355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Виктор Малашенков » Бутылка для Джинна » Текст книги (страница 7)
Бутылка для Джинна
  • Текст добавлен: 9 октября 2016, 17:14

Текст книги "Бутылка для Джинна"


Автор книги: Виктор Малашенков



сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 25 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Мы еще не договорили с тобой, Генри. Я думаю, вы меня вскоре навестите, не правда ли? Вместе с вашей сотрудницей. Например, сегодня к концу дня.

Я промолчал и выскочил в коридор, вслед мне несся хриплый смех. Я добрался до своего нового рабочего места и плюхнулся в кресло. Анна села на подлокотник и начала гладить мои волосы.

– Генри, ты очень сильно переживаешь и совершенно не можешь держать себя в руках, – начала она читать мне мораль. Хороша подруга, побывала бы в моей шкуре, не так запела бы. Я зло посмотрел на нее, но Анна улыбнулась, зля меня еще больше.

– Ты не представляешь себе, что произошло, а учишь меня, как надо делать, и что я еще не научился. Ты знаешь, что Петерсон пригласил нас обоих к себе в конце дня? Ты сама сможешь к этому подготовиться? – закричал я на нее, уже не совладав со своими чувствами, – ты знаешь, какое это будет испытание? И что мы потеряем, если ты выдашь лишнюю информацию!

Я сбросил ее руку и вскочил. Комната была большая, и я забегал по ней по кругу, наверное, как цирковая лошадь. Анна смотрела на меня и ждала того момента, когда я хоть немного успокоюсь. В конце концов, я устал.

– Ну что ты на меня смотришь? Не видела давно? Я же тебе говорю, что Петерсон вызывает к себе нас обоих. Это ты понимаешь? – для большей убедительности я покрутил пальцами возле виска.

– Именно это я понимаю, – снова улыбнулась она, – случай, конечно, неординарный. Обычно его аудиенции ждешь очень долго. Ничего страшного, сходим к нему, поговорим. Ты больше никуда не уходи, посиди и отдохни. Ко мне недавно заходила подруга, наверное, скоро опять зайдет. Хочет занять у меня деньги на подарок своему отцу. И представляешь, какой подарок – телеграмму! Ее стоимость тянет на средний автомобиль на Земле. А ей хочется передать десяток строк! Не перевелись еще сентиментальные люди, – она лукаво смотрела на меня. Мое настроение менялось с головокружительной быстротой, проходя все стадии. Я сел и благодарно посмотрел на мою спутницу. Мне очень, очень повезло. Жалко, что я не могу сейчас встать и поцеловать ее. Какая связь между подругой и благодарным поцелуем?

– И ты решила занять? – как можно более ровным голосом проговорил я, – может быть, ты ее отговоришь от этого поступка?

– Ей очень хочется, как я ее отговорю? Человек она честный, я с нее даже расписки не возьму, тем более, что она моя близкая подруга.

– Ладно, поступай, как знаешь. Чем ты предлагала мне заняться? – я был уверен, что Анна давно все продумала.

– Ничто так не успокаивает, как чтение. Как ты относишься к детективам? Ничего? Я недавно читала один романчик, – Анна быстро выбрала нужный файл, видимо, уже все было подготовлено!

Роман назывался «Сны разведчика». Как раз на злобу дня. Рискованно, конечно, но что можно сделать, надо спешить. Я углубился в чтение. Автор настолько подробно описывал все действия разведчика, будто это был учебник по разведывательному делу. Читать я научился быстро, страницу запоминая за пять-десять секунд, чем очень гордился. Судя по читаемой книге, я смог бы быть неплохим разведчиком, да вот только коленки подвели, дрожат частенько.

Наконец я дошел до момента, где главный герой шифровал свои донесения каким-то особым способом, используя несколько ключей. Я не знаю, что бы делал без Анны. Конечно же, ключ в ключе. Ничего проще быть не может. И с помощью частной телеграммы мы передадим ключи на Землю. Для окружающих, даже если они и догадаются расшифровать, то докопаются только до первого ключа. Для этого расшифрованный текст должен быть связным и содержать какие-то сведения, составляющие ценность в глазах дешифровщиков. А самое главное должно содержаться в тексте, расшифрованном с помощью второго ключа.

Я продолжал читать, но уже рассеянно, автоматически переворачивая страницы. Потом закрыл файл и попытался составить шифровку из одного короткого предложения, оказалось сложным делать это без бумаги и карандаша. Память, не тренированная такими занятиями, отказывалась удерживать информацию. Придется попотеть. Здесь мне помочь уже никто не сможет.

Время шло, близился конец рабочего времени. Я коснулся руки Анны и показал на часы, мол, пора что-то предпринимать.

– Генри, что ты обо мне думаешь? – ни с того, ни с сего спросила она.

– Ну, в общем, не знаю, как сказать, – замялся я, сбитый с толку неожиданным вопросом.

– Так, ты подумай, как бы ты это мне объяснил, – Анна подмигнула мне, и я понял, что она хотела мне сказать. Мы должны сопротивляться и Анна предложила вариант не самый плохой. Но сработает ли? Думать одновременно друг о друге, сбивая с толку Петерсона, эта идея может сработать. Только поверит ли он? Но ничего другого нам сейчас не оставалось. Все, что ни делается, все к лучшему!

Мы с Анной подошли к кабинету начальника и постучали. Открыл нам сам Петерсон, но когда мы вошли, нас ожидал сюрприз. В одном из кресел развалился шериф. Этого не ожидал ни я, ни Анна. Я заметил, как сильно она побледнела.

– Проходите, господа, располагайтесь, чувствуйте себя, как дома, – пропел Петерсон, усаживая нас напротив шерифа. Сам он сел рядом с ним. Получилась интересная картина. Моим противником оказался шериф. От него исходила волна ненависти, от которой у меня по спине что-то забегало. Чтобы не бояться еще больше, я старался смотреть на своего шефа, который, казалось, получал огромное удовольствие от происходящего.

– Генри, – вкрадчиво начал Петерсон, – наш многоуважаемый шериф пришел к нам с жалобой на вас. Он утверждает, что сегодня ночью вы были задержаны им лично при сомнительных обстоятельствах? Вы можете это подтвердить?

– Сэр, – начала было Анна, но я ее прервал.

– Нет, сэр, никаких инцидентов между нами не было. Я всегда относился к властям с большим уважением, тем более – здесь…

– Да как ты смеешь, щенок! – взорвался шериф, – так нагло врешь и еще соловьем заливаешься! Ты что, издеваешься надо мной? Нет, ты понял, что это за фрукт? – с негодованием обратился он к Петерсону.

– Спокойнее, шериф, никуда они не денутся, расскажут все как миленькие, – в глазах Петерсона мелькнул зловещий огонек. – Генри, не делай глупости. К чему тебе отпираться? Ваш, извините, роман с Анной всем давно известен. Я лично вполне тебя понимаю и одобряю. Зачем тебе лишняя головная боль? – он многозначительно улыбнулся, – расскажи все, как было. Составим протокол, возьмут твое и твоей подруги объяснение и дело с концом. В смысле карьеры, можешь не опасаться, никакого отрицательного влияния этот мелкий инцидент не окажет, это я беру на себя. Ну, так что?

– Сэр, мне нечего добавить. Я утверждаю, что ничего не произошло, – такой наглости я от себя не ожидал, но что делать, если на карту поставлено слишком много.

– Ну, хорошо, если ты такой несознательный, может быть Анна окажется умнее? – Петерсон посмотрел на нее, съежившуюся в кресле. – Анна, ведь Генри просто боится вас скомпрометировать. Но его отказ может иметь серьезные последствия, можете мне поверить. Неужели его участь вас не беспокоит?

– Конечно, беспокоит, – с неожиданной твердостью ответила она, – но я не знаю, о чем идет разговор, может быть, вы мне расскажете?

– Еще одна лицемерка, загремел шериф, – Петер, у меня есть постановление об его аресте. Чего мы здесь препираемся? Вызывай полицию и дело с концом! Там он заговорит.

– Шериф, имейте выдержку. Не нужно никакой полиции, – он снова обратился ко мне. – Неужели ты не понимаешь, что для тебя это наилучший выход? Или объяснить?

Этими словами он меня смутил. Я просто выпустил из виду, что судить меня должны на Земле, а там я мог бы лично связаться с руководством и все объяснить. Но как поведет себя шериф? Не подсунет ли какой-нибудь отравы в питье или что-нибудь похуже? Но нет, я решил бороться до конца. Увидев, что я замялся, Петерсон снова улыбнулся Анне и сказал:

– Вы же видите, он не решается признаться, так помогите же ему.

– Сэр, я могу сказать, что у нас с Генри сложились близкие отношения, вы этого добивались? – Анна отвечала с высоко поднятой головой. В этот момент она была прекрасна, и я впервые понял, как она мне дорога.

– И это тоже. Но самое главное, что вы должны сказать – это то, что он ушел от вас около двух часов. Вы припоминаете?

– Если вы хотите, чтобы я соврала, то…

– Петер, ты же видишь, что она водит тебя за нос! К чему эти разговоры? Вызывай полицию или я вызову сам! – взорвался шериф.

– Спокойнее, шериф, – чувствовалось, что Петерсон сам начинает выходить из себя. – Сейчас я принесу кофе, дадим им подумать немного, а мы подождем немного, да, шериф? У нас же есть немного времени?

– Давай, только – быстрее. Я не хочу снова иметь дело с этими безмозглыми дежурными. Пока на месте начальник, надо с ними определиться, – он бросил полный ненависти взгляд на Анну, потом на меня.

Петерсон встал и вышел в соседнюю комнату. Я нащупал под столом руку Анны и сильно сжал. Скорее всего, сейчас начнется сеанс одновременной игры, которого еще не было в мировой практике.

Чашечки с кофе дымились на столе. Петерсон взял свою чашку и сделал глоток. Больше никто не притронулся. Шериф впился в меня своими ледяными глазами. Чтобы отвлечься от этого взгляда, я потянулся за чашкой. Голова наливалась свинцом, и движения мои стали неуверенными. После второй попытки я отказался от своего намерения и привалился к спинке кресла. Появилась пульсирующая боль. Я никак не мог сосредоточиться на том, что я должен сделать. И тут я почувствовал на своем колене руку Анны. Ах, да, мы собирались думать друг о друге. Анна, мне просто повезло, что я встретил тебя. В который раз ты меня выручаешь! Я попытался представить себе ее гордый профиль, когда она признавалась о наших отношениях. Она выглядела просто великолепно. Такую женщину можно встретить один раз в жизни. Я начал представлять наше с ней возможное будущее. Здесь, на станции, в ближайшее время нужно будет оформить брак. Интересно, будет ли она возражать, или нет? Все-таки, я намного моложе, чем она. Для меня это не имеет значения, а для нее? Тревога за ее возможный отказ заставила меня очнуться. Голова уже не болела, но слабость сковала все тело. Я повернул голову в сторону Анны и поразился тому, какой у нее вид. Создавалось впечатление, что она постарела лет на десять. Под глазами появились круги. На лбу выступила испарина.

– Ну, так что же, надумали? – с лица Петерсона сошла маска миролюбия, – если нет, то милости просим в тюрьму. А вас, дражайшая Анна, я хочу предупредить, что неприятностей вам не избежать, Во-первых, к вам применят некоторые санкции за лжесвидетельство. Это само по себе неприятно. Во-вторых, я вынужден буду снять вас с проекта до окончания следствия. Мотивировка простая – развал работы на фоне аморального поведения. Вы продолжаете упорствовать в своей лжи?

– Сэр, я гражданка своей страны и знаю ее законы. Если суд посчитает меня виновной, я не буду возражать, но до этих пор, извините, я буду бороться как за проект, так и за Генри, – ее слова заставили меня сжать губы, чтобы не выдать своих чувств, ах, как я боялся, что она переиграет.

– Прошу прощения, я немного забылся, – прошипел Петерсон, – вот, что происходит, когда людям хочешь добра, а они плюют тебе в душу. Шериф, вызывайте своих коллег. Я уже ничем не могу им помочь. Пусть сами расхлебывают.

– Так бы сразу. Сколько времени потеряли! – он достал трубку и набрал код полиции. – Бобби, ты еще на месте? Прекрасно. Снаряди в физический пару своих ребят. Да, да, за этим мерзавцем… Нет, не признается. Ладно, не шуми, – зарычал он, – тебе нужны свидетели? Будут свидетели, столько, сколько нужно. Все. Я жду.

Я все понял. Сценарий простой, даже слишком. Они ничего от нас не добились! Анна была права. Но, не добившись, они пошли по другому пути, не мытьем, так катаньем. Мне предстоит долгое следствие, а Анне, скорее всего – изоляция от работы. Главное – это чтобы они ее не трогали.

– Пошли, – скомандовал шериф, – теперь вы у меня запоете по-другому! Мы не двинулись с места. Казалось, что шериф бросится на нас с кулаками, но Петерсон удержал его.

– Не надо лишнего шума, Никуда они не денутся. Господа, вы же понимаете, что вам все равно придется идти. Так к чему же демонстрация? Анна, с завтрашнего дня вы можете на работу не выходить, вашим проектом займусь лично я, – он улыбнулся, – и можете не переживать за него. Все будет так, как и должно быть.

Анна вскочила и, не удержавшись, выпалила:

– Я не сомневалась, что вы найдете способ провалить проект. От вас можно было ожидать любой подлости, даже такой! – нервы ее не выдержали и она разрыдалась. Видимо, слишком велико было напряжение.

– Я мог бы подать на вас в суд за оскорбление, – Петерсон снова ощерился своей улыбкой, – но вам хватит и того, что уже есть. Вставайте, кретин, – это он уже мне, – спектакль окончен.

Я встал, а что мне оставалось делать? Сейчас самое главное – не потерять выдержку. Я встретился взглядом с Анной. Она была в отчаянии. Пришлось сделать вид, что мне все происходящее почти безразлично. Я даже пожал плечами, показывая, что это недоразумение. Мы вышли из кабинета, шериф следовал за нами. На повороте я схватил ее руку и пожал в знак благодарности. Она слабо ответила.

На выходе из блока нас уже ожидали четверо дюжих полицейских, как будто мы особо опасные преступники. Я прошелся взглядом по их глазам и успокоился, хоть эти нормальные.

Проходя по коридорам, мы сталкивались с людьми, с любопытством провожавшими нас взглядами. Попадались и знакомые, это значит, что уже сегодня вся станция будет знать о моем аресте. Особых симпатий к себе я еще снискать не успел, поэтому, узнав, в чем меня обвиняют, все они с удовольствием поверят в эти сказки и практически вся станция ополчится против меня. «Ну и пусть», – со злом подумал я, – «вы все не стоите и мизинца моей Анны».

В таком настроении мы и прибыли в полицейский участок. Меня сразу же отделили от Анны и провели в одну из «клеток». На входе в нее я был тщательно обыскан и, в конце концов, дверь за мной захлопнулась. Не знаю, были ли соблюдены формальности, я попал в такое учреждение только второй раз, причем в первый раз дежурный держался со мной явно неофициально.

Очевидно, они занялись сейчас допросом Анны, пытаясь добиться от нее компрометирующих меня показаний. Ах, как я жалел, что впутал ее в эту грязную историю, и спрашивал неизвестно кого, почему именно ее. За такими мучительными раздумьями и застал меня начальник полиции, лично пришедший познакомиться со мной, так сказать, в неофициальной обстановке.

– Здравствуйте, молодой человек. Меня зовут Боб Райз, я начальник местной полиции. Я хочу вас предупредить, что вы задержаны по обвинению в воровстве. В наших условиях можете прибавить – с отягчающими обстоятельствами. Вы имеете право на адвоката. Но хочу предупредить, что стоимость услуг адвоката на станции стоит очень дорого, поэтому многие из осужденных не пользовались услугами адвоката, а подавали на пересмотр дела уже на Земле, – он улыбнулся. – Правда, пока еще ни один из приговоров, вынесенных здесь, не отменялся. Поэтому решать по поводу защиты вам, никто в это вмешиваться не будет. Меня этот процесс будет волновать только по одному поводу – здесь, по свидетельству шерифа, замешан наш сотрудник, якобы помогавший вам и скрывший факт вашего задержания. Если этот факт подтвердится, то неприятности будут и у меня. Я всегда относился к Джону с симпатией, поэтому мне очень не хотелось бы доставить ему неприятности. У вас есть ко мне вопросы? – было заметно, что неприязни ко мне он не испытывал, поэтому я не стал ничем возмущаться, а просто спросил:

– Скажите, сэр, что я могу делать в этой камере? Книги здесь есть, если нельзя компьютер? И как насчет свиданий?

– Нет, молодой человек, никакой информации во время следствия извне вы получать не должны, поэтому, увы, ваше дело сейчас отвечать на наши вопросы и ждать суда.

– На чье имя я могу написать жалобу? – спросил я, не надеясь на положительный ответ.

– На имя прокурора, но это бесполезно, ведь это он подписал ордер на арест.

– А я могу выразить недоверие прокурору? – не унимался я, стараясь найти хоть какую-нибудь зацепку.

– Это вы можете сделать только на суде, да и то, если у вас есть на это основание, – в глазах полицейского мелькнуло сочувствие. – Я посоветовал бы вам успокоиться, отдохнуть и, извините за банальность, ничего не скрывать от следствия. Это пойдет вам на пользу.

– А что сталось с Джоном?

– Пока он отстранен от работы до окончания суда, – он попрощался и вышел.

Я снова остался один. Новости для меня были очень плохие. Шериф все правильно рассчитал. Полная изоляция на неизвестное время. Сколько же это протянется? Месяц, два, полгода или больше? Не сойти бы с ума за это время. Да уж. Все что ни делается, делается к лучшему!

Глава VI

Человек – существо общественное. Родившись среди людей, он всю жизнь тянется к ним, сам не сознавая причины, не подозревая, что это качество заложено в нем самой природой. Человек поносит общество последними словами, борется против его устоев, но не понимает, что прожить без него он не сможет. Люди собираются в кучки, образуя новые сообщества, противостоящие существующим, и пытаются создать новую модель того же самого общества, так как строительный материал тот же. Каждая страна строит свою собственную модель, считает ее наилучшей и также уподобляется человеку со своим характером, темпераментом и скрытыми недостатками. Чем больше национальностей в государстве, тем противоречивее и неустойчивее ее характер. Чем выше его нестабильность, тем выше темперамент, стремление к внешнему проявлению.

Так ведет себя и человек. Чем больше он чувствует за собой недостатков, тем выше его реакционная способность, так как эти же недостатки он активно ищет в других и, находя, клеймит их всеми правдами и неправдами. Попадая в неприятные ситуации, он не ищет причину в себе, а старается переложить вину на других, а чаще всего – на общество. Так и получается, что ругаем свое отражение, без которого жить не можем. Заводя пружину до отказа с помощью своих недостатков, мы оказываемся в ситуации, которой физически не должно существовать – находясь среди множества людей, мы оказываемся одинокими.

Многие миллионы людей живут в изоляции при открытых дверях. И снова виноваты не мы сами, а кто-то, в крайнем случае – судьба. Очень удобно! Если что-то не получается, то мы сразу же вспоминаем судьбу или правительство, а при удаче – мы хвалим только себя и гордимся своими достижениями. Выпячивая свои достоинства, мы зачастую не понимаем, что сами себе копаем яму, потому что последующие неудачи низвергнут нас в еще более глубокую пропасть, где властвуют темные силы нашей души. И тогда появляется страх, который с вами не церемонится, доводя психику до состояния, которое многие люди уже не контролируют. Из страха они убивают других людей или самих себя, калечат души других, особенно близких людей, которые более или менее терпеливо к ним относятся.

Я поймал себя на мысли, что, думая на тему «человек» я неизбежно скатываюсь к страху. Не знаю, правильны ли мои рассуждения, но моя личная жизнь подтверждает их. Брошенный на произвол судьбы, я, чтобы не опустить руки окончательно, ввел для себя определенный тюремный распорядок. Не зная, что может меня ожидать впоследствии, я на всякий случай стал тренировать свою память, вспоминая и заучивая наизусть все, что мог вспомнить.

Первые попытки зашифровать и запомнить тексты полностью провалились, так как я не мог поручиться за их точность. Где-то я читал, что мозг активно работает в течение четверти часа, а потом устает и заставить его работать можно или после эмоциональной встряски или непродолжительного отдыха. Чередовать умственную и физическую нагрузку я поначалу не рискнул, так как быстро уставал физически. Поэтому после сеанса запоминания я расслаблялся и позволял течь мыслям так, как им этого хотелось. Мешать мне никто не мешал, создавалось впечатление, что обо мне забыли. Судя по всему, этого и стоило ожидать. Тем для обдумывания у меня было множество, но мысли возвращались все время к одному – моему теперешнему положению.

Вот и сейчас я лежал и прислушивался к мыслям о страхе и двух моих новых врагах – Петерсоне и шерифе, но не со стороны моего к ним отношения, а об их собственных проблемах, приведших их к гибели. То, что они погибли как люди, мне было ясно как день. Мне иногда даже было их жалко. Но, с другой стороны, во всем виноваты они сами. Взять, к примеру, шерифа. Каким мог быть его жизненный путь?

Шериф постоянно пытался самоутвердиться, приняв за основу образ напористого, грубого и внушающего если не ужас, то невольное уважение к его личности, ковбоя. Он своим поведением как бы олицетворял всесильную руку закона. Провозгласив лозунг «от меня не уйдешь» он спрятался за него, как за каменную стену. Можно быть уверенным в том, что вырос он в семье, где тем или иным образом его чувства подавлялись с помощью принуждения. Это могло быть или запугивание, или излишняя строгость. Имея перед глазами пример грубого подавления, он и сам использовал этот прием, пряча за ним свой личный страх. Встречая даже слабый отпор, шериф не мог сдерживать страх и выходил из себя потому, что сдержать страх невозможно. И тем самым он подписал себе приговор. Занимаемое им положение и состояние его души не могли не заинтересовать наших «оппонентов». Он был готов к этому по всем параметрам, бери его голыми руками и используй, как тебе вздумается.

Другое дело – Петерсон. Как личность он, наверное, был намного более высокого порядка, чем шериф. Он прошел большую школу в своей жизни, если добился высокого положения в научных кругах. Но манера его поведения показывала, что совесть его не совсем чиста. Не зная, в каких условиях ему пришлось делать свою карьеру, я мог только предположить, что он стал «нужным» человеком для определенных лиц. Например, попал он в поле зрения нашего директора еще на Земле. Не обладая ярко выраженными научными способностями, он делал все вовремя, не доставляя хлопот своему патрону. Постепенно директор поручал ему дела, которые он должен был делать сам, и Петерсон быстро и красиво с ними справлялся. Можно быть на все сто уверенным, что вскоре без Петерсона невозможно было обойтись.

Авторитет патрона резко возрос, так как теперь он справлялся со своими делами вовремя и успевал всегда и везде. Обладая к тому же научным даром, что я не исключал, он оказался достаточным претендентом на нынешнее место. И как он мог пойти на такое повышение, не прихватив с собой своего «доброго гения»? Получается, что фактически институтом руководил Петерсон, оставляя за своим шефом почетное право первого голоса, а может быть только право первой подписи. И, зная, что научный работник из него не получится, он мог сообразить себе комплекс, боясь, в конце концов, потерять свое место.

