Текст книги "Травля русских историков"

Автор книги: Виктор Брачев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 16 страниц)

4. «ГОРДОСТЬ СОВЕТСКОЙ НАУКИ»: ЖИЗНЕННЫЙ ПУТЬ И ТРУДЫ ИСТОРИКА ВТОРОЙ ПОЛОВИНЫ 1930-Х – НАЧАЛА 1950-Х ГГ

Жизнь налаживалась. Свидетельством международного признания Е. В. Тарле стало приглашение его для чтения лекции в Сорбонну. В связи с этим Е. В. Тарле обратился (январь 1935 г.) к Председателю Совнаркома В. М. Молотову с просьбой о разрешении ему заграничной научной командировки. Однако нарком просвещения РСФСР А. С. Бубнов счел поездку Е. В. Тарле во Францию нецелесообразной, поскольку он, по его словам, «человек скользкий и политически притаившийся, хотя на словах он чуть ли не марксист»^{225}.

В результате Е. В. Тарле не оставалось ничего другого, как сосредоточиться на работе над своим очередным научным трудом – монографией по истории социальной борьбы и массовых движений во Франции в годы революции («Жерминаль и Прериаль»), который и был в результате опубликован в 1937 г. Годом раньше (1936 г.) увидела свет еще одна работа ученого по истории Франции. Речь идет о его знаменитой книге «Наполеон»^{226}.

Написание этой книги сыграло злую шутку над ученым. Работая над ней, Е. В. Тарле надеялся, таким образом, упрочить свое положение в глазах советской общественности. Однако результат получился прямо противоположным, и все едва не кончилось новым арестом ученого. Дело в том, что в качестве ответственного редактора книги значился опальный оппозиционер К. Б. Радек, что уже само по себе ставило ее вне закона.

10 июня 1937 г. в двух ведущих советских газетах – «Правде» и «Известиях» – появились разгромные рецензии на эту книгу за подписями А. Константинова («История и современность») и Дм. Кутузова («Против фальсификации истории»)^{227}. В них Е. В. Тарле прямо был назван «фальсификатором истории», а его книга – вражеской вылазкой. «За личиной объективного историка видны ослиные уши изолгавшегося контрреволюционного публициста, – писала «Правда», – практика у этого господина (Е. В. Тарле. – Б.В.) не отставала от теории: стоит лишь вспомнить, что в карикатурном «кабинете» Промпартии вредителя Рамзина, представшего перед советским судом в 1930 г., за ним был закреплен пост министра внутренних (иностранных. – Б.В.) дел. Книга о Наполеоне вышла под редакцией Радека, враг народа Бухарин усиленно популяризирует Тарле»^{228}.

Новый арест ученого, казалось бы, был неминуем. Однако произошло настоящее чудо^{229}. Уже на следующий день обе газеты вышли с редакционными опровержениями своих публикаций. «Профессор Е. В. Тарле, – писали теперь «Известия», – как известно, не марксист. Книга его «Наполеон» содержит немало существенных ошибок. Это, однако, не давало никаких оснований автору назвать проф. Е. В. Тарле фальсификатором истории и связать его имя с именем редактора его книги, врагом народа, троцкистского бандита Радека. Это тем более недопустимо, что книга проф. Е. В. Тарле о Наполеоне по сравнению с работами других буржуазных историков является, безусловно, одной из лучших»^{230}.

Полагают, что автором опровержения был сам И. В. Сталин. По-видимому, это действительно так. Ведь уже 30 июня 1937 г. Е. В. Тарле получил собственноручное письмо от вождя. «Товарищ Тарле, – отмечалось в нем, – мне казалось, что редакционные замечания «Известий» и «Правды», дезавуирующие критику Константинова и Кутузова, исчерпали вопрос, затронутый в Вашем письме насчет Вашего права ответить в печати на критику этих товарищей антикритикой. Я узнал, однако, недавно, что редакционные замечания этих газет Вас не удовлетворили. Если это верно, можно было бы, безусловно, удовлетворить Ваше требование насчет антикритики. За Вами остается право остановиться на форме антикритики, наиболее Вас удовлетворяющей (выступление в газете или в виде предисловия к новому изданию «Наполеона»). И. Сталин». Этим письмом, как справедливо пишет Б. С. Каганович, было окончательно определено положение Е. В. Тарле среди других историков как «ценного для советской власти спеца, к которому не следует предъявлять слишком строгих требований»^{231}.

