Текст книги "Тридцатого уничтожить!"

Автор книги: Виктор Доценко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

– Ладно, Савелий, я тороплюсь, всего хорошего.

– Спасибо вам, Лана, – так же тихо сказал он.

– До свидания, – обронила девушка, не глядя на него, и быстро вышла.

Савелий стоял и смотрел ей вслед, словно пытаясь остановить или заставить хотя бы обернуться, но Лона вышла за калитку, подошла к машине и открыла дверцу.

"Не получилось..." – подумал Савелий, подошел к телевизору. Это был шикарный "Панасоник" с огромным экраном. Он включил его, и на экране замелькала какая-то реклама.

– Я думала, он скучает по своей новой взбалмошной знакомой, а он уже телевизор смотрит! – услышал он шутливо-укоризненный голос Ланы.

Савелий мгновенно повернулся и уверенно посмотрел на девушку:

– А я был уверен, что вы сейчас вернетесь! – Он радостно улыбнулся и добавил с серьезной миной, – Я вам сигнал послал: установку на возвращение!

– То-то я чувствую, – она покачала головой, – подхожу к машине, а меня словно кто назад тянет! – серьезно проговорила она и тут же, не выдержав, весело рассмеялась, но неожиданно спохватилась, всплеснула руками и выглянула в окно. – Как же я не сообразила! Вы могли бы мне и про машину намекнуть в своей установке: чтобы не отпускала. Ни хлеба, ни фруктов, ни овощей, а кушать надо.

– Ничего, как-нибудь перебьемся, – махнул рукой Савелий.

– Нет! Как-нибудь меня не устраивает! – решительно проговорила Лана и на мгновение задумалась. – Вы машину водите? – спросила она вдруг.

– Вожу? – усмехнулся он. – Да они у меня сами бегают! Какая машина-то?

– Если откровенно, я в них совсем не разбираюсь. Это папина машина. Она там, в гараже. Пойдемте.

Лона быстро подвела его к гаражу, набрала несколько цифр на замке и легко открыла его. Ворота были мощные, цельнометаллические, но Савелий их легко открыл и тут же в изумлении хлопнул в ладоши:

– "Вольвочка" ?! – воскликнул он, подошел и ласково провел по ее лакированным крыльям. – Хорошая моя! – сказал он, словно обращался к кому-то живому и доброму.

Девушка с удивленной, но одобрительной улыбкой покачала головой.

А Савелий, продолжая поглаживать машину, тихо сказал:

– Сейчас ты у меня бегать будешь. Хорошо? Он сел за руль, взял у Ланы ключи и попросил:

– Знаете, Лана, встаньте-ка в центре площадки! Сейчас увидите трюк, который редко кто может сделать даже из каскадеров! И называется он "балеринка"!

Удивленная девушка вышла на центр площадки перед гаражом и с улыбкой стала ожидать, что будет дальше.

Савелий сделал на машине круг, объезжая вокруг нее, потом неожиданно выскочил из машины прямо на ходу. Лана испуганно вскрикнула, а машина, словно ведомая уверенной рукой опытного водителя, самостоятельно сделала один круг, другой.

Лапа была в восхищении и радостно захлопала в ладоши:

– Как здорово! Ни разу не видела такого! Савелий выбрал момент и вновь сел за руль. Затем лихо затормозил рядом с девушкой и по-ямщицки подмигнул:

– Куда прикажете, мадам?

– Мадемуазель! – поправила Лапа.

– Тем более! – Он театрально прижал руку к сердцу. – Прошу располагать мною, мадемуазель!

– Да, это был действительно класс! – не принимая его игры, сказала Лапа. – Значит, так. По дороге прямо, первый же поворот направо и через пару сотен метров увидите рынок. Подождите, я вам денег дам.

– У меня есть! – воскликнул Савелий, вытаскивая те, что он выспорил у наперсточников.

– Вы что, успели валюту поменять? – удивилась она.

– Нет, мои оставшиеся восемьдесят долларов вот они! – он вытащил и их. – Поменяю по курсу.

– По курсу только государство меняет и дураки, а на черном рынке по восемь-десять берут! – улыбнулась она. – Я сама вам их поменяю, а то еще впутаетесь, не дай Бог.