Роль «серого кардинала» хотя и дает большую власть, но сопряжена с большим риском быть съеденным кем-то, кто более умен и коварен. Поэтому Петерсон, скорее всего, и создает невыносимые условия для работы тем людям, кого он подозревает в этих качествах. Не совсем разбираясь в таинствах науки, он, тем не менее, умеет оценить масштабность той или иной работы и последствия ее успешного завершения. Пример с Анной тому прямое подтверждение, так как общественный резонанс мог возвысить ее в научных кругах и соответственно, разоблачить его собственную позицию. Такого закомплексованного человека также грех было не использовать. Сначала подталкивать в нужном направлении, а затем, когда его роль будет сыграна, пожертвовать им для собственного прикрытия. Честно говоря, жалости к нему у меня не было абсолютно никакой. Этот человек сделал себя таким сам и расплачивался теперь за содеянное.

Итак, два совершенно разных человека оказались в одной упряжке, но связывало их одно – страх за свое положение, явно незаслуженное ими.

Я попытался представить себе, могут ли оказаться моими врагами еще кто-нибудь из чиновников, поддерживающих порядок на станции.

Начальник полиции, судя по его словам, ко мне не имел каких-то личных претензий. Его поведение было скорее доброжелательным, чем агрессивным, поэтому я не стал промывать ему косточки.

Прокурор? Я видел его несколько раз, но он произвел на меня впечатление человека, скорее недовольного своим положением, чем карьериста, занимающего не свое место. Возможно, он считает, что станция для него, скорее – наказание, чем трамплин для дальнейшего роста. Его может вывести из равновесия только отзыв на Землю. Чем может заинтересовать мое дело такого человека? Задержали вора, свидетели есть, в общем-то – ничего интересного. Чем туманнее дело, тем скорее он должен захотеть от него избавиться. Поэтому я его тоже оставил в покое.

Честно говоря, я многого не понимал в создавшейся ситуации. Допустим, я вор. Что я могу украсть у людей? Деньги? Так их здесь нет, все расчеты безналичные. Личные вещи? И что я с ними делал бы дальше? Носить их на себе? Так человек увидит и узнает свою вещь. Прятать у себя в квартире – улика налицо. Это может делать только больной или совсем глупый от жадности человек. Кажется, это называется клептоманией. Воровство ради воровства. Продать ворованные вещи здесь можно было только идиоту.

Что еще? Что может цениться на этой станции? Может быть, информация? Это уже теплее. Информация – это продукт, который и производит станция. Но, насколько я понял, пропажи происходили у частных лиц на их квартирах. Какой смысл им держать эту информацию у себя дома? И как ею мог воспользоваться вор? Выдать за свою – рискованно, передать на Землю – тоже быстро раскрывается, если это делать по официальным каналам. А по неофициальным – дорого. Хотя дорого – это понятие растяжимое. Есть же у Анны подруга, которая согласна отправить телеграмму родственникам, правда, не за свой счет, но это уже детали. И она же могла как-нибудь поделиться с Анной методом передачи зашифрованной информации.

И книга, занесенная в память компьютера, тоже появилась не случайно. Анна, сама этого не подозревая, вышла на воровской канал. С ума сойти можно! Так что же мне делать? Есть возможность распутать это дело и, тем самым, обелить себя, но это означает, что тогда я лишусь более или менее надежного канала, по которому я мог бы передать столь необходимую информацию. А чего я добьюсь, если не буду бороться? Бесконечного ожидания, и, соответственно, полного провала? Сколько же мне могут присудить? Лет десять или больше?

Нет, ребята, такого обращения к себе я не заслужил! Надо действовать и, чем быстрее, тем лучше.

Услышав, что дежурный по участку зашел в помещение, я громко постучал в дверь.

Раздались неторопливые шаги. Дежурный подошел к двери моей камеры и остановился.

– Сэр, – произнес я, – не могли бы вы устроить мне встречу с вашим начальником? Мне срочно нужно с ним поговорить.

В ответ – молчание. И тут я почувствовал, как тяжелеет моя голова. Шериф! Надо же, какое совпадение! Или не совпадение? Да не все ли равно, сейчас самое главное отвлечься. Я с большим усилием пытался на чем-то сосредоточиться. Внезапно я вспомнил, что мы делали с Анной в прошлый четверг и ухватился за эту мысль. В четверг после ужина мы отправились в парк, хотелось отдохнуть от квартиры, насколько уютна она ни была.

Мы прошлись по парку, но так и не нашли свободной лавочки. Меня всегда удивлял тот факт, что в парке стояли именно лавочки, а не удобные кресла, уж это станция могла бы себе позволить. Но, очевидно, устроители этого парка старались создать максимальное сходство с Землей. На нашей планете в нашей стране сейчас была ранняя осень, и кто-то из присутствующих задал осенний режим. Зелень оставалась такой же зеленой, но запахи создавали полную иллюзию бабьего лета. Мы ходили по аллеям и молчали, нам было просто очень хорошо, слова были не нужны. Так, наверное, ведут себя туристы, впервые попавшие на курорт в сентябре. И, наконец, Анна нарушила молчание.

– Генри, а чем ты будешь заниматься, когда снова попадешь на Землю?

– На Землю? – переспросил я, – а что я смогу делать на Земле? Штурманы там не нужны, да и какой из меня штурман! Наверное, выйду на пенсию, займусь садоводством или еще чем-нибудь. Кому я буду нужен на Земле? А ты?

– Я тоже еще не определилась. Многое, конечно, будет зависеть от того, как я справлюсь с работой здесь, будут ли у меня деньги, чтобы осуществить задуманное, – неуверенно произнесла она, – но на пенсию мне еще будет рановато. Вряд ли я смогу заниматься чем-нибудь спокойным.

– Что ты хочешь этим сказать? – шутливо набросился я на нее, – что я уже стал стариком в моем возрасте, да? Может быть, тебе больше понравилось бы, если бы я сказал, что буду бегать с сачком за бабочками и запускать воздушного змея?

– А что, ты с сачком выглядел бы просто великолепно! – рассмеялась она и взяла меня под руку…

Я покачнулся и оперся на стену… слабость заставила меня присесть. Голова постепенно прояснялась и я начал вспоминать, что со мной произошло. Господи, о каком прошлом четверге могла идти речь, ведь я здесь уже бог знает сколько времени. Ах да, шериф! Это был он, пришел меня проведать, а я тут же выдал себя с головой, вот он и решил прощупать, о чем я пытался поговорить с начальником. Дверь в участок хлопнула, но звука шагов слышно не было. Значит, шериф ушел.

Я с трудом добрался до кровати и упал на нее. С каждым таким «сеансом» мне становилось хуже и хуже, долго я не смог бы выдержать. Как бы то ни было, я решил дождаться утра и поговорить с начальником полиции в нормальных условиях. Но заснуть мне не удалось. Едва я смыкал веки, как передо мной возникал двойник шерифа, светящийся зеленоватыми искорками, совсем как в рассказе Альфреда. Он приближался все ближе и ближе, его мерцающие глаза приближались к моим, и… я просыпался в холодном поту. К утру я был выжат, как лимон, и, когда начался рабочий день, я спал без всяких сновидений до шести часов вечера. Каково же было мое огорчение, когда я взглянул на часы. Проспать самое важное, возможно, в моей жизни время! Я вскочил и забарабанил в дверь.

– Сейчас, чего разбушевался, – раздался добродушный голос дежурного, – целый день спит, а потом буянить начинает!

Он подошел к двери.

– Ну, чего вам понадобилось… сэр? – он все-таки называл еще меня как приличного человека, значит еще не все потеряно.

– Мне нужно поговорить с вашим шефом, пожалуйста, – в моем голосе было столько просящих интонаций, что я сам удивился.

– Начальник с шерифом придут в шесть часов, тогда и поговорите. Можете сразу с обоими.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю