Текст книги "Петр Великий и его время"

Автор книги: Виктор Буганов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 14 страниц)

Двигаясь скорым маршем, Долгорукий не дал соединиться Голому с Некрасовым, перерезал пути от Есаулова к Паншину. 22 августа он осадил Есаулов, повстанцев в котором возглавлял походный атаман Василий Тельный. На помощь есауловцам поспешили из Паншина Некрасов и Павлов. Каратели (1,5 тыс. регулярного войска, конница Шидловского, донцы) пошли на приступ. Повстанцы встретили их огнем («жестоким боем») из пушек и «мелкого ружья». Долгорукий отступил. Но на следующий день есауловцы, «видя… что им в том городе не отсидеться», а Некрасов не успеет прийти на помощь, сдались. Долгорукий приказал четвертовать В. Тельного, двух старцев-раскольников, казнить более 200 человек – каждого десятого (виселицы ставили в городке, пускали на плотах по Дону), остальных привести к присяге.

В тот же день, 23 августа, у Паншина каратели разгромили 4-тысячный отряд повстанцев («кроме жен и детей»), шедших с обозом в 1,5 тыс. телег к станице Голубой, к Некрасову.

Таким образом, в течение одного дня царские воеводы разбили 7 тыс. восставших. Больше половины их были убиты, потоплены, казнены. Узнав об этих поражениях, Некрасов, Павлов, Беспалый, Лоскут с 2 тыс. повстанцев, находившимися в районе Нижнего Чира, «побросав… пожитки», переправились через Дон и с женами, детьми ушли на Кубань.

На Северском Донце продолжали действовать восставшие во главе с Голым и Тихоном Белгородцем. 4 ноября под Решетовой станицей Долгорукий разбил Голого (7,5 тыс. человек). Этого храброго атамана взяли в плен только 2 февраля следующего года.

Каратели беспощадно расправлялись с участниками движения: тысячами убивали в сражениях, сотнями вешали в ходе расправ, выжигали станицы. Все новопоселенные городки предали огню и мечу.

В ходе подавления восстания на Дону погибли многие тысячи его участников. Долгорукий и другие каратели, офицеры и солдаты, получили награды – земли, деньги.

Крестьянская война продолжалась и после погромов на Дону. В районе Саратова вели борьбу повстанцы из донских верховских городков, крестьяне, служилые люди из Воронежа, Валуек и других мест. На реках Медведице, Терсе «стояли» отряды восставших, против которых власти посылали регулярные части, калмыков хана Аюки. С Кубани в 1709 г. приходили на Дон агитаторы от Некрасова, которые приводили в «волнение» казаков, звали их к себе. В мае следующего года сам Некрасов с 3 тыс. казаков, калмыков и кубанских татар появился на реке Берде.

В эти же два года (1709 – 1710 гг.) крестьянское движение продолжалось в Воронежской губернии и многих уездах, расположенных к северу, северо-западу от Области Войска Донского. Движение продолжалось на Нижней Волге, оттуда перешло в Среднее Поволжье. Крестьянские волнения происходили в губерниях Саратовской, Нижегородской, Ярославской, Костромской, Владимирской, Московской, Тверской, Калужской.

В целом крестьянское движение охватило в эти годы почти 60 уездов Европейской России.

Как и в предыдущих крестьянских войнах (в начале, во второй половине 60-х – начале 70-х годов XVII в.), в этом восстании движущими силами были крепостные, дворцовые, монастырские крестьяне, посадские и служилые люди (среди всех них немалое число тех, кто бежал из разных мест и осел на Дону и его притоках), донские казаки (прежде всего голытьба; часть домовитых – в качестве попутчиков в начале движения, в целом же они были на стороне душителей восстания). Участвовали в войне солдаты, драгуны, стрельцы, городовые казаки, пушкари и прочий мелкий служилый люд. Среди повстанцев немало было работных людей, бурлаков с лесных пристаней, где заготавливался корабельный лес, речных судов и плотов, рыбных и соляных промыслов. Поселения раскольников по Хопру, Медведице, Чиру, вокруг Козлова и Тамбова тоже дали многих участников Крестьянской войны. Их веру разделяли выдающиеся ее предводители – Некрасов, Голый, возможно, Булавин, Хохлач.

В идеологии участников третьей Крестьянской войны, как и у их предшественников в XVII в., наиболее ясно, отчетливо выявляются антикрепостнические мотивы, стремления. Прелестные грамоты, «письма» Булавина и других атаманов призывают бить, «сажать в воду», разорять князей, бояр, дворян, помещиков и вотчинников, панов и арендаторов, воевод и старшин, подьячих и прибыльщиков, «немцев» и неправедных судей, «обидчиков», тех, кто «неправду делает»; одним словом – всех, кто олицетворял, осуществлял гнет и насилия по отношению к народным низам, угнетенным.

Правящих лиц, бояр и воинских командиров – «полководцев» они делили на «худых» и «добрых», «хороших» и «злых супостатов». Верили в «доброго царя» Петра I, которому отправляли письма с просьбами, угонорами, по потом, по мере того как начали понимать, что нет надежды на его помощь и управу, – перешли к угрозам (уйти с Дона в подданство к турецкому султану на Кубань, противиться его «полководцам», если они будут разорять казачьи городки). В конце мая 1708 г. Булавин даже запретил под страхом смертной казни упоминать имя Петра I, не говоря уже о повинной ему.

Конечно, не все были согласны с подобной постановкой вопроса, но важно и характерно то, что часть повстанцев разделяла такой взгляд. А он свидетельствовал о том, что в народной среде уже тогда, при господстве в целом царистской идеологии и психологии, проявлялось стремление отойти от устоявшихся в течение многих столетий взглядов и привычек.

Булавин говорил однажды о том, что он хочет в Черкасске «побить стариков за их неправду, что они реку продали бояром». Казаки-повстанцы хотели, чтобы царь не только дал им «милосердое» прощение, но и сохранил за ними право жить «по-прежнему… по казачьей обыкности». Тем самым все они стремились к тому, чтобы жить по-старому на Дону с его вольностями, самоуправлением, без вмешательства «бояр», т. е. царских воевод и начальников, принимать к себе беглых «но старине».

Более широкий характер носят призывы прелестных писем к расправам с притеснителями. Обращены они ко всем угнетенным: крестьянам русских уездов, работным людям, горожанам, служилым, всякой голытьбе, «черни». «Мы стали, – говорится в воззвании Н. Голого, – за всю чернь», «нам дело до бояр и которые неправду делают». Антифеодальное содержание подобных документов, составлявшихся в лагере восставших, очевидно.

Инициатором в третьей Крестьянской войне, как и во второй, под руководством Степана Разина, выступило донское казачество, отличавшееся большей организованностью, грамотностью, военным опытом в сравнении с другими слоями угнетенного населения. Ее участники достигли немалых успехов: вели борьбу в течение четырех лет, освободили от властей значительную территорию, взяли ряд городов (Черкасск и другие городки на Дону и его притоках, Царицын и Дмитриевск на Волге, Борисоглебск и Бобров в Воронежском крае, Ямполь и другие в Слободской Украине), захватили власть в Войске Донском, расправились со многими феодалами, представителями казачьей верхушки и местной администрации, воинскими начальниками. Установили порядки казачьего самоуправления на большой территории, охваченной движением; на ней прекращались работы и платежи в пользу феодалов и казны. В лагере повстанцев было налажено довольно активное делопроизводство, в первую очередь у тех же казаков; они составили и разослали значительное число воззваний с призывами к восстанию, к борьбе с властями и помещиками. Их идеология отмечена антикрепостническими чертами, но в то же время проникнута монархизмом (хотя и появились некоторые признаки отхода от него, хотя бы временного, хотя бы части людей).

Третья Крестьянская война потерпела поражение по тем же причинам, что и другие народные движения: из-за ее в целом стихийного, локального характера, разнородности социальных сил, отсутствия крепкого единства среди них, в том числе в среде донского казачества (противоречия между булавинцами по вопросам стратегии и тактики борьбы, отношения к царю и др.; избрание домовитых на войсковые должности после занятия Булавиным Черкасска; предательство части казаков, поддерживавших связи с карателями, потом выступивших против Бу-лавина, убивших его и захвативших власть в Войске Донском). Повстанцам противостояли значительно более мощные и организованные силы феодалов. Несмотря на то что государство, его администрация, армия были заняты Северной войной со шведами, царь Петр и правительство мобилизовали полки, которые в конце концов расправились с восставшими. Меры и намерения властей в отношении Дона накануне и в ходе Крестьянской войны 1707 – 1710 гг. ясно показали, что они продолжат наступление на его былые привилегии и вольности и, главное, будут всеми силами ограничивать, пресекать массовое бегство угнетенных из центральных районов страны. Впереди маячили потеря прежней донской «обыкности», новые захваты дворянами земель на Дону, окончательное перерождение местной казачьей верхушки.

 От Полтавы к Гангуту

Полтавская победа в корне изменила ход войны, проложила резкую грань между тем, что было до нее, и последующими событиями на театре военных действий.

В Европе пренебрежение к России после Полтавы сменилось потрясением, уважением, смешанным со страхом перед ее мощью.

В обстановке торжеств и славословий у Петра отнюдь не закружилась голова. Он не рвался в бой, чтобы окончательно сломить Швецию. Более того, как и ранее, стремился окончить войну, заключить мирный договор. Сразу после Полтавы Петр выдвинул предложения, довольно умеренные, чтобы были учтены законные интересы России. В них говорится о переходе к ней земель около Финского залива, дававших выход к Балтике. Их передали шведской стороне попавшие в плен к русским генерал Мейерфельд и королевский секретарь Цедергельм. Но Карл XII мирные предложения опять отверг. Как это ни парадоксально, король вел себя так, как будто ничего особенного не случилось. Правитель, разоривший страну и погубивший армию, сам оказавшийся в положении нахлебника в чужой стране, держался самоуверенно, чуть ли не как победитель.

Стокгольмские власти слепо следовали его приказам, благодарили господа за спасение короля, а относительно Полтавского сражения распространяли нелепую версию: там-де 20 тыс. шведов потерпели поражение от 200 тыс. русских!

Правда, Швеция сохраняла некоторые надежды – у нее имелся сильный флот на Балтике, ее территория оставалась не затронутой войной, а шведские войска, помимо самой Швеции, находились в Прибалтике и Финляндии, Померании и Норвегии. Кроме того, имелись основания ожидать военную помощь от государств Западной Европы: Англии, Голландии, Австрии, с одной стороны, и Франции – с другой. Их правители, исходя из своих интересов, рассчитывали привлечь Швецию на свою сторону. Теперь, к их великому огорчению, подобные замыслы рушились. Ошеломленным европейским дворам пришлось срочно перестраивать внешнеполитические комбинации.

Но, несмотря на новый баланс сил, России пришлось продолжать войну, и еще очень долго. Петр и его полководцы, теперь уже гораздо более опытные, вынуждены были снова и снова вести войска в бой, а дипломаты – завязывать и распутывать сложнейшие узлы внешнеполитических задач. Полтавская победа многое облегчила. Так, Саксония и Дания воспрянули духом – Травендальский и Альтранштадтский договоры, унизительные для них, можно было теперь, опираясь на Петра, силу России, разорвать. Август II ввел свои саксонские войска в Польшу, откуда бежал Станислав Лещинский, а Крассау со шведской армией ушел в Померанию. Курфюрст снова заявил о своих правах на польскую корону, от которой три года назад отказался.

В Торуни оба монарха заключили договор о восстановлении союза. Альтранштадтский трактат Август II аннулировал еще в начале августа.

В 1710 г. Речь Посполитая в лице своего сейма в Варшаве признала Нарвский договор 1704 г. и «Вечный мир» 1686 г. С Данией Россия тоже подписала новый договор о союзе и войне против Швеции – прекратилось действие Травендальского трактата. Тем самым был восстановлен Северный союз. Петру удалось также нейтрализовать Пруссию и Ганновер.

Как будто обстановка складывалась неплохая. Но вскоре Петр опять убедился, что в войне со Швецией России нужно полагаться только на себя. Август, не раз битый на полях сражений со шведами, уклонялся от новых военных дел. Дания, правда, активно вступала в борьбу, чтобы взять реванш над шведами. Ее войска появились на юге Скандинавии, сначала били противника, но вскоре, в феврале 1710 г., потерпели сокрушительное поражение от генерала Стенбока.

Русские же армии продолжали одерживать победы одну за другой. 1710 год стал в этом смысле весьма «урожайным». Шереметев со своей армией действовал в Прибалтике; Меншиков, новый фельдмаршал, – в Польше. Сначала русские солдаты взяли штурмом крепость Эльбинг, затем настала очередь Риги.

Рига капитулировала 4 июня после артиллерийского обстрела русских. В марте того же года началась осада Выборга. Но и Выборг по примеру Риги капитулировал. Произошло это 13 июня. А на следующий день в крепость во главе Преображенского полка вошел Петр.

В ту же кампанию перед русскими войсками сложили оружие гарнизоны Динамюнде, Пернова (Пярну), Ревеля (Таллина), Кексгольма (Корелы),

Таким образом, русские войска очистили от шведов Прибалтику. По случаю этого в Петербурге три дня стреляли из пушек, звонили в колокола; на кораблях, стоявших на невском рейде, устроили иллюминацию. Швеции, истощенной и не раз уже битой, ничто не помогало – ни лихорадочные военные акции, ни помощь Англии, Голландии и Австрии на дипломатическом фронте; их усилиями был провозглашен «акт о нейтралитете», призванный предотвратить полный разгром Швеции Россией и появление последней в Западной Европе. Петр 22 июня 1710 г. признал этот акт, чтобы сохранить Северный союз, хорошие отношения с ведущими странами Европы, получить передышку, предотвратить сплочение европейских государств на антирусской основе.

Шведское правительство в Стокгольме охотно и радостно одобрило «акт о нейтралитете». Но не таков был король, чтобы согласиться, – он не утвердил его, и усилия английского и прочих дворов пошли насмарку.

Швеция по настоянию короля готовилась к продолжению войны. Россия и ее союзники, получившие удобный повод, планировали поход в Померанию, где стояли войска противника. В этой обстановке английские политики предприняли новые меры для спасения Швеции; главная их цель – предотвратить усиление России. Ч. Вит-ворту, английскому послу в Москве, присылали инструкции: «прилагать все старания» для того, чтобы Россия снова поставила вопрос о посредничестве Англии в заключении мира со Швецией. Но времена изменились.

Продолжение интриг стран Великого союза против России нельзя расценить иначе, как враждебные действия. Это и попытки разрушить Северный союз (например, склонить Данию к сепаратному миру со Швецией), и переговоры со Швецией, которой обещали в случае продолжения войны с Россией вернуть с помощью «генерального мира» все то, что она потеряла.

Отношения России с Англией в ближайшие годы продолжали оставаться внешне благопристойными, хотя и натянутыми из-за враждебности английского кабинета (как и других европейских дворов) к России. Терпеливая и мудрая дипломатия Петра и его помощников, усиление мощи России делали, однако, свое дело: открытую военную поддержку Швеции Англией и прочими страпамн удалось предотвратить.

Но все предусмотреть невозможно, и следующий, 1711 год принес весьма неприятный сюрприз. Опасность пришла с юга, со стороны Турции. Там полтавскую победу России восприняли со страхом и негодованием. Турция не только боялась возросшей силы России. Она хотела бы вернуть Азов, снова, как и ранее, нападать (вместе с крымцами) на южные пределы России, Украины, Польши. Правда, в январе 1710 г. султан Ахмед III подтвердил условия Константинопольского трактата, заключенного 10 лет назад думным дьяком Е. И. Украин-цевым.

Однако не дремал и шведский король: пустил в ход золото, захваченное с собой изменником Мазепой, который бесславно окончил свои дела на чужбине (умер в сентябре 1709 г.), призанял еще кое-что у английских и голштинских банкиров, да и сами хозяева выдали ему немало денег. Карл делал все, чтобы натравить султана на Россию. У короля в тот момент случилось больше денег, чем у русского посла. Последовала очередная смена везира.

Султан созвал Великий диван (Тайный совет), и совещание высших сановников приняло решение о войне с Россией. Официальное ее объявление состоялось 10 ноября 1710 г. Такой исход событий стал в немалой степени и результатом происков европейских дипломатов в Стамбуле.

Начало конфликта с Турцией, спровоцированного шведским королем и европейской дипломатией, означало для России войну на два фронта. Она была, конечно, нежелательной. Но Петру в пору эйфории после Полтавской победы все виделось если не в розовом свете, то по крайней мере обнадеживающим. Действительно, русская армия после Полтавы считалась одной из лучших в мире. Складывалась как будто благоприятная ситуация: правители Валахии и Молдавии Константин Брынковяну и Дмитрий Кантемир заключили с Петром соглашения с обещанием перейти на его сторону, выделить войска и продовольствие в обмен на освобождение из-под турецкого гнета и переход их владений под протекторат России. Войска и продовольствие обещали и представители сербов и черногорцев, которые, как и другие славянские пароды на Балканах, планировали поднять восстание против угнетателей-османов.

Петр несколько раз пытался склонить султана к миру. Просил Англию и Голландию о посредничестве, чтобы заключить мир со Швецией, говорил о готовности оставить Лифляндию с Ригой Польше, выплатить Швеции компенсацию за часть Финляндии; к России должны отойти только Ингрия, Корела и Нарва. Но не удалось ни то, ни другое. Приходилось воевать на два фронта.

Царь действовал в свойственной ему манере – энергично и напористо. Он внимательно контролировал передвижения своих войск, снабжение их продовольствием, снаряжением, обучение рекрутов, пополнение армии. 25 февраля 1711 г. в Успенском соборе московского Кремля зачитали его манифест, которым объявлялась война Турции. 6 марта Петр выехал в действующую армию. За несколько дней до этого, 2 марта, он своим указом учредил Сенат – высшее учреждение в государстве. По его словам, Сенат создавался на время отсутствия царя:

– Определили быть для отлучек наших Правительствующий Сенат для управления.

Созданный как временный орган, Сенат просуществовал более двух столетий. Царь поручил Сенату высший надзор за судебными делами и расходованием средств, их умножением, ибо, как он написал, «деньги суть артерия войны».

Царя весьма беспокоила предстоящая война с турками. Его опасения очень скоро сбылись. Русские войска, вступившие 30 июня в Молдавию, попали в пекло: стояла невыносимая жара, жажда мучила солдат так, что многие, не выдержав мучений, сходили с ума, кончали с собой. Обещанной помощи, как и провианта, не поступало. Валашский господарь Брынковяну изменил, выдал план войны туркам. Господарь Молдавии Кантемир слово сдержал, но его помощь оказалась не такой существенной, как ожидалось. Не смогли оказать заметную помощь и балканские славяне, угнетавшиеся Портой.

Однако поход продолжался. Русская армия, перейдя Днестр, подошла к Пруту. Петр еще по дороге в армию позаботился обо всем: пополнил рекрутами гарнизоны городов в Прибалтике, ослабленные уходом значительной части войск на юг; торопил военные соединения, идущие к Молдавии.

Везир и турецкая армия подошли к Пруту. 9 июля они полностью окружили 38-тысячную русскую армию. Везир имел 135 тыс., вместе с татарами – 180 тыс. Атаку начали янычары.

Сражение продолжалось три часа. Петровская армия, стойкая и бесстрашная, сумела отбить натиск. Солдатские ружья и особенно артиллерия опустошали ряды турок, потерявших до 7 тыс. убитыми. Русские потеряли гораздо меньше. Более того, в момент отступления врага, по словам составителей «Истории Северной войны», Петр мог одержать «полную викторию», если бы сумел как следует организовать преследование. Но он и его генералы не сделали этого, и не без оснований: русский обоз не успели даже окопать, солдаты были истощены жаждой, жарой, голодом. Положение казалось отчаянным, безвыходным.

Не лучшим было и состояние турок, хотя Петр и русские не знали об этом. Боевые качества русских ошеломили врага. Когда на следующий день, 10 июля, везир приказал возобновить атаки, даже янычары отказались идти в бой.

Турецкая армия, вчетверо превосходившая по численности русскую, была парализована. Но Петр не догадывался об этом. Не знал он и о том, что генерал Ренне, выполняя его приказ, взял Браилов, зашел в тыл туркам, и им грозило окружение. Он послал о том донесение царю, но оно попало… к везиру – русского гонца взяли в плен турки.

Безысходные мысли владели в те дни и часы государем. Перспектива полного поражения, плена и гибели казалась неотвратимой. В тот же день, 10 июля, Петр созвал военный совет. Вынесли решение: предложить туркам начать переговоры; если они не согласятся, то сжечь обоз и атаковать врага. Ответ не поступал – в шатре везира обсуждали письмо русского фельдмаршала, долго и жарко спорили. Крымский хан и Понятовский, ставленник шведского короля, упорно и непримиримо стояли на том, чтобы немедленно атаковать лагерь Петра. Между тем царь, все русские генералы и солдаты, еле державшиеся на ногах от отсутствия воды и пищи (лошади остались без корма – саранча уничтожила траву), ждали ответа. Он не приходил. Послали второго гонца. Напряжение достигло предела.

От турок ни слуха, ни духа. Петр отдал приказ – полкам идти в бой. Те двинулись. Но появился турецкий парламентер, и в связи с его просьбой прекратить атаку, поскольку предложение о мире принято, армия остановилась. Начались переговоры, и Петр бросился в другую крайность: если раньше он явно недооценил силы противника и переоценил свои, то теперь, наоборот, преувеличил мощь турок, готов был на максимальные уступки, чтобы вырвать мир, даже очень дорогой ценой.

Везир, человек в военном деле неопытный, склонялся к миру по многим причинам. Прежде всего турки испугались русских солдат, регулярная армия Петра выглядела несравнимо лучше той толпы, хотя бы и огромной, которую представляла собой турецкая армия. На Пруте стояли отнюдь не все русские силы, и противник это хорошо знал – действия генерала Ренне у Браилова произвели на него сильное впечатление; да и на Пруте он не рассматривал свои захлебнувшиеся атаки, как победу. Более того, турки боялись какой-нибудь военной хитрости русских, так как не верили, что они всерьез хотят мира.

В турецкий лагерь отправился подканцлер Шафиров. На крайний елучай Петр соглашался пожертвовать всем на юге и на севере, лишь бы уйти от позорного плена и рабства. Но до крайних условий дело не дошло. Везир и султан не были склонны, как оказалось, ратовать за интересы Швеции. Относительно своих требований они также проявили умеренность, исходя из сложившейся ситуации.

В русском лагере лихорадочно готовились к прорыву. Русские во главе с полководцем-царем собирались не сдаваться, а сражаться и бить противника, погибнуть, но не попасть в турецкий плен.

Между тем в турецком лагере дело шло к миру. Турки не хотели испытывать дальше судьбу. Переговоры шли успешно и быстро. Янычары, испытавшие 9 июля «твердость» русских, требовали, чтобы везир побыстрее заключил мир, а «они наступать не хотят и против огня московского стоять не могут».

12 июля мирный трактат подписали: с русской стороны – П. П. Шафиров и М. Б. Шереметев (генерал, сын фельдмаршала), с турецкой – великий везир Балтаджи Мехмед-паша. Согласно его условиям, Турция получала обратно Азов; Россия, кроме того, обещала разрушить крепости Таганрог на Азовском море и Каменный Затон на Днепре, не держать войска в Польше, не вмешиваться в ее дела, не иметь постоянного дипломатического представительства в Стамбуле, а также «отнять руку» от донских казаков и запорожцев, т. е. не поддерживать их. Обе стороны согласились в том, чтобы Россия не мешала Карлу XII возратиться в Швецию, по возможности заключила бы с ним мир.

Условия мира нельзя назвать тяжкими и унизительными для России, хотя она и теряла то, что в свое время было завоевано дорогой ценой. Но сохранялись армия, артиллерия (туркам отдавали лишь те пушки, которые имелись в Каменном Затоне), завоевания в Прибалтике (о них даже речь не заходила во время переговоров). Обе стороны были довольны заключенным миром.

Русские колонны в полном боевом порядке, с артиллерией, под бой барабанов покинули свой лагерь.

В Стамбуле ликовали по поводу того, что малой кровью удалось вернуть Азов и другие территории в низовьях Дона и Днепра, отрезать Россию от Черного в Азовского морей.

Петр на Пруте получил памятный урок: потеря осторожности, осмотрительности, расчетливости может обернуться катастрофой для него и его страны. Петр сильно переживал свою неудачу, проводил в думах о бесславном походе бессонные ночи.

После прутского урока Петр, как всегда, рук не опускал, унынию не предавался. Его влекли новые, бесконечные, не терпящие отлагательства дела. Беспокоили заботы, связанные с Турцией и Польшей, Великим союзом и собственными союзниками. При султанском дворе продолжали интриги Карл и его агенты. Они пытались доказать султану, что на Пруте можно было легко пленить царя и его армию.

По султан и его окружение отдавали себе отчет в том, что их стране воевать с Россией не под силу. Шафирову, находившемуся в Стамбуле в качестве гаранта договора, т. е. заложника, откровенно давали это понять, убеждали при этом в необходимости хотя бы какой-нибудь, самой малой уступки – «хотя что малое… по той или по сей стороне Днепра для увеселения султана». Длительные переговоры закончились заключением 5 апреля 1712 г. нового трактата о мире. Содействие оказывали два посла – англичанин Саттоп и голландец Кольер. Эти послы, старавшиеся в Порто ослабить позиции Франции – врага Англии и Голландии, не остались, конечно, без «награждения». Петр испытал явное удовлетворение, получив весть о новом мире, хотя тот содержал более жесткие требования: о выводе в трехмесячный срок русских войск из Польши; ввести их туда снова можно было бы в случае враждебных акций Карла XII. 20 мая великому везиру Юсуф-паше, преемнику смещенного и заключенного в тюрьму Балтаджи, отправили грамоту Петра с извещением о ратификации трактата.

К июню 1712 г. по указанию Петра русские войска ушли из Польши. Лишь крепость Эльбинг осталась пока за Россией – для поддержания коммуникаций с русскими войсками в Померании. Султан питал несбыточные надежды на то, что Польша в конце концов, как в свое время обещал шведский король, станет вассалом Турции, будет давать ей ежегодную и огромную дань. Но Гази, тень аллаха на земле, снова и снова убеждался в бесполезности и вздорности высокого шведского гостя и его химерических замыслов и обещаний. Султан, разочаровавшись в Карле XII, приказал сократить суммы на его содержание. Карл залез в еще большие долги, заключил договор с Францией – обе высокие договаривающиеся стороны планировали военные действия между Турцией и Россией, делили польские и русские земли.

Чтобы не беспокоить Стамбул, Петр приказал вывести из Польши все части, которые там еще оставались, в том числе и из Эльбинга. Однако 31 октября 1712 г. Турция объявила новую войну России, арестовала русских дипломатов. Сулейман-паша, новый великий везир, по подсказке французского посла Дезальера потребовал отказаться от Украины, от всех завоеваний в Прибалтике, а также восстановить Станислава Лещинского на польском престоле.

Петр не поддался этому откровенному шантажу, армии Шереметева под Киевом приказал быть наготове, иметь припасы на семь месяцев (а не на неделю, как в походе на Прут!). Требования султана остались без ответа, и его гнев обрушился на Карла XII и его советников – Понятовского, Дезальера и др.: ведь они обещали, что Россия испугается и без войны пойдет на попятную!

В Турции уж и не знают, как избавиться от шведского короля, который стал для всех обузой. Даже недавний пылкий его сторонник крымский хан Девлет-Гирей возненавидел его. Карла по распоряжению султана решили выдворить силой, и в начале 1713 г. в Бендерах произошел знаменитый «калабалык» – настоящее сражение с осадой и штурмом крепости. Турецкие силы, довольно внушительные (12 тыс. человек) возглавили хан и паша. Турки потеряли до 600 человек убитыми и ранеными, но король все-таки попал в плен к янычарам без четырех пальцев на руках, кончика уха и носа, с переломом ноги. Вскоре он инкогнито покинул страну, которая его приютила и которой он так насолил вместо благодарности. Через Венгрию, Австрию, Германию он возвратился в свою разоренную, обнищавшую а обезлюдевшую страну. Швеция пострадала от короля более всех других! 15 лет он отсутствовал на родине и вернулся туда в сопровождении одного человека – 60-тысячная армия осталась на полях России и других стран.

13 июня 1713 г. заключили новый договор, повторивший с некоторыми новыми уступками условия прежних трактатов, удалось сохранить мир и спокойствие на юге. А помыслы Петра снова и снова обращались к северу.

Досаждали по-прежнему интриги, предательские махинации Августа II. Русские войска, стоявшие в Польше, по существу защищали ее от происков воинственных соседей. Между тем политики Речи Посполитой требовали то вывода русских войск, то возвращения Киева и других русских земель, то передачи ей Лнф-ляндии с Ригой. Петр проявлял сдержанность, объяснял, что присутствие русских войск ограждает Польшу от шведов и турок, что Лифляндию, если ее передать Польше, сразу же отберут у нее те же шведы. При этом не напоминал, что в составе Речи Посполитой томились земли бывшей Киевской Руси – Правобережная Украина и Белоруссия, а их православное население подвергалось притеснениям со стороны католиков.

Петр принял меры, и довольно жесткие, для укрепления дисциплины в русских войсках на территории Польши. Поляки жаловались все реже. Более того, их гораздо больше беспокоило наглое поведение саксонских солдат Августа II, которые, как и все западноевропейские вояки, вели себя крайне грубо, жестоко и разнузданно по отношению к жителям тех мест, где они квартировали.

В стране началась настоящая смута. Поляки требовали, чтобы саксонцы убирались из их страны, просили русских помочь им избавиться от грабителей. По всей Польше и Литве вспыхивали восстания против саксонцев. Поляки просили Петра о посредничестве. Август сначала возражал, но вскоре согласился. Он понимал, что в противном случае лишится польской короны. Петр в марте 1716 г. собрал в Гданьске совещание своих и саксонских министров в присутствии Августа и представителей польских «фракций». Королю вручили «Мемо-рию досад» – перечень всех его предательских махинаций, поступков, обид. Петр не скрывал своего гнева, так как, помимо безобразий Августа в Польше, стало известно, что он собирался использовать посредничество Франции для заключения сепаратного мира со Швецией. Король-двурушник оставался верен себе. Более того, по договору с Францией (1714 г.) он обещал вернуть Карлу XII все земли, завоеванные… Россией!