Текст книги "Сотворение Элсмира"

Автор книги: Виктор Боярский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 8 страниц)

14 марта

 
Когда между «Не быть и Быть»
Лишь тонкий слой палатки,
Нельзя друг друга подводить,
Не правда ли, ребятки?!…
 

12 часов дня. Все та же злополучная точка старта. Пурга третий день, не можем никуда двигаться, еще и по причине известных событий… Вчера весь день продолжались хождения между палатками для совместных и раздельных консультаций по поводу реорганизации команды.

Погода свирепствовала. Мело неустанно и беспросветно. За ночь некоторые собаки оказались погребенными под снегом, пришлось их откапывать. Точно так же, как мы делали в Антарктике, когда периодически во время затяжной пурги приходилось вытаскивать собак на поверхность, поскольку они, уходя в снег, теряли возможность нормально дышать.

Радиосвязь состоялась вчера вечером. В результате обсуждений выяснилось, что, поскольку Джулия твердо решила не возвращаться и использовать для экспедиции упряжку Мартина, Мартин заявил, что он тоже пойдет с нами. Меня в принципе это не удивило – у Мартина не было собственной позиции в этом вопросе, и он сравнительно легко поменял свою точку зрения и, как мне показалось, остался не столько из-за собак, сколько из-за Джулии, что немного оправдывало его в моих глазах. Ульрик на своем решении уйти настаивает, вернее, не хочет его менять. Значит, нас остается пятеро и две упряжки, которые придется делить на три, к тому же Мартин при таком раскладе вынужден будет солировать. Однако делать нечего, решение принято, и теперь только непогода мешает нам начать действовать по «вновь утвержденному плану». В итоге мы имеем те же три палатки, практически то же по весу и объему снаряжение, но меньше собак. Настроение под стать погоде, несмотря на то что некая определенность с планами уже просматривалась. Просто мы сидим уже восьмой день на одном и том же месте.

Сейчас я заварю овсяную кашу для Уилла, который вчера немножко прихворнул, и немудрено – все эти переживания здоровья не прибавляют. Вчера в середине дня немного прояснилось, ветер был по-прежнему сильным, но уже не мело. Мы стоим на припае, слава богу, достаточно прочном. Лед, который был вокруг нас (тот, на котором мы три дня мотались), под воздействием южного ветра унесло до горизонта. Теперь даже при желании мы не смогли бы стартовать с берега. Наш шанс был упущен!

Судьба корейской экспедиции, которая высадилась на мысе Арктический позавчера и ушла, до сих пор не ясна. Если ребята сумели перебраться на относительно нормальный лед, то вместе с ним, по всей вероятности, они и уехали на север, что для них очень здорово, а если нет, то они, конечно, попали в достаточно тяжелую ситуацию в связи с тем, что этим сильным ветром все покрошило на мелкие части и в такую непогоду найти подходящее место для лагеря крайне трудно. Сведений от них нет никаких, и мы до сих пор в неведении, хотя вечером связь была хорошая. Женя сказал, что позавчера они были на льду, а вчера связь должна была состояться с ними через час после нашей. Я последил, но ничего не было слышно ни с одной, ни с другой стороны. Вертолет сегодня вряд ли вылетит. На Среднем погода не лучше – общая метель. Я сказал Жене, что первым же вертолетом, который вылетит на Арктический, всю нашу группу необходимо забрать на Голомянный в связи с тем, что у нас один человек убывает.

Вчера вечером мы пришли к выводу, что все-таки наиболее оптимальным и реальным вариантом будет путешествие с одной упряжкой, с тем чтобы мобильно реагировать на все изменения ледовой обстановки. Однако физическое состояние Уилла и мое в данный момент далеко от хорошего, и мы должны еще раз внимательно рассмотреть все возможные обстоятельства. Спутниковый маяк «Аргос» по-прежнему не работал, у нас не было аварийного маяка системы «Коспас-Сарсат», который в случае необходимости мог бы передать сигнал бедствия, а КВ радиостанция имела всего одну батарею. Короче говоря, есть еще вопросы, требующие разрешения перед стартом. Чтобы их решить, нам нужно быть в базовом лагере, и мы надеемся прибыть туда завтра, а если вертолет прилетит, то и сегодня.

Погода вчера резко улучшилась, стало поразительно тепло – минус 17 градусов – и очень тихо. Конечно, это не сулило ничего хорошего. Ночью опять разыгрался серьезный шторм, на этот раз он обрушился с востока, и палатка тряслась изо всех сил. Утром внутри все было занесено снегом, и наш интерьер сильно смахивал на антарктический. Через вентиляционное отверстие насыпало снега, а с подветренной стороны привалился огромный снежный сугроб в полстены палатки. Пробуждение было точь-в-точь антарктическое.

Тем не менее в семь часов я проснулся и решил попытаться связаться со Средним, однако стены палатки тряслись так, что я отменил свое решение, не выходя из мешка, и добросовестно покемарил еще пару часиков. В девять мы с Уиллом встали, попили какао, я оделся и вышел. Видимость была неплохая, общая метель перешла в низовую. По-прежнему дуло с востока. Сани занесены: одни целиком, другие частично. Собаки чувствовали себя прекрасно, лежали все на виду – никого за ночь не замело снегом. Я обошел весь лагерь. Заглянул в палатки. У девушек все нормально, парни только что проснулись, у них тепло, светло и хорошо. Запустили радиостанцию, вызвали Средний в надежде, что за нами следят, как вчера уверял Женя, но ответа не было. Очевидно, прохождение сигнала плохое, будем ждать вечера. Наша позиция не изменилась – я с утра посмотрел GPS: те же 81°12′ с. ш., 96°10′ в. д., то есть припай не оторвало, так что, если вертолет будет, он нас легко найдет. Вопрос в том, когда он сможет вылететь.

Я припоминаю: на Северной Земле всякий раз в середине месяца случается что-то непредсказуемое. В 1975 году я здесь блуждал в пурге 14 апреля, в 1980 году непогода тоже была именно 14 апреля, и сейчас, в марте, то же самое происходит в середине месяца. Короче говоря, вот уже на протяжении почти 20 лет с тех пор, как я впервые побывал на Северной Земле, здесь по-прежнему действуют свои, североземельские законы. Исходя из этого, я думаю, что наше решение в итоге должно быть таким: попытаться снова выйти на лед и достичь поставленной цели. Сейчас буду варить овсянку. Вчера вечером мы с Уиллом в полумраке нашей палатки поели загадочной синтетической копченой свинины, которая в изобилии будет сопровождать нас, видимо, весь маршрут, и сегодня Уилла скрутило. Он лежит в мешке и стонет. Я-то ее проглотил без последствий, хотя мое отношение к свинине не назовешь дружелюбным. Но здесь у меня все сгорает, как в реакторе… Кашель мой чуть ослабевает. Принимаю пенициллин. Правда, ночью опять чувствовал себя немножко влажным. Возможно, так на меня синтетический костюм влияет, не знаю. Здесь все как-то сдали в последние весьма напряженные дни: кто кашляет, кто чихает, кто мрачнеет день ото дня – долгое сидение на месте плюс влажность и минус температура окружающего воздуха для нас не остаются без последствий. Одна надежда, что хуже не будет, хотя всегда есть возможность – это направление развития событий, как правило, более проторенное… Сидим, ждем вертолет, у самого что ни на есть настоящего моря…

15 марта

 
Когда расклад не угадать,
Чтоб не хлебнуть вам Лиха,
Не стоит на судьбу пенять,
Поверьте, что, если искать,
Всегда найдется выход!
 

14 часов. Только что приходила Такако, и мы беседовали втроем достаточно долго и, естественно, опять все о том, как нам организовать команду в новых обстоятельствах. Вчерашний план, предложенный Уиллом, идти со мной к полюсу на одной упряжке, девушкам остаться в базовом лагере для сбора и передачи информации об экспедиции в Интернет, а Ульрику с Мартином уехать с собаками через Петербург в Данию не нашел поддержки со стороны Такако, потому что она, как и Джулия, готовилась к переходу, а не к тому, чтобы сидеть в лагере. Во время нашей беседы родилась новая идея. Она, в общем-то, высказывалась и до этого – идти вчетвером, используя для этого упряжку Мартина, взяв из нее самых послушных, управляемых собак. Джулия с Такако пойдут с этой упряжкой, мы с Уиллом – со своей. Комбинация выглядела вполне реальной, девушки тогда могли бы выполнять свою программу по съемкам фильма и по подготовке информации для Интернета. Идти вчетвером с двумя упряжками было бы, конечно, правильнее, чем с одной, но поскольку Мартин вчера решил не покидать команду, то получалось, что возникал пятый участник с функциями третьего, который, как известно, лишний. Впятером на двух упряжках – расклад неудачный, особенно для длительного путешествия. Встал вопрос: кто должен выйти из игры? Несложно догадаться, что мы, посовещавшись, приняли решение (пока в отсутствие Мартина), что из команды должен выйти все-таки Мартин, хотя бы потому, что он уже один раз выходил и знает лучше нас, как это делать.

Я сказал, что, если уж на то пошло, можно, в принципе, даже не считаться с решением Мартина остаться, потому что, смалодушничав раз, он вполне может сделать это вторично. Это во-первых. Во-вторых, самой удачной и сбалансированной была бы команда из четырех человек. В итоге мы решили что нам следует сделать, чтобы сэкономить, насколько возможно, свой бюджет и все-таки совершить экспедицию, спасти ее, несмотря на все задержки и все изменения, вызванные решением Ульрика.

Основной план выглядел так: мы сейчас, то есть завтра, если позволит погода, вернемся в базовый лагерь, там все рассортируем и сформируем упряжки, снаряжение и продовольствие в расчете на четырех участников. Ульрик и Мартин, оставив себе 14–15 собак, отправятся домой через Санкт-Петербург. Мы останемся дней на 8—12 в лагере, чтобы все еще раз тщательно подготовить, взвесить, проверить аппаратуру, наладить связь с Интернетом по телефону, починить сани. Где-то в конце марта вылетим уже одним вертолетом на 85-ю или 85-ю с половиной широту (докуда долетит вертолет без заправки) как в стартовую точку. Стартуя с этой широты и имея в запасе около трех недель времени, мы вполне могли рассчитывать на то, что дойдем до полюса 22 апреля. Эта дата, именно 22 апреля, когда все человечество празднует Международный день Земли, была заранее согласована со спонсорами.

После полюса все должно было пойти по заранее разработанному плану, если, конечно, никто более не решит покинуть команду. Этот план в нашей ситуации выглядел наиболее предпочтительным.

Однако вопрос об исключении Мартина из команды с ним самим не обсуждался, а если принять во внимание проявившееся в последнее время несколько более чем просто дружеское отношение Мартина к Джулии, то разговор о том, чтобы убедить его принять наш план и добровольно выйти из игры, будет нелегким. В противном случае придется, увы, применить какое-то волевое решение, так как колебаться больше нам нельзя. Нужно, реорганизовавшись и пересмотрев свои порядки, как можно скорее попытаться сдвинуться с мертвой точки, в которой мы оказались, и начать экспедицию.

Решили перенести обсуждение этого плана в базовый лагерь. На этом этапе (без учета мнения Мартина) он позволял нам придерживаться данных спонсорам обещаний достигнуть полюса 22 апреля и выполнить образовательные программы для Интернета, несмотря на заметно поредевшие ряды.

16 марта

 
Который день под вой пурги
Наш быт течет неспешен,
Но отдадим мы все долги,
Все вновь вернется на круги,
Когда начнется «Экшн».
 

Утро. Какое утро?! Без двадцати двенадцать! Минус 20 градусов. Ветер сейчас немножко ослабел, но повернул чуточку к северу, и по-прежнему видимость так себе, не ахти какая. А вчера он всю ночь свирепствовал, гнал низовую метель при полной, так сказать, вертикальной видимости – при звездах и полной луне, и палатка трепетала всю ночь.

Вчера по радиосвязи нам поначалу удалось поговорить с Голомянным, но батареи быстро скисли, и концовка связи была скомкана. Однако главное мы узнали: по-прежнему на Среднем метет вовсю, и в такую погоду подготовка вертолетов, если и возможна, то займет очень много времени. Вообще-то, прозвучало это так, что могут попытаться это сделать, но, если получится, то не ранее второй половины дня. Однако я подумал, что все это маловероятно, учитывая открытость вертолетной стоянки на Среднем и имеющийся в наличии минимум технических средств.

Что касается корейской экспедиции, то у меня сложилось впечатление, что они все-таки находятся на льду, и их, к счастью, отнесло ветром в правильную сторону. Но они на плаву и на поверхности. Последняя информация о них, полученная от их маяка «Аргос» три дня тому назад, свидетельствовала о том, что они были без малого в 40 километрах к северу от мыса Арктический. После этого информации не поступало, и во время вчерашней связи я так и не понял, что с ними – я услышал голос базового лагеря на корейском языке, а ответа не было. Значит, сегодня узнаем, что будет дальше.

У нас все по-прежнему. С утра всех обошел. Уилл плохо себя чувствует, как вчера лег в спальный мешок, так весь день в нем и провалялся. И вечером, когда я пришел с радиосвязи, он был глубоко внутри и издавал оттуда рычащие, рокочущие, гортанные, кашляющие звуки, которые свидетельствовали о том, что у него воспалительный процесс, к сожалению, не приостановился, а, возможно, даже опускается ниже так же, как и у всех нас. Сейчас он опять кашляет, лежит в мешке рядом. При нашем, уже долговременном безделье сон не ахти какой глубокий, но сегодня мне удалось немного покемарить. Я проснулся где-то в семь часов, заставил себя опять закрыть глаза. Палатка тряслась, снежок с потолка капал на лицо – все по обычной схеме. Уилл проснулся около полдевятого, придвинул к себе печь, запустил ее и вынудил меня тоже вылезти из мешка. Он готовил себе завтрак, чтобы подкрепиться и заесть антибиотики. Уилл поел овсянки и опять нырнул в мешок, поскольку делать было особенно нечего. У меня состояние сегодня настолько лучше, что я решил: настала пора эту скотскую ситуацию, когда ночью потеешь, а утром даже помыться не можешь, как-то преодолеть. И пошел ва-банк, точнее под снежный душ, раздевшись, с полотенцем, как и положено. Вылез в вестибюль, открыл дверь, смотрю – напротив Такако метет что-то. Пришлось подождать, пока она заберется в палатку – ведь одежды на мне, кроме полотенца, не было никакой. Улучив момент, я выскочил наружу и наскоро обтерся снегом. И вот оно пришло, к моему большому удовольствию, то прежнее чувство, какое всегда возникало у меня в палатке после снежного душа, когда раскрасневшаяся кожа парит и мир кажется совсем другим – теплым и уютным, а заспанная физиономия Уилла, торчащая из спального мешка и взирающая на мои экзекуции осуждающе-одобрительно, ничего, кроме веселья, не вызывает. После этого я разогрел свою вчерашнюю лапшу и сдобрил ее на этот раз обильной порцией масла и сахара. Потом выпил какао и пошел откапывать палатку, поскольку за ночь на подветренной стороне снег наслоился выше ее середины, отчего внешний вид нашего жилья выглядел очень мрачно. Довольно плотный снежный надув пришлось разбирать руками, с тем чтобы не повредить палатку. Потом я пошел к девушкам. Они блаженствуют при работающем примусе, пьют по очереди чай, кофе, какао и, мягко говоря, не знают, что делать. Как ни крути, а все разговоры только о том, что случилось в команде. Если посмотреть на ситуацию несколько со стороны, уже пережив ее, то можно заметить, что несмотря на большие потери, понесенные экспедиционной частью проекта, образовательная часть не пострадала и при правильном подходе могла быть за счет нее даже расширена. Ведь подобные ситуации случаются и в обычной жизни, и потому наш небольшой опыт преодоления таких трудностей мог бы стать полезным для других.

Как должна группа действовать, когда один из ее участников в самый ответственный момент ее подводит? Отказаться от задуманного и, что называется, сложить оружие? Это было явно не по душе всем оставшимся. Или перестроиться и выполнить задачу на том уровне, который возможен в наших условиях? Мы остановились на втором. Всем, кто следит за нашей экспедицией, будет, наверное, небезынтересно узнать о том, как мы реорганизовали команду: кто взял на себя функции радиста, навигатора и врача взамен Ульрика, а также о том, как мы преодолевали эту, без сомнения, непростую психологическую ситуацию, сложившуюся в команде.

Опять поднялся ветер. Он никак не может успокоиться – то приляжет, то присядет, то поднимется, как сейчас, и опять задует. Какой-то уж очень глубокий циклон застиг нас вблизи берегов; кроме того, находящиеся поблизости ледниковые купола определяют такой ветровой режим, а точнее, его отсутствие. Подобная продолжительность непогоды в это время года удивительна, но мы (да и не только мы) при всем желании ничего с этим поделать не могли, и оставалось только ждать и надеяться на Господа Бога, который, по слухам, как раз погодой и заведует (в том числе).

17 марта

 
С десяток ответов на сотни вопросов
И больше навряд ли найдет
Наш разум и опыт в плену у торосов,
Где ветер гортанно поет, как Утесов,
Про белых ночей забытье.
 

Мы все на том же месте. Но сегодня в первый раз – просветление. 10 часов утра, 28–29 градусов мороза, солнце, легкий ветерок, видимость неплохая. Все шансы на то, что вертолет сегодня прилетит и заберет нас отсюда в базовый лагерь.

А вчера, вчера, как у Пушкина, – «Вечор, ты помнишь, вьюга злилась…» – сплошная снежная круговерть. Уилл лежал весь день в спальном мешке, страдал, бедолага. Что-то его прихватило, скрутило очень сильно. Во второй половине дня практически ничего не делали, лежали на спальных мешках и думали о своем и нашем общем. Я изучал свой GPS и, понятно, периодически впадал в забытье, как принято у полярников, когда ожидание погоды или чего-то еще, сулящего перемены в монотонности бытия, затягивается, – и приятно, и время течет незаметнее… Мело, видимость была очень слабая – белая мгла. Безрадостная картина. Посетил палатки. Такако тоже прихватил преследующий нас вирус – температура 38,8 градуса.

Дополнил безрадостную картину вчерашнего дня выход из строя, похоже насовсем, радиостанции. Хотя я и зарядил батареи нормально и даже два раза услышал Голомянный, однако потом связь пропала, и у меня почему-то появилась уверенность, что пропала окончательно. Нужно чинить станцию основательно. Словом, куда ни кинь – всюду клин, как говорится.

Мартин с Ульриком пребывают в неге на своих спальных мешках. Мартин нацеливается идти к полюсу, Ульрик – уехать. Девчонки хотят продолжать поход и отдыхают.

Сегодня примерно в половине шестого неожиданно залаяли собаки. Я вылез из мешка, посмотрел – как будто все нормально. Уже светало, зашел в палатку, опять заснул. Уилл взбодрился раньше. Попил, заснул, встал, начал суетиться с водой. Мне тоже пришлось встать. Начали разворачивать завтрак. Наконец-то Уиллу удалось поесть в первый раз лапшу, которую я сварил вчера. Однако воду пить было невозможно – снег из мешка, который стоял в предбаннике, к нашему большому удивлению, оказался соленым. Причину этого явления искали недолго. Я набрал вчера свежего снега, но стоял он в вестибюле на полу, на морском льду, и соль впиталась в снег через легкую незащищенную ткань мешка.

План эвакуации следующий: троих – Ульрика, Уилла и Такако, поскольку она плохо себя чувствует, одну упряжку, двое саней и скарб, который мы найдем вокруг, отправим первым вертолетом, я, Мартин и Джулия останемся до второго вертолета. Если состояние Такако улучшится, то я улечу на первом вертолете, чтобы организовывать и обеспечивать нашу работу на месте.

После завтрака начнем раскапывать наши палатки, сани, чтобы быть готовыми к прилету вертолета. На 17 марта мы бездельничали здесь практически неделю.

18 марта

 
А вертолеты в непогоду не летают —
Снега все белые веревки вьют,
Надежды потихоньку засыпая,
И лишь во снах коротких вдохновляет
Зовущий нас непройденный маршрут.
 

11 часов утра. Ну и где это классическое: «А нынче, посмотри в окно…?». Спрашиваете – отвечаем: «Нигде!», и не только потому, что нет окна, но и потому, что и смотреть-то не на что – все те же снег и ветер, ветер и снег. Всю ночь опять хлестала пурга.

Вчера, как я и предполагал, вертолет не прилетел, несмотря на большие ожидания и приличную погоду. Тем не менее в 3 часа дня забрезжила надежда, потому что Уилл якобы услышал вертолет, пролетавший в сторону мыса Арктический. Мы откопали палатку, сложили все внутри, оделись и затаившись, чтобы не спугнуть удачу, сидели в полной готовности. Ветра не было, однако было прохладно – минус 30 градусов (без ветра минус 30!). Да, ожидание, вообще говоря, особо никогда не греет, а тем более если, оно затянулось – в нем явно присутствует элемент замерзания. Просидев примерно до половины шестого, мы поняли, что наши ожидания сегодня беспочвенны, и я пошел к Ульрику с тем, чтобы хоть радио взбодрить. Может, удастся узнать, что происходит на Среднем. Антенна была установлена, Ульрик попытался слегка подогреть остывшую радиостанцию – может быть, ей просто, так же как и всем нам, не хватало тепла. Подготовив все, отложили эфир до полвосьмого – обычного времени нашей связи.

Поскольку Такако чувствовала себя уже неплохо, я решил лететь с первой группой, вместе с Уиллом и Ульриком. Мы забирали одну упряжку, сани, весь экспедиционный скарб, который только можно было собрать. Две палатки и три человека оставались на второй рейс.

Однако и сегодня нашим планам не суждено было сбыться – вертолет не прилетел. Вечером опять не было связи. Несмотря на подогрев, радиостанция не заработала и, похоже, действительно вышла из строя: она не держит частоту, срывается, и ни приемник, ни передатчик вообще не работают. Вообще-то, эту радиостанцию Уилл получил пару лет назад и не где-нибудь, а в самом Вашингтоне, из рук какого-то пентагоновского специалиста, уверявшего, что подобные станции широко используются, в том числе и не совсем в мирных целях, и абсолютно надежны. Мне пришлось во время наших канадских экспедиций довольно тесно общаться с ней. Не скажу, чтобы это общение доставило мне удовольствие, – я вообще не очень люблю аппараты типа черного ящика из-за минимума настроек и максимума неопределенностей в случае какой-то нештатной ситуации. Вот и сейчас станция не подавала признаков жизни, и ничего, кроме замены батарей, мы не могли придумать для того, чтобы вернуть ее к жизни. Сейчас оставалась только надежда на портативную радиостанцию «Недра», которая была у меня в Петербурге. Я ее с собой не взял поскольку Уилл, по-американски скептически относившийся к торговой марке «Сделано в России», даже и мысли не допускал о возможной замене его радиостанции на мою. Однако сейчас он должен был согласиться, ибо даже сделанная в Америке, но неработающая радиостанция была менее полезна для нас, чем сделанная в России, но работающая! Я собирался попросить своих ребят в Петербурге доставить нам ее на Голомянный с ближайшей оказией. Для полного счастья нам надо было бы еще взбодрить наш спутниковый маяк «Аргос», и можно было бы пускаться в путь.

Уилл вчера немножко приуныл, так как ожидал, что вертолет все-таки прилетит. Он уже строил планы, как будет лечить свою простуду. Он сидел в костюме, нахохлившись, как петушок, внутри палатки, в которой было свежо из-за проникающего сквозь неплотно закрытые молнии холодного воздуха. От длительного пребывания палатки на одном месте молнии входных дверей в их нижней части заледенели. В конце концов мы решили устранить эту проблему, отогрели заледеневшие молнии, чтобы они плотно закрывались, и стало немного теплее.

Ввиду предстоящей продолжительной зимовки, я вылез из палатки, чтобы заправить наши бутылочки с топливом. Заправка на ветру и при 30-градусном морозе моими обмороженными пальцами заняла довольно много времени. Приходилось то и дело согревать руки, ибо не слушались они, и пальцы, вестимо, не гнулись… Но в конце концов и это было сделано. Обсыпал уже откопанную ранее палатку снегом, закрепил оттяжки, нашел часть провианта, который уже находился на улице и вернулся назад в палатку. Жизнь снова входила в свое привычное и занудное русло.

Уилл раскачивался, как раввин на молитве, в своем спальном мешке. Я приготовил на этот раз лапшу и не постеснялся щедро запустить к себе в тарелку ставшую ненавистной Уиллу свинину. Без мяса ужин выглядел достаточно неполноценным, особенно когда холодно. Действительно, съев граммов двести этой антиамерикански настроенной свинины, сдобренной большим количеством спагетти, я почувствовал себя намного увереннее. После этого я отправился к ребятам, но, поскольку радио не работало, не стал долго задерживаться у них. Когда я через полчаса вернулся в палатку, в ней было темно и холодно. Уилл, укрывшись с головой, лежал в мешке и кряхтел – видимо, чувствовал он себя неважно. Не зажигая печки, я тоже залез в мешок.

Ветер заметно посвежел. Засыпая, я почувствовал, как он набирает силу, и как палатка, стоявшая доселе более-менее спокойно, начала трястись и трепыхаться на ветру, словно уши африканского слона во время бега. Спать мне это совершенно не мешало, в мешке было тепло и достаточно уютно. Я впал в привычное состояние полудремы-полусна, инстинктивно прислушиваясь ко всем доносившимся снаружи звукам, из которых доминирующим был звук полощущейся на ветру палатки.

Около 11 часов вечера Уилл проявил какую-то подозрительную активность. Я высунул голову из мешка и понял, что он решил-таки поужинать, хотя до этого есть отказался, сославшись на большую усталость и недомогание.

Утром непогода свирепствовала, в палатке стоял неясный полумрак. Желтый цвет наших стен все время создает некую иллюзию светлого и погожего дня. Однако, как правило эти иллюзии немедленно рассеиваются, как только откроешь дверь палатки и выглянешь наружу. Я разделся и выскочил на снег, чтобы принять традиционный душ. То что я увидел, меня совершенно не обрадовало: сильная низовая метель, вновь от юга, вертикальная видимость неплохая, просматривается бледно-голубое небо, но горизонт размыт и видимость по горизонтали такая, что оставляет мало шансов на возможность прилета вертолета. Баллсер – самый крупный пес из всех наших собак, спал, отвязавшись, вдалеке от палатки, но я не стал его тревожить, пусть спит там, где ему нравится. Это у них единственная привилегия в такую поганую погоду. Очень уж много снега набивается в собачий мех, и, конечно, им нужно активнее двигаться, чтобы от него освободиться.

Уилл, который, по его словам, пропотел сегодня ночью еще сильнее, чем вчера, вывесил свой спальный мешок сушиться. Что у него получится, не знаю. Очередной день ожидания. Плохо, что мы без связи и не можем узнать, что происходит на самом деле, чего нам ждать и чего не ждать. Но поскольку позиция наша известна, и Женя знает, что мы намерены эвакуировать группу на станцию, значит, остается только ждать.