Текст книги "Для тебя, Ленинград!"

Автор книги: Виктор Чероков

24 мая, раздвигая крупнобитый лед, одна за другой с западного берега в Кобону под флагом командира специального отряда капитана 1 ранга С. В. Кудрявцева пришли канонерские лодки «Селемджа», «Бира» и «Нора», пять тральщиков и транспорт «Вилсанди». Они тоже временами двигались в сплошном тумане. Корабли то и дело теряли друг друга из видимости и шли по пробитому во льду следу. В Кобоне они сразу же принимали грузы и людей – поступало пополнение фронту. В сложных метеорологических условиях с восточного на западный берег за четыре дня было перевезено 18 184 бойца и 480 тонн грузов.

Особенно успешно действовали наши канонерские лодки. Ими командовали отличные офицеры. Уверенно вел во льдах «Селемджу» капитан 3 ранга Михаил Иванович Антонов. Прибыл он к нам в июле 1941 года после окончания Военно-морской академии. Канонерской лодкой «Бира» командовал имевший большой опыт капитан-лейтенант Анатолий Иванович Дудник. Воспитанник детского дома, он с юности мечтал о море. Призванный на флот, не покинул его, вырос от матроса до командира корабля. Перед войной окончил параллельные классы при Высшем военно-морском училище имени М. В. Фрунзе. Оба этих офицера хорошо разбирались в ледовой обстановке. Азы управления маневрами корабля во льдах они получили на Краснознаменной Амурской флотилии. Канонерской лодкой «Нора» командовал капитан 3 ранга Павел Иванович Турыгин, опытнейший моряк. В 1919 году он дрался с Колчаком на Каме, будучи помощником командира канлодки. В 1929 году окончил Ленинградский морской техникум и получил диплом штурмана дальнего плавания. Ему перевалило за пятьдесят, но он был по-прежнему энергичен и бодр.

Экипажи канлодок соревновались в том, кто больше перевезет людей и грузов. Вначале принимали на борт триста бойцов с оружием и техникой, а затем довели это число до восьмисот, а в хорошую погоду и до тысячи.

Рейсы наших кораблей по малой трассе встревожили противника. Понимая значение Ладоги для связи Ленинграда со страной, гитлеровцы начали ожесточенные бомбежки портов и кораблей. 27 мая, чуть только над озером рассеялся туман, фашистские самолеты небольшими группами произвели налет почти одновременно на все наши пункты погрузки и выгрузки. На следующий день начались массированные налеты. Только на Кобону враг бросил 80 бомбардировщиков под прикрытием 24 истребителей. Вечером примерно столько же самолетов появилось над Осиновцом. И до этого гитлеровцы часто бомбили наши железнодорожные узлы и склады в Тихвине, Волхове, Войбокало и Лаврово, но таких налетов мы давно не видели.

Все эти дни я неотлучно находился в Кобоне в главной диспетчерской, или, как мы говорили, на командном пункте флотилии и пароходства по перевозкам.

28 мая рано утром в Кобону из Ленинграда прибыл командующий Краснознаменным Балтийским флотом вице-адмирал В. Ф. Трибуц. Мы с возвышенности наблюдали за движением плавсредств по малой трассе, за неутомимым трудом рабочих батальонов, грузивших суда. В это время дежурный по перевозкам доложил:

– Получен сигнал о приближении большой группы вражеских самолетов к району малой трассы.

