Текст книги "Тридцатого уничтожить!"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Жду, жду, а он все не идет, – шутливо-обиженно сказала она.

– Но ты же сказала мне позавчера, что уезжаешь на несколько дней из Москвы. Я думал, что ты уже давно по Питеру бегаешь, а ты здесь. – Савелий действительно был удивлен, увидев ее.

– Ты что, не рад? – кокетливо улыбнулась она.

– Скажешь тоже! Если бы я знал, что ты меня ждешь, то давно бы уже примчался!

– Ладно, как продвигаются дела? Савелий обречено махнул рукой.

– Понятно. Ладно, не вешай нос, Савушка! Все будет хорошо! Я верю в судьбу. Полоса неудач позади! Все! Мы закрываем ей дорогу: с этой минуты начинается успех! Я так хочу! – Она капризно притопнула ногой. – А сейчас пойдем и развеемся в какойнибудь ресторан: мне тут привалило немного. Папа прислал, – добавила Лапа, вытаскивая пачку двадцатипятирублевок в банковской упаковке. Но в этот момент раздался звонок, и Лана недоуменно взглянула на Савелия:

– Ты ждешь звонка?

– Что ты, я никому еще не давал этого телефона.

– Интересно. – Она подошла к телефону и подняла трубку: – Слушаю вас! – Через паузу она быстро посмотрела на Савелия и натянуто улыбнулась. Хорошо, дорогая, с меня причитается! – Лана положила трубку и подмигнула ему. – Как нельзя кстати: сейчас поедешь в ГУМ, подойдешь ко второй секции на втором этаже третьей линии и спросишь там Наташу: она сделала для тебя отличный костюм!

Савелий протестующе поднял руку, пытаясь чтото сказать, но она перебила:

– Брось, Савушка, свою щепетильность! Разбогатеешь, отдашь! – Лапа разорвала банковскую упаковку двадцатипятирублевок и не считая, около полпачки, отдала Савелию. – И поторопись, пожалуйста: Наташа только до семи работает. Потом за мной, и поедем обмывать покупку! – Она стала шутливо подталкивать его к двери.

До центра Савелий доехал очень быстро, но та улица, которая вела к ГУМу, была перегорожена: велись строительные работы, и ему пришлось делать небольшой крюк.

Пытаясь сосредоточиться на новом маршруте, он не обратил внимания, что за ним неотступно следует ярко-желтая машина "Москвич". Когда он выехал на небольшую улочку с односторонним движением и остановился у светофора, "Москвич" неожиданно поехал вперед. Пересекая улицу перед самым носом "Вольво", "Москвич", за рулем которого Савелий успел рассмотреть миловидную молодую женщину с ярко накрашенными губами, неожиданно вильнул и сильно стукнул "Вольво".

Савелий выскочил из машины, чтобы остановить "Москвич", но тот резко рванулся вперед и скрылся в ближайшем переулке. Он подошел к "Вольво" и осмотрел машину: было сильно повреждено левое крыло, разбиты фара и сигнальные огни, искривлена крышка капота.

Оглядываясь по сторонам, Савелий не заметил особого внимания к своей аварии, видно шум от столкновения был незначительным и все произошло очень быстро, поэтому никто и не обратил внимания.

Савелий был рад хотя бы тому, что рядом не оказалось милиции. Он сел за руль, вытащил из кармана бумажник и пересчитал наличность: даже если отказаться от покупки костюма, денег для восстановления товарного вида машины было недостаточно. Вдруг он наткнулся на визитку Григория Марковича; немного подумав, тронул машину с места и у первого же телефона-автомата остановился:

– Григорий Маркович? – спросил он, когда на другом конце подняли трубку.

– Да, слушаю вас.

– Здравствуйте, это Савелий, которому вы...

– Наконец-то объявился! – тут же прервал его Григорий Маркович. – Как дела? Где живешь? Работаешь ли? – Он был явно рад звонку Савелия.

– Извините, что беспокою вас, но вы говорили, что могу обратиться к вам за помощью, если что. – Савелию было очень неудобно вновь беспокоить этого доброго человека, но другого выхода он не видел.

– Естественно! И очень рад, что ты не забыл про меня! Чем могу быть полезен?

– Машину чужую стукнул.

– Ну, это не проблема! Какая машина?

– "Вольво". Габариты, крыло, крышка радиатора.

– "Вольво"? Это сложнее, тут без валюты не обойдешься.

– Где ж я ее найду? – грустно выдавил Савелий.

– Ладно, не суетись. Есть у меня ребята в одной фирме, думаю, что мне не откажут. Что с работой?

– Заколебали бюрократы проклятые! – вспылил Савелий. – Без прописки не дают работы, без работы – не прописывают. Восстановить мою тоже волынят. Эх!

– Что ж сразу не обратился? Ладно, записывай адрес. Скажешь, что пришел по рекомендации Григория Марковича.

Минут через пятнадцать он уже был в автосервисе, где ремонтировали иностранные машины. Директор автосервиса, очень толстый мужчина лет сорока, выслушав, от кого пришел Савелий, тут же вызвал к себе мастера и приказал ему заняться машиной, дав на исправление всех повреждений час.

После этого он набрал номер телефона и произнес странную фразу:

– Что нужно "племяшу"? – Потом, немного послушав, сказал: – Все будет в лучшем виде. – Положив трубку, посмотрел на Савелия. – Значит, без работы сидишь? – Он вдруг протянул руку: – Валентин Серафимович!

– Савелий! Замучили крючкотворы! – выпалил он. – Ни как прописку не восстановят, а без нее не берут на работу!

– А что вы умеете делать, Савелий? – он перешел вдруг на "вы". – Есть ли у вас профессия? – И неожиданно добавил: – В армии чем занимался?

– В армии была только одна профессия: профессионального убийцы! – он горько улыбнулся.

– Афганец?! – полуутвердительно спросил он. – Спецназ?

– И спецназ в том числе! Знаю любую технику и могу водить все, что движется с помощью мотора. Матросом на рыболовном траулере пахал.

– Да, – Валентин Серафимович внимательно взглянул на него. – А если работа с выездом из Москвы, согласишься?

– Смотря какие условия и где, а также кем работать, Можно и с выездом, если возвращаться можно будет.

– Шесть месяцев вдали от цивилизации, а четыре месяца – в Москве, отпуск. Оплата как у генерального конструктора самолетов – он подмигнул. А работа, – снова посмотрел ему в глаза, словно проверяя, не ошибся ли он в сидящем перед ним парне, – инструктором по подготовке молодых солдат.

– Спецназ?

– Что-то вроде того. Правда, стопроцентную гарантию пока дать не могу. – Он выжидающе посмотрел на Савелия и, не услышав ничего, усмехнулся. – Ну, как?

– Что как? – не понял Савелий.

– Как со временем отсутствия в Москве? Любовьто – штука тонкая, неожиданно добавил он.

– Откуда... – удивленно начал Савелий, но сразу замолчал и в свою очередь спросил: – Так вы, значит, коллеги с Григорием Марковичем?

– В каком-то смысле вы угадали, молодой человек. Так что вы решили? Он вытащил из стола какую-то анкету из трех листков.

– Конечно да!

– Вот, – он протянул ему анкету. – Дома заполнишь и завтра принесешь. Ответ – дня через тричетыре.

– Спасибо вам!

– Спасибо скажешь, когда билет будешь получать и класть его в карман, – он снова перешел на ты.

– А с "Вольво" как? У меня нет валюты.

– Об этом я уже догадался! – усмехнулся Валентин Серафимович. Отдашь, когда разбогатеешь! – Он подмигнул.

– У меня просто слов нет! Такое впечатление, что последнее время я живу в долг.

– Вот именно, – многозначительно сказал он. – Ладно, до завтра. – Он пожал Савелию руку и ушел.

До ГУМа было совсем рядом; он успел побывать у Наташи и взять свой костюм, который был ему очень к лицу. Когда Савелий вернулся в автосервис, то машина была уже готова, и его изумило качество работы: если бы он не видел сам повреждений, то подумал, что ему все приснилось, все было как новенькое. Когда он вернулся. Лана недовольно спросила:

– Что так долго? Заждалась совсем: нафуфырилась, оделась, а тебя нет и нет.

– Если я тебе расскажу, что произошло со мной, то ты не поверишь!

– А ты попробуй!

– Я в аварию попал!

– Что с машиной? – тут же воскликнула Лана.

– Ага, тебя машина интересует больше, чем человек! – вздохнул Савелий.

– Он что, погиб? – встревожено спросила она.

– Кто? – не понял Савелий.

– Ты же сказал – "человек"!

– Я себя имел в виду.

– Ну, напугал, – Лана облегченно вздохнула. – Совсем запутал! Кого ты сбил?

– Да никого я не сбивал, с чего ты взяла?

– Сам же сказал – попал в аварию! Если никого не сбивал, а сам великолепно себя чувствуешь, значит, с машиной что-то?

– И с машиной все в порядке, – Савелий рассмеялся.

– Ничего не понимаю. Чего ж ты мне голову морочишь?

– Ты же сама не даешь мне и слова сказать.

– Я не даю? – искренне удивилась девушка.

– Даешь, даешь! Успокойся, пожалуйста, и послушай! – рассмеялся Савелий. – У светофора меня подрезал "Москвич" и сразу же смотался. У машины – вмятина в крыле, разбиты габариты, фара, погнут капот.

– Господи! – всплеснула руками Лана. – Что я папе скажу?

– Да успокойся ты, пожалуйста! Ничего твой папа не заметит!

– Как это не заметит? Хватит голову мне морочить! – она вскочила и бросилась к выходу.

– Лана! Подожди! – крикнул Савелий, но она не захотела его слушать и устремилась к гаражу.

Ее не было минут пятнадцать, а когда вернулась, напустилась на Савелия.

– Что, разыграть меня решил? Мою реакцию решил проверить? А я уже и уши развесила: авария, человек, машина.

– Я же говорил, не поверишь! – Он пожал плечами. – Может все-таки дашь договорить?

– Хорошо, говори! – она успокоилась и с интересом уставилась на него.

– Короче, когда она скрылась.

– Ты же говорил, "Москвич"!

– Она – это женщина, сидящая за рулем "Москсквича". Я в панике: денег нет, машина помята. Что делать? Тут я вспомнил о визитке того мужика. Ну, что за границей мне помог, я рассказывал. Звоню, он оказался дома. Рассказываю, и он связывает меня с одной фирмой, кстати, довольно странной фирмой: и машину восстанавливают и с работой обещали помочь! – Савелий победно посмотрел на Лану и вытащил из кармана анкету. – Сейчас заполню ее, а потом можно и в ресторан, удачу обмыть.

– Я же говорила, что все будет хорошо! – она захлопала в ладоши. Дай посмотрю, – она взяла у Савелия анкету и начала читать. – Ничего себе вопросики! Слушай: "Были ли вы в партизанах? Идиотская анкета! И кто только их выдумывает? Ничего не меняется в этой стране! А что за работа?

– Инструктором.

– Инструктором? – девушка недоуменно посмотрела на него.

– Это то, что я отлично умею делать! Буду готовить молодняк для охраны спецобъектов. – Савелий взял у нее анкету и начал заполнять.

– Что ж, очень рада за тебя!

– Радоваться пока рано: завтра отвезу, а дня через три-четыре дадут ответ. Может, еще не подойду.

– Ты подойдешь! – уверенно заявила она. – А чего такой грустный? Словно не доволен.

– Далековато больно. Азия! Шесть месяцев там, четыре – в Москве.

– Шесть месяцев?! – невольно воскликнула она. – Это нелегко.

– Зато четыре месяца – отпуск! – напомнил Савелий.

– Шесть месяцев! – словно не слыша его, повторила Лана.

– Но четыре месяца – отпуск, в Москве, – упрямо прошептал Савелий.

– Но четыре месяца отпуск, – словно эхо повторила Лана.

– Но четыре месяца – отпуск, – вновь прошептал он, и Лана склонилась к нему, шепча прямо в его губы. – Четыре месяца... – она прижалась к губам Савелия и стала нетерпеливо стаскивать с него одежду.

А в этот момент у Валентина Серафимовича, с которым Савелий расстался несколько часов назад, звонил телефон. Он спокойно взял трубку:

– Здесь Григорий Маркович! – нетерпеливо бросил он в трубку.

– Случилось что? – нахмурился Валентин Серафимович.

– Нужно все ускорить: Первый торопит. Крайний срок вылета "племяша" через два дня!

– Но вы же знаете, что это будет стоить немалых денег, – попытался возразить тот.

– Вас что, когда-нибудь ограничивали в средствах? – сердито спросил Григорий Маркович.

– Нет, но...

– В таком случае через два дня! Ясно?

– Ясно, Григорий Маркович! Через два дня он вылетит в Азию.

– Встречать и доставлять его должны по обычной схеме! Все парню подробно объясните! Пока! – В трубке послышались короткие гудки. Валентин Серафимович несколько секунд смотрел трубку, потом нажал на рычаг и сражу же стал набирать номер.

С ЛАНОЙ У РЕКИ

Вспоминая каждую встречу, каждую минуту, проведенную с Лапой, Савелий часто ловил себя на странном ощущении то его охватывало страстное волнение, и он каждой клеточкой своего организма словно прикасался к ней, вновь и вновь переживая сладостные моменты, то вдруг она вызывала в нем непонятную тревогу. Отчего, почему?

В такие моменты он упрямо пытался найти ответ, но не находил его.

Происходила своеобразная борьба разума и сердцам разум улавливал фальшь, неискренность, а сердце убеждало в обратном. То же самое произошло и сейчас, и он решил отвлечься от этой темы и вернулся к мыслям о капитане Воронове. И снова память окунула в прошлое.

Выбрав день, после того как устроился на даче Ланы, Савелий поехал туда, где он провел столько радостных и счастливых (грустное и неприятное он стер из своей памяти, по крайней мере, ему так хотелось думать) детских лет.

В омском детдоме он провел года два, после чего его и нескольких еще ребятишек отправили в другие детские дома по банальной причине: нехватка жилплощади по санитарным нормам.

Память не подвела, и Савелий почти сразу отыскал дом, в котором Андрей проживал со своей тетушкой и в котором он бывал неоднократно, когда ее не было дома. Эти моменты Савелий вспоминал с особой нежностью: он досыта наедался дарами небольшого садика, а иногда и настоящими пирожками с настоящим вареньем, приготовленными тетушкой Андрея для какого-нибудь праздника.

Когда тетушка уезжала в город по делам, Андрюша сразу же сообщал об этом маленькому Савушке, и тот тайком сбегал из детдома. Воспитательница была строгой и никогда не разрешала ему ходить в гости к Андрюше. За самовольные отлучки он всегда наказывался: его на несколько часов запирали в темный сырой подвал, но Савушка, несмотря ни на какие наказания, в эти дни был по-настоящему счастлив.

Они играли "в войну", "в Чапаева", "в шпионов и разведчиков". Андрей учил его лазить по деревьям, плавать в небольшом водоеме, который находился в трех минутах ходьбы от дома и многому, многому другому, что ему потом пригодилось в жизни.

Савелий с нежной грустью ходил по местам своего детства и с огромной радостью находил их такими, какими помнил все время.

Вот развесистая ива, с которой Андрей ловко и бесстрашно сигал в воду. Савелий никак не мог преодолеть страх высоты, и никакие уговоры не могли заставить его взобраться выше, чем на метр. Но однажды, когда Андрей оставил его ненадолго на берегу, чтобы сбегать домой и принести чего-нибудь поесть, маленький Савушка осмотрелся по сторонам, чтобы убедиться в отсутствии зрителей, затем взглянул на злополучное дерево, казавшееся огромным, плюнул себе на ладони, как это обычно делал Андрей, и упрямо полез вверх.

Ствол был толстым, казался скользким и непослушным, и он раза три-четыре скатывался вниз, не преодолев и двух метров. Каждый раз он больно стукался о землю, но это его не останавливало, а, напротив залезть наверх во что бы то ни стало. Должен! И не только забраться наверх, но и прыгнуть оттуда в воду.

Первую часть задуманного маленький Савушка выполнил, но вторую... Когда он оказался среди ветвей и глянул вниз, ему показалось, что вода находится где-то страшно далеко и он обязательно разобьется. У него закружилась от страха голова, и он обхватил ручонками ствол ивы. Тихо постанывая, стал готовиться к своей смерти.

Андрюша, вскоре вернувшийся с добрым ломтем краюхи, не обнаружил своего приятеля на берегу и в страхе начал бегать у воды, выкрикивая его имя. Андрей знал о страхе Савелия перед высотой, ему и в голову не могла прийти мысль взглянуть наверх, пока не услышал какие-то странные звуки.

– Андрю-ю-ю-ша-а-а! – тихо и жалобно скулил Савушка.

– Савка!? Ты?! Слава тебе, Господи! – обрадовался он. – Я уж подумал, что ты утонул. Это надо же: залез все-таки! Упрямый шельмец! – это слово часто говаривала ему тетка. – Неужели еще и прыгать будешь?

– Бу-у-у-у-д-у-у... – хныкал он. – Если руки оторвутся-а-а...

– Зацепился, что ли? – нахмурился Андрей. – Сейчас, погоди чуток, я помогу тебе! – Он начал быстро взбираться на дерево.

Савелий сейчас очень явственно вспомнил то чувство, что охватило его, когда он увидел взбирающегося к нему Андрюшу: стыд, злость на себя. Неужели он такой трус, что не сможет прыгнуть вниз?

Там же вода, а плавать он уже умеет. Да и прыгать он будет ногами вниз, а не как Андрей, вниз головой. Единственное, что нужно сделать, это отпустить руки от дерева. Если он этого не сделает, то все будут думать, что он действительно законченный трус! Нет, этого нельзя допустить! Будь, что будет!

Савелий отпустил руки и полетел вниз. Ему казалось, что он летит очень долго, целую вечность! Какое же это упоение! Свободный полет. Душа запряталась куда-то глубоко-глубоко, к горлу подкатило что-то необъяснимо щекочущее. Ура! Он летит! Смотрите, он летит, как птица! Лети... в этот момент сначала ноги, а потом и его задница больно стукнулись о воду, и он мгновенно погрузился с головой, но тут же, заработав руками и ногами, выплыл и громко прокричал, выплевывая воду:

– Андрюша, ты видел? Видел? Я прыгнул! Прыгнул в воду, как ты! Ты видел, я не трус!?

– Видел, Савка, видел! Ты молодец! Самый настоящий молодец! – махал ему Андрюша с дерева, радуясь от души за друга.

– Я еще, еще хочу...

Савелий стоял перед заколоченной крест-накрест калиткой, и тяжелое предчувствие охватило его, защемило сердце. Он оглянулся вокруг, словно в поисках помощи и заметил согбенную под тяжестью лет сухонькую старушку. Одной рукой она опиралась на суковатую палку, а другой несла полную авоську с продуктами из сельмага.

– Здравствуйте, бабушка! Давайте помогу вам! – Савелий взял у нее сетку и пошел рядом.

– Вот спасибо, милой. Совсем упарилась: на автобус-то припозднилась и тащусь на ногах-то, – она не жаловалась, а просто ворчала вслух по привычке, потом пристально взглянула на Савелия. – Чтой-то не признаю тебя, милой?!

– А вы давно здесь живете?

– Давно не давно, а, почитай цельну жисть. И чей ты будешь? Не сродственник ли Вороновых? У ихнего дома, вижу, стоял.

– А вы Андрея Воронова давно видели? – с волнением спросил Савелий, словно не слыша ее вопроса.

– Так нет уже твою Андрея, – просто, без всяких эмоций проговорила старушка. – Погиб он. На войне проклятой и погиб. С год иль два тому будет. Вскоре и Зинка, его тетка, померла, царство ей небесное. – Она степенно перекрестилась и вновь взглянула на Савелия. – Я признала тебя, сынок. Вы дружковали с Андрюшкой-то. Имя твое только вот запамятовала.

– Савка я, – глухо проговорил он.

– Точно, Савушка! Ох и огольцы были, не приведи Господи! Ты, сынок, не держи в себе-то – заплачь и вскорости полегчает. Истину говорю! Да, давненько ты, милой, не был здеся, давненько, – она укоризненно покачала головой.

Савелию нечего было сказать в свое оправдание, и он пожал плечами.

– Спасибочки, милой, пришло я. Может быть, на чаек заглянешь? старушка ткнула палкой в сторону своей древненькой, сильно покосившейся хибарки с двумя окнами. – Одна я и осталась: кто помер, кто уехал далече. Совсем забыли свою старую мать. – Ее глаза привычно заслезились. – Ладно, пойду, пожалуй, прилягу... замаялась совсем. Ох, ноженьки мои, ноженьки. Старушка подхватила у Савелия свою авоську и, шаркая старенькими, почти развалившимися ботинками, поплелась к своему последнему прибежищу.

Савелий не помнил, как добрался до дачи Ланы: память кидала и кидала его в прошлое, когда они с Андреем бегали беззаботные и счастливые, несмотря на то, что не всегда ели досыта, не всегда имели одежду и обувку. Потом работа на заводе. Потом, потом Афганистан. Афганистан, где каждый человек рядом с тобой оценивался по самой высокой шкале. И часто ценою этой являлась сама жизнь.

Сидя на даче, обо всем этом и о многом другом размышлял Савелий, уставившись в одну точку перед собой. Со стороны могло показаться, что он внимательно слушал и смотрел на экран телевизора, где бушевали человеческие страсти, но его отсутствующий взгляд говорил о другом.

Лана вошла в комнату и увидела его неподвижную фигуру. Она была вся мокрая от дождя. Фильм уже кончился, и экран серебрился в темноте. Лана, решив, что он заснул, сняла плащ и тихонько повесила на гвоздь. Затем осторожно подошла к нему, чтобы испугать, но неожиданно заметила его открытые глаза и неподвижный взгляд, направленный в никуда:

– Добрый вечер, Савушка.

Савелий не отозвался: то ли не услышал, то ли не захотел услышать.

– Добрый вечер! – громче повторила она, прикоснувшись к его руке.

– Добрый вечер, Лана. Прости, не заметил, как ты вошла, – он проговорил это таким бесцветным тоном, что она с недоумением посмотрела в его глаза и хотела спросить что-то важное, но, увидев его взгляд, спросила совсем не то, что хотела:

– Ты ел что-нибудь, Савушка? Он ничего не ответил.

– Конечно же нет! – Лапа поняла, что он снова ушел в себя и не слышит ее. – Так... сейчас чтонибудь придумаем. – Она начала быстро распаковывать принесенные продукты, накрывать стол. Потом неожиданно остановилась, достала из бара бутылку виски. – Надо же как-нибудь расслабиться. – Налила полный бокал и подошла к нему. – Выпей, Савушка!

Он снова никак не отреагировал на ее слова, и Дала насильно сунула ему в руку бокал.

– Пей!

Он поднял на нее глаза, а посмотрел отсутствующе, как бы мимо.

– Пей, пей! – Лана сама взяла его руку с бокалом и поднесла к его губам.

Савелий начал машинально пить и выпил до конца, совершенно не поморщившись, словно пил воду. Лана поставила бокал на стол и присела рядом.

– Что-то случилось, Савушка? – тихо спросила она. Он не ответил и продолжал смотреть перед собой.

– С братом? – неожиданно догадалась Лана. Он ничего не ответил, опустил глаза вниз и чуть заметно кивнул.

– Его... Он убит? – с грустью прошептала девушка. Савелий еще ниже опустил голову.

– Может, напутали? Может, жив твой брат?! Тебя же тоже не было столько лет на родине.

– Ничего не напутали, – глухо выдавил он, затем не глядя взял бутылку и снова налил полный бокал. – Ты не была в Афгане и не знаешь, что это такое! – он начал повышать голос. – Ты никогда не видела трупы с вырезанными органами, отрезанными ушами, выколотыми глазами! Ты... – В этот момент Лана ласково погладила его руку, и Савелий оборвал себя на полуслове и быстро опрокинул виски в рот.

– Да, Савушка, ты прав, я никогда не была в Афганистане и, действительно, не знаю то, о чем ты говоришь, но раскисать не нужно! – эти слова она проговорила тихо, но твердо.

Савелий вновь налил полный бокал и хотел выпить, но девушка вдруг тревожно вскрикнула:

– Савушка!

Савелий вдруг взглянул на нее, потом на бокал, поставил его на стол и вновь повернулся к девушке, постепенно возвращаясь из своих воспоминаний. Глубоко вздохнув, он вытянул руки вперед, проделал медитационный пасс и вновь повернулся к Лане, на этот раз с виноватой улыбкой:

– Прости меня, Лана.

– Вот и хорошо! Наконец-то ты вернулся, а то был так далеко от меня, что я даже напугалась. – Лана быстро налила кофе и пододвинула к нему. Ты обязательно должен выпить горячего кофе.

– Лана! Я очень прошу тебя поехать, сейчас со мной.

– Куда?

– Километров двести отсюда.

– На ночь глядя? – удивилась она. – Может, с утра?

– Нет. Я хочу, чтобы ты там увидела восход солнца. Палатку возьмем, покушать.

– Ты чего-то не договариваешь. Что случилось еще Савушка? – Она нахмурилась с тревогой.

– Через два дня я улетаю.

– Приняли?? – Она радостно захлопала в ладоши, но тут же перестала и тихо спросила. – Далеко?

– В Казахстан.

– Значите на шесть месяцев расстаемся, – На ее глаза навернулись слезы, но она тут же взяла себя в руки. – А, может быть, это и не так плохо: я же тоже уезжаю на два месяца в Финляндию, потом – в Ливан.

– С отцом?

– Нет, но это он меня пристроил. Чего это мы болтаем? Осталось двое суток, а мы еще здесь! – Лана стала быстро собираться в дорогу, бросая на ходу указания Савелию. – Спальные мешки наверху, в шкафу. Палатка – в гараже. Не забудь бар опустошить.

Они добрались на место к двенадцати часам ночи. Ярко светила луна, и ее отражение серебром рассыпалось в спокойной воде небольшой речушки. Стояла удивительная тишина, и вокруг не было ни души.

Савелий быстро и ловко установил палатку, расстелил в ней спальные мешки, укрепил фонарь, а Лана накрыла импровизированный стол:

– Ты не представляешь, Савушка, как я рада, что ты вытащил меня на природу! – Она чмокнула его в щеку и протянула бутылку шампанского, которую он с шумом открыл и разлил в фужеры.

– За что пьем? – с улыбкой спросил Савелий.

– За твои успехи! – Она звонко чокнулась и быстро выпила.

Потом, поставив фужер на импровизированный стол – кусок фанеры обхватила руками свои колени. – Знаешь, Савушка, у каждого человека должен быть свой дом, куда он мог бы всегда вернуться. – Лана говорила торжественно, тихо, и, возможно, поэтому слова казались более весомыми, более важными. – И пока у тебя нет такого дома, возвращайся ко мне. Скажу честно, за эти дни я так привязалась к тебе, что расставаться просто невыносимо. Так что возвращайся, я буду ждать, – Неожиданно она, чтобы скрыть свое волнение, капризно воскликнула. – Да я тебе просто приказываю! Ты же знаешь, как я люблю командовать.

– Лана, – тихо прошептал Савелий. – У меня ничего нет позади, не будет, возможно, и впереди, – он замолчал и взглянул в ее глаза. – И ты для меня... Ты для меня...

Лана оборвала его слова долгим нежным поцелуем, потом отстранилась и прижалась губами к его руке.

– Савушка, милый, я очень рада, что мы встретились, но мне почему-то страшно. Может... Может тебе отказаться от этой работы? – Она вдруг запнулась, посмотрела на него и всплеснула руками. – Не слушай глупую бабу! Сама не знаю, что говорю! – Она бросилась к нему на шею и стала срывать с него одежду. – Милый, родной мой, Савушка. Хочу тебя! Всего и много. Где мой мальчик? Вот он! Сильный, нетерпеливый. Молчи, ничего не говори, Савушка, сегодня, буду говорить только я, ты будешь только внимать. – Лана нетерпеливо сорвала с себя платье и предстала перед ним голой, желанной. В свете фонаря ее загорелое тело, белея только узенькой полоской от плавочек, нервно вздрагивало от его прикосновении и извивалось в его сильных руках.

– Какой же ты сильный и нежный! Как здорово ты все умеешь. Да, так... так... Боже! Боже мой! Савушка, милый... Еще, еще... А-а-а! Неужели это я? Савушка-а-а-а!!!

Савелий проснулся очень рано и тут же выглянул наружу: солнце еще не встало, но незримо уже ощущалось его присутствие. Осторожно, чтобы не разбудить Лану, он выскочил из палатки босиком, сел на землю, скрестив ноги, и ушел внутрь себя.

Прошло несколько минут, прежде чем он вернулся в нормальное состояние. После этого встал, подошел к огромному дубу, рядом с которым стояла палатка, обошел вокруг него и остановился с той стороны, где ствол был чист от коры.

Нежно, стараясь не очень сильно скоблить обнаженное место, он провел несколько рад лезвием ножа, очищая от грязи и пыли, потом положил ладони на очищенное место и прижался губами к дереву. В этом положении он провел некоторое время, что-то нежно шепча лесному исполину, потом замолчал и взглянул вверх, на огромную крону. И дерево, словно откликаясь на его призыв, приветливо покачало ему своими ветвями. Сколько же лет прошло с того дня, когда он в последний раз навещал его? Сколько лет прошло, а дерево помнит его, передает ему свое тепло, свою силу: он это явственно почувствовал.

– Спасибо тебе, брат, – шепнул Савелий и оглянулся в сторону, где через считанные секунды должно было взойти солнце и осветить все вокруг. Савелий быстро подскочил к палатке, откинул полог и нежно притронулся к девушке:

– Вставай, милая, пропустишь самое прекрасное! Лана распахнула свои глазищи и тут же обвила его шею руками.

– Как здорово: вижу тебя во сне, открываю глаза, а ты передо мною! Она заразительно потянулась, но тут же воскликнула: – Что? Ты сказал, что могу пропустить самое прекрасное? Ну, уж нет! – она откинула в сторону покрывало и голышом выскочила из палатки. – Как здесь хорошо: тихо, уютно и красиво. Погода – прелесть!

– Лана, ты первая, кого я сюда привез, – тихо проговорил он и кивнул в сторону восходящего солнца: – Смотри! – а сам быстро подошел к самому берегу и опустился на скрещенные ноги лицом к солнцу.

Пожав плечами, Лана усмехнулась, наблюдая за Савелием, потом подошла и тоже опустилась на скрещенные ноги, повторив его позу. Так же выпрямила спину, положила ладони на свои колени и устремила взгляд в сторону солнца.

Деревья были так странно расположены, что солнечные лучи напоминали тонкие лучи лазерных установок, которые медленно передвигались по твоему телу, и там, где они прикасались, становилось удивительно тепло, покойно и приятно: макушка головы, лицо, грудь, живот, ноги.

Тело стало таким легким, свободным, что, казалось, достаточно одного движения – и взлетишь ввысь, как птица, и будешь парить в небе, разбрасывая свое тепло по земле.

Лана постепенно пришла в себя и скосила глаза в сторону Савелия: он сидел с закрытыми глазами, скрестив на груди руки, а его губы что-то шептали.

Когда солнце поднялось настолько, что осветило их полностью, Савелий открыл глаза, вскинул руки в сторону солнца и радостно воскликнул:

– Спасибо тебе, Светило! – Потом склонился лицом к земле, прикоснулся к ней губами, прошептал что-то и громко воскликнул снова: – Спасибо тебе, Земля!

Лана смотрела на него широко распахнутыми глазами, словно пытаясь понять его, потом сложила руки на груди и в точности повторила все его движения и слова. После этого встала, подошла к нему, опустилась перед ним на колени и поклонилась и ему:

– Спасибо и тебе, милый мой! Никогда не могла подумать, что получу сегодня такое блаженство от слияния с природой. Это какое-то чудо! Я не ощущала себя. Прости, но не ощущала даже тебя рядом.

– Что ты, милая, так и должно быть, если ты ПОВЕРИЛА! – Он подошел к ней и помог подняться на ноги. – Я очень рад, что ты доверилась мне и сказала эти слова! Значит, все будет хорошо.

– Все время хочу спросить тебя и забываю: что это за наколка? Ты что, сидел? Можешь не отвечать, если не хочешь, – смущенно вздохнула Лана.

– Да, меня сажали. Потом разобрались и реабилитировали. – Савелий нахмурился, вновь окунувшись в прошлое, но тут же махнул рукой, словно отгоняя в сторону мысли. – А эту наколку мне сделали в Афгане. Это эмблема воздушных десантников. Видишь, парашют, самолеты.

– А я думала, череп с костями! – рассмеялась девушка. – Когда впервые увидела, даже напугалась. А почему Рэкс?

– Там мы себя так называли.

– На собачью кличку похоже. Ой, извини! – спохватилась она.

– И не подумаю! – рассмеялся Савелий. – У воздушных десантников действительно мертвая собачья хватка и реакция как у хорошей собаки, но... Однажды я прочитал у Набокова, что Раке, со староанглийского языка, означает Король. У них, оказывается, был тоже свой Кровавый Король – Рэд Рэкс, как у нас – Иван Грозный. Хотя и сравнение с собакой меня нисколько не расстраивает, – он подмигнул.