Не воспользоваться благоприятной для него ситуацией было бы грешно, и Е. В. Тарле 15 апреля 1938 г. пишет письмо И. В. Сталину с просьбой о восстановлении его в звании академика. «Я, – пишет он вождю, – беспартийный большевик, человек, неоднократно выступавший в печати как комментатор Сталинской Конституции, постоянно выступающий с лекциями и докладами по упорным требованиям парткомов и комсомольских организаций, чувствую себя вправе добиваться своей полной реабилитации. И для меня теперь единственной формой является восстановление в Академии наук в качестве действительного члена…»^{232}

Реакция вождя на просьбу Е. В. Тарле была благоприятной, и 22 апреля 1938 г. вопрос благополучно прошел через Политбюро. 29 сентября 1938 г. решением Общего собрания АН СССР Е. В. Тарле был восстановлен в звании ее действительного члена^{233}. Годом раньше, в 1937 г., Е. В. Тарле был зачислен старшим научным сотрудником Института истории АН СССР по Ленинградскому отделению.

Укрепившееся положение Е. В. Тарле среди советских историков позволило ему теперь уже вплотную заняться научной работой, хотя, учитывая тогдашние реалии советской историографии, он вынужден был несколько подкорректировать общее направление своих работ и сосредоточиться главным образом на истории войн и международных отношений в Европе. Первой ласточкой здесь стала его монография «Нашествие Наполеона на Россию в 1812 году» (М., 1938). Впервые после 1917 г. война 1812 г. была названа здесь «Отечественной». В следующем, 1939 г. увидела свет еще одна монография Е. В. Тарле – «Талейран» (М., 1939).

Особенно напряженный характер приобрела научная деятельность Е. В. Тарле в годы Великой Отечественной войны, носившая по обстоятельствам времени ярко выраженный патриотический характер. В 1942 г. за участие в подготовке первого тома «Истории дипломатии» Е. В. Тарле был удостоен Сталинской премии. В 1943 г. опять Сталинская премия. На этот раз за первый том книги «Крымская война», над которой он работал все эти годы^{234}.

В 1943 г. Е. В. Тарле приступает к работе над большим трудом «Внешняя политика России при Екатерине II», к сожалению, так и оставшимся незавершенным^{235}. В 1944 г. Е. В. Тарле был награжден орденом Ленина.

Тем не менее его положение в сообществе советских историков по-прежнему оставалось сложным. Несмотря на формальное осуждение национального нигилизма М. Н. Покровского и репрессирование ряда наиболее одиозных представителей его «школы», большая часть учеников Покровского сумела-таки выжить и по-прежнему сохраняла видное место в советской исторической науке. Е. В. Тарле с его демонстративным русским патриотизмом и государственничеством явно был среди них «белой вороной».

Крайне любопытна в этой связи их истерическая реакция на выступление Е. В. Тарле в феврале 1944 г. на заседании Ученого совета ЛГУ в Саратове, посвященном 125-летию университета^{236}.

