Текст книги "Тайные виды на гору Фудзи + бонус-трек «Столыпин»"

Автор книги: Виктор Пелевин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Потом Ринат все же напал на след своего благодетеля, и, когда Федя вышел, взял его в дело, подняв за пару лет сразу до партнера.

Неизвестно было, конечно, правда это или нет – про кого из героев девяностых годов не рассказывали подобных сказок? Но Федина яхта называлась «Skewer», то есть «Шампур».

Дело, конечно, могло обстоять с точностью до наоборот: вся эта легенда могла появиться именно из-за названия «Skewer», которым яхта была обязана своему стремительному тонкому силуэту. В общем, непонятки.

Женат Федя все еще не был и регулярно появлялся в списках лучших женихов России, что вызывало в Тане противные спазмы ревности.

Постепенно она собрала целую коллекцию его фотографий. На одной Федя был похож на себя в детстве – наверно, из-за ракурса, скрывшего морщины. Он был снят на той самой яхте «Skewer» (положим, не самой большой в мире, но самой настоящей океанской лодке), в белой капитанской фуражке. Улыбка показывала, что он иронизирует – немного над собой, немного над фуражкой, немного над зрителем.

Таня распечатывала найденные в сети снимки на цветном принтере в офисе – и вешала их дома на пробковую доску, иногда пришпиливая рядом записку с коротким комментарием. Такая доска, символизирующая поставленную цель, называлась в психологической литературе vision board: Таня знала из какого-то журнала, что очень полезно все время иметь ее перед глазами и помнить о главном.

Она помнила – и на доске все время появлялись новые фото. Ее квартира постепенно стала напоминать штаб киллерского синдиката: казалось, из кухни вот-вот выйдет татуированная Анджелина Джоли, поправит «глок» на худой ляжке, похвастается тремястами трупами и заговорит о проблемах меньшинств.

Девочки в молодости глупые, усмехалась Таня с высоты своего жизненного опыта. Вернее, глупы не они – глупа природа и ее инструменты отбора, устаревшие минимум десять тысяч лет назад (для эволюции это доля секунды, но от этого ведь не легче).

Юные красавицы подчиняются древнейшим зонам мозга. Они честно выбирают молодого самца с самыми длинными рогами, самым алым задом или самыми голубыми чешуйками на гребне, а потом выясняется, что генетический суфлер был полный мудак и девушке достался бык из спального района, сын уволенного прокурора на папином поршаке или непризнанный гений стиля с личным каналом на ютубе.

Все метки и знаки были на месте, все инстинкты сказали «да» – и вот… Но как было заглянуть в будущее сквозь галлюцинации и дурманы юности? Таких технологий природа, увы, не успела создать: второсигнальная эра еще слишком коротка, чтобы хоть как-то отпечататься в эволюционной механике.

Кроме Фединых фотографий, Таня зачем-то собирала снимки олигархов с женами, и скоро под них потребовалась вторая vision board. Фотографии были очень разными, но во всем своем многообразии четко делились на два типа.

Жены на них были либо трофейными, либо кармическими.

Трофейные жены были молоды, имели, как правило, большую грудь (не зря ведь олигархическое измерение начинается при переходе от «лимонов» к «арбузам») – но на вкус Тани совсем не были красивы.

Вернее, их красота была фальшивой и претенциозно-формальной, как у пошлых стихов с идеальными рифмами. По отдельности все эти носы, голени, плечи, глаза, животы и уши выглядели безукоризненно, но соединение частей в целое не давало нового качества. Фотографии показывали ухоженное женское тело с высокой капитализацией, соответствующее строжайшим стандартам патриархального сексизма, и больше сказать было нечего.

Олигархи на этих снимках имели такой вид, словно позировали рядом с суперкаром или бизнес-джетом – что, собственно, и расставляло последние точки над «ё»: ситуация была понятной и по-своему честной. Таня тоже имела когда-то шанс, но время было мерзкое и пришлось сыграть по-мелкому.

А вот кармические жены… Это было другое.

Они выходили не за олигарха, они в свое время поверили в своего ушлепка Федю, сделали ставку на голимое «зеро», и им прикатила удача.

Кармические жены были старыми, толстыми, непривлекательными, дорого и нелепо одетыми – но внушали уважение. Ясно было, что их мужья катаются на нанятых суперкарах, но этим ухмыляющимся загорелым теткам не надо было бояться за место под солнцем. Они его заслужили.

На снимках, где они стояли рядом со своими форбсовскими кавалерами, почти проступали линии судьбы, соединяющие их с мужьями – надежные и прочные узы, любая попытка порвать которые вела прямо в высокий лондонский суд. Ибо, как было сказано, за каждым успешным мужчиной стоит любовь женщины, и британские юристы отлично умеют переводить эту максиму на язык конкретных цифр.

Журнал «Женские секреты», как и обещало название, приподнимал покровы: кармические жены часто уже не жили с мужьями, закрывали глаза на их шалости, зато управляли собственными империями… А вот трофейных жен чаще всего связывал брачный контракт, низводящий их почти до прислуги.

Но в журнале обнаружился еще один возможный сценарий – третий. Таня по душевной робости ни за что не решилась бы подумать о таком сама.

Да. Бывало и так, что предназначенные друг другу сердца, не узнав друг друга на школьной скамье, встречались через много лет опять и соединялись. Подобное случалось с богачами не так уж редко – Таня выделила для этих историй верхнюю часть одной из досок. Понятно, что бывшие одноклассницы, какими бы красивыми они ни были в детстве, не могли конкурировать с чужой молодостью. Значит, дело было не в физических данных, а в неизвестной черте мужского сердца.

В «Женских секретах» ничего об этом не было, но Таня догадалась сама. Наверно, думала она, эти люди в принципе не умеют проигрывать. И даже если вся их жизнь стала одним бесконечным успехом, поражение, оставшееся в прошлом, тяготит и тревожит их.

К тому же в юности у событий совсем другой масштаб, они отбрасывают тень на всю судьбу, и шрамы несчастной детской любви остаются с мужчиной навсегда. А когда у человека появляются большие деньги, он может почти все – и вот мужчина, как в фантастическом фильме, возвращается в прошлое и исправляет ошибку…

Из этого следовали такие перспективы, что Таня даже боялась о них думать.

Потом она все же решилась, и мысли за пару секунд превратились из тоненького ручейка в клокочущий водопад. А еще через день просто думать было уже мало.

Ей захотелось увидеть все на своей vision board. Она не владела «фотошопом», но у нее были ножницы и клей – и в блоке кармических жен появилась новая фотография. Федя в темном двубортном пиджаке и она в своем зеленом платье от Gucci.

Оно было куплено на распродаже, но это было реальное платье от Gucci, и такое вполне могла как-нибудь надеть жена настоящего мультимиллионера. Это превращало грубую фотосклейку в одну из возможных версий реальности.

Отойдя от пробковой доски, Таня почувствовала легкий спазм в матке. Ей показалось, что она сделала что-то серьезное, почти колдовское. И даже не почти, а на самом деле.

В научно-популярной литературе такое называлось «симпатической магией». Таня отчетливейшим образом ощутила то, что джедаи называли «содроганием силы». Что-то в мире пришло в движение, и причиной была она.

Таня села в кресло у телевизора и стала щелкать пультом. На пятом или шестом канале ее встретил грустно-веселый крокодил Гена из древнего советского мультика. Гена, в пророческом малиновом пиджаке и каком-то очень правильном пацанском кепарике, играл на гармошке и пел:

– Прилетит вдруг волшебник в голубом вертолете…

Дослушав песню, Таня выключила телевизор. Было самой смешно – дурехе сороковник, а она у себя в голове в песочек играет. С другой стороны, пока мы играем, мы молоды…

⁂

Когда утром на следующий день телефон заиграл, она сразу поняла, что звонок как-то связан со вчерашним магическим действием.

– Алло…

– Татьяна Осиповна? – сказал в трубке быстрый голос. – Здравствуйте. Меня зовут Дамиан Улитин, и я хотел бы встретиться с вами для важного разговора.

– По какому вопросу? – обмирая, спросила Таня.

– По поводу… вернее, поручению одного вашего одноклассника, – ответил Дамиан. – Вы помните, наверное – Федор Семенович.

Воздух вдруг сделался чем-то вроде пенопласта – стал твердым и неприятно скрипучим. Кое-как Таня выдохнула и вдохнула.

– Помню, конечно.

– Я его… Как бы сказать, помощник. И у меня к вам будет одно дело. Но не по телефону. В центре вам удобно?

– Когда? – спросила Таня.

– Сегодня было бы идеально. Заодно и поужинаем, да? Как вам индийская кухня?

Таня пару раз куснула пенопласт – и сказала:

– Да.

Дамиан показался ей похожим на пирата.

Не на голодного сомалийского афроафриканца, понятно, и не на московского задрота-кинолюба, а на топового представителя касты, который – пока его бриг бороздит соленый карибский простор – судится с пятью голливудскими стервами, зовет фейсбук к импичменту, качает бугристый пресс, и все это с открытой мальчишеской улыбкой на молодом еще лице.

Лицо его было не просто свежим – на нем, помимо капитанской бородки, присутствовала та особая патина, какой покрывается человеческая кожа от близости к большим деньгам и океанической свободе: как бы загар от особого солнца богатых, делающий человека моложе лет на десять.

На нем был идеально сидящий светлый пиджак, расстегнутая на горле голубая рубашка и красиво порванные джинсы. С собой у него была папка делового вида и глянцевый пластиковый пакет, заклеенный скотчем – словно он мимоходом затарился в каком-то бутике. В общем, выглядел он эпично.

Посланник не выше пославшего, вспомнила Таня евангельское… Так каков же тогда пославший… Полно, да и тот ли это Федя вообще?

Ах, как волнительно сжимается грудь.

– Сначала об одном неприятном и довольно скользком моменте, – заговорил Дамиан, демократично макая самосу в карри. – Мой клиент – очень заметный человек, вызывающий повышенный интерес самых разных СМИ. На нем многие пытаются заработать. Особенно, прошу меня извинить за прямоту, женщины. Вы, думаю, знаете, как это бывает.

Таня кивнула.

– Мы, собственно, не обязательно против, – продолжал Дамиан, – но стараемся упорядочить этот процесс. Сделать так, чтобы подобный заработок был предметом нашего договора, а не последующего вымогательства. Поэтому перед общением с Федором Семеновичем мы просим всех женщин, встречающихся с ним по личному делу, подписать несколько бумаг. Если вы согласитесь, это придется сделать и вам тоже.

– Что за бумаги?

– В них вы официально отказываетесь практически от всех возможных претензий в адрес моего клиента и берете на себя определенные обязательства. Это стандартное правило. Одновременно мы гарантируем вам за эту встречу разовое вознаграждение в семь тысяч долларов.

– То есть вы как бы меня нанимаете? В качестве гетеры?

– Обидно такое слышать. Мне ни в коем случае не хотелось бы, чтобы вы видели ситуацию в подобном свете. Скажу по секрету – только прошу ни в коем случае не повторять со ссылкой на меня – мой клиент настроен романтически. Я бы даже сказал, трогательно ностальгически.

– Вот как?

Дамиан кивнул.

– Наверно, уже такой возраст, когда человек окидывает взглядом жизнь с высоты и видит, какие чувства были важными, какие не слишком, что удалось на личном фронте, а что сорвалось. Что пока еще достижимо, что можно исправить, а что уже нет…

Таня вздохнула и чуть прикусила щеку, чтобы на глазах не выступили слезы.

– Но это, – быстро продолжил Дамиан, – всего лишь мои догадки. Я здесь сильно рискую, поскольку выхожу за пределы своей компетенции.

– Зачем же вы тогда предлагаете деньги за встречу?

– Я уже говорил, что богатых людей в наше время часто пытаются шантажировать. Я ни в коем случае не обвиняю вас в таких планах, но правила есть правила. Для этого мы и подписываем NDA.

– Что это?

– Non-disclosure agreement. Договор о неразглашении. И еще пару других бумаг. Если вы их внимательно прочтете, вам может показаться, что вы даете Федору Семеновичу консент на любые действия за полученную вами материальную компенсацию в семь тысяч долларов. Юридически все так и обстоит – вы как бы работаете по разовому контракту.

Таня брезгливо нахмурилась, и Дамиан поднял руки.

– Но это, разумеется, просто страховка. Исключительно для того, чтобы вы не могли обратиться в суд с каким-нибудь вздорным обвинением. Или не подумали нанять книггеров, чтобы издать скандальную и пустую книжонку о вашей встрече. Без этой формальности – а это, повторяю еще раз, чистая формальность – Федор Семенович не сможет с вами встретиться. Не допустят его юристы. В том числе я.

Дамиан вынул из портфеля папку с бумагами. Бумаги были помечены желтыми полосками липких закладок.

– Вот, – сказал он, – и еще это…

На стол перед Таней лег конверт.

– Я подпишу, – сказала она. – Но денег брать не буду.

– Увы, так нельзя.

– Почему? – оскорбленно спросила Таня.

– Потому что… Господи, да не ведитесь вы так. Потому что вы должны подписать в том числе и расписку в их получении. А если вы подпишете, но не возьмете, я окажусь жуликом. Сумма небольшая, но все равно бумагооборот требует аккуратности. Несколько раз сходите, в конце концов, в хороший ресторан. На эти деньги можно сходить в очень даже приличный.

– Но какое…

– Повторяю в третий раз, Татьяна Осиповна, документы нужны лишь для того, чтобы сформировать, как говорят адвокаты, внятное юридическое поле, где будут происходить все дальнейшие события. Но формальности должны быть соблюдены строго. Или вы хотите, чтобы меня вышвырнули на улицу?

Мысль о том, что Дамиану могут дать пинка и сбросить в бездну, где его благородный загар испарится и он снова обернется Демьяном, конечно, грела. Но все же не настолько, чтобы упорствовать ради этого в показной душевной красоте. Особенно себе во вред.

– Хорошо. Если вы настаиваете…

– Настаиваю.

Таня взяла конверт и спрятала его в сумочку.

– Подписывать там, где желтые метки, – сказал Дамиан. – Можете прочитать, если хотите.

Таня взяла наугад одну из бумаг, принялась читать – и запуталась в первом же абзаце. Особо вчитываться смысла не было: понятно, что при желании юристы обдурят ее пять раз в одном предложении.

– Зачем читать. Я Феде доверяю.

– И правильно. Поверьте, из квартиры он вас обманом не выселит.

У Тани вдруг екнуло в груди. Она сообразила, что именно так жулики выживают людей из квартир – рассказывают неправдоподобную историю, дают немного денег, просят подписать бумаги. Впрочем, подумала она тут же, откуда жуликам знать, что они с Федей в одном классе… Да нет, паранойя. Хотя…

Она пролистала несколько страниц, отыскивая упоминания про жилплощадь – но ничего похожего не было. Речь действительно шла об отказе от претензий всех возможных видов. И еще о разовом вознаграждении.

– Тут некоторые графы пустые.

– Я потом заполню, – сказал Дамиан. – Не переживайте.

– Ручку дайте.

Дамиан протянул ей синий гелевый маркер.

– Вот здесь, – сказал он. – Да. Здесь. И здесь. И здесь тоже. А здесь вот два раза, пожалуйста… Спасибо.

Спрятав бумаги в папку, он улыбнулся.

– Ну вот, противная часть позади. Теперь можем с вами наконец поговорить по-человечески… Таня… Ничего, если я вас так буду называть?

– Ничего, – ответила Таня.

– Так вот, Таня… Про ваши прежние отношения с Федором Семеновичем мне ничего не известно, но я вообще много времени провожу возле богатых людей – и примерно представляю их психологию. Я знаю, чего они хотят. И, поскольку я, будете смеяться, изо всех сил стараюсь быть порядочным человеком, я выложу все начистоту.

«Понятно, – подумала Таня. – Сейчас инструктировать будет, как ноги держать».

– Только не думайте, – сказал Дамиан, словно учуяв ее мысль, – что я имею в виду какие-то конкретные пожелания моего клиента. Нет. Я ни в коем случае не пытаюсь как-то вас сориентировать или намекнуть, как вам себя вести. Федор Семенович не давал мне такого поручения. Но я знаю, зачем такие люди, как мой клиент, ныряют в свое прошлое.

– Зачем?

– Вы слышали выражение «delayed gratification»? Или «отложенная гратификация»?

– Может и слышала, – ответила Таня. – Звучит знакомо. Но я уже забыла.

– Я напомню тогда. Это понятие связано с так называемым «Stanford Marshmallow experiment», или, говоря по-русски, «Стэнфордским зефирным экспериментом». Слышали?

Таня пожала плечами.

– На самом деле это целая серия экспериментов, обширная и очень долгая. Но первоначальный концепт был простым. Детям лет шести предлагали выбор – съесть одну пастилку прямо сейчас или две пастилки через пятнадцать минут. Сладости могли быть и другими, зефир тут не важен. Важным было предложение отложить удовольствие, чтобы потом получить больше. В шесть лет на подобное решиться не так просто. Некоторые дети соглашались, другие нет. Образовалось две группы.

– Можно догадаться, – сказала Таня, – что две группы будет. Чего удивительного.

– Тут – ничего. Удивительное было дальше. Эти эксперименты ставили в шестидесятых-семидесятых годах прошлого века. А потом проследили жизненный путь участников. Вплоть до нашего времени.

– И что?

– Оказалось, – продолжал Дамиан, – что группа отложенной гратификации, то есть детки, согласившиеся подождать второй пастилки, по всем жизненным показателям обошли тех, кто выбрал одну пастилку сразу. И по образованию, и по доходу, и даже по индексу здоровья.

– Это тоже понятно, – сказала Таня. – Я так и предположила бы. И что дальше?

– А то, – ответил Дамиан, – что группу отложенной гратификации можно тоже поделить. На тех, кто заберет две пастилки через пятнадцать минут – и тех, кто согласится ждать полчаса за четыре пастилки. И так далее. В конце концов окончательными чемпионами окажутся самые терпеливые дети. Те, кто ждал не пятнадцать минут, а пятнадцать лет… Отложенная гратификация дает огромную силу тому, кто ее практикует. Без преувеличения можно сказать, что на ней зиждется вся великая протестантская цивилизация. Но…

Подняв палец, Дамиан сделал картинную паузу.

– Но теневая сторона здесь тоже есть. У окончательных чемпионов далеко не все так хорошо, как кажется. В сказках разных народов существует архетип богача в рваной одежде, который получает удовольствие только от того, что спускается в подвалы и глядит на свое золото…

– Знаю, – сказала Таня. – Скупой рыцарь у Пушкина.

– Да, именно. Такой канонический скупердяй в лохмотьях сегодня встречается редко. У настоящего скупого рыцаря будет и яхта, и шато на Лазурном берегу, и самолет. Это символы успеха, и они необходимы для бизнеса. Не будет только одного – внутренней радости от обладания ими. За годы самоограничения у него пропал вкус к сладкому, и пастилки не доставляют ему радости. Совсем. Понимаете?

– Ага, – усмехнулась Таня. – Понимаю, куда вы клоните. Копил на коронки, пока зубы не выпали.

– Примерно. Победа в битве за счастье формально одержана, но субъект счастья – малыш, решивший подождать и съесть сразу сто пастилок – стал ее жертвой. От его лица теперь действует группа юристов по доверенности. Они сдают и принимают тонны пастилок, а счастье… Где оно?

Таня тихонько вздохнула.

– И тогда, – продолжал Дамиан, – скупой рыцарь строит машину времени. Он возвращается в то время, где малыш был жив – и заваливает его пастилками… Вы улавливаете мою мысль?

Таня даже покраснела.

– Вы не поверите, – сказала она, – но я совсем недавно думала про это практически теми же словами. Вот про машину времени точно думала… И вы считаете, что Федор Семенович хочет…

– Да. Он хочет вернуться к чему-то очень для него важному. И это связано с вами.

– Но зачем ему? Ведь Федя может что угодно себе…

– Вы знаете, не все. Далеко не все в мире можно купить, нанять и так далее, если вы это имеете в виду. Человеческая сфера влечения – область хрупкая и непостижимая. Если вы надломите молоденькое деревце, оно так и вырастет кривым. Так и человек. Есть целые научные школы, целые армии дорогих аналитиков и психотерапевтов, обслуживающие богатых, но несчастных людей. Они изучают каждый чих, каждый синяк, каждую детскую обиду своих клиентов – ибо все это до сих пор релевантно и важно.

– То есть вы хотите сказать, – заволновалась Таня, – Федя меня потому увидеть хочет, что ему психотерапевты прописали?

– Нет, что вы. Я совсем не это хочу сказать. Я хочу сказать, что стремление взрослого богатого мужчины вернуться в юность или детство, чтобы подлечить свою судьбу – это не какой-то бзик, не экзотика и редкость, а очень распространенное явление, укорененное в самой природе человеческой психики. Настолько распространенное, что на нем даже паразитируют всякие дипломированные умники.

Таня вспомнила про свои пробковые vision boards – но решила о них не говорить.

– Это, – продолжал Дамиан, – последний шанс судьбы. Вспомнить несбывшееся и сделать так, чтобы оно сбылось хоть как-то. Понимаете?

Таня еле заметно кивнула.

– Не буду строить никаких конкретных предположений, но полагаю, что Федор Семенович хочет вернуться к вам за своей порцией упущенного счастья… Никто в целом мире не поможет ему в этом, кроме вас. Но здесь начинается запретная территория, и продолжать разговор с моей стороны будет нескромно. Тем более что вы, Таня, все понимаете сами…

Голос Дамиана журчал и гипнотизировал. Временами в нем звучала самая настоящая нежность, временами – обезоруживающая искренность.

– Да, – сказала Таня, – я вполне… То есть почти…

– Поэтому вас, наверно, не удивит, что Федор Семенович хочет встретиться с вами не в городе, а в одном довольно странном, с моей точки зрения, месте.

– Где?

– В совхозе, где вы работали когда-то на школьной картошке.

– А он сохранился, этот совхоз?

– Вы знаете, да. Вполне сохранился. Только не в качестве совхоза, конечно. Я ездил, проверял по фотографиям из архива Федора Семеновича.

– Вы? Ездили?

Дамиан кивнул.

– Там вообще мало что изменилось, судя по всему. Но картошка больше не растет. Запустение… Пара старушек доживает, мужики давно спились. Некоторые постройки сохранились.

Он вынул телефон и повернул его экран к Тане.

– Снимал пять дней назад. Вы что-нибудь узнаете?

– Да, – сказала Таня с веселым удивлением. – Вот тут мальчики жили… Только стены были другого цвета. А это банька, мы там мылись. Но вот этих рукомойников тогда не было. И деревья теперь совсем большие. А все остальное такое же осталось.

– В России одна Москва меняется, – философски заметил Дамиан, – и не всегда в лучшую сторону. Хорошо, что вы баньку помните.

– Почему хорошо?

– Федор Семенович хочет встретить вас именно там.

– Он прямо такое желание выразил? – удивилась Таня. – Господи, сколько лет-то прошло, а он такие вещи помнит.

– Помнит, представляете? Вот посмотрите…

Дамиан положил на стол тщательно вычерченную схему.

– Вы пойдете по этой дорожке, как раньше ходили от женского общежития. Само общежитие снесено, а дорожка осталась. Мы подвезем вас к ней на машине. Федор Семенович будет ждать прямо у баньки.

– Вы все так прямо распланировали… А вдруг местные помешают?

Дамиан улыбнулся.

– Никаких местных не будет.

– Почему?

– Мы арендуем территорию специально для этой встречи. Охрана по периметру и все прочее, так что не опасайтесь. Все будет хорошо.

– А когда? Когда мы встретимся?

– В течение недели-двух. У Федора Семеновича очень загруженный график, и точнее пока я сказать не могу. Постараюсь предупредить вас за два-три дня. Вы сможете отпроситься на работе?

– Я сейчас не работаю, – сказала Таня. – Временно.

– А, ну тогда с этим проблем нет. И вот еще…

Дамиан поднял с пола блестящий пластиковый пакет и положил его рядом с Таней.

– Это вам. Спецодежда.

– Одежда?

– Да. Примерная аппроксимация того, во что вы одевались на картошке. Ваши размеры мы выяснили, все должно подойти. Пожалуйста, сегодня проверьте – если мы ошиблись, заменим.

Таня была так поражена, что даже ничего не сказала.

– Мой телефон в конверте с деньгами, – Дамиан поглядел на часы. – Когда у меня будет точный тайм-график, я позвоню. Если появятся вопросы или проблемы, звоните сами. А сейчас нам надо бежать, потому что скоро будут пробки. Увы, как вы понимаете, не шампанские.

Он ткнул пальцем в стоящую на столе радио-пирамидку, где был нарисован официант с подносом.

– Если позволите, я вас подвезу…

⁂

Таня раскрыла пакет только дома.

Внутри были черные резиновые сапоги, синие шерстяные рейтузы и подбитая ватином нейлоновая куртка цвета засохшего навоза – все грубое, аляповатое и удивительно гармонирующее друг с другом: словно бы перерождения безобразных советских вещей, опознанные на прилавках нового мира специально приглашенным ламой.

Еще в сумке было желтое тропическое полотенце с пальмами. Такое же, каким она обматывалась поверх купальника. Купальника Федя не видел, а полотенце, кажется, запомнил крепко.

Но зачем сапоги, куртка и рейтузы?

Она надела все это перед зеркалом. Странно, но спецодежда сделала ее моложе и привлекательнее, будто вернув ей часть юности, размазавшейся по похожему шмоту.

Наверно, во что-то подобное на той картошке и одевались – Таня не помнила таких подробностей. Помнила только, что там не было тампонов и приходилось пользоваться ватой гигроскопической из упаковки, похожей на заряд к танковой пушке. И ничего – жили, надеялись, любили…

Но почему тогда полотенце? Зачем? Ведь его не будет видно под всем остальным.

С другой стороны, сейчас уже прохладно, осень. Вдруг дождь… Наверно, Федя предлагает два варианта на выбор. Или нет, нет… Все просто.

Она завернулась в полотенце, а потом надела сверху комплект спецодежды. Что у нее под курткой, не было видно. Вот так и пойдем, прошептала она, так и пойдем… Действительно, не раздеваться же перед охраной. И гармония не нарушится. А когда сниму, будет ему полотенце. Обо всем подумали.

Следующие три дня Таня провела, репетируя встречу.

Она понимала, конечно, что делать этого не стоит: в реальности все случится совсем по-другому, и ничего, кроме вреда, от подобных упражнений не будет. Но в душе играли такие увертюры и прелюдии, что слабый голос рассудка не был слышен на их фоне.

Почему-то Таня думала, что Федя набросится на нее, затащит в баню и сделает то, чего ему так хотелось тем мутным сентябрьским днем. Не зря же он взял с нее подписку.

В принципе она была не против. Ей даже начинало на полном серьезе казаться, что и тогда она была не против, и будь он чуть настойчивей, разговорчивей и веселее… Как пел тогда репродуктор: «Я не весталка, мой дорогой. Что же мне, жалко? Боже ты мой…»

Потом они будут долго приходить в себя, лежа в сене (почему-то казалось, что в бане догадаются постелить сена). Она снимет соломинку с лица Федора Семеновича (уже опять Феди) и скажет чуть грустно:

«Мы потеряли столько времени…»

Или что-нибудь похожее – нужные слова обязательно найдутся в такую минуту, обязательно.

Когда через три дня Дамиан позвонил, она совсем уже измоталась и хотела звонить ему сама.

– Завтра, – сказал он. – Я приеду в два часа тридцать минут. Пожалуйста, будьте к этому времени полностью готовы. Брать с собой ничего не надо – только оденьтесь заранее, чтобы нам не ждать. И вот еще – пожалуйста, минимум косметики. Я не говорю вообще без, потому что такого женщине не говорят, хе-хе, но постарайтесь, пожалуйста, чтобы невооруженным глазом ее не было заметно…

Таня вспомнила, что на картошке девчонки действительно почти не пользовались косметикой. Какая, однако, память у этого Феди.

Следующий день выдался солнечным. Но солнце не грело – изнанка осенней ясности была холодной, и куртка на ватине не помешала. Полотенце приятно стягивало тело, и даже непонятно было, почему мировые модельеры еще не взяли на вооружение такой дизайн.

Дамиан приехал за пятнадцать минут до срока, но она уже ждала его во дворе. За рулем сидел он сам. Больше никого в черном ленд крузере не было.

– Волнуетесь? – улыбнулся Дамиан, когда она села рядом. – Я вижу, что волнуетесь. И Федор Семенович, наверно, волнуется… Как же без этого, столько лет.

– Долго нам ехать?

– Часа полтора.

– В школе дольше было. Часа три почти. Сначала на электричке, потом на автобусе.

– Сейчас по гипотенузе поедем.

Таня сообразила, что Дамиан за секунду провел у себя в голове целый тригонометрический анализ. Это отчего-то ее поразило. Ну конечно, думала она, раньше ездили буквой «Г», поэтому так долго. Я всю жизнь по этой букве катаюсь, между прочим. А сейчас вот зато…

Да. Выходим на гипотенузу.

Это звучало гораздо круче, чем «выделенная линия» или даже «спецполоса». Гипотенузу вообще не рисуют на асфальте – сильные духом люди носят ее в себе и едут по ней незаметно для других, даже когда кажется, что они просто стоят в пробке…

Пробка была только одна, у кольцевой, и то небольшая. А когда выехали из города и набрали скорость, Таня занервничала так, что заснула – такое с ней иногда бывало от стресса.

– Таня, приехали.

Таня открыла глаза. Мир снова требовал ее присутствия.

Машина стояла среди старых деревьев, недалеко от пустого заколоченного дома. Впереди был припаркован черный мерседесовский микроавтобус.

Здесь было куда больше желтой листвы, чем в Москве, и многие деревья уже наполовину облетели. Людей видно не было – только возле микроавтобуса стояли два коротко стриженных парня в добротных костюмах и тихо переговаривались с осенью… Заметив у одного из них в ухе провод телесного цвета, Таня догадалась, что беседуют они все-таки не с природой.

Дамиан поднял телефон, издал в него несколько вопросительных междометий, крякнул, хохотнул, что-то выслушал и повернулся к Тане.

– Проснулись? Федор Семенович чуть задерживается. Нам сообщат. Да мы и сами увидим.

Прошла пара минут, и Таня услышала еле различимый треск вертолета. Он становился все громче, а потом Таня увидела в небе саму машину.

Это был небольшой темно-синий аппарат, не наш, а какой-то иностранный. То ли «Еврокоптер», то ли «Белл» – из тех, что в Москве можно взять в аренду. Вертолет сделал в небе круг, пошел на посадку и приземлился где-то недалеко, метрах в трехстах.

– Прибыл, – прошептал Дамиан.

Прошло еще двадцать минут, и его телефон зазвонил.

– Понял, – сказал он в трубку и повернулся к Тане. – Ну что, Таня. Ваш выход.

Таня запаниковала.

– Может, я…

Дамиан взял ее руку и сильно сжал двумя своими.

– Идите прямо по этой дорожке и никуда не сворачивайте. Банька через двести метров. Федор Семенович уже там. Никто, кроме него, вас не увидит. Все будет хорошо. Поверьте в свою звезду.

– Да, да, – прошептала Таня, подтерла быструю слезинку (и правда хорошо, что не накрасилась), вылезла из машины – и пошла вперед.

Ей казалось, что Дамиан и охранники глядят ей в спину: она чувствовала почти физическое давление наведенных на нее глаз. Но когда через минуту ходьбы она обернулась, оказалось, что микроавтобус с охраной и машина Дамиана давно скрылись за деревьями. Спокойно, Таня, прошептала она, не надо себя заводить.