– Это, наверное, наши духи?

– Нет, это бабочки, целые облака бабочек.

– Никогда не видел их внизу,– удивился Юлиус.

– А они никогда не спускаются. Рождаются и живут, любят и умирают на вершинах, даже крылышки их сгорают по пути на грешную землю.

– А правда, что там, высоко, всегда дует сильный и холодный ветер, почти буря?

– Правда. Там, высоко, совсем другая жизнь.

– Райская?

– Нет, другая природа.

– Да, какая мощь! – Юлиус положил руку на ствол, который был весь напряжен, как струна.– Высота не меньше тысячи метров. И долго они живут?

– Тысячи лет, почти всегда. Садись в наш круг. Принесите ему питье, наш брат пришел.

– Брат? Это моя физиономия наводит вас на размышления?

– Нет, просто моя сестра, Лин, была твоей кормилицей.

– Она была моей няней, как мое всегда говорили.

– Нет, она была твоей кормилицей! Отсюда и твои черты, ты их с молоком впитал.

– Но значит, ты мне приходишься...

– Молочным дядей! Ха-ха. Не думал? Был у тебя и молочный брат.

– Ап-лин, сын Лин? Он часто приходил к нам, и мы играли с ним вместе.

– Да, но он умер в городе, работая на заводах Старого Лиса, его дерева ты не найдешь здесь.

Юлиус выпил священное питье дионян, осмотрел людей, сидящих в кругу. Пожилые или совсем старые лица, то безучастные, то любопытные.

– Заметил, да? Одни старики. Молодые не верят нам и уходят в города. Новые удовольствия их манят. Зато некоторые из ваших людей приходят к нам. Странно, да?

– Не знаю. А сами-то верите, что человек переселяется в дерево и продолжает жить?

– Пока человек идет по жилам дерева, медленно идет – он жив!

– Постой! Так вот почему у вас нет кладбищ и не найдено скелетов. Они скрыты...

– В корнях деревьев. Корни обнимают и питают их.

– Расскажи-ка мне, вождь, подробно. Конечно, Лин говорила мне, но у нее был женский язык намеков и легенд. Скажи мне: правда ли, что люди продолжают жить в ваших деревьях? Но не говори мне о переселении душ и тому подобное.

– Человек приходит к нам с надеждой и последними крохами жизни. Родовое дерево, котороe вырастает над ним в одну ночь, до бесконечности замедляет его умирание и продляет эти крохи. И пусть в каждом листочке лишь одно мгновение – листьев ведь много!

– Значит, я был прав: лишь один шанс из тысячи! Но, если я правильно понял, жизнь замедляется и человек теряет чувствительность, память, разум...

– Он чувствует лишь то, что чувствует каждый листок: ветер и солнце.

– И всю жизнь вы ждете этого?

– Не ждем, а готовимся к этому.

– Но объясни мне, как вы, дионяне, можете жить, имея впереди лишь один шанс из тысячи, стать... бесчувственным деревом?

– Лучше ты мне объясни, как вы, земляне, можете жить, не имея впереди ни одного шанса? Понимаешь, Юлиус,– ни одного шанса на бессмертие?

– МОЙ шанс – мои дела! – Юлиус был убежденным атеистом, как полагалось чиновнику.

– Прекрасно! И что же это за дела?

– Я стану генеральным и возглавлю объединение!

– Дальше!

– Я создам свою промышленную империю, построю города, заводы...

– Дальше!

– Я воздвигну себе памятники в каждом городе,– Юлиуса переполняли силы.– Я переверну весь мир!

– Прекрасно, юный Юлиус. А после того как ты все это сделаешь, попробуй сделать еще одну малость.

– Какую же?

– Попробуй не прибежать к нам с последней надеждой!

Юлиус удивленно молчал.

– Ну, все это лирика,– взял он себя в руки.– А сейчас – к делу! Ты говоришь, что все это и на людей распространяется? Я имею в виду перемещение.

– Да, нужно лишь, чтобы человек пришел к нам с надеждой и верой. Обряд подготовки проходит у нас быстро.

– Ну, а если я, например, попрошу, как ваш брат, проделать это над одним человеком... над Старым Лисом!

Круг дионян удивленно зашумел, послышались возгласы, недовольные и возмущенные. Но Апока строго осмотрел сородичей:

– Перед Великим духом Природы все равны. Ветер смывает все обиды. Если он готов – пусть приходит.

– Он заплатит любую цену, лишь бы получилось, – сказал Юлиус. – Просите что хотите от него.

– Не надо никакой платы. Но есть одно условие. Когда-то мы подписывали с вами договор о неприкосновенности наших родовых рощ. Но сейчас много рощ осталось без селений, одинокими. К ним подбираются чиновники из города и говорят, что их можно рубить по тому же договору. Это живых-то людей! Разберись, ты же чиновник. Составь новый текст договора и подпиши.

Появилась гербовая бумага с размытыми буквами. Юлиус принялся внимательно изучать ее. Скоро ему стала понятна чиновничья казуистика, заложенная в обтекаемые формулировки. Аборигены под словом "дионяне" понимали и деревья и людей, а слово "селение" для них означало и деревню и рощу одновременно.

Для них и одинокая роща на месте опустевшей деревни означала "селение", ведь в ней продолжали жить предки, люди, переселившиеся в деревья. У чиновника же выходило, что охране подлежат лишь деревья в селениях, то есть в жилых деревнях! Юлиус, смеясь, набросал новый вариант договора. Потом, прикинув что-то, достал чистую гербовую бумагу и аккуратно переписал несколько раз текст нового договора.

В конце каждого экземпляра вывел: "Генеральный директор Авл Петров-Юлиус II" и дату.

– Надеюсь, что вам сейчас чиновники не страшны на веки вечные! Спите спокойно, братья, в своих деревьях!

– Кстати, на вашем месте...– говорил Юлиус, передавая бумаги Апоке и пряча у себя один экземпляр, – на вашем месте я бы сначала дал вырасти дереву Старого Лиса, а потом, помня все, что он для вас сделал, я бы срубил его, распилил, расколол и жег бы его не торопясь сотню лет!

Авл Петров-Юлиус Второй рассеянно слушал секретаря и писал, сидя на официальном заседании Министерства Активной Разработки Недр. Конечно, доля неуважения во всем этом была, но заседание было чистой формальностью, а Авл Юлиус II предпочитал беречь свое время. Пусть завтра все говорят о феноменальных способностях министра: умении одновременно слушать, писать и диктовать. Легенды о себе нужно поддерживать и питать, о вечности нужно заботиться. Секретарь шептал: – ...юридического лица не осталось. Как быть с их рощами?

– Договоры нужно выполнять, мой мальчик,– тихо сказал Авл Юлиус, настораживаясь и поднимая голову.

– Да, я понимаю. Но договор можно разорвать в одностороннем порядке. Встречного иска не последует, адвокатам никто не заплатит...

– М-да, договоры нужно выполнять,– повторил Юлиус, отмечая про себя хватку секретаря.– Тем более что это нам ничего не стоит. Выиграем мы немного, тонны древесины, а потерять можем много, если за нас примется межпланетное общество защиты древних культур. Тут дело в политике. Понял?

Он тут же забыл про секретаря, но в душе у него что-то осталось. Он вспомнил вдруг свое последнее посещение Дионы, которое было... семьдесят лет назад. Так давно?

"...Из селения дионян он вернулся тогда, чтоб попрощаться с Флинтом. Робот стоял на ступеньках крыльца, и рука его, лежавшая на перилах, подергивалась. Юлиус говорил: – Дом и поле содержи в исправности. Я скоро... вернусь.

– То же вы и в прошлый раз говорили, хозяин. Но вас не было семь лет.

– Ну, а что касается твоей памяти, то... храни ее как есть, но никому другому не говори, а только мне, Юлиусу, твоему хозяину...

– Я понял, хозяин.

– А если вместо меня придет мой сын, служи ему как мне.

– Я знаю, хозяин. Но лучше я буду ждать именно тебя, хоть семь лет, хоть семьдесят.

– Ну, семьдесят – это ты хватил,– говорил Юлиус, уходя, расстроенный, бормоча под нос. – Я ведь не дерево какое-нибудь,– потом обернулся в последний раз.– Прощай, Флинт!

– Прощай, хозяин Юлиус!.."

Вдруг ясно вспомнил это под скучные речи и шепот Авл Юлиус П. Сына у него не было, а сам он так и не собрался ни разу на Диону.

Как там поживает Апока, наверное, стал деревом. А Флинт все ждет его?

Вчера на осмотре врач как-то внимательно посмотрел на него:

– Вы, я вижу, устали за последнее время? Отдохните, поезжайте на родину, на свежий воздух. А потом снова покажитесь мне.

Авл Юлиус не любил врачей, он им не доверял. И сейчас гладенькая улыбка этого сытого кота мучительно насторожила его: "Почему, собственно, устал? Отчего устал?" Раньше такого он не слышал про себя.

Дела стали раздражать, работа не клеилась.

Поколебавшись, он решил ехать.

Винтолет уже второй раз пересекал равнину, но ничего, кроме песка, не было видно. Охрана спорила о месте, где стоял дом, Авл Юлиус II подавленно молчал. Наконец заметили квадрат на песке по угловатой тени и снизились.

Потоком воздуха из-под винта долго разметали песок, пока не проступили трухлявые остатки стен, ржавая утварь. Юлиус вышел из винтолета, рукой потрогал труху детства.

– Термиты,– объяснил охранник.

– Термиты? – вскипел Авл Юлиус II. – Почему не проследили? Почему не доложили? – Охрана попятилась. – Убирайтесь прочь!

Оставшись один, он стал бродить по развалинам, осматривая щебень и хлам. В центре лежала куча ржавого лома. Юлиус пнул ее, ржавый цилиндр лопнул, и к ногам Юлиуса скатилась рубиновая линза... "Лупоглазик", вздохнул Юлиус.

Он повернул ногой ржавую голову робота, через трещины виднелось густое плетение проводов вокруг кристаллов. "Как знать, может быть, по этим проводам еще текут голоса моего детства, мой смех, мои сны? Атомные батарейки должны еще работать и питать эти кристаллы".

Линзу он подбирать не стал, а голову решил захоронить. Но где? И можно ли ставить крест над роботом, он не знал. Осмотревшись, он решил закопать робота с его памятью, может быть, еще живой, под крыльцом.

Потом, отдыхая, сидел на ступенях. На западе, над пустыней, стояла сплошная стена мрака с матовым отливом, а что это было, песчаная буря или ночь, он не знал. Природа изменилась вокруг, он уже не мог угадывать погоду, как в детстве. "Если убрать отсюда мои заводы, природа, может быть, и вернется..." Заводы качали воду из-под многокилометрового гранита. Ученые утверждали, что это никак не влияет на экологию Дионы, но кто знает... сейчас здесь почти пустыня.

Делать больше было нечего, находиться здесь было мучительно, он решил идти в деревню дионян. Апока перед расставанием показал ему дерево отца, дерево Лин, они вместе отметили место для дерева Старого Лиса.

Идти было тяжело, песок тек под ногами из-за встречного низового ветра. Гигантские кроны были видны издалека, но пока он добрал ся до них, совсем выдохся.

На низком пологом холме, чуть в стороне от деревни, стояло одинокое огромное дерево.

– Так вот ты каким стал, Старый Лис,только вблизи Юлиус ощутил, каким огромным было дерево. Он вспомнил расплывшегося больного человека, каким был Старый Лис перед их прощанием. Насколько это не вязалось с молодой мощью дерева, которое напрягалось и гудело от верхового ветра. Юлиус почувствовал вдруг волнение, он положил руку на ствол: – И все-таки ты дурак, Старый Лис! Скажи-ка, каково быть деревом?

Но дерево лишь шумело. Не было видно ни листьев, ни ветвей, только зеленое облако парило в высоте и невидимый гул передавался по стволу руке Юлиуса.

– Ты – растяпа! Ты создал объединение, а я создал Министерство, империю! Понял?

Но дерево лишь вело свой вечный разговор с ветром.

– Каждый второй звездолет в галактике заправляется моей водой. Меня знают все! Слышишь? – Юлиус достал нож и вонзил его в ствол.

Но дерево даже не дрогнуло.

– Ах ты черт! – Юлиус отступил в сторону, чтобы лучше рассмотреть крону.– А ведь похоже, что ты меня... надул!

Апока говорил: "Попробуй не приди к нам..." А врач смотрел так внимательно. "Меняю империю на бессмертие – честный обмен, говоришь?" Юлиус пятился, пока не закружилась голова. Он остановился с закрытыми глазами: "Боже, как я был глуп! Но ничего, еще не поздно. Я своими шансами воспользуюсь! Они вспомнят меня, я одной с ними крови". Он бросился к роще, где-то там, на опушке, была деревня.

– Здесь, здесь,– говорил он себе, задыхаясь, но знакомых красных крыш нигде не было видно.

Он побежал вокруг рощи, вглядываясь между стволов, вышел на свои следы. И тут вспомнил слова секретаря, которые вначале не понял, тот говорил: "Аборигены в некоторых районах Дионы все вымерли. Юридического лица нет. Как быть?.."

– Умерли? А как же я? – он сделал еще несколько шагов.

– Умерли! Они все умерли! – закричал его бюрократство Авл Петров Юлиус II, упал на песок и завыл.

МАЛЫШ-1

1. ЗЕМЛЯ

"Сила судьбы",– странная фраза. Почему он вспомнил ее именно сейчас, когда добился исполнения своего самого большого желания?

Он повернулся через левое плечо и пошел назад, ступая твердо и прямо.

Старая привычка, привитая в кадетском Космическом Корпусе. Сейчас так ходить не учат. Да и самого Корпуса давно нет. Со стороны выглядит, наверное, забавно. Высокий седой старик с обезображенным лицом марширует туда-сюда, надутый, как индюк. Элоерт Гленч, в прошлом– знаменитый космопилот и ветеран "сверхдальней разведки", сейчас – профессор электроники и член Высшего Совета Ученых, важная птица. Не потому ли так глазеют на него охранники, стоящие в оцеплении? Совсем молодые ребята. В их годы надо заниматься делом, а не изображать из себя живую изгородь.

Он повернулся и пошел обратно.

Да, другой такой победы ему уже не одержать. Просто не хватит времени. Чтобы идея созрела, нужно много времени, чтобы ее осуществить – еще больше. А сколько ему потребовалось еще и сил, терпения, воли! Если он не испытывает сейчас особой радости, то это потому, что устал. Или потому, что так и не убедил полностью Совет. Он добился своего большинством всего лишь в три голоса. А это очень мало, и положение его остается непрочным.

Он вспомнил весь долгий путь к своей идее.

Корпус, пилотирование транспортных ракет, "сверхдальняя разведка", поиски Контакта, снаряжение и наладка "Следопытов". Прощание с родными навсегда, одиночество, которому нет конца, лавина проблем и, наконец, осознание своего бессилия и того, что все надо начинать заново и на новом месте.

Он остановился и стал смотреть, как идет погрузка. В огромном грузовом люке звездолета исчезают громоздкие ящики с электронным мозгом – его детищем. Погрузкой занимались служащие космопорта. На этом настоял Совет.

Предполагалось, что люди будут осторожнее роботов. Извечное человеческое недоверие к киберам. II сейчас его раздражала излишняя суета и шум па грузовой площадке. Движение грузчиков казалось беспорядочным, мастер кричал и бегал, а охранники из оцепления ухмылялись, глядя на все это.

Он дернул плечом и пошел вокруг огромного рефлектора зведолета.

В то время, когда он стал разведчиком, уже было ясно, что проект "сверхдальней" потерпел поражение. Но ему еще довелось отхлебнуть из этой чаши.

Он потрогал на лице рубцы навсегда онемевшей кожи.

Проект предусматривал планомерные поиски Контакта небольшими пилотируемыми зондами, крейсирующими на границах Доступного.

Трудности были огромны, а результатов никаких. Оказалось, что контакт был ничтожно вероятен. Для того чтобы увеличить шансы, было необходимо резко увеличить скорости, расстояния и время разведки. А человеческих сил и жизни катастрофически не хватало. Обещанные учеными скачок за скорость света и открытие гиперпространства не приходили. Программу стали сворачивать. Это было тяжелое для него время.

Потом появилась новая программа – "Следопыт", предполагавшая использовать для глубинной разведки роботы-автоматы. Ему пришлось срочно становиться электронщиком, и скоро он снаряжал и направлял своих "Следопытов" туда, где не был еще никто. Пока электронный мозг "Следопытов" был связан с ЭВМ центральных станций и с людьми, все шло хорошо. Но с увеличением расстояния связь отказывала и рооотов приходилось настраивать на работу в условиях изоляции. И тут неразрешимые противоречия, заложенные в самом принципе машинного мышления, проявили себя настолько, что дальнейшее существование программы стало сомнительным. По записям обнаружили, что "Следопыты" несколько раз могли пойти на Контакт, но не сделали этого.

Ему, разведчику и инженеру "Следопытов", как никому другому были ясны слабые стороны космических исследовательских роботов. Тогда он начал понимать, в чем возможный выход, единственный выход.

Он остановился и оглянулся. Интересно, сколько раз он обошел вокруг ракеты? Постояв, он пошел в обратную сторону.