Текст книги "СК-метод развития человека"

Автор книги: Виктор Кандыба

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 33 страниц)

Параллельный ряд образов и представлений, выкристаллизовавшихся вокруг майи, обнаруживает сходное видение: творение мироздания – божественная игра, мираж, иллюзия, магически проецируемая божеством. Известно, сколь серьезное значение имело представление о майе для развития онтологии и сотериологии в Индии. Меньшее ударение делалось на ином: чтобы разорвать покрывало майи и прорвать космическую иллюзию, необходимо сперва осознать ее характер как «игры» – свободной спонтанной активности божества – и вслед за этим, имитируя божественный образ действий, можно достичь свободы. Парадокс индийской мысли заключается в том, что представление о свободе скрыто за представлением о майе – то есть об иллюзии и рабстве, – и потому обрести свободу можно лишь косвенным путем. Тем не менее, достаточно открыть глубокое значение майи – божественной «игры», чтобы уже встать на путь освобождения.

В махаяне Чистый Свет одновременно символизирует и абсолютную реальность, и сознание, погруженное в нирвану. В момент смерти каждый на несколько мгновений встречается с этим светом; йоги переживают встречу с ним в состоянии самадхи; Будда пребывает в свете постоянно. Смерть – это процесс растворения в космосе, не в том смысле, что плоть возвращается в землю, но в том, что космические стихии последовательно растворяются одна в другой: Земля поглощается Водой, Вода – Огнем и т. д. Очевидно, каждый из этих «переходов» стихий соответствует определенной ступени развопло-щения, и в конце процесса микрокосмос, явленный в человеке, уничтожается, подобно тому как уничтожается в конце Великого Цикла (махаюги) Вселенная. Каждый переход стихий посвященным воспринимается на психическом уровне. Так, когда Земля растворяется в Воде, тело лишается опоры (буквально: "подпорки"), иначе говоря – теряется способность управлять членами, тело становится разболтанным, как у марионетки.

Когда процесс развоплощения достигает конца, умирающий видит свет, напоминающий лунный, потом – солнечный, потом погружается в темноту. Внезапно его будит слепящий свет: это – встреча с истинным «Я», которое в соответствии с учением, общим для всех индусов, одновременно является и абсолютной реальностью, Бытием. "Тибетская книга мертвых" называет этот Свет "Чистой Истиной" и описывает его как "неуловимый, сверкающий, яркий, слепящий, величественный, пронизывающий все вокруг". Текст побуждает покойного: "Не пугайся, не страшись, не испытывай ужаса. Это сияние твоей истинной сущности. Познай его!" В это мгновение из сердцевины сияния вырывается звук, подобный раскатам тысячи громов, звучащих одновременно. "Это естественный звук твоего подлинного «Я», – говорится в тексте. – Не пугайся… Так как у тебя нет материального тела из плоти и крови, – ни звуки, ни свет, ни видения – ничто не причинит тебе вред. Ты более не подвержен смерти. Тебе достаточно знать, что это – твои собственные мысли. Помни, что все это – бар до".

Но, подобно большинству людей, умерший не может осуществить этот совет на практике. Отягощенный кармой, он дает вовлечь себя в цикл манифестаций, характеризующих состояние бардо. На четвертый день после смерти, предупреждает текст, он увидит сияние и божеств. "Все Небо станет темно-синим", покойному предстанет Бхагаван Вайрочана – цвет его белый, – и из сердца его появится Мудрость Дхарма-Дату, "голубая, сияющая, великолепная, ослепительная, и поразит тебя столь лучезарным светом, что ты не в силах будешь смотреть на него". "Вместе с ним возгорится тусклый белый свет из мира дэвов; он поразит тебя прямо в лицо". Ибо душа, влекомая дурной кармой, испугается яркого света Дхарма-Дату и прельстится тусклым белым светом дэвов. Однако текст советует умершему не привязываться к свету дэвов, чтобы его не увлек вихрь шести миров – лок, а обратить все свои мысли к Вайрочане. Тогда, в конце концов, он в ореоле радужного света соединится с сердцем Вайрочаны и станет Буддой в Самбхо-га Кайе – Центральной Всеобильной Области.