Вскоре мы увидели бомбардировщики и истребители. Они подходили к Кобоне с юга, юго-запада и запада группами от 12 до 24 самолетов. Навстречу им взлетели наши «ястребки». Но их было мало. Открыли огонь зенитчики. Многие фашистские летчики не выдержали, свернули с курса. Один «юнкерс» был подбит уже на пикировании и врезался в воду неподалеку от атакованного им корабля. Но некоторые самолеты пробились сквозь заслон. В порту и на рейде с грохотом разорвались первые бомбы. Но потерь оказалось куда меньше, чем можно было ожидать. Сказались решительные действия командиров кораблей: они вовремя отошли от причалов, привели в действие все свои зенитные средства, мастерски маневрировали, уклонялись от бомб. И все же налет не прошел бесследно. Разрушено два пирса, а несколько кораблей, буксиров и барж получили повреждения. Больше всего досталось канонерским лодкам, которые в это время принимали грузы и не смогли быстро отойти от причалов. «Нору» атаковало 13 бомбардировщиков. После налета на корабле насчитали 170 пробоин в корпусе и надстройках, осколками повредило орудия и механизмы. В котельном отделении возник пожар. Он был ликвидирован самоотверженными действиями механика корабля инженер-капитана В. Г. Пырялова и его подчиненных, и прежде всего машинистов А. Н. Шашкина и В. В. Станшевского. В этом бою погиб один из лучших наших артиллеристов капитан-лейтенант В. А. Жуков. Со своего командного пункта он управлял огнем зенитной артиллерии, был тяжело ранен, но до последнего вздоха не покинул боевого поста. На «Норе» было ранено около 30 моряков.

В разгар боя осколками перебило фалы, и флаг корабля упал на палубу. Флаг – Боевое знамя, которое всегда должно развеваться над кораблем. В дыму, под градом осколков к флагу кинулись сигнальщик краснофлотец Ф. А. Салов и связист воентехник 1 ранга Г. В. Виноградов. Салова ранило в руку. Превозмогая боль, он поднял флаг, с помощью Виноградова закрепил фалы. Бело-синее полотнище снова взвилось на гафеле. Тем временем радист В. В. Фирсов восстановил перебитую антенну и обеспечил кораблю радиосвязь. Устранив повреждения, «Нора» вскоре ушла в рейс вместе с канонерскими лодками «Бурея» и «Селемджа».

В порту осталась только канлодка «Бира». В результате прямого попадания она получила тяжелые повреждения, на ней было убито 14 человек и около 40 ранены. Корабельному врачу М. П. Попову досталось много работы. Среди раненых – командир корабля капитан-лейтенант А. И. Дудник, военком старший политрук Д. И. Гребенкин, командир 1-го дивизиона канонерских лодок капитан 2 ранга Н. Ю. Озаровский. Николай Юрьевич Озаровский был ранен на берегу. Волоча раненую ногу, он по бревнам разбитого причала добрался до корабля и принял командование им. Когда я взошел на палубу «Биры», Озаровский, держась за леер, доложил о повреждениях корабля, о том, что командир и комиссар отправлены в госпиталь; он попросил разрешения остаться на борту, пока канлодка не будет снята с грунта и не отведена в Новую Ладогу на ремонт.

– Вы же ранены!

– Ничего. Перевяжут мне ногу, и все будет в порядке.

Я разрешил ему остаться.

Николай Юрьевич, опираясь на леер, руководил съемкой корабля с мели, а затем и переходом в Новую Ладогу на буксире «Гидротехника» и «Морского льва». Рядом с ним на ходовом мостике был лоцман Александр Иванович Демидов. Интересна судьба этого человека. Он плавал по Ладоге с 1900 года. Начал матросом. Великий Октябрь застал его капитаном небольшого парохода. С первых же дней Великой Отечественной войны, несмотря на возраст (ему было шестьдесят), Демидов добровольно пришел на флотилию, стал военным лоцманом. Богатейший опыт ладожанина очень помог нам. Недаром труд этого человека был высоко оценен. Он был награжден орденами Ленина, Трудового Красного Знамени, Красной Звезды.

При снятии канонерской лодки с мели, в борьбе за живучесть корабля, а затем и в ходе ремонта героизм и высокое мастерство проявили механик воентехник 1 ранга Т. И. Лобуко и помощник командира лейтенант А. А. Томигас.

Глубокосидящая «Бира» не могла преодолеть волховского бара. Пришлось вывести на рейд плавучий док (раньше его использовали для транспортировки кораблей по Беломорско-Балтийскому каналу). Выводить наш единственный док в открытое озеро было весьма рискованно: его могло разрушить сильной волной. Да и в любой момент могла налететь вражеская авиация. Но пришлось идти на риск. Док погрузили, ввели в него канонерскую лодку, затем осушили и вместе с кораблем отбуксировали в реку Волхов. Все это время над рейдом барражировали наши истребители. К концу докования засвежел ветер, волнение на озере стало доходить до 3 баллов. Док угрожающе трещал, прогиб его достигал метра. Но все обошлось благополучно. Ремонт корабля возглавил дивизионный инженер-механик канонерских лодок П. С. Парфенков, перешедший на «Биру» еще в Кобоне. Моряки трудились без отдыха. В сентябре «Бира» под командой нового командира – капитан-лейтенанта А. М. Лоховина снова отправилась в боевой поход.

* * *

28 мая открылось движение по большой трассе – из Новой Ладоги в Осиновец. Первым прошел ее озерный буксир «Никулясы» (капитан И. А. Мишенькин), ведя за собой две баржи, груженные продовольствием для Ленинграда. К этому времени на рейде Новой Ладоги скопилось 35 судов с 14 тысячами тонн различных грузов. Вслед за «Никулясами» мы отправили первый конвой в составе десяти вымпелов. Во главе конвоя шла канонерская лодка «Шексна» – корабль ледокольного типа под командой старшего лейтенанта Ивана Тимофеевича Евдокимова.

Но тут же налетела вражеская авиация. В первой группе было 32 бомбардировщика и во второй – 8. Их прикрывали истребители. «Юнкерсы» сбросили около 300 бомб разного калибра, целясь в корабли, город, причалы. В городе имелись жертвы, возникло несколько пожаров, оказались поврежденными линии проводной связи, но в корабли и баржи попаданий не было. Зенитчики кораблей своим огнем нарушили боевые порядки фашистских самолетов и заставили сбросить бомбы в воду. Осколки особого вреда ни людям, ни кораблям не причинили. Конвой двигался сначала в сплошном ледяном поле, потом среди плавающих льдин. Навигационного ограждения на трассе не было, а тут еще настиг туман. Евдокимов вел корабль по компасу и счислению, а это было нелегко: лед заставлял все время менять скорость и направление движения.

На подходах к Осиновцу туман рассеялся, и тотчас же послышался гул авиационных моторов. Десятки вражеских бомбардировщиков и истребителей обрушили удары по кораблям и порту. И снова выручили зенитчики. Наглость фашистских летчиков не осталась безнаказанной. В этот день наша истребительная авиация, артиллерия кораблей и береговых зенитных батарей сбили восемь «юнкерсов» и пять «мессершмиттов». Один из них врезался в грунт недалеко от канонерской лодки «Бира», когда она еще стояла в Кобоне, и долго над водой торчало его хвостовое оперение с черной свастикой.

Гитлеровская авиация неистовствовала. На следующий день, 29 мая, в налетах на военно-морские базы, порты, корабли и суда участвовало более 200 самолетов. Советские летчики и зенитчики сбили 26: из них 14 над Осиновцом и 12 над Кобоной.

Воздушные бои принимали все более ожесточенный характер. Смелые и решительные действия летчиков и зенитчиков военно-воздушных сил Краснознаменного Балтийского флота, Ленинградского фронта, войск противовоздушной обороны и Ладожской военной флотилии не позволили врагу сорвать перевозки.

Особой любовью на Ладоге пользовались летчики 4-го гвардейского истребительного авиационного полка ВВС Краснознаменного Балтийского флота. Слава об этом полку гремела на всю страну. В 1941 году его летчики сражались на дальних и ближних подступах к Ленинграду, над Ханко, Эзелем, Таллином, Лавенсари, Кронштадтом. Полк воспитал десятки Героев Советского Союза, среди них таких мастеров воздушного боя, как капитан Алексей Касьянович Антоненко, лейтенант Петр Антонович Бринько и сам командир полка Иван Григорьевич Романенко (ныне генерал-лейтенант в отставке).

Участок нашей большой ладожской трассы был разбит на зоны с присвоением каждой своего номера. Летчики и моряки знали назубок обозначения этих квадратов. Командование истребительной авиационной группы через своего офицера связи, находившегося при оперативном отделении штаба флотилии, всегда знало, где находятся наши конвои, и по первому сигналу высылало самолеты для их прикрытия. Как правило, оно осуществлялось с момента выхода конвоев из Новой Ладоги или Осиновца и продолжалось до наступления темноты. В темное время суток и при плохой видимости усиливалось корабельное охранение, а авиация находилась в готовности к вылету на аэродромах. На рассвете истребители снова поднимались в воздух и барражировали над конвоем, пока тот не подходил к порту назначения.

31 мая к нам прибыла особая авиационная группа из резерва Ставки. Командовал ею мой однокурсник по военно-морскому училищу Петр Алексеевич Семенов. В группу входили бомбардировщики Пе-2. Летчики вели разведку северо-западной части Ладожского озера и наносили удары по районам базирования озерных сил противника. Действия эти согласовывались со штабом флотилии и со штабом авиационной группы ВВС флота.

Почти весь июнь летчики Семенова бомбили Кексгольм, Сортавалу и другие порты противника. После группа Семенова была перебазирована. Нам оперативно подчинили разведывательно-бомбардировочную группу ВВС флота. Первое время в нее входило шесть самолетов Пе-2 и шесть ДБ-3. Затем к этим силам прибавили эскадрилью истребителей Як-9 и эскадрилью летающих лодок МБР-2.

После мы узнали, почему гитлеровцы не жалели ни летчиков, ни самолетов, посылая их на бомбежку наших портов и кораблей. Оказывается, еще перед открытием навигации на Ладоге командующий группой немецких войск «Север» генерал-полковник Кюхлер хвастливо заявил корреспондентам берлинских газет: «Единственный путь по льду Ладожского озера, при помощи которого Ленинград мог получать боеприпасы и продукты питания, сейчас, с наступлением весны, безвозвратно потерян. Отныне даже птица не сможет пролететь сквозь кольцо блокады».

И вдруг через Ладогу пошли суда, перевозя ежедневно сотни, тысячи тонн продовольствия для осажденного города!

Несмотря на все усилия фашистской авиации сорвать перевозки по Ладоге, сделать ей этого не удалось. К тому же на массированные налеты у гитлеровцев не хватало сил, и они перешли на бомбежки небольшими группами и одиночными самолетами. Но в отдельные дни, видимо переброшенные с других направлений, над озером появлялись значительные группы самолетов. Так 10 июня 18 вражеских бомбардировщиков в сопровождении истребителей снова прорвались к Кобоне. В результате бомбежки были повреждены два пирса и потоплены у причалов пять деревянных барж, груженных продовольствием. Хотя строители и портовики быстро устранили повреждения, урок был досадный.

Сколько раз наши летчики во взаимодействии с береговыми и корабельными зенитчиками успешно отражали воздушные налеты, сколько раз приходилось слышать от командиров и капитанов: «Если истребители над нами, мы спокойны: в обиду не дадут». А вот на этот раз авиация сплоховала, своевременно не встретила самолеты противника, а одни зенитчики не смогли задержать их.

Быстро принимаем меры, чтобы такое больше не повторилось.

Но вражеские налеты не смогли сорвать перевозки. На Ладоге кипела жизнь. По малой трассе днем и ночью шли транспорты, тендеры, буксиры. По большой трассе двигались озерные буксиры, тральщики, канонерские лодки – и все они тянули тяжелые баржи. Боевые корабли прикрывали коммуникации.

Поэт Анатолий Тарасенков писал в те дни:

 
Рвет ветер бескозырок ленты,
В зенит нацелен ДШК.
Лежит укрытая брезентом
В мешках на палубе мука.

И день за днем – в труде упорном,
Под небом северной земли
Идут дорогою озерной,
Дорогой жизни корабли…
 

Темп перевозок нарастал. На обоих берегах не смолкал гул погрузочно-разгрузочных работ. На кораблях и судах широко развернулось соревнование за быстрейшую доставку всего необходимого Ленинграду.

Если в начале навигации мы перевозили ежесуточно 3200 тонн, то в июле и августе стали доставлять 6000–7000 тонн, что позволило перевыполнить план, установленный Государственным Комитетом Обороны.

И это вопреки всем трудностям, а их было не счесть. Не хватало людей. Экипажи судов пароходства подчас почти целиком состояли из женщин, подростков, учащихся Ленинградского речного техникума и школ ФЗО. Досаждали нам и штормы. Часто ветер застигал баржи в открытом озере. Рвались буксирные тросы, не выдерживали корпуса стареньких судов, появлялась течь. Моряки речники, пренебрегая смертельной опасностью, снова заводили буксиры, работали в трюмах, заливаемых водой. Штормы доходили до 8–10 баллов. 31 июля в Осиновце юлнами и ветром выбросило на камни и разбило нефтяную баржу, мы потеряли более 350 тонн мазута; выбросило на отмель транспорт «Стензо», две баржи с продовольствием, две пустые баржи, тральщик «ТЩ-175» и тендep. Могло пострадать бы и больше, но, к счастью, остальные суда удалось вывести на восточный рейд Шлиссельбургской губы, прикрытый берегом от ветра. Севшие на мель суда после шторма были сняты с мели, быстро отремонтированы и вновь отправлены в рейс.

Борьба за каждый час навигации, за каждую тонну грузов порой заставляла нас идти на заведомый риск, полагаясь на опыт капитанов и самоотверженность команд.

Так, несмотря на ухудшение погоды, получил разрешение на переход по большой трассе маломощный рейдовый буксир «Бузулук» с лихтером, груженным мукой. Постепенно ветер над озером усилился до восьми баллов. Капитан «Бузулука» В. Я. Соловьев и вся команда девятнадцать часов боролись со стихией. Чтобы буксирный трос не порвало, судно легло в дрейф, слегка подрабатывая машинами. Лихтер в сохранности был доставлен в Морье.

* * *

Наряду с опытными речниками на Ладоге самоотверженно трудилась молодежь. Озерный буксир «Буй» был комсомольско-молодежным. Вся его команда состояла из юношей, девушек и подростков. Некоторые моряки иронически называли это судно «детским садом». Но вскоре ирония сменилась восхищением. За отличную работу экипаж «Буя» заслужил переходящее Красное знамя Военного совета КБФ, которое осталось за ним до конца войны и ныне хранится в Музее обороны Ленинграда.

«Буй» – старый колесный пароход. Единственный пожилой на всем судне человек – капитан А. И. Патрашкин как-то сказал мне: «Сорок лет я плаваю по Ладоге, но только теперь узнал, что такое настоящая работа. Мои молодцы хорошо поняли, что и они на фронте. Трудятся изо всех сил. Бесстрашные ребята. Мы подсчитали: семьдесят раз попадали под бомбежки, и никто не дрогнул».

Буксир провел через озеро сотни барж; кроме того, он каждый раз брал грузы к себе на борт, доставив за навигацию около 20 тысяч тонн грузов. А еще его команда принимала участие в прокладке нефтепровода и новых подводных кабелей по дну Ладожского озера.

* * *

Заслуженную славу на Ладоге снискали команды озерных буксиров «Морской лев» (капитан В. Г. Ищеев, механик А. Ф. Смельнов), «Орел» (капитан И. Д. Ерофеев), «Никулясы» (капитан И. А. Мигаенькин), «Восьмерка» (капитан Н. Д. Бабошин). Эти буксиры в туман и шторм водили по две-три, а в штилевую погоду – и по четыре баржи. Тихоходные караваны часто подвергались вражеским бомбежкам и обстрелам, но ничто не могло помешать смелым людям довести суда до порта назначения. Во время одного из воздушных налетов капитан парохода «Кузнецк» И. В. Александров был трижды ранен осколками авиабомб. У него хватило сил самому встать у штурвала, вывести «Кузнецк» из-под удара, доставить его на рейд Кобоны. И только тут капитан упал. Когда к нему подбежали, он был мертв. На транспорте приспустили флаг. Протяжными гудками корабли простились о героем-капитаном, отдавшим жизнь ради спасения своего судна и его пассажиров – ленинградских женщин и детей.

А сколько мужества требовалось от команд нефтеналивных барж – ведь груз их мог вспыхнуть от любого осколка бомбы. На нефтеналивной барже № 4705 шкипером плавал Павел Алексеевич Лепестов. В навигацию он совершил с полным грузом 22 рейса по большой трассе. Вместе с Лепестовым работали две его дочери – старшая Татьяна и младшая Анастасия. Когда отца ранило, его заменила Татьяна Павловна. Она командовала судном, пока отец не вернулся из госпиталя. Когда я вручал Павлу Алексеевичу орден Красной Звезды, он заявил:

– Я стар, мне уж семьдесят, но я буду держать штурвал до тех пор, пока священная наша земля не будет освобождена от врага!

Несколько десятков рейсов совершил на своей нефтеналивной барже № 4707 и шкипер Е. Д. Дундуков, проплававший по Ладоге 32 года.

Таких замечательных людей у нас было много. Вот выдержка из сообщения Совинформбюро: «В баржу, которую вел шкипер Елькин, попал вражеский снаряд. Трюм стало заливать водой. Тяжело раненный товарищ Елькин нашел в себе силы, и под его руководством личный состав баржи сумел заделать пробоину. Караван без задержки благополучно прибыл в Осиновецкий порт». Или случай с еще одной баржей. Штормом ее оторвало от буксира и трое суток носило в бушующем озере. На баржу налетели вражеские самолеты. Шкипер И. В. Антошихин – человек находчивый и смелый. Он притопил баржу, разбросал на палубе дрова и доски. Фашистские летчики, решив, что с баржей покончено, больше ее не трогали. Мы тоже считали ее погибшей. И глазам не поверили, когда баржа, целая и невредимая, показалась на рейде: ветром ее вынесло к осиновецкому берегу.

Как-то я шел на малом охотнике. Поравнялись с конвоем, следовавшим из Новой Ладоги в Осиновец. Дул свежий ветер, буксиры, тянувшие по нескольку барж, с трудом выгребали против волны. Налетели «юнкерсы». Зенитчики кораблей открыли огонь, заставив большинство самолетов свернуть с курса. Но нескольким удалось сбросить бомбы. Они упали возле буксира «Никулясы». Перебило буксирный трос, баржи беспомощно закачались на волне. С «Никуляс» поступила радиограмма: многие члены экипажа ранены, выведена из строя почти вся прислуга орудия и пулемета, поврежден корпус корабля и механизмы, но уцелевшие люди на своих боевых постах. После мы узнали, что эту депешу передала истекающая кровью, смертельно раненная радистка В. Н. Петухова.

Я приказал командиру корабля приблизиться к «Никулясам». С помощью мегафона запросили:

– В какой помощи нуждаетесь?

Ответил звонкий девичий голос:

– Спасибо. Управимся своими силами.

А я через бинокль все смотрел на «Никулясы». На мостике судна, окутанного дымом и паром, деловито и спокойно распоряжалась молодая девушка. Она отдавала команды рулевому, решительно поворачивала рукоятки машинного телеграфа. «Никулясы» подошел к баржам, завел буксир и вскоре снова занял свое место в конвое.

– Кто такая? – спросил я.

Мне сказали, что это второй помощник капитана Антонина Киселева, добавив:

– Ох и смела! Любой мужик может позавидовать!

Антонина Киселева, студентка речного техникума, прибыла на Ладогу практиканткой перед войной, да так и осталась здесь. Плавала матросом, рулевым, потом ее назначили помощником капитана. Уже после войны я прочитал ее дневник. Привожу из него несколько строк: «В рейс вышли с неполным орудийным расчетом. Когда нас стали бомбить восемь бомбардировщиков и обстреливать четыре истребителя, мне пришлось помогать командиру орудия Жуковскому. Так как я все свободное время находилась у пушки, то умела заряжать и стрелять. Он был за наводчика, а я за заряжающего. Бомбили нас так, что вода кипела вокруг». В другом месте она пишет: «При отходе что-то попало под левый винт. Машина не работала. Надела купальный костюм, нырнула в воду. Оказалось, что на винт намотало трос. Решила распутать. Пробыла несколько времени под водой, все же размотала».

