Текст книги "Внук"

Автор книги: Виктор Мишин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 18 страниц)

  – Может, обойдется? Не хрен я, какая личность-то!

  – Какая ты личность, решать не тебе! Раз взялся помогать, так будешь сидеть и вспоминать. Раз на воле не можешь, будешь сидеть в камере!

  – Что, правда что ли?

  – А ты как думал, ты слишком много знаешь! Если бы ты в плен попал? Что тогда?

  – Но ведь не попал же! Вот всегда у нас так, ну вляпался, но ведь все получилось!

  – Когда это всегда?

  – Так писали у нас, в моем времени. Сколько людей страдало, да, виноват. Но такая была ситуация. Но у нас у русских, всегда инициатива, наказуема!

  – Ты дурак что ли? В голову ничего не прилетело?

  – Ну, вот смотрите, встретились мы с разведчиками, окруженцами, они может завтра Гитлера поймают, а так бы кто их знает, вышли бы? Ведь я уже говорил, все эти люди, уже должны были погибнуть. И вообще считаю, что не делается, все к лучшему! Вот так.

  Полковник ушел, только махнув рукой. Лежа на койке, я размышлял, что теперь будет. Неужели и вправду посадят, да я же с ума сойду. Во провалился! Нет бы воевать, или еще как помогать, а я на нарах буду загорать, да бумажки писать. И чего писать-то, я уж вроде все, что помнил, написал. Я же не энциклопедия, все знать, как в книжках писали в мое время. Ладно, поживем, увидим!

  С утра пришли врач и медсестра. Доктор осмотрел рану, что-то там почистил, я поорал. Медсестра забинтовала. Потом принесли завтрак, не успел поесть, пришел Истомин. Вроде не такой злой как вчера.

  – Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности!

  – И тебе не кашлять, как спал?

  – Да почти никак. Извиниться хочу, за свой бред вчерашний, и за самоволку. Понесло меня. Но я же от чистого сердца хотел помочь, а не просто так. Поймите!

  – Да я то понимаю, ты тоже извини, перегнул вчера! – вот это да, майор извиниться решил, и перед кем!

  – Да вы то чего, вы абсолютно правы, от и до!

  – Просто доложил, что ты пропал, а там началось. Приказано, как поправляться начнешь, в Москву доставить.

  – Писец котенку, больше гадить не будет! – я и вправду так подумал. – В тюрьму?

  – Пока опять на Лубянку, а там...

  – Сам виноват, поймут ли в Москве?

  – Может, и поймут, но наказать обязаны! Ты правильно сказал, сам виноват.

  – Товарищ майор, можно мне бумаги и карандаш, хоть время терять не буду!

  – Да, принесу сейчас. Ты кстати про жилетку какую-то говорил, может, попробуешь сшить?

  – Во, точно! Сделаю, а то замаялся пока бегал, все думал, как же до сих пор, ее никто не придумал. Простая вещь!

  – Только писать будешь, когда один находишься. Чтобы ни одна душа не видела, и не дай бог не сперла.

  – Понял. Истомин ушел, а я начал вспоминать. Решил, что нужно написать про Калашникова, пусть начинает, может раньше получиться. Только патрона еще нет, уменьшенной мощности, так называемого промежуточного. В первый раз я далеко не все выложил. Ведь обо всем, на заказ не вспомнишь, в голове, как каша. Сослался, что не очень многое могло бы пойти сейчас, да и не помню половину. Сейчас решил написать даже точный размер, этого патрона.

   Через час примерно, принесли рваную, грязную гимностерку, иголку с ниткой, занялся разгрузкой. Повозился, конечно, но получилось очень даже ничего! Истомин придет, попрошу еще материала, может найдет, сошью себе. Хотя, а зачем она мне. На фронт я уже не попаду. Это уж наверняка.

   Майор критично осмотрел мою самопальную разгрузку.

  – Ну и на кой черт такая тряпка нужна?

  Я сел на кровати и стал одеваться. Одев и подогнав под себя жилет, я показал куда и чего можно положить. Как закрепить, и как пользоваться. И Истомин признал, что это действительно удобнее ремня. Все под рукой, плюс небольшая, но защита. Забрав жилетку, он спрятал ее в армейский сидор и ушел. А я опять остался наедине с мыслями. Как бы про РПГ сообщить, я же не знаю его устройства. Надо бы конкретно с каким-нибудь инженером говорить, может сами поймут. Понятно, что труба и реактивный заряд, но как объяснить то, да!

  Майор пришел застав меня в тяжелых раздумьях.

  – Ну, чего делать будем? Я связался с Москвой, требуют вылетать. Как нога-то?

  – Да нормально, костыль найдете какой-нибудь?

  – Найдем. – Истомин снова удалился, но вскоре вернулся, неся костыль. – Попробуй!

  Я встал с кровати, опираясь на костыль. Сунул его подмышку, и попробовал шагнуть, получилось легко.

  – Не больно ногу-то подгибать?

  – Нормально, бегать, конечно, не смогу, но ходить скоро и сам буду.

  Боль на самом деле отпускала.

  – Ладно, сегодня тренируйся, можешь по госпиталю ходить, старайся не болтать много!

  – Спасибо, товарищ майор! А то я тут со скуки одурею.

  – Не за что, – и вышел. Странно, смягчил режим, может и в Москве не посадят?

  Добирался до улицы я, наверное, минут 15, с частыми остановками. Тяжело привыкнуть не вставать на ногу. На улице у входа, сидели и курили бойцы.

  – Братва, дайте закурить, если не жалко!

  Один из сидевших, с забинтованной головой, и привязанной к телу рукой, придирчиво осмотрел меня.

  – Это ты что ли один в палате закрытой лежишь? Как генерал, какой, а курева нет!

  – Ага, я, только не генерал, всего лишь сержант, арестован я. Вон за мной смотрят, видишь?

  На входе стоял солдат с ППШ, и не скрываясь смотрел на меня.

  – А чего ж ты на улицу вышел, кто отпустил?

  – Да куда я побегу с ногой-то?

  – На, держи, – еще один боец сидящий рядом, протянул мне кисет. Я развязал вязку, достал клочок бумажки. Свернув самокрутку, закурил от зажженной спички любопытного солдата.

  – Спасибо огромное, два дня не курил, аж хреново стало, – я покашлял. Самосад был знатный. Горло пробрало до печенки. Докурив, собрался, было идти в палату, но тут увидел сидящих под деревьями солдат. Один из них взял в руки гармонь и растянул меха. Музыка полилась рекой! Сам не понял, как оказался рядом. Гармонист закончил песню, все похлопали.

  – Музыкант, подхватить смогешь? И я запел.

  – Спят курганы темные

  – Солнцем опаленные

  – И туманы белые, ходят чередой...

  – Через рощи шумные

  – И поля зеленые

  – Вышел в степь Донецкую

  – Парень молодой!

  Гармонист подхватил сразу, песня то была уже известна в это время. Закончив, меня спросили, почему я пел ее не так как все? А я ответил, что мне так больше нравится. Попросили спеть еще, дальше было так же, как в свое время в роте. Отпускать не хотели, табаком завалили. Взял немного, свернул ножку, задымил.

  – Ну, давай последнюю, и я похромал!

  – Снова замерло все до рассвета

  – Дверь не скрипнет, не вспыхнет огонь

  – Только слышно на улице где-то

  – Одинокая бродит гармонь...

  Ребята были в шоке. Гармонист вообще молоток, подхватывал с первых слов. Ну а я поднял настроение. Когда припрыгал в палату, меня навестил врач.

  – Ну, вы молодой человек даете! Ни разу не слышал таких песен, что то похоже, но некоторые вообще незнакомы. Кто их написал?

  Ну, что говорить! Конечно, я все приписал себе! Помню, у героя книги Конюшевского, вышло еще, и заработать прилично, на авторстве. А вдруг у меня и в реале получится. Нет, ну а что такого. Зато люди этой эпохи, узнают хорошие песни. Они это заслужили. Я же не пою им Муси-пуси. Они достойны лучшего. С врачом у нас вышла продолжительная беседа. Говорили о музыке, о песнях. Я спросил у доктора, сколько уйдет времени на восстановление.

  – При таком ранении, обычно две недели. У вас было запущенно. Накиньте еще недельку, думаю, в начале октября, будете на ногах. Это притом, что рана не загноится. Почистили мы вроде хорошо, все нормально будет.

  Я вздохнул, не ужели я деда все-таки вытащил, ведь погибнуть дивизия была должна. Однозначно. Там такой охват такой должен был быть, просто жопа! Правда и дивизия то, одно название. Было почти пятнадцать тысяч бойцов, осталось не больше пяти сотен. По идее, ее теперь вывести должны, или с кем-то соединят. Но, дед то жив! Я сам его видел.

  Теперь с ногой непонятки. Блин, я и не думал, что все может быть так серьезно. Вроде и не болело с начала вообще. Так, ломило чуть, да подергивало, а потом...

  – Увидимся еще, молодой человек. – врач вышел. Я с минуту лежал неподвижно. Что же теперь, все по-другому пойдет? Кто теперь в арьергарде у отступающих будет. 177ая, ушла, ее и меняла 235ая. Вот кстати, от 24ой танковой, остались ножки, да рожки. А ведь должно было больше остаться.

  А потом я уснул.

  Проснулся от прикосновения к плечу. Дернулся, но меня прижали к койке.

  – Свои, успокойся, – проговорил майор.

  – Вас бы так разбудить, наверное пристрелили бы сразу!

  – Точно, лучше не пробовать! Ну что, певец, вставай, одевайся.

  – Чего, по этапу?

  – Можно и так сказать!

  Оделся, подпрыгал к раковине, умылся из умывальника. Да, побриться бы, точно на зека похож.

  – Там побреешься, – увидев, что я трогаю щетину, сказал Истомин.

  – Там, так, там! – скаламбурил я, а майор усмехнулся.

  У входа стояла та же эмка. Я уселся опять на заднее сидение, вытянув ногу. Майор прыгнул вперед. Краем глаза, я заметил, что за нами едет полуторка, с закрытым тентом кузовом.

  – Сопровождение? – показал я на грузовик.

  – Да, вдруг опять чего учудишь!

  – Хожу то с трудом, нога почти не гнется.

  – Ну и ладно.

   Ехали мы больше часа, даже дремать пробовал. Какое там! Трясет как в центрифуге. Самолеты увидел, и все понял. Решили не тянуть, ну и правильно. Боятся, что опять уйду. Хотя если бы хотел уйти, не лез бы на рожон.

   Аэродром был большой, в основном стояли истребители, но и пару бомбовозов видел. Меня погрузили в многострадальный ТБ-3. Накинул тулуп, Истомин тоже оделся.

  – Лететь долго? – спросил я.

  – Не очень,– уклончиво ответил он.

  Летели и вправду не долго. Приземлились мягко. Как ехали от аэродрома, не помню. Сморило, уснул. Проснулся только когда остановились. Увидев в окно очертания знакомого здания, я передернулся. Страшно блин. Когда заходили в дом, полковник даже не помог. Я морщился, но прыгал. На этот раз пошли куда-то вниз. Точно, вот решетка, а вон двери камер. Около одной остановили, конвойный открыл дверь, и отступил на шаг. Пока я переступал порог, услышал разговор.

  – Никого не впускать, в разговоры не вступать, – процедил охраннику Истомин.

  Я обернулся, майор смотрел на меня, как-то нахмурившись. Попал я!

   Когда передо мной закрылась дверь, и лязгнули замки, огляделся. Два на три, подумал я. Нары опущены. Ну, хоть на полу сидеть не надо. В камере было относительно чисто. Плюхнувшись на нары, в очередной раз задумался. Неужели и вправду расстреляют. Я был о предках другого мнения, хотя в мое время и говорили все кому не лень, что НКВД, стреляло всех подряд. Чего я, враг народа что ли?

   Уснуть не получалось. Нога разболелась еще, наверное, от долгой дороги. Сидел, растирал, ладно хоть медсестра в госпитале, успела сунуть какой-то порошок в карман. Достал бумажку, развернул. Сероватый порошок, а как его без воды проглотить. Сыпанул чуть на язык, закрыл рот, подождав пока скопится слюна, высыпал все содержимое в рот и проглотил. Ну и дрянь! Такой вкус, как будто стиральный порошок проглотил, аж рожу перекосило. Проскрежетали замки, дверь отворилась. Вошел какой-то капитан, поставив табурет сел. Дверь закрыли.

  – Нус, гражданин Новиков, как же так получилось, что вы ослушались прямого приказа своего командира?

  – Товарищ капитан...

  – Гражданин следователь!

  – Извините, что, я уже под следствием?

  – Вопросы задаю я! Раз попал сюда, значит под следствием! Ясно?

  – Так точно, гражданин следователь. Ясно!

  – Так как?

  – Я не знал, что во время войны, убивая врагов, я что-то нарушаю. Вот если бы наоборот, тогда бы конечно так.

  – Выводы я сам сделаю. Как ты попал в расположение окруженной дивизии, немцы сами провели?

  Мне выходцу из двадцать первого века, было странно его слушать. Да и страха, какой должен был испытывать, не было. Было дело, приходилось бывать на допросах, но там опера такую чушь не спрашивали.

  – Так точно, гражданин следователь, и сами себе по пуле пустили. Что за вопросы, издеваетесь что ли?

  Вдруг капитан вскочил с табуретки так быстро, что я и глазом моргнуть не успел. А потом уже и не мог. Глаз заплыл сразу, удар скинул меня на пол. От боли в ноге, я даже не распознал боль на лице. Лишь прикрыл глаз одной рукой, второй держался за ногу.

  – Встать, чего притворяешься, гнида!

  Хрена себе поворот, меня за последнюю неделю, свои бьют больше врагов. Кое-как я поднялся.

  – Сядь на место! – капитан ткнул рукой в сторону нар.

  – Зачем же так грубо, гражданин начальник? Так ведь и убьете, кого допрашивать будете?

  – А мы тебя оживим, и допросим! – следак стоял возле меня и раскачивался с пятки на носок.

   Во дела! Надо решаться, как говорил товарищ Сталин, больше пули не дадут!

  Удара он не ждал совсем, думал наверное, что ошеломил меня. А я, уже вставая, знал, что этим закончится. Не долго думая, засветил я ему между ног. А когда капитана скрючило, ударил по спине!

  – Вот так, квиты! – я постучал в дверь. Она тут же распахнулась, влетел конвойный, увидел на полу капитана и навел на меня ППШ. Что-то, проорав в коридор, он заорал на меня.

  – К стене, лицом, живо!

  Я повернулся к стене, прижался. В этот момент он ударил автоматом мне между лопаток. Дух вылетел, вместе с сознанием. Очнулся, темно. Повертев головой, почувствовал, что связан, порукам и ногам. Глаз болел, но еще сильнее саднило ногу. Я лег на спину и закрыл глаза. Спина не болела. Болело все тело. Они специально мне эту суку подсунули. Он, наверное, кроме урок, да беззащитных женщин, никого и не допрашивал никогда. Ну теперь не скоро снова начнет, хоть доброе дело сделал, только попадет мне еще и за это вдобавок! Голову вдруг пронзила резкая боль, и я отрубился.

  Очнулся я, лежа на кровати, открыл глаза, вернее глаз, заплывший, хоть и видел, но как-то хреново. Белый потолок. Так, какая кровать, я осмотрелся. Стены, окрашены светло-синей краской. Окно, на нем занавески. Тумбочка, пачка папирос, спички, пепельница. Попробовал поднять голову, зашумело, но боли не было. Согнулся, свесил ноги вниз. Вроде ничего, тронул ногу. На ощупь, под бинтами чешется. А ну если согнуть, ай, а так больновато. Но не как раньше. Взял папиросу, закурил, кашель вывел меня из ступора. Чего за херня-то, арест, избиение, я бью следака, мне прилетает от охранника. Теперь палата, чистота, папиросы. Издеваются что ли?

  Когда в палату вошел он, я как-то сразу сник.

  – Ну, здравствуй, герой-одиночка! Ты что же такой борзый-то? С прежней жизни злоба на органы внутренних дел осталась?

  – Здравия желаю, товарищ Берия. – Я невольно поперхнулся. – Да как-то не подумал, инстинкт. Меня бьют, я не долго думая, отвечаю. Детство веселое было. Не ответишь, будешь жалеть всю жизнь!

  – И часто отвечал? – с ухмылкой спросил Берия.

  – Отвечал всегда, просто по-разному получалось.

  – А удар-то у тебя хороший!

  – Ну, так это тренера заслуга.

  – Я сам немного занимался, борьбой японской. Ты смотрю, тоже чего-то знаешь!

  – Немного, – постарался ответить как можно скромнее я.

  – Хорошо, потом как-нибудь об этом поговорим. Как ты себя чувствуешь?

  Во блин, вопросики. Чего это вдруг, заинтересовался?

  – Хорошо, товарищ Берия,– я потер раненую ногу.

  – Я уж подумал, ты нас покинул, трое суток без сознания. Стали волноваться.

  – Правда что ли, целых три дня?

  – Именно, что, не помнишь ничего?

  – Помню, голова сильно заболела. Дальше темнота.

  – Ясно! Ну и наворотил ты дел, внучок! Зачем же так со следователем? Ему теперь тоже лечиться придется!

  – Лучше бы не пришлось, таких свиней резать надо! Извините за грубость.

  – Не зарывайся, я не следователь!

  – Виноват, Лаврентий Павлович. – Я опустил голову, чего-то и вправду разошелся, забыл, с кем говорю.

  – Что, сильно перегнул?

  – Не знаю, что считается перегибом, просто с людьми обращаться так не надо. Даже с виновными! Мы отличаемся от первобытных людей, хотя бы разумом.

  – Что у вас получилось, можешь рассказать?

  – На фронте бы попробовал так себя вести. Олень!

  – Почему олень? – Нахмурился грозный нарком.

  – Да просто показал он себя полным идиотом!

  – Шутки будущего? Да, любят у вас следователей!

  – Да причем здесь его профессия, человеком нужно быть. Ведь задал вопрос, хоть и дурацкий, на мой взгляд, я спокойно все ему изложил, не выступал, не борзел, даже не шутил! Или ему так приказали?

  – Что приказали?

  Я рассказал Берии содержание допроса.

  – Ну да, перегнул палку. Вообще-то, разговор должен был быть, совсем о другом. Но он уже наказан, тобою!

  – Товарищ Берия, мне что грозит?

  – А что, чувствуешь вину?

  – В том, что сбежал от Истомина, да. А больше, ну, за следака, разве что.

  – Сергей, ты не можешь успеть везде! Я понимаю твой порыв, даже Иосиф Виссарионович понимает. Но ты не сможешь помочь всем! Это-то понятно?

  – Да знаю я. Это и гложет постоянно. Но находясь рядом с ребятами, не могу сидеть, ждать когда их всех убьют.

  – Ты слишком сентиментален. Это не плохо, те с кем ты воевал плечом к плечу, готовы идти за тобой на край света. Наши люди провели небольшое расследование. Ты всех зацепил своим оптимизмом. Люди, правда, тебя оценили, ты нужен им.

  Я покраснел, блин, лучше бы ругался. Уж больно сладко заливает.

  – Лаврентий Павлович, да чем я их зацепить то мог. Ну постреляли немного, парни гораздо больше дел сделали, я просто был рядом.

  – Сергей, мы знаем, где и кто был. Твои затеи, твоя самоотдача. Ты знаешь, что теперь на всем Ленинградском фронте, люди даже с тяжелыми ранениями лезут в бой. И при этом воюют отлично!

  – Я очень рад, что у людей проснулось чувство уверенности в себе и в друзьях, но про ранения я ничего не говорил! И еще, Лаврентий Павлович, на чистоту?

  – Говори!

  – Очень, очень многое зависит от командира! Я не про себя! Если Лебедев человек, так он и поступает по-человечески! А не гонит людей на убой. Я тоже с людьми поговорил, его все хвалят, с такими командирами, люди и воюют лучше. Просто видят отношение к себе.

  – А что касается ранений, так и не надо ничего говорить, люди видели тебя, рассказали друзьям, как раненый осколком гранаты сержант, бросился в бой с превосходящими силами противника. И вышел победителем!

  – Все это сильно преувеличено, я же не один был, чего я там один-то навоевал-бы? Товарищ Берия, ранение то было пустяковым, мне врач говорил, просто запущенно. И как было не вступить в бой, если по-другому никак?

  – Молодцы, я отнес представления на товарищей из твоей группы верховному. Там и ты в списке.

  – Говорю же, Лаврентий Павлович, один я ничего бы не смог поделать.

  – А дивизию кто вывел? Они бы так и сидели в лесах!

  – Да вышли бы и сами, просто так совпало. Я вышел к ним, когда комдив уже, собирался выдвигаться. – В принципе и не врал, все равно бы вышли! Хотя, хрен его знает. Как получилось, так и ладно.

  – Ну ладно. И что с тобой делать? Осудить бойца, при этом награждая, будет как-то нехорошо. Если мы тебя отправим на фронт, как?

  – Отлично, Лаврентий Павлович! Только об этом и мечтаю.

  – Конечно в тыл к немцам, тебя никто не отпустит. Будешь с Истоминым, выявлять обстановку в частях, и докладывать на верх.

  – Ясно, – чуть погрустнел я. Но хоть не в камере сидеть.

  – Ладно, выздоравливай, гуляй по парку, здесь хороший парк.

  – А где мы, товарищ Берия?

  – Под Москвой. Отдыхай.

  – Спасибо, буду стараться, товарищ Берия.

  Он ушел, а я выглянул в окно. Какой-то пансионат что ли. Хоть и осень, а красиво. У дверей стояли костыли. Не спеша, выйдя во двор, остановился, закурил. Народа здесь не было. Я быстро заметил своих наблюдателей. Приглядывали за мной двое. Наверное, и на внешнем периметре есть. Гулял я не долго. Усталость быстро сморила меня, и я похромал обратно. В палате меня сразу уложили, сделали перевязку. Дали какой-то порошок выпить. Уснул я быстро, свежий воздух действовал как снотворное. Так прошло одиннадцать дней. Нога уже прошла, я во всю ухаживал за сестричками, только они не очень отвечали на это. На двенадцатый день, меня с утра разбудил Истомин.

  – Ну, чего, преступник, как здоровье?

  – Здравия желаю, товарищ майор госбезопасности, хорошо.

  – Прогуляемся?

  – С удовольствием.

  – Ну, тогда пойдем, разговор есть.

  – О как! Пойдемте.

  Дальше я услышал нечто такое, что подумал, куда я влез. До НКВД дошли сведения, что на Ленинградском фронте, и еще круче, в самом Ленинграде, во всю развернулись немецкие диверсанты. Командованию, видимо не до них сейчас, хватает и без того забот, да еще и свои, "Враги Народа", повылезали. Войска, измочаленные боями, отходят, или ложатся в землю. Командование, не может наладить взаимосвязь. Появились случаи, исчезновения высших командиров. Полками командуют, чуть ли не лейтенанты. Надо срочно исправлять ситуацию. Истомина отправляют, как представителя ставки. Меня с ним, так сказать на стажировку. Я ответил, что хоть сейчас готов.

  – Я приеду, завтра рано утром. Будь готов. Вылетим сразу, как только сможем.

  – А мне в чем ехать? В пижаме?

  – А кто свою форму на солдатскую поменял?

  – Так я же не выкинул ее!

  – Какая разница. К вечеру привезут тебе новую. Еще что?

  – Документы мои, вы сами забрали.

  – Завтра отдам. Их переделывать пришлось.

  – А чего опять не так?

  – Лаврентий Павлович говорил, что ты попал под награждение?

  – Да, что-то сказал, и что?

  – Да то, решили, что за твою самоволку, орден для тебя больно много. Поэтому просто повысили в звании, и дадут медаль.

  – Ого, и этого много, зачем?

  – Звание-то нужно, а то я узнал, как тебя строил политрук. Вот и решили, дать тебе младшего лейтенанта ГБ.

  – Во блин. Росту на дрожжах. Как все зубы выбьют, наверное, к полковнику доберусь.

  – Ага, мечтай! Просто дело вы сделали хорошее, и выполнили отлично.

  Вечером принесли форму, вошла медсестра Юлечка, хорошенькая, положила на тумбочку. Я посмотрел вслед, уходящей сестре, и развернул одежду. Все знаки различия, уже были на своих местах. Я с удовольствием напялил шмотки и оглядел себя. Ай да вояка.

  Ходил я уже нормально, немного прихрамывал только. Но боли не было совсем. Наверное, привычка уже. Немного покрутившись у зеркала, Юля и его принесла, опять переоделся в халат. Завтра, наконец, дело появится. Почти три недели дуру гнал. Нет, мне не сдохнуть хочется, хотя и не исключено. Просто так уж я был воспитан, вся моя большая семья, военные. Меня всегда тянуло к оружию, как наркоманов к героину. Такая видно уж судьба, не в двадцать первом веке, а тут. С такими мыслями я лег в кровать, и моментально уснул.

  Опять не успел проснуться до того, как Истомин придет.

  – Подъем, мамлей!

  – Здравия желаю!

  – Доброе утро! – майор был в хорошем настроении.

  – А оно бывает добрым? – я сонно натягивал портки.

  – Раз проснулся и есть дело, значит доброе! Все, просыпайся, давай.

  – Так я уже встал!

  – Но не проснулся. Вот твое оружие, – сказал майор, протягивая мне кобуру. – А вот новые документы.

  Я раскрыл книжечку, правда, мамлеем сделали. Убрав ее в карман, застегнул ремень и поправил кобуру.

  – А чего ты кобуру как фашист носишь, по уставу положено сзади?

  – А кто воюет больше, мы или немцы? Они ведь не просто так ее вперед вешают. Так удобнее, и вынуть пистолет быстрее позволяет.

  – Ну ладно, но могут быть придирки.

  – Интересно, что за светлая голова, у нас устав писала?

  – Это очень заслуженные люди, поаккуратней со словами. Больно ты у нас на язык острый.

  – Ну, вы ведь никому не скажете?

  – Готов?

  – Так точно! – я и вправду был готов.

  – Пошли, давай, самолет ждет.

  Вылетели мы через час, а еще через час, садились на каком-то маленьком поле. От самолета нас забрала полуторка, даже странно видеть было, как Истомин в нее залезал. В кузове сидело еще пяток бойцов, все в фуражках с синим околышком. Сопровождение.

  – Все полетят? – спросил я у майора.

  – Да, это моя группа, знакомься.

  Парни по очереди пожали мне руку, представились.

  – Они все знают? – спросил я тихо у майора.

  – Ничего, если будет нужно, я сам скажу то, что считаю нужным.

  – Ясно. А куда едем-то, секрет?

  – На фронт! – отрезал Истомин.

  Я не стал продолжать, видно было, что майор не желает продолжать. В части, которую мы посетили первой, и задержались в ней надолго, командующий полком, подполковник Иванцов, принял нас не добро.

  – Чего, уже арестовывать примчались? – раздраженно спросил он.

  – Это не по нашей части, товарищ подполковник, просто посмотреть, – не моргнув глазом, ответил Истомин.

  – А чего тут смотреть. Стоит фрицам ударить, как следует, и все, амба!

  – Что, совсем туго? – продолжал Истомин.

  – А как еще? Снарядов нет, топлива нет, еды тоже нет. Как воевать, прикажете?

  – Все будет! На путях диверсии, снабженцы застряли. Потеряли уже два эшелона боеприпасов и продовольствия. Сейчас налаживают контр-диверсионную работу. Очень много предателей развелось, переходят к немцам, а чтобы новые хозяева приняли, устраивают подрывы.

  – И все это предатели делают, может немцы? – не унимался подполковник.

  – И немцы тоже, естественно! Куда без них. Авиация у них не дремлет.

  Майор Истомин достал и разложил на столе карту местности, на которой стоял полк.

  – Что у вас на левом фланге, товарищ Иванцов?

  – Два танка, без горючего. Там несколько домишек от деревни осталось, ну в сараях замаскировали. У них десяток снарядов на двоих. Неполная рота, стрелковая. Много раненых. Легкие все на позициях, тяжелых держим в тылу. Отправить не на чем.

  – Справа что? – продолжал Истомин.

  – Рота, плюс минометчики. Артиллерия вся в центре, да и осталось то их. Четыре пушчонки, да снарядов по ящику на ствол.

  – Сегодня вечером, крайний срок, завтра утром, подойдут подкрепления и снабжение. Ваш полк, ближайший от узловой станции. И именно на вашем направлении, по данным разведки, сосредоточены главные силы фашистов.

  – Опять нам все самое вкусное! – рассердился комполка.

  – Я же сказал, успеем пополнить ваше войско. Вы должны выдержать первый удар, смотрите сюда, – Истомин ткнул в карту карандашом. – Вот здесь вы, в километре от вас на восток, в вашем тылу, понижение местности. Ваша задача, сдерживая натиск врага, медленно отойти. Продвигаясь назад, нужно немного оторваться, от противника, затем вы поднимитесь выше немцев, они попрут за вами.

  – А если они окажутся выше?

  – Во фланг не ударят. Там уже подготовлен удар наших войск. С севера ударит механизированный корпус, а с юга стрелковая дивизия. Им все равно на север надо, а то сами в котле окажутся. Мы должны сделать немцам хороший котел, когда вы затащите их под холмы.

  – А чего же просто не атаковать?

  – Товарищ подполковник, – это я влез, – немцы будут очень рады, если вы сами к ним придете.

  – Это младший лейтенант ГБ, Новиков. Он хороший специалист, в планировании.

  – Какой на хрен специалист, – шепчу я майору, – вы чего?

  – Дожили, теперь лейтенанты у нас в специалистах ходят! – проговорил командир полка себе под нос, и добавил вслух. – Ну, посмотри, специалист!

  Посмотрев карту, я понял, что ситуация, швах! В прямом смысле.

  – Разведку проводили? – неуверенно спросил я.

  – Конечно, толку только нет, ничего особенного не выяснили. Немцы шерстят у себя в тылах, как наскипидаренные!

  – Надо языка, причем, серьезного. – Сказал Истомин.

  – Немцы по одному не ходят, особенно офицеры.

  – Ну, у нас есть товарищ, который восемь человек сразу притащил.

  Я покраснел.

  – Товарищ майор , случайно вышло, и офицеров там не было, один унтер. – я смущенно отвел глаза.

  – Пойдемте-ка, переговорим, товарищ младший лейтенант.

  Мы вышли на воздух, майор сразу взял быка за рога.

  – Объяснить сможешь, его разведчикам, как работать?

  – Товарищ майор, вы сами то верите в то, что говорите. Не зная ни людей, ни местности, чего я объясню. Я что, учитель-разведчик, сам-то неделю на фронте. Вот если сам пойду, то можно на месте сориентироваться.

  – Даже не думай! Запрещено.

  – Ну, я не полезу в тылы, я лишь местность издалека посмотрю. В бинокль.

  – Вместе сходим, – сказал Истомин.

  – Товарищ майор, а вы можете моих парней у Лебедева взять? Где они сейчас находятся?

  – А вот это хорошая идея. Пошли, сейчас попробуем связаться.

  Нам довольно быстро установили связь с дивизией, в которую влились остатки 235ой. Комдив там другой, но майор выпросил таки моих друзей разведчиков, обещали прислать как можно быстрее.

  – Часа через три доберутся, ты хочешь их послать?

  – Я с ними пойду! Так нужно, товарищ майор. Если получится сделать, как вы рассказали Иванцову, то можно будет разом захлопнуть те части, что лезут сюда. Там вроде не так много их. Часть должна была уйти на Старую Руссу, часть выдвинулась на Красногвардейск, по крайней мере, примерно так было в моем времени.

  – Пойдем вместе, все равно убежишь, как не запрещай, а так хоть на виду будешь. Что ты там про немцев говоришь?

  – Как у нас с авиацией?

  – Бомбовозы есть поблизости, а что? Ты немчуру хочешь отбомбить?

  – В наступлении, немцы не успеют развернуть ПВО. Дадим втянуться, потом с флангов захлопнем кольцо, ну а дальше дело летунов.

  – Толково, только, не зацепят ли своих? – спросил молчавший комполка.

  – Ну я не знаю, как совместить действия, я не генерал.

  – Зато я знаю, – сказал подполковник.

  – Семенов, свяжись с летунами, быстро,– оказалось Иванцов стоял у меня за спиной.

  А придумал подпол, все очень просто. Ждать, когда закончится охват, было-бы глупо. Решено было сделать так. Как только наши, начинают атаку на немецкие фланги, с двух сторон, одновременно, в воздух поднимается несколько бомберов. И не дожидаясь окружения немецких войск, начинают свою адскую работу. Т.е. Просто заваливают фрицев бомбами, в один заход. Больше не получится, т.к. прикрытие у немчуры всегда в воздухе. Если летунам удастся хоть подойти без потерь, уже удача. А еще, войска, которые должны наступать, останавливаются, и начинают долбить артиллерией. Перемешивая немцев с землей. Ну, надеюсь, что-нибудь из этого выйдет. Не привыкли немцы к котлам, может и удастся их неожиданно накрыть.

  Майор Истомин, еще куда-то ушел, что-то все проверяет, согласовывает. Меня оставили в штабе. Иванцов был здесь же. Все с кем-то говорил по рации. А потом повернулся ко мне.

  – Вроде вы молодой еще, младший лейтенант? А смотрю нашивка за потрепанную шкуру присутствует, где успели, ведь, наверное только училище закончили?

  – Нет, товарищ подполковник. Не заканчивал. Ранение получил, когда в разведгруппе служил, теперь здесь служу!

  – О, так ты не тыловик? Молодец. А что за разведчиков вызвал, чем мои плохи?