Текст книги "Бутылка для Джинна"
Автор книги: Виктор Малашенков
Жанр:
Космическая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 8 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]
– Нет! – закричал я в ужасе, но потом взял себя в руки, – пожалуйста, устройте все так, чтобы начальник был один, хорошо? Это очень важно.
– Хорошо, сэр! – мне показалось, что дежурный немного напуган моим поведением. – Как только он освободится, я ему доложу вашу просьбу. Кстати, вы не съели ваш обед, сэр.
– Да, да спасибо. Извините, я не знаю вашего имени…
– Меня зовут Джеком… сэр, – откликнулся он, удаляясь от моей двери.
Мне предстояло немного подождать, но это ничего, хоть спокойно можно поесть.
Каково же было разочарование, когда шериф засиделся у начальника до одиннадцати часов, а затем они ушли вместе. Дежурный подошел к моей двери и проговорил:
– Сэр, у меня не было возможности передать ему вашу просьбу. Вы же просили не беспокоить шерифа, а он прямо вцепился в шефа и не выпускал его ни на минуту. Даже в туалет они ходили вместе. Вы, это, слушаете меня?
Я промычал в ответ, чувствуя, как почва уходит у меня из-под ног. Значит, еще одна ночь пыток. И тут у меня появилась озорная мысль:
– Джек, а ты не мог бы на одну ночь перевести меня в другую камеру, подальше отсюда?
Дежурный ненадолго задумался.
– Сэр, а как вы себя чувствуете, может быть, позвать к вам врача, а? – Я в ужасе замахал руками и он спросил, – сэр, а вы себя, это, будете хорошо вести? Я имею в виду, что не задумали ли вы чего-нибудь? Все равно ведь вы никуда не убежите!
– Джек, я просто хочу переночевать в другой камере! – взмолился я. – Я буду как ягненок, уверяю тебя.
– Прямо сейчас?
– Нет, Джек, если можно, то ближе к полуночи, – я обрадовался, что он не отказал и решил сделать что-нибудь для него. – Джек, будь осторожен сегодняшней ночью.
– А чего это вдруг? – насторожился он.
– Я не знаю, но у меня нехорошее предчувствие, – я старался говорить как можно убедительнее.
– Это как-то связано с шерифом, сэр?
– Точно не знаю, Джек. Но помни о моем предупреждении. Кстати, шериф оставил что-нибудь из продуктов у вас? – мне пришло в голову, что он мог усыпить дежурного, чтобы тот не мешал его расправе.
– Оставил, бутылку сока апельсинового, а что?
– Джек, перелей ее содержимое куда-нибудь и спрячь, хорошо? А сам, если зайдет шериф, притворись спящим. А сам понаблюдай, хорошо? Только, пожалуйста, осторожнее!
– Хорошо, сэр, это, спасибо, сэр. Я сделаю, как вы говорите. – Ничего больше не хотите сказать? – голос его слегка подрагивал.
– После того, как он обнаружит, что в камере никого нет, уходи сразу же и закрывай за собой дверь, только ключи от камеры, где я буду сидеть, забери с собой. Хорошо?
– Вы думаете, что это будет опасно? Может быть, мне взять из сейфа пистолет?
– Нет, Джек, я тебе советую быстро уйти и не показываться на участке.
– А как же вы, сэр? – до сознания Джека дошел мой замысел. – А если он найдет вас и выломает дверь? Он сможет, это, можете мне поверить.
– Если что, расскажешь потом шефу о нашем разговоре и больше ничего, хорошо?
– Да, сэр, можете на меня положиться, – Джек быстро отошел, так как хлопнула входная дверь.
Ну что, остается только ждать и надеяться, что все пройдет нормально. Что предпримет шериф, если этот разговор тоже станет ему известен? Я еще надеялся, что он просто отложит свой визит и ночь пройдет спокойно. А завтра я сумею-таки поговорить с шефом полиции. Эта игра была похожа на футбол в одни ворота, то есть мои, и надеяться можно только на то, что и шериф, и Петерсон вряд ли намерены в ближайшее время раскрывать свои карты.
