Текст книги "Федька Сыч теряет кличку"

Автор книги: Виктор Сидоров

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 10 страниц)

ГЛАВА 22

Полный расчет. Волки. Сыч бледнеет. «За кого ты меня принимаешь?» «Думай, Федюнька…» Светка и Тимка жмут руку Сычу

Бежать через двор Сыч побоялся – могли поймать старик Зубов и Петро. Поэтому кинулся в огород, топча все на пути своем. Перемахнул забор и очутился на пустыре. Только здесь, почувствовав себя в безопасности, Сыч остановился, перевел дыхание. Там, в Зубовском дворе, орал благим матом Заяц. Это Сыч побил его. Побил сильно. На помощь Зайцу бросились старик Зубов и Петро. Зубов схватил палку и крепко огрел ею Сыча. Плохо пришлось бы Сычу, если бы он не удрал. «Воет! – злорадно улыбнулся Сыч, прислушиваясь. – Так тебе и надо!»

Все случилось так.

К Зубовым пришел Жмырь. На этот раз он не вошел в дом, не стал искать Зайца, а сразу полез на сеновал к Сычу.

– Я тебе одну штуку скажу… Ты не продашь? – без всяких вступлений произнес Жмырь.

Сыч удивился, пожал плечами. Это, считай, впервые Жмырь разговаривает с ним так. Он больше дружил с Зайцем. Друзья – водой не разольешь.

– Не продам, – ответил Сыч.

– Ярмарку помнишь?

Еще бы не помнить! На теле только недавно сошли синяки, набитые Сенькой.

– Так вот – платок с деньгами, что ты увел у тетки, Заяц схапал. Из твоего кармана, когда ты побежал. Заяц специально тебя пугнул тогда…

Сыча словно обухом ударили эти слова.

– Откуда знаешь?

– Заяц сам хвастался. Хрычу деньги отдал. Сенька, как узнал, тебя жалел, что зря поколотил, а Зайца бить не стал – Петра да Хрыча побоялся.

«Почему он мне все выложил?» – подумал Сыч, исподлобья взглянув на Жмыря.

Объяснилось все просто – Жмырь поссорился с Зайцем и решил отомстить ему. Он был уверен, что Сыч не простит.

Обида, злость захлестнули Сыча. «Все вы гады: и ты, Жмырь, и Сенька, и Заяц, и Петро, и старый Зубов. Как волки, кто у кого кусок вырвет. А чуть что и предать готовы. Вот как теперь Жмырь…». Особенно больно, что и старик дрянью оказался. А ведь все про честность разговаривал. А сам деньги принял от Зайца, за которые Сыча жестоко избил Сенька. Ведь знали и не заступились…

– Ну ладно, Жмырь, – глухо произнес Сыч. – Спасибо, что сказал…

Чуть ли не полдня прождал Сыч удобного момента и вот расплатился… Рев, наконец, утих. Сыч ощупал внутренний карман – бумажник лежал на месте. А новая рубаха пусть пропадает. Больше Сыч не вернется к Зубову. Все. Кончено.

Идет Сыч к новому городу, мечтает о том, как жить будет у Андрюшки. Глядь, а он сам ему навстречу. Вот повезло!

– Здорово, Андрюшка! – радостно сказал Сыч. – Я к вам! А ты куда?

– К тебе, то есть за тобой.

У Андрюшки было непривычно хмурое лицо.

– У тебя что-то случилось? – встревожился Сыч. – Может, мне не ходить?

– Наоборот, идем! – сказал, грубовато, без обычного гостеприимства.

Сыч помрачнел, остановился. Наверное, Андрюшка обиделся, что он сразу не перешел жить к ним.

– Не пойду.

– Почему? – забеспокоился Андрюшка.

– Да ты какой-то невеселый. Тебе, наверное, не до меня.

– Как раз до тебя… – И будто выдавил: – Из-за тебя тут целая карусель… Слушай, Федька, поговорить надо…

Сыч сразу преобразился. Серые глаза тревожно метнулись, губы сжались, он понял, что сейчас произойдет что-то страшное.

– Я давно хотел тебе сказать, – произнес с усилием Андрюшка, – да вот как-то не мог… А тут твой отец помер… Ну я и… В общем, Федька, я все знаю про тебя…

– Что, что знаешь?!

– Ну… что ты воруешь…

Андрюшка увидел, как Сыч побледнел, на носу у него заблестели мелкие капельки пота, но Андрюшка решил во что бы то ни стало высказать все до конца. Он рассказал про церквушку, где увидел Федьку с узлом, рассказал, как они с Тимкой нашли люк в подземелье, и выложил всю сегодняшнюю историю. С каждой Андрюшкиной фразой Сыч бледнел все больше, лицо у него стало каким-то зеленоватым. Андрюшка встревожился, торопливо и сбивчиво забормотал:

– Да ты что, Федька? Ты не бойся, мы что-нибудь придумаем… Тебя не арестуют… Мы выручим… Я и шел к тебе для этого.

Но Сыч или не слышал Андрюшкиных уговоров, или не понимал. Он стоял, словно каменный – не шевелясь и даже ни разу не моргнув. Андрюшка испугался – вдруг что-нибудь случится с Федькой. Он тронул его за плечо. Но Сыч неожиданно отбросил Андрюшкину руку:

– Выслеживал, да? Шпионил? А сам другом прикидывался, да? Иди, иди, заявляй в милицию теперь! Спасибо скажут!

Обида захлестнула Андрюшку.

– Эх ты! – крикнул он. – Если бы я хотел тебе плохого, то давно сообщил в милицию. Ни на что бы не посмотрел. Я и сегодня прибежал, чтобы предупредить тебя, а он… – Андрюшка замолчал, сдерживая негодование.

У Сыча мелькнула мысль, что и в самом деле Андрюшка мог уже давно заявить о нем в милицию. Но ведь не заявил. Даже к себе водил, зная, что он воришка. Как он сразу не сообразил этого? Значит, Андрюшка по-настоящему добра желает? Значит, он и сейчас прибежал помочь ему? Как будто легче стало Сычу. Он уже не злобно, а со скрытой надеждой глянул на друга.

– Не ходи в милицию…

– Нельзя. Кто с тобой в ту ночь в церквушку ходил? Сенька? Петро? Они же и магазин грабили? Еще трое? Это же настоящие враги. Нет уж, Федька, как хочешь думай, а в милицию я пойду. Что, тебе это ворье жалко?

Федька с болью крикнул:

– Себя жалко, а не их! Ведь и меня возьмут! Я ведь тоже воровал.

Андрюшка с минуту думал, потом обрадованно:

– А ты у нас пересидишь пока. Посчитают, что ты убежал. А через месяц все забудут о тебе.

Федька, все такой же бледный, потрясенный, нашел в себе силы улыбнуться, сказать:

– За кого ты меня принимаешь?

Да, за кого его принимает Андрюшка? Что скажет дядя Боря, узнав, что его племянник негодяй? Скверно сложилась жизнь у Сыча. Очень скверно.

Он вспомнил Петра, который, однажды выпив, наставлял его на путь истины. «В нашем деле главное – не плошать. Хорошо «поработал» – месяц, а то и два князем живи. Но уж коли попался – терпи. Однако бояться тюрьмы – не бойся. Тюрьма – не могила. Оттуда возвращаются… Да и сидят там не звери, а такие же люди, как мы с тобой… Для чего тебе говорю это? А для того, чтоб шел смело, не оглядывался на милицейскую фуражку!»

Ему заранее готовили судьбу негодяя. Что ж, Сыч уже прошел полдороги этого пути, уже попался, и его ждет та страшная жизнь в тюрьме, о какой часто рассказывали Петро и Сенька, и о которой Сыч не мог слушать без ужаса. Он представил себя идущим под охраной милиционера, и даже озноб прошиб. «Нет, нет, не дамся!» – чуть криком не закричал Сыч.

Он взглянул на Андрюшку. Тот стоял и о чем-то думал. «Ему хорошо. Ему не страшно. Его не поведут в милицию!»

До слез захотелось быть на месте Андрюшки, на месте других таких же ребят, которым нечего опасаться и дрожать, которые играют, смеются и веселятся, не думая, что за ними следит, не мигая, суровый милицейский глаз.

– Пропал, пропал я… – шепчет Сыч. «Эх, была бы мама!» – как острая боль, появилась мысль.

Но мамы нет. Нет отца. Никого нет, кто помог бы Сычу в этот тяжелый час. Что ж, он уже не маленький. Сам постоит за себя. Нет, он не будет прятаться, не будет где-то отсиживаться, как ему предлагает Андрюшка.

А что он сделает? В памяти всплыли печальные глаза мамы. Она смотрит на него и будто подбадривает: «Ну, ну, сынок, думай… Думай, Федюнька. Я мечтала, что ты большим человеком станешь. А ты?.. Думай, Федюнька. Сегодня самый трудный день для тебя. Думай, сыночек, правильно думай…»

Сыч тряхнул головой: мамы нет. Есть пустырь, залитый солнцем, есть он, Федька Сыч, и его друг Андрюшка.

– Федьк, а может, тебе уехать? А? Мы с Тимкой денег наскребли бы…

Славный парень этот Андрюшка. Но нет, не нужны Сычу деньги. Теперь ему ничего не нужно. Он знает, что делать.

– Спасибо тебе, Андрюшка. Не надо мне денег, – хрипло говорит Сыч. – Я сам пойду в милицию и расскажу все…

– Молодец, Федька! Ох какой молодец, даже сам не понимаешь! Иди, Федька. Тебе ничего не будет. Мы поможем.

– Только вот… – произнес Сыч, словно не слыша Андрюшки, – боязно одному-то идти туда… в милицию. – И смотрит в Андрюшкины глаза своими большими, серовато-синими, в которых и решимость, и страх, и мольба.

– Идем, Федька, идем. Я с тобой. Ты только не волнуйся. Ребята медленно двинулись ко двору. Там их поджидали Тимка и Светка.

– Ну как?

– Сейчас с Федькой в милицию пойдем…

И Тимка, и Светка крепко пожали руку Федьке Макарову.

– Не бойся, Федька, все будет хорошо!

ГЛАВА 23

У «любителя» страшных тайн. «Вот тебе и на!» Машины выезжают из ворот. Мама узнает новость. События запутываются. Что видел Юрка. Неожиданная радость

Робко вошли ребята в милицию. В длинном коридоре остановились: в какую дверь входить? Андрюшка ткнулся в одну – заперта, в другую – тоже.

– Выходной у них, что ли? – мрачно произнес он.

Сыч беспокойно огляделся. «Уйду, – мелькнула мысль. – Уйду, пока не поздно!» Но в коридор вошел высокий подтянутый офицер.

– Товарищ Ливанов! – позвал Андрюшка. Это был участковый уполномоченный, тот самый, который проводил родительское собрание, когда ребята совершили налет на стройку. Офицер остановился, выжидательно глянул на Андрюшку.

– Товарищ Ливанов, у нас важное дело… Мы одну тайну знаем…

Ливанов улыбнулся.

– Так-таки тайну? И, конечно, страшную?

Андрюшка кивнул. Ливанов взглянул на часы и все с той же широкой улыбкой произнес:

– Тогда вам нужно к капитану Мазурову. Он любит страшные тайны. Идемте.

Остановились возле двери, на которой Андрюшка успел прочесть табличку: «Следователь». В кабинете за столом сидел пожилой капитан с веселыми карими глазами. Когда ребята и Ливанов вошли, капитан встал.

– Товарищ капитан, – сказал Ливанов. – Эти ребята знают «страшную» тайну. Я бы тоже с удовольствием послушал их, да беда, тороплюсь.

– О! – воскликнул капитан. – Тогда, ребятки, садитесь, прошу. Вот здесь. – И указал на два кресла возле стола. Ребята примостились на краешках.

Сыч тоскливо смотрел в пол, нервно теребя пальцами кепку.

– Ну-с, молодые люди, – капитан закурил, – готов слушать вашу тайну.

Оказалось: не так-то просто взять и рассказать о своих проступках. Сыч беспомощно взглянул на Андрюшку, но и тот чувствовал себя неважно. Ребята настолько оробели, настолько растерялись, что долго не могли вымолвить ни слова. Вся затея идти с повинной в милицию представилась Сычу совершенно безнадежной и глупой. «Эх, пропал я, – мелькнула горькая и запоздалая мысль. – Зря пришел. Как дурак, попался…» Капитан весело посматривал на смущенных ребят.

– А мне, ребятки, не очень интересно слушать, как вы молчите. Туда ли вы пришли?

– Туда…

– Ну, тогда рассказывайте.

Ребята переглянулись. «Хочешь, я расскажу?» – взглядом спросил Андрюшка. «Нет. Я сам», – так же ответил Сыч и глухо произнес:

– Я пришел… Мы пришли… Словом, мы знаем, кто обворовал промтоварный магазин в старом городе…

Лицо капитана сразу посерьезнело.

– Вы знаете?!

– Да!..

И Сыч рассказал. Рассказал все. Потом капитан повел ребят к начальнику милиции. Сычу пришлось снова повторить всю невеселую историю, но теперь он делал это спокойнее и решительнее. Невысокий седой начальник милиции слушал Сыча внимательно и, как показалось Андрюшке, с грустью. Когда Сыч умолк, он тихо спросил.

– Родители у тебя есть, Федя?

Сыч покачал головой.

– А как ты живешь? У кого?

И Сыч тихим, срывающимся голосом рассказал свою маленькую, но тяжелую биографию. Не только эти незнакомые люди в милицейской одежде с интересом слушали рассказ, но и Андрюшка. До сегодняшнего дня, вернее, до этого часа, он был твердо уверен, что знает Федьку, как пять своих пальцев. Но оказалось, что Андрюшке неизвестно и сотой доли того, что пережил Федька.

Когда Сыч умолк, начальник милиции встал, прошелся по комнате, остановился возле него.

– Да, мальчик, трудная жизнь у тебя… – Положил на Федькину голову большую ладонь. – Спасибо за сообщение, за то, что нашел в себе силы открыть правду.

У Сыча будто груз убрали с плеч. Что там говорить! Андрюшка тоже был бесконечно рад. Ему хотелось скорее бежать с Федькой домой, рассказать Тимке, Светке и маме о всех событиях, которые произошли. Теперь Андрюшка твердо верил: Федька будет жить у них! Андрюшка вопросительно глянул на начальника милиции. Тот понял.

– Ты, Андрюша, можешь идти, а Федя останется.

– Почему?

– Так надо. Ступай.

Мальчики глянули друг на друга. «Вот тебе и на! – было написано в глазах Андрюшки. – Неужели не выпустят? Но ты не робей». В Федькином взгляде Андрюшка увидел: «А я не робею, но только попался я, наверное, крепко. Ничего, не волнуйся, рано или поздно отвечать пришлось бы…»

Андрюшка сказал: «До свидания» – и понуро вышел из милиции. Присел на крыльцо. Что теперь будет? Вскоре из ворот выехали три милицейские машины. В одной из них Андрюшка заметил Сыча. «В тюрьму повезли!» – обожгла страшная догадка. И Андрюшка, больше не задерживаясь, стрелой понесся к дому. Торопливо, глотая слова, рассказал Тимке и Светке обо всем, что произошло в милиции, и о том, как Сыча куда-то повезли.

– Наверное, в тюрьму, – закончил Андрюшка. Ребята притихли. Тимка молча сопел, а Светка ковыряла носком туфельки землю.

– Что же делать? – спрашивал Андрюшка.

– А что тут сделаешь? – горько ответила Светка.

Андрюшка уныло махнул рукой и пошел к себе. До самого прихода мамы просидел совершенно убитый. И как только она вошла, кинулся к ней.

– Мама, Федьку в тюрьму увезли!..

– Как в тюрьму? Что ты говоришь?

– Да, да, в тюрьму! – чуть не плача, повторил Андрюшка. – Я тебе еще давно хотел рассказать о Федьке, о том, что он ворует, да думал – все будет хорошо. А сегодня… а сейчас… его арестовали.

Мама расстроилась.

– Рассказывай, Андрюша.

Андрюшка не упустил ни одной мелочи. Мама устало провела ладонью по лицу, словно снимая с него невидимую пелену, медленно встала.

– Как нехорошо получилось…

Андрюшка схватил мамину руку.

– Пойдем в милицию, к начальнику… Он добрый, я знаю… Он отпустит Федьку… Ведь Федька сам пришел, сообщил… Он ведь и от Зубова убежал. К нам шел…

Мама обняла Андрюшку, поцеловала в голову.

– Конечно, схожу, – сказала она. – Сейчас и пойду. Ты, Андрюша, не вешай носа прежде времени…

Мама поправила перед зеркалом прическу и решительно вышла из комнаты. А примерно через час к Андрюшке ворвались Тимка, Светка и Юрка Бабукин.

– Слышь, Андрюшка, – еще с порога заорал Тимка, – старика Зубова арестовали. На машине увезли. Юрка сам видел!

– Ага, – ответил тот. – Увезли. И еще какого-то дядьку.

Что ж, так и должно было произойти, ведь для этого Андрюшка с Федькой и пошли в милицию. Но он заволновался, когда Тимка сказал, что милиционеры окружили церквушку и с ними был Сыч. Это Юрка видел собственными глазами.

– Да замолчи, Тимка, – возмутился Андрюшка. – Пусть Юрка и рассказывает, если видел.

Но Юрке, собственно, нечего было больше рассказывать. Он переступил с ноги на ногу и пробубнил:

– Потом уехали на машине с красной полосой… Сыч и милиционеры, значит. И вещи увезли. Вот и все…

Сказал, помолчал, а потом задумчиво добавил:

– Только вот одно не пойму: зачем Сыч лицо тряпкой обернул, когда к машине шел. И милиционер его под руку, словно барышню какую, вел.

– Это, наверное, для конспирации, – предположил Тимка. – Чтобы не узнали.

Светка съехидничала:

– Он от таких болтунов, как ты, скрывался…

Андрюшка улыбнулся, хлопнул Тимку по плечу.

– Не обижайся, Тимка. Все, кажется, идет, как по маслу. Значит, они Федьку не в тюрьму повезли. Это самое главное. Моя мама пошла Федьку выручать. Я ей все рассказал.

– Вот это здорово! – воскликнул Тимка. – Ты знаешь, – обратился он к Юрке, – кто дядя у Сыча? Ракетчик! Он, наверное, тоже сбивал американского шпиона Пауэрса.

Юрке стало завидно: Тимка и Андрюшка в курсе всех событий. Они знают все не только друг о друге, но и о том, что делается вокруг. Вот и тайну церквушки раскрыли, воров обнаружили, а теперь Федьку Сыча спасают. А он, Юрка, ничего не знает, хотя Зубовы и Сыч жили через несколько домов от него. Спасать ему тоже некого, потому что и товарищей-то настоящих у него нет.

Только недавно от Тимки услышал, зачем Андрюше нужен был калека-велосипед. Оказывается, для Вани Тузова. Знай об этом, разве Юрка взял бы с Андрюшки новехонький трансформатор? Конечно, не взял бы! Однако тут же Юрка, к стыду своему, подумал, что все-таки не отдал бы велосипед бесплатно.

А вчера он узнал о «Веселом керогазе», о том, что ребята собираются строить корабль и идти на нем в путешествие. И прибежал посмотреть. То, что увидел, потрясло Юрку: самая настоящая мастерская. В ней хоть что можно делать! Юрке захотелось быть вместе с ребятами, строить, починять кастрюли, спорить, смеяться, путешествовать. Он бы рацию сделал для корабля! Но Юрка хорошо знал, что ребята считают его жадобой и Плюшкиным.

Да, обидно и завидно Юрке Бабукину. Здесь у Андрюшки и Тимки он чувствует себя чужим. А ведь с ними четыре года учится вместе. Молчит Юрка. А ребята не замечают ничего. Им-то хорошо…

Андрюшка торопливо нахлобучил кепку.

– Ну, спасибо, Юрка, что пришел и рассказал. А теперь айда в «Веселый керогаз». Пойдешь с нами?

Юрка от радости только мотнул головой.

ГЛАВА 24

Человек со смешным именем. Сыч находит мужество. В логове бандитов. Матрена бросается в драку. Назад дороги нет. Встреча в овраге. «Это я привел милицию!» Месть труса

Нет, не для конспирации закутал Сыч лицо тряпкой, и не из нежности вел его под руку милиционер.

С Сычом случилось несчастье.

Когда Андрюшка вышел из кабинета начальника, Сыч понуро уставился в пол. С Андрюшкой было все-таки лучше. И хотя у следователя и начальника милиции были не суровые и не жестокие лица, Сыч трепетал от страха. «Что они хотят со мною сделать? Не зря же Андрюшку услали… Не выбраться мне отсюда!..» И слезы закапали из серых Сычовых глаз. Неожиданно на плечо Сыча мягко легла тяжелая рука.

– Не плачь, Федя, я думаю, все обойдется хорошо, если… – Начальник милиции, у которого было странное и немножко смешное имя – Селиван Епифанович, – умолк на секунду, глядя в лицо Сыча, потом тихо договорил: – …если ты не сильно виноват. Сам понимаешь, преступление – есть преступление. И каждый должен отвечать за свои поступки…

Сердце у Сыча заныло еще сильней.

Следователь и начальник милиции о чем-то тихо разговаривали. Потом Селиван Епифанович решительно сказал:

– Не будем терять зря времени. Распорядитесь о машинах и оперативной группе.

Следователь вышел, а Селиван Епифанович обратился к Сычу.

– Сейчас, Федя, мы поедем к Зубову…

– Почему к Зубову? Он же не воровал! Это Петро…

Селиван Епифанович ласково, но твердо прервал Сыча:

– Ты, Федя, многого не знаешь. Твой «старик Зубов» у них главарь. Все на него работают. И ты воровал для Зубова… Но не в этом дело… Ты поедешь с нами. Покажешь, где Сенька живет, вход в подземелье. Согласен?

– Да… – тихо ответил Сыч.

– А может быть, ты не хочешь? Боишься?

– Я поеду, – твердо ответил Сыч и поднялся со стула.

И вот три милицейских машины стремительно понеслись к старому городу.

Сенька спал, видно, после очередной пьянки. Лицо его было опухшим, волосы всклокочены. Увидев милицию, он никак не мог попасть в рукава рубахи. И хотя никто ни слова еще не сказал Сеньке, он беспрерывно шевелил посиневшими губами.

– Я не виноват… Это ошибка… Я не виноват…

Когда в машине Сыч хмуро, исподлобья глянул на испитое бледное лицо Сеньки, тот украдкой прижал палец к губам, сделал свирепые глаза, что должно было означать: «Молчи, не выдавай, не то худо тебе придется». Сыч усмехнулся. «Ага, боишься. Теперь за все получишь!»

Машина вынеслась на Овражную улицу к дому Зубова. Еще издали Сыч заметил людей у ворот и две милицейских машины. «Накрыли старика и Петра, – подумал Сыч. – Отворовались». Едва Селиван Епифанович и Сыч вылезли из машины, подбежал лейтенант.

– Неприятность, товарищ начальник. Зубов перед нашим носом куда-то скрылся. Шмыгнул в огород – и как сквозь землю провалился…

Селиван Епифанович нахмурился.

– Прочешите пустырь. Он далеко не ушел.

Во дворе Зубовых у сарайчика выла тетка Авдотья. Рядом стояла Матрена с перекошенным от злобы лицом, увидев Сыча с начальником милиции, ринулась к нему.

– Так это ты, гаденыш, продал нас?! – завизжала она. – Ты продал? Отблагодарил, значит, доброго человека, который приютил тебя, заморыша?..

И если бы не Селиван Епифанович, Сыч не досчитался бы многих волос на голове. Матрена кричала, ругалась, но Сыч больше не обращал на нее внимания. По улице от его дома к машине провели Петра. Он, как всегда, был мрачный, но только бледный, как известь.

Смотрит Сыч, а в сердце ни жалости, ни капли раскаяния. Пусть все они: и Зубовы, и Сенька, и Матрена с Петром считают его предателем. Пусть, что хотят, то и думают. Сыч знает одно: он сделал правильно. Он ни о чем не жалеет и, если накажут, не боится. Но по-прежнему жить Сыч не хочет. Назад дороги нет.

– Селиван Епифанович!.. А старик Зубов, наверное, в подвал церквушки забрался… Еще убежит, там другой выход есть.

– Другой выход? Так чего же ты молчал?! – воскликнул укоризненно Селиван Епифанович. – Быстрей туда.

Сыч, Селиван Епифанович и два милиционера почти бегом направились к церквушке.

На пустыре тихо и безлюдно. В траве стрекочут кузнечики, в небе, словно пружинка, звенит жаворонок. Удушливо пахнет полынью.

Сыч привычно вошел в церквушку. На плите, закрывающей люк, мусора не было.

– Он тут, – тихо сказал Сыч.

Селиван Епифанович и милиционеры осмотрели плиту.

– Да, – задумчиво сказал один из милиционеров, – ногти пообломаешь, пока поднимешь эту плиточку!

Сыч нашел металлический стержень, всунул его в отверстие между плитой и полом, крепко нажал. Люк не открывался. Сыч заторопился. Он еще и еще раз пробовал приподнять крышку, но все безрезультатно.

– Ну-ка дай я, Федя, – Селиван Епифанович протянул руку. – У меня силы, пожалуй, побольше. Но Сыч отбросил стержень в сторону.

– Ничего не выйдет. Крышка закрыта изнутри. Надо к выходу…

Пока Селиван Епифанович отдавал приказание милиционерам, Сыч уже несся к оврагу, в который выходил тоннель из подземелья. Он быстро скатился по крутому обрыву. И только раздвинул заросли полыни, неожиданно увидел старика Зубова и Жмыря. Они настороженно сидели как раз у выхода. Сыч появился так стремительно и внезапно, что и старик, и Жмырь застыли на месте. В их лицах было столько ужаса, что Сыч отшатнулся. Он открыл рот, чтобы позвать Селивана Епифановича, но тут раздался хриплый, дрожащий голос Зубова.

– Ах, это ты, Хведор. Ты откуда? Видел милицию? Еще не уехали?

Его губы мелко тряслись, глаза, пока он говорил, так и бегали из стороны в сторону. Сыч молчал. Ему вдруг стало страшно: а что, если Зубов сейчас бросится на него и задушит? Сыч непроизвольно сделал несколько шагов назад, оглянулся, в какую сторону бежать.

Зубов понял этот маневр и уже свирепо прохрипел:

– А ну, постой! Отвечай: где милиция?

Но Сыч стоял, не в силах вымолвить слова. Тогда Зубов сказал Жмырю:

– Тащи его сюда.

Жмырь медленно поднялся и пошел к Сычу.

– Айда, Сыч, а то худо будет.

Жмырь протянул руку, чтобы схватить Сыча, но тот крепко ударил его в подбородок.

– Ты что?

– Не лезь, – твердо ответил Сыч. – И вы отстаньте от меня, – взглянул он на старика. – Это я привел милицию.

Подбежал растерянный Генка. Он хотел что-то сказать, но, услыхав слова Сыча, так и остался стоять с раскрытым ртом.

– Ты?! Ты привел милицию?.. – прошипел Зубов.

– Я.

Генка взвизгнул и судорожно взмахнул рукой возле лица Сыча.

– Получай!

Щеку Сыча словно обожгло. Он так и не понял, что произошло. Но когда увидел струйки крови, стекавшие на пиджак, ойкнул, прикрыв лицо руками.

А Генка кричал:

– Тятька, они сюда идут, убегайте! Скорей!

Зубов вскочил на ноги, растерянно кинулся туда, сюда.

– Да убегайте же, – крикнул еще раз Генка и помчался вдоль оврага, Жмырь за ним.

Только сейчас Зубов опомнился. Он скользнул глазами по Сычу и рванулся в ту сторону, где скрылись Генка и Жмырь. Но было поздно. Навстречу бежал лейтенант с двумя милиционерами. Зубов круто повернул назад и чуть не наскочил на Селивана Епифановича.

– Стой! Довольно бегать, гражданин Зубов.

Сыч почти не видел и не слышал всего, что произошло. Сквозь пальцы его продолжала струиться кровь. Голова кружилась, начинало тошнить. Будто издалека слышал он голос Селивана Епифановича.

– Товарищ Громов, завяжите лицо мальчику – и в больницу. А вы, товарищ лейтенант, проберитесь в подземелье по этому ходу и откройте люк…

Чьи-то бережные руки окутали лицо Сыча тряпкой и повели к милицейской машине.