Текст книги "Цепной Пес Самодержавия (СИ)"

Автор книги: Виктор Тюрин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Только теперь сообразив, какую власть набрал над царской четой "ангел-хранитель", царедворцы, а за ними промышленники и купцы стали судорожно искать к нему пути подхода. Сначала это были визитные карточки и приглашения на приемы, затем начались "случайные" встречи, а когда все это не сработало, ко мне стали приходить переговорщики, предлагая различные виды взаимовыгодного сотрудничества. Я принял одного, другого, третьего, а четвертого просто выкинул из квартиры, но даже этого прямого намека оказалось недостаточно. Меня продолжали осаждать, но только до того момента, как я прилюдно оскорбил одного из просителей, оказавшимся дворянином и офицером в отставке. Оскорбленный, он вызвал меня на дуэль, а спустя сутки по столице пополз слух о том, что поручик Богуславский прострелил своему противнику плечо с хладнокровием и непринужденностью завзятого бретера, после чего поток визитеров сразу иссяк.

Негибкий, неумный и жесткий человек – именно такая характеристика была дана мне в высших кругах столицы, которая скоро переросла в презрительную кличку "юродивый поручик". Затем по столице поползли слухи, что я слуга дьявола и многие из бывших моих просителей стали на полном серьезе утверждать, святостью от этого человека даже не пахнет, а скорее, наоборот, от него воняет серой. Правда, подобные заявления делались тихо, с глазу на глаз, а говорили при этом шепотом.

Месяц шел сбор крестьянских представителей с различных областей России, которых оказалось чуть более трехсот человек. Для них в столице был забронирован ряд простых, непритязательных гостиниц, где их не только бесплатно поселили, но и кормили.

Под проведение съезда организаторы отвели помещение Государственной Думы. В громадном зале, где раньше заседала депутаты, сейчас робко рассаживались крестьяне, с ощущением смутного страха косясь на лепные потолки и декоративную отделку стен. При этом они старались выбрать места, чтобы как можно дальше оказаться от трибуны. В отличие от них представители оппозиционных блоков и партий с важным и независимым видом занимали первые ряды, с усмешкой косясь на притихших депутатов. Своеобразной прослойкой стали журналисты, туда-сюда стремительно передвигающиеся по залу и терзающими своими не всегда понятными вопросами крестьянских представителей, а так же кинооператоры, расположившие свою громоздкую аппаратуру в центральном проходе. В отличие от своих суетливых и шумных коллег они вели себя важно, с удовольствием ловя на себе благоговейные и уважительные взгляды простодушных селян. В зале стоял легкий шум до того момента, пока не прибыл император и уже в полной тишине он произнес короткую приветственную речь. Закончив свое выступление, государь попросил задавать ему вопросы. Несколько минут стояла тишина, так как никто не осмеливался первым подняться и задать свой вопрос, пока один из представителей, судя по внешнему виду из крепких хозяев, не взял слово. Как только царь ответил на его вопросы, с различных концов зала послышались возбужденные крики осмелевших крестьян, которые, наконец, поняли, что их здесь действительно выслушают: – Я! Я хочу сказать! Можно мне!

Сидя в зале, я с невольным уважением отметил, что император довольно прилично разбирается в сельской жизни, видах на урожай и прочих других вопросах, смысл которых мне был недоступен. Около четырех часов император отвечал на вопросы, одновременно с этим по рядам ходили специальные люди и принимали у депутатов жалобы и прошения, написанные на бумаге, при этом отмечая от какой сельской общины или деревни она подана. Второй день и половину третьего дня с крестьянами работала комиссия, разбираясь с жалобами и пожеланиями крестьян. Во второй половине третьего дня снова приехал государь. Крестьяне приветствовали его появление, чуть ли не с благоговейным восторгом. Я со своей стороны отметил, что государю нравиться говорить с крестьянами. Он их понимал, и они это видели. После того как восторженные крики стихли, царь сделал несколько шагов вперед и неожиданно для всех сказал: – Крестьяне, соль земли русской, вы хотите мира и земли?!! Желаете, чтобы в семьи вернулись сыновья и мужья, ушедшие на фронт?!! Это так?!!