Еще в течение шести дней умершему предоставлен выбор между Чистым Светом, олицетворяющим освобождение и идентификацию с сущностным Буддой, и огнями, символизирующими различные формы последующей жизни, – иными словами, возвращение на Землю. Вслед за белым и голубым умершему предстанут желтый, красный и зеленый огни, и в самом конце – все они вместе.

Здесь нет возможности в нужной мере прокомментировать этот чрезвычайно важный текст. Поэтому ограничимся лишь замечаниями, непосредственно связанными с темой нашего исследования. Мы видели, что в момент смерти каждый человек имеет шанс достичь освобождения; для этого необходимо отождествиться с Чистым Светом, который предстает ему после смерти. Принимая во внимание важность понятия кармы для мышления мудрецов Индии, настаивающих на том, что человек пожинает плоды своих поступков, на первый взгляд это выглядит парадоксально. Действия прожившего свою жизнь вне истины образуют кармические последствия, которые невозможно разрушить в момент смерти. Но на самом деле все происходит в соответствии с законом кармы: душа человека неподготовленного отвергнет призыв Чистого Света и позволит увлечь себя тусклым огням, олицетворяющим более низкие уровни существования. С другой стороны, те, кто при жизни практиковали йогу, смогут узнать в Чистом свете свое «Я» и тем самым достигнуть слияния с сущностью Будды.

Свет, с которым человек встречается в момент смерти, – тот же внутренний свет, который упанишады отождествляют с атманом: в земном существовании он достижим лишь для духовно подготовленных адептов, практикующих йогу или обладающих гнозисом. Вдумавшись, мы обнаружим, что переход через смерть лишь повторяет на ином уровне ситуацию земного существования: хотя Свет является всем и каждому, только посвященные могут распознать его и слиться с ним. Верно и то, что хотя в момент смерти и несколько дней после нее лама ради блага покойного читает над ним "Книгу мертвых", – это чтение является последним призывом к освобождению, – тем не менее умерший сам определяет свою дальнейшую судьбу. У него должно достать воли и сил выбрать Чистый Свет, так же как он должен со всей непреклонностью противостоять искушениям посмертия. Иными словами, смерть – лишь еще одна возможность принять и пройти инициацию, однако, как и многие другие церемонии инициации, она предполагает серию испытаний, которые неофит должен преодолеть. И встреча со Светом post mortem ("после смерти") является последним и, возможно, самым сложным из них.

Для практикующих тантру возможен иного рода опыт встречи с внутренним светом, когда адепт переживает люминофа-нию во время майтхуны – ритуального соединения с молодой девушкой (мудра), являющейся инкарнацией Шакти. Подчеркнем, что речь идет не о профанной любви, но о церемонии, повторяющей «игру» божественных сил, когда не происходит извержения семени. Комментируя один из важнейших тантрических текстов, «Гухьясамаджа-тантру», Чандракирти и Цзонкаба подчеркивают одну многозначительную деталь; во время майтхуны мистическое соединение (самапати) значимо лишь в той мере, в которой оно позволяет соединяющейся паре достичь погружения сознания в нирвану. В мужчине это сознание нирваны, называемое бодхичитта, "Мышление Пробужденного", проявляется в идентификации с каплей, бинду, которая совершает путь внутри его тела, спускаясь из точки на макушке вниз и наполняя половые органы светом пяти огней. Чандракирти указывает: "Во время соединения следует медитировать над такими сущностями, как ваджра и панда, представляя, как они наполняют его тело светом пяти огней".

Считается, что бинду, капля, тождественная сознанию, погруженному в нирвану, формируется в верхней части черепа, то есть в центре, который чаще всего связывается с переживанием внутреннего света. Тем самым эта «капля» есть "чистый свет" сознания в состоянии нирваны. Однако в тантризме бодхичитта одновременно отождествляется с квинтэссенцией semen virile ("мужского семени"). Чтобы объяснить этот парадокс, необходимо подробнее остановиться на некоторых чертах индийской философии. Напомним хотя бы следующий факт: нирвана есть переживание абсолютного света, однако когда нирвана достигается с помощью майтху-ны, возможно проникновение в сокровенные глубины органической жизни и обретение там, в самой сущности semen virile, божественного света, изначального сияния, из которого был создан мир. Что касается майтхуны, это отождествление мистического света и в сущности semen virile вовсе не абсурдно, ибо космические стихии, как и Татхагаты, и, в конечном счете, Urgund, – основа всего сущего, так же как модальности пробужденного сознания, – все это возникло из Изначального Света.

Эта метафизика и сотериология света согласуются со всей индийской традицией в целом, чьи корни уходят в глубь времен. Однако при этом профессор Дж. Туччи показал, что «Ту-хьясамаджа-тантра» и в еще большей степени комментарии Чандракирти и Цзонкаба обнаруживают столь явные параллели с манихейством, что исследователь поневоле начинает задумываться об иранском влиянии. Сразу же вспоминаются пять световых стихий, игравших столь важную роль в манихейе-кой космологии и сотериологии.

С известной степенью вероятности можно утверждать, что иранское влияние дает о себе знать и в ряде тибетских мифов, рассказывающих о происхождении мироздания и человека. В одном из них предлагается следующая версия космогонии: вначале была Пустота, из нее возник Голубой Свет, который превратился в Мировое яйцо, и из него родилась Вселенная. Другой миф утверждает, что из Белого Света возникло яйцо, а из яйца появился Первочеловек. И, наконец, еще один миф настаивает на том, что из пустоты возникло Первосущество, излучавшее вокруг себя свет.

Таким образом, мы видим: все три мифа говорят о том, что и Космос, и Первочеловек рождены из Света, являющегося их сущностной субстанцией. Еще один пласт традиционных представлений объясняет, как произошел переход от человека-Света к человеку, каким мы знаем его сегодня. Изначально люди были лишены пола и не ведали, что такое плотское желание; они носили в себе свет, окружавший их сиянием. В те времена не существовало ни Луны, ни Солнца. Когда в людях пробудились половые инстинкты, появились и половые органы, – но внутренний свет иссяк, а на небе возникли Луна и Солнце. Один тибетский монах объяснял это отцу Матиасу Херманнсу следующим образом: в начале времен, когда люди размножались, свет мужчины проникал в утробу женщины, освещал и оплодотворял ее. Для удовлетворения сексуального влечения достаточно было созерцания возлюбленного. Но люди деградировали – и стали касаться друг друга руками, покуда не открыли физическую близость.

В соответствии с этими верованиями Свет и Сексуальность – два антагонистических начала; когда доминирует одно из них, невозможно проявление другого, и наоборот. Возможно, здесь кроется объяснение тантрических ритуалов, о которых мы говорили выше: если проявление сексуальности приводит к исчезновению света, свет должен быть скрыт в самой сердцевине полового влечения, он не может быть ни чем иным, как семенем. И покуда мужчина занимается любовью, ослепленный инстинктом, уподобляясь прочим животным, этот свет пребывает скрытым. Но если адепту удалось пробудить свет в глубине своей сущности, то он обретает просветление, гнозис и проходит через переживание неземной красоты – если любовное соединение становится ритуалом или божественной «игрой», когда задержка семяизвержения отменяет" биологическую цель полового акта. В таком случае майтхуна является отчаянной попыткой вернуться к ситуации изначального человека, когда люди были светозарными существами, и свет играл главную роль в воспроизведении человеческого рода.

