Текст книги "Антишахматы. Записки злодея. Возвращение невозвращенца"

Автор книги: Виктор Корчной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 17 страниц)

Виктор МАЛКИН, доктор медицины КТО ВЫ, ДОКТОР ЗУХАРЬ?

Владимир Петрович Зухарь, доктор медицинских наук, неожиданно для самого себя и для всех нас, его товарищей, стал всемирно известным человеком. О нем много писали в зарубежной прессе, говорили о «загадочном» докторе Зухаре и у нас. Весьма примечательно, что именно шахматам, в которые Зухарь играть не умел, он всецело обязан своей, может быть, сомнительной славой.

Я никогда не воспринимал Зухаря как «колдуна»-экстрасен-са, знал лишь, что он интересуется старинными книгами о черной и белой магии, знал и о его занятиях гипнозом и внушением в чисто медицинском плане. У меня сложилось мнение о Володе как об интеллигентном, доброжелательном человеке, человеке скорее слабом, чем сильном, человеке не склонном к интригам и заспинным действиям...

Неожиданно для меня и многих сослуживцев Зухарь сообщил, что его привлекли как психолога к работе с выдающимся шахматистом Анатолием Карповым, который вскоре должен играть финальный претендентский матч с Виктором Корчным. «Будем ходить на игру вместе»,– предложил мне Зухарь, и я охотно согласился.

Матч проходил осенью 1974 года в Москве, в Колонном зале Дома союзов и в зале Чайковского. Владимир Зухарь появлялся в зале обычно с женой – Ириной Пушкиной, тоже психологом. Они занимали места в 5-м или 6-м ряду партера, иногда сбоку в амфитеатре, вблизи сцены. На многих партиях я сидел рядом с ними. При этом наличия связи между Зухарем и Карповым не замечал. Не помню случая, чтобы они обменивались взглядами или приветствовали друг друга жестами. Володя вел себя в зрительном зале раскованно, переговаривался с Ириной и со мной. Эпизодически мы выходили в фойе, где пили чай в буфете и общались с представителями «команды» Карпова, причем чаще, чем с другими, с доктором Гершановичем – врачом Карпова, старинным другом Зухаря. Профессор М. Гершанович, врач-онколог, был близок к семье Карповых, искренне привязан к Анатолию, опекал его: следил за состоянием здоровья, обеспечивал рациональным питанием. Он-то, кстати, и привлек Зухаря к работе с Карповым.

Через некоторое время из бесед с Зухарем я узнал, что основной своей задачей он считает психофизиологическую поддержку Карпова, включая помощь в захвате психологической инициативы во время матча. С этой целью он давал рекомендации Карпову, как ему следует вести себя во время общения с противником – Корчным. Традиционно каждая партия матча начиналась с рукопожатия. Это, казалось бы, малозаметное событие на самом деле имеет существенное значение, так как знаменует начало непосредственного психологического общения. Протягивая руку, принято переводить взгляд, фокусируя его на глазах того, с кем здороваешься. Если же в это время взгляд устремлен в сторону или «сквозь» противника, то приветствие приобретает как бы недоброжелательный характер: человек ощущает пренебрежительное отношение к себе. Именно так Зухарь рекомендовал здороваться Карпову с Корчным (и «в далеком Багио» рукопожатие стало важным элементом психологической войны).

В борьбе за психологическую инициативу важно, чтобы противник помимо игрового давления чувствовал и как бы физическое давление. С этой целью некоторые шахматисты после сильных и порою неожиданных ходов часто, даже неосознанно, бросают «пытливый взгляд» на противника. Такой взгляд, если достигает цели – глаз противника, мешает ему думать, отвлекает от игры. Вспомним, что половину матча в Багио Корчной играл в зеркальных очках, чтобы лишить Карпова его любимого занятия – стоять над столом и смотреть в упор на противника. Кстати, в матчах Карпова с Каспаровым также эпизодически происходили перестрелки глазами, и это печально, ибо такие действия не соответствуют духу игры. Перехват взгляда – творчество Зухаря, его рецепт, который был использован Карповым.

Но вернемся к московскому матчу. Особенно памятна мне 17-я партия. Мы с Зухарем пришли в тот пасмурный день к началу поединка. На сцене все было как всегда: Корчной обдумывал ход, в руках у него были индийские четки, и он медленно перебирал их. Появление четок у Корчного – шахматиста легко возбудимого, с высокой потребностью к движениям во время игры – давало основания считать, что с ним работает опытный психолог (это был Рудольф Загайнов, известный специалист в области спортивной психологии).

Поначалу партия складывалась для Карпова неудачно. Он слабо разыграл дебют и уже к 13-му ходу получил тяжелую позицию, по мнению М. Ботвинника, комментировавшего эту партию,– проигранную. Однако Корчной играл не лучшим образом и постепенно упустил преимущество. К 30-му ходу возникла равная позиция – как говорится, кругом ничья. Казалось, что противники вот-вот заключат мир. В связи с чем я предложил Зухарю направиться домой – жили мы по соседству. Но он отказался, заметив, что всякое еще может случиться... Мы остались в зрительном зале, и действительно, через несколько минут Корчной грубо ошибся. Он сделал вдруг ужасный проигрывающий ход конем и потерпел поражение.

Володя остался доволен исходом партии. Я же терялся в догадках. На прямой вопрос, каким образом он прогнозировал происшествие в этой партии, Володя мне не отвечал, лищь отшучивался. Но я был настойчив, и он наконец сказал: «Подумай, какая была сегодня партия». Тогда я догадался семнадцатая. Цифра 7 особая – «магическая», ее человек предпочитает другим. Вероятность того, что из первых десяти чисел натурального ряда человек напишет или назовет ее более чем в два раза выше любого другого числа. Итак, Зухарь внушал Карпову, создавал установку, что семерка – цифра победная, и он должен до конца с максимальным напряжением играть партии 7, 17, 27-ю...

Примечательно, что Корчной в «Антишахматах» указал на затруднения, которые возникли у него в Багио именно в этих поединках (в 7-й партии он едва ушел от поражения, а 17-ю и 27-ю проиграл).

По-видимому, установка на это «число предпочтения» действовала у Карпова и в последующих матчах. В первом матче с Каспаровым он выиграл 7-ю и 27-ю партии, в третьем – 17-ю, а в последнем их единоборстве (1990)– и 7-ю, и 17-ю! Есть о чем поразмыслить психологам!

Итак, за кулисами московского матча Карпов – Корчной находились психологи – Владимир Зухарь и Рудольф Загайнов. Об их деятельности тогда почти никому не было известно... (Ирония судьбы: с осени 1990 года профессор Загайнов стал личным психологом Карпова.– Ред.)

В 1978 году в Багио таинственный «доктор Зухарь» вышел из-за кулис. Корчной впервые заметил его на 4-й партии. Зухарь пытливо, настойчиво, «гипнотизирующе» смотрел на Корчного. Столь откровенно неприличное поведение доктора медицины было зафиксировано корреспондентами на многих фотографиях. В западной прессе писали о знаменитом экстрасенсе, телепате-гипнотизере профессоре Зухаре, который оказывает воздействие на Корчного, мешает ему играть.

На мой взгляд, шахматист высокого класса просто обязан выработать высокую помехоустойчивость к возможным внешним воздействиям, неблагоприятно влияющим на мышление во время игры. Корчной должен был бы спокойно и презрительно не замечать той грязной возни, которую нацеленно организовало против него руководство делегации Карпова.

По возвращении с Филиппин Зухарь рассказывал мне, что в Багио, впрочем, как и ранее в Москве, он главным образом стремился помогать Карпову сохранять силы для игры. В частности, предупреждать, исключая прием снотворных лекарств, бессонницу, которая во время длительных соревнований бывает у многих шахматистов. Профессиональные навыки Владимира Петровича – способность внушением приводить пациента в сонливое состояние, способность выступать в роли Шахарезады, усыплявшей своими сказками всесильного шаха?– помогали избегать бессонницы утомленному Карпову.

Зухарь был человеком военным, и поэтому для него поставленная задача – всеми средствами помочь Карпову выиграть – была приказом. Он выполнял ее старательно и бездумно, как бы не ведая, что творит. У французов есть поговорка, давно ставшая афоризмом: «Обстоятельства выше нас». Это не всегда справедливо – обстоятельства выше слабых людей. Сильные духом люди, а их, к сожалению, немного, сильней обстоятельств...

p. S. С Володей Зухарем мы были дружны, и обычно в канун Нового года у меня в квартире раздавался его звонок... Несколько лет Зухарь не звонит. Говорят, что он часто болеет. Очень жаль. Вероятно, ему, как человеку совестливому, тяжелы воспоминания о роли, которую ему довелось сыграть в историческом поединке в Багио.

Из еженедельника «Спорт. Человек. Время» (Санкт-Петербург) №№ 17—19, 1991

Что ж, теперь мы знаем, «зачем нужен психолог». Но зачем нужно было столько лет удерживать в СССР жену и сына Корчного? В своих книгах Карпов обходит этот деликатный вопрос стороной, зато не скупится на недостойные намеки в адрес Корчного и фрау Лееверик. И, разумеется, щедро делится с читателями подробностями собственной биографии:

«В 1979 году многое изменилось в моей личной жизни. На VII Спартакиаде народов СССР я в последний раз выступал за команду Ленинграда. Обстоятельства требовали моего переезда в Москву, где живет ставшая моей женой Ирина Куимова и где был организован журнал «64 – Шахматное обозрение», главным редактором которого меня назначили. Не остались забытыми и научные дела. Я стал сотрудничать в Московском государственном университете на кафедре политической экономии...

В том же году произошли еще два очень радостных события в моей жизни: я вступил в Коммунистическую партию Советского Союза и у меня родился сын Анатолий» («В далеком Багио»).

Эм. Штейн. Открытое письмо А. Карпову

Когда русские эмигранты – поэт Потемкин и доктор Кан – предложили ФИДЕ в 1924 году девиз «Gens una sumus» («Мы – одна семья»), они свято верили в то, что шахматисты планеты создадут свое братство, вечное, как и сама игра. Несмотря на определенную девальвацию девиза, он, однако, и по сей день сохранил свою притягательную силу.

Возможно, поэтому многомиллионные поклонники черно-^елых армий на разных меридианах и широтах мира с радостью встретили недавнюю информацию телеграфных агентств о том, что у Вас родился сын-первенец,– понятно: счастье чемпиона разделяется всеми, кому дороги шахматы. К сожалению, радость эта была омрачена полярным сообщением – в Москве был арестован и судим Игорь Корчной, сын-первенец второго гроссмейстера мира. Возникла почти шахматная ситуация: одна фигура взошла на доску, другую же сбросили в ящик. Тут, пожалуй, уместно было бы прекратить метафорические аналогии, если б Игорь действительно не был на два с половиной года запрятан в «ящик» и его жизни не угрожала прямая опасность. Игорь Корчной подвергся расправе только за то, что рискнул воспользоваться нашим «Gens una sumus», за естественное желание быть со своим отцом.

Пресса многих стран мира пестрит всевозможными петициями политических и общественных деятелей, направленными на защиту невинного юноши. Советские влас i и пока, увы, остаются глухи к этим призывам. Я глубоко убежден, что Вы, Анатолий Евгеньевич, сегодня, пожалуй, единственный человек, который может спасти Игоря и способствовать воссоединению отца с сыном; уверенность эта и подсказывает адресата обращения.

Я обращаюсь к Вам с призывом – помогите Игорю и его отцу, преступите через те эмоции, которые Вы лаконично выразили на одной из Ваших пресс-конференций – «Я ненавижу Корчного».

Дважды подряд Вы, Анатолий Евгеньевич, взбирались на шахматный Эверест плечом к плечу с Виктором Корчным. Вам первому удавалось водрузить на вершине вымпел. Хотите Вы этого или нет, но на тернистом и полном опасностей пути гроссмейстер-невозвращенец был Вашим спутником. Определенный соавтор Ваших творческих достижений и Ваших лавров – все тот же Виктор Корчной. Как и Вы были его соавтором, когда он завоевал шахматный «Оскар».

Наше поколение стало свидетелем того, как на родину вернулось творчество Алехина и многое из написанного Буниным, музыка Рахманинова и Стравинского, искусство Шаляпина и Шагала, сегодняшний читатель слышит уже имя Набокова. Придут со временем в Россию и те шедевры, которые создал в зарубежье Виктор Корчной. Может быть, учитывая это, Вы, Анатолий Евгеньевич, в свое время нашли в себе силы отказаться от коллективного поношения Виктора Корчного в печати, встать выше ажиотажа гроссмейстерской черни и высказали свое отношение к поступку постоянного соперника в форме и тоне, достойных ситуации и Вашего высокого звания.

Анатолий Евгеньевич, когда Ваш сын подрастет, он скорее всего, подобно многим Вашим почитателям, начнет проникать в тайники творческой лаборатории отца. Не исключено, что он спросит об Игоре: «Папа, а как ты «сыграл» в этой «позиции»?» (ведь даты рождения и ареста почти совпадают, и, согласитесь,– в этом «соответствии» есть свое зловещее звучание). Мне и многим, влюбленным в шахматы, не хотелось бы, чтобы при таком вопросе сына Вам пришлось краснеть.

Протяните Игорю руку помощи! Не ссылайтесь, пожалуйста, на решение суда. Позволю себе напомнить Вам, Анатолий Евгеньевич, факт, упорно замалчиваемый в Советском Союзе. Военный трибунал Одесской ЧК приговорил Александра Алехина к расстрелу. За два часа до приведения приговора в исполнение шахматный мастер Вильнер, служивший в «органах», связался по телефону с тогдашним председателем Украинского Совнаркома Раковским, который, к счастью, слыхал об Алехине. Русский гений был спасен. Сегодня все проще: суд не обладает полномочиями ЧК, а советский юноша Игорь Корчной не представитель буржуазно-эксплуататорских классов.

Важнейшие звания шахматной иерархии. Анатолий Евгеньевич, Вами уже завоеваны, пожалуй, кроме одного – «Самый благородный шахматист мира». Да, формально этот титул нигде не зафиксирован, но он живет в умах и сердцах шахматных энтузиастов, он входит в историю.

Печально сознавать, что политические границы разрушают гармонию шахматной семьи и вынуждают меня вести с Вами этот разговор в форме открытого письма. Боюсь, что иначе я не был бы услышан. В Новом году всех Вам благ и, что самое главное,– счастливого отцовства.

Эм. ШТЕЙН, мастер спорта, член Международной ассоциации журналистов, пишущих на шахматные темы

Из газеты «Новое русское слово» (Нью-Йорк). 16 января 1980

В ЗАЩИТУ СЕМЬИ КОРЧНОГО

Предолимпийские дебаты о допустимости участия в Играх, проводимых в стране ГУЛАГа, о моральной ответственности спортсменов за судьбы «узников во имя Олимпиады» привлекли вновь внимание к трагической судьбе одного из самых молодых гулаговцев Игоря Корчного и его матери Беллы Корчной. Многие видные шахматисты обращались уже к сотским руководителям с просьбой о предоставлении выездных виз семье гроссмейстера Корчного. Так, 17 ноября 1979 года петиция на имя Брежнева, подписанная шестью известными голландскими и немецкими шахматистами и поддержанная шестью членами голландского парламента, была вручена послу СССР в Нидерландах В. С. Толстикову.

Ввиду отсутствия положительной реакции на их просьбу группа шахматистов из ФРГ, Нидерландов, Израиля и США решила создать международный Комитет защиты семьи гроссмейстера Корчного. Членами-учредителями Комитета стали экс-чемпион мира доктор Макс Эйве, чемпион США гроссмейстер Уолтер Браун, гроссмейстеры Людек Пахман, Вольфганг Унцикер, Алла Кушнир, Гельмут Пфлегер, Ян Тимман, Ян Доннер, а также ряд международных мастеров по шахматам. Приглашения вступить в Комитет направлены многим другим гроссмейстерам и мастерам.

Цели и задачи Комитета описаны в следующем воззвании, направленном секретариатом Комитета для публикации в шахматную и обычную прессу многих стран.

ОБРАЩЕНИЕ

членов-учредителей Комитета защиты семьи

гроссмейстера Корчного

ко всем спортсменам и любителям спорта,

ко всем людям доброй воли

Более трех лет семья известного шахматиста гроссмейстера Виктора Корчного, его жена Белла и сын Игорь, добивается права выехать из Советского Союза и воссоединиться с мужем и отцом. Более трех лет советские власти незаконно, из желания отомстить В. Корчному за его решение остаться на Западе, пытаясь сломить его психологически в борьбе за звание чемпиона мира, отказывают Белле и Игорю в эмиграционных визах. Более того, в конце 1979 года Игорь был арестован и осужден на два с половиной года заключения по искусственно созданному властями делу об уклонении от службы в армии.

Мы, нижеподписавшиеся члены-учредители, предлагаем Вам принять участие в работе общественного Комитета защиты семьи гроссмейстера Корчного. Допускается личное и коллективное членство. Комитет ставит себе целью бороться за освобождение из заключения Игоря Корчного и за выдачу ему и его матери Белле Корчной разрешения на эмиграцию из СССР. Для этого предполагается:

1) посылать письма ведущим политическим, общественным и культурным деятелям мира, бизнесменам и другим влиятельным лицам с просьбой выступить в защиту семьи В. Корчного и направить соответствующие ходатайства советским властям;

2)обращаться к ведущим спортсменам, к спортивным организациям и объединениям с аналогичными просьбами, с призывом оказать соответствующее давление на советских спортсменов и в первую очередь на шахматистов;

3)оказывать влияние на ФИДЕ с целью побудить ее выступить в защиту семьи В. Корчного, а также оградить его самого от дискриминации в шахматной федерации;

4)устраивать демонстрации протеста, в частности во время основных шахматных соревнований.

Мы будем особенно приветствовать коллективное членство молодежных и, в частности, студенческих объединений и организаций, готовых взять шефство над Игорем Корчным. Мы надеемся также на коллективное членство шахматных клубов и объединений. Просим вас распространить максимально широко информацию о создаваемом Комитете среди лиц и организаций, могущих, по Вашему мнению, быть его потенциальными членами,– прислать свои рекомендации относительно деятельности Комитета, сообщить, согласны ли Вы принять участие в его работе.

Подписи: X. Бём, А. Кушнир, Я. Тимман, У. Браун, Л. Пахман, В. Унцикер, М. Врекен, Г. Пфлегер, Э. Форманек, Я. Доннер, А. Сейди, М. Эйве.

Комитет обращается с особым призывом к советским шахматистам, спортсменам и любителям спорта: «Ваше участие в работе Комитета будет особенно эффективным». Мы надеемся также, что судьба Игоря и Беллы Корчных не оставит равнодушными советских женщин. Секретари Комитета обратились с открытым письмом к советским гроссмейстерам, текст которого приводится ниже. В конце июля это открытое письмо опубликовали все ведущие газеты Аргентины – страны, в которой проходил очередной матч претендентов на звание чемпиона мира по шахматам с участием гроссмейстера Виктора Львовича Корчного.

Глубокоуважаемый господин гроссмейстер!

От имени международного Комитета защиты семьи Вашего коллеги В. Л. Корчного обращаемся лично к Вам с просьбой выступить в поддержку наших друзей Игоря и Беллы Корчных, помочь Игорю освободиться из заключения и получить вместе с матерью разрешение на эмиграцию из СССР. Не оставайтесь Равнодушными к их судьбе: сегодня советские власти расправились с семьей Корчного, завтра им не угодите Вы и жертвами станут Ваша семья, Ваши близкие. Трехлетние мучения ни в чем не повинной женщины и ее сына, едва достигшего совершеннолетия, ничего, кроме позора и падения престижа Советской шахматной федерации, не принесли властям. Ваше молчание, как и безразличие других видных советских шахматистов превращает каждого из вас в глазах шахматистов всего мири в соучастников глумления над семьей Корчного.

Хотим верить в Вашу порядочность и искренне надеемся на Вашу помощь. Однако до тех пор, пока наши с Вами усилия по спасению Игоря и Беллы Корчных не увенчались успехом, мы будем вынуждены рассматривать любого советского шахматиста, оказавшегося равнодушным к судьбе наших незаконно преследуемых друзей, как сообщника тех лиц в советском руководстве, которые продолжают мстить сыну и жене гроссмейстера Корчного за талант и независимое поведение их отца и мужа.

Секретари Комитета: Е. Габович (ФРГ), X. Роттенберг (Нидерланды), Эм. Штейн (США).

Комитет обращается ко всем читателям настоящего сообщения с просьбой направлять письма в защиту Игоря и Беллы Корчных в высшие партийные и государственные органы СССР, а также по следующим адресам:

Москва, Г-19, Гоголевский бульвар, 14, Центральный шахматный клуб СССР, чемпиону мира Анатолию Карпову.

Туда же. Президенту Шахматной федерации СССР космонавту СССР Виталию Севастьянову.

Рига, бульвар Падомью, 16, редакция журнала «Шахе», экс-чемпиону мира Михаилу Талю.

Заканчивалась эта публикация в журнале «Континент» стихотворениями Игоря Корчного, каким-то образом переданными из мест заключения.

Игорь КОРЧНОЙ

Грязный занавес робко

Приподняв кое-как,

Хорошо бы за скобки

Личный вынести знак.

Все пути, распрямившись,

Приведут меня в Рим,

Сам я буду из «бывших»,

А пока – пилигрим.

И преграды растают,

Не оставив следа,

Это будет, я знаю!

Только будет... когда?

Понте Веккио, Дожи

Вашингтон и Марсель

Подождите немного —

Я опять не успел.

Так что рейс отложили

До конца темноты,

А меня посадили

На транзите в Кресты.

Каждый день приближает.

Неизвестно к чему,

А мои продолжают

Заявляться в тюрьму.

Бедолага-диспетчер

Перепутал листок;

Мчу заре я навстречу,

Поезд жмет на восток.

*.*.*

До тебя – галерка, коридор,

Кованая дверь, на ней запор,

Два пролета, лестница и холл,

Сверху – сетка, снизу желтый пол.

Влево, вниз ступенек этак семь —

Двери открываются не всем,

Наискось через тюремный двор —

Дверь в «собачник», снова коридор.

Клетка, сверху неба черный свод,

После – створы серые ворот,

Улицы, каналы и мосты,

Позади постылые Кресты,

В полную катушку влепят срок,

Вот и все, до воли путь далек...

И на волю и к тебе пути

Через зону все должны пройти.

Из журнала «Континент» (Париж) № 25, 1980

Усилия отца, письма и обращения международной общественности не помогли: Игорь Корчной отбыл весь срок. Но и без ответа они не остались; в сентябре 1981 года, накануне матча Карпов– Корчной в Мерано, в «Советском спорте» появился откровенный пасквиль «Облыжный ход претендента», авторы которого, некие «Дм. Орлов» и «Вл. Петров», побили все рекорды непристойности, разбирая семейные дела претендента на шахматную корону. А вскоре было опубликовано и официальное разъяснение МВД СССР: «Никакими провокационными и антисоветскими – а они носят именно такой характер – пресс-конференциями и выступлениями для специально собираемых журналистов нельзя подменить существующий и обязательный для всех порядок. Вопросы выезда из страны граждан СССР регулируются советскими законами и являются исключительно внутренним делом СССР».

Против такой постановки вопроса не возражал (во всяком случае открыто) и молодой коммунист Карпов. Тем любопытнее его нынешняя оценка политической ситуации того времени; «На дворе – -1981 год. В стране– апофеоз застоя, партия – его воплощение. Все живое изгоняется из страны, глушится химией в психушках, гноится в тюрьмах и концлагерях. Понятно, что мало у кого было мужество чтобы выразить свой протест» («Сестра моя Каисса», Нью-Йорк, 1990)