Текст книги "Подвиг "тринадцатой". Слава и трагедия подводника А. И. Маринеско"

Автор книги: Виктор Геманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Должен сказать, поначалу разговор у нас, как говорится, не клеился. Что-то сдерживало Льва Петровича, когда я попросил его рассказать о знаменитой атаке. Причину я понял лишь спустя некоторое время, когда прочитал во флотской газете «Страж Балтики» статью некоего Ф. Медведева, уверявшего, вопреки свидетельствам членов экипажа, будто лодку выводил в ту атаку не А. И. Маринеско, а Лев Петрович. Якобы это записано было со слов самого Ефременкова.

Вскоре в той же газете опубликована была статья бывшего начальника Политуправления флота Н. К. Смирнова, который, уличив автора статьи в недобросовестности, еще раз прямо и недвусмысленно подтвердил геройский подвиг Маринеско и несколько раскрыл его подробности. Так вот именно публикация, появившаяся по вине автора корреспонденции, невнимательно слушавшего Л. П. Ефременкова, именно она и пересуды вокруг нее сковывали тогда моего собеседника.

Однако Лев Петрович совершенно неожиданно рассказал мне другое. О том, что он, оказывается, узнал Александра Ивановича намного раньше, чем встретился с ним на «С-13». Еще в 1941 году он служил на «малютке», которой тогда командовал Маринеско!

Это был новый поворот в поиске. И я с благодарностью выслушал ветерана.

– Так уж случилось, – начал он свой рассказ, – что я, завершив обучение в Тихоокеанском высшем военно-морском училище в марте 1941 года, прибыл стажироваться на Балтийский флот. А так как готовили нас тогда как вахтенных командиров (специализации ведь в училищах еще не было), меня сразу же направили на трехмесячные курсы при Краснознаменном учебном отряде подводного плавания в Ленинград. Там, кстати говоря, я встретился со своим однокашником по училищу имени Фрунзе, куда мы одновременно поступали и даже сидели за одним учебным столом, – с Николаем Яковлевичем Редкобородовым. Как говорится, мир тесен – земля круглая. Это я к тому, что меня с ним также судьба сведет на «С-13».

Но сейчас мой рассказ не о нем, а об Александре Ивановиче Маринеско. Так вот, сразу после завершения теоретического курса, а было это в июне, нас, тогда еще мичманов, направили из КУОППа на стажировку на подводные лодки Балтфлота. Меня распределили в экипаж подводной лодки «М-96», которая базировалась на полуострове Ханко. Там я впервые встретился и познакомился с командиром лодки Александром Ивановичем Маринеско. Был он тогда капитан-лейтенантом. На мой взгляд, уже опытным, бывалым подводником. Он понравился мне решительностью и в то же время демократичностью. Вероятно, и я чем-то понравился ему, так как вскоре после окончания стажировки, а к этому времени уже началась война, меня по его личной просьбе направили на «М-96» в качестве штурмана. Прежний штурман лейтенант Филаретов к тому времени ушел с повышением на одну из «щук»…

Рассказ Льва Петровича мне показался важным. Важным потому, что давал возможность проследить, как постепенно раскрывался командирский талант Маринеско, как исподволь готовился главный подвиг моего героя. Надо было искать подробности жизни Александра Ивановича в период, предшествовавший его назначению командиром «С-13».

Признаться, найдены эти подробности были совсем не там, где я ожидал. Теперь уж не помню, то ли флагмех Михаил Филиппович Вайнштейн, то ли Николай Яковлевич Редкобородов назвали мне еще один адрес.

Так я оказался в Ленинграде, в гостях у второй жены Александра Ивановича Маринеско – Валентины Ивановны Громовой. Перебирая чудом сохранившиеся у нее бумаги покойного командира, я обнаружил собственноручно им написанный документ – автобиографию. Вот как выглядели сухие лаконичные строки об основных этапах его жизни:

«Год рождения – 1913-й, 13 января. Отец – румын, мать – украинка. С 1920 по 1926 год – школа (6 классов). С 1927 по 1929 год – школа юнг Черноморского пароходства, затем плавание на судах Одесского порта.