Вне всякого сомнения, «Тухьясамаджа-тантра», так же как и комментарии к ней, созданные Чандракирти и Цзонкаба, вовсе не провозглашают открыто, что соответствующие учения преследуют именно эту цель. Свет, через который проходит адепт во время майтхуны, является Чистым Светом гнозиса, светом сознания, погруженного в нирвану, – и этого достаточно для оправдания крайне радикальных практик тантризма. Но вся группа индо-тибетских верований, вбирающая в себя и миф об Изначальном Человеке-Свете, и тантрические и алхимические идеологии и техники, настаивает на том, что некоторые йоги достигали бессмертия в телесном облике. Эти йоги не умирали, а исчезали в Небе, «облачившись» в тело, которые разные источники называют "телом радуги", "небесным телом", "духовным телом", "телом Чистого Света" или "божественным телом". Легко узнать в этом представления об астральном теле – теле, созданном из Света, – которым обладал Первочеловек.

Как бы ни были многообразны переживания внутренней люминофании и их интерпретации у мистиков Индии и индо-тибетских буддистов, все они укладываются в весьма стройную систему. Переживание Света в первую очередь означает встречу с абсолютной реальностью; в силу этого внутренний Свет открывается человеку, когда он осознает истинное «Я» (атман) или постигает сущность жизни и космических стихий, или в момент его смерти. Во всех этих случаях разрывается завеса иллюзии и незнания. Внезапно человек слепнет от Чистого Света; он погружается в бытие. С определенной точки зрения можно сказать, что профанный мир, мир причинно-следственных связей, преодолевается – и дух вырывается на уровень абсолюта, который одновременно есть и уровень бытия, и уровень божественности. Брахман, так же как и Будда, одновременно символизируют и божественность, и бытие, высшую реальность. Для мыслителей Индии бытие, божественность и мистическое сознание – акт, благодаря которому осознается реальность, – тождественны. Вот почему встреча со Светом происходит как во время медитаций, когда адепты, следующие предписаниям упанишад или буддизма, сосредоточиваются на бытии как таковом, так и при попытках достичь откровения божественной сущности – этот метод практиковался в некоторых системах йоги и ряде мистических школ. Так как бытие идентично божественной сущности, божества всегда озарены сиянием или открываются своим почитателям в виде манифестации Света. Но люди тоже источают свет, когда они вышли за рамки условностей, в которых протекает земная жизнь, то есть когда они обрели высшие знания и достигли уровня свободы. Для индийского мышления свобода неотделима от знания; и человек, познавший профан-ную структуру бытия, освобождается уже в этой жизни, он более неподвластен космическим законам. С этого момента ему непосредственно даны наслаждения божественности, он перестает быть марионеткой во власти законов причины и следствия, а «играет» подобно богам – или пляшущим языкам пламени.

В заключение заметим: для мыслителей Индии обретенный мистический свет означал преодоление этого профанного мира и обусловленного существования и достижение иного уровня существования – уровня бытия, божественного, высшего знания и абсолютной свободы. Свет – знак проявления абсолютной реальности – реальности, лишенной всех атрибутов. И поэтому встреча с нею есть столкновение со слепящим белым светом, в котором в конце концов человек исчезает, растворяясь и не оставляя следов. Ибо следы связаны с индивидуальной историей личности, с памятью, а тем самым – с преходящими и (с точки зрения вечности) нереальными событиями – сущностями, которые не имеют с бытием ничего общего. Тот, кто достиг Света и осознал в нем себя, достиг уровня существования, лежащего за пределами человеческого воображения. Все, что дано нам понять, – что он окончательно умер для нашего мира – и так же умер для всех возможных миров посмертного существования.

Обращаясь к Китаю, мы обнаружим, что и здесь опыт переживания Света означал выход за рамки мирского сознания. "Из великой успокоенности Всеобъятного исходит Небесный Свет, – говорит Чжуанцзы (гл. XIII). – В Небесном Свете люди опознаются как люди, вещи опознаются как вещи. Только упорный человек обладает постоянством". Встреча со светом может быть спонтанна, а может являться результатом длительного самоограничения. Во времена династии Мин (XVI в.) некий ученик поселился по соседству с мастером, 30 лет медитировавшим в пещере. Как-то ночью, в одиночестве идя по горной тропе, ученик "почувствовал, как в теле его струится свет, и услышал в голове раскат грома". Гора, поток, мир и «Я» ученика исчезли. "Это продолжалось столько времени, сколько требуется, чтобы сжечь 5 щепотей благовоний". Вернувшись в состояние обычного сознания, ученик почувствовал, что стал совершенно иным человеком и очистился своим собственным Светом. Позже мастер объяснил ему, что за 30 лет медитаций с ним часто происходило подобное, но он научился не придавать этому значения, ибо даже мистический свет должен быть отброшен.

В данном примере опыт переживания внутреннего Света указывает, что произошел переход к иному плану бытия, но сам по себе такой переход вовсе не обязательно означает – как в Индии – встречу с абсолютной реальностью. Тем не менее, ряд психофизиологических техник, разработанных или систематизированных в неодаосизме, придает важное значение различным видам внутренней люминофании. Даосские техники в чем-то сходны с йогой и направлены на так называемое "усвоение дыхания". Адепт медитирует на каждом виде дыхания – покуда он не станет видеть его цвет – и после этого «впитывает» его. Он визуализирует дыхание, представляя, как оно приходит из четырех пределов и Центра – то есть из всей Вселенной, – и затем «сглатывает» его, заставляя проникнуть в тело. Таким образом, космическая энергия, которая есть эссенция жизни и семя бессмертия, насыщает тело, высветляя и изменяя его; ибо идеал даосов – не освобождение, но величественная и безгранично долгая Жизнь, благословенное существование в совершенном слиянии с космическими ритмами.

Процесс «впитывания» дыхания определенного цвета, по всей видимости, берет свое начало от гораздо более древних техник, целью которых было насыщение дыханием Солнца. Один из неодаосских трактатов описывает это следующим образом: "На рассвете (в три или пять утра), когда восходит Солнце, сидя или стоя, сконцентрируй внимание, етиснув зубы девятикратно; взывай из глубины сердца к хуену Солнца, что сияет подобно жемчужине, чей зеленый блеск превращается в красный ореол, из которого является алый юноша – пламенный образ, скрывающий в себе тайну; закрой глаза и держи веки плотно сжатыми; и медитируй на пять цветов Солнца, развертывающихся в сияющий ореол и омывающих тело от макушки до пят. Сделай малиновый вдох, подобный зрачку в центре яркого облака – и т. д.".

Сходного результата можно достичь, впитывая не дыхание Солнца, а образ светила. В центре квадрата или круга рисуется иероглиф Солнца, "и каждое утро, обернувшись лицом к востоку, держа папирус в правой руке, сконцентрируйся на изображении, покуда оно не станет сияющим Солнцем; поглоти этот образ, и да покоится он в твоем сердце". Другой метод состоит в том, что в полночь адепт медитирует на том, как "идея Солнца, пройдя через рот, достигает сердца и освещает его полость сердца, так что сердце становится ярким как Солнце; какое-то время сердце и Солнце пребывают одним, и при этом возникает чувство, будто сердце разогревается". В последнем примере реальное Солнце не имеет никакого значения. Это – лишь образ, помещаемый внутрь и проецируемый на сердце, с тем чтобы пробудить в нем внутренний свет. Другой текст вносит несколько существенных дополнений: после визуализации в центре сердца алого солнечного диска размером с монету следует добиться, чтобы этот образ циркулировал по всему телу.

