Текст книги "Полеты во сне и наяву"

Автор книги: Виктор Мережко

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 3 страниц)

– Благодарю вас, – низко поклонился Сергей и зашагал вниз.

Свою кругленькую ладненькую дочку он узнал сразу. Она носилась по детской площадке, то карабкалась наверх, то скатывалась вниз, а то участвовала в общей куче-мале и счастливо, громче всех, хохотала.

Сергей какое-то время с завистью наблюдал за ней, потом позвал:

– Машуля!

Она не расслышала, продолжала носиться, и он позвал еще раз:

– Машулька!..

– Папочка! – закричала она, оставила своих подруг и понеслась к отцу. – Папулечка!

Обхватила за шею, повисла на нем. Потом увидела разбитое его лицо, удивилась:

– Ой! Что это? Ты упал?..

Сергей засмеялся.

– Умничка. Ты единственная, кто угадал. Упал!

– Тебе больно?

– Уже не очень… А мама где?

– Маша! – закричали подруги и замахали руками. – Быстрее, мы же ждем!

Маша виновато посмотрела на отца, объяснила:

– Мы там играем, ладно?.. Ты иди, а я поиграю… Иди, папочка.

– Мама, я спрашиваю, где?

– У тети Гали. Меня оставила, а потом заберет.

– Когда – потом?

– Когда я наиграюсь… Так я побегу. Ладно, папочка?

– Подожди… – Он ладонями взял ее лицо и стал часто-часто целовать.

Она терпела, потом стала вырываться.

– Ну, папа… Ну, папочка же!.. Мне больно, папа!.. Папа-а!

Сергей отпустил ее, несильно подшлепнул.

– Ладно, беги…

– Спасибо!

– Маме скажешь, что я вернусь не скоро!

– Хорошо, передам!

– И передай, что я ее целую.

– Ладно!.. Так я побежала, папочка!

Дочка ринулась к своим заждавшимся друзьям и снова закружилась там, забегала, заигралась и совсем, казалось, забыла про своего отца, который продолжал стоять на том же месте. И только иногда она вдруг поворачивалась к нему, улыбалась, коротко махала ручонкой и снова уходила в свою такую интересную, такую занимательную, такую личную жизнь.

Когда Николай Павлович, домашний, в полосатых пижамных брюках, с ножом и не-дочищенной картошкой в руке, открыл дверь на звонок, от неожиданности он даже отшатнулся.

На площадке – на коленях, с низко опущенной головой – стоял Сергей.

– Совсем с ума сошел, что ли? – спросил начальник.

– Прости меня, – сказал тот, не поднимая головы. – Я был неправ.

– Пошел ты!.. – выругался Николай Павлович и с силой захлопнул дверь.

Снова позвонили. Длинно и настойчиво.

– Хочешь доиграться?

– Хочу извиниться.

– Послушай, Макаров…

– Слушаю…

– Давай, в конце концов, остановимся!

– С тем и пришел…

– Ведь уже сорок лет!

– Завтра…

– Считай, уже сорок. А ума ни на грамм.

– Завтра…

– Думаешь, за сутки – если его не было – что-нибудь вот здесь прибавится? – Николай Павлович постучал себя по голове.

– Что сегодня, что завтра – один толк. Сорок!..

– Завтра я попробую полететь.

– Далеко?

– Пока не знаю.

– А работа? Послезавтра, насколько я помню, у тебя рабочий день?!

Сергей поднял голову, улыбнулся.

– А я разве не уволен?

– Знаешь что?.. – возмутился начальник. – Если ты такой умный, вон бог, а вон порог!

– Я не умный, – сказал Сергей. – Я полный дурак. Кретин!

– Наконец-то понял… Дошло! Конечно, дурак… Хотя б вот по сегодняшнему… Нормальному человеку придет в голову явиться и стоять на площадке на коленях?! Не дай бог бы соседи увидели.

– Видели.

– Ты что?! Которые – те или те? – показал Николай Павлович на двери справа и слева.

– Те…

– А, те еще ничего… Лишь бы не те… Ладно, хватит придуриваться, вставай… А то и правда разговоры пойдут.

– Ты простил меня?

– А ты понимаешь, за что просишь прощения?

– Ну, наверно…

– Ну-ну…

– Ну, за то, что я обманул вас тогда.

– Да дело не во мне. А в тебе. Ты сам себя обманываешь. Постоянно… Ежедневно…

– Знаешь… – Сергей посмотрел в глаза начальника пронзительно и отчаянно. – Я уже сам начинаю понимать.

– Слава богу.

– Нет, правда, Коля, правда. Ты не веришь? – Он ухватился за полы пижамы, стал притягивать к себе. – Я, Коля, сам себе уже надоел! Честное слово! Вот так надоел! Под завязку!

– Да верю, верю! Отпусти!.. Верю, говорю!

– А ты простил меня?

– Попробуй тебя не простить… – Начальник отцепил наконец его руки, распрямил примятые полы. – Еще в. пятницу. И даже заявление твое – тоже дурацкое! – тоже порвал! Вставай! – Он помог Сергею подняться, принюхался. – Пьяный, что ли?

– Голодный…

– Ну, так о чем разговор?! – потащил Николай Павлович его к себе в квартиру. – Жены, правда, нет дома – картошку, видишь, сам чищу, – ну, а мы и без нее сообразим…

Выпито и переговорено было уже предостаточно, на столе стояла початая бутылка водки, в тарелке безнадежно стыла давно сваренная картошка, а мужики, обнявшись и прислонив голову к голове, пели задушевно и ладно:

 
Синенький скромный платочек
Падал с опущенных плеч,
Ты говорила, что не забудешь
Синий платочек сбере-е-е-ечь!..
 

Николай Павлович поднял голову, посмотрел на приятеля.

– Так куда ты собрался лететь?

– Не куда, а с чего… С дерева! – сказал Сергей.

– С какого дерева?

– С нормального дерева… С высокого. Ты разве не знаешь, что я летающий?

– Что летающий, не знаю, а что чеканутый – начинаю догадываться.

– Я, Коля, серьезно.

– А я еще серьезнее… Какой же дурак дерева летает? С парашютом или без?

– А какой парашют – с дерева? Он же зацепится.

– Ну?

– Просто так, без всякого парашюта,

– А если… того?

– Исключается. Я ведь – экстрасенс!

– Кто?

– Экстра-сенс!

– Ты экстраидиот! Экстрадурак! понял?.. Экстрапсих! И где, интересно, такое дерево для экстраолухов растет?

– На даче у Ларисы.

– У Ларисы?

– У нее самой.

– А она что… тоже? – покрутил Николай Павлович пальцем у виска.

– Нет-нет, – ответил Сергей. – Просто дерево у нее на даче большое.

– А-а… Послушай… – Начальник встал, торопливо вышел в прихожую, заглянул в комнаты, накинул на дверь цепочку.

– Послушай, Сережа… Как она живет?.. Ты ее видел?

– Видел. Сегодня.

– Сегодня?

– Сегодня.

– У тебя что с ней… история?

Сергей засмеялся:

– А может, у тебя?

– Она тебе что-нибудь говорила?

– Я сам не слепой.

– Да!.. – гордо поднял голову Николай Павлович. – У меня была история. Была и больше не будет. И знаешь, почему?

– Знаю.

– Правильно. Потому что я трус… А ведь я ее люблю. Если б ты только знал, как я ее люблю!

– Ну, так в чем дело?

– Что?

– В чем дело, говорю?.. Возьми и… свяжи жизнь.

Николай Павлович глянул на него, усмехнулся.

– В чем дело, говоришь? Во всем!.. Во всем, что вокруг! Ты меня не понимаешь?

– Кажется, понимаю.

– Нет, не понимаешь… Если б ты понимал, ты бы не устроил того, что устроил в прошлую пятницу… Я, Сережа, не могу после этого смотреть ей в глаза.

– А может, и не нужно смотреть?

– Почему?

– Потому!.. Потому что ты сидишь дома и чистишь картошку, пока нет жены!.. Чистишь картошку и думаешь о другой… Вот поэтому, Коля.

Николай Павлович сидел, отвернувшись в сторону, рукой подпирал щеку, о чем-то думал. Сергей тоже молчал, тоже смотрел в сторону, и будильник на столе стучал отчетливо и громко.

Было уже за полночь, а Алиса все не возвращалась.

Сергей сидел на подоконнике ее этажа, курил, весь пол был забросан окурками, а дождь на улице усиливался и лепил в стекло мелко и колюче.

И вдруг он увидел, как у подъезда остановилось такси, чуть погодя из такси выскочили двое и, прячась от дождя, ринулись в подъезд.

Гул их шагов моментально загромоздил весь лестничный пролет, шаги и тяжелое дыхание приближались, потом все на какой-то миг затихло и были слышны лишь сдавленные, страстные вздохи, неразборчивый шепот. Те двое целовались…

И снова шаги, снова бег, снова тяжелое дыхание и смех, снова короткая пауза, когда в образовавшейся тишине особенно отчетливо слышны любые шорохи, любые вздохи. Снова они целовались.

Сергей узнал Алису давно, еще когда она выбежала из такси, а сейчас он видел ее совсем близко – на один пролет ниже, видел, как прекрасно, как великолепно, как замечательно, как красиво она целовалась. С другим…

Он сидел, замерев, боясь погасить даже окурок, чтобы не вспугнуть влюбленных, боясь даже шелохнуться, чтобы не прервать их счастья, боясь даже дышать, чтобы не оказаться в постыдном положении.

С Алисой был тот, высокий. С вечеринки…

– Все, – сказала Алиса и стала отступать от высокого. – Все, все, хватит…

Парень не отпускал, поднимался следом.

– Еще раз, Алиска… Раз! Ладно?

– Нет.

– Ну, Алиска… Еще раз.

– Сейчас мама услышит, будет скандал.

– Один раз…

Он поймал се, обнял, и они опять стали целоваться. Совсем рядом, совсем близко к Сергею.

– Все, пока…

– Пока… Во сколько завтра?

– Я позвоню.

Парень загрохотал вниз, Алиса тихонько, на цыпочках, стала подниматься к себе, и Сергей, находясь на полмарша выше, видел, как она подошла к дверям своей квартиры и принялась тихонько вставлять в замок ключ.

– Алиса… – почти шепотом позвал Сергей.

Она резко и испуганно оглянулась, от неожиданности взвизгнула, нервно и невпопад стала тыкать ключом в скважину, все же кое-как попала и, рванув дверь на себя, исчезла в квартире, со стуком захлопнув ту же самую дверь.

Сергей посидел еще немного, поднялся, стряхнул с себя пепел и, посмеиваясь и крутя головой, стал медленно спускаться вниз…

Позвонил в дверь коротко и осторожно.

Крутнулся ключ, затем второй, и в приоткрывшейся двери он увидел лицо Наташи.

Она сняла цепочку, дала пройти ему, и от нее пахло постелью, сном и дочкой, которая, видимо, спала с матерью.

– Проходи…

– Благодарствую…

Сергей снял мокрые туфли и в носках направился на кухню.

– Есть будешь? – спросила Наташа.

– Нет, нет… Иди спи. Я тут сам.

Она ушла, он выключил на кухне свет и стоял у окна, глядя на пустой и темный двор.

Наташа снова вернулась, поставила к стенке раскладушку, положила рядом постель.

– Ложись и спи.

– Благодарствую…

Он продолжал стоять у окна, она не уходила.

– Что, так и будешь стоять всю ночь?

– Сейчас лягу.

– Сережа…

– Ну?

– Может, хватит?

Сергей подошел к ней, обнял и стоял долго-долго молча и неподвижно.

– А ты же передал, что не скоро вернешься, – сказала Наташа.

– Я не скоро и вернусь.

– А куда ж это?.. Очень далеко, что ли?

– Очень.

– Ну и когда вас ждать?

– Не знаю… Может, день-два, а может…

– Что?

– Может, и дольше.

День воскресный выдался просто удивительным.

Дождь перестал, небо было вымытое и голубое, а солнце, хоть и не такое уж теплое, светило и делало окружающее нарядным, праздничным и чуть нелепым.

Во двор дачи был вынесен весь имеющийся здесь в наличии инвентарь – столы, стулья, посуда, подстилки. Гостей собралось человек за двадцать, и вел этот стол высокий кучерявый парень, очень похожий на какого-то артиста.

– Кто у нас самый красивый? – спрашивал он.

– Серега!.. – дружно и громко отвечали гости.

– Кто у нас самый умный?

– Серега!

– Кто у нас самый сильный?

– Серега!

– Кому сегодня даже двадцати пяти не дашь?

– Сереге!

– А кому даже рубля не дашь

– Сереге!

Сергей, выбритый и подтянутый, сидел во главе стола, сидел прямо и торжественно и после каждого возгласа солидно и согласно кивал головой.

– Кого больше всех любят женщины?

– Серегу!

– Кто больше всех любит женщин?

– Серега!

– Кого отпускает жена без страха и риска?

– Серегу!

– Кто оставляет жену без страха и риска?

– Серега!

Гости хохотали, веселились. Лариса сидела чуть поодаль от Сергея, смотрела на него, улыбалась.

– Кто гуманно называет всех детей в нашем городе – мои дети?

– Серега!

– Кого эти дети заслуженно называют – наш папа?

– Серегу!

– Кто всегда режет в глаза правду-матку?

– Серега!

– Кого не видела вот уже лет двадцать в глаза родная матка?

– Серегу!

– Кто сегодня из мальчишки превратился в мужчину?

– Серега!

– Кого трудно представить превратившимся из мальчишки в мужчину?

– Серегу!

– Так давайте, громадяне, поднимем наши рюмки, стаканы и банки за эту многогранную и. гармоничную личность и пожелаем ему в оставшиеся сорок лет натворить значительно больше, чем он натворил до этого!.. Виват!

Гости закричали, стали тянуться к Сергею чокнуться, а он запрыгнул на стул, со стула на стол и, сделав вдруг двойное сальто, ловко приземлился.

– Без слов, но со смыслом! – закричал кучерявый, и все зааплодировали.

Сергей раскланивался, его со всех сторон целовали – и мужчины, и женщины, а потом кто-то громко и сильно запел:

 
Если на празднике с нами встречаются
Несколько старых друзей…
 

Все подхватили, зацепили друг друга под локти и, раскачиваясь, стали петь:

Все, что нам дорого, припоминается,

Песня звучит веселей!

– Товарищи! – размахивал руками и пытался перекричать поющих кучерявый. – Внимание, товарищи! Песни потом!.. У нас будет еще время на песни и на пляски!.. Давайте продолжим нашу торжественную часть! Кто желает сказать?

– Я! – подняла руку Лариса.

– Лариса Кузьмина!.. Самая загадочная из разгаданных женщин!

Лариса встала, подождала, когда затихнут.

– Я хочу выпить, – сказала она и улыбнулась Сергею, – за того Сережу, которого я недавно узнала… Будьте, Сережа.

За столом загалдели, зашумели, и кучерявый опять стал размахивать руками.

– Товарищи! Вопросы к Кузьминой потом!.. В порядке личного интереса! Да, она узнала, да, она темнит, но право на это мы у нее отнять не можем! Кто следующий?

– Сережа! – поднялась молоденькая вертлявая девочка. – Я вас, честно, не знаю…

– И знать не хочу, – подсказал кто-то, и все захохотали.

– Нет! – кричала, смеясь, девчонка. – Я как раз хотела сказать, что очень хочу познакомиться! О вас много говорят!..

Последние ее слова потонули в диком хохоте, Сергея и ту девчонку подталкивали с двух сторон, стремясь их свести, наконец свели, и Сергей поцеловал новую знакомую в щеку и в губы.

Все аплодировали.

– Я тоже хочу! – подпрыгивала девица с другого конца стола. – Люди, я хочу тоже!..

Ее слова были истолкованы совсем иначе, чем на то она рассчитывала, и снова все смеялись.

– Стоп, товарищи, стоп! – командовал кучерявый. – Так дело не пойдет!.. Ни к чему хорошему мы так не придем! Сережа, лично ты ничего не хочешь сказать?

Сергей поднялся, и все затихли.

Он помолчал, подумал, повертел в руке банку с вином, улыбнулся.

– А знаете что? – Помолчал еще и опять улыбнулся. – Айда купаться?

Он с силой запустил куда-то в сторону свою банку, вскочил на стол, опять двойным сальто слетел на землю, кругом завизжали, кто от радости, кто от страха перед холодной осенней водой, а Сергей уже несся вперед, кто-то пытался его настичь, потом все же настигли, повалили на землю и сразу же образовалась куча-мала, которая все росла и росла за счет прибывающих, а потом откуда-то снизу неизвестным образом выбрался Сергей, запрыгнул на самый верх кучи, скатился вниз и снова понесся к реке по холодной жухлой траве, снимая на ходу рубаху, туфли, носки, штаны…

Остановился на отвесном берегу речки, сзади с гиканием и воплями неслась компания, Сергей поднял руки и, взмыв вверх, красиво и мягко вошел в воду.

Те, что были на берегу, кричали ему что-то, звали, свистели, а он все плыл и плыл, и больше никто не решился последовать его примеру.

Потом он стал нырять, на долгое время уходил ко дну и снова появлялся на поверхности, отдуваясь и радуясь чему-то.

Некоторые из гостей стали возвращаться к даче, некоторые присели на берегу и принялись бросать камни в воду, а Сергей плыл и плыл, пока не скрылся за поворотом речки.

Вышел на берег, отряхнулся.

Пробежал туда-обратно, сделал стойку, прошелся несколько метров на руках. Затем стал прыгать в длину с места и с разбега, и получалось это у него прекрасно. Потом были колесо, фляки, нырки в воду с берега.

И вдруг ему все это надоело.

Он отжал плавки, вышел на лужайку и медленно побрел в сторону дачи.

Там опять пели и веселились.

Сергей подошел к ним почти вплотную, и совсем неожиданно для себя увидел то самое колесо. Большое, старое, деревянное.

У стены сарая.

Подошел к нему, потрогал.

Оглянулся и от неожиданности вздрогнул – за его спиной росло дерево. Высокое, мощное, ветвистое…

Колебался какую-то секунду, потом шагнул, подпрыгнул, зацепился за нижнюю ветку и стал карабкаться наверх.

Взбирался все выше и выше; дача, гости, все вокруг становилось все меньшим и меньшим, наконец он поднялся на самую вершину и от счастья тихонько засмеялся.

Выбрал ветку покрепче и поудобней, ухватился за нее, сбросил ноги и стал раскачиваться.

Раскачивался сильнее и сильнее, ноги его уже взлетали к самому небу, наступал тот самый момент, когда надо отцепиться и полететь, и вдруг ветка, за которую он держался, треснула, обломилась и Сергей со всего размаха полетел вниз…

Ларису будто толкнуло что-то. Она повернула голову и долго смотрела в ту сторону, где, как ей казалось, кто-то упал.

Гости пели, все было спокойно и безмятежно.

Она встала, выбралась из-за стола и пошла к сараю. Нет, вроде ничего нет и никого не видно.

И вдруг она скорее почувствовала, чем увидела, – в траве кто-то лежит.

Лариса бросилась туда, увидела Сергея, распластанного на земле, от отчаяния приложила ладони к безмолвно раскрытому рту и медленно опустилась на корточки.

Прикоснулась к его лицу, провела по царапинам и ссадинам.

Он открыл глаза, не мигая смотрел какое-то время в небо и вдруг стал беззвучно и безутешно плакать.

Лариса сидела рядом с ним, в высокой осенней траве их никто не видел, и она нежно и ласково гладила его по волосам, по лбу, по лицу, размазывая крупные и не-прекращающиеся слезы.