Текст книги "Харон (СИ)"

Автор книги: Виктор Коновалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 18 страниц)

Глава 11. Поток Вечности

Ронин нервно мерил шагами небольшой отсек Уолк-Дэ, сам Уолк постукивал по прикроватному столику мотив недавнего хита, погремевшего на весь Город… Всё вместе: звук шагов человека и стук октопуса – несколько успокаивало мои расшатавшиеся за последние несколько суток нервы.

С момента покушения на Уолка прошло два дня, два довольно тяжёлых дня, за которые многое изменилось… Ива беременна. Теперь на мне лежала ответственность не только за себя самого и косвенно за фракцию серых, но и за жизнь любимой девушки и будущего ребёнка. Рисковать в таких условиях – решение крайне неразумное, и тем более неразумным решением было идти против самого господина Шол де-Мой, могущественного серого кардинала цивилизации осьминогов. Кто знает, возможно, в случае неудачи нашего заговора Шол де-Мой лично перевешает всех его участников?.. Октопус, судя по слухам, был большим любителем всевозможных извращений и жестокостей.

Вот только теперь менять планы поздно. Я подписался на это сомнительное предприятие и должен был выполнить свою часть сделки. До этого летающую тарелку я покинуть никак не смогу, да и подставлять друзей тоже не хочется.

Во-вторых, Лавальк упорно молчал о подробностях покушения, повторяя осточертевшее «На этот г`аз вы взяли не того» и дёргаясь в наркотической ломке. Вероятно, именно состоянием эйфории и объяснялось молчаливое поведение октопуса во время поимки. Он попросту не понимал, что происходит. Теперь же Лавальку явно требовалась новая доза, но оператор не просил даже её, стоически принимая синтезированную пищу и воду. Под конец вторых суток ему стало лучше, и оператор забылся крепким сном.

– Надеюсь, теперь-то удастся его разговорить, – заметил Паук, который часом ранее провёл осмотр подозреваемого. – Эффект от наркотиков прошёл. Думаю, и память не подкачает: Лавальк не сильно увлекался эйфорией…

– …Предпочитая её продавать, – закончил за хирурга Зелёный.

Паук только плечами пожал, мол, этого уже не знаю, и сел на одно из кресел, которые заговорщики перенесли из соседних отсеков.

Нервное напряжение нарастало. Прошли несколько бессонных ночей, и мы прятали друг от друга покрасневшие глаза: никому не хотелось лишний раз нервировать товарищей зевотой и нездоровым видом. Работали много. Под конец недели планировалось выпустить первую серию реалити, которую задержали по не вполне ясным причинам (вероятно, политическим). Кторвик целыми часами сидел у радиоэлектронной связи, ругаясь с начальством и телевизионщиками, нарушившими договор. Его громкий голос, долетавший порой из капитанской будки, лишь накручивал и без того стрессовую ситуацию.

– Но если всё же Лавальк действовал не один? – в очередной раз задал риторический вопрос Ронин.

Ему никто не ответил, только Крысолов вдруг хохотнул, улыбаясь своим мыслям.

– Ты чего? – обиженно спросил Ронин, останавливаясь посреди комнаты и кутаясь в искусственную шкуру, подаренную ему одним из фанатов, прорвавшимся-таки через заграждение Храма.

– А я вот что думаю, ребятки: нас специально психологически ломают, чтобы в один прекрасный момент разом, – Крысолов громко хлопнул в ладоши, – прихлопнуть. Пока мы тут сидим и палимся, команда уже разбирает лазерные пистолеты и готовится расстреливать «хороших парней» прямо вот в этом самом отсеке.

– Что предлагаешь? – поинтересовался Уолк-Дэ, потирая живот и приподнимаясь над койкой. Его выздоровление заняло несколько больше времени, чем мы планировали: крови репортёр потерял достаточно и на время выбыл из активной деятельности. Планирование операции легло теперь на Кторвика, а Уолк лишь выполнял роль ведущего, через силу улыбаясь на камеру.

– Предлагаю разбрестись по своим отсекам и лишний раз не высовываться, а ещё лучше поспать, – авторитетно заметил демон. – Не будем подавать виду, что о чём-то подозреваем, тогда до спуска на планету Вторых никто нам ничего не сделает. Потенциальные противники и так немного обос… в общем, ошиблись во время неудачного покушения. Но когда на горизонте замаячит Ладья, там уже будет не до шуток… Правильно говорю, Чёрный? Ты хоть улыбнись, всё-таки будущий папаша!

Я лишь отмахнулся, мол, мне сейчас и так проблем хватает, чтобы ещё и на твои приколы отвечать. Новость о беременности Ивы засекла одна из камер в столовой, когда мы с девушкой тихо обедали в сторонке от остальных. Никто: ни Кторвик, ни Уолк-Дэ, ни Дмитр, ни капитан с помощниками – в общем, никто из имеющих доступ к записям сплетника не выдал… несмотря на мои угрозы расплавить мозг им всем.

Наверное, октопусы и сами не знали имя сплетница. Или выдали секрет случайно. В любом случае, осьминоги не имели желания погибнуть на дуэли с менталистом и были достаточно умны, чтобы понять, что всех я убивать точно не стану.

Теперь после очередной шутки Крысолова я всерьёз задумался над тем, что октопусы молчали, а сплетню разнёс демон, залезший кому-то из них в мозги… Бред, конечно, но в каждом бреде, как говорится, есть лишь доля бреда.

– Вот и Чёрный согласен, – хохотнул Крысолов. – Уолк, вам с Кторвиком удалось поговорить с командой? Точнее, нашими потенциальными союзниками?

– В процессе… А что такое?

– Да мне что-то капитан наш не нравится, – нахмурился демон. – Ещё с того момента, как он «типа» записи с камер не смог посмотреть… Вам не кажется это странным? Ведь для взлома камер нужно было пробраться в капитанскую рубку, а как Лавальк это смог провернуть без ведома капитана, который там находится почти всегда?

– Физическое присутствие вовсе необязательно для взлома… – заметил Рент-а-Ил, снова что-то изучающий у себя на планшете в углу отсека. – Да и капитан находится там только в рабочее время, спит, обедает и, извиняюсь, ходит в туалет он в других местах.

– В любом случае подозрительный тип, – парировал демон.

С Крысоловом сложно не согласиться. От уже довольно пожилого октопуса с непростой судьбой и наивно блестящими глазами действительно можно было ожидать всё, что угодно, даже руководство группой господина Шол де-Мой, пытающейся саботировать действия заговорщиков, то есть нас.

Как будто в подтверждение этой мысли, в дверь постучали.

– Да, да? – отозвался Уолк. – Войдите.

Автоматическая дверь отъехала в строну, и на пороге оказался никто иной как капитан. Окинув переполненный отсек своими слезливыми маленькими глазками голубого цвета, он присвистнул и провоговил:

– Вай, а что это вы здесь все сидите? – обычное страдальческое выражение на морщинистом лице сменилось вопросительным. – Обед уже начался, я только оттуда. Сегодня отменные булки с повидлом! Отдаю дань уважения нашему коку.

– Ой, точно! – с неподдельным удивлением проговорил Уолк, глядя на часы. – Да мы тут с ребятами… эм, обсуждали некоторые моменты по съёмке и как-то засиделись…. В общем, сейчас будем.

– Завтра-послезавтра (всё зависит от загаженности звёздной системы) пребываем на планету Вторых. Вот там, уверен, будет что поснимать!.. И ещё, – добавил капитан, уже готовясь закрыть дверь. – Вы не видели Кторвика?

– Он опять с телевизионщиками по связи ругается в вашей будке, – махнул рукой Зелёный. – А что такое?

– Лавальк этот ваш только что очнулся и говорит, мол, всё Кторвику расскажет, как окончательно отойдёт… Но, думаю, уже завтра: больно уж перегрузился октопус, да ещё и наркотики эти… тьфу, гадость! Ладно, до скорого, мне ещё проверить сцепочный механизм надо: в последнее время что-то скрипит во втором техническом отсеке.

Дверь закрылась, и Крысолов прошептал:

– Видите, нас уже почти рассекретили! А я вам сразу сказал, что мне капитан этот не нравится… Ладно, пошли в столовую, а то у меня уже живот урчит.

День прошёл так же, как и начался: в беготне и полной неясности относительно разворачивающихся на летающей тарелке событий. Лавальк действительно начал отходить от «чёрной тучи», разросшейся в мозгах, и выразил желание поговорить с Кторвиком, своим старым другом.

Все мы надеялись на то, что разговор этот будет по существу: с явками и паролями. В идеале Лавальк должен был сдать всю группу господина Шол де-Мой и попытаться вымолить для себя прощение. Но это только в идеале.

Уже вечером, лёжа на кровати и обнимая уснувшую Иву, я поймал себя на мысли, что не могу заставить себя закрыть глаза. В голову лезло бесчисленное множество мыслей о Хароне, Ладье, заговоре, будущем ребёнке и наших перспективах в этом мире… Плюнув, я осторожно встал с кровати и вышел из отсека, чтобы немного освежить голову.

На входе, как обычно, сидел Крыс. Пет развалился на мягкой подстилке и тихо похрапывал, переваривая плотный ужин. Тем не менее он смог услышать даже мои тихие шаги и, открыв глаза, внимательно посмотрел на проходящего через его территорию человека. Увидев, что идёт хозяин, Крыс снова закрыл глаза, и уже через полминуты послышался его мирный храп.

Ходить по пустым коридорам затерянной в космическом пространстве летающей тарелки – непередаваемое удовольствие. Несколько минут я просто гулял, затем встал перед иллюминатором, за которым виднелась медленно, но верно приближающаяся к нам яркая точка – звёздная система, в пределах которой и находился мир Вторых. Разобрать саму планету с такого расстояния было невозможно, но уже завтра, ближе к вечеру, мы сможет это сделать без особых трудностей и технических ухищрений.

Что же мы встретим там, на островке суши в бескрайнем океане космоса?.. Одно ясно точно – именно на планете Вторых я найду ответы на большинство вопросов.

Несмотря на ночной час, я был не одинок в своём бодрствовании. Когда слух привык к тишине, из соседнего отсека до меня начали долетать обрывки пьяного разговора. Я подошёл к металлической двери и прислушался: с противоположной стороны располагался отсек Кторвика, в котором, помимо главного автора Культа, был и его старший брат, Рент-а-Ил: его неспешное бормотание изредка пробивалось сквозь громкую речь хозяина отсека.

Внезапно я понял, что приблизился к двери слишком близко… Но было поздно: автоматическая панель оказалась незапертой и послушно отъехала в сторону, открывая передо мной странную картину.

Кторвик сидел за металлическим столом, на котором лежали несколько булок с повидлом и стояли пять литровых бутылок портвейна: две пустые и три полные. Помимо привычных для Главного автора Культа портвейна и булок, на столе лежали также и небольшие сиреневые таблетки – шипучка Рент-а-Ила. Сам Рент-а-Ил, закидывая в пасть очередную порцию нейростимуляторов, что-то старательно чертил мелом на чёрной доске. Мел и доска – довольно странный выбор в пост-информационную эпоху, однако они обладали значительным преимуществом – невозможность взлома. Вероятно, информация была секретной, поэтому учёный решил перестраховаться. Хотя, взламывать электронные доски – всё равно, что искать иголку в стоге сена в поисках чего-то действительно интересного…

– О!.. – отозвался Кторвик, который, кстати, был ещё плюс-минус трезв. – Чёрный! Давай, заходи к нам.

Я немного помедлил: как-никак на утро придётся объясняться с Ивой, с чего это я вдруг вместо того, чтобы остаться с ней в столь трудное для нас время, пошёл пить с октопусами, через год-два имеющими все шансы превратиться в натуральных алкоголиков…

С другой стороны, неожиданная встреча с пьяными братьями имела все шансы закончиться раскрытием тайны, которую так усердно силился скрыть от меня Кторвик во время интервью. Теперь он в куда более благоприятном состоянии для общения на подобные темы, а Рент-а-Ил был готов раскрыть все карты и в прошлый раз.

– Третье око? – прошептал я, косясь на октопусов, которые, кажется, не расслышали мою команду.

Кторвик и Рент-а-Ил тут же окрасились в ярко-красный – признак высокого интеллектуального развития, что обрекало на провал любые попытки ментального воздействия на братьев. Во всяком случае, скрытые от них самих. Но мне удалось выяснить эмоции: Кторвик был расслаблен и весел, то же касалось и Рент-а-Ила.

Лучшего момент может не представиться.

– Ну, если вы только настаиваете… – улыбнулся я, входя в отсек главного автора.

– Рент-а-Ил, от ваших нейростимуляторов у меня опять будет болеть голова! – я пытался отбиться от пьяного учёного. – Да ещё и с портвейном… Это же гремучая смесь!

– Я вам как учёный говорю… ик…. всё у вас будет нормально. В конце концов разве не знаете, что у нас считается неприличным, когда гость отказывается от пищи хозяев! Ахах…

Нейростримуляторы и портвейн – та ещё пища, конечно… Впрочем, раз того требует дело, я готов.

Шипучка Рент-а-Ила уже привычно ударило в голову, создавая ни с чем не сравнимое чувство ментального подъёма. Сознание на какое-то время прояснилось, но я знал, что чувство это обманчиво: вскоре алкоголь «догонит» нейростимуляторы, и я попаду в причудливый мир, сотканный из синтетических препаратов и невообразимым образом связанный с реальностью.

Когда я приобрёл необходимую для разговора степерь алкогольного опьянения, картинка, посылаемая в мозг, буквально заискрилась радужными разводами и, кажется, чуть заметно задрожала.

Меня окликнул Кторвик:

– Ну как? Пробирает, согласись! – главный автор Культа передал кусок булки с повидлом. – Особый рецепт портвейна, освящённого перед статуей легендарного Абрахрама Кла-Кро! Ну и препараты моего братца, конечно, куда без них? Я вот тоже попробовал впервые за долгое время… И знаешь? Зря отказывался раньше. Напряжение и злость как рукой сняло…

– Это всё из-за… ик… из-за… – потирая ожог на лице, Рент-а-Ил на мгновение оторвался от доски и перечислил какие-то незнакомые вещества, вкупе дающие описанный выше эффект.

– И вот, эм… теперь мой прочищенный мозг говорит, – Кторвик налил нам ещё по фужеру, – говорит, что наша ссора с Рент-а-Илом просто нелепа. Вина, конечно, по большей части лежит на мне. Хм… Но вся эта ситуация с Зелёным, Лавальком… В общем, я понял, что за своих октопусов надо держаться, тем более за брата. Мы ведь, Рент, вот так с самого дня смерти…

– Да… ик… смерти матери не собирались, – закончил фразу Рент-а-Ил, опустошая собственный фужер. – Прекрасный портвейн, между прочим. Больше в Городе такого точно нигде не найдёте!

– Во время реконструкции района инженеры… ошиблись, и старое здание упало как раз на наш дом. Рент-а-Ил спасся под завалами, а вот мама… мама… – на глазах Кторвика показались слёзы.

– Мама погибла, – закончил посерьёзневший Рент-а-Ил. – Кторвик никак не мог простить, что я выжил, а она нет.

Неловкая пауза оборвалась объятиями братьев. Пьяный Кторвик, с трудом сдерживая слёзы, так сильно сжал Рент-а-Ила, что тот захрипел, пытаясь высвободиться. Я предупредительно отвернулся и сделал вид, что интересуюсь узором на своём фужере: нечего лезть в семейные отношения.

Кажется, противоречия между братьями наконец-то разрешились, чему я как невольный участник разговора был рад: и с точки зрения человеческих чувств, и с прагматической точки зрения, так как примирение настроило Кторвика на миролюбивый лад.

– А что вы рисовали? – как бы невзначай спросил я у Рент-а-Ила, указывая на доску, на которой учёный изобразил нечто, похожее на закручивающуюся спираль ракушки.

Рент-а-Ил молча подал мне ещё нейростимуляторов, бросил несколько таблеток себе в пасть и вопросительно посмотрел на брата. Кторвик оценивающе взглянул на гостя и коротко кивнул, тоже принимая дополнительную дозу.

В глазах Рент-а-Ила зажёгся мистический огонёк… или это в дело пошли новые глюки от шипучки? В отсеке будто потемнело, а пространство вокруг начало расширяться, силясь охватить весь космос, с миллиардами звёзд, бьющихся в агонии за бортом летающей тарелки. Возможно (и скорее всего) всё это только казалось, однако в какой-то момент видение стало настолько реальным, что я, ей-богу, испугался, вцепившись руками в собственное кресло. А Рент-а-Ил, как будто зная о происходящих в сознании метаморфозах, нагнетал обстановку. Его умиротворённый голос стал более низким, говорил учёный нараспев:

– Что ты знаешь о нашей жизни, Чёрный?..

Я с удивлением обнаружил, что отсек полностью погрузился во мрак, в котором виделись лишь яркие очертания доски с намалёванной мелом спиралью и братья… Рент-а-Ил продолжал заштриховывать чёрное пространство, а Кторвик медленно опустошал фужер (причём всё медленнее, рискуя вовсе замереть на месте). Доска со спиралью вдруг покачнулась и начала приближаться, стремительно сокращая пространство до моего кресла.

Вскоре очертания Кторвика помутнели, а Рент-а-Ил и вовсе исчез. Остался только его голос, неторопливый и оттого гораздо более страшный. В моей голове промелькнула запоздалая мысль: «Что бы я ещё раз перебрал с этой долбанной шипучкой!..», но мысль была прервана возгласом Рент-а-Ила:

– Ахах! Так что ты знаешь о нашей жизни, Чёрный?

Странный разговор как будто не завязывался. Очевидно, требовалось ответить, хотя отвечать этому таинственному голосу совершенно не хотелось…

– П…посредством неизвестного механизма моя фракция попала в странный мир с Системой. Мы смогли выжить, собрали Ключ и вышли из Игры в реальность, где уже находились октопусы…

– Всё верно. Кроме одного момента: ВЫ НЕ ВЫХОДИЛИ ИЗ ИГРЫ.

Спираль, начерченная дрожащей пьяной рукой, застыла прямо перед глазами. Настолько близко, что я смог разглядеть следы от сколовшегося мела. Она походила на ракушку какого-то двухмерного существа, но на деле изображала ни что иное, как реку Вечности или же Поток энергии, если следовать терминологии из «Книги Солнца».

– Поток, – продолжал голос, находящийся где-то вне разрастающейся вокруг меня реальности (теперь я даже не был уверен, что он принадлежит Рент-а-Илу; возможно, передо мной видение, и я разговариваю с… в общем, точно не с учёным). – Поток закручивается в спираль. Но это лишь завихрение реки Вечности, ловушка для глупцов, повершивших, что им удастся совладать с бешеным течением. Думаешь, вы вышли из Игры? Нет, вы просто переместились дальше по завихрению, как три тысячи лет назад это сделали октопусы. Знают об этом единицы, и знание это страшно. Октопусы готовы смириться со всеми жестокостями Города лишь потому, что уверены – лучше этого нет ничего… ВНЕ этого нет ничего, Город – это и есть реальность, а Игра – трудности, боль и смерть – и в этом их старательно убеждает Культ вместе со своим реалити-шоу.

Но в конечном счёте трудности, боль и смерть – это и про Город тоже. Это и про жизнь октопусов тоже. Каждый из них – сущность, перемещающаяся по спирали через четыре этапа становления: от центра завихрения, первичного буольона, к следующему слою – суше. Затем идёт цивилизация, а затем (но лишь для «избранных») – выход в «реальность». Но это «реальность» ничуть не реальнее самой Игры. И после этой «реальности», наполненной болью и переживаниями, октопусов ждёт смерть. Так заканчивается Великое завихрение в реке Вечности – на деле лишь небольшой водоворот у особенно резкого поворота основного русла – душа продолжает свой путь во Мрак, к Смерти. И если в «Игре» у души есть шанс задержаться на неопределённое время, то из «реальности» выход только один – вперёд, во тьму.

Не каждый, кто узнал истину, может принять её сразу. Для октопуса правда означает полное разрушение фундамента, на котором держался до этого весь его мир. Город, казавшийся не самым плохим местом (особенно в сравнении с Игрой), оказывается наполненным серостью и болью. Всё, что остаётся у октопуса – его жизнь, которую он проводит с такими же обречёнными, как и он, а по большей части – за бессмысленными занятиями. Культ, представлявшийся лучом света в царстве алчности и лицемерия, оказывается репрессивной организацией, внушающей своим прихожанам лживую веру в священных предков, которые вовсе и не спасали их цивилизацию, а лишь сумели обеспечить ей особенно извращённые страдания – страдания в неведении и одновременно без надежды на спасение.

Очищенный взгляд октопуса видит, что он, в сущности, ничем не отличается от героев реалити-шоу. Просто их жизнь, пусть и жизнь короткая, наполнена впечатлениями и свершениями. Они могут сделать себя сами (буквально), а жители Города, простые октопусы, лишены даже этой радости. Они никак не могут повлиять на реальность. Они не способны творить магию, они не могут взять в руки дубинку и дать по морде своему врагу, потому что враг незрим и нереален. Враг – это сама система, само общество, сам Город, сами октопусы. Сама Игра.

Октопус не может уйти в лес, спасаясь от железной хватки Стального гиганта, он не может стать демоном и кружить в завихрении реки Вечности сколь угодно жизней, раз в двести лет забывая о прошлом и вновь обретая самость, то есть фактически рождаясь заново.

Наиболее сильные маги могут насладиться всей сладостью прямого бессмертия, в действительности перерождаясь – и таким магом может стать каждый игрок. В теории… А октопусы? Их удел – смотреть на чудеса сквозь экран телевизоров с частичным погружением и чувствовать лишь отдалённое касание вечной жизни, которой они лишены от рождения. Бесповоротно. Свернуть в обратную сторону невозможно. Разворот всей реки Вечности, пусть и в отдельно заданном промежутке, обычным сущностям не под силу. Ещё ни у кого не получалось пройти этапы в обратном порядке: «реальность» – цивилизация – стая – первичный бульон…

– …Хотя, кто знает, – это уже определённо был Рент-а-Ил: его неторопливую сбивчивую речь я не спутаю ни с чем другим, – несколько веков назад один метафизик понял, как создавать астральное тело и посылать его в Игру – так появились первые операторы. Вот только истинной целью метафизика было познание реальности и поиск дороги назад, а его разработки стали использовать в коммерческих целях, загаживая сознание обычных октопусов через телевизоры… В общем-то, обычная практика для Города.

Меня, кажется, начало отпускать после смеси нейростимуляторов и портвейна, освящённого перед изваянием самого Абрахрама Кла-Кро…

Заметка: миксовать эти два адских продукта нельзя ни при каких условиях, если, конечно, вы не ставите себе целью раствориться в реальности, рискуя потерять собственное я в мрачных лабиринтах цифровой Вселенной.

– И Зелёный?..

– Да, – ответил Кторвик, икая. – Зелёный, как и мы с Рент-а-Илом, познал истину и не смог перенести парадигмальный поворот… Но ничего. Я когда-то был точно таким же и тоже узнал правду от деда Зелёного. Помню, ужасно на него злился… Но вырос и понял, что всё это было для моего же блага: юному существу не хватает жизненной мудрости для того, чтобы свыкнуться с жестокостью окружающего мира. Зелёный, вероятно, узнал о завихрении реки Вечности из записок своего умершего деда. И сделал он это, прямо скажем, рановато. Я бы на месте своего учителя и босса не стал завещать внуку столь шокирующие знания… С другой стороны, Зелёный парень умный. Когда-нибудь вырастит, поймёт меня и простит.

– А есть ли способ выйти в настоящий мир? Разорвать створку ракушки, выплыть из завихрения? – выпалил я вертевшийся на языке вопрос.

– Конечно… ик… – кашлянул в кулак Рент-а-Ил. – Возможно, строго между нами говоря, вообще всё что угодно.

– И как это сделать?..

– Смотри сюда, – подозвал Кторвик, освобождая стол от пустых бутылок и доставая из прикроватного столика планшет странной модели. Проследив за моим удивлённым взглядом, он пояснил: – Дополнительные уровни защиты: попросту не подключается к сети. Взломать почти нереально… почти. Здесь у меня единственный электронный экземпляр «Книги Солнца» – редчайшего и ценнейшего документа нашей цивилизации, написанного сыном самого Абрахрама Кла-Кро! Без преувеличений!! Настолько ценный экземпляр, что этот электронный снимок я делал… кхм… не совсем легально. Дело в том, что далеко не всю информацию из книги стоит знать обычным октопусам.

Внутри у меня всё похолодело: с чем-чем, а с «Книгой Солнца» я был знаком очень близко… И знакомство это чуть не закончилось для нас с Белым крайне плачевно.

– Читай! – сказал Кторвик, тыкая пальцем в одну из страниц.

Я с ужасом понял, что уже знаю, о каком отрывке идёт речь.

«Договориться с высшими светлыми магами было непросто. Священным предкам (моему отцу легендарному Абрахраму Кла-Кро и его товарищам-охотникам на души) пришлось принести в жертву пятнадцать игроков фракции еловых.

Но оно того стоило. Из разговора со свихнувшимся стариком по имени Жрец, на которого их навели два молодых мага, удалось выяснить, что Харон – высшая ипостась Стального гиганта, дающая право выхода из Игры. Уговор был таким: Стальной расчищает Город у моря, за что получает свободу и специализацию Харон, при помощи которой выходит ВОВНЕ. Таким образом Жрец хотел избавиться от потенциального противника.

Выход ВОВНЕ должен произойти после того, как Харон завладеет Ладьёй. Ладья – мощнейший артефакт, через который течёт Поток энергии. Ладья неразрушима, неизменима и недвижима с той точки зрения, что всегда остаётся в конкретном месте ВНЕ Игры. Тем самым подчёркивается значимость Ладьи для всего игрового мира.

Даже если кто-либо сдвинет Ладью с места, положение в пространстве изменит вся цифровая Вселенная, но только не сам артефакт. То есть сдвинется Игра вокруг Ладьи, а не сама Ладья. Поэтому говорит о том, что Харон «завладеет» Ладьёй, не совсем верно. Ему просто выпадет честь воспользоваться одной из активных функций артефакта – прорезать дыру в Потоке энергии и выскользнуть наружу. Местонахождение Ладьи неизвестно, но предполагается, что находится она у Вторых. Ну, или Вторые находятся у Ладьи.

Что находится ВОВНЕ, Жрец не знал. По словам охотников на души, лично присутствующих при разговоре моего отца Абрахрама Кла-Кро и Жреца, старый маг хотел новых жертв, но отец проявил стойкость и отказал могущественному магу, зная, что он выдал всю известную информацию.

Из общения с Архонтом, которому пришлось заплатить вдвое больше душ, стало понятно, что Стальной теперь подчиняется именно ему. Узнать о причинах смены хозяина Абрахрам Кла-Кро не смог, однако стало ясно, что воспользоваться специализацией Харон Стальной гигант сможет только после освобождения, а освобождать его никто не планирует: сил Архонта достаточно для того, чтобы контролировать существо неопределённый срок. Договор со Жрецом Система признала недействительным. Почему? Вероятно, по той же причине, по которой Жрец оказался в изгнании.

На вопрос о том, может ли кто-то из обычных игроков стать Хароном, Архонт не ответил. Также он отказался отвечать на вопрос о механизме принятия Харона, сказав, что это сфера деятельности тёмных сил, в которую он как лидер Света соваться не намерен».

– Ну, как?! – в глазах Кторвика отобразилось возбуждение. – Впечатляет, да? Там дальше про местонахождение цивилизации Вторых написано, но очень туманно и неясно… Для нас, в общем-то, эта информация большой ценности теперь не представляет.

– И что же выходит? Выйти наружу может только Стальной?

– Нет, – улыбка на лице Кторвика стала ещё шире. – Не Стальной, а Харон!!

В очередной раз мне стало не по себе.

– Есть, правда, одна загвоздка… – вступил в разговор Рент-а-Ил, снова потирая ожог. – Мы понятия не имеем, что такое специализация Харон и как ею завладеть.

Взгляд Кторвика на мгновение прояснился, и он, хитро прищурившись, спросил меня:

– Не имеем же?.. Да, Чёрный?

Стараясь никак не реагировать на этот чистейшей воды намёк, я выдержал тяжёлый взгляд главного автора Культа и ответил:

– Не имеем, Кторвик… – в голове пронеслось: «Надо сменить тему!», и я спросил: – Кстати, можете рассказать об Абрахраме Кла-Кро? Слышу о нём часто, а так и не поинтересовался… Стыдно, как-никак центральная фигура в религии Культа. Это же дальний предок Зелёного?

Кторвик молча раскупорил две последние бутылки портвейна и наполнил фужеры, а Рент-а-Ил с неподдельной радостью высыпал из своей сумки остатки нейростимуляторов.

– Рассказ будет долгим, – пояснил главный автор Культа.