На Ладоге героями были все. В порту Кобона работала таксировщицей вчерашняя девятиклассница комсомолка Тамара Шибанова. Обязанность ее – встречать на причале корабли и оформлять грузовые документы. Начался вражеский налет. Тяжело раненная, семнадцатилетняя девушка смогла доползти до телефона, доложить о повреждении причалов. Командованием порта немедленно были приняты меры. К сожалению, отважную девушку спасти не удалось: она скончалась в госпитале. Погибла на своем боевом посту и другая комсомолка – оператор Алла Ткаченко.

Во время воздушного налета на Осиновец у причала разгружали только что поданную баржу с боеприпасами. Если бы бомба попала в нее или разорвалась поблизости, последствия могли быть страшными. В этот критический момент к барже подошел рейдовый буксир «Ростов». Капитан судна И. П. Копкин спокойно распоряжался на мостике. Экипаж быстро выполнял его команды, на баржу подали трос. Искусно маневрируя, чтобы не попасть под бомбы, капитан отвел ее от причала. А кругом вздымались водяные столбы от разрывов, осколки со свистом летели над самой палубой. Беда, нависшая над портом, была предотвращена.

26 июля, в День Военно-Морского Флота, Военный совет КБФ прислал нам поздравление, в котором говорилось:

«От вашей работы зависит бесперебойное снабжение героических защитников Ленинграда продовольствием, горючим, боеприпасами. Помните об этом, трудитесь не жалея сил, бдительно охраняйте и защищайте от врага караваны судов. Вашей героической и самоотверженной боевой работы не забудет страна, не забудут ленинградцы».

К празднику мы подвели итоги за первые месяцы навигации. Состоялись партийные и комсомольские собрания, на которых обобщался передовой опыт, намечались пути дальнейшего увеличения темпов перевозок. Одновременно не забывали и наращивать удары по врагу. В День Военно-Морского Флота отряд боевых кораблей вз трех канонерских лодок, двух торпедных катеров, двух катеров «МО» и четырех тральщиков при поддержке сторожевого корабля и малых охотников и под прикрытием истребителей произвел огневые налеты по вражескому берегу севернее мыса Никулясы и по бухте Саунаниеми.

Но главным были все-таки перевозки. Лучших результатов мы достигли в августе, когда среднесуточный тоннаж грузов, перевезенных в Ленинград, составил 4623 тонны, а из Ленинграда – более 2300 тонн.

Чтобы ускорить перевозки, мы использовали в качестве буксиров и наши специальные суда. Так, был привлечен спасательный корабль «Сталинец», которым командовал призванный из запаса старший лейтенант Николай Дмитриевич Родионов, бывалый балтиец, участник легендарного Ледового похода 1918 года. «Сталинец» имел две паровые машины общей мощностью 500 лошадиных сил, большой радиус плавания. Когда он был свободен от своих основных задач по спасению судов, терпящих бедствие, или подъему затонувших плавсредств, мы использовали его для буксировки барж.

С этой же целью нередко совершал рейсы по большой трассе и опытовый корабль «Связист», само название которого говорило о его прямом назначении. Командиру «Связиста» и его подчиненным было особенно трудно: корабль связи даже не имел буксирного оборудования, или, как говорят моряки, гакового устройства. Для закрепления буксира использовалась установленная на корме драга. Это затрудняло маневр, к тому же у «Связиста» был высокий фальшборт и надстройки (ходовой мостик возвышался на десять метров над водой). При ветре в борт корабль сильно сносило, а при встречном он резко терял скорость.

Каждый переход, особенно в свежую погоду, требовал от командира «Связиста» капитан-лейтенанта Ивана Васильевича Кораблева и всего экипажа огромного напряжения. Командир то и дело передвигал рукоятки машинного телеграфа, в помощь рулю подрабатывая машинами. Выполняя эти команды, механик корабля Ф. Н. Шилов, командир котельной группы мичман В. П. Таикин и их подчиненные выбивались из сил.

Я побывал на «Связисте» после очередного рейса.

– Трудно было? – спросил Кораблева.

– «Трудно» не то слово… – устало улыбнулся командир.