Ох, как медленно тянется время. Я очень боялся, был уже на грани паники. Минут за десять до двенадцати часов Джек отпер дверь и собирался мне что-то сказать, но я жестом заставил его замолчать. Он немного подумал и, заперев за мной дверь, повел меня в дальний конец. Отперев камеру, он пропустил меня вперед и показал на дверь, расположенную в одной из стен. Я кивнул и протянул ему руку. Он пожал ее, его рука была влажной от пота. Я пожалел, что впутал его в эту грязную игру, но ничего не поделаешь, будем надеяться на лучший исход.
Как только он ушел, я осмотрел соседнее помещение. Это был санузел, где кроме унитаза и умывальника стояла и ванна. Чтобы как-то успокоится, я решил искупаться. Очевидно, это была привилегированная камера, или, если выразиться точнее, то камера для привилегированных «гостей». Быстро обмывшись, я вернулся в камеру. Усталость брала свое, и я лег на кровать. Душ немного снял напряжение и постепенно я погрузился в сон.
Проснулся я от собственного крика – в замочной скважине заскрежетал ключ. Я вжался в постель и с ужасом уставился на дверь. В двери стоял Джек и делал мне знаки быстрее подниматься. Я вскочил, поправил постель и выскочил в коридор. Джек закрыл дверь и мы, срываясь на бег, поспешили к моему старому месту жительства. Перед тем, как Джек закрыл дверь, я знаком спросил его, как дела. Он пожал плечами и дверь захлопнулась. Я посмотрел на часы – половина восьмого. Значит, я был прав, с шерифом можно бороться и бороться с помощью логики его же поступков. Спустя несколько минут я снова услышал шаги и уже другой полицейский вошел в мою камеру.
– Собирайтесь к шефу, сэр. Он вас примет прямо сейчас. Постарайтесь быстрее, – он стал в дверях и ждал меня.
Стараясь не делать лишних движений, я привел себя в порядок и вышел из камеры, заложив руки за спину, эту картину я уже не раз видел в кино. Сопровождающий засмеялся:
– Расслабьтесь, сэр. У нас здесь не так строго.
Начальник принял меня в своем кабинете, пригласил сесть. Сели, он просмотрел несколько бумаг и проговорил:
– Вы хотели со мной поговорить? Это очень кстати, потому что у меня тоже появилось к вам несколько вопросов, – тон его был ровным, поэтому ничего угрожающего для себя я не почувствовал. – Прошу вас, говорите.
– Сэр, у меня к вам большая просьба. Выслушайте, меня, пожалуйста, до конца, а потом уже судите, прав я или нет, – как можно более ровным тоном проговорил я.
– Да, да, пожалуйста, я вас слушаю.
– Сэр, я хочу рассказать вам о своих предположениях. Насколько я понимаю, меня обвиняют в воровстве, причем с отягчающими обстоятельствами. Конкретного обвинения мне еще никто не предъявлял, но дело не в самом действии. Насколько я понимаю, украсть здесь кроме информации, ничего невозможно, вернее, нет смысла, – он кивнул в знак моей правоты, – причем в воровстве у частных лиц в их собственных квартирах. Использовать информацию здесь на месте тоже нет смысла, слишком явно. Поэтому ее нужно отправить на Землю, где за нее можно получить большие деньги. Возможно, даже очень большие. Я думаю, что вас заинтересует тот способ, который изобрели настоящие воры для такой нелегальной переправы, – он снова кивнул, – так вот, она передается в частных радиограммах, зашифрованная особым способом. Респондент выбирается целенаправленно, чтобы настоящий отправитель оставался в тени. Чаще всего это радиограммы для родственников. Мне кажется, что обнаружить их и отличить можно по поступлениям на счет респондента суммы, адекватной затратам на радиограмму. А меня эти преступники пытаются сделать козлом отпущения за свои грехи. Сэр, это слишком похоже на правду, чтобы не быть ею.
Я замолчал. Начальник долго смотрел на меня, будто изучал все мои движения, включая эмоции на моем лице.
– Вы закончили? – наконец проговорил он.
– Да, сэр.
