Текст книги "Мини-футбол на Маросейке"

Автор книги: Виктор Суханов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 25 (всего у книги 27 страниц)

– Поль, но ведь удалось же на какое-то время наладить разрядку.

– Только на тот период, когда молоху скормили несколько космических программ – высадка на Луне и прочее. Это временно утолило его голод. Сейчас его кормят ассигнованиями на «звездные войны».

Собственно, Поль пришел к тем же выводам, что и Анри, но я не стал говорить об этом, а лишь спросил:

– Что будем делать, Поль?

– Эйзенхауэр говаривал: только активные и информированные граждане могут заставить гигантскую военно-промышленную машину повернуть в сторону мира. Информированные, Виктор. Если все будут понимать простые истины, которые я тебе сейчас изложил, будет полегче бороться с молохом. Если каждому будет понятно, что любая американская ракета в Европе – это не защита западной цивилизации, а прежде всего баснословная прибыль в карман калифорнийской или другой конкретной американской корпорации, кое-что станет делать проще. У нас ведь все измеряется деньгами, и если всем будет ясно, кто получает деньги от такой политики, будет ясно, и кому нужна сама политика. Понимаешь, не могут воротилы ВПК остановиться, хотя и катятся в пропасть. Нужен кто-то посильнее Франклина Рузвельта, чтобы перевести доходы от военных заказов в доходы от других больших программ. Беда в том, что ВПК давно уже превратился в ВПМ – военно-промышленную мафию, которая не брезгует ничем. Вот почему следует постоянно раскрывать ее сущность. Поезжай в Прагу – там много левых международных организаций. Тебе помогут сделать хорошенькое шоу из видеопленки, которую ты привез. Поскольку человека, который это заснял, убили, мы можем показать пленку миру… Только сам оставайся в тени.

– Поль, скажу честно: я понимаю, что телевизионным шоу молоха не убьешь и даже не остановишь, но действовать надо. В какой-то мере это поможет многим людям увидеть в истинном свете смысл гонки вооружений и причину связанных с ней авантюр.

Несколько дней мне было предоставлено на отдых. За это время я успел детально разработать маршрут своего движения к Праге, а также запасные пути следования и различные виды подстраховки. Соответствующие инструкции Поль направил в Солонь. Сопровождать и охранять «курьера», то есть меня, поручалось Иву и Леону. Оба находились в «Офире».

Когда после кропотливых расчетов на ЭВМ проиграли все возможные и невозможные варианты нападения на «курьера» и стало казаться, что предусмотрены все случайности и закономерности (сие противоречит теории вероятностей), я решил прекратить разработку маршрута, чтобы не наделать каких-нибудь искусственных глупостей. Ив и Леон взялись показать мне лаборатории в «Офире». В одной из них я встретил Пьера. Как всегда жизнерадостный и искрящийся идеями, он сообщил, что намерен создать принципиально новый тип робота-солдата с металлическим телом и живым биомозгом. Куртьё дал задание придумать несколько вариантов роботов серии «защита», которые должны были охранять территории его лабораторий, разбросанных по всему миру…

Я недоверчиво и с опаской отношусь к работам с живым биомозгом, а посему вежливо поинтересовался у Пьера, не получится ли у него Франкенштейн.[48]48
  Франкенштейн – уродливый, искусственно созданный гигант в повести английской писательницы Мэри Шелли «Франкенштейн, или Современный Прометей», который ненавидит своего создателя и мстит ему за свое одиночество.


[Закрыть]

Пьер тут же обиделся и высокомерно заявил, что «сомнение – враг прогресса», как утверждал еще Бион.[49]49
  Бион Бористенит – древнегреческий писатель и философ.


[Закрыть] А что касается его робота, то биомозг будет иметь жесткие ограничения в своем развитии и тройную систему дублирования приема команд, чтобы не вышел из подчинения. Так что бунта роботов не будет…

– «Пока человек жив, он никогда не должен терять надежду», – процитировал я в отместку Пьеру слова Сенеки[50]50
  Сенека Луций Анней – римский философ.


[Закрыть] и ехидно добавил: – Кстати, в более точном переводе слова Биона гласят: «Самомнение – враг прогресса»…

Больнее обидеть Пьера было нельзя. Он надулся. Но я не хотел ссориться и кое-как уговорил его сменить гнев на милость. В конце концов он отошел, и мы мирно закончили нашу беседу. Он даже признался, что в «Офире» ему очень не хватает «кают-компании», особенно прелестной четверки наших девушек.

Вечером Ив с улыбкой рассказал мне, как Пьер между делом создал в «Офире» робота-диагноста. Сама идея иметь под рукой надежного диагноста была неплохой, но, положенная на буйную фантазию Пьера, она приняла несколько неожиданные формы.

Прежде всего Пьеру не захотелось делать диагноста в виде вульгарного металлического ящика, и он, возможно под влиянием детских воспоминаний о кинофильме «Багдадский вор», придал роботу облик многорукой индийской богини, которая в картине Александра Корды сначала нежно обнимала пятью руками султана-хозяина Дворца игрушек, а потом неожиданно шестой рукой вонзила ему в спину смертоносный кинжал. Тем не менее в «Офире» нашлись добровольцы, согласившиеся довериться многорукому диагносту. Жутковатая божественная дама осторожно обхватывала своими многими руками пациента и начинала постепенно плотно прижимать его к себе. Одновременно она прикладывала к телу «жертвы» десятки разнообразных датчиков, которые немедленно начинали определять особенности пульса, давления, биополя, состава пота и т. п. данного организма и выдавать спрятанному внутри металлического живота компьютеру информацию о всех заболеваниях пациента. Как только датчики вступали в контакт с телом проверяемого, глаза у богини разгорались дьявольским зеленым огнем, а из ее уст негромко звучала сладко-тягучая восточная мелодия.

Первые смельчаки, побывавшие в объятиях железной леди, возбудили всеобщее любопытство, и количество желающих обняться с богиней, а заодно узнать про свои болезни стало увеличиваться, когда неожиданно Куртьё категорически запретил «диагностирование» и приказал использовать робота только в крайних, действительно необходимых случаях и лишь с его личного разрешения. Оказалось, что Пьер, не довольствуясь маленьким компьютером в божественном животе, подключил диагноста к большей ЭВМ «Офира» и стал прогнозировать продолжительность жизни испытуемых. ЭВМ определяла общий биологический потенциал человека и предсказывала дату его смерти с точностью до одного месяца… Это-то и повлекло немедленное вмешательство Поля.

Услышав историю, я расхохотался – рассказанное было весьма характерным для Пьера с его неожиданными затеями. В свою очередь, я поведал Иву об одном эпизоде, происшедшем со мной в Дели. Там в первый день моего пребывания, сразу же после контакта с «чистильщиком обуви», я, продолжив прогулку, столкнулся с сикхом, который тут же предложил мне погадать. Заметив по моему лицу, что я собираюсь отказаться, сикх торопливо произнес по-английски:

– Первое гадание бесплатно! Если угадаю, дальше будете платить.

– Ладно, – согласился я, уже снедаемый любопытством.

– Задумайте любую цифру до десяти, – попросил сикх.

Я загадал семерку и тут же услышал «севн».[51]51
  Семь (англ.).


[Закрыть]

Между тем гадальщик продолжал:

– Кто вы и откуда – это неинтересно, а вот хотите, я узнаю имя вашей матери?

– Попробуйте!

– Люси, – произнес сикх.

Мою мать действительно звали Люси. Я протянул гадальщику деньги. Он пристально посмотрел на меня и вдруг предложил:

– Хотите, я скажу вам, когда вы родились и когда вы умрете?

– Не надо! – несколько поспешно ответил я и тут же дополнительно щедро вознаградил сикха.

– Не могут ли эти гадальщики улавливать какие-то биоимпульсы человеческого организма и по ним определять продолжительность жизни? – спросил Ив, выслушав мой рассказ.

– Не знаю, Ив. Только не завидую человеку, обладающему подобными способностями, если это возможно…

…Перед отъездом состоялась еще одна встреча с Куртьё. На сей раз у него было достаточно свободного времени, и мы неторопливо беседовали. Наконец-то у меня возникла возможность поговорить с Полем о его рукописи. И я прежде всего спросил профессора, как сложилась дальнейшая судьба его родителей. К моему удивлению, Поль несколько замялся:

– Извини, Виктор, не так-то просто ответить на этот вопрос. Придется дать тебе почитать еще кое-какие записки. История моих родителей, Су, Поля, Лалы имеет продолжение. Так же, как и событий, разыгравшихся в Друссии и Муссатанге. Но обо всем этом ты узнаешь позже. А если говорить коротко, то после многих лет жизни в Европе, а может, после многочисленных путешествий по миру у моей матери обнаружилась смертельная болезнь крови. Спасти ее могли лишь в одном месте – в Друссии. Поэтому отец с матерью снова уехали в город Рус. Меня с собой не взяли: ведь они обещали друссам никому не показывать дорогу к ним… Да и поехать вместе с ними означало бы остаться на всю жизнь в маленькой и таинственной горной стране. А я этого не хотел.

– Скажите, Поль, а можно еще спросить про Друссию?

– Можно, – усмехнулся Куртьё, – но не все.

– По рукописи Друссия производит впечатление идеальной страны, без всяких проблем. Это что, действительно так?

– Нет, не так. Проблем у них было достаточно, в том числе в управлении страной, но главная проблема – плохая рождаемость. Отец рассказывал: один из руководителей государства жаловался ему, что друссы, видимо, допустили просчеты в воспитании девочек – красивые, образованные, интеллектуальные друссиянки редко хотели иметь больше двух детей, а чаще только одного… Конечно, население постепенно стало сокращаться и, учитывая его долголетие, стареть. Видимо, поэтому Ку Разумный говорил о «дряхлеющей Друссии», когда готовил свои агрессивные планы.

Спорным вопросом, разделившим друссов на два лагеря, было отношение к Муссатангу. Многие требовали от Второго Совета прекратить политику «созерцания тирании» и покончить с несправедливостями в бывшей части Друссии. Лично для меня, Виктор, в существовании Муссатанга был один момент, в котором хотелось бы разобраться: насколько закономерным оказался переход от демократического правления ученых-интеллектуалов к режиму, очень напоминавшему фашистские государства. Меня это волнует с позиций наших сегодняшних «демократий». Неужели даже в высокоцивилизованном обществе при определенных потрясениях психология обывателя легко берет верх над разумом интеллигента и тогда этот обыватель готов открыть путь «сильным личностям» и «новым порядкам»? Особенно, если обывателю данной страны внушают, что он самый умный, самый способный и самый достойный представитель рода человеческого… Тогда появляются фашизм, расизм, высокомерное отношение к другим народам.

– Кстати, Поль, в рукописи о Муссатанге я вычитал, что Ку Разумный во время своих публичных выступлений опускал руки в лед. Я никак не мог вспомнить, что это мне напоминало, и только сейчас сообразил. Жорж рассказывал как-то: то же самое проделывал Гитлер, которому на трибуну ставили специальную тарелочку со льдом – им фюрер протирал руки. Удивительное повторение!

– Может, и не такое уж удивительное. Про Ку я тебе дам еще почитать, когда вернешься из Праги. Но я хотел бы поговорить с тобой вот о чем. Однажды ты сравнил меня с Аватарой. Этот образ мне запомнился, и позднее мысленно я не раз возвращался к нему. Тогда, в Солони, я еще подумал, что сравнение с Аватарой подошло бы скорее моему покойному другу Аурелио Печчеи.

– Основателю Римского клуба?[52]52
  Римский клуб – небольшая общественная организация, возникшая в 1968 году в Риме. Ее члены (по уставу клуба их не должно быть более ста) – видные ученые, а также представители политических и деловых кругов Запада. Клуб организовывает в разных странах обсуждения глобальных проблем, например, таких, как «Цели для человечества», «Энергия», «За пределами века расточительства». В 1977 году члены Римского клуба обсуждали в Москве на встрече с советскими учеными свой доклад «Человечество на перепутье». Критикуя многие аспекты сегодняшней капиталистической действительности и проповедуя гуманистические идеалы, члены Римского клуба находятся во многом на утопических позициях, не предлагая реальной альтернативы современному капитализму.


[Закрыть]

– Да, именно ему. Правда, сейчас клуб уже не тот. Там заправляют другие люди. Аурелио много размышлял над тем, как спасти мир, восстановить добродетель и справедливость на нашей планете. Он всегда мыслил в глобальных масштабах. По его замыслу, Римский клуб должен был привлечь всеобщее внимание к постоянно обостряющимся проблемам нашей цивилизации: хищническому разграблению минеральных ресурсов, безответственному уничтожению лесов и загрязнению природной среды, энергетическому кризису, голоду, безработице, социальной несправедливости, гонке вооружений.

– Поль, о докладах Римского клуба много сообщалось в прессе, но ведь вся его деятельность – ни к чему не обязывающие разговоры, хотя и интересные… для человечества.

– Не иронизируй, пожалуйста! Аурелио был человеком необыкновенным, хотя и оставался всю свою жизнь удивительным, неисправимым идеалистом, я бы сказал, идеалистом-оптимистом. Такие люди тоже нужны. Ты знаешь его биографию?

– Нет.

– Я тебе расскажу. Он прожил прямо-таки фантастическую жизнь. В двадцатые годы, заинтересовавшись трудами Маркса и Ленина, изучил русский язык и съездил в Советскую Россию, а потом защитил в фашистской Италии диплом на такую опасную в его стране тему, как «Новая экономическая политика Ленина». Затем женился и отправился с женой на несколько лет в Китай, где был свидетелем борьбы китайцев против японской агрессии. Вернулся в Италию и во время второй мировой войны активно участвовал в движении Сопротивления, прошел через испытания в фашистских застенках, чудом остался жив. После войны стал одним из руководителей «Фиата» и ряда других фирм, объездил весь мир, воочию убедился в ужасающей нищете многих районов Азии, Африки и Латинской Америки. Наконец обосновался, как представитель «Фиата», в Аргентине, дружил с Сальвадором Альенде, президентом Чили, и тяжело переживал его убийство во время фашистского переворота в 1973 году.

– Да, я тоже слышал, что Печчеи было очень чистым и честным человеком.

– Главное, что этот чистый человек, насмотревшись в жизни всякого – многоликого и многочисленного – зла, не потерял веры в людей. Анализируя глобальные проблемы современного общества, он предложил переосмыслить с помощью ЭВМ всю человеческую производственную структуру. Фактически он выступил в роли «математического Аватары», полагая, что точные науки спасут род людской.

– Забыв о социальных факторах?

– Да, забыв о факторах социальных. Но дело-то как раз в том и заключается, что, в отличие от мифологии, в нашем реальном мире никто не сможет стать Аватарой. Ни математическим, ни электронным, ни экономическим, ни каким другим… Есть законы, по которым развивается наша цивилизация, правда, в этих вопросах я не силен. Я только понял, что один человек, даже такой богатый и имеющий такие уникальные изобретения, как я, выполнить миссию Аватары не сможет. По крайней мере, в одиночку или с небольшой группой соратников. Вот сейчас нас немножко «загнали в угол», и мы стараемся сидеть тихо, не привлекая лишнего внимания…

– Поль, следуя такой логике, мне не надо ехать в Прагу…

Поль поднялся со стула и принялся ходить по комнате. Я молча наблюдал за ним. Все-таки он сдал за последние недели. Не то чтобы постарел, но осунулся, под глазами появились темные круги.

– В Прагу ехать надо, дорогой Виктор! Возможно, я несколько пессимистично сегодня настроен. Во-первых, грустно с тобой расставаться. Во-вторых, я получил кое-какие агентурные данные о том, что нами будут продолжать интересоваться… Но пока все это на уровне гангстеров, а мы намного сильнее всяких преступных синдикатов. Так что не страшно. Бороться, безусловно, надо. Может быть, с помощью других, более радикальных средств, чем те, которые использовал Печчеи. Но он был прав, когда предлагал сделать большинство людей на земном шаре своими союзниками, если не сказать – единомышленниками. Союзниками в борьбе с теми, кто несет человечеству зло и погибель. Вот почему надо ехать в Прагу! Раскрывать людям глаза на истоки зла. Способствовать тому, чтобы у как можно большего числа людей пробуждались качества, которыми мифы наделяли Аватару. Одного Аватары быть не может. Не может быть божества, низошедшего на Землю. Но на Земле великое множество Аватар – каждый человек «нисходит» на Землю, причем только один раз в жизни. Ибо рождается и живет он только один раз. И надо помочь ему осознать свою историческую миссию на этом свете, помочь развить в себе заложенные природой человеческие качества, от которых будет зависеть судьба человечества.

– Поль, а ведь мы с Жаклин привыкли между собой называть вас Аватарой.

– Это ваше дело, можете сохранять свои привычки. Главное, чтобы Аватара был частицей каждого человека на Земле…

* * *

На другой день я, Ив и Леон спустились на лифте в одну из штолен, где стоял небольшой самолет. Штольня представляла собой взлетно-посадочную полосу, такую же, какие делают на авианосцах. Самолет разогнался, мы вылетели из пасти пещеры в глубокое длинное ущелье, постепенно набрали высоту и вскоре приземлились на территории Саудовской Аравии. Здесь находился перевалочный пункт (земля, как и «Офир», была куплена одним арабом, сотрудником Куртьё). Пересев на более просторный самолет, мы полетели в Кувейт.

Кувейт – Висбаден – Кельн

Я слонялся по залам нового аэропорта в Кувейте. Только это не знающее, куда девать деньги, маленькое государство могло позволить себе роскошь – построить такой огромный аэровокзал, способный обслужить куда больше пассажиров, чем их доставляют самолеты. В мире есть страны, где средний ежегодный доход на одного человека меньше двухсот долларов. В США, ФРГ или Японии эта цифра приближается к пяти тысячам долларов. В Кувейте – к одиннадцати тысячам.

Исторический парадокс: самая бедная в мире нация стала самой богатой. Живущий среди жарких песков, не имевший ничего, кроме верблюда да русской керосиновой лампы, веками приучавшийся экономить каждую монетку и беречь любую вещь, суровый бедуин Кувейта сделался вдруг обладателем несметных сокровищ. Нефть, подобно выпущенному из-под земли джинну, осыпала его золотом и благами современной цивилизации. Надо отдать должное нуворишу пустыни – он попытался с размахом использовать свое богатство: отстроил новый город с красивыми домами и гостиницами, ярким освещением, хорошими дорогами. Он построил школы, где разрешил детям бесплатно учиться, получать бесплатное питание и бесплатную спортивную форму. В то же время желание делать широкие жесты постоянно вступает у бывшего бедуина в противоречие с вековой привычкой экономить во всем, и именно поэтому пройдоха таксист в Каирском аэропорту не спешит приглашать к себе в машину пассажира-кувейтца, зная, что от него не дождешься чаевых…

Размышляя таким образом о бедуинах и нефти, я внимательно приглядывался к пассажирам аэровокзала. Европейцев было немного. В основном по залам степенно вышагивали арабы в белых одеяниях, на голове традиционный укаль – черные кольца, закрепляющие накидку – куфию.

В сером европейском костюме, темных очках и с оранжевой сумкой в руке я заметно нарушал гармонию белых одежд. Однако меня это не смущало. Смущало другое: прямо передо мною двигался человек в арабском платье, который нес в левой руке сумку, очень похожую на мою, только белую. Я предпочел бы, чтобы этот человек нес сумку в правой руке – тогда можно было бы сразу улететь в Вену, а оттуда в Прагу. Сумка в левой руке пассажира означала, что в аэропорту я попал под нежелательное наблюдение и следует воспользоваться запасным вариантом движения к столице Чехословакии. «Наблюдение» я заметил и сам: двое молодых европейцев с холодными, неприятными лицами проявили пристальный интерес к моей особе. Видимо, мы с Куртьё недооценили широту действий синдиката, к которому принадлежали мои аденские красавицы. Возможно, обнаружив мое исчезновение в Адене, девицы забили тревогу и их руководители взяли под наблюдение аэропорты соседних государств. Но только ли соседних?

Если под наблюдение взяты и аэропорты Европы, дело осложнялось. В любом случае приходилось воспользоваться запасным вариантом и лететь во Франкфурт-на-Майне. Там имелась подстраховка – в Вене ее не было. Однако прежде всего следовало «обрубить хвосты». Эту операцию мы отрепетировали заранее. Человек в арабской одежде (под которой скрывался Леон) вошел в мужской туалет. Минуты через три за ним последовал и я. Закрывшись в кабинке, я облачился в вынутое из сумки арабское платье, надел на голову куфию и укаль. Европейскую одежду я положил в сумку, предварительно вывернув ее наизнанку – цвет сумки изменился на белый. Тем временем Леон также вывернул свою сумку на оранжевую сторону, оделся в европейский костюм – точная копия моего – и не торопясь вышел в зал. Он должен был взять билет до Вены и «потащить» за собой «хвосты». Мы с ним немного похожи, а ради такого случая даже подгримировались друг под друга.

Минут через пять после ухода Леона я покинул туалет и, не задерживаясь в аэропорту, направился к стоянке такси. Я попросил водителя отвезти меня на рынок. Краем глаза я успел заметить, как следом за нашей машиной двинулось другое такси со страховавшим меня Ивом.

Рынок Кувейта – это своеобразная и по-своему живописная часть города. Она представляет собой конгломерат нешироких улочек, застроенных маленькими магазинчиками. На окраине этого городка расположены лавки, в которых вам тут же обменяют любые бумажные деньги на любые другие. Не меняют только металлические деньги. Возможно, потому, что бумажные купюры легче подделать. В магазинчиках торгуют всем, но в первую очередь японской радиотехникой, разнообразной одеждой и золотыми украшениями. Золото, которое здесь предлагают покупателям, без пробы, однако высокого качества, поскольку сами бедуины признают лишь двадцатичетырехкаратовый желтый металл, а европейцы покупают восемнадцатикаратовое золото. Перед магазинчиками и лавками вместо рекламы – красавцы продавцы с черными усиками, живое олицетворение арабской истины: «торговля – главное занятие мужчины-мусульманина». По моему разумению, основная деятельность этих людей (если не считать беседы друг с другом) заключается в ожидании покупателя, то есть в ничегонеделании целыми днями. В этой связи меня всегда интересовало, на что же существуют эти люди (продавцы и владельцы лавок), особенно те, чьи торговые заведения находятся в центре городка. Ведь совершенно ясно, что покупатель никак не сможет донести свои динары до центра – он оставит их вскоре после того, как минует окраину рынка, в пятом, шестом, наконец, в десятом магазинчике. Ибо после пятой, в крайнем случае десятой лавки любому становится ясно, что товары везде одинаковы, как и цены на них, и что дальше продолжать коммерческую экскурсию бессмысленно…

Я умудрился донести свои деньги до центральной улочки рынка, но только потому, что не зашел ни в один из магазинчиков. Честно говоря, зайти в магазин было бы неплохо – это помогло бы страховавшему меня Иву обнаружить «хвост», если таковой у меня имелся. Но я опасался, что в арабской одежде могу вызвать подозрение у бездельничавших продавцов, особенно если они о чем-то меня спросят. А арабский язык я знал слабо. Задерживаясь у витрин (чтобы облегчить задачу Иву), я не торопясь дошел до нужной мне лавки в центре рынка. Внутри помещения находился только один человек – ее владелец Мухаммед, работавший раньше в Солони. Лавка с видеотехникой, которой торговал Мухаммед, служила конспиративным местом встреч людей Куртьё.

Мухаммед молча поклонился в ответ на мое приветствие и указал на дверь, ведущую в заднюю комнату. В комнате я оставил свои арабские одежды и сумку и переоделся в неброский европейский костюм. Видеокассеты и приспособление для их моментального размагничивания, с которыми я не расставался ни на мгновение, переложил в небольшой элегантный «кейс». Поблагодарив хозяина, я покинул лавку и, поймав за пределами рынка такси, снова направился в аэропорт. Ив страховал меня по-прежнему. Мы оба едва успели на самолет, отлетавший во Франкфурт-на-Майне. Все было бы хорошо, если бы я вдруг не стал почему-то нравиться женщинам. Красавица стюардесса неожиданно проявила ко мне максимум внимания. Я слабо утешал себя, что это из-за моих внешних данных. Сидевшего в конце салона Ива она не замечала.

Франкфуртский аэропорт оживленнее Кувейтского. Здесь легче затеряться в толпе, но зато и легче проследить за кем-нибудь, оставаясь незамеченным. Следуя принципу американских политических деятелей – выставлять себя напоказ (в данном случае, чтобы Иву и встречавшим меня товарищам было видно, кто интересуется «курьером»), я пересек почти все залы аэровокзала, пока не приблизился к представительству Люфтганзы.[53]53
  Люфтганза – авиакомпания ФРГ.


[Закрыть] Здесь над головами пассажиров был подвешен симпатичный самолет с тремя крыльями – «Фоккер-1» 1917 года, как гласила надпись на табличке. Во время первой мировой войны эта летающая машина, вооруженная двумя пулеметами, причинила нам, французам, массу неприятностей. Самолет был красного цвета, поэтому место встречи во Франкфуртском аэропорту мы обычно называли «под красным „фоккером“». Место имело некоторые удобства: в углу аэровокзала нетрудно заметить слежку и в случае чего можно было быстро сбежать через находившиеся рядом двери, ведущие к обширной подземной стоянке автомашин.

В то время когда я, задрав кверху голову, изучал табличку на красном «фоккере», мимо меня прошла веселая рыженькая девушка и, глядя куда-то в сторону, сказала голосом Катрин:

– 217-я стоянка, серый «мерседес», последние цифры номера – 57.

Я еще раз внимательно посмотрел на пулеметы трехкрылого самолета и отправился вниз, на автостоянку. Пожалуй, это был самый опасный момент в «запасном варианте»…

Когда мы с Куртьё прорабатывали маршруты моего продвижения к Праге, то пришли к выводу, что о существовании видеопленки с записью разговоров в клубе «Секвойи» никто из наших противников не подозревает. Иначе против нас были бы предприняты куда более серьезные действия. Поль предложил руководствоваться следующей рабочей гипотезой: «Грейт пасифик энд атлантик ойл» старается выяснить причину взрыва ее компьютера на острове Шу. Расследование, по имеющимся у профессора данным, ведется по разным направлениям. Во-первых, изучаются возможности преступной небрежности или саботажа на острове. Этим занимается секретная служба самой фирмы. Во-вторых, выясняется, не причастны ли к взрыву иностранные разведывательные службы – это поручено ЦРУ. В-третьих, допускается диверсия со стороны какой-нибудь частной компании. Список таких подозреваемых компаний составлен. В нем числится, наряду с другими, наша «Сосьете женераль де решерш сьянтифик», хотя на подозрении прежде всего фирмы, торгующие нефтью и продовольствием. Проверку частных компаний осуществляет по контракту гангстерский синдикат «Триада».

«Триада» уже не раз проявляла (видимо, по чьему-то заданию) активный интерес к делам нашей фирмы. Сначала засылка Гастона Леграна (после испытательного срока он стал нашим сотрудником и работал в Венесуэле), потом история с вертолетом (который был нами сбит) и, наконец, попытка покушения на Куртьё около ресторана «Лё дуайен» (видимо, инициатива самих гангстеров в качестве мести за вертолет).

Далее профессор рассуждал так: «Триада» побаивается сунуться на территорию в Солони, так как там уже сильно обожглась, но гангстеры следят за фирмой и засекают, что часть сотрудников уезжает из Франции, скорее всего в Африку или на Ближний Восток. Организуется наблюдение в крупных аэропортах этого региона с целью выйти на кого-нибудь, имеющего отношение к «Сосьете». В поле зрения гангстеров в Адене попадаю я. Возможно, они. не уверены в моей принадлежности к «Сосьете», но, следуя своей логике тотальной проверки, собираются увезти меня в укромное местечко и хорошенько «выпотрошить» в надежде, что под пытками я раскрою все свои секреты. Схема абсолютно та же, что и в Непале у «диких гусей», хотя последних нанимала скорее всего фирма Питера.

Итак, самая большая опасность для меня – оказаться одному в безлюдном месте, каким и был гигантский подземный гараж под аэропортом. Все это я хорошо понимал, как понимал и то, что техника похищения людей в наши дни достигла больших успехов в своем совершенствовании.

К счастью, я хорошо ориентировался в подземных помещениях Франкфуртского аэропорта и сразу же точно определил ближайший проход к стоянке № 217. Я медленно двинулся вдоль залов аэровокзала, но как только поравнялся с нужными мне дверьми, быстро юркнул в них и со спринтерской скоростью помчался вниз в поисках серого «мерседеса». Катрин оказалась молодцом: автомобиль стоял уже снаружи бокса, мотор тихо работал, на правом сиденье лежал счет за пребывание на стоянке. Я резво взял с места, а миновав контрольный пункт у выезда из подземного гаража, увеличил скорость до пределов, допускаемых автобаном[54]54
  Автобан – автомобильная дорога в Германии.


[Закрыть] Франкфурт – Кельн. Километров через пятнадцать я увидел справа медленно идущий «форд» со смешным рисунком, налепленным на левое боковое стекло: ухмыляющийся английский полицейский прикрепляет к старенькому автомобилю плакат с надписью: «Все! Вам конец!» Рисунок служил опознавательным знаком. Но еще более достоверным знаком был человек, сидевший в автомобиле, ибо за рулем находилась Мари. Обе наши машины притормозили у обочины, и через пять секунд я вел «форд», а Мари продолжала свой путь до Кельна в «мерседесе», номер которого оканчивался цифрами 57. «Мерседес» быстро умчался вперед, а я стал выбираться на дорогу, ведущую в Висбаден, поскольку из карточки отеля, обнаруженной мною на сиденье «форда», явствовало, что я живу в номере 237 гостиницы «Нассауэр Хоф», лучшей гостинице города Висбадена.

Возможно, Мари знала о моих симпатиях к старым гостиницам – «Нассауэр Хоф» отвечал всем требованиям любителя старины. К тому же меня поселили в той половине отеля, которая не подверглась разрушительному действию модернизации и сохранила, несмотря на телевизор последней марки и ультрасовременную ванную, прелести былых времен. Обстановка успокаивала – как раз то, что мне было необходимо. Я включил в ванной электроспираль на потолке, наполнил теплой водой ванну и, растянувшись в ней, начал размышлять.

Положение, собственно, было не из приятных. Первое условие моей поездки в Прагу, поставленное Полем, заключалось в том, чтобы никто не мог проследить связь между появившейся в Чехословакии видеопленкой о «Секвойях» и фирмой «Сосьете женераль де решер сьянтифик». Я мог колесить по Европе (или миру) сколько угодно до тех пор, пока не получил бы стопроцентных доказательств, что все «хвосты» оборваны. Только после этого мне разрешалось отправляться в Прагу. Вторым условием было немедленное размагничивание видеопленки в случае опасности захвата ее посторонними лицами. Как я уже отмечал, в «кейсе» рядом с кассетой находилось специальное устройство, которое делало это мгновенно. В моем кармане имелся ультразвуковой включатель устройства.

Третьим условием, самым трудновыполнимым, было не позволить, чтобы меня похитили… Реальной гарантией в этом случае могло быть только самоубийство в критической ситуации, но сама мысль об этом была мне противна. Я решительно настроился бороться и победить. Проиграть было бы формой предательства по отношению к своим идеалам, своим принципам, своим товарищам, по отношению к Жаклин, наконец.

В результате «ванных размышлений» появились кое-какие идеи. Я стукнул два раза в стенку, потом, выйдя из номера в коридор и сделав вид, что замешкался с запиранием двери, коротко и тихо сказал Иву, находившемуся за дверью соседнего номера (наши двери были расположены рядом), о своих планах.