Упоминание о циркуляции образа внутри тела станет понятнее, если мы обратимся к методам циркуляции внутреннего света, практикуемым даосами. Эти методы описаны в неодаосском трактате "Тайна Золотого цветка", который был переведен Р. Вильгельмом и откомментирован К. Юнгом. Текст этот достаточно известен, поэтому я коснусь лишь некоторых деталей, имеющих непосредственное отношение к нашей теме. "Эликсир и Жизнь, – говорит автор трактата, – нельзя увидеть: ими наполнен Небесный свет. Свет Небес нельзя увидеть: им наполнены глаза".

Необходимо "обернуть глаза зрачками в душу": только тогда можно постигнуть внутреннюю сущность. В медитации, напоминающей медитацию йога, когда дыхание ритмизировано, а веки закрыты, глаза, вместо того чтобы смотреть вовне, освещают внутреннее пространство. Таким образом происходит встреча со Светом.

Другое упражнение предлагает мысленно сконцентрироваться на точке между бровями, чтобы Свет мог проникнуть в глубь тела. При этом акцент делается не на том, чтобы увидеть Свет, а на том, чтобы заставить его циркулировать по телу. Среди многих методик, рекомендуемых в тексте трактата, наибольшее значение придается так называемому "подъему против течения" или технике «противотока». С помощью этого психофизического упражнения мысли собираются в Месте Небесного сознания, Сердце Небес, там, где владычествует Свет.

Здесь нет места подробно комментировать этот метод, в котором легко увидеть аналогию с тантрической техникой ульта-садхана (букв, "движение против течения") и даосским путем "возвращения к истокам". Заметим лишь, что в результате постоянных упражнений начинается циркуляция внутреннего Света по телу, и если она осуществляется достаточно долго, Свет кристаллизуется, порождая так называемое "природное Духовное тело". Обращение Света создает внутри тела "истинное семя", которое затем трансформируется в зародыш. Если в течение года его нагревать, вскармливать и омывать в соответствии с описываемым методом внутренней алхимии (а текст упоминает об "огне"), эмбрион достигнет зрелости, – иными словами, человек переродится в новое существо.

В другом месте текст утверждает, что благодаря обращению Света внутри тела космические силы, символически описываемые как Небо и Земля, выкристаллизовываются в семя, и через сто дней из него родится в центре света "жемчужное семя". Что такое "выкристаллизовавшийся Свет", объясняется в трактате через ряд образов: это набухающий бутон, который распускается в Золотой цветок, созревающее семя, превращающееся в эмбрион, жемчужина. Космологические, биологические и алхимические образы здесь переплетены и дополняют друг друга. В конце концов, адепт обретает эликсир бессмертия, символом которого является Золотой цветок.

О том, что Золотой цветок распустился, возвещает опыт люминофании. "Когда достигнуто равновесие созерца-ния, Свет, исходящий от глаз, становится ослепительно ярок, так что все вокруг Успокоившегося сияет, будто он окружен нимбом. Если он приоткроет глаз и взглянет на тело, то не обнаружит его. Это свидетельствует, что "в пустой комнате растет свет" и является добрым предзнаменованием. Иногда же плоть тела начинает сиять, подобно шелку или нефриту. Тогда бывает трудно усидеть: адепт чувствует, что его приподнимает над землей. Это называется: "Дух возвращается и выталкивает в Небо". Иные в этом состоянии действительно воспаряли".

Рассматриваемые тексты намного сложнее, чем это может показаться из нашего краткого обзора. Однако нас интересуют лишь представленные в ней описания внутренней люминофании. Какое значение придавали ей даосы? Следует отметить: данные техники не имеют ничего общего с "достижением божественности" и просто "переживанием присутствия божества". Свет скрыт в самом человеке, в глубине его сердца. Весь этот космопсихологический мистицизм служит тому, чтобы пробудить внутренний свет и заставить его циркулировать по телу. Иначе говоря, тайна жизни и бессмертия записана в самой структуре Космоса, а значит – ив структуре микрокосма, которым является человеческий организм. При этом акцент делается на практике, а не на метафизическом знании или мистическом созерцании. Но в даосизме практика сама по себе носит мистический характер: она не имеет ничего общего с попыткой, волей или техникой в привычных значениях этих терминов, а направлена на то, чтобы обрести изначальную непосредственность, утраченную в ходе развития цивилизации. Даос должен открыть для себя естественную мудрость – мудрость, в основе которой лежит как инстинкт, так и то, что можно назвать "естественной склонностью": склонностью, благодаря которой отшельник в самой сути своего существа восстанавливает гармонию с космическими ритмами.

Уже Р. Вильгельм указывал, что роль, которая отводится свету в "Тайне Золотого цветка", заставляет вспомнить, какое значение тот играл в персидской религии. Можно обнаружить иранское влияние и в упоминавшемся выше тибетском мифе о Первочеловеке. На страницах этой книги мы не намерены касаться крайне запутанной проблемы, связанной с иранским влиянием в Центральной Азии и на Дальнем Востоке. Заметим лишь; что 1) незачем выводить все формы дуализма, с которыми мы сталкиваемся в этом регионе, из "иранских первоисточников" 2) и приписывать все представлению о том, что чистый дух или бытие тождественны свету, иранскому влиянию. Мы видели, что в той же Индии на уровне упанишад или брахман Свет отождествлялся с "духом или бытием. Однако именно в Иране конфликт между Светом и Тьмой был осознан во всей своей полноте и напряженности, когда Свет является не только благим Богом и создателем, Ахурамаздой, но самой сущностью Творения и Жизни, выступая в первую очередь как дух и духовная энергия. В своих лекциях об Иране Анри Корон блестяще раскрыл различные аспекты и характерные черты теологии Света в зороастризме и гностицизме исмаилитов, так что нет необходимости пересказывать здесь его выводы.

Скажем лишь, что ряд символов, используемых зороаст-рийцами для того, чтобы выразить единосущность духа и света, напоминают индийскую, и особенно буддийскую, символику. Так, в «Денкарте» ("Деяния веры") говорится о том, что свет, исходящий от Заратустры за три дня до его рождения, то есть еще в утробе матери, был столь ярок, что освещал всю деревню. Мудрость, святость, то есть чистая духовность, выражаются здесь, как и в индийских текстах, через символику необычно яркого света. Если в упанишадах атман отождествляется с внутренним светом, то в одной из глав полной редакции «Бундахишн» ("Творение основ") душа соотнесена с понятием хварнах, "Свет Славы", который есть "чистое сияние, образующее саму суть творений Ормузда". Но в случае с древ-неперсидским материалом – в отличие от индийского – у нас практически нет сведений, касающихся опыта внутренней люминофании.

С определенностью можно утверждать, что иранцы "верили, будто о рождении Владыки Мира и Спасителя должна возвестить манифестация света, и в первую очередь – появление на небосводе необычайно яркой Звезды. А так как предполагалось, что Царь – Искупитель Мира должен родиться в пещере, Звезда или Колонна Света должны воссиять над этой пещерой. Возможно, христиане позаимствовали у персов образ рождения владыки Мира – Искупителя и распространили его на Христа (см.: Widengren, с. 70). Древнейшие христианские источники, повествующие о Рождестве в пещере, это – Про-тоевангелие Иакова (XVIII, I и ел.) и соответствующие пассажи у Юстина Мученика и Оригена. Юстин нападает на посвященных в таинства Митры, утверждая, что они "подстрекаемы дьяволом, когда принимают посвящение в месте, называемом ими spelleum ("пещера")". Этот выпад доказывает, что уже во втором веке христиане видели связь между spelleum поклонников Митры и Вифлеемской пещерой.

Но вернемся к звезде и свету, сиявшему над пещерой, которые играли столь большую роль в христианских верованиях и иконографии. Монере де Вилар, а вслед за ним Виденгрен показали, что этот мотив имеет, скорее всего, иранское происхождение. В Протоевангелии (XIX, 2) говорится о слепящем свете, наполнившем Вифлеемскую пещеру. Когда свет померк, явился Младенец Иисус. Тем самым утверждается, что Свет единосущен Христу – или же является одной из его манифестаций.

Анонимный автор "Opus imperfectum in Matthaem" (Part. Gr., LVII, col. 637–638) обогащает легенду новыми деталями, которые, видимо, также имеют иранское происхождение. Согласно его рассказу, двенадцать волхвов жили у подножия Горы Победы. Они знали тайное пророчество Сифа о пришествии Мессии, и каждый год всходили они на вершину горы, где была пещера, подле которой бил родник и росли деревья. Там, в тиши, возносили они хвалы Богу и елавили Господа три дня, ожидая появления звезды. И однажды звезда взошла, и походила она на младенца; младенец повелел им идти в Иудею. Следуя за звездой, волхвы отправились в путь и шли два года. И, вернувшись домой, поведали они о чуде, которому были свидетелями; а когда после Воскресения Христова апостол Фома пришел в те земли, приняли от него крещение (Monneret de Vilard, с. 22 и ел.).

Вновь мы встречаемся с этой легендой в "Хрониках Зук-нина", сирийском тексте, авторство которого долгое время приписывалось Псевдо-Дионисию из Телл Магре. Здесь легенда обрастает новыми подробностями. Датированы "Хроники Зук-нина" 774–775 годами, но их прототип (как и прототип "Opus imperfectum"), несомненно, старше конца VI века (Monneret de Vilard, с. 52). Ниже мы приводим краткий пересказ фрагментов этого текста, имеющих отношение к нашим разысканиям. Записав все, что было открыто ему Адамом о пришествии Мессии, Сие)) сокрыл рукопись в Сокровенной Пещере Таинств. Посвятив сыновей в суть этих таинств, он повелел им каждый месяц подниматься на гору и навещать пещеру. Двенадцать "Мудрых царей" из страны Шир, "Цари и сыновья царей", ревностно исполняли этот ритуал, ожидая, покуда сбудется пророчество Адама. Однажды, взойдя на гору, они увидели невыразимо яркий световой столп, увенчанный звездой, чей свет был ярче света тысячи солнц. И Звезда вошла в Сокровенную Пещеру, озарив ее светом. Цари услышали голос, приглашавший их внутрь, и когда они вошли, то яркий свет ослепил их, и упали они на колени, и молились. Но свет стал меркнуть и со временем принял форму смиренного человека небольшого роста, который сказал, что он послан Отцом Небесным. И он повелел им взять сокровища, что были спрятаны в пещере их предшественниками, и направиться с ними в Галилею. Идя за светом, Цари пришли в Вифлеем и нашли там пещеру, во всем подобную Сокровенной Пещере на горе. Повторилось то же самое чудо: столп света и сияющая над ним звезда, скрывшаяся затем в пещере. Потом они услышали голос, приглашавший их войти. И увидели они тогда Младенца во славе, и сняли перед ним свои короны, и положили у ног Его. Иисус же приветствовал их как "Сынов Востока, где властвует Свет", "достойных видеть Свет изначальный и вечный". Все это время пещера была ярко освещена изнутри. Младенец, "Сын Света", долго беседовал с ними, называя их "получившими Свет и достойными совершенного Света". Затем Цари отправились в обратный путь. И на первой стоянке, когда вкушали они пищу, им опять предстал свет. Один из них увидел "великий Свет, подобного которому нет в мире", другой – "звезду, что ярче Солнца", и т. д. И, вернувшись в свое царство, поведали они все, что было им явлено. Когда же пришел в Шир апостол Иуда Фома, проповедуя веру, Цари крестились, и тогда Дитя Света вновь сошло с Небес и говорило с ними.