– Хорошо. Позднее мы запротоколируем вашу речь. А сейчас я отвечу на некоторые ваши вопросы, они объяснят вам многое, – он помолчал, затем продолжил. – Я убедился, что та характеристика, которая поступила на вас с Земли, оказалась верной. Вы отличаетесь хорошим, можно сказать, отлично развитым интеллектом. Преступник с такими способностями, как у вас, особенно опасен. Но это не помешает нам разобраться в вашем непростом деле. Послушайте, в чем вы обвиняетесь, – он взял в руки папку, открыл ее и начал читать. – Вы были направлены на нашу станцию со специальным заданием, содержание которого, естественно, засекречено. Вы получили большие возможности для успешного его выполнения. Перечислять их я не буду, вы их сами знаете. Используя служебное положение, вы находили наиболее перспективные проекты и, если они не были занесены в бортовую компьютерную сеть, выкрадывали их у непосредственных разработчиков. Для оперативной отправки информации вы продумали и воплотили в жизнь простой и надежный способ. Его сущность вы только что рассказали. Таким образом было отправлено одиннадцать проектов, имеющих экономический эффект от внедрения в производство в размере ни много ни мало около ста миллиардов. Комиссионные, полученные вами за эту работу, составили один процент, или миллиард. Эта сумма была распределена на несколько счетов, оформленных на подставных лиц. Это касается вас.
Кроме того, возбуждено уголовное дело против вашей сотрудницы. Ей предъявлено обвинение по двум статьям. Во-первых, за лжесвидетельство, во-вторых, за отправку секретной информации по «воровскому каналу», то есть через частное лицо. Послание расшифровано. Вы так надеялись на надежность канала, что даже не потрудились найти более надежный способ шифровки. С таким ключом работали еще двести лет назад. Теперь вернемся к вам. Вы, видя, что обвинение еще не предъявлено, пытаетесь навести нас на ложный след, отдав на растерзание ненужный уже вам канал. Вы не знали только одного, что ваша коллега воспользуется им еще раз и обнаружит его раньше, чем вы его откроете добровольно. Если бы мы не изолировали вас так тщательно, то вы наверняка смогли бы найти способ связаться с ней.
Шериф оказался прав, когда обвинил сначала сержанта, а сейчас – Джека, сегодняшнего дежурного, в том, что они помогали вам. Сегодня мы наблюдали за тем, как вы это делаете. Честно говоря, я удивлен вашей способностью убеждать людей в считанные минуты, – он помолчал. – За них можете не переживать. Под суд они не пойдут, но из полиции будут уволены. Я вижу, что вы успокоились? Я убедился еще в одном – вы не только умный преступник, вы еще умеете красиво проигрывать. Признаюсь вам, если бы не факты, я бы не поверил в вашу виновность. До суда осталось не так уж много времени, потом мы с вами расстанемся и надолго, а может быть, и навсегда. Уважая ваши несомненные достоинства, я хотел бы что-нибудь сделать для вас, естественно в рамках дозволенного. У вас есть какие-нибудь пожелания?
– Спасибо, сэр, за теплые слова. У меня есть пожелания, но не знаю, сможете ли вы мне помочь? До суда я прошу посадить меня, если возможно, и Анну, в такие помещения, которые имели бы два тамбура и пищу оставляли бы на входе на тележке. И – никаких свиданий. Это вы сможете сделать?
– Вы очень интересный человек. Что вы задумали на этот раз? – на лице полицейского был написан неподдельный интерес, – тем самым вы хотите отгородиться от внешнего мира?
– Да, сэр. Надеюсь, что ключи к нашим камерам не будут висеть в коридоре? – мое настроение настолько улучшилось, что я мог позволить себе шутить.
– Конечно, нет, сэр. Если вас это успокоит, то ключи будут храниться в моем сейфе.
– Нет, сэр, спасибо, но меня устраивает сейф в участке.
– Я хочу сказать, – проговорил он, – что, если мы встретимся на Земле, я буду рад познакомиться поближе.
– Спасибо, сэр, я тоже.
Он протянул мне руку, я ее пожал, глянув в его глаза. Насколько приятно смотреть в живые человеческие глаза!
– Сэр, – невольно вырвалось у меня, – послушайтесь моего совета. У вас есть оружие для защиты людей от людей. Вооружитесь жидким азотом и научите людей пользоваться им. На всякий случай…
Я оставил комиссара в полном недоумении. Он даже не вызвал охрану для моего сопровождения. Я вышел из кабинета и пошел к своей камере. Полицейские проводили меня удивленным взглядом и, только тогда, когда я подошел к двери камеры, один из них спохватился и стал искать ключ. К концу дня помещения для меня и Анны были подготовлены. Мы увиделись с ней мельком, когда нас одновременно подводили к новым помещениям.
Разговаривать мы не могли, но все, что хотели сказать, было сказано взглядами. Я восхищался мужеством и самоотверженностью Анны. Она боролась с тем отчаянием, с которым матери защищают своих детей, не жалея себя и проявляя чудеса изобретательности. Сейчас все зависело от того, какие последствия будет иметь отправленное ею сообщение. Хватит ли ума у того человека, который будет расшифровывать его, не разглашать содержание наших предположений, и хватит ли у него мужества взять на себя всю тяжесть происходящего и будущего? Все зависит от того, кому направлена информация. Я молил судьбу, чтобы она дошла до Саммерса не расшифрованной до конца. Я не знал больше никого из руководства полетами, а Саммерс показался мне человеком мыслящим и честным, за него я мог поручиться, хотя и заочно.
Помещение, куда нас ввели, было небольшим. Здесь размещались два стола, стоящие у противоположных стен, на них стояли мониторы, очевидно связанные с телекамерами, расположенными в камерах, где нам предстояло находиться. На экранах были видны все принадлежности обычной камеры. Единственное отличие состояло в том, что в камерах имелись столы с компьютерами. Это, наверное, подарок комиссара.
За столами в «предбаннике» сидели полицейские, парень с плечами чуть ли не во всю ширину стола и женщина неопределенного возраста. Они с интересом разглядывали нас. Наши конвоиры взяли с них подписи о нашем прибытии и развели нас по новым местам жительства.
Мы с Анной переглянулись на прощание и вынуждены были разойтись в разные концы. Как я и просил, между камерой и караульным помещением находилась длинная узкая комната с небольшим столиком на колесах. Шеф полиции оказался человеком пунктуальным, поэтому можно было надеяться, что и мой совет он воспринял должным образом.
Я вошел в камеру и осмотрелся. Все верно, мы находимся под постоянным наблюдением. Теперь, чтобы проникнуть сюда, необходимо нейтрализовать обоих дежурных, хотя нет, достаточно и одного. Он будет наблюдать за происходящим и не поднимать тревогу. А второй может просто спать, сам по себе или ему помогут. Но все равно, здесь я почувствовал себя значительно увереннее. К тому же, я мог позволить себе изменить распорядок своей «жизни», не издеваясь над своей памятью. Это уже легче. И компьютер! Интересно, какие у него возможности? Я сел за стол и включил компьютер. Как я и ожидал, в его памяти была только развлекательная информация. Книги, фильмы, музыка и так далее. По крайней мере, скучать не придется.
Я настолько измучился за последнее время, что выключил компьютер и улегся на кровать, предвкушая долгожданный отдых. Последней моей мыслью было сожаление о той жизни, которую я вел до того, как попал на злополучный корабль, увезший меня в мир кошмаров и непосильных испытаний.
Ночь прошла спокойно, я встал отдохнувший и полный сил. Меня уже не пугали ни суд, ни возвращение с позором на Землю, так как я считал, что свой долг я выполнил и все, что могло произойти позднее, сложится так, как сложится, и не иначе. В конце концов, что можно требовать от человека в возрасте чуть больше двадцати лет, не имеющего ни опыта, ни подготовки? Да я и так уже сделал практически невозможное, неужели от меня можно требовать чего-то еще?
С этими мыслями я и начал день. После завтрака, усевшись за компьютер, я прочитал пару юморесок, просмотрел коллекцию картин, затем легкий фильм про ковбоев, что-то вроде пародии на вестерн. Потом немного размялся, сделал несколько восточных упражнений.