Свой доклад Е. В. Тарле начал с рассказа о тех затруднениях, которые возникли недавно у членов отборочной комиссии, куда входил и Е. В. Тарле, для рекомендации трудов советских историков на присуждение им Сталинской премии. При обсуждении вопроса о только что вышедшей под редакцией A. М. Панкратовой книги «История Казахской ССР»^{237} выяснилось, что при освещении присоединения Казахстана к России в ней содержатся утверждения о якобы героической борьбе казахского народа с русскими захватчиками. Решительно осудив такое освещение проблемы территориального расширения России, Е. В. Тарле призвал присутствующих теснее увязывать эти процессы с современным положением народов России в составе СССР. «Хорошо, – заявил Е. В. Тарле, – Шамиль и его приверженцы героически сражались за то дело, которое они считали правым, все это так. Но уместно ли в 1943–1944 гг. или 1935–1939 гг. или когда хотите оплакивать окончательные результаты этой войны? Ведь история живет секундами, которые были. Спорить сегодня, прогресс или регресс в том, что кавказские племена живут теперь под Сталинской Конституцией, а не под «теократией Шамиля», нелепо, – заявил Е. В. Тарле. – Продвижение России в Крым и на Кавказ было необходимым^{238}. И хотя, по словам Е. В. Тарле, «нелепо было бы повторять старые патриотические сказочки, которые во времена империи выставлялись, но диалектика требует, чтобы мы смотрели на историю с точки зрения 1944 г. Без этого не обойтись». Это же касается вопроса: «Плюс или минус, что Хива и Бухара со Средней Азией теперь с нами, а не находятся в прежнем дорусском положении». И здесь, по его мнению, двух ответов быть не может^{239}.

Огромные пространства России, образовавшиеся в результате ее территориального расширения, всегда играли положительную роль в ее истории. Не является здесь исключением, подчеркнул Е. В. Тарле, и наше время и, если сейчас «мы начинаем побеждать этого мерзкого врага, который на нас напал, то один из факторов этой победы заключается в этой громадной территории; это один из моментов, который сейчас является одним из спасающих нас факторов. Говорить об этом факторе, о тех, кто создал этот фактор, как о каком-то недоразумении… совершенно не приходится»^{240}.

Не менее интересным, чем сам доклад, был и ответ Е. В. Тарле на вопрос проф. О. Л. Вайнштейна, почему он не коснулся в своем выступлении вопроса о западных границах России. Е. В. Тарле напомнил профессору о живучести среди историков нелепой традиции изображать Россию как угнетательницу и душительницу польской независимости, что, по его мнению, в корне неверно. «Мы знаем, – заявил Е. В. Тарле, – секретную переписку Фридриха II с конфедератами и мы видим, что или Литва была бы прусской и вся Белоруссия была бы присоединена (к Пруссии. – Б.В.), или Екатерина должна была выступить». Упомянув в связи с этим о старой «добросовестной книжке» С. М. Соловьева (речь идет о его работе «История падения Польши») и «блестящей» работе «Последние годы Речи Посполитой» Н. И. Костомарова, Е. В. Тарле заявил далее, что в последней из них: «…Вы найдете в некоторых документах, как поляки распродавали свое Отечество тому, кто больше даст. Но и там не все написано»^{241}.

Что касается «лживой пропаганды», что будто бы русское завоевание «задушило Финляндию», то, заявил Е. В. Тарле, и об этом «нужно и должно было написать» правду. Финляндия получила от России конституцию, и эту конституцию дал Финляндии Александр I, который фактически создал им государство, и «он совершил преступление, за которое заплатили кровью наши красноармейцы. Александр I пожертвовал им Выборгскую область» (в 1811 г. – Б.В.)^{242}.

Прямота и резкость выступления Е. В. Тарле шокировали собравшихся, не привыкших к такого рода речам. Особенно поразила их как бы мельком брошенная академиком, но несомненно тщательно продуманная им фраза о том, что «люди, которые не пишут историю, а делают ее, думают так…»^{243} Правда, в опубликованной в 2002 г. стенограмме выступления Е. В. Тарле мы читаем несколько иной текст: «… нашими поступками очень заинтересовались те, кто не пишет, а делает историю. И они вправе были этим заинтересоваться»^{244}. Какой вариант истинный – сказать наверняка нельзя, хотя, судя по контексту, предпочтение следует отдать первому.