Секунду-две стояла тишина, а потом крестьяне, вскочив со своих мест, сначала вразнобой, а потом начали вместе скандировать: – Желаете, государь!!

Когда крики стал затихать, царь взмахнул рукой, и в одно мгновение в зале воцарилась тишина. После чего император пообещал, что приложит все усилия, чтобы выполнить эти пожелания и попросил их еще немного потерпеть ради России. После окончания речи крики восторга смешались с пожеланиями здоровья ему и его семье. Спустя какое-то время шум утих, после чего началась раздача памятных подарков, после чего состоялся торжественный молебен.

На следующий день жители столицы прочитали в газетах о восторге, с которым восприняли крестьяне России слова императора. Простой народ, читая об этом, не уставал повторять: – Вот он, какой наш император! Он не оставил нас своей милостью, как пришла трудная година! Воистину наш он, народный, царь!

Удар по оппозиции был нанесен неожиданный и точный. Если раньше народ, прислушивался к агитаторам, в надежде на лучшее будущее, то теперь он услышал о реформах и улучшениях жизни и быта крестьян, причем, что немаловажно, не из казенных документов, а из уст самого императора. Зато правящая верхушка государства, двор и министры, так и оппозиция, все они посчитали крестьянский съезд дурным влиянием на государя советника, который решил таким дешевым способом поднять имидж царя в народе. Так даже лучше, решили они, ведь свои обещания еще выполнить нужно. А кто их будет претворять в жизнь? Точно, не мы. Значит, со временем до народа еще быстрее дойдет, что трон занимает слабый и никчемный правитель, которого нужно сменить.

Такого же мнения держались в верховных кругах во Франции, Англии и Америке, за исключением германского кайзера, который понимал, что действия российского императора диктуются, скорее всего, предсказаниями. Не успели затихнуть все эти разговоры, как в газетах появилось сообщение о встрече императора с рабочими столицы. Теперь вслед за землевладельцами заволновались промышленники, а заводские и фабричные районы пришли в крайнее возбуждение, готовясь к встрече с государем.

По сравнению с крестьянством, рабочие представляли собой более тяжелый материал для прямого разговора, поэтому мы решили его разбавить выступлениями князя Шаховского, министра торговли и промышленности и нескольких депутатов Думы. К тому же надо было определить и обеспечить дополнительные меры безопасности, так как среди рабочих вполне могли затесаться неадекватные личности, которые могли бы попытаться покончить с самодержавием, в лице Николая II.

Эта встреча состоялась в том же большом зале Думы. После короткой приветственной встречи государя, начали выступать рабочие, которые в отличие от крестьян намного меньше робели перед императором, поэтому жалобы и предложения нередко перемежались жесткими и иной раз высказанными в ультимативной форме требованиями рабочих активистов. Царю пришлось выслушать немало упреков со стороны рабочих, но, несмотря на несколько напряженную атмосферу, диалог между властью и рабочими прошел сравнительно мирно. В этом немало помогли спокойствие и сдержанность правителя России, к тому же у государя было особое умение слушать. В его молчании собеседники чувствовали неподдельное внимание, сочувствие и поддержку, что помогло в немалой степени успокоить возбужденных людей. В какой-то момент государь встал, и в зале воцарилась тишина.

– Я выслушал вас, ваши жалобы и чаяния, а теперь прошу выслушать меня.

В течение десяти минут он изложил то, над чем до этого работали специалисты целый месяц. В его короткой речи не было общих слов и пустых обещаний, зато прозвучали конкретные предложения по облегчению труда рабочих. В основу легло сокращение обычного рабочего дня на производстве на два часа, а в субботу – на три часа. Перечислялись и социальные льготы. В конце своей речи он сказал: – Многое из этих положений было узаконено ранее, но в большинстве случаев они так и осталось на бумаге. Теперь так не будет! Это я вам обещаю!

После его последних слов воцарилась просто неестественная тишина. Люди, просто не могли поверить, что их просьбы и требования будут удовлетворены, но только стоило им понять, что это подтвердил во всеуслышание сам царь, как зал взорвался радостными криками.

Не успели по стране разлететься радостные вести, как на следующий день по городу с быстротой молнии стали распространяться страшные слухи – на царя совершено покушение! Что с царем?! Он жив, ранен?! Кто поднял руку на божьего помазанника?!

Ведь для многих простых людей, которые уже начали считать, что стоит немного потерпеть и жизнь наладиться, эта весть поразила их, словно это был удар ножа под сердце. Напуганные и встревоженные люди кинулись к близким и соседям, пытаясь понять: где, правда, а где ложь? Люди в попытках понять, что же случилось на самом деле, начали стекаться к царскому дворцу и тут по улицам пронесся новый слух: царь-батюшка ранен. Вскоре у дворцовых ворот собралась толпа. Люди, глядя на часовых – гвардейцев, замерли в молчаливом ожидании. Так продолжалось до тех пора, пока к ним не вышел гвардейский офицер и не подтвердил слух о ранении царя, после чего попросил всех разойтись, на что толпа разродилась радостными криками, и только затем люди стали расходиться. Весть о покушении на жизнь императора и его легком ранении почти мгновенно облетела всю страну. В вечерних газетах эта новость уже прошла, и редакторы столичных изданий требовали от своих журналистов подробностей покушения.

На вокзалах, площадях и перекрестках появились усиленные полицейские и жандармские, как пешие, так и конные, наряды. Все выезды и въезды в столицу были перекрыты войсками.

Хозяином кабинета, в который провели жандармского подполковника Мерзлякина, оказался сорока пяти-пятидесяти лет генерал-майор, со значком академии генерального штаба. Ему не приходилось его до этого видеть, но судя по двум боевым орденам из пяти наград, висящих на его груди генерала, их обладателю приходилось бывать на полях сражений. Холодный взгляд, которым тот встретил жандармского полковника, был хорошо тому известен. Он его не раз встречал при встречах с кадровыми военными, особенно теми, кто имел несколько поколений предков, служивших в армии. Подобные взгляды жандарма давно не задевали, но сейчас в нем вдруг вспыхнула злость.

"Чистоплюй! Сидит здесь и распоряжения подмахивает! Как до дела дошло, так ко мне прибежал. Сам-то ручки боится замарать! Помоги! Так я не гордый, помогу, так как ты деньги мне стоящие предлагаешь".

Подполковник бросил короткий взгляд на сидевшего в кресле, уже знакомого ему генерала Обнина Илью Давыдовича. На его погонах были императорские вензеля, говорившие о том, что тот принадлежит к свите его величества. Именно Обнин вовлек его в тайное общество, когда заговорщикам понадобилось выйти на боевую группу социал – революционеров или анархистов. Подполковник сделал несколько шагов и вытянулся:

– Ваше превосходительство!

Хозяин кабинета резко поднялся со своего места и коротко махнул рукой, прерывая полковника.

– Отставим чины, Андрей Валерьянович! Обращайтесь ко мне просто: Сергей Андреевич. Присаживайтесь. С Обниным, вы уже знакомы. Курите?

– Никак нет, ваше прево... гм... Сергей Андреевич.

– Не будем терять времени, господа. Андрей Валерьянович, вы приглашены для осуществления плана, который должен способствовать спасению России. Нам стало доподлинно известно, что император через генерал-адъютанта Татищева, втайне от всех, ведет переговоры с Германией. Судя по поступившим на днях от наших союзников сведениям, предварительные переговоры прошли успешно, а значит, официальное заключение мира дело полутора-двух месяцев.

– Извините меня! Но я правильно понял вас?! Сам государь решил заключить мир с германцами?! Это как-то.... Гм!

– Понимаю вас. Когда сам услышал эту новость, долго не мог прийти в себя. Это предательство по отношению к мертвецам, погибшим на войне, к их семьях, к раненым и увеченным солдатам и офицерам! – он вдруг замолчал и, судя по плотно сжатым губам и желвакам на скулах, сейчас старался взять себя в руки. – Извините. Не сдержался. Так вот, мы рассматриваем два возможных пути. Думаю, вы уже знаете о появлении возле царя нового советника, некоего господина Богуславского. Все, что сейчас идет от государя – его рук дело. Как он заимел такое влияние на царя, никто не знает. Мы поинтересовались его личностью, но все те сведения, что собрали о нем, слишком противоречивы и запутаны. Может быть с вашей спецификой работы, вы лучше поймете, чего от него можно ожидать. Впрочем, судите сами. Боевой офицер. После тяжелого ранения потерял память и был отправлен в отставку. По определению врачей – инвалид до конца жизни, который вдруг чудесным образом излечивается. Сам по себе большой физической силы человек, зачем-то начинает заниматься силовой гимнастикой, какой-то борьбой и стрельбой в тире. Не пьет, не курит, не играет в карты. Бордели не посещает. Есть сведения, что Богуславский специально поехал на германский фронт, чтобы отомстить за надругательства над его сестрой. Также известно, уже из надежных источников, что именно он помог полиции раскрыть два уголовных дела. К царю, он попал через Распутина, который затем уехал в Тобольск. Выглядит это так, словно он освободил Богуславскому свое место возле трона государя. Это, в принципе, все. Есть вопросы?

– У него есть приятели? Любимая женщина?

– Из близких знакомых отмечен только подполковник Пашутин Михаил Антонович. Из разведки. Изредка встречаются. Это все.

– Пока для меня он странный и непонятный человек. Его бы прощупать хорошенько.... Недели две за ним следом походить, да соседей разговорить, глядишь, и найдем чего-нибудь. Есть у меня парочка людей. Надежные. Проверенные. Проследят, людишек пораспрашивают. Как вы на это смотрите, Сергей Андреевич?

– Нет, у нас столько времени! – сухо и зло бросил хозяин кабинета. – Нет!

Это была невольная реакция на противную и скользкую, по мнению генерала, манеру говорить, но уже спустя минуту взял себя в руки и тихо сказал: – Извините меня, Андрей Валерьянович. Нервы.

Жандарм не совсем понял вспышку чувств генерала, но, тем не менее, отнес ее к себе, к той брезгливости, которую генерал к нему испытывал и так тщательно старался скрыть. Он же сейчас не испытывал к своему собеседнику ничего. Вспышку злости он в себе уже подавил и теперь пытался понять, что ему предстоит делать, без оглядки на чувства.

– Я вас понимаю, Сергей Андреевич. Такие новости, которые вы мне преподнесли, кого угодно заставят занервничать. Значит, нет времени. Ладно. Тогда я слушаю вас дальше.

– Богуславский – это прямое воздействие на царя. Вот только чем его можно привлечь? Тот вывод, что мы имеем, неутешителен: очень замкнут, обычных человеческих слабостей не имеет. Нам кажется, что единственный способ на него как-то повлиять – это запугать, сломать его!

– Вы упомянули о его сестре. Где она сейчас? А родители?

– Как способ повлиять на него? Нет. Ничего не выйдет. Сестра в монастыре. Дала обет и на люди не выходит. Мать живет в именье под Тулой и здесь не бывает. Вы это хотели знать?

– Да. Не выходит, ну и бог с ним! Теперь о том, чтобы его сломать.... Послушал я вас, а кроме вас до меня различные слухи доносились, и думаю этого мне достаточно, чтобы сказать: его надо убрать. Заодно вы увидите, как поведет себя его величество.

– Думали, – раздался голос до этого молчащего Обнина. – Но уж больно соблазнительно. Если бы мы смогли взять его на короткий поводок, то могли бы управлять царем!

– Может, мы действительно все усложняем, – задумчиво проговорил генерал-майор, но тут же себе возразил. – Нет. Илья Давыдович прав. Мы должны попробовать! Так ваши люди могут это сделать?

– Это не мои люди! Это просто шайка отпетых мерзавцев, которая оказывает всякие грязные услуги тем, кто им платит. Избить, покалечить, запугать, выбить долги.

– То, что нам надо! Но обязательно доведите до них: пусть не усердствуют! Не надо калечить! Если увидят, что не поддается на уговоры, пусть лучше сразу убьют. Насчет денег. Заплатим им вдвойне! Теперь перейдем к основному делу, ради которого мы все здесь собрались. Надо найти и подготовить группу боевиков для покушения на царя! Мои слова вас не приводят в ужас?

– Нет. Мне уже доводилось подобное слышать, причем от самых разных людей. К тому же Илья Давыдович, в какой-то мере, подготовил меня, намекнув в какой затруднительной ситуации от меня потребуется помощь.

– Судя по тому, что я о вас слышал, вы прямой и практичный человек, Андрей Валерьянович. Этими словами вы только что подтвердили их мнение. Что ж! Со своей стороны мы готовы прямо сейчас положить пятьдесят тысяч золотом на указанный вами счет. Остальные сто пятьдесят тысяч вы получите в случае успешного окончания дела. Ведь именно такая сумма была обговорена вами с Ильей Давыдовичем. Так?

– Все правильно, Сергей Андреевич. Теперь я расскажу вам, на что можем рассчитывать. Два месяца тому назад нас в разработке появилась боевая группа некоего товарища Арона. На ее след вышли чисто случайно, что весьма удивительно при ее бурной и кровавой деятельности. А причина их неуловимости была проста. Полиция ловила их как шайку грабителей и убийц, а на деле оказалось, что это боевая революционная группа. У них своя, специфическая среда, и пока их ловили по воровским малинам, они отсиживались на явочных квартирах.

– Погодите! Вы сказали, что это грабители и убийцы?! Но как в таком случае они могут быть революционерами?!

– С вашего разрешения, я разъясню этот нюанс чуть позже. По нашим данным, их возглавляет Трофим Сидорович Степашин, убивший жену из ревности, после чего был отправлен на каторгу. Там каким-то образом сошелся с анархистами, после чего стал идейным товарищем. Преобразился, так сказать, в революционера-боевика. Насколько нам стало известно, в его группе девять человек. Четверо из этих висельников, как и их главарь, прошли по уголовным делам. Грабежи, убийства и прочее. Один из членов его группы – женщина. Это вам, господа, для общего представления, что собой представляет их революционная группа. На их след мы вышли совершенно недавно, а окончательно удостоверились, когда к ним из Москвы было направлено два человека. За ними был поставлен "хвост", что окончательно дало понять, что представляет собой группа Арона. Теперь вернемся к вашему вопросу, Сергей Андреевич, – жандарм выдержал паузу, затем продолжил. – Если обобщить сведения полиции и наши, то за этой шайкой головорезов, числится налет на банк, взлом и ограбление магазинов и лабазов, а также вымогательство денег у купцов. Если все это подтвердится, то у них на руках будет кровь двух человек. Охранника банка и сторожа одного из складов. Есть у нас также подозрение, что именно они виновны в убийстве ротмистра Вольянова и городового Швенцова. Теперь смотрите. Они отдают половину награбленных денег в свой центр, а большую часть украденных товаров и продуктов идет семьям товарищей, которые сейчас, по их терминологии, являются "узниками царизма". Таким образом, эти уголовники одним махом становятся революционерами. Их партийные лидеры закрывают глаза на все их уголовные преступления. Так же, я так мыслю, их специально держат особняком, чтобы в любой момент от них можно было откреститься. Очень удобная позиция. Уголовники и убийцы не вписываются в политическую борьбу, а вот деньги, оружие и материальная помощь нужны большевикам в борьбе за светлое будущее России.

– Если за ними столько всего водиться, так почему их сразу не взяли?!

– Сначала надо связи выявить, да доказательства собрать, а это дело тонкое и хлопотное. В противном случае наши плаксивые либералы начнут собирать деньги на адвокатов, которые в свою очередь выставят их героями, борющихся за народные идеалы. В газетах напишут кучу статей в поддержку этих товарищей, которые просто вынуждены так поступать, потому, что иначе видят будущее России. Их, видите ли, власть заставляет убивать и грабить! Извините! Накипело!

– Не вы один такой, Андрей Валерьянович! Всех нас уже достала, извините за простоту слов, наша вялая и никчемная власть! России нужна сильная рука, способная взять за глотку весь этот сброд! Их вешать надо! Вешать, а не...! Извините! – с минуту хозяин кабинета молчал, собираясь с мыслями, потом спросил. – Скажите, если они у вас под наблюдением, то, как в таком случае их можно использовать?

– Они у меня под наблюдением. Понимаете? У меня. В управлении о группе Арона не знают, потому что мы не заносили их в нашу картотеку, и пока кроме нескольких докладов агентов наружного наблюдения на них ничего нет. И те лежат в папочке, которая находиться в ящике моего стола.

– Погодите, но вы о них уже столько знаете! – не выдержал Обнин. – И я так думаю, что не вы один!

– Вы правильно думаете. Не я один. Есть еще пара филеров и мой доверенный офицер. Филеры уже сняты с группы Арона и сейчас занимаются другой работой, тем более они не посвящены в детали, а мое доверенное лицо – в курсе. И именно он связан с людьми Арона через информатора. Вас такой расклад устраивает, господа?

– Устраивает. Вот только как этих головорезов направить в нужном направлении?

– Скажу так. У меня имеется такая возможность, но при этом замечу, что они в моем прямом подчинении не находятся. Они сами по себе. Единственное что могу твердо обещать: приложу все свои усилия для успешного завершения дела.

– Пусть так. Вот только грустно становиться, что в деле великом нам надо на быдло немытое полагаться!

Пафосная фраза Обнина прозвучала как-то нелепо при жестком и деловом разговоре заговорщиков. Он и сам это понял, сразу переведя разговор в деловое русло: – Так, когда начнете с Богуславским,... работать?

– Как прикажите. Здесь я только в качестве исполнителя.

– Не прибедняйтесь, Андрей Валерьянович. Впрочем, спорить не буду. Просто скажу, это вы сейчас так смотритесь, а потом – раз! – и герой отечества! Такая мысль не приходила вам в голову?!

– Не приходила, потому как исхожу из реалий российских. От сумы и тюрьмы – не зарекайся!

– Да вы, батенька, скептицизма полны!

– Работа у меня такая. Оптимизма не прибавляет, Сергей Андреевич.

– Вы можете решить вопрос с Богуславским на этой наделе? – уточнил хозяин кабинета.

– Думаю, через два-три дня, вы получите результат.

Рано утром я вышел из дому, отправляясь на тренировку. Мне нравилось именно это время суток, когда меньше суеты, сутолоки, городского шума, который уже через час захлестнет город и будет звучать в ушах навязчивой мелодией до глубокой ночи. А сейчас было слышно только шарканье метлы дворника, доносившееся откуда-то с улицы, да звонкий цокот копыт приближающегося экипажа. Остальные жильцы дома, люди зажиточные и по большей части пожилые, поднимались намного позже, поэтому меня несколько удивил автомобиль, стоящий рядом с подъездом. Водитель и два пассажира. Кого-то ждут, решил я, но в следующую секунду выяснилось, что они приехали по мою душу.

– Господин Богуславский, – окликнул меня пассажир с переднего сиденья. – Мы вас ждали.

– Я спешу. Изложите, что вы хотите, и как можно короче.

– Сергей Александрович, если вы спешите, то мы вас подвезем. Заодно поговорим. Вы не против? – обратился ко мне худощавый, плечистый мужчина. У него были аккуратные пшеничного цвета усики, под стать его цвету волос. Светло-серый костюм, такого же оттенка шляпа на голове. Сначала я подумал, что у него какое-то малоподвижное лицо, но уже спустя несколько секунд понял, что он напряжен.

– Или говорите в чем дело или езжайте своей дорогой.

– Все же я постараюсь уговорить вас, господин Богуславский.

Его рука быстро скользнула под пиджак. Нетрудно было догадаться, что я сейчас увижу. Спустя пару секунд, и на меня смотрел вороненый ствол револьвера. Звонко щелкнул взведенный курок. Я спокойно смотрел на них.

– Что дальше?

– Дальше вы сядете в машину, – криво усмехнулся белобрысый бандит, держа меня под прицелом.

Мне оставалось только пожать плечами и делать то, что мне приказывали, потому что я уже успел заметить направленный на меня пистолет в руке второго пассажира, находящегося на заднем сиденье. Не успел я сесть рядом с ним, как мне в левый бок уткнулся пистолетный ствол. Его держал плотного сложения человек со слегка обрюзгшим лицом и чуть выпяченными губами. Его черный костюм и шляпа весьма подходили к иссиня-черным, густым и сальным, волосам. У него было типичное лицо головореза, невыразительное, с пустым взглядом.

– Так что прокатимся, Сергей Александрович? – со смешком спросил меня пассажир с переднего сиденья.

– Вы меня так хорошо упрашивали, что я не в силах отказаться, – усмехнулся я в ответ краешками губ.

– Пантюха, езжай, – приказал пассажир с переднего сиденья водителю. Крепкому мужчине с массивной шеей и покатыми плечами. Тот ни слова не говоря, вывел машину со двора и погнал по улице, увеличивая скорость. Моя охрана, находясь на улице, так и не сообразила, что их объект увозят в неизвестном направлении, а если и поняли, то автомобиль уже скрылся за углом. Когда стало понятно, что погони нет, главарь вполоборота повернул голову назад, и сказал мне: – Вы хорошо держитесь, господин Богуславский.

– Как мне вас называть?

– Сущев. Валерий Аристархович. Занимаюсь решением вопросов деликатного свойства. Вот и к вам такой вопрос появился у некоторого господина, поэтому он попросил меня ему в этом помочь.

– Я слушаю. Говорите.

– Не торопитесь так, господин Богуславский. Для нашей беседы необходима спокойная, умиротворяющая обстановка, – после этих слов водитель издевательски хрюкнул. – Не обращайте на него внимания. Обделен хорошими манерами, зато как водитель просто незаменим.

На этом наш разговор закончился. Где-то минут через пятнадцать мы становились на окраине города, на пустыре. Впереди были кусты, за ними рос лес. В этих местах мне не приходилось бывать. Для чего меня привезли в это глухое место, понять было нетрудно. Допросить и убить. Сейчас у меня был шанс, но стоило мне выйти из машины, он сразу исчезнет. Не успел ко мне с переднего сиденья развернуться Сущев, как я опередил его:

– Извините, но когда я волнуюсь, у меня зуд в голове начинается. Это после ранения. Можно почесать голову?

– Ради бога! Но только без фокусов! – и он продемонстрировал револьвер.

Я неторопливо поднял руку к голове, благодаря чему локоть оказался сверху над пистолетом, сидящего рядом бандита.

– Так что у вас за вопрос ко мне, господин Сущев? Задавайте! – и в этот самый миг ударил левым локтем вниз, по руке с пистолетом, а правой рукой резко и сильно ударил белобрысому главарю костяшками вторых фаланг согнутых пальцев между глазом и ухом. Почти одновременно с ударом я левой рукой прижал к сиденью кисть с пистолетом, сидящего рядом головореза, и тут же кулаком правой сломал ему нос и уже на отмашке ребром ладони нанес удар шоферу в основание черепа. Шейные позвонки бандита хрустнули, голова дернулась вперед и упала боком на руль. Бросил быстрый взгляд на убийцу, который сейчас держался за нос обеими руками.

– Поговорим?

Сверкнув бешеным взглядом, он попытался меня ударить, но получив тычок в нервный узел, скрутился на сиденье и заверещал от боли. Открыв дверцу с его стороны, я сильным толчком выкинул его из машины, после чего бросил внимательный взгляд на главаря. Его невидящий взгляд смотрел в пустоту.

"Мертв, – решил я и вылез из автомобиля, держа наготове пистолет. Стоя возле бандита, корчащегося на земле, я несколько минут выжидал, пока он не придет в себя.

– Отвечать! Кто, зачем и почему?

Его попытка отмолчаться стоила ему простреленного колена, после чего он между воплями и стонами стал рассказывать все, что знал. Но знал он, к сожалению, очень мало. Что он, что водитель, оказались просто тупыми исполнителями. Под руководством Сущева, они занимались для своих клиентов любой грязной работой: вымогательствами, шантажом, пытками, не брезговали и убийствами. Особенно, когда за них хорошо платили.

– Значит, ничего не знаешь?

– Не знаю! Это все Седой! Он вел дела! Я делал только то, что мне приказывали! Христом заклинаю, пощадите!

– Слушай, ты мне надоел! – и я направил ствол пистолета ему в лицо.

– Погодите! Я вспомнил! Только пообещайте....

– Не торгуйся!

– Седой вчера с каким-то чином из жандармов встречался! Насчет вас! Точно!

– Фамилия! Адрес!

– Не знаю! Клянусь! Они на Фонтанке встретились. На мосту. Видел его один раз и то издалека! Рожа такая мясистая!

– Описать сможешь?!

– Смогу! Только не стреляйте! Я жить хочу! Жить!

При этом его глаза забегали. По всему было видно, что он больше ничего не знал и сейчас только тянул время, чтобы придумать и соврать.

– Все хотят, но не все этого достойны, – менторским тоном произнес я и пустил ему пулю в голову.

Пистолет засунул в карман, решив выкинуть его по дороге, после чего принялся обыскивать трупы в попытке найти ответ моему похищению, а затем быстро осмотрел машину. Револьверы, кастеты, два ножа, утяжеленная дубинка и несколько пакетиков с кокаином. Единственной вещью, что представлявшей интерес, стал бумажник главаря. В нем было с десяток визитных карточек и две непонятные записки, причем одну из них явно писала женщина.

"Все! Это все на потом! – с этой мыслью я бегом кинулся на поиски извозчика или ближайшей трамвайной остановки.

В определенный момент я должен был сам себе признаться, что коппо-дзюцу не просто вошла в мою жизнь, а срослась со мной, став ее неотъемлемой частью, и наверно тогда мое отношение к Окато, выросло за рамки "мастер-ученик", несмотря на то, что вне занятий мы не общались. Я выказывал ему свое уважение и послушание, почти как отцу, если, конечно, это слово могло подойти к жесткому, педантичному и скупому на эмоции японцу. К тому же все что могло, уже случилось, а значит, какие-либо переживания уже не имели смысла. Поэтому покушение само собой отошло на задний план и сейчас меня больше волновало, как я буду выглядеть в глазах мастера. Объяснять ему я ничего не стал, а просто в стандартных выражениях попросил простить меня за опоздание и уже по выражению глаз мастера понял, что сегодня полностью изопью чашу недовольства Окато.

После тренировки сделал анонимный звонок в полицейский участок и сообщил о трех трупах, а затем телефонировал на работу Пашутину и в двух словах ему объяснил, что произошло, после чего мы договорились с ним встретиться.