1929 год – путевка комитета водников в Одесский мореходный техникум.

Март-май 1930 года – матрос второго класса на теплоходе „Ильич“.

1932 год – вступление в комсомол.

1933 год – окончание техникума. Назначение вторым помощником капитана теплохода „Красный Октябрь“.

Октябрь 1933 года – специальный набор из торгового флота по решению ЦК партии для усиления растущих подводных сил ВМФ».

В черновике биографии нет ни слова о детстве, о яхт-клубе, о плавании на «Товарище». Ну, если детские годы были уже достаточно далеки, то женился-то Александр Иванович почти за год до написания этой биографии. И ведь должно было помниться это событие особо: к этому времени у него появилась дочь Лора – как раз по окончании техникума. Чем же вызвана такая странная забывчивость? На мой взгляд, тем, что у молодого человека мысли были заняты совершенно неожиданным поворотом в его судьбе. Всю жизнь, в общем-то, готовить себя к карьере торгового моряка, много для того сделать и оказаться моряком военным – поверьте, в этом есть что-то не только необычное, но и нелогичное. Было отчего задуматься двадцатилетнему человеку!

Действительно неожиданно, как-то сразу происходит ломка привычного уклада жизни. Все внове, все не так, как было до того. Что обещает, что готовит будущее? Непросто было Александру Ивановичу разобраться в происшедшем. Однако согласился он перейти в военный флот без раздумий. Надо – значит, надо! Так уж приучила нас жизнь, так воспитывал комсомол. Не лично для себя, а ради Родины, ради интересов страны!

Словом, Александр Иванович в двадцать лет стал моряком военным. На штурманских курсах Военно-Морского Флота учился он довольно легко, что неудивительно. В торговом флоте он считался классным штурманом.

В ноябре тридцать четвертого года А. И. Маринеско получил назначение штурманом на подводную лодку «Щ-306» («Пикша»), входившую в первую бригаду подлодок Краснознаменного Балтийского флота. Он попал в Кронштадт.

… Часто-часто забилось сердце молодого штурмана-подводника, когда в Кронштадте, у пирса Купеческой гавани, увидел он первый свой боевой корабль.

Серо-голубое тело «щуки», тесно прижавшееся к бетону причала, было почти неприметным. Над причалом виднелись только рубка, два орудийных ствола да развевающийся на корме Военно-морской флаг. Но не это, не размеры и форма корабля беспокоили штурмана. Думал он о будущих подчиненных, о том, как они его встретят, поймет ли он их, а они – его. Думал молодой штурман о том, скоро ли по-настоящему вольется он в команду, изучит как следует лодку. Внимательно ознакомился со штурманской выгородкой, где отныне был его боевой пост, с гирокомпасом, эхолотом, лагом, радиопеленгатором, радиоприемником и радиопередатчиком – всем порученным ему хозяйством. И увидел, какое оно большое, сложное, разнообразное… Главное же – он был не просто штурманом, а и воспитателем подчиненных, многие из которых оказались его одногодками, а были и постарше его. Но вчерашнего одесского разбитного мальчишку это не смутило.

С первых дней с головой окунулся он в изучение радиодела – нового для него. Затем познакомился с подчиненными. Многому удивлялся лейтенант. Прежде всего тому, какая все-таки своеобразная категория людей – подводники. Особенности службы в одном корпусе, где жизнь или смерть всех зависит от каждого отдельного специалиста, от уровня его подготовленности, степени выдержки и навыков, от психологических качеств, – все это сплачивает экипаж воедино. Таков закон подводной службы. И, поняв это, Александр Иванович неожиданно для себя как бы раскрепостился: стал работать и легко и споро. Делал свое дело он с удовольствием. Вскоре почувствовал, что и моряки понимают его. Больше того: они полюбили своего трудолюбивого и простого в обращении командира. Способного молодого офицера заметило и командование. Начальники поняли, что перспективен, способен на большее молодой командир БЧ. Так, неожиданно для себя, получил Маринеско назначение помощником командира на подводную лодку «Л-1», самый первый наш подводный минный заградитель – корабль огромный и современный. И это – двадцатипятилетний офицер! Только помощником командира «Ленинца» пробыл он всего полгода. В ноябре 1937 года Александра Ивановича послали на курсы переподготовки при Краснознаменном учебном отряде подводного плавания. И не знал тогда Маринеско, что одновременно на судостроительном заводе в Горьком заложили подводную лодку, которой он будет командовать.

Так уж получилось, что, когда подводная лодка «М-96» вступила в строй, вопрос с ее командиром еще не был решен. Кому дать новейшую «малютку»? На примете был только Маринеско. Но он приписан к «Л-1»! И командующий флотом решился: «Ленинец» может немного потерпеть, а вот «малютку» надо срочно вводить в боевой строй! Так решилась судьба Александра Ивановича Маринеско. Его назначили командиром «М-96».

Внешне казалось, пошел он на понижение: все-таки «малютка» рангом и классом ниже, чем «Ленинец». Другой бы, возможно, и воспротивился этому, не дал бы согласия на новое назначение, а Александр Иванович воспринял его как высокую оценку своих способностей.

Маринеско никогда не сожалел об этом. «Малютка» давала возможность сразу же идти в море, чтобы отрабатывать курсовые задачи, а значит, плавать. Для него, моряка по призванию, не было ничего лучше. К тому же «М-96» имела определенные преимущества перед «Ленинцем». Ее отличали высокие маневренные качества, способность проникать даже в мелководные районы Балтийского моря, в различные узкости, туда, где из-за габаритов нельзя применить другие подводные корабли.

Маринеско с одержимостью принялся за формирование своего экипажа. Его заветной мечтой было создать дружный, знающий и умелый коллектив. Потому что (это командир уже для себя понял) успех под силу лишь экипажам, с полуслова понимающим своего командира. Его хорошими помощниками стали инженер-механик лодки старший инженер-лейтенант А. В. Новаков, старшины групп мичманы И. Т. Петровский и М. А. Старостин, боцман мичман П. И. Терновский. Да и остальные члены экипажа были старательны и добросовестны. Они быстро прониклись общими с командиром заботами.

Бывший трюмный подводной лодки «М-96» старший краснофлотец Василий Спиридонович Пархоменко, который потом служил вместе с Александром Ивановичем и на «тринадцатой», так рассказывал о «малютке»:

– Когда в июне 1939 года начали формировать экипаж «девяносто шестой», мы, молодые моряки, сразу же заинтересовались историей подлодки. Каждому из нас хотелось узнать, где, когда и кто ее строил, а главное, какие у нее возможности.

Оказалось, что построили ее сормовичи, причем довольно быстро. В ноябре тридцать седьмого лодку заложили, а уже в июле следующего года спустили на воду. После швартовных испытаний лодку погрузили в плавучий док и по Мариинской системе перегнали в Кронштадт. Тут уж мы постарались, проводя заводские испытания. Все проверили как следует. А чуть позднее, завершив сдаточные испытания, которые проводили в Финском заливе, ввели «девяносто шестую» в строй флота. Скажу прямо, лодка всем нам очень нравилась. Небольшая, до предела наполненная техникой, грозная по боевым возможностям. Экипаж наш был маленький – всего девятнадцать человек – и очень дружный. И еще одно – с первого взгляда понравился нам наш командир. Не скажу, чтобы богатырь он был. Да такие на «малютку» и негожи – масштабы не те! Но по делам, по характеру, по отношению к людям это был золотой человек.

В то время третья бригада подплава, в которую вошла «М-96», базировалась на Палдиски. И вот в декабре тридцать девятого через льды, местами сковавшие Финский залив, «девяносто шестая» вместе со своими «сестричками» – 94-й, 95-й и 97-й, составлявшими 26-й дивизион, – с помощью ледокола «Октябрь» пробилась из Ленинграда в новую базу…

Немыслимое дело для мирных дней! Как могло командование бросить лодки через льды?! Но дело-то было в том, что к этому времени уже начались боевые действия против шюцкоровской Финляндии. Надо было укрепить ближние подступы к Ленинграду – усилить наши позиции на Балтике. И командование не считалось ни с чем, ни с трудностями перехода, ни с возможностью повреждения лодок. Надо было спешить!

Нелегким оказался тот переход: из-за штормовой волны надстройки и антенны покрылись льдом. Переднюю антенну, флагшток и дверцы в кормовой части «М-96» оборвало, стойки на верхней палубе погнуло… Однако «девяносто шестая» и весь дивизион своевременно пришли в эстонскую базу Палдиски.

Обстоятельства диктовали, чтобы лодка ремонтировалась своими силами, а вместе с тем экипаж тренировался и сдавал курсовые задачи боевой подготовки, доводил до полного запасы топлива, продовольствия, получал торпеды и снаряды…

Только тяжелые льды, покрывшие Финский залив, не позволили «малютке» уже в январе выйти на боевую позицию…

Однако командирский почерк А. И. Маринеско был уже замечен и оценен первым его наставником – командиром дивизиона Евгением Гавриловичем Юнаковым. Аттестуя Александра Ивановича за 1939 год, он писал:

«1. По деловым и политическим качествам должности командира ПЛ типа „М“ соответствует.

2. Достоин присвоения воинского звания „капитан-лейтенант“ в очередном порядке в 1940 году.

3. В военное время целесообразно использовать командиром ПЛ типа, „М“».

(ЦВМА, ф. 3, д. 20426, л. 17).

Да, Маринеско легко справлялся с самыми трудными заданиями. Тем более что с наступлением тепла «М-96» вышла для несения дозорной службы на меридиане Таллинна. К этому времени местом базирования «малютки» стал Ханко, отошедший по аренде к Советскому Союзу.

Все лето и осень подлодка занималась боевой подготовкой. Командир, вахтенные офицеры, специалисты вели отработку маневров погружения и всплытия. Потом настала пора торпедных стрельб, совместного маневрирования в составе дивизиона, буксировки «поврежденной» лодки в надводном и подводном положении. Задачи постоянно усложнялись. Однако моряки справлялись с ними. «М-96» на «отлично» выполнила текущие и призовые торпедные стрельбы, заняв в итоге первое место в бригаде. Успехи экипажа были настолько высокими, что командующий флотом издал приказ о выделении морякам премии в 3900 рублей (сумма по тем временам огромная!), а народный комиссар ВМФ наградил командира подлодки именными золотыми часами.

Одним из фантастических достижений экипажа и командира было срочное погружение лодки всего за 19,5 секунды, тогда как по нормам полагалось 35! Иные командиры даже не верили этому. А факт был. Как же помог опыт Маринеско другим командирам в годы войны! Сколько лодок, сколько экипажей спаслись от гибели благодаря этому!

За счет чего же были сокращены бесценные секунды? Прежде всего Маринеско стал плавать с открытым лючком носовой системы плавучести. Обычно эта плавучесть предохраняла лодку от зарывания носом в волну на ходу. Перед погружением люк открывали вручную, чтобы носовая система плавучести быстро заполнялась водой. Этим ускорялось погружение. Однако открытая носовая система на ходу – это опасно. Заполнившись шальной волной, она могла потянуть лодку на погружение независимо от желания командира. Поэтому Маринеско сначала ругали, предупреждали. Но жизнь заставила начальников изменить взгляд на существовавшие правила; они только усилили контроль за повышением внимания командира на мостике при открытой емкости. Надо ли говорить, как уверились после этого подчиненные, что их командир – личность творческая, ищущая, рисковая. А с таким радостнее и надежнее служится. Хотя и намного труднее, чем у других…

Приведу текст годовой аттестации А. И. Маринеско, подписанной комдивом Е. Г. Юнаковым почти накануне войны:

«Повседневно связан с партийной и комсомольской организациями. Правильно нацеливает актив на выполнение задач боевой подготовки. В партийной, политической и общественной работе активен. Энергичен. Обладает хорошими волевыми качествами. Решительный и смелый. Сообразителен и находчив. Умеет быстро ориентироваться и принимать правильные решения в простой и сложной обстановке… Способен пренебрегать личными интересами для пользы службы. Во взаимоотношениях с начальниками, подчиненными и сослуживцами тактичен и выдержан. Заботится о подчиненных… Боевая и политическая подготовка личного состава хорошая. Корабль находится в высокой боевой готовности (1-я линия)… В кампанию 1940 года подлодка заняла первое место по КБФ (приказ командующего КБФ № 06968). Является первым заместителем командира дивизиона подводных лодок.

Выводы:

1. Должности командира подводной лодки соответствует.

2. Достоин назначения на подлодку типа „С“.

3. После кампании 1941 года может быть назначен комдивом подлодок типа „М“ XII серии».

(ЦВМА, ф. 3, д. 20426, л. 19).

В январе сорок первого после гарантийного ремонта лодка вынуждена была срочно возвратиться из Кронштадта в Ханко. В ту зиму свирепствовали морозы. Толщина льда доходила до метра, а торосы местами достигали двух метров. До острова Гогланд «девяносто шестая» шла на буксире вслед за ледоколом «Тазуя», а затем – самостоятельно, вместе с «М-97».

Рискованный переход оказался не совсем благополучным: льдами свернуло набок и загнуло форштевень лодки, вмяло листы обшивки на носовой надстройке, загнуло обвод якорного клюза, помяло кормовую оконечность, сорвало гакобортный огонь и оттяжку антенны; лопнул ряд швов электросварки, начали пропускать воду кингстоны двух цистерн главного балласта…

На обжигающем ветру («прилипали» руки к металлу) ремонтировали лодку. Знали подводники: никто за них не починит «малютку», и справились.

А ранним утром 14 июня лодка в очередной раз вышла в устье Финского залива для несения дозора. Вместе с экипажем вышел в море мичман-стажер училища имени М. В. Фрунзе Лев Ефременков, дублировавший штурмана Филаретова. Он определял место лодки, вел прокладку, нес вахту.

Вступили в права белые летние ночи: еще не погасли последние солнечные лучи, а уже брезжил ранний рассвет. Поеживаясь от бодрящей свежести, Александр Иванович то и дело наклонял голову за ограждение мостика. Всматривался в даль. Уже не первый день «малютка» бороздила залив. Люди устали. Что-то беспокоило командира. Хотя заканчивалась только неделя дозорной службы – не так уж и много, – и сам командир чувствовал усталость. Дозор был нелегким. Каким-то суетливым. То погружаясь на перископную глубину, то всплывая, подлодка раз за разом пересекала устье залива. И каждый раз, когда она приближалась к фарватеру, по которому ходили иностранные суда в Ленинград и из Ленинграда, замечал Александр Иванович странное явление: борта некоторых судов обшиты досками. Для чего? И еще одно. Едва на судах обнаруживали «малютку», как там начиналась суматоха: люди становились на шлюпочные тали, иногда шлюпки поспешно вываливали за борт и команда садилась в них. «Судовые учения? – думал командир. – Но почему именно в этом районе? Почему у всех одно и то же?» А с вечера 20 июня, когда «М-96» находилась в районе маяка Бенгтшер, до четырех часов утра 21 июня Маринеско обратил внимание на особо оживленное движение в заливе: прошло тридцать два транспортных судна! Причем абсолютное большинство под германским флагом. «Так вот что беспокоило меня! – догадался Маринеско. – Закономерность всех этих „случайностей“! Это неспроста!..» Он составил короткое сообщение, затем вызвал на мостик радиста Бережного.

– Зашифруйте и передайте в штаб флота!

Не знал командир, не знал никто из балтийцев, что всего лишь сутки отделяли в этот миг нашу страну от жесточайшей войны…

Первые дни войны объяснили и предназначение тех самых досок, которыми обшивали борта немецких транспортов. Как выяснилось позднее, они нужны были как защита бортов при постановке мин, в обилии заполнявших их трюмы.

Едва лодка возвратилась в базу, истошный вой сирен и беспорядочная стрельба известили о начале Великой Отечественной… Мичмана-стажера Ефременкова тут же, как и стажеров с других лодок, по приказанию командира базы генерал-лейтенанта С. И. Кабанова отправили в штаб базы. Нужно было помочь в организации эвакуации семей офицеров. Лев Петрович Ефременков тогда не знал, что некоторое время спустя он вернется на «девяносто шестую» уже штурманом…

Тем временем лодку перебазировали в Палдиски, потом в Таллинн, наконец – в Триигу, в распоряжение командира островной базы. Период этот был несколько сумбурный и смутный: поступало множество указаний и распоряжений, которые тут же отменялись. Корабли переходили из базы в базу.

Наконец поступило приказание: «М-96» прибыть в Ленинград и готовиться к перевозке по железной дороге на Каспийское море!

Начался демонтаж корабля – нудная и тяжелая работа, потому что техника сложная, а выполнять ее приходилось в основном руками экипажа. Кольцо блокады вокруг Ленинграда тем временем замкнулось, и приказ был отменен. Теперь с помощью рабочих завода экипажу надо было снова скорее вводить лодку в строй. С сентября по ноябрь дни и ночи трудились моряки. Командиры почти не отлучались. Но едва ввели лодку в строй, приказали установить на ней специальное приспособление – стабилизатор глубины без хода. Техника новая и нужная. Сделали и это. Затем начался зимний ремонт техники…

Александр Иванович Маринеско уже несколько раз обращался к своему комдиву Евгению Гавриловичу Юнакову, потом к комбригу Андрею Митрофановичу Стеценко, наконец – к командующему флотом:

– Когда же в море? Когда в боевой поход? У всех на счету если не потопленный транспорт, то боевой поход. Чем хуже я?

– Скоро! – отвечали ему.

Лодка стояла у борта плавбазы «Аэгна» на Малой Невке возле моста Строителей. Район довольно опасный: почти ежедневно фашисты осыпали снарядами стоянки боевых кораблей. Но беда до сих пор миновала «малютку». Правда, в один из налетов ранены были сразу двое: механик Новаков и старшина моторной группы мичман Петровский. Только в госпиталь они не легли, остались на базе.

Тринадцатого февраля сорок второго года, когда команда, завершив наконец-то ремонт, сошла с лодки на плавбазу на обеденный перерыв, разразился жесточайший артналет. Один из фашистских снарядов ударил почти в середину лодки ниже ватерлинии. В пробоину размером полтора на полтора метра хлынула вода. Она заполнила четвертый и пятый отсеки. От взрыва деформировались и лопнули несколько шпангоутов, были повреждены приводы кормовых горизонтальных рулей, оборваны несколько электрокабелей. Вышли из строя все измерительные приборы…

Вся предыдущая работа насмарку! Как не прийти в отчаяние?

Но сокрушайся не сокрушайся – надо снова ремонтировать корабль. Хорошо еще, что моряки, стоявшие в тот день на вахте, предотвратили худшие последствия. Как было установлено потом, дежурный по лодке старшина 2-й статьи П. Фролаков и задержавшийся в отсеке старшина электриков мичман Старостин своими силами сумели загерметизировать лодку. А уж потом подоспевшие моряки во главе с боцманом завели пластырь. Вскоре трюмные пустили помпу на осушение отсеков…

За мужество, самоотверженность и отличную работу при вводе лодки в строй командующий КБФ наградил командира электромеханической боевой части А. В. Новакова орденом Красной Звезды, старшину электриков Н. И. Сергеева – медалью «За отвагу». Грамоты наркома ВМФ была удостоена большая группа подводников, в том числе А. И. Маринеско, мичманы И. Т. Петровский и В. Г. Глазунов, старшина 2-й статьи П. С. Фролаков…

Только теперь стало известно, что командование не зря обещало Маринеско скорый выход в море. «М-96» должна была отправиться в боевой поход в составе первого эшелона лодок в июне сорок второго. И вот этот артналет… Из-за него первый боевой поход «М-96» состоялся лишь в августе в составе второго эшелона лодок прорыва.

… Поздно вечером 10 августа из Кронштадта вышла группа кораблей. Впереди – три тральщика, затем подводный минный заградитель «Л-3» под командованием П. Д. Грищенко, за ним – «девяносто шестая», а замыкающими два катера – морских охотника.

Накануне на «малютку» прибыл новый штурман – старший лейтенант А. А. Кондрашов. Еще ранней весной он, помощник командира одной из ремонтирующихся подлодок, обратился к комбригу с письменной просьбой. «Мне совестно, – писал он, – что мой отец воюет на фронте, а я нахожусь в осажденном городе и не участвую в боевых походах». Командующий разрешил ему пойти на «М-96». Надо сказать, молодой и энергичный штурман понравился экипажу. Чувствовалось, что штурман он отменный. Словом, зарекомендовал себя хорошо. И ведь надо такому случиться: когда А. И. Маринеско ушел командовать «тринадцатой», Кондрашова назначили командиром «М-96», а в следующем боевом походе он погиб вместе с экипажем… Как все-таки сложно бывают взаимосвязаны судьбы людей и кораблей! Вероятно, А. А. Кондрашов и не предполагал, выходя в море на «М-96», какую роль она сыграет в его судьбе!

Весь следующий день лодка лежала на грунте в бухте острова Лавенсаари. Командир справедливо опасался, что она может быть обнаружена вражеской авиацией. К тому же перед выходом нужно было получить последние данные об обстановке в районе перехода.

Только 12 августа «девяносто шестая» вышла в море. Но при форсировании гогландской противолодочной позиции она была обнаружена дозорными кораблями фашистов. Правда, командир не сплоховал. Выполнил один резкий маневр, другой, направив лодку к минному полю. Фашистские корабли, сбитые с толку, отстали…

Двое суток вел Александр Иванович разведпоиск в районе Хельсинки – Таллинн. Искусно пряча перископ среди разгулявшихся в заливе пенных барашков, «М-96» делала галс за галсом. В рубке шла напряженная работа – командир, не отрываясь от окуляра перископа, называл увиденные на берегу и в заливе объекты. Штурман скрупулезно заносил все это на карту. А два дня спустя в районе маяка Порккала-Каллбода Маринеско в перископ обнаружил большой конвой…

Вот как вспоминал об этом сам Александр Иванович: «Прошло десять суток. Топливо на исходе. Противник не обнаружен. 14 августа утром начали обратный переход с прорывом противолодочного барража. Когда прошли барраж у берега Порккала-Удд, акустик доложил, что слышит частые взрывы. Что бы это было? Поднимаю перископ, осматриваюсь. Вижу транспорт водоизмещением около 7 тысяч тонн и две шхуны, идущие в охранении трех катеров. Это они в порядке профилактики бросают глубинки. Лег на боевой курс, определив предварительно элементы движения транспорта. Дал залп из правого торпедного аппарата. После взрыва увидел в перископ поднятую корму с вращающимся гребным винтом: транспорт тонул. Катера сначала сбились в кучу, а потом ринулись бомбить район. Опустив перископ, оторвался…»

Командир скупо, схематично поясняет происшедшее. Он не пишет здесь, но в вахтенном журнале есть запись, что катера сбросили 12 глубинных бомб, от близких взрывов которых на лодке вышла из строя часть измерительных приборов, погас свет, в районе четвертой цистерны главного балласта лопнул шов прочного корпуса, вышел из строя гирокомпас. Началась борьба за живучесть лодки. Инженер-механик, он же секретарь парторганизации, А. В. Новаков организовал ремонт… А хитрец командир тем временем уводил лодку все дальше, неожиданно для фашистов направляя ее к Палдиски, а не к Кронштадту. Он ведь понимал, что гитлеровцы и не подумают искать «малютку» в противоположной стороне!

Четверо суток, пока шел ремонт, «М-96» маневрировала в районе вражеской базы. Командир, не теряя времени даром, дополнительно собрал ценные сведения о характере движения фашистских судов, о системе корабельных дозоров, о фарватере. Наконец развернул лодку на курс в Кронштадт.

Тяжелый это был поход. «Малютка» ровно половину пути прошла в подводном положении, форсировала при этом более 20 линий минных заграждений, трижды касалась минрепов, не раз была на грани гибели. Однако экипаж выдержал все испытания.

Правда, на подходе к Лавенсаари, увидев идущие навстречу два наших катера МО и предположив, что они встречают его «малютку», Маринеско всплыл. А катера, открыв по лодке артиллерийский огонь, устремились на нее в атаку.

Пришлось срочно погружаться. Когда «М-96» была на глубине 17 метров, прогрохотали взрывы глубинок. «Нет, так можно погибнуть от своих! – решил командир. – Надо всплывать!»

Переложив рули, Александр Иванович так сманеврировал, что подлодка, всплыв, оказалась как раз между катерами. Расчет был прост: не будут же сами по себе стрелять! Так и оказалось. Ударила пулеметная очередь и смолкла. А командир, выскочив на мостик, пуганул незадачливых «охотников» чисто по-российски: что же, мол, вы, такие-сякие, своих бьете?! В конце концов разобрались. Оказалось, что виной всему облезшая краска на рубке. Из-под нее местами выглядывала зимняя белая маскировочная окраска, причем такой причудливой формы, что катерникам она показалась похожей на свастику. Вот и приняли «малютку» за фашистскую субмарину…

Конечно, силуэт нашей «малютки» можно было отличить от гитлеровской подлодки! Но как было не ошибиться морякам, если они были в неведении о всплытии здесь нашей подлодки. Ведь определенную долю путаницы внес командир Лавенсаарской базы. Еще 12 августа, при выходе «М-96» в море, в целях обеспечения большей скрытности Маринеско обговорил с ним, что не будет выходить на радиосвязь, а вернется в базу 22–24 августа. Возвратился-то в срок, 24-го, а вот о договоренности командир базы запамятовал и, естественно, не предупредил дозорные катера… Могло быть хуже, если бы командир звена катеров старший лейтенант А. 3. Парокин не узнал Александра Ивановича…

Подводники возвратились, одержав победу. Они нанесли врагу большой урон, и подвиг их был оценен по достоинству. 13 ноября 1942 года председатель исполкома Ленсовета П. С. Попков в присутствии командующего КБФ В. Ф. Трибуца, членов Военного совета флота Н. К. Смирнова и М. Г. Яковенко от имени Президиума Верховного Совета СССР за боевой успех, достигнутый в боевом походе, вручил Александру Ивановичу орден Ленина. Орденами Красного Знамени награждены были помощник командира Л. П. Ефременков, инженер-механик А. В. Новаков, старшина торпедной группы В. Г. Глазунов и командир отделения электриков В. А. Кудрявцев. Орден Красной Звезды украсил грудь матросов и старшин Н. И. Асоскова, И. Т. Петровского, Н. И. Сергеева, Н. К. Козлова, П. С. Фролакова, И. Е. Нечаева, В. А. Бухарова, А. Д. Суменкова. Остальным морякам были вручены медали.

8 ноября, в праздничный для Родины день, «малютка» вышла в очередной поход, на специальное задание. Нужно было в глубоком тылу немцев – на участке побережья Нарвского залива – высадить, а затем забрать разведывательно-диверсионную группу.

Так получилось, что на переходе к острову Лавенсаари серьезно заболел инженер-механик лодки А. В. Новаков. Что оставалось делать? И Александр Иванович, оставив Новакова в островном госпитале, идет в море без инженера-механика, под личную ответственность! Это диктовалось высокой гуманностью командира, его верностью долгу и уверенностью в своих специалистах.