Когда пришло время обеда, я включил музыку и под саксофон с удовольствием принял свою порцию тюремной пищи. Чем не жизнь? Никаких забот, ешь, спи да развлекайся! Но, как оказалось, этого было мало. Когда я прилег после обеда, мысли о происходящем опять нахлынули в мое еще не успокоившееся сознание.
Пытаясь отвлечься от них, я стал думать о том, насколько разные все-таки люди. Можно позавидовать тем из них, которые умеют распределить свое время и усилия на несколько направлений. На работе они занимаются с полной отдачей сил своими обязанностями, дома – домашними, успевают заниматься спортом, имеют хобби, а то и несколько. А взять, например, меня. Увлечения, как такового, у меня нет ни одного. Мне нравятся многие вещи, можно сказать, что очень многие. Но заняться чем-то одним, к примеру, коллекционированием, я не смогу. И причина не в неусидчивости и рассеянности, нет. Все дело в том, что я не видел смысла собирать какие-то вещи, чтобы они были только у меня. Это несправедливо по отношению к другим.
Если вещь действительно стоящая и оригинальная, то она должна находиться в соответствующем месте, где ее могут видеть все желающие. Не смогу же я доставать ее каждый вечер, стирать с нее пыль и любоваться при неярком свете и при зашторенных окнах!
Или страсть к путешествиям. Я понимаю еще, что можно отдохнуть в каком-то красивом месте, где природа неповторима, столько времени, сколько тебе хочется. Но засовывать себя в шкуру первобытного человека, чтобы испытать, каково ему приходилось на лоне природы, не имея под руками ни продуктов, ни подходящей одежды и простейшего жилища? Или, что еще интереснее, выбирать маршрут своих путешествий по количеству звездочек у отелей, обслуживающих тот или иной уголок природы! Это же не поддается никакой классификации! Хочешь жить среди любимой тобой природы, так живи. Но к чему горбатиться целый год на непосильной работе и отказывать себе даже в мелочах, чтобы потом в течение месяца в буквальном смысле изжариться под чужим солнцем и пожить не своей жизнью?
Вот так я лежал и не понимал, почему люди живут именно так, и завидовал им. Завидовал умению переключаться от одной жизни к другой, пусть даже ненадолго, желанию что-то изменить, пусть даже за очень высокую цену. У меня же не было в свое время желания к таким метаморфозам, я не любил резкого изменения своей жизни. По крайне мере, я не изменял ее сам, а плыл по течению, подчиняясь каким-то силам, управляющим этим течением.
И вот сейчас, лежа на тюремной койке, я не имел никакого выбора. Думать я мог только о том, что меня ждет в ближайшем будущем, не утону ли я в столь бурном течении с крутыми опасными поворотами. Если утром я согласен был подчиниться, то сейчас искал пути, которые могли изменить существующий порядок.
Если бы кто-то спросил меня, почему я это делаю, я бы ответить не смог. А ответ напрашивался сам собой. Я не мог не стремиться к этому, в этом я весь и, наверное, в этом смысл моей жизни. Так называемый крест. Меня все больше утешала мысль, что я оказался неспособным обходить те рифы и мели, встречающиеся на моем пути, которые резко изменяли мою жизнь. И все это происходило оттого, что я не умел сосредоточиться на чем-то одном, у меня отсутствовала цель в жизни. А, не имея ее, я воспринимал окружающее поверхностно и включался только тогда, когда это делать было лично для меня совершенно не нужно. Спрашивается, кто меня заставлял поступать в колледж, совершенно мне чуждый по своей сути? И зачем я нужен был как штурман со всеми своими «достоинствами»? Еще неизвестно, что могло случиться с кораблем в какой-то нестандартной ситуации, окажись я у штурвала?
А оказавшись на станции, я тут же создал напряженность благодаря тому, что влез опять же не в свои дела. Рассудительный человек, в этом я больше чем уверен, нашел бы более рациональный путь, я же тычусь туда-сюда, расшибаю лоб себе и подставляю ни в чем не повинных людей под удар. Когда же я остановлюсь, или для этого необходимо вмешательство могущественных «внешних сил»?
Эти мысли донимали меня до самого ужина и аппетита у меня совершенно не было.
Повинуясь какому-то порыву, я включил компьютер и вызвал перечень фильмов, записанных в его памяти. Затем долго перебирал названия, не решаясь на выбор. Взгляд остановился на фильме именно с этим названием – «Выбор».
Что ж, посмотрим, кто и что выбирает, решил я и дал команду на включение. Фильм начался без титров, наверное, будут в конце или записан не сначала. Камера продвигалась вдоль коридора, очень похожего на коридор нашей станции, подкатилась к дверям лифта и, тут я вздрогнул, откуда-то снизу вытянулась рука и, поднеся указательный палец к пульту вызова, вызвала лифт. Камера вплыла в кабину и теперь уже другая рука, с другой стороны, набрала код нужного этажа. До меня дошел смысл этих действий, и я истерически захохотал. Да это же простой прием, используемый некоторыми кинематографами, когда камера по замыслу замещает глаза героя. Да уж, нервишки мои совсем никуда не годятся. Попался на такой трюк, скоро буду хохотать и на показанный палец.
Тем временем камера зафиксировала остановку лифта, дверь открылась и она выплыла в коридор. Я подумал, что мне не совсем нравится такая форма съемки, не очень удобная, по крайней мере – для меня. Я хотел было остановить фильм и заменить его на другой, но протянутая к компьютеру рука повисла в воздухе, а нижняя челюсть начала опускаться ниже и ниже. Дверь напротив лифта была с номером «2122».
Это уже интересно, второе совпадение подряд. Что же будет дальше? Я опустил руку и продолжал смотреть. Камера повернулась вправо – никого, затем на сто восемьдесят градусов – тоже никого. Тогда протянулась рука и постучала в дверь моим (!) стуком. Я уже мог предположить, кто появится в дверях и кто подсунул мне этот фильм вместе с компьютером. Протянув руки, я попытался выключить компьютер и не смог, попытка выключить сам фильм тоже не удалась. Все становилось яснее ясного. Никаких кабелей не видно и компьютер просто закреплен на столе, а стол на полу. А в комнате раздался показавшийся таким родным голос Анны, вернее – ее шепот:
– Это ты, дорогой? Заходи быстрее.
Хлопнула дверь и, скорее всего, я там зашел в ее квартиру. Здесь же я отчаянно махал руками, надеясь, что наблюдающий за мной охранник заметит неладное и придет мне на помощь, так как я обнаружил, что ноги мои отказываются выполнять мои команды, и я оказался прикован к компьютеру.
Какой же я кретин, это же бесполезно. Если они для меня состряпали целый фильм, то что значит одна постоянная картинка на экране монитора охранника? Я снова оказался в западне, возможно, еще худшей, чем раньше. Что же происходит сейчас с Анной? То же самое, что и со мной, только в обратном порядке? Я попытался закричать и не смог, получилось какое-то рычание.
Понемногу я успокоился и покорился своей судьбе. В конце концов, что мне оставалось делать? Я тупо смотрел на экран, где события развивались пока неторопливо. Мы с Анной шли по коридорам, спускались и поднимались на лифтах, пока не попали в ее рабочий кабинет. Судя по всему, мы с ней предварительно договорились, что я ее только провожаю, так как она обняла меня, поцеловала, и я вышел из кабинета.
Снова коридор, только теперь я, будем так называть движущуюся камеру, шел с большими предосторожностями, предварительно прислушиваясь, а затем тщательно осматривая все вокруг себя, особенно на поворотах. Особенно долго я задержался возле поста, где находились двое дежурных. Очевидно, там шла пересмена, и один передавал дела другому. Когда все было улажено, оставшийся охранник выглянул из своего помещения и, смачно зевнув, повернулся к коридору спиной.
Я двинулся вперед и бесшумно, чего на самом деле от меня трудно было ожидать, двинулся мимо открытой двери. Все прошло нормально и я, словно заправский разведчик, останавливаясь и прислушиваясь, двинулся вдоль узкого коридора, заканчивающегося тупиком. В тупике оказалось три двери, две по бокам и одна – прямо. Я прислушался возле каждой из них и остановил выбор на левой. В руке у меня оказался ключ, который я вставил в замочную скважину, но, не поворачивая его, толкнул тихонько дверь. Она открылась, и я просочился сквозь нее в темное помещение. Это был небольшой тамбур, в левой от входа стене располагалась еще одна дверь. Ключа у меня не было, поэтому я наклонился к замочной скважине и увидел, наверное, то, зачем и пришел сюда. В кабинете находились двое – одни из них, мой старый знакомый, Петерсон, а второго я не знал. Петерсон что-то объяснял своему собеседнику, а тот недоверчиво на него косился и нервно посмеивался. Было заметно, что Петерсон начинает выходить из себя. Оба замолчали. Петерсон выпрямился перед стоявшим перед ним человеком. Немного сутулый, его собеседник начал постепенно выпрямляться, пока не вытянулся в струнку. И тут я впервые увидел, как происходит этот страшный по своей сути процесс.
От Петерсона начал отделяться зеленоватый силуэт, немного постоял возле него и, вытянув вперед руки, резко бросился вперед, на тело стоящего напротив. Вокруг несчастного возникло яркое сияние, стреляющее разноцветными языками искр. Внутри него шла, очевидно, борьба, но вскоре она прекратилась. Силуэт, вошедший в него, медленно спиной вышел назад и вернулся на свое место. Петерсон шевельнулся и начал говорить. Мне пришлось приложить ухо, или что там было у камеры, к скважине, так как слышно было плохо.
– … приказ, к вечеру ты должен обойти еще девять человек. Уговоры, это я нашел по твоему предыдущему владельцу, бесполезны. Поэтому действуй решительно и обязательно наедине. Всем ждать моего распоряжения. Найдешь меня в столовой за ужином, будешь сохранять видимость до самого конца. Все команды будут передаваться через тебя. Разобьешь их на тройки, так надежнее. Если встретишь эту парочку – Генри и Анну, не трогай, пусть своими глазами увидят, чего они добились.
– А если они будут мешать?
– Пусть пробуют, это их проблемы!
– Есть, сэр, – раздались шаги, и я опрометью бросился из комнатушки.
Спрятаться было негде, назревало разоблачение. Я снова попытался использовать тот же ключ к другой двери и, о чудо, он подошел. Я заскочил в соседнее помещение и плотно, но тихо прикрыл дверь, вставил изнутри ключ. По поводу дыхания сказать ничего не могу, но сидя в кресле, я судорожно глотал воздух. Эффект присутствия был настолько натуральным, что я переживал происходящее не менее натурально.
Спустя немного времени, когда я отдышался, моя рука на экране потянулась к ключу в двери, и я открыл ее. Коридор был пуст. С теми же предосторожностями я возвратился в кабинет, где ждала меня Анна. Она со страхом вглядывалась в мое лицо. Камера качнулась, я дал ей утвердительный ответ. Она схватилась за голову и, сев в кресло, затихла. Я начал ее успокаивать.
– Милая, не переживай, – наконец раздался мой голос. И я не был уверен, услышал ли я его с экрана или сказал сам. – Нас они не тронут.
Она вопросительно посмотрела на меня, и вдруг я заметил в ее взгляде недоверие, а затем – испуг. Она заподозрила во мне такого же, как они! Анна отстранилась от моей руки и, резко вскочив, бросилась вон из кабинета. Камера закрылась моими руками. Настала очередь переживать и мне.
Таким образом, я остался один. Вместо того, чтобы действовать совместно, я должен был теперь не упускать из вида и Анну, чтобы не навредить друг другу. Я вышел из кабинета и направился снова по коридорам. Коридоры, коридоры, конца им не видно! Не зная, как буду действовать я на экране, все мое существо рвалось к блоку связи. Немедленно передать сигнал бедствия. Эту станцию необходимо изолировать и чем скорее – тем лучше. Я действительно подошел к нужному мне блоку, но мне преградил путь дежурный охранник, появившийся неизвестно откуда.
– Что вы здесь делаете, сэр? – наполовину удивленно, наполовину возмущенно воскликнул он. – Вы знаете, который сейчас час? В блоке никого нет. Прошу вас покинуть помещение.
– Выслушайте меня, умоляю вас, – проговорил я, стараясь придать голосу больше убедительности, но он предательски дрожал. – Нам нужно срочно послать сигнал «SOS» на Землю. Срочно! Вы понимаете меня?
– «SOS»? О чем вы говорите, какой «SOS»? Что могло произойти, чтобы поднимать столько шума? – он подозрительно посмотрел на меня, – вы, случайно, не пьяны?
– Да нет же, я не пьян и не сошел с ума, станции действительно угрожает опасность!
– А не могли бы вы сказать, какая? – дежурный преспокойно стоял напротив меня с таким выражением на ухмыляющемся лице, что я занес руку для удара и ударил… по воздуху. Ошеломленно уставясь на экран, я обнаружил, что там происходит драка, и, судя по тому, что передо мной мелькали стены и пол, охранник меня одолел. Я долго пролежал на полу, затем послышались шаги нескольких человек. Они остановились возле меня.
– О, старый знакомец, – раздался ненавистный мне голос, – Джонни, что же ты так грубо обошелся с таким приятным джентльменом? – в устах шерифа эти полные мягкого упрека слова звучали настолько гротескно, что я не выдержал и захохотал.
– Шериф, да он просто сумасшедший, – воскликнул охранник, принявший его слова за чистую монету, – что же я должен был делать?
– Джонни, ты какой-то сегодня не очень догадливый, – прогремел шериф, – быстро освободи этого уважаемого человека!
Меня перевернули и отнесли в комнату охраны. Я потирал руки, на запястьях которых обозначились глубокие следы от наручников.
Лицо шерифа нависло надо мной, кривая улыбка исказила его лицо до неузнаваемости, а глаза, неподвижно уставившиеся в мои, проникали до самого мозга.
– Ну что, теперь лучше? – его заботливость больше напоминала заботливость удава о том, хорошо ли чувствует себя кролик, предназначенный ему на завтрашний обед.
– Спасибо, шериф, вы очень внимательны, – выдавил я, не в силах оторваться от его взгляда.
– Ну, тогда расскажи нам, что произошло, и мы тебе обязательно поможем, правда, ребята? – он обратился к троим своим спутникам, стоявшим за его спиной.
Одного взгляда на них было достаточно, чтобы убедиться в их состоянии. Это были широкоплечие плотные ребята, и до этого явно не отличавшиеся интеллектуальными способностями.
– Шериф, мне нужно поговорить с мэром, – в надежде, что он откажется, попросил я.
– С мэром? Прямо сейчас? Нет проблем, Генри, для тебя я сделаю все, что прикажешь! – Он выпрямился и сделал знак, что мне помогли встать. Двое костоломов подошли ко мне, взяли не очень вежливо под мышки и повели по коридорам.
Я понимал, что меня ждет. Они успели обработать и мэра, иначе откуда такая податливость шерифа? И этот конвой, для других выглядевший как помощь, отведет меня в любую точку станции к любому человеку, занимающему любой по значимости пост, чтобы показать мне бесполезность моих усилий. Они даже могут при мне отправить сигнал «SOS», зная, что я не могу проследить, куда он будет отправлен, если вообще это не будет выглядеть очередным спектаклем. Но делать было пока нечего, меня вели к мэру.
Мы остановились напротив двери, на которой кроме номера красовался флаг нашей страны. Шериф постучал. Я посмотрел на часы – половина четвертого ночи. Мэр должен быть еще в постели в пижаме и колпаке и, открыв дверь, обязательно должен нас отчитать последними словами за вторжение в столь неурочный час. Дверь открылась. Я не поверил своим глазам, все было в точности, как я себе это представил, даже этот дурацкий колпак. Господи, неужели они читают мои мысли и тут же воплощают их в образы на экране?