На протяжении всего пути дул сильный северный ветер, снося и буксир и баржи. Скорость движения снизилась до 3–4 узлов. А на рассвете, когда приблизились к банке Железница, оборвался буксирный трос у концевой баржи. Ее понесло к берегу, занятому врагом. Таща за собой вторую баржу, «Связист» кинулся догонять беглянку. А глубина все уменьшается. Трос удалось подать с первого захода, но, пока вышли на чистую воду, корабль дважды задевал днищем грунт. К счастью, все обошлось благополучно. Но сколько сил и нервов это стоило! Несмотря ни на что, две тяжелые баржи, груженные авиабомбами и другими боеприпасами, были доставлены в Осиновец.

Заставил нас поволноваться и другой рейс «Связиста». В тот раз он вел три баржи. До места назначения – бухты Морье – оставалось всего 80 кабельтовых (15 километров), когда сигнальщик старший краснофлотец А. А. Хоботов обнаружил приближающиеся «юнкерсы». Объявили боевую тревогу, открыли огонь из единственной 45-миллиметровой пушки. «Юнкерсы» устремились в пике. Корабль смог уклониться. Бомбы упали слева по корме и перебили буксирный трос. Осколками пробило борт и надстройки. К счастью, машины не пострадали. Командир приказал рулевому старшине 2-й статьи В. М. Смирнову поворачивать к баржам. Благодаря его умелым действиям высокобортный корабль быстро «поймал» баржи и снова взял их на буксир. Все они были доставлены по назначению.

Успешно выполнялась задача эвакуации из Ленинграда населения., А план этот был очень напряженный. В июне мы должны были перевозить по 5 тысяч человек в день, но эта цифра непрестанно возрастала. К 10 июля мы должны были довести ее до 10 тысяч.

Эвакуировались из Ленинграда дети, женщины, старики, раненые и больные. Главным образом это были люди, не способные по своему состоянию оказать действенную помощь в обороне города, а также наиболее опытные производственные и научные кадры, которые так нужны были в тылу. В отдельные дни на эвакопункт в Борисову Гриву прибывало значительно больше людей, чем предусматривалось планом. Приходилось брать их на суда сверх всяких норм. На каждый тендер вместо 25 человек принимали 50. Усаживали вплотную друг к другу. И все же заботились, чтобы разместить поудобнее. Моряки понимали, что перед ними измученные блокадой люди, слабые, истощенные, перенесшие большое горе: ведь почти в каждой ленинградской семье кто-то погиб от голода, от вражеских снарядов или бомб. При посадке следили за тем, чтобы не разлучать семьи, чтобы все отправлялись вместе на одном корабле.

Тепло и трогательно принимали моряки детей. Их на руках вносили на корабли. Если была волна, ребят укрывали бушлатами от брызг.

Помню, во время посадки упал с причала мальчуган лет пяти. Услышав всплеск, краснофлотец И. Я. Иванов, не раздумывая, прыгнул в воду, хотя был сильный прижимной ветер и его легко могло раздавить бортом корабля. Через секунду он выплыл, прижимая к груди спасенного малыша. Десятки матросских рук уперлись в причал, удерживая корабль на безопасном расстоянии, пока матроса с мальчиком не подняли на палубу.

Офицер отряда тендеров, впоследствии ставший поэтом, Сергей Порфирьевич Панюшкин писал в те дни:

 
Я на руки взял малыша,
И у меня упало сердце:
В чем только держится душа!
– Там, дяденька,  дадут нам хлебца?..
(Я – дяденька, мне двадцать лет.)
Я малолетка в трюм устроил.
– Дадут, терпи, солдат! – ответ
Я отрубил, как перед строем.
 

Наиболее тяжелые дни были, когда на озере разыгрывалась волна, качка изматывала ослабевших пассажиров. К тому же низкая мореходность многих судов не всегда позволяла выпускать их в плавание. Тогда на эвакопункте скапливалось большое количество людей. Причем очень трудно было объяснить им причину задержки. Когда дул ветер с запада, люди видели относительно спокойную воду у берега, прикрытого возвышенностью и лесом, и не верили, что в открытом озере шторм.