– Как скажете, Лана! – весело согласился он и протянул доллары. – Вы их сразу возьмите, – Он подмигнул. – А то, действительно, впутаюсь.

– Хорошо, – помедлив немного, сказала девушка и взяла их.

– Я быстро, мухой! – Савелий хлопнул дверкой и поехал к воротам.

СТРАННАЯ СЛЕЖКА

Савелий, опьяненный тем, что он наконец находится на родине, сидит за рулем великолепной машины, о которой можно только мечтать, что его ожидает странное, но удивительное создание, к которому его почему-то тянет словно магнитом, не заметил, что едва он отъехал от дачи, как за ним пристроились скромные серовато-грязного цвета "Жигули". Они неотступно следовали за ним, словно специально хотели, чтобы он их заметил.

В машине сидели двое угрюмых мужчин, которым было лет по сорок. Перед ними, прямо на стекле, были прикреплены фотографии Ланы и "Вольво", за которой они и следили.

– Странно, – проговорил тот, что сидел рядом с водителем. – Откуда взялся этот парень? Его я вижу в первый раз.

– В таком случае, нужно сделать его фотографии. Через несколько часов эти двое наблюдателей уже сидели перед мужчиной лет пятидесяти со строгой военной выправкой. Он внимательно разглядывал фотографии, еще несколько влажные. Савелий за рулем "Вольво", он же стоит у машины, стоит у прилавка с зеленью, у продавцов фруктов – одного, другого, третьего.

– О чем-нибудь, кроме товара, разговаривали?

– Никак нет, товарищ полковник! – по-военному доложил тот, что сидел рядом с водителем.

– Так. Отдайте фото парня в отдел: пусть выяснят его личность.

– Наблюдение продолжать?

– Плотное и негласное! – нахмурился полковник.

– Говорил же тебе, что нужно поосторожнее с ним! – хмуро бросил второй.

– Что, уже засветились? – недовольно спросил полковник.

– Нет, но могли.

– Он ни в коем случае не должен замечать наблюдение! Мне кажется, что этот парень может нам пригодиться.

АВАРИЯ

Савелий снова открыл глаза и взглянул на телекамеру: она не работала, и он снова стал размышлять. Он попытался вспомнить, когда впервые почувствовал настоящее влечение к этой взбалмошной, непредсказуемой, но очень обаятельной девушке.

Если подходить к ней строго, то ничего особенного и яркого в ней не было. Нельзя было сказать, что она красавица, но в глазах девушки было нечто такое, что заставляло Савелия всматриваться в их глубину, а его сердце биться чаще. Ее фигура была далека от совершенства: излишне худая, с острыми коленями, ниже среднего роста, она скорее напоминала девочкуподростка. Однако она волновала Савелия, заставляла вздрагивать при любом случайном или не случайном прикосновении.

Чаще всего он вспоминал первое прикосновение к ее длинным пальцам, когда Лона открывала окна на террасе. Удивительное ощущение. Нет, он был неправ, когда сказал, что она напоминала девочку-подростка, скорее, женщину-подростка. Ее худенькое тело волнующе сочеталось с красивыми формами бедер, подчеркивающими тонкую талию и высокую грудь.

Но более всего Савелия волновали ее полные, чувственные, капризно вздернутые губы, окрашенные самой природой в ярко-розовый цвет. Савелий вспомнил, как неловко почувствовал себя в ее присутствии.

И от этого его почему-то охватывала какая-то непонятная злость.

Он вернулся с рынка, нагруженной различными овощами, соленьями, отличным мясом и разнообразными фруктами. Лана быстро и красиво накрыла стол, попросив Савелия включить какой-нибудь фильм и не путаться под ногами.

Вскоре они сели за стол, выпили. Савелий молча смотрел на экран и, казалось, был полностью увлечен американским фильмом, повествующем о страстной любви двух несчастных людей, преследуемых мафией.

– Савелий, вы совсем не закусываете, – мягко проговорила Лана.

– Кушайте, кушайте, дорогие гости, на рынке все так дешево, неожиданно грубо хмыкнул он.