Конечно же, незамеченным возмутительное с точки зрения «интернационалистов» выступление Е. В. Тарле пройти не могло. Неудивительно, что уже в июне-июле 1944 г. на совещании историков в ЦК ВКП(б) доклад Е. В. Тарле подвергся жесткой критике со стороны таких «интернационалистов», как Э. Б. Генкина, Б. М. Волин, A. М. Панкратова, А. Л. Сидоров, В. М. Волгин, и других за «оправдание» колониальной политики царизма, преувеличение роли обширности территории страны в успехах Красной армии, за забвение организаторской роли советской власти и партии в победе над врагом и т. п., причем все выступавшие как один ссылались на уже ходившую по рукам стенограмму выступления Е. В. Тарле на Ученом совете ЛГУ.

Вынужденный отвечать на критику, Е. В. Тарле апеллировал, главным образом, к тому, что оппоненты неправомерно ссылаются на неправленый текст стенограммы его выступления, приписывая ему то, чего он на самом деле никогда не говорил^{245}.

Инцидент 1944 г. с неудачным выступлением Е. В. Тарле на Ученом совете ЛГУ показал, что, несмотря на ордена, медали и Сталинские премии и даже видимое благоволение к нему со стороны вождя, покойной жизни, о которой он всегда мечтал, ему не видать. И действительно, и года не прошло с момента злополучного инцидента, как нападению (Н. М. Дружинин) неожиданно подверглась «Крымская война» Е. В. Тарле (ее второй том) за идеализацию действий России в Крымской войне и воспевание ее «великодержавия». «Ошибка академика Тарле, – заявил в «Историческом журнале» Н. М. Дружинин, – заключается в том, что он отождествляет русский народ и царскую власть, сливая их в едином, неразделимом понятии российской государственности»^{246}. Критиковал Е. В. Тарле и Н. Н. Яковлев, решительно не соглашавшийся с выводом академика об итогах Крымской войны, в которой Россия якобы, по существу, не понесла никакого поражения. «Некоторые историки, – заявил он, – склонны замалчивать коренное различие между народом и царским правительством». Не удержался он и от критики мысли Е. В. Тарле об огромных пространствах России как важном, если не главном, факторе победы над фашистской Германией, хотя прямого отношения к рецензируемой им книге это и не имело. «Решающим фактором победы в Великой Отечественной войне явилось, – подчеркнул рецензент, – наличие советской власти»^{247}. Спорить с таким аргументом было, разумеется, бесполезно.

Е. В. Тарле и не спорил, тем более что критика эта ничуть не помешала ему получить в 1946 г. новую, уже третью Сталинскую премию. На этот раз за участие в подготовке третьего тома «Истории дипломатии». В 1948 г. Е. В. Тарле было передано поручение И. В. Сталина подготовить трилогию «Русский народ в борьбе против иностранной агрессии в XVIII–XX веках». Первая книга этой серии «Северная война и шведское нашествие на Россию» действительно была им написана, хотя и увидела свет в 1958 г. уже после смерти Е. В. Тарле^{248}. Что касается двух других – о войне 1812 г. и Великой Отечественной войне 1941–1945 гг., то к написанию их Е. В. Тарле приступить так и не успел. Вот что писал об этом сам Е. В. Тарле в письме к И. В. Сталину от 12 июня 1950 г. «Глубокоуважаемый и дорогой Иосиф Виссарионович! Препровождаю Вам экземпляр (рукопись. – Б.В.) моего исследования «Шведское нашествие на Россию 1708–1709 гг.». Это первая часть того труда о русском народе в борьбе с агрессорами, который по Вашей мысли и желанию я взял на себя. Вторая часть (о нашествии Наполеона в 1812 г.) частично уже разрабатывается мною. Но всей душой стремлюсь приняться за третью и последнюю часть (о немецко-фашистской агрессии и ее позорном провале в 1941–1945 гг.). Я не хочу умереть, не успев закончить этого трехтомного труда, инициатором и вдохновителем которого Вы были… Сердечно Вас любящий и преданный Вам. Евг. Тарле»^{249}.

В том же 1950 г. последовало награждение Е. В. Тарле еще одним орденом Ленина. Но это отнюдь не спасло академика-орденоносца (три ордена Ленина и два Трудового Красного Знамени), трижды лауреата Сталинской премии (в 1942-м, 1943-м и 1946 годах) от нелицеприятной критики со стороны коллег.

В 1951 г. в самый разгар борьбы с космополитизмом в журнале «Большевик» появилась статья С. И. Кожухова – директора Бородинского музея «К вопросу об оценке роли М. И. Кутузова в Отечественной войне 1812 г.», автор которой обвинил Е. В. Тарле как автора «Нашествия Наполеона на Россию» в преувеличении роли Барклая де Толли и Наполеона Бонапарта и, напротив, в недооценке полководческого гения М. И. Кутузова^{250}. Фактически это было обвинение в антипатриотизме, и в конкретных исторических условиях того времени оно таило в себе огромную опасность для Е. В. Тарле.

Спасло его очередное вмешательство И. В. Сталина, с разрешения которого журнал вынужден был напечатать ответ Е. В. Тарле С. И. Кожухову^{251}.

Начиная со второй половины 1940-х гг. помимо основной темы творчества Е. В. Тарле – история войн и дипломатии внимание его привлекает морская тематика. С 1945-го по 1954 год им были опубликованы три монографии об экспедициях русских военных моряков в Средиземное море: «Чесменский бой и первая русская экспедиция в Архипелаг (1769–1774 гг.)»^{252}, «Адмирал Ушаков на Средиземном море (1798–1800 гг.)»^{253}, «Экспедиция адмирала Д. Н. Сенявина в Средиземное море (1805–1807 гг.)»^{254}, а также такие известные работы, как «Русский флот и внешняя политика Петра I» (Москва, 1949) и «Город русской славы. Севастополь в 1854–1855 гг.» (Москва, 1954).

После войны Е. В. Тарле жил главным образом в Москве (улица Серафимовича, дом 2, Дом на набережной, квартира 188), сохранив вместе с тем и ленинградскую квартиру (Дворцовая набережная, дом 39, квартира 4), занимая здесь часть апартаментов С. Ю. Витте и эпизодически читая (до 1953 г.) ряд курсов на историческом факультете ЛГУ. Умер Евгений Викторович 6 января 1955 г. в зените славы крупнейшего и известнейшего советского историка.

В заключение отметим, что обещание Е. В. Тарле, данное им в ходе следствия, посвятить «весь остаток своей жизни тому, чтобы работать в единении с советской властью на пользу трудящихся», не было пустыми словами. В связи с новыми тенденциями в идеологии Советского государства во второй половине тридцатых годов, стала востребованной государственно-патриотическая направленность в исторической науке, и Тарле в целом успешно построил свою научную деятельность на этих принципах в последние годы его жизни.

Часть IV
ПРОФЕССОР И. Я. ФРОЯНОВ И ЕГО «ДЕЛО» (2000–2001 гг.)

1. ВЫДАЮЩИЙСЯ ИССЛЕДОВАТЕЛЬ ДРЕВНЕЙ И СРЕДНЕВЕКОВОЙ РУСИ

«Дело», о котором здесь пойдет речь, необычно. И не только тем, что глумлению и травле подвергся один из наиболее крупных на сегодняшний день историков нашей страны. Не менее существенно и то, что случилось это не в далекие теперь от нас сталинские времена, а в 2000–2001 гг. В попытке приблизиться к пониманию того, что же все-таки происходит в нашей стране, в гуманитарной, исторической сфере, собственно, и состоит основной интерес «дела» И. Я. Фроянова.

Сразу надо сказать: несмотря на оголтелость нападок на И. Я. Фроянова, даже злейшие недруги его вынуждены были ограничиться критикой работ ученого исключительно по новейшей истории России, молчаливо признавая тем самым незыблемость его вклада в разработку истории Древней Руси, как автора оригинальной концепции о доклассовом и общинном характере ее общественного и государственного строя.

Огромный вклад И. Я. Фроянова в разработку истории Древней и средневековой Руси (перу ученого принадлежат 12 монографий и свыше 200 статей и брошюр)^{255}, таким образом, неоспорим. Нужно учесть общий замысел работы, когда в центре внимания оказываются дискуссионные труды И. Я. Фроянова по новейшей истории России, появившиеся во второй половине 1990-х гг., и организованная в связи с этим прозападными силами травля ученого в средствах массовой информации, обстоятельство это отчасти облегчает нашу задачу, позволяя ограничиться здесь лишь самыми необходимыми сведениями, относящимися к жизненному пути ученого и его работам предшествующего периода^{256} (обстоятельный анализ их потребовал бы написания целой монографии). Однако и совсем умолчать о вкладе И. Я. Фроянова в изучение истории Древней Руси было бы неправильно.

Родился Игорь Яковлевич Фроянов 22 июня 1936 г. в городе Армавире Краснодарского края в семье командира Красной армии Якова Петровича Фроянова и его жены Лидии Игнатьевны (в девичестве Меркуловой). Детские и юношеские годы будущего историка прошли в Ставрополе. Окончив среднюю школу и отслужив, как и положено, в армии, И. Я. Фроянов вернулся в Ставрополь, где и поступил в 1958 г. на историко-филологический факультет местного Педагогического института.

Прочитав еще на первом курсе института «Курс русской истории» В. О. Ключевского, И. Я. Фроянов понял, что не ошибся в выборе профессии. Но его конкретные научные интересы – категории зависимого населения Древней Руси – определились только после прочтения им «Киевской Руси» признанного в то время корифея советской исторической науки академика Б. Д. Грекова. Отдав должное этой замечательной книге, И. Я. Фроянов, вместе с тем, увидел и спорные ее места, расходящиеся с тем, что говорят источники. «Зацепившись» за них, он решает самостоятельно разобраться в заинтересовавших его вопросах. В результате в 1962 году появилась первая научная работа И. Я. Фроянова – его реферат «Челядь и холопы» объемом 100 печатных страниц.

Инициатива в его написании всецело исходила от самого И. Я. Фроянова, так как курсовых работ в то время на историко-филологическом факультете Ставропольского пединститута не писали. Что же касается дипломного сочинения, то писать его предлагалось студентам не по истории, а исключительно по педагогике, от чего И. Я. Фроянов, понятное дело, уклонился и предпочел сдавать экзамен.

После окончания Педагогического института Фроянов поступил в аспирантуру исторического факультета Ленинградского университета. Здесь он защитил свою кандидатскую диссертацию, посвященную анализу положения различных групп зависимого населения Древней Руси, и докторскую – о социально-экономическом строе Руси в целом.

2 февраля 1978 года Ученый совет факультета избрал И. Я. Фроянова на должность профессора. 27 февраля того же года последовало избрание его на эту должность уже на Большом совете ЛГУ. Профессорские «корочки» ВАК И. Я. Фроянов получил 7 декабря 1979 года.

Напряженная работа И. Я. Фроянова увенчалась выходом в 1980 г. в свет его новой монографии «Киевская Русь. Очерки социально-политической истории». Место этой работы в творческой биографии ученого заключается, прежде всего, в том, что ею была завершена разработка им новой концепции общинного в своей основе характера общественного строя Древней Руси, хотя окончательное ее оформление следует отнести, видимо, все-таки к более позднему времени, т. е. к работам ученого второй половины 1980-х – начала 1990-х гг.

В июне 1982 года И. Я. Фроянов становится деканом исторического факультета ЛГУ. Нечего и говорить, что это сразу упрочило позиции И. Я. Фроянова в сообществе советских историков.

Феномен И. Я. Фроянова, сумевшего не только создать яркую и оригинальную концепцию Древней Руси, не только воспитать в стенах Ленинградского университета крупную научную школу, среди представителей которой такие известные ученые, как А. Ю. Дворниченко, Ю. В. Кривошеев, А. В. Майоров, И. Б. Михайлова, А. В. Петров, В. В. Пузанов (Ижевск), С. С. Пашин (Тюмень), С. И. Маловичко (Ставрополь), И. Минин и другие (всего под непосредственным руководством И. Я. Фроянова написано и защищено 15 кандидатских и 3 докторские диссертации), но еще и в течение 19 лет «держать» в своих руках исторический факультет одного из крупнейших вузов страны, причем в самое переломное для нее время второй половины 1980-х – 1990-х гг., – очевиден.

Что же касается научных взглядов И. Я. Фроянова, то разработанная им концепция общинного строя Киевской Руси позволяет по-новому взглянуть на историю России – эта концепция показывает, насколько сильными оказались в нашем народе заложенные в нем еще в глубокой древности общинные, коллективистские, демократические начала: мирская поддержка, взаимопомощь, стремление к равенству и справедливости, негативное отношение к стяжательству и корыстолюбию!^{257} С этим связано появление ряда статей ученого: «О возникновении монархии в России»,^{258} «О возникновении русского абсолютизма»,^{259} «Иван III и русская государственность»,^{260} «Российская история и современная политика»^{261} и других публикаций.

Определенные итоги наблюдений ученого над российской государственностью до 1917 г. подведены им в статье 1995 г. «Романовы и традиционные основы русской государственности»^{262}.

Основа нашей цивилизации, как показал здесь И. Я. Фроянов, не татарская или византийская, а славянская и выражается она в коллективизме, общинности и мирском духе русского народа. Приоритет интересов коллектива над личностью – вот наша исконная черта.

И. Я. Фроянов был первым из современных историков, кто обратил серьезное внимание на нравственно-созидательную функцию русского государства XVIII–XX вв.^{263}. Защита подданных от всякого рода невзгод, несправедливостей и неурядиц русской повседневной жизни считалась в XIX – начале XX вв. одной из важнейших обязанностей русских императоров, приходит к выводу ученый^{264}. Из этого, однако, совсем еще не следует, что будто бы русские самодержцы стояли на страже интересов одного лишь простого народа, забывая о нуждах верхушки общества, предостерегает он. Говорить так – значило бы упрощать историю. И это недопустимо, но столь же недопустимо игнорировать факты прошлого о радении русских государей в пользу простого люда^{265}.

Сильной стороной концепции И. Я. Фроянова является его пристальное внимание к духовному, нравственному началу в русской истории. Ведь не секрет, что на протяжении многих веков, – отмечает он, – Россия держалась на трех своих «китах» – общине, самодержавии и православии^{266}. Усиленное расшатывание устоев русской жизни, начиная с петровских времен под влиянием западничества, имело для нее катастрофические последствия. «В XVIII в., в период абсолютизма, произошло определенное возрождение феодализма. До этого общество состояло из групп, связанных с государством служилыми отношениями. В течение многих веков наше государство находилось в осадном положении. Это скрепляло общество. С петровских времен началось расхождение между народом и верхушкой общества, затем дворяне были освобождены Петром III от военной службы, а крестьянскую реформу не провели. На эту несправедливость народ ответил «Пугачевщиной». И это расхождение продолжалось до начала XX в.»^{267}.

* * *

Трагедия 1991 г., можно сказать, происходила у всех на глазах. Однако реакция на нее со стороны профессиональных историков была далеко не однозначной. В то время как ряд ранее поддерживавших И. Я. Фроянова коллег и «друзей» спешили перестроиться и срочно скорректировать свои исторические взгляды на демократический, так сказать, лад, Игорь Яковлевич все более и более утверждался на государственно-патриотических позициях.

Рубежным в этом плане следует признать 1997 г., ознаменовавшийся публикацией им своей книги «Октябрь семнадцатого. (Глядя из настоящего)»^{268}. По объему (160 стр.) она сравнительно невелика, но по богатству представленных в ней наблюдений справедливо может быть отнесена к разряду тех книг, которые стоят многих томов.