– Единственные фильмы, которые мне нравятся, это про любовь. Там все так красиво, – девушка явно старалась не замечать его вспышки и с нежностью смотрела в его глаза.

– Что ж, пора выпить за любовь! – сказал он ехидно, продолжая оставаться в своем непонятнодерзком состоянии.

Он резко разлил по рюмкам коньяк и потянулся к Лане, чтобы чокнуться, и вдруг нечаянно пролил коньяк на ее кофточку.

Лона вскочила от неожиданности и едва не опрокинула столик на колесах.

– Ой, что ты наделал!

– Надо солью сразу посыпать! – сконфуженно заметил Савелий, хватая со столика солонку.

– Солью, солью, медведь! Застирать нужно! – было видно, что она сильно огорчена, но непонятно чем: испорченной кофточкой или его настроением. Думается, что больше ее расстроило второе, а еще и то, что ей никак не удавалось это настроение изменить.

Лана машинально сорвала с себя кофточку и вдруг перехватила его завороженный взгляд: она забыла, что под кофточкой ничего не было. У нее была очень красивая грудь, и она это прекрасно знала.

– Никогда не ношу лифчиков, – пожала Лана плечами и неожиданно для себя вдруг рассердилась. – Чего уставился?! – ее тон мгновенно изменился, стал склочным. – Знаешь, сколько она стоит?

– Я оплачу, – хмуро бросил он, чувствуя себя виноватым со всех сторон. Он нехотя отвернулся.

– Оплачу? Стоит, нос воротит! – ее явно понесло, что не красило ее, и она, зная это, еще больше распалялась. – Где ты ее купишь? Мне ее папа прислал из Парижа! Оплатит он! Какими шишами? – Она вдруг поняла, что сказала лишнее, но не знала, как загладить вырвавшиеся слова, и потому неожиданно сунула кофточку в руки Савелию. – Вот! Идите и стирайте ее сами!

Савелий безропотно взял кофточку и направился в ванную комнату.

Лана удивленно посмотрела ему вслед, не ожидал от него такой покорности и приготовившись перейти к более решительным действиям. Но тут ее взгляд упал в зеркало, и она увидела себя полуголой: ну и ну! – она покачала головой, рассматривая свою грудь, прическу, несколько взлохмаченную. – Совсем голову потеряла девушка. Еще подумает, что специально демонстрирую свои прелести! Чуть глаза из орбит не вылезли, когда увидел мою грудь. А что, отличная грудь! Да и талия ничего, даже тоньше, чем у Гурченко. – Лапа встала на цыпочки и повернулась боком, чтобы лучше рассмотреть всю фигуру целиком. – Да и попочка ничего. Вот не думала, что он такой робкий! А как смотрел на меня! Даже внутри волна какая-то прошла! Странно. Вот не думала, что к нему, именно к нему у меня что-то всколыхнется".

Еще будучи совсем девчонкой, лет тринадцати, она впервые испытала странное ощущение, когда, проснувшись среди ночи и выйдя из комнаты попить, неожиданно увидела, как ее мать ласкает какой-то молодой мужчина. Лана не помнила своего отца – он их бросил, когда ей не исполнилось и трех лет. С тех пор они жили вдвоем. К матери, довольно приятной и еще молодой женщине, часто приходили мужчины, но никто из них не оставался ночевать, по крайней мере, Лана этого ни разу не видела.

А этот молодой парень, которому было лет двадцать пять, появился несколько дней назад. Он дважды был у них в гостях, но оба раза довольно рано уходил, и мать провожала его до остановки. Вчерашний вечер затянулся: праздновали день рождения Ланы. Была еще одна семейная пара, которая, посидев несколько часов, ушла домой, а Василий, так звали этого парня, остался. Когда он вручал Лоне свой подарок – огромную куклу и букет цветов, он хотел поцеловать ей щечку, но Лона как-то неловко дернулась, и поцелуй пришелся прямо в губы. Девочку словно током пронзило, да и Василий, вероятно, что-то почувствовал, потому что как-то смутился и постарался все свести на шутку.

За столом они несколько раз переглядывались, и его взгляд странно волновал девочку, заставлял сильнее биться сердечко и кружиться голову.

Дверь в спальню матери была приоткрыта, и Лана, остановившись перед ней, застыла, не в силах оторвать глаз от того, что происходило на ее глазах. У матери была очень красивая фигура с крутыми бедрами и пышной грудью. Василий был тоже красиво сложен и имел нежные руки. Во время того поцелуя она успела ощутить это. И вот сейчас его руки ласкали тело матери. Ласкали ее грудь, живот и опускались все ниже и ниже, заставляя мать странно извиваться и стонать.

Лана не понимала, почему стонет ее мать: неужели ей больно? А если больно, то почему она терпит и не прогонит его? Совершенно машинально Лана повторила на себе те ласки, которые получала ее мать, и это было так странно и волнующе, что она не могла понять, а внизу живота она ощутила какую-то истому. Ей вдруг захотелось, чтобы Василий тоже поласкал ее, как ласкает мать.

Она не помнила, как оказалась в постели и уснула. На следующее утро она проснулась в каком-то странном состоянии, не в силах осознать: это все ей приснилось или было на самом деле – Василий все чаще и чаще стал приходить к ним и оставался на ночь.

Девочка каждый рад вздрагивала от его случайных прикосновений и мгновенно краснела. Но если его долго не было, она становилась нервной, непослушной. Мать ни о чем не догадывалась и списывала все на переходный возраст: совсем недавно у девочки начались месячные.

Мать спокойно и доходчиво объяснила ей, что с ней происходит, и на этом считала вопрос исчерпанным.

Неизвестно, чем бы кончились ее душевные переживания и ощущения первой любви, если бы Василий перестал встречаться с матерью, но однажды, когда Василий ночевал у них, мать вызвали на работу: она работала на "скорой помощи", и нужно было срочно подменить заболевшую коллегу. Поцеловав на прощание Василия и пожелав ему не скучать и дождаться ее через четыре часа, она ушла.

Они посмотрели телевизор, Василий крепко выпил и вскоре ушел спать. Лана почувствовала необычное волнением она нервничала, ходила по комнате и не знала, что происходит с ней. Так прошло около часа. Наконец она решила лечь спать: разделась, подошла к зеркалу и стала внимательно себя рассматривать. Острые коленки, ключицы костляво выпирают. Единственное, что было совсем неплохо (об этом она чисто интуитивно догадывалась), красивая твердая попочка и довольно большая для ее возраста грудь.

Ей вдруг захотелось пойти к Василию и взглянуть на него. Она не стала одеваться и пошла совершенно голой, убеждал себя, что он спит, а она только посмотрит на него и тут же уйдет.

Дрожа от охватившего ее волнения, где-то в глубине осознавал, что делает что-то запретное, и от этого еще больше дрожа, Лана вошла на цыпочках в спальню матери и медленно подошла к кровати. Василий лежал голый, и простыня едва прикрывала его тело. Он широко раскинул руки, его дыхание было ровным, глубокими он крепко спал. У него действительно была красивая фигурам широкие плечи, узкие бедра и сильные жилистые руки.

Девушка с трудом сдерживала дыхание, ее руки сильно дрожали. Совершенно машинально и неосознанно она стянула с него простыню, и та упала на пол. Она еще сильнее взволновалась, когда увидела то, что так отличало ее тело от его. Несколько минут она заворожено смотрела, и ее сердце, казалось, вотвот выпрыгнет из груди. Случись какой-нибудь посторонний шум, она в страхе бы убежала в свою комнату и забилась под одеяло, но вокруг было тихо, и только оглушительные удары собственного сердца нарушали тишину.

Неожиданно она, пересиливая страх, осторожно опустилась рядом с ним на кровать и стала гладить его руку. Василий вдруг вздрогнул, повернулся к ней и стал ласкать ее тело, говоря нежные слова и называя ее именем матери. Она сильно испугалась и не знала, что ей делать: его сильные руки крепко обнимали ее худенькое тело, а ласки становились все настойчивее и опаснее. Но Лана уже не думала ни о чем и только постанывала от охватившего ее совершенно незнакомого ощущения. Рука Василия соскользнула по ее животу вниз и палец его прикоснулся к девичьей плоти. Она вскрикнула.

Василий мгновенно открыл глаза и пьяно взглянул на девушку:

– Лана? – испуганно воскликнул он, сразу же протрезвев. – Как? Почему ты здесь? – Он вскочил с кровати и осмотрел себя, с ужасом ожидая увидеть кровь. Потом посмотрел на испуганно вскочившую девушку, на кровати крови на простыне не было. И вдруг он взглянул на свой палец и заметил кровь.

– Господи! – чуть не плача вскрикнул он. – Я не хотел. Почему ты не кричала, когда я раздевал тебя? – спросил он, ни на миг не сомневаясь в том, что во всем виноват он.

– Я... я... – Девушка неожиданно расплакалась.

– Тебе больно? – спросил Василий.

– Нет, не больно, – всхлипывала она, стыдливо прикрывая себя одной рукой, другой смахивая обильно текущие слезы.

– Вот и хорошо! – вдруг обрадовался он. – Значит, все хорошо, и тебе нечего бояться!

– Василий, вы что, не любите меня? – неожиданно спросила Лана.

– Что? – Василий даже опешил от неожиданности. – Почему не люблю, очень даже люблю! – Он вдруг застыдился того, что стоит голый, подхватил простыню и обмотался ею вокруг пояса.

– Если любите, то поцелуйте меня так, как тогда! – Лана вдруг перестала плакать, подошла к нему, подняла голову кверху и закрыла глаза.

Ничего не понимающий Василий смотрел на нее и не знал, что делать: скоро должна вернуться ее мать, а девочка может вновь расплакаться и успокоить ее будет уже труднее. Решив из двух зол выбрать меньшее, он сказал:

– Я тебя поцелую, если ты дашь мне слово, что обо всем этом никто не узнает.

– Я что, маленькая, что ли, и не понимаю? Конечно, никто не узнает, даже мама. А когда я совсем вырасту, то мы поженимся! Хорошо? Потому что я тоже люблю тебя! – она сказала это настолько серьезно, что Василий со вздохом покачал головой.

– Я жду! – сказала Лона и снова закрыла глаза.

Василий наклонился и хотел просто чмокнуть ее в губы, но Лана вдруг обхватила его за плечи, прижалась к нему всем телом и впилась в его губы. Целуя его, она взяла его руку и положила себе на грудь. Поцелуй длился несколько минут, и Василий с трудом сдерживал охватившее его желание.

Неожиданно простыня стала мокрой, и Лана оторвалась от его губ, посмотрела сначала на мокрое пятно, потом в его глаза:

– Скажи, Вася, теперь мы стали мужем и женой? – спросила она с самым серьезным видом.

– Пока, нет, но... – тяжело дыша, произнес он, подыскивая нужные слова.

– Обручились? – подсказала девушка.

– Да, обручились. – Он облегченно вздохнул.

– Но ты же теперь не будешь спать с мамой?

– Если я сразу же откажусь с ней спать, то она обо всем догадается и прогонит меня, и тогда... ты меня больше не увидишь.

– Вообще-то ты прав, – серьезно сказала Лона и махнула рукой. Ладно, с мамой ты можешь спать: к ней я тебя не ревную.

Лона улыбнулась своим воспоминаниям. Ничего подобного у нее с Васей больше не было, а через пару месяцев он завербовался на Север и уехал. Больше она его никогда не видела. Первым ее мужчиной был тоже любовник матери. Собственно говоря, именно мать и намекнула ей переспать с дядей Жорой. Ей только что исполнилось семнадцать лет, и дядя Жора, от которого зависело, получит ли мать работу в Посольстве СССР в Дании, намекнул, что она ее получит, если дочка будет с ним "нежна и ласкова". Сначала она возмущенно отказалась и несколько дней не подходила к телефону, если звонил он, но потом обо всем узнала Лана и, ничего не сказав матери, сама позвонила ему, а чтобы он выше оценил ее жертву, сказала, что является девственницей и потому хочет обеспечить и свое будущее.

Они поняли друг друга с полуслова, и едва ли не раньше матери Лана посетила свою первую страну – Англию – вместе с дядей Жорой.

Сейчас, когда она познакомилась с Савелием, ей вспомнился тот случай потому, что она вдруг ощутила в себе такое же волнение, какое испытала пока только один раз в жизни, с Василием. Они даже чемто были похожи друг на друга.

Лона сразу же почувствовала, что этот парень ей по душе. Она улыбнулась, вынула из шифоньера махровое полотенце и прикрылась им: еще немного подождет и пойдет посмотреть, что он там делает?

А Савелий, войдя в ванную комнату, открыл горячую воду и начал наполнять ванну, затем рассмотрел полку с различными коробками, расписанными яркими цветами и надписями по-французски. Выбрав самую, на его взгляд, красивую, он высыпал из нее чуть не половину в воду и бросил туда кофточку. Засучив рукава, начал полоскать, обжигал руки. Пар заполнил всю ванную комнату, когда туда ворвалась Лана:

– Вы что, с ума сошли? – всплеснула она руказад. – Стирать такую вещь в горячей воде! – Она вдруг увидела пачку, из которой Савелий насыпал порошок в воду. – Вы... вы... вы... из нее?

– Что-то не так? – растерялся он.

– Вы что? – вскрикнула Лона. – Это же для мытья раковин. Что ты наделал? – вдруг она начала бить его махровым полотенцем, которым укрывалась.

Савелий прикрывался рукой от ее ударов, потом обиделся:

– Больно же!

– Больно? – завелась она, схватила ту злополучную коробку и швырнула в Савелия. Он не успел уклониться, и коробка попала ему в лицо.

Но и после этого она не прекратила шлепать полотенцем, а он со смехом попытался перехватить ее руки. Она вдруг поскользнулась и бултыхнулась прямо в ванну, подняв тучу брызг:

– Ой! – вскрикнула Лона от горячей воды. – Горячо! Савелий быстро подхватил ее и поставил на ноги:

– Дурак! – сквозь слезы выкрикнула она и толкнула его в грудь. Он взмахнул руками и тоже упал в горячую воду:

– Действительно, горячо! – крикнул он, и на этот раз Лана помогла, ему выскочить из ванны.

Вспоминая эту сцену, Савелий каждый раз начинал смеяться, жалея, что никто не заснял видеокамерой их борьбу.

После того как они пришли в себя, Лана пошла в комнату переодеться, а Савелий снял с себя все прямо в ванной комнате, отжал и повесил сушиться. Потом обернулся тем же полотенцем, что принесла Лана, и вышел.

Лана сидела, завернувшись в простыню, и смотрела какой-то сексуальный мультик.

Савелий присел рядом и уставился со злостью на экран.

Первой не выдержала Лапа: она повернулась к нему и нежно спросила, разглядывал синяк под его глазом:

– Больно?

– Где? – спросил он, потирая ушибленную о край ванны ягодицу, потом вдруг разразился смехом. – Нет, даже приятно.

Лана подхватила смех, затем подошла к нему и ласково притронулась губами к его синяку.

– Как здорово! – шепнул Савелий, затем встал, обхватив ее лицо ладонями и взглянул прямо в глаза. – Тебе... простите, вам...

– Нет, Савушка, тебе, тебе, – шепнула она и потянулась к его губам, не замечая, что он вздрогнул, когда она назвала его Савушкой.

Ее полные влажные губы были так близко к нему, что достаточно было одного, совсем незаметного движения, чтобы они встретились, но он неожиданно отстранился. Его взгляд потемнел и устремился кудато далеко-далеко от нее. Он встал и молча вышел из комнаты. Хлопнула входная дверь!

Лана недоуменно смотрела ему вслед и не могла понять, что она совершила такого, что привело его вновь в такое странное состояние.

"Сангвиник, трезвый расчетливый ум, бесстрашный, уверенный в себе, достаточно трезво относится к женщинам, в меру холоден, пережил личную драму, с неадекватной реакцией", – достаточно точную оценку этому парню дали специалисты.

Надо что-то предпринимать, подумала Лана, затем встала и пошла вслед за ним. Но, подумав, вернулась с полпути и прихватила с собой бутылку виски и два бокала, чтобы попытаться с помощью алкоголя вывести его из этого состояния.

Савелий сидел на садовой скамейке в позе роденовского "Мыслителя". Чего, спрашивается, он взбрыкнул? Или эта девушка ему неприятна? В том-то все и дело, что приятна! Более того, ему начало казаться, что он давно ее знает, а этот симптом был очень серьезным.

А сейчас? Его даже в дрожь бросило, когда она прикоснулась своими губами. Даже голова закружилась. Так он ощущал себя только с Варюшей! Даже с Ларисой такого не было! Надо же, Ларису вспомнил. К чему бы это? Вот заноза! Сидит, ноет, ноет. Сколько лет прошло, а нет-нет да обожжет воспоминанием.

А Варюша?! Разве он не любил ее? Любил! Еще как любил! Но... Варюша, это постоянная ноющая боль потери. Эта боль, видимо, всегда будет жить в его сердце, и всегда он упрямо будет стараться запрятать ее в самый дальний уголок своих воспоминаний, доставая только тогда, когда нужно будет просто погрустить в одиночку.

А Лана? Ведь она, по существу, еще совсем ребенок. Милый капризный ребенок. Ребенок. Савелий вдруг хмыкнул и покачал головой, нашел ребенка! И чего, спрашивается, он себе "лапшу на уши вешает"? Видно, и впрямь зацепил его этот "ребенок". Если он сейчас повернется и увидит перед собой Лану, то... то все будет хорошо.

Савелий резко повернулся и едва не стукнулся носом о бутылку виски, которую Лана держала прямо за его спиной.

– Ты... Вы давно здесь? – Савелий растерялся от неожиданности.

– Не вы, а ты, – ласково поправила Лана. – Только что подошла. А что? – хитро улыбнулась Лана, придерживая простыню.

– Это просто чудно, что ты пришла! – восторженно воскликнул Савелий. – Просто чудно!

– Чему это ты так радуешься? – чуть подозрительно спросила она.

– Ничему конкретному: тебе, звездам, этим деревьям. – Он встал, подошел к древней сосне и прижался к ней ладонями. Его движения были плавными и какими-то значительными.

Лана с нежностью, но и с тревогой смотрела на него, пытаясь понять этого человека.

Через некоторое время Савелий, что-то прошептав на прощанье сосне, подошел к Лане и просто сказал:

– А теперь – я твой! – Он налил в бокалы виски, подал один Лане и чокнулся. – За тебя!

Они залпом выпили, и вдруг простыня соскользнула с ее плеч и вновь обнажила красивую грудь. И снова Савелий уставился на нее, словно онемел.

Лапа посмотрела ему в глаза, потом положила руку на его плечо и нежно прошептала:

– Господи, да на меня можно не только смотреть! – она обняла его обеими руками и прижалась к его губам.

Нехитрые их одежды соскользнули на траву. Каждая клеточка его тела вздрогнула, прикоснувшись к нежной девичьей коже, и они, не в силах более сдерживаться, не отрываясь друг от друга, словно боясь потеряться, осторожно опустились в траву и с радостью приняли друг друга...

Савелий открыл глаза от яркого солнечного луча, упадшего ему на лицо из-за ветвей. Они с Ланой лежали в гамаке, укрепленном между двумя соснами.

Стараясь не шевелиться, Савелий осторожно повернул голову и посмотрел на крепко спящую Лану. Она чему-то улыбалась во сне. Яркий луч солнца перешел на девушку и медленно, словно лаская ее, двинулся по обнаженному телу, слегка прикрытому простыней.

Савелий до сих пор помнил, какая нежность охватила его в тот момент, когда он прикоснулся к девушке. Он боялся шевельнуться, чтобы нечаянно не разбудить Лану. Ее милое, спокойно улыбающееся лицо было таким красивым, что ему хотелось смотреть на него целую вечность.

Как все-таки разумно устроен мир! После краткой и ненужной встречи с Гюли, от которой не осталось ничего, кроме горечи и досады, даже какой-то пустоты, жизнь преподносит ему удивительно прекрасный подарок – это нежное создание! Поистине, природа не терпит пустоты!

Вся жизнь человеческая состоит из белью и черных полос. И трудно сказать, от кого зависит ширина черной или белой полосы. Конечно, такие полосы, которые преследовали Савелия в последние семь-восемь лет, он бы не пожелал даже врагу. План по черным полосам он перевыполнил на пару десятков лет вперед. Были такие моменты, когда более слабый человек, находясь на его месте, вряд ли смог бы выдержать. Его спасали две вещи: вера в себя и умение отрешиться от окружающей действительности.

Сейчас он вспоминал эти черные полосы без особой боли и жалости к себе, думая только о приятном и радостном.

Много лет назад, когда он сидел в следственном изоляторе Бутырской тюрьмы, ему повезло встретиться с одним пожилым уголовником, просидевшим более тридцати лет в местах лишения свободы. Это был признанный авторитет не только в уголовном мире, но и среди ментов. "Вор в законе" по кличке "Бриллиант" Чем-то ему приглянулся Савелий, хотя они и пробыли вместе трое суток. Этот старый уголовник дал ему пару советов, за которые он будет благодарен до конца дней своих.

"Я знаю, тебе трудно будет ходить по этой жизни, – хрипло сказал он, чахоточно покашливая едва ли не после каждой фразы. – Хочу поделиться с тобой своим жизненным правилом никогда ни о чем не жалей! Никогда! твердо сказал он и закашлялся. – И второе: что бы ужасного с тобой ни произошло, например, потеря близкого человека, физическая ли боль или еще что, короче, все, что угодно, – задай себе, Бешеный, вопрос: будешь ли ты вспоминать об этом через месяц, полгода, год? Рано или поздно, ты дойдешь до той даты, после которой скажешь, вряд ли! Вот и думай, что прошел этот срок! Всякая боль страшна только сиюминутностью! Боль, потери, обиды. Подумай об этом, и тебе сразу станет легче!"

Много раз в жизни Савелию приходилось применять эти два правила, и много раз они выручали его в трудную минуту.

Савелий лежал не шелохнувшись уже много времени, и у него пересохло в горле. Он скосил глаза на землю и увидел, что бутылка шампанского еще не выпита до конца. Он опустил медленно руку, стараясь не делать резких движений, поднял бутылку и сделал глоток:

– Так... – раздался насмешливый голос Ланы. – В одиночку, значит?

– Подглядываешь? – съехидничал Савелий. – Ух, ты какая!

– Как здорово, милый, что ты придумал спать на природе. – Она потянулась к его губам, но вдруг снова наткнулась на его страдный взгляд. – Что с тобой, Савушка? – нахмурилась Лана. Савелий не сразу вернулся из своих мыслей.

– А? Лана? – он даже не сразу увидел ее. – Все хорошо! Все в норме! сказал он и, чтобы как-то отвлечь себя и девушку от неожиданно нахлынувшего на него состояния, громко запел. – Тра-ля-ля-ля-ля! Весь мир лесной! – Лапа покачала головой и оборвала его пение долгим поцелуем.

В основном, дни, проведенные в Москве, за исключением тех, когда приезжала Лана, тянулись медленно и однообразно: Савелий упорно искал работу, обивая пороги различных учреждений, но всякий раз натыкался на категорическое "нет", если вопрос касался прописки, а документы, поданные на возвращение его собственной квартиры, а с ней, естественно, и прописки, переходили из одной инстанции в другую по замкнутому кругу.

Никто и нигде не отказывал, более того, участливо кивали головой и подтверждали правомерность его требований, но дальше этого дело не двигалось. "Это не в нашей компетенции. Чьей, не знаем. Пробуйте, добивайтесь".

На все эти хождения по инстанциям уходило очень много времени. Как назло все они были расположены в разных концах города: попробуй, покатайся на своих двоих из конца в конец. Но однажды Дана явилась с приятным известием: каким-то образом ей удалось оформить на Савелия доверенность на "Вольво" и получить на него водительские права. Савелий был очень растроган и, конечно же, понимал, что все это вылилось Лане в кругленькую сумму, но решил не отнекиваться и восполнить затраты при первой же возможности.

Вернувшись однажды после очередных безуспешных хождений по инстанциям, Савелий очень удивился, застав Лану на даче, хотя и был очень рад ей. Лана валялась на диване, листая французский журнал мод. Увидев Савелия, тут же вскочила и